Ожидая папеньку, я стояла у боковой лестницы, что вела из гостевого крыла, и видела очень много знакомых лиц. Нет, ни с кем из них я, конечно же, не была знакома, но портреты, что мы видели на занятиях по современной истории, были нарисованы очень хорошо. Вот круглое лицо незаметно переходящее в блестящую лысину - премьер-министр со спутницами (судя по возрасту жена и дочь).
Вот тот щеголь, что больше походил на молодого повесу - лучший выпускник столичной академии магии, о котором молва лет десять назад и до нас донесла восторг императора и признание магов всех мастей и рангов. Нынче он министр магии. И я даже смутно помню его по императорскому балу.
А худощавый, высоченный мужчина с седыми длинными волосами и огромнейшим носом - министр финансов. Его имя связывали с новой политикой, благодаря которой наш император стал уделять пристальное внимание безмагическим зонам и именно благодаря этой политике наши мастерские стали Академией.
Ещё разглядела несколько знакомых мужских лиц в окружении сияющих в прямом и переносном смысле дам, но не смогла точно вспомнить - кто из них был министром безопасности, а кто - общих вопросов.
Потом ещё какие-то важные генералы, будто строем вышедшие из генерального штаба и, не нарушая этого строя, двинулись прямо сюда. Только по пути прихватили сияющих дам. Ещё увидела бургомистра столицы, полицмейстера... И это только те, кого я узнала - слишком уж они были известны, но было и множество других лиц, которые показались мне смутно знакомы, хотя имён их я вспомнить не смогла.
И вот, глядя на этот поток людей, звенящий, гудящий и шумящий в высоком холле дворца Делегардовых, людей, красиво и богато одетых, на то, как просто и легко разговаривает с ними князь Юлий Иммануил, как приветливо улыбается княгиня Ольга Леоновна, стали заполнять мою душу страхи.
Кто такая я? Простая девчонка, ни с кем здесь незнакомая, да, умная, да, кое-что умеющая, но без малейшей капли магии. Да, богатая наследница, но куда мне до моему отцу, купцу в первом поколении, до всех этих министров и генералов? И Вольдемар, сын князя, сильный маг, с блестящим образованием той же столичной магической академии, наследник и продолжатель дела самой сильной техномагической школы империи.
Не пара мы, ох, не пара. И чем больше я это понимала, тем сильнее становилось моё подготовленное и отрепетированное «давайте отложим решение этого вопроса» становилось похоже на «отведи от меня этот ужас, пресвятая механика!»
Немного сил прибавило лишь появление Зуртамского.
Он, конечно, явился не один. Я ожидала, что будет под ручку с какой-нибудь несносного сияния и красоты барышней. Но нет, наш староста всея академии явился в кругу родственников. Их было так много, и все такие похожие - высокие, широкоплечие мужчины, темноволосые, смуглые и черноглазые, и такие высокие статные, женщины, может, чуть более изящные, хотя тоже в основном брюнетки.
Но среди всех этих Зуртамских я видела только одного. И всё потому, что он каким-то непонятным образом смотрел на меня.
Он не мог меня видеть!
Не мог - я предусмотрительно спряталась за плотным плюшевым занавесом, что отделял боковой коридор от основного, а щель, через которую я смотрела, была узенькая, едва заметная, эдакий тонюсенький зазор между стеной и складкой тяжёлого ярко-синего плюша.
Но наш староста впился в меня глазами, казалось, что его зрачки смотрят мне прямо в мои, и не сдвигаются ни на йоту.
Я закусила губу и осторожно отстранилась от щели, придерживая ткань и стараясь, чтобы ни одна ниточка, ни одна складочка в занавесе не шевельнулась. Обернулась, окидывая взглядом коридор - всё было спокойно, никого, кто бы мог выглядывать из-за занавеси и выдать моё присутствие, не было, дыр в ткани тоже не наблюдалось, платье моё, предусмотрительно прижатое коленом к стене, не могло выглядывать в коридор. Я ещё раз осмотрелась. Даже если бы и выглядывало, снизу его просто не было видно за балясинами лестничных перил!
