– Ты… – я словно потерял дар речи – Ты не злишься, что я… купил эти булочки?
– А почему я должна злиться? – она искренне удивилась. Я стушевался и не нашёл ничего лучше, чем сказать то, что я купил их так мало. Её смех прекрасным образом разрядил обстановку, и я тоже позволил себе улыбнуться.
Лиля щедро налила мне пуэра в пузатую чашку и отдала мне булочку с маком. Я соврал, что не голодный, хотя сегодня я пил только голый кофе на работе.
– А какой это тип пуэра: Шен или Шу?
– Честно признаюсь, ты застал меня врасплох этим вопросом. – засмущалась Лиля. – Я не знаю, мне друзья его привезли из поездки в Китай. А какое у них различие?
И тут я решил сумничать, деловито рассказывая про условия выращивания чая, его цвет, про технологию производства и вкус. Я отпил немного, чтобы продегустировать и определить тип.
– Надо же, я удивлена! Я думала, что ты разбираешься только в сортах кофе. Сколько же в человеке разных граней… – казалось, Лиля действительно была восхищена. Или мне так хотелось думать… «Она же актриса.» Но я вовсе не гордился собой, я хотел завести непринуждённую беседу, чтобы молча не таращиться на неё. «Интересно, а она с макияжем или без?» Я хотел отвлечь себя, в первую очередь. – Честно говоря, я бы не отказалась от чашечки кофе… А ты?
– Я с удовольствием сварю тебе кофе, если хочешь. – не задумываясь, сказал я и с улыбкой добавил: – Но сам не буду, иначе у меня будет кофейное опьянение.
– Ой, мне не удобно… Ты и так весь день на ногах! Давай я сама…
– Пустяки! Да и работа в кофейне и варка кофе в турке в домашней обстановке – разные вещи! Это что-то сродни медитации, я действительно получаю от этого удовольствие.
Я не соврал Лиле – я на самом деле любил варить кофе дома или в гостях. За спиной нет голодных и оголтелых посетителей, ничего не шипит и не пыхтит под рукой, время не торопит и можно просто расслабиться и растворится в этом чудесном моменте. И я был вовсе не против, если бы Лиля составила мне компанию.
– Декаф подойдёт? Отлично, иначе я не усну.
Когда я стоял к ней спиной, полностью вовлечённый в столь сакральный процесс, как варка кофе, я завидовал сам себе: «Только недавно я мечтал о ней, а теперь я стою и варю кофе на её кухне. Чёрт подери, я счастливчик!» В ту минуту ничто и никто не могло омрачить этот момент. Я чувствовал, как она внимательно следит за каждым моим движеньем, как любопытная кошка и это мне льстило.
– Я пока нарежу сыр, обожаю пить кофе с сыром бри или камамбер…
– Я помогу!
– А кофе не убежит?
– Не беспокойся, я профессионал.
Я никогда не пил кофе с сыром, но мне захотелось попробовать. «Тоже мне, эстет!» Но чего не сделаешь ради Лили.
– Хочешь пойти покурить, когда закончишь с кофе?
– В парадную?
– Боже упаси, иначе у моей пожилой соседки случится приступ астмы! На лоджию.
– Тогда захвати мою куртку. Там холодно. И она всё равно безжалостна прокурена.
– А ты?
– За меня не переживай. У меня есть толстовка.
На лоджии мы присели на маленькие табуретки друг напротив друга. Нас разделял кофейный столик, на котором покоилась чистая пепельница. «Мне нравилось курить с ней плечом к плечу, но и так тоже сойдёт» Ей шла моя большая потёртая куртка: нежность и простота Лили сочетались с кожаной брутальностью, создавая образ этакой прима-балерины-бунтарки, которая выбежала покурить между танцами. Я то и дело ловил себя на том, что рассматриваю её и ничего не мог с собой поделать. А она в тот момент была такой молчаливой, задумчивой и привычно хрупкой, что мне не хотелось нарушать её покой. «О чём она думает? О чём она молчит? Интересно, она оставит свой ароматный след на моей куртке? Почему именно я?» Эти минуты молчания я не променял бы ни на что… Ни на бестолковую болтовню, ни на дурацкие шутки, ни на громкий смех, ни на обоюдную лесть. Мне кажется, что люди могут быть максимально близки именно в такие мгновенья. Если у вас нет того, с кем можно просто так помолчать, без повода, то я желаю вам найти такого человека. Наедине с собой я часто молчу, особенно, когда курю. В голове будто всё проясняется или наоборот: заволакивает туманом настолько, что не видно конца и края. Просто пустота и тишина… Казалось, что мы оба бродим по туманным лабиринтам разума и нам вовсе не страшно, нам просто хорошо.
