Да и само слово "тянуть" вызвало тошноту.
Что я - репка, чтобы меня тянуть? Или я сопротивляюсь, а мамочка вот прямо упирается всеми своими высокими лаковыми каблучками в землю, да так, что даже узкие её юбки-карандаши, что так выгодно подчёркивают фигуру, трещат по швам?
Я хорошо училась, и впереди меня ждал аттестат с отличием. Я не капризничала из-за постоянных маминых диет и подобных глупостей здорового питания, когда мы дружно садились то на овсянку, и ели её пять раз в день семь дней в неделю, то на зелень, отчего, казалось, скоро прорежутся рога и лексикон ограничится одним словом: "му!". Я не требовала себе новой одежды или гаджетов - телефон и стренький ноут, что оставил мне уезжая отец, вполне меня устраивали.
А с тех денег, что он присылал, хватало даже отложить на ремонт в квартире и покупку мебели. И благодаря именно этим деньгам наше благоустройство продвигалось веселее, чем на одну мамину зарплату. В общем, подкат был странным, и я во все глаза смотрела, а во все уши слушала - к чему бы это всё?
- Мне труднее с каждым годом. А помощь отца... - мама скорбно прижала тонкие наманикюренные пальцы к вискам. - У него свои дети, он в любую минуту может забыть, что у него есть совсем взрослая дочь, у которой и потребности взрослые.
Я опустила взгляд. Да, у отца в новой семье родился сын и (правда, мама ещё не знала об этом) через полгодика появится ещё один. Папа светился от счастья, когда рассказал мне об этом.
Шёпотом.
Недомолвками.
Чтоб не сглазить.
Помню, когда мама была беременна, он так же радовался, так же светился и боялся сглазить... Мне было одиннадцать, но помню я это хорошо. Потому что...
Не важно.
Нет, папа про меня не забудет. Он не такой! И зарабатывал он теперь не в пример больше, чем когда работал здесь. Да и запросы... Я посмотрела на свои руки. Самое большее, что они видели - это маникюрный набор, купленный на папины деньги в честь моего четырнадцатилетия. Потрогала волосы, схваченные скромной резинкой, вся стрижка на которых называлась «подровнять кончики». Её, если сравнить с мамиными модными стрижками и покрасками, можно считать бесплатной.
Так что и ежу было ясно - мама подводит меня к какой-то мысли, и я пыталась, но не могла понять к какой. И только это мерзковатое ощущение в душе подсказывало, что мысль будет так себе, паршивенькая. А ощущение это было точь-в-точь как сейчас, и возникало оно от слов и увёрток Жажи, который не хотел помочь мне купить одежду.
И вспоминая, что в результате того разговора с мамой я согласилась поступить в институт не после одиннадцатого, как хотела, а после девятого, я примерно понимала, что с Жажей мы не поладим. И хоть поступила я в то самое учебное заведение, в которое хотела, но это был колледж при институте, а не сам институт. И все эти разговоры «Ах, Зоя! Потом поступишь на вышку с экономией года!» - были не более, чем разговоры в пользу бедных.
Точно так же все эти разговоры с Жажей - я это чётко понимала - в пользу тех же бедных, и значит, надо брать власть в собственные руки. Ведь у меня второй шанс. Так ведь?
Поэтому чего ждать кого-то? И в один прекрасный день я вышла за калитку. На улицу. Немножко смалодушничала, признаюсь - сначала дождалась, когда все разойдутся, кухня опустеет, а из глубины лавки послышится слабый звук дверного колокольчика. Но ждать, просить, уговаривать? Нет, не буду. И выслушивать нравоучения тоже не хочу.
Не пропала тогда с Пенгуэном, и сейчас не пропаду.
Но я немного ошиблась: прогулка как-то не задалась.
Во-первых, шла я наугад. То есть точного адреса я не знала. А если бы и знала, мне это вряд ли помогло.
Поразмышляв логически, предположила, что лавки с готовой одеждой находятся где-то в районе рыночной площади, и двинулась туда. И ошиблась. Пришлось побродить, пока нашла нужную улочку, ту, где были расположены именно такие, а не всякие там сапожные или ленточно-кружевные.