Как же он меня заметил?
Чепуха какая-то. Наверное, пристальный взгляд Зуртамского мне просто показался. И я снова приникла к узкой щели.
Не показалось!
Староста уже уходил следом за своей роднёй, под руку с Мараей (откуда она только взялась?). Вот только смотрел через плечо, и смотрел на моё укрытие, на занавесь из ярко-синего плюша, а, казалось, что смотрит мне прямо в глаза.
Я мягко отошла в сторону, оперлась на стену спиной и длинно выдохнула. Сердце трепыхалось где-то в горле, и разум тонул в непонимании. Как? Как он это делает?
Да, войти в семью Делегардовых мне было страшновато, но вот эти взгляды нашего дуболома-старосты... То в академии куда ни глянешь - везде он, теперь и через стены видит. Может, это какая-то магия? Вот уж когда пришло время пожалеть, что я не маг!
А прекратит ли он преследовать меня свои взглядом, если я стану невестой наследника Делегардовых? Хотелось бы верить.
Ну а с другой стороны - что мне его взгляды? Дыру он во мне не протрёт.
- Лиззи, доченька, - пропыхтел знакомый голос.
Оглянулась. По коридору ко мне шёл отец, и я улыбнулась.
- Ах, батюшка, наконец-то! - проговорила с облегчением и отлепилась от стены.
- Пойдём, дитя моё? - он подставил мне локоть. И я с радостью ухватилась за него - вот лучшая, самая надёжная опора в этом мире. От важных гостей не защитит и не закроет, но рядом с ним я буду чувствовать себя немного уверенней.
В огромной бальной зале кружились пары, гости поодиночке и группами разговаривали, закусывали у столов, что жались вдоль дальней стены, привлекая не танцующих гостей.
Вокруг стоял знакомый шум - шум бала, который так нравился мне раньше, а сейчас... сейчас пугал.
Да, раньше подобное меня развлекло бы и порадовало. В нашей глубинке балы не были частым явлением, потому всегда были ярким событием, праздником, и поэтому запоминались надолго.
На наших балах всегда случалось какое-нибудь происшествие, которое выделяло каждый из ряда других. Как-то мэр поскользнулся прямо в танце, упал и сломала руку, в другой раз случилась громкая ссора двух девиц за жениха - худосочное создание, в котором хорошего-то и было, что его принадлежность к сильному полу. В общем, когда балы бывают раза два-три в год, то хорошо запоминаются и делят этот год на "до" и "после", даря ощущение праздника.
Да, раньше я бы порадовалась такому событию. Но сейчас...
Мне было страшно: столько людей, все важные, известные, все как один аристократы, а тут мы с папенькой....
Я судорожно цеплялась за локоть отца - я чувствовала себя ужасно неловкой провинциалкой, самозванкой, обманом попавшей в высший свет и потерявшейся в этом блеске и роскоши.
Неожиданно прямо передо мной появился Вольдемар и пригласил на танец. Отец одобрительно покивал и остался стоять у колонны, а у меня закружилась голова то ли от музыки и ритма танца, то ли от близости развязки.
Вот оно, опять! Раньше я бы обязательно радовалась и самому танцу, и кавалеру, а теперь тревога мешала радоваться и наслаждаться моментом.
Княжич отлично танцевал, был предупредителен и галантен, но вот этот его взгляд... Глаза вроде светлые, но из-за наклона головы они всегда в тени, и разглядеть, серые они или голубые, а, может, и вовсе зелёные, мне никак не удавалось. И что означал этот взгляд исподлобья, с едва заметной улыбкой, в упор и без единого слова, я понять не могла.
Оценивает? Любуется? Испытывает? На что-то намекает?!
На что?
Мы кружились в танце, а я погрузилась в размышления, перебирая варианты и прикидывая. Взгляд как-то сам по себе приклеился к уху моего молчаливого партнёра. Сначала за правое, потом за левое. А когда взгляд двигался от одного уха к другому, могла рассмотреть ещё и губы - тонковатые, с чуть заметной улыбкой. Молчащие.