Но внезапно сигарета предательски обожгла мне пальцы, и мы встрепенулись, как птахи на проводах.
– Сильно обжёгся? – взволнованно спросила она.
– Не, на работе и то сильнее обжигаюсь… – отмахнулся я и затушил тлеющий уголёк. – А ты живёшь одна?
– Конечно. Иначе я бы не стала тебя приглашать.
– Ну, мало ли, может быть у тебя есть собака или кошка? – она улыбнулась и покачала головой:
– Я люблю животных, но эта квартира не моя. В этом районе Петербурга практически нельзя снять квартиру с питомцами. Вот и приходится… Куковать одной.
– Ну, ты уже не одна. Тебе есть с кем разделить чашечку кофе и сигарету. С питомцами ты бы так не смогла. Пойдём на кухню, а то ты замёрзнешь.
За чашечкой декаф я осмелился задать ей вопрос о том, откуда она. Оказалось, что Лиля приехала учиться в Санкт-Петербург на архитектора в СПбГАСУ из Великого Новгорода. Но ушла со второго курса, потому что поняла, что это не её стезя, а возвращаться домой не захотела, так как её очаровала северная Венеция. Именно здесь она захотела воплотить свою мечту детства – стать актрисой театра и кино.
– Представляешь, я даже родителям не сказала, что ушла из института, они бы меня поедом съели… А я больше не могла насиловать себя ненавистной учёбой, да и со второго курса уже было бы куда сложнее из-за профильных предметов. Я сразу нашла себе работу, сняла крошечную комнатушку практически без окон и начала готовиться к поступлению в театральные вузы города. Но, увы и ах, не поступила ни в один! То фактура не та, то голосок слишком детский, то ростом не удалась… Друзья в один голос твердили: езжай в Москву, там точно поступишь! А я вцепилась мёртвой хваткой в Петербург и никуда больше не захотела уезжать… Тут я себя почувствовала живой, понимаешь? У меня было столько сил, храбрости, мотивации и энтузиазма, я даже не думала, что я так могу! Я сразу пошла в театральные кружки, и там меня приняли как родную: обогрели, откормили, отпоили, дали работу, а потом и долгожданные роли… Я столько прекрасных людей там встретила. А на одном из моих выступлений я повстречала… – Лиля осеклась. Она не хотела дальше говорить. По её лицу словно проскользнул страх, а потом заметное недовольство. Я не стал настаивать, просто взял свою чашку и отпил горького пуэра, выжидающе смотря на неё. Она поджала губы, сглотнула и продолжила, как ни в чём не бывало: – Я повстречала начинающего режиссёра, который мечтал тогда об авторском театре. Он отметил мою игру, фактуру, голос, рост и сказал, что у меня настоящий талант. Он отметил всё то, из-за чего меня не приняли в театральные вузы и сказал, что они идиоты, если не заметили во мне божественную искру.
– Ого, тебе повезло.
– Можно и так сказать. Просто у него есть режиссёрское чутьё и он действительно талантливый человек. Я ему очень благодарна.
– Ты тоже талантливая.
– Но ты ещё не видел меня на сцене.
– Пригласишь меня на своё выступление?