Они, оказывается, как и наша, были немного в стороне от рынка. И местные жители, конечно, знали, где и что находится, а я шла от одной до другой, методично выискивая то, что было нужно. Ну и ладно - погуляла, не развалилась.
Но было и во-вторых, оно же - и в самых ужасных: меня выставили из каждой.
Правда, я обошла далеко не все.
В одной прямо буквально, взяв под локоть, вытолкнули и закрыли за моей спиной дверь. И даже не выслушали, не спросили что нужно... Это было так унизительно, так обидно...
В другой лавке внимательным, говорящим взглядом осмотрели мой наряд - ну да, всё тот же, скромный, если не сказать убогий - и не стесняясь, прямо в лоб спросили, насколько я состоятельна. А я... Я, сдерживая гнев и обиду, вынула серёжку из уха и показала: вот, могу, состоятельна. На что дама с взглядом-сканером ответила, что краденое у них в качестве оплаты не принимается.
Краденое? Мои серьги — краденые?!
Я вышла, давя слёзы, кусая дрожащие губы и безуспешно борясь с чудовищной обидой. Шла по улочке, растеряв все мысли, кроме одной: «Моя гордость до бора не доведёт. Вот дождалась бы Жажу, он бы повёл в нужную лавку и не было этих разочарований!». Мысль была горькой, как красный перец, и жгучей, как свежая горчица.
Неужели и в самом деле я не справлюсь с таким делом, как покупка одежды?
Сцепив зубы, выбрала лавку поскромнее, в глубине улицы, подальше от площади, и вошла. Молоденькая продавщица взглянула на меня с вопросом, и я, как смогла, коверкая и глотая слова больше обычного, сказала, что мне нужна одежда. Девушка бросила взгляд через плечо на дверь в дальней стене и покачала головой. Покачала отрицательно и с сожалением чуть пожала плечами. Ответила тихо, почти шёпотом:
- Простите, нет.
Я, в общем-то, была готова к таком у ответу. Но всё в груди заболело от боли, эти грабли, которые в третий раз подряд били по больному... И я скорее отвернулась, пряча кривившееся от слёз лицо, и шагнула к выходу. Уйти, уйти быстрее!
А когда подняла взгляд, берясь за ручку, чуть не взвыла вголос — дверь была зеркальной. И мои слёзы, моё отчаяние, покрасневший от сдерживаемых слёз нос и закушенная губа отразились в зеркале, демонстируя всем желающим моё отчаяние и боль.
Скорбная мордашка продавщицы, мелькнувшая в отражении, только подтвердила - все мои переживания оказались на виду.
Я, как ошпаренная, выскочила на узкий тротуарчик и пошла, смутно разбирая дорогу и утираясь носовым платочком. Его я выкроила из старой простыни, попавшей мне в руки вместе с другим, ненужным тряпьём. Вот, даже такой мелочи, как нормальный носовой платок, я лишена! Что за жизнь?!
- Экси! - услышала за спиной.
Так меня называла наша соседка Айла, тётка-разведка, подстерегавшая у изгороди, чтобы завести разговор о том, о сём. Может, это что-то типа местного «мисс» или «мадмуазель»?
Я обернулась.
Молоденькая продавщица из лавки спешила, почти бежала ко мне, путаясь в своих пышных юбках.
- Экси, послушайте! - сказала запыхавшись. - Здесь вам не продадут одежду. Но... - она, подбирая слово, чуть прикусила верхнюю губу и глянула на меня исподлобья. И взгляд этот был не сочувствующим, нет. Он был понимающим. Сказала сокрушённо: - Но в таком виде вы не получите хорошего места.
Я напряжённо прислушивалась к её словам и с трудом поспевала за мыслью.
- Медленно, пожалуйста, - попросила я.
- О! - на лице девушки отразилась горечь. - Вы издалека? Плохо понимаете наш язык?
- Плохо говорю. Понимаю - хорошо. Только нужно медленно.
Она чуть просветлела лицом и проговорила размеренно и коротко:
- Деньги есть?
Я показала ей серёжку, что так и держала в кулаке. Другой рукой тронула вторую, что всё ещё была в ухе. Девушка с прищуром присмотрелась к украшению, чуть улыбнулась и понимающе кивнула.