Я и сама молчала. О чём говорить? О погоде? Нелепо. О бале? Только начался. О его костюме? Вроде неприлично. О своём платье? Ещё более неприлично. О безмагических зонах? Не для того мы тут танцуем. О том, что не хочу за него замуж? Несвоевременно.
Я пыталась выудить какую-нибудь тему из того, что мелькало за плечом Вольдемара. Музыка? Кружащиеся пары? Убранство зала?
Вот мимо порхнула Марая. Взгляд мимолётный, гордый, полный торжества. Победу празднует? Ах, ну да, она же танцует с нашим старостой.
Тёмный взгляд Зуртамского уцепился в меня был, и показался ещё более жгучим, чем всегда. Да что такое?!
Нет вокруг никого, ни Марай, ни Зуртамских. Я просто танцую на балу. И я перевела взгляд на другие пары.
Тут же перед глазами оказались губы - тонковатые, с чуть заметной улыбкой. Молчащие.
Вольдемар.
Может, бросить всё и сбежать? Нужна ли мне эта помолвка?
Но Вольдемар, как нарочно, и после танца был рядом - то подзывал официанта, то подавал мне с разноса бокал с игристым вином, то пристально смотрел, как я отпиваю, морщась от пузырьков, шибающих в нос. Ожидал, наверное, когда выпью вино, чтобы отобрать бокал и снова пригласить на танец.
Но я держалась. Я крепко держалась за стеклянную ножку и легонько обмахивалась веером, так предусмотрительно подаренным княгиней специально к этому вечеру. Делая маленькие глотки, я растянула игристое на целых два с половиной танца, а потом причины отказывать Вольдемару не стало, и я снова кружилась с ним в танце, перебирая возможные причины тяжёлого взгляда.
Я старалась смотреть поверх плеча княжича, ни на чём не задерживать взгляд, и мне это прекрасно удавалось, думаю, не без помощи вина, - всё мелькало и вертелось перед глазами, пузырьки из желудка подпрыгивали к нёбу и продолжали щекотать горло. Только теперь я не морщилась из-за них, а прикрывала глаза, позволяя увлечь себя в танце. Хоть потанцую.
Глаза его, непонятный этот взгляд я видеть не хотела, я хотела к папеньке, ещё неплохо было оказаться в мастерской, не возражала бы и против библиотеки, а вот балы я, кажется, с сегодняшнего дня не люблю.
И когда я пила новый бокал игристого и бездумно улыбалась, нас нашёл слуга и пригласил к князю. В глазах от волнения затуманилось, сердце сбилось с ритма, жаль, не сбилась с шага нога, не подвернулась, не поскользнулась, чтобы оттянуть решительный момент.
Я всё же нашла что-то хорошее в нашем шествии. Не буду скрывать - я радовалась, что можно не танцевать с Вольдемаром. Почему-то мне не приходило в голову, что танцевать можно и с кем-нибудь другим. И это странно. В голове толкнулась мысль о том, что игристое явно было лишним.
Но я поменяла своё мнение, когда пришлось отвечать на вопрос, который прозвучал после долгого бу-бу-бу в кабинете князя. Неразборчивые звуки оказались разговором отца и гранд-мэтра. Вольдемар молчал, стоя рядом с отцом, с той же тонкой улыбкой поглядывал то на меня, то в тёмное окно.
Будь я в нормальном состоянии, я, наверное, больше молчала, полностью переложив право вести разговоры на отца. Но игристое на то и игристое, чтобы и характеру тем, кто его выпил, придавать игривость. И поэтому когда меня спросили:
- Лиззи, что скажешь?
Я ответила:
- А повторите вопрос, пожалуйста. Я отвлеклась, - и внимательно вгляделась в князя. Он был немного расплывчатым, хотя его улыбку я рассмотрела.
- Мой сын, Вольдемар Делегардов, просит вашей руки, сударыня.