Лиля улыбнулась и пообещала это сделать в скором времени. Из глубины квартиры донёсся слабый звук, похожий на звонок мобильника. Я остался на кухне один и решил осмотреться. «Вылизанная» кухня в светло-голубых тонах походила на картинку из какого-то женского журнала: всё было на своих местах и по своим полочкам, даже кухонное полотенце было в тон кухонному гарнитуру и аккуратно лежало сложенным в углу. «М-да, видела бы она мою кухню, то сразу разочаровалась бы во мне.» Я встал, чтобы размять косточки и подошёл к окну, за которым уже лил дождь и виднелись понурые питерские крыши. И тут мой взгляд наткнулся на дверцу холодильника, на котором меж двух магнитов, висел детский рисунок. На белоснежной бумаге неумело, но старательно была нарисована женская фигура в ярком длинном платье на каком-то деревянном плоту. В одной руке у неё был букет то ли красных роз, то ли пионов, а другой она кому-то махала. И в левом верхнем боку (там дети обычно рисуют солнце) была какая-то красная тюль с кисточками. А в нижнем правом боку надпись гласила: «От Н-ты любимой М-ке»
– Кир, ты готов?
– К чему? – вздрогнул я.
– Ну, к ужину. В арт-кафе.
– А! Давно готов!
Она посмотрела на стрелки часов над кухонным столом и прикусила губу.
– Может, ну его? Это арт-кафе? Мы всё равно опоздали на кавер-группу.
– Как скажешь… Мне и тут хорошо, если честно. Но… я не навязываюсь.
– А давай сбегаем в магазинчик? Тут неподалеку, мы быстро.
Я охотно согласился, но подметил то, что она была чем-то взволнована. Я посчитал, что она просто расстроилась из-за того, что мы не попали в арт-кафе. Когда мы вышли с ней под одним зонтом на улицу, я решил во что бы то ни стало поднять Лиле настроение:
– А хочешь, я тебе сыграю на гитаре и спою? Я, правда, уже давно не играл, но пальцы то помнят.
– У меня нет гитары… Но есть укулеле, на котором я не умею играть. Подарок от поклонников на одну из премьер.
– Я могу тебя научить, там ничего сложного, это как мини-гитара.
«На самом деле я не умел играть на укулеле. Но чего не сделаешь ради…»
Какого же было моё удивление, когда мы уверенной походкой направлялись в винный магазин.
– Что ты обычно пьёшь? – спросила она.
– Ну, всё, что угодно кроме вина, шампанского и вермута. Потом голова трещит… А мы будем что-то отмечать?
– Можно и так выразиться. Купишь немного сыра, фруктов или конфет?
Я не мог ей отказать. Я просто молча наблюдал за тем, как она взяла бутылку красного вина и коньяк, пытаясь угадать, что у неё на уме. Словно после того звонка что-то в ней изменилось. Или просто поменялись планы? Одно меня успокаивало: что я до сих пор нахожусь рядом с ней.
По пути к ней домой мы шли молча и курили, каждый размышляя о своём. Я тайком ловил сладкий аромат её волос вкупе с дорогим парфюмом, стараясь не сильно прижиматься. Всё-таки я ценил личное пространство, хоть меня и тянуло к ней. А ещё я гадал о том, что же ждёт меня этим вечером, она была так непредсказуема для меня и загадочна, что мне хотелось разгадать её всё больше и больше.
На кухне мы вместе накрыли небольшой стол из того что было, а бокалами служили чайные чашки. Это вернуло меня в подростковые годы, когда мы собирались у кого-то дома или в общежитии и распивали из подручных средств, так как бокалов никогда не хватало на большую компанию. А у Лили не нашлось даже двух рюмок, потому что, по её словам, она не пила вовсе. Это удивило меня вдвойне:
– Так что же это за веский повод такой? За который ты решила выпить?
– За мою новую жизнь и… свободу. – тихо, но горделиво произнесла она и отпила немного вина. Я тоже пригубил коньяк и продолжил сверлить её взглядом.
– Утолишь моё мужское любопытство?
Она взяла большой кусок красного яблока, нарезанного мною, жадно вдохнула его аромат и откусила, пытливо смотря на меня. Я с улыбкой ждал, когда она прожуёт.
– Знаешь… Мне кажется, что ты сбежишь, узнав обо мне всю правду. – она произнесла это так серьёзно и с такой горечью в голосе, что я поперхнулся.