Она была очень молоденькой, если судить по нежной коже бледных щёк и трогательным, каким-то детскими веснушкам на носу, но в глазах читался немалый жизненный опыт. Вот такую бы мне подругу в этом мире, что бы и мои нужды ей были близки, и подсказать могла что-то дельное.
Пришлось подавить вздох. Какие подружки? Мои друзья - армия и флот. Тьфу ты, Кусимир и собственные мозги!
- Хватит и одной, - кивнула девушка на зажатый кулак. - Юбка, - она потрясла свой подол и показала два пальца, - блуза, - и потрогала рюш на груди, и снова два пальца. - Если простое. Идти - сюда.
И девушка под локоть потащила меня к перекрёстку. Вернее, к повороту на ближайшую улочку.
- Пойдёшь здесь. До конца. Потом свернёшь, - и показала ладошкой вправо. - Лавка экки Жанайи.
Я быстро вытащила из кармана огрызок грифеля и свой самодельный словарик.
- Напиши. Пожалуйста.
Всё же вывеску сопоставить с образцом куда легче, чем думать, совпадают ли произношение с написанием. Девушка глянула на меня в недоумении.
- Умеешь читать?
Я вздохнула тяжело. Я ведь не только читать умею, ещё и писать, и на JavaScript кодить, и на С++. Да разве тут кто-то это оценит?
Кивнула - да, не сомневайся, могу, умею, практикую.
Девушка с трудом накарябала название (мне показалось, что вот она как раз хуже меня владеет письмом) и, тревожно оглянувшись на лавку, из которой выскочила, повторила:
- Пройди улицу до конца и сверни.
Я кивнула, а она бросилась обратно, подхватив свои юбки.
Глядя ей вслед, вздохнула: человек, может, сейчас трындюлей от хозяев получит за то, что помог ближнему своему, а я даже поблагодарить не успела. Эх! Ещё раз вздохнула, попросила Мироздание наградить добрую девушку и пошла в указанном направлении, размышляя о том, кого она во мне увидела. Не себя ли? Провинциалку, приехавшую из какой-нибудь дыры в город, за счастьем. Или хотя бы за благополучием. Потому, наверное, и перешла на ты.
И спасибо ей за помощь.
Горечь обиды сменилась приятным ощущением благодатных слёз, когда на смену плохому наконец приходит хорошее. И я шагала и с улыбкой думала: ну как я не сообразила, что мир на таком уровне развития просто обязан иметь сословные различия? Почему мне раньше в голову это не пришло? Я же не однажды наблюдала, как Гилерм кланяется и заискивающе улыбается клиентам. А те принимают это как данность. И что одеты люди с разным шиком, тоже видела. Как же не догадалась?
Пока выискивала среди редких вывесок нужные буквы, взглянула на себя со стороны. Да, пожалуй, в моём прикиде кто угодно будет похож на побирушку. "Мы не принимаем ворованное в качестве оплаты", - вспомнились обидные слова. Побирушка - это ещё что? Я тяжело вздохнула: может, даже и на воровку похожа.
Так что я в своих тряпках не могла произвести впечатление благородной леди или как тут?.. экси? Обижаться не на что. Встреть я такое пугало, каким сейчас была, пожалуй, и сама к нему прониклась бы подозрением.
Понять можно многое. И объяснить почти всё. Да только боль в душе от пережитого унижения меньше не стала. "Не стоит пилить уже перепиленное, переживать уже пережитое. Отпусти и иди дальше", - звучали в голове слова Ларисы, и я переключилась на размышления о ценности своих серёжек, если за одну можно купить две юбки и две блузы. Впрочем, посмотрим ещё, что там за экка Жанайа такая. Вряд ли стоит ожидать чудес.
Но я почти ошиблась.
Почти.
Экка Жанайя оказалась молодой женщиной, немногим старше веснушчатой продавщицы. И была она владелицей лавки готового платья.
Здесь меня встретили улыбкой, а само помещение было скромнее и внешне, и изнутри. Здесь торговали другой одеждой - попроще, потому и подешевле - одеждой для рабочего класса: служанок, горничных, подавальщиц, продавщиц и прочих пролетариев. Или, вернее, пролетарок.