- Вот как? - я удивилась.
Почему-то думала, что сын князя достаточно взрослый мальчик, чтобы сказать эти слова лично. Но потом вспомнила, что сама почти переложила на отца эту приятную обязанность — вести беседы от моего имени, глянула на княжича, он как раз снова смотрел в окно, и вздохнула.
- Это очень и очень лестно, - честно ответила я. - Это огромная честь для меня. Но...
И я таки прикусила нижнюю губу. Хотелось засмеяться и махнуть рукой - было немного весело и в то же время безразлично. Но я всё же вспомнила ту пламенную речь, которую репетировала сегодня утром, а потом повторяла про себя весь день вплоть до самого бала и, глубоко вздохнув, проговорила:
- А могу я немного подумать, прежде, чем сказать да? Например, подумать до конца каникул?
И уверенно посмотрела на гранд-мэтра. Он теперь то ли двоился, то ли троился - никак не получалось сосчитать, и из-за этого пришлось прищуриться, чтобы преодолеть его магические штучки и не позволить морочить мне голову. Я хотела ясно видеть его лицо.
Князь заулыбался, словно зажгли волшебный фонарь.
- О да, Лиззи, конечно! Никто не возражает против такого варианта, и ты вольна думать хоть два месяца.
Мы с отцом заговорили одновременно.
- Благодарю за честь!
- Вот и прекрасно. Мы можем уже идти? - я поклонилась их сиятельствам и вопросительно посмотрела на старшего. Он добродушно кивнул, так и не перестав улыбаться. Странно. Самого видно плохо, а улыбку - хорошо.
Выйдя из кабинета, я быстро-быстро потащила отца на балкон. Холодный воздух освежил голову, прояснил мысли.
- Что я там такое наговорила, папенька? - я потёрла лоб, пытаясь вспомнить. Вроде всё так, как и планировали. Или нет?
Папенька хохотнул и, озираясь по сторонам, проговорил:
- Лиззи, ты практически согласилась.
- Разве? - я широко открыла глаза.
- Давай зайдём внутрь, боюсь, ты простудишься.
- Подожди, папенька, - мне действительно было холодно, и я чувствовала, как краснеет нос и от холода наворачиваются на глаза слёзы. - Как согласилась? На что?
- Согласилась выйти замуж за Вольдемара Делегардова, но взяла паузу до конца каникул.
Я прикрыла глаза от досады.
Неужели Вольдемар специально угостил меня игристым? Но ведь я и сама не знала, что так получится, а он-то откуда мог знать?
Мысли начали смерзаться в голове, и батюшка всё же повёл меня обратно в тепло бального зала.
Эрих Зуртамский
На вакации пришлось возвращаться домой, хоть желания не было никакого. Желание было остаться в академии, в общежитии, ходить в столовую, в библиотеку, в мастерские, чтобы хоть иногда видеть Лиззи. Но смысла не было. Когда студенты разъезжались, столовая не работала, а стряпать себе самому это было как-то уж слишком.
Но дело было не в этом.
В конце концов вопрос пропитания не был проблемой, он был лишь задачей. Проблема была в другом -- Лиззи уезжала. Я случайно уловил обрывок её разговора, что вместе с запахом принёс один из тех ветерков, который я иногда посылал, если жажда видеть её, чувствовать, осязать становилась нестерпимой. И вот что он мне принёс... А если она уезжает, значит, ловить в академии было нечего.
Но уехала она даже быстрее, чем я ожидал. Вот так пришёл в столовую утром, а отсутствующего взгляда голубых глаз не увидел. Пошатался по территории академии, заглянул во все её любимые углы, даже мимо её комнаты в общежитии прошёлся. Лиззи не было.
Даже к кухарке сходил - она всё про всех слуг знала, и сказала, что Степан сегодня утром отбыл вместе с хозяином.
Так муторно стало, так одиноко и скучно, что я поехал домой.
Домой я прибыл утром, после завтрака, чем здорово огорчил матушку, но не порадоваться не смог — отца уже не было, и значит, неприятный разговор сегодня может и не состояться.