– Ты что, тайный агент ФБР, киллер или девушка в бегах? – со смехом ответил я, но она продолжала смотреть на меня строго и одновременно опасливо. Улыбка сползла с моих губ, и я немного отпил коньяка. – Лиль, я тебя не сдам. Я знаю, что мы знакомы всего ничего, но мне правда можно доверять. – о последних сказанных словах я мигом пожалел. Крепкий алкоголь ударил мне в голову, и я произнёс это с неким вызовом и пафосом. Я не должен был выпытывать у неё то, о чём она не хотела говорить. Я только открыл рот, чтобы сказать об этом, но она меня опередила:
– Кир, я замужем. – я продолжал молча смотреть на неё стеклянными глазами и успел только поморщить лоб, как она поспешила меня «успокоить»: – Не волнуйся, я нахожусь в процессе развода! Всё хорошо… Точнее, не совсем. Просто я должна была тебе об этом сказать. И сейчас звонил мой адвокат с новостями, которые выбили меня немного из колеи. Прости… Если ты захочешь уйти, я пойму.
– Подожди… – я поднял руку, пытаясь осмыслить всё сказанное Лилей: – А почему я должен уйти? Меня что, должно напугать то, что ты в разводе? Или то, что у тебя сейчас проблемы? Ну, бывают в жизни огорчения, кто-то женится, кто-то разводится… Сейчас я хочу остаться здесь и выслушать тебя. И помочь чем, смогу.
Я поймал её благодарную улыбку и почувствовал, как внутри меня что-то потеплело. Будто моя льдина в груди начала оттаивать. «Добро пожаловать, оттепель.» В тот момент мне захотелось заключить её в свои объятия и просто помолчать, вдыхая её аромат. Чёрт возьми, я так давно этого не делал с кем либо, что внутри меня что-то надломилось и больно заныло. «Это лёд, наконец, тронулся или…?» А Лиля сидела молча напротив и грустно улыбалась. И мне приходилось только строить гипотезы о том, о чём она думает. Но вдруг она посерьёзнела и с вызовом посмотрела на меня:
– Потанцуешь со мной? Прямо сейчас?
Мне не оставалась ничего, как согласиться, хоть танцевать я не умел. Но моё сердце забилось с такой скоростью, что я испугался, что она услышит его бешеный стук. Когда наши ладони соприкоснулись, и я подошёл к ней так близко, что услышал её дыхание, она начала медленно вести за собой. Её голова была почти на уровне моей груди, а нежная ладошка была такой маленькой в моей ручище, что я растерялся как школьник. Кстати, танцевал я в последний раз с одноклассницей в выпускном классе. Я отчётливо вспомнил и прожил заново это чувство: неуклюжее стеснение и мальчишескую неловкость. К слову, одноклассница мне нравилась, а я, болван, так и не осмелился ей в этом признаться. Наверное, даже к лучшему… И вот я танцую нечто, похожее на вальс на кухне с Лилей, слышу, как она считает вслух, и мы стараемся двигаться в унисон счёту, легонько задевая стулья и стол. Я молюсь всем Богам, дабы не наступить ей на босую ногу, задрав голову, чтобы не сталкиваться с ней взглядом. Предательски чувствую, как запотели мои ладони, и левая рука то и дело соскальзывает с её осиной талии. Я в миг протрезвел и сосредоточился на танце и движениях, попутно вспоминая свой школьный вальс. Я хочу ей понравиться, хочу прижаться к ней, хочу поцеловать… Но не осмеливаюсь даже взглянуть на неё. «Ты не достоин этого, держись на расстоянии, не позорься». Я бы танцевал так всю ночь напролёт, но мы набираем обороты и лихо врезаемся в стул, Лиля взрывается от смеха и отпускает мою руку, я выдыхаю…
– Всё-таки спустя столько лет мои ноги помнят! – я отпиваю из чашки немного коньяка и смотрю на её раскрасневшееся счастливое лицо. Она обмахивается ладошками и тянется к сыру:
– И всё-таки для вальса нужно куда больше места! Иди пока в гостиную, а я переоденусь, жуть как жарко в этом свитере.
В просторной гостиной горел приглушённый свет от двух напольных торшеров и было очень уютно. Я расположился в углу большого дивана, покрытого пятнистым пледом и прислушался: из глубины квартиры заиграла красивая знакомая мелодия. «Кажется, это Людовико Эйнауди ? Хм, у неё отличный вкус». И я немного расслабился.
– А почему я должна злиться? – она искренне удивилась. Я стушевался и не нашёл ничего лучше, чем сказать то, что я купил их так мало. Её смех прекрасным образом разрядил обстановку, и я тоже позволил себе улыбнуться.