Потому и не было здесь наёмных работниц, что нервно оборачивались на дверь в глубине помещения, потому мне здесь улыбались и потому на показанную серёжку как на предложение к обмену вполне благосклонно кивнули.
И я стала счастливой обладательницей желаемого: юбки и блузы и одного платья им на смену.
Но мне повезло и я получила кое-что в подарок.
Увидев во время примерки моё бельё, экка Жанайа потрясённо замерла, не отводя от него взгляда.
- Откуда это? Как?
И тут мне пришлось быстро соображать и придумывать легенду, скромно прикрываясь своими вещами:
- Я из далёкой страны. Там так носят.
К стыду, слово бельё я не знала. А экка, повертев меня туда и сюда, потрогала резинку и, оценив её упругость, глубоко задумалась. И не очень внимательно следила за тем, что и как я примеряла. Зато когда я, наконец, выбрала, только кивнула согласно и отошла в сторону.
Тут мне ещё раз улыбнулась удача. Жутко нервничая после стольких, как говорил кот Матроскин, лишений и выгоняний, я спросила можно ли прямо в этой одежде и пойти. Ну а как тут не нервничать, не переживать? А вдруг это дурной тон? И мне опять покажут на дверь?
Но экка Жанайя, похоже, была не здесь. Она кивнула, явно не поняв смысла вопроса, и пробормотала что-то вроде «да-да», а сама склонилась к листу бумаги и быстро рисовала.
Кажется, она забыла обо мне.
Я свернула свою старую одежду, и когда подошла, чтобы упаковать новую и расплатиться, рассмотрела, чем же она была занята. Экка рисовала модели белья, явно используя самые свежие впечатления.
Эх, да я просто кладезь полезной информации!
Фантазия у женщины была неплохая и, думаю, она разбиралась в швейном производстве, потому как знакомые модели получались на рисунках с каким-то немного старинным акцентом.
С ума сойти: вещи со старинным акцентом!
Хозяйка лавки вздрогнула, когда я положила на прилавок примеренную одежду и взяла из подставки другой грифель. Захотелось добавить несколько моделек - трусики с высокой талией, спортивные топики, бюстики без лямок.
Она смотрела во все глаза, молчала, а когда я отложила грифель, решительно вздохнула и сказала:
- От меня подарок, - и выставила на прилавок пару ботиночек. А потом ещё покопалась где-то внизу и достала шляпную коробку и саквояжик - небольшой, простенький, из грубого сукна, но подходящий к шляпке и ботинкам.
- Благодарю, экка, - вежливо склонила голову я, едва сдерживая радость. И вложила ей в ладонь свой запас золотой валюты, тот, который с жемчужиной. И пока она, пребывая всё в той же задумчивости, перекладывала украшение куда-то поглубже под прилавок, а потом упаковывала в саквояж мои тряпки и новую одежду, я едва не подпрыгивала от счастья. Ну не рассчитывала я на такую щедрость!
Хозяйка магазина так и не ответила на мои вежливые слова прощания - она снова рисовала.
А я, окрылённая удачей, шла и думала, что сама не стала бы пытаться в этом мире внедрять подобные новинки. Боюсь, они были слишком уж необычны. Да и есть ли здесь производство эластичных тканей или резинок?
А ещё пыталась понять, почему же здесь преследуют таких, как я? Вот самый простой пример - экка Жанайя. Она, лишь увидев моё бельё, вдохновилась. Сразу же видно, у неё сотни идей!
Сколько же ещё я могу принести подобной пользы? Прогресс тут где-то на уровне середины восемнадцатого века, хотя я, конечно, не историк, и точно не взялась бы утверждать.
Ну пусть я не знаю, как работает смартфон или холодильник, но самые простые, элементарные вещи, такие, как зубная щётка, чайник или нормальное жестяное ведро, смогла бы нарисовать и объяснить, как сделать.
Почему же тогда за мной была погоня? Почему нужно было скрываться? Неужели местные власти чего-то боятся от таких, как я? Болезней? Опасных знаний? Но каких? Ещё болезни так сяк, но вот знания...