Тоска преследовала меня весь день - не хотелось есть, не хотелось встречаться со столичными друзьями, даже не хотелось спать.
Вот тот щеголь, что больше походил на молодого повесу - лучший выпускник столичной академии магии, о котором молва лет десять назад и до нас донесла восторг императора и признание магов всех мастей и рангов. Нынче он министр магии. И я даже смутно помню его по императорскому балу.
А худощавый, высоченный мужчина с седыми длинными волосами и огромнейшим носом - министр финансов. Его имя связывали с новой политикой, благодаря которой наш император стал уделять пристальное внимание безмагическим зонам и именно благодаря этой политике наши мастерские стали Академией.
Ещё разглядела несколько знакомых мужских лиц в окружении сияющих в прямом и переносном смысле дам, но не смогла точно вспомнить - кто из них был министром безопасности, а кто - общих вопросов.
Потом ещё какие-то важные генералы, будто строем вышедшие из генерального штаба и, не нарушая этого строя, двинулись прямо сюда. Только по пути прихватили сияющих дам. Ещё увидела бургомистра столицы, полицмейстера... И это только те, кого я узнала - слишком уж они были известны, но было и множество других лиц, которые показались мне смутно знакомы, хотя имён их я вспомнить не смогла.
И вот, глядя на этот поток людей, звенящий, гудящий и шумящий в высоком холле дворца Делегардовых, людей, красиво и богато одетых, на то, как просто и легко разговаривает с ними князь Юлий Иммануил, как приветливо улыбается княгиня Ольга Леоновна, стали заполнять мою душу страхи.
Кто такая я? Простая девчонка, ни с кем здесь незнакомая, да, умная, да, кое-что умеющая, но без малейшей капли магии. Да, богатая наследница, но куда мне до моему отцу, купцу в первом поколении, до всех этих министров и генералов? И Вольдемар, сын князя, сильный маг, с блестящим образованием той же столичной магической академии, наследник и продолжатель дела самой сильной техномагической школы империи.
Не пара мы, ох, не пара. И чем больше я это понимала, тем сильнее становилось моё подготовленное и отрепетированное «давайте отложим решение этого вопроса» становилось похоже на «отведи от меня этот ужас, пресвятая механика!»
Немного сил прибавило лишь появление Зуртамского.
Он, конечно, явился не один. Я ожидала, что будет под ручку с какой-нибудь несносного сияния и красоты барышней. Но нет, наш староста всея академии явился в кругу родственников. Их было так много, и все такие похожие - высокие, широкоплечие мужчины, темноволосые, смуглые и черноглазые, и такие высокие статные, женщины, может, чуть более изящные, хотя тоже в основном брюнетки.
Но среди всех этих Зуртамских я видела только одного. И всё потому, что он каким-то непонятным образом смотрел на меня.
Он не мог меня видеть!
Не мог - я предусмотрительно спряталась за плотным плюшевым занавесом, что отделял боковой коридор от основного, а щель, через которую я смотрела, была узенькая, едва заметная, эдакий тонюсенький зазор между стеной и складкой тяжёлого ярко-синего плюша.
Но наш староста впился в меня глазами, казалось, что его зрачки смотрят мне прямо в мои, и не сдвигаются ни на йоту.
Я закусила губу и осторожно отстранилась от щели, придерживая ткань и стараясь, чтобы ни одна ниточка, ни одна складочка в занавесе не шевельнулась. Обернулась, окидывая взглядом коридор - всё было спокойно, никого, кто бы мог выглядывать из-за занавеси и выдать моё присутствие, не было, дыр в ткани тоже не наблюдалось, платье моё, предусмотрительно прижатое коленом к стене, не могло выглядывать в коридор. Я ещё раз осмотрелась. Даже если бы и выглядывало, снизу его просто не было видно за балясинами лестничных перил!
Как же он меня заметил?
Чепуха какая-то. Наверное, пристальный взгляд Зуртамского мне просто показался. И я снова приникла к узкой щели.