Лиля щедро налила мне пуэра в пузатую чашку и отдала мне булочку с маком. Я соврал, что не голодный, хотя сегодня я пил только голый кофе на работе.
– А какой это тип пуэра: Шен или Шу?
– Честно признаюсь, ты застал меня врасплох этим вопросом. – засмущалась Лиля. – Я не знаю, мне друзья его привезли из поездки в Китай. А какое у них различие?
И тут я решил сумничать, деловито рассказывая про условия выращивания чая, его цвет, про технологию производства и вкус. Я отпил немного, чтобы продегустировать и определить тип.
– Надо же, я удивлена! Я думала, что ты разбираешься только в сортах кофе. Сколько же в человеке разных граней… – казалось, Лиля действительно была восхищена. Или мне так хотелось думать… «Она же актриса.» Но я вовсе не гордился собой, я хотел завести непринуждённую беседу, чтобы молча не таращиться на неё. «Интересно, а она с макияжем или без?» Я хотел отвлечь себя, в первую очередь. – Честно говоря, я бы не отказалась от чашечки кофе… А ты?
– Я с удовольствием сварю тебе кофе, если хочешь. – не задумываясь, сказал я и с улыбкой добавил: – Но сам не буду, иначе у меня будет кофейное опьянение.
– Ой, мне не удобно… Ты и так весь день на ногах! Давай я сама…
– Пустяки! Да и работа в кофейне и варка кофе в турке в домашней обстановке – разные вещи! Это что-то сродни медитации, я действительно получаю от этого удовольствие.
Я не соврал Лиле – я на самом деле любил варить кофе дома или в гостях. За спиной нет голодных и оголтелых посетителей, ничего не шипит и не пыхтит под рукой, время не торопит и можно просто расслабиться и растворится в этом чудесном моменте. И я был вовсе не против, если бы Лиля составила мне компанию.
– Декаф подойдёт? Отлично, иначе я не усну.
Когда я стоял к ней спиной, полностью вовлечённый в столь сакральный процесс, как варка кофе, я завидовал сам себе: «Только недавно я мечтал о ней, а теперь я стою и варю кофе на её кухне. Чёрт подери, я счастливчик!» В ту минуту ничто и никто не могло омрачить этот момент. Я чувствовал, как она внимательно следит за каждым моим движеньем, как любопытная кошка и это мне льстило.
– Я пока нарежу сыр, обожаю пить кофе с сыром бри или камамбер…
– Я помогу!
– А кофе не убежит?
– Не беспокойся, я профессионал.
Я никогда не пил кофе с сыром, но мне захотелось попробовать. «Тоже мне, эстет!» Но чего не сделаешь ради Лили.
– Хочешь пойти покурить, когда закончишь с кофе?
– В парадную?
– Боже упаси, иначе у моей пожилой соседки случится приступ астмы! На лоджию.
– Тогда захвати мою куртку. Там холодно. И она всё равно безжалостна прокурена.
– А ты?
– За меня не переживай. У меня есть толстовка.
На лоджии мы присели на маленькие табуретки друг напротив друга. Нас разделял кофейный столик, на котором покоилась чистая пепельница. «Мне нравилось курить с ней плечом к плечу, но и так тоже сойдёт» Ей шла моя большая потёртая куртка: нежность и простота Лили сочетались с кожаной брутальностью, создавая образ этакой прима-балерины-бунтарки, которая выбежала покурить между танцами. Я то и дело ловил себя на том, что рассматриваю её и ничего не мог с собой поделать. А она в тот момент была такой молчаливой, задумчивой и привычно хрупкой, что мне не хотелось нарушать её покой. «О чём она думает? О чём она молчит? Интересно, она оставит свой ароматный след на моей куртке? Почему именно я?» Эти минуты молчания я не променял бы ни на что… Ни на бестолковую болтовню, ни на дурацкие шутки, ни на громкий смех, ни на обоюдную лесть. Мне кажется, что люди могут быть максимально близки именно в такие мгновенья. Если у вас нет того, с кем можно просто так помолчать, без повода, то я желаю вам найти такого человека. Наедине с собой я часто молчу, особенно, когда курю. В голове будто всё проясняется или наоборот: заволакивает туманом настолько, что не видно конца и края. Просто пустота и тишина… Казалось, что мы оба бродим по туманным лабиринтам разума и нам вовсе не страшно, нам просто хорошо.