Что я - репка, чтобы меня тянуть? Или я сопротивляюсь, а мамочка вот прямо упирается всеми своими высокими лаковыми каблучками в землю, да так, что даже узкие её юбки-карандаши, что так выгодно подчёркивают фигуру, трещат по швам?
Я хорошо училась, и впереди меня ждал аттестат с отличием. Я не капризничала из-за постоянных маминых диет и подобных глупостей здорового питания, когда мы дружно садились то на овсянку, и ели её пять раз в день семь дней в неделю, то на зелень, отчего, казалось, скоро прорежутся рога и лексикон ограничится одним словом: "му!". Я не требовала себе новой одежды или гаджетов - телефон и стренький ноут, что оставил мне уезжая отец, вполне меня устраивали.
А с тех денег, что он присылал, хватало даже отложить на ремонт в квартире и покупку мебели. И благодаря именно этим деньгам наше благоустройство продвигалось веселее, чем на одну мамину зарплату. В общем, подкат был странным, и я во все глаза смотрела, а во все уши слушала - к чему бы это всё?
- Мне труднее с каждым годом. А помощь отца... - мама скорбно прижала тонкие наманикюренные пальцы к вискам. - У него свои дети, он в любую минуту может забыть, что у него есть совсем взрослая дочь, у которой и потребности взрослые.
Я опустила взгляд. Да, у отца в новой семье родился сын и (правда, мама ещё не знала об этом) через полгодика появится ещё один. Папа светился от счастья, когда рассказал мне об этом.
Шёпотом.
Недомолвками.
Чтоб не сглазить.
Помню, когда мама была беременна, он так же радовался, так же светился и боялся сглазить... Мне было одиннадцать, но помню я это хорошо. Потому что...
Не важно.
Нет, папа про меня не забудет. Он не такой! И зарабатывал он теперь не в пример больше, чем когда работал здесь. Да и запросы... Я посмотрела на свои руки. Самое большее, что они видели - это маникюрный набор, купленный на папины деньги в честь моего четырнадцатилетия. Потрогала волосы, схваченные скромной резинкой, вся стрижка на которых называлась «подровнять кончики». Её, если сравнить с мамиными модными стрижками и покрасками, можно считать бесплатной.
Так что и ежу было ясно - мама подводит меня к какой-то мысли, и я пыталась, но не могла понять к какой. И только это мерзковатое ощущение в душе подсказывало, что мысль будет так себе, паршивенькая. А ощущение это было точь-в-точь как сейчас, и возникало оно от слов и увёрток Жажи, который не хотел помочь мне купить одежду.
И вспоминая, что в результате того разговора с мамой я согласилась поступить в институт не после одиннадцатого, как хотела, а после девятого, я примерно понимала, что с Жажей мы не поладим. И хоть поступила я в то самое учебное заведение, в которое хотела, но это был колледж при институте, а не сам институт. И все эти разговоры «Ах, Зоя! Потом поступишь на вышку с экономией года!» - были не более, чем разговоры в пользу бедных.
Точно так же все эти разговоры с Жажей - я это чётко понимала - в пользу тех же бедных, и значит, надо брать власть в собственные руки. Ведь у меня второй шанс. Так ведь?
Поэтому чего ждать кого-то? И в один прекрасный день я вышла за калитку. На улицу. Немножко смалодушничала, признаюсь - сначала дождалась, когда все разойдутся, кухня опустеет, а из глубины лавки послышится слабый звук дверного колокольчика. Но ждать, просить, уговаривать? Нет, не буду. И выслушивать нравоучения тоже не хочу.
Не пропала тогда с Пенгуэном, и сейчас не пропаду.
Но я немного ошиблась: прогулка как-то не задалась.
Во-первых, шла я наугад. То есть точного адреса я не знала. А если бы и знала, мне это вряд ли помогло.
Поразмышляв логически, предположила, что лавки с готовой одеждой находятся где-то в районе рыночной площади, и двинулась туда. И ошиблась. Пришлось побродить, пока нашла нужную улочку, ту, где были расположены именно такие, а не всякие там сапожные или ленточно-кружевные.