Не показалось!
Староста уже уходил следом за своей роднёй, под руку с Мараей (откуда она только взялась?). Вот только смотрел через плечо, и смотрел на моё укрытие, на занавесь из ярко-синего плюша, а, казалось, что смотрит мне прямо в глаза.
Я мягко отошла в сторону, оперлась на стену спиной и длинно выдохнула. Сердце трепыхалось где-то в горле, и разум тонул в непонимании. Как? Как он это делает?
Да, войти в семью Делегардовых мне было страшновато, но вот эти взгляды нашего дуболома-старосты... То в академии куда ни глянешь - везде он, теперь и через стены видит. Может, это какая-то магия? Вот уж когда пришло время пожалеть, что я не маг!
А прекратит ли он преследовать меня свои взглядом, если я стану невестой наследника Делегардовых? Хотелось бы верить.
Ну а с другой стороны - что мне его взгляды? Дыру он во мне не протрёт.
- Лиззи, доченька, - пропыхтел знакомый голос.
Оглянулась. По коридору ко мне шёл отец, и я улыбнулась.
- Ах, батюшка, наконец-то! - проговорила с облегчением и отлепилась от стены.
- Пойдём, дитя моё? - он подставил мне локоть. И я с радостью ухватилась за него - вот лучшая, самая надёжная опора в этом мире. От важных гостей не защитит и не закроет, но рядом с ним я буду чувствовать себя немного уверенней.
В огромной бальной зале кружились пары, гости поодиночке и группами разговаривали, закусывали у столов, что жались вдоль дальней стены, привлекая не танцующих гостей.
Вокруг стоял знакомый шум - шум бала, который так нравился мне раньше, а сейчас... сейчас пугал.
Да, раньше подобное меня развлекло бы и порадовало. В нашей глубинке балы не были частым явлением, потому всегда были ярким событием, праздником, и поэтому запоминались надолго.
На наших балах всегда случалось какое-нибудь происшествие, которое выделяло каждый из ряда других. Как-то мэр поскользнулся прямо в танце, упал и сломала руку, в другой раз случилась громкая ссора двух девиц за жениха - худосочное создание, в котором хорошего-то и было, что его принадлежность к сильному полу. В общем, когда балы бывают раза два-три в год, то хорошо запоминаются и делят этот год на "до" и "после", даря ощущение праздника.
Да, раньше я бы порадовалась такому событию. Но сейчас...
Мне было страшно: столько людей, все важные, известные, все как один аристократы, а тут мы с папенькой....
Я судорожно цеплялась за локоть отца - я чувствовала себя ужасно неловкой провинциалкой, самозванкой, обманом попавшей в высший свет и потерявшейся в этом блеске и роскоши.
Неожиданно прямо передо мной появился Вольдемар и пригласил на танец. Отец одобрительно покивал и остался стоять у колонны, а у меня закружилась голова то ли от музыки и ритма танца, то ли от близости развязки.
Вот оно, опять! Раньше я бы обязательно радовалась и самому танцу, и кавалеру, а теперь тревога мешала радоваться и наслаждаться моментом.
Княжич отлично танцевал, был предупредителен и галантен, но вот этот его взгляд... Глаза вроде светлые, но из-за наклона головы они всегда в тени, и разглядеть, серые они или голубые, а, может, и вовсе зелёные, мне никак не удавалось. И что означал этот взгляд исподлобья, с едва заметной улыбкой, в упор и без единого слова, я понять не могла.
Оценивает? Любуется? Испытывает? На что-то намекает?!
На что?
Мы кружились в танце, а я погрузилась в размышления, перебирая варианты и прикидывая. Взгляд как-то сам по себе приклеился к уху моего молчаливого партнёра. Сначала за правое, потом за левое. А когда взгляд двигался от одного уха к другому, могла рассмотреть ещё и губы - тонковатые, с чуть заметной улыбкой. Молчащие.