Они, оказывается, как и наша, были немного в стороне от рынка. И местные жители, конечно, знали, где и что находится, а я шла от одной до другой, методично выискивая то, что было нужно. Ну и ладно - погуляла, не развалилась.
Но было и во-вторых, оно же - и в самых ужасных: меня выставили из каждой.
Правда, я обошла далеко не все.
В одной прямо буквально, взяв под локоть, вытолкнули и закрыли за моей спиной дверь. И даже не выслушали, не спросили что нужно... Это было так унизительно, так обидно...
В другой лавке внимательным, говорящим взглядом осмотрели мой наряд - ну да, всё тот же, скромный, если не сказать убогий - и не стесняясь, прямо в лоб спросили, насколько я состоятельна. А я... Я, сдерживая гнев и обиду, вынула серёжку из уха и показала: вот, могу, состоятельна. На что дама с взглядом-сканером ответила, что краденое у них в качестве оплаты не принимается.
Краденое? Мои серьги — краденые?!
Я вышла, давя слёзы, кусая дрожащие губы и безуспешно борясь с чудовищной обидой. Шла по улочке, растеряв все мысли, кроме одной: «Моя гордость до бора не доведёт. Вот дождалась бы Жажу, он бы повёл в нужную лавку и не было этих разочарований!». Мысль была горькой, как красный перец, и жгучей, как свежая горчица.
Неужели и в самом деле я не справлюсь с таким делом, как покупка одежды?
Сцепив зубы, выбрала лавку поскромнее, в глубине улицы, подальше от площади, и вошла. Молоденькая продавщица взглянула на меня с вопросом, и я, как смогла, коверкая и глотая слова больше обычного, сказала, что мне нужна одежда. Девушка бросила взгляд через плечо на дверь в дальней стене и покачала головой. Покачала отрицательно и с сожалением чуть пожала плечами. Ответила тихо, почти шёпотом:
- Простите, нет.
Я, в общем-то, была готова к таком у ответу. Но всё в груди заболело от боли, эти грабли, которые в третий раз подряд били по больному... И я скорее отвернулась, пряча кривившееся от слёз лицо, и шагнула к выходу. Уйти, уйти быстрее!
А когда подняла взгляд, берясь за ручку, чуть не взвыла вголос — дверь была зеркальной. И мои слёзы, моё отчаяние, покрасневший от сдерживаемых слёз нос и закушенная губа отразились в зеркале, демонстируя всем желающим моё отчаяние и боль.
Скорбная мордашка продавщицы, мелькнувшая в отражении, только подтвердила - все мои переживания оказались на виду.
Я, как ошпаренная, выскочила на узкий тротуарчик и пошла, смутно разбирая дорогу и утираясь носовым платочком. Его я выкроила из старой простыни, попавшей мне в руки вместе с другим, ненужным тряпьём. Вот, даже такой мелочи, как нормальный носовой платок, я лишена! Что за жизнь?!
- Экси! - услышала за спиной.
Так меня называла наша соседка Айла, тётка-разведка, подстерегавшая у изгороди, чтобы завести разговор о том, о сём. Может, это что-то типа местного «мисс» или «мадмуазель»?
Я обернулась.
Молоденькая продавщица из лавки спешила, почти бежала ко мне, путаясь в своих пышных юбках.
- Экси, послушайте! - сказала запыхавшись. - Здесь вам не продадут одежду. Но... - она, подбирая слово, чуть прикусила верхнюю губу и глянула на меня исподлобья. И взгляд этот был не сочувствующим, нет. Он был понимающим. Сказала сокрушённо: - Но в таком виде вы не получите хорошего места.
Я напряжённо прислушивалась к её словам и с трудом поспевала за мыслью.
- Медленно, пожалуйста, - попросила я.
- О! - на лице девушки отразилась горечь. - Вы издалека? Плохо понимаете наш язык?
- Плохо говорю. Понимаю - хорошо. Только нужно медленно.
Она чуть просветлела лицом и проговорила размеренно и коротко:
- Деньги есть?
Я показала ей серёжку, что так и держала в кулаке. Другой рукой тронула вторую, что всё ещё была в ухе. Девушка с прищуром присмотрелась к украшению, чуть улыбнулась и понимающе кивнула.
Она была очень молоденькой, если судить по нежной коже бледных щёк и трогательным, каким-то детскими веснушкам на носу, но в глазах читался немалый жизненный опыт. Вот такую бы мне подругу в этом мире, что бы и мои нужды ей были близки, и подсказать могла что-то дельное.
Пришлось подавить вздох. Какие подружки? Мои друзья - армия и флот. Тьфу ты, Кусимир и собственные мозги!
- Хватит и одной, - кивнула девушка на зажатый кулак. - Юбка, - она потрясла свой подол и показала два пальца, - блуза, - и потрогала рюш на груди, и снова два пальца. - Если простое. Идти - сюда.
И девушка под локоть потащила меня к перекрёстку. Вернее, к повороту на ближайшую улочку.
- Пойдёшь здесь. До конца. Потом свернёшь, - и показала ладошкой вправо. - Лавка экки Жанайи.
Я быстро вытащила из кармана огрызок грифеля и свой самодельный словарик.
- Напиши. Пожалуйста.
Всё же вывеску сопоставить с образцом куда легче, чем думать, совпадают ли произношение с написанием. Девушка глянула на меня в недоумении.
- Умеешь читать?
Я вздохнула тяжело. Я ведь не только читать умею, ещё и писать, и на JavaScript кодить, и на С++. Да разве тут кто-то это оценит?
Кивнула - да, не сомневайся, могу, умею, практикую.
Девушка с трудом накарябала название (мне показалось, что вот она как раз хуже меня владеет письмом) и, тревожно оглянувшись на лавку, из которой выскочила, повторила:
- Пройди улицу до конца и сверни.
Я кивнула, а она бросилась обратно, подхватив свои юбки.
Глядя ей вслед, вздохнула: человек, может, сейчас трындюлей от хозяев получит за то, что помог ближнему своему, а я даже поблагодарить не успела. Эх! Ещё раз вздохнула, попросила Мироздание наградить добрую девушку и пошла в указанном направлении, размышляя о том, кого она во мне увидела. Не себя ли? Провинциалку, приехавшую из какой-нибудь дыры в город, за счастьем. Или хотя бы за благополучием. Потому, наверное, и перешла на ты.
И спасибо ей за помощь.
Горечь обиды сменилась приятным ощущением благодатных слёз, когда на смену плохому наконец приходит хорошее. И я шагала и с улыбкой думала: ну как я не сообразила, что мир на таком уровне развития просто обязан иметь сословные различия? Почему мне раньше в голову это не пришло? Я же не однажды наблюдала, как Гилерм кланяется и заискивающе улыбается клиентам. А те принимают это как данность. И что одеты люди с разным шиком, тоже видела. Как же не догадалась?
Пока выискивала среди редких вывесок нужные буквы, взглянула на себя со стороны. Да, пожалуй, в моём прикиде кто угодно будет похож на побирушку. "Мы не принимаем ворованное в качестве оплаты", - вспомнились обидные слова. Побирушка - это ещё что? Я тяжело вздохнула: может, даже и на воровку похожа.
Так что я в своих тряпках не могла произвести впечатление благородной леди или как тут?.. экси? Обижаться не на что. Встреть я такое пугало, каким сейчас была, пожалуй, и сама к нему прониклась бы подозрением.
Понять можно многое. И объяснить почти всё. Да только боль в душе от пережитого унижения меньше не стала. "Не стоит пилить уже перепиленное, переживать уже пережитое. Отпусти и иди дальше", - звучали в голове слова Ларисы, и я переключилась на размышления о ценности своих серёжек, если за одну можно купить две юбки и две блузы. Впрочем, посмотрим ещё, что там за экка Жанайа такая. Вряд ли стоит ожидать чудес.
Но я почти ошиблась.
Почти.
Экка Жанайя оказалась молодой женщиной, немногим старше веснушчатой продавщицы. И была она владелицей лавки готового платья.
Здесь меня встретили улыбкой, а само помещение было скромнее и внешне, и изнутри. Здесь торговали другой одеждой - попроще, потому и подешевле - одеждой для рабочего класса: служанок, горничных, подавальщиц, продавщиц и прочих пролетариев. Или, вернее, пролетарок.