Я и сама молчала. О чём говорить? О погоде? Нелепо. О бале? Только начался. О его костюме? Вроде неприлично. О своём платье? Ещё более неприлично. О безмагических зонах? Не для того мы тут танцуем. О том, что не хочу за него замуж? Несвоевременно.
Я пыталась выудить какую-нибудь тему из того, что мелькало за плечом Вольдемара. Музыка? Кружащиеся пары? Убранство зала?
Вот мимо порхнула Марая. Взгляд мимолётный, гордый, полный торжества. Победу празднует? Ах, ну да, она же танцует с нашим старостой.
Тёмный взгляд Зуртамского уцепился в меня был, и показался ещё более жгучим, чем всегда. Да что такое?!
Нет вокруг никого, ни Марай, ни Зуртамских. Я просто танцую на балу. И я перевела взгляд на другие пары.
Тут же перед глазами оказались губы - тонковатые, с чуть заметной улыбкой. Молчащие.
Вольдемар.
Может, бросить всё и сбежать? Нужна ли мне эта помолвка?
Но Вольдемар, как нарочно, и после танца был рядом - то подзывал официанта, то подавал мне с разноса бокал с игристым вином, то пристально смотрел, как я отпиваю, морщась от пузырьков, шибающих в нос. Ожидал, наверное, когда выпью вино, чтобы отобрать бокал и снова пригласить на танец.
Но я держалась. Я крепко держалась за стеклянную ножку и легонько обмахивалась веером, так предусмотрительно подаренным княгиней специально к этому вечеру. Делая маленькие глотки, я растянула игристое на целых два с половиной танца, а потом причины отказывать Вольдемару не стало, и я снова кружилась с ним в танце, перебирая возможные причины тяжёлого взгляда.
Я старалась смотреть поверх плеча княжича, ни на чём не задерживать взгляд, и мне это прекрасно удавалось, думаю, не без помощи вина, - всё мелькало и вертелось перед глазами, пузырьки из желудка подпрыгивали к нёбу и продолжали щекотать горло. Только теперь я не морщилась из-за них, а прикрывала глаза, позволяя увлечь себя в танце. Хоть потанцую.
Глаза его, непонятный этот взгляд я видеть не хотела, я хотела к папеньке, ещё неплохо было оказаться в мастерской, не возражала бы и против библиотеки, а вот балы я, кажется, с сегодняшнего дня не люблю.
И когда я пила новый бокал игристого и бездумно улыбалась, нас нашёл слуга и пригласил к князю. В глазах от волнения затуманилось, сердце сбилось с ритма, жаль, не сбилась с шага нога, не подвернулась, не поскользнулась, чтобы оттянуть решительный момент.
Я всё же нашла что-то хорошее в нашем шествии. Не буду скрывать - я радовалась, что можно не танцевать с Вольдемаром. Почему-то мне не приходило в голову, что танцевать можно и с кем-нибудь другим. И это странно. В голове толкнулась мысль о том, что игристое явно было лишним.
Но я поменяла своё мнение, когда пришлось отвечать на вопрос, который прозвучал после долгого бу-бу-бу в кабинете князя. Неразборчивые звуки оказались разговором отца и гранд-мэтра. Вольдемар молчал, стоя рядом с отцом, с той же тонкой улыбкой поглядывал то на меня, то в тёмное окно.
Будь я в нормальном состоянии, я, наверное, больше молчала, полностью переложив право вести разговоры на отца. Но игристое на то и игристое, чтобы и характеру тем, кто его выпил, придавать игривость. И поэтому когда меня спросили:
- Лиззи, что скажешь?
Я ответила:
- А повторите вопрос, пожалуйста. Я отвлеклась, - и внимательно вгляделась в князя. Он был немного расплывчатым, хотя его улыбку я рассмотрела.
- Мой сын, Вольдемар Делегардов, просит вашей руки, сударыня.
- Вот как? - я удивилась.
Почему-то думала, что сын князя достаточно взрослый мальчик, чтобы сказать эти слова лично. Но потом вспомнила, что сама почти переложила на отца эту приятную обязанность — вести беседы от моего имени, глянула на княжича, он как раз снова смотрел в окно, и вздохнула.