Потому и не было здесь наёмных работниц, что нервно оборачивались на дверь в глубине помещения, потому мне здесь улыбались и потому на показанную серёжку как на предложение к обмену вполне благосклонно кивнули.
И я стала счастливой обладательницей желаемого: юбки и блузы и одного платья им на смену.
Но мне повезло и я получила кое-что в подарок.
Увидев во время примерки моё бельё, экка Жанайа потрясённо замерла, не отводя от него взгляда.
- Откуда это? Как?
И тут мне пришлось быстро соображать и придумывать легенду, скромно прикрываясь своими вещами:
- Я из далёкой страны. Там так носят.
К стыду, слово бельё я не знала. А экка, повертев меня туда и сюда, потрогала резинку и, оценив её упругость, глубоко задумалась. И не очень внимательно следила за тем, что и как я примеряла. Зато когда я, наконец, выбрала, только кивнула согласно и отошла в сторону.
Тут мне ещё раз улыбнулась удача. Жутко нервничая после стольких, как говорил кот Матроскин, лишений и выгоняний, я спросила можно ли прямо в этой одежде и пойти. Ну а как тут не нервничать, не переживать? А вдруг это дурной тон? И мне опять покажут на дверь?
Но экка Жанайя, похоже, была не здесь. Она кивнула, явно не поняв смысла вопроса, и пробормотала что-то вроде «да-да», а сама склонилась к листу бумаги и быстро рисовала.
Кажется, она забыла обо мне.
Я свернула свою старую одежду, и когда подошла, чтобы упаковать новую и расплатиться, рассмотрела, чем же она была занята. Экка рисовала модели белья, явно используя самые свежие впечатления.
Эх, да я просто кладезь полезной информации!
Фантазия у женщины была неплохая и, думаю, она разбиралась в швейном производстве, потому как знакомые модели получались на рисунках с каким-то немного старинным акцентом.
С ума сойти: вещи со старинным акцентом!
Хозяйка лавки вздрогнула, когда я положила на прилавок примеренную одежду и взяла из подставки другой грифель. Захотелось добавить несколько моделек - трусики с высокой талией, спортивные топики, бюстики без лямок.
Она смотрела во все глаза, молчала, а когда я отложила грифель, решительно вздохнула и сказала:
- От меня подарок, - и выставила на прилавок пару ботиночек. А потом ещё покопалась где-то внизу и достала шляпную коробку и саквояжик - небольшой, простенький, из грубого сукна, но подходящий к шляпке и ботинкам.
- Благодарю, экка, - вежливо склонила голову я, едва сдерживая радость. И вложила ей в ладонь свой запас золотой валюты, тот, который с жемчужиной. И пока она, пребывая всё в той же задумчивости, перекладывала украшение куда-то поглубже под прилавок, а потом упаковывала в саквояж мои тряпки и новую одежду, я едва не подпрыгивала от счастья. Ну не рассчитывала я на такую щедрость!
Хозяйка магазина так и не ответила на мои вежливые слова прощания - она снова рисовала.
А я, окрылённая удачей, шла и думала, что сама не стала бы пытаться в этом мире внедрять подобные новинки. Боюсь, они были слишком уж необычны. Да и есть ли здесь производство эластичных тканей или резинок?
А ещё пыталась понять, почему же здесь преследуют таких, как я? Вот самый простой пример - экка Жанайя. Она, лишь увидев моё бельё, вдохновилась. Сразу же видно, у неё сотни идей!
Сколько же ещё я могу принести подобной пользы? Прогресс тут где-то на уровне середины восемнадцатого века, хотя я, конечно, не историк, и точно не взялась бы утверждать.
Ну пусть я не знаю, как работает смартфон или холодильник, но самые простые, элементарные вещи, такие, как зубная щётка, чайник или нормальное жестяное ведро, смогла бы нарисовать и объяснить, как сделать.
Почему же тогда за мной была погоня? Почему нужно было скрываться? Неужели местные власти чего-то боятся от таких, как я? Болезней? Опасных знаний? Но каких? Ещё болезни так сяк, но вот знания...