- Это очень и очень лестно, - честно ответила я. - Это огромная честь для меня. Но...
И я таки прикусила нижнюю губу. Хотелось засмеяться и махнуть рукой - было немного весело и в то же время безразлично. Но я всё же вспомнила ту пламенную речь, которую репетировала сегодня утром, а потом повторяла про себя весь день вплоть до самого бала и, глубоко вздохнув, проговорила:
- А могу я немного подумать, прежде, чем сказать да? Например, подумать до конца каникул?
И уверенно посмотрела на гранд-мэтра. Он теперь то ли двоился, то ли троился - никак не получалось сосчитать, и из-за этого пришлось прищуриться, чтобы преодолеть его магические штучки и не позволить морочить мне голову. Я хотела ясно видеть его лицо.
Князь заулыбался, словно зажгли волшебный фонарь.
- О да, Лиззи, конечно! Никто не возражает против такого варианта, и ты вольна думать хоть два месяца.
Мы с отцом заговорили одновременно.
- Благодарю за честь!
- Вот и прекрасно. Мы можем уже идти? - я поклонилась их сиятельствам и вопросительно посмотрела на старшего. Он добродушно кивнул, так и не перестав улыбаться. Странно. Самого видно плохо, а улыбку - хорошо.
Выйдя из кабинета, я быстро-быстро потащила отца на балкон. Холодный воздух освежил голову, прояснил мысли.
- Что я там такое наговорила, папенька? - я потёрла лоб, пытаясь вспомнить. Вроде всё так, как и планировали. Или нет?
Папенька хохотнул и, озираясь по сторонам, проговорил:
- Лиззи, ты практически согласилась.
- Разве? - я широко открыла глаза.
- Давай зайдём внутрь, боюсь, ты простудишься.
- Подожди, папенька, - мне действительно было холодно, и я чувствовала, как краснеет нос и от холода наворачиваются на глаза слёзы. - Как согласилась? На что?
- Согласилась выйти замуж за Вольдемара Делегардова, но взяла паузу до конца каникул.
Я прикрыла глаза от досады.
Неужели Вольдемар специально угостил меня игристым? Но ведь я и сама не знала, что так получится, а он-то откуда мог знать?
Мысли начали смерзаться в голове, и батюшка всё же повёл меня обратно в тепло бального зала.
Эрих Зуртамский
На вакации пришлось возвращаться домой, хоть желания не было никакого. Желание было остаться в академии, в общежитии, ходить в столовую, в библиотеку, в мастерские, чтобы хоть иногда видеть Лиззи. Но смысла не было. Когда студенты разъезжались, столовая не работала, а стряпать себе самому это было как-то уж слишком.
Но дело было не в этом.
В конце концов вопрос пропитания не был проблемой, он был лишь задачей. Проблема была в другом -- Лиззи уезжала. Я случайно уловил обрывок её разговора, что вместе с запахом принёс один из тех ветерков, который я иногда посылал, если жажда видеть её, чувствовать, осязать становилась нестерпимой. И вот что он мне принёс... А если она уезжает, значит, ловить в академии было нечего.
Но уехала она даже быстрее, чем я ожидал. Вот так пришёл в столовую утром, а отсутствующего взгляда голубых глаз не увидел. Пошатался по территории академии, заглянул во все её любимые углы, даже мимо её комнаты в общежитии прошёлся. Лиззи не было.
Даже к кухарке сходил - она всё про всех слуг знала, и сказала, что Степан сегодня утром отбыл вместе с хозяином.
Так муторно стало, так одиноко и скучно, что я поехал домой.
Домой я прибыл утром, после завтрака, чем здорово огорчил матушку, но не порадоваться не смог — отца уже не было, и значит, неприятный разговор сегодня может и не состояться.
Тоска преследовала меня весь день - не хотелось есть, не хотелось встречаться со столичными друзьями, даже не хотелось спать.