Но внезапно сигарета предательски обожгла мне пальцы, и мы встрепенулись, как птахи на проводах.
– Сильно обжёгся? – взволнованно спросила она.
– Не, на работе и то сильнее обжигаюсь… – отмахнулся я и затушил тлеющий уголёк. – А ты живёшь одна?
– Конечно. Иначе я бы не стала тебя приглашать.
– Ну, мало ли, может быть у тебя есть собака или кошка? – она улыбнулась и покачала головой:
– Я люблю животных, но эта квартира не моя. В этом районе Петербурга практически нельзя снять квартиру с питомцами. Вот и приходится… Куковать одной.
– Ну, ты уже не одна. Тебе есть с кем разделить чашечку кофе и сигарету. С питомцами ты бы так не смогла. Пойдём на кухню, а то ты замёрзнешь.
За чашечкой декаф я осмелился задать ей вопрос о том, откуда она. Оказалось, что Лиля приехала учиться в Санкт-Петербург на архитектора в СПбГАСУ из Великого Новгорода. Но ушла со второго курса, потому что поняла, что это не её стезя, а возвращаться домой не захотела, так как её очаровала северная Венеция. Именно здесь она захотела воплотить свою мечту детства – стать актрисой театра и кино.
– Представляешь, я даже родителям не сказала, что ушла из института, они бы меня поедом съели… А я больше не могла насиловать себя ненавистной учёбой, да и со второго курса уже было бы куда сложнее из-за профильных предметов. Я сразу нашла себе работу, сняла крошечную комнатушку практически без окон и начала готовиться к поступлению в театральные вузы города. Но, увы и ах, не поступила ни в один! То фактура не та, то голосок слишком детский, то ростом не удалась… Друзья в один голос твердили: езжай в Москву, там точно поступишь! А я вцепилась мёртвой хваткой в Петербург и никуда больше не захотела уезжать… Тут я себя почувствовала живой, понимаешь? У меня было столько сил, храбрости, мотивации и энтузиазма, я даже не думала, что я так могу! Я сразу пошла в театральные кружки, и там меня приняли как родную: обогрели, откормили, отпоили, дали работу, а потом и долгожданные роли… Я столько прекрасных людей там встретила. А на одном из моих выступлений я повстречала… – Лиля осеклась. Она не хотела дальше говорить. По её лицу словно проскользнул страх, а потом заметное недовольство. Я не стал настаивать, просто взял свою чашку и отпил горького пуэра, выжидающе смотря на неё. Она поджала губы, сглотнула и продолжила, как ни в чём не бывало: – Я повстречала начинающего режиссёра, который мечтал тогда об авторском театре. Он отметил мою игру, фактуру, голос, рост и сказал, что у меня настоящий талант. Он отметил всё то, из-за чего меня не приняли в театральные вузы и сказал, что они идиоты, если не заметили во мне божественную искру.
– Ого, тебе повезло.
– Можно и так сказать. Просто у него есть режиссёрское чутьё и он действительно талантливый человек. Я ему очень благодарна.
– Ты тоже талантливая.
– Но ты ещё не видел меня на сцене.
– Пригласишь меня на своё выступление?
Лиля улыбнулась и пообещала это сделать в скором времени. Из глубины квартиры донёсся слабый звук, похожий на звонок мобильника. Я остался на кухне один и решил осмотреться. «Вылизанная» кухня в светло-голубых тонах походила на картинку из какого-то женского журнала: всё было на своих местах и по своим полочкам, даже кухонное полотенце было в тон кухонному гарнитуру и аккуратно лежало сложенным в углу. «М-да, видела бы она мою кухню, то сразу разочаровалась бы во мне.» Я встал, чтобы размять косточки и подошёл к окну, за которым уже лил дождь и виднелись понурые питерские крыши. И тут мой взгляд наткнулся на дверцу холодильника, на котором меж двух магнитов, висел детский рисунок. На белоснежной бумаге неумело, но старательно была нарисована женская фигура в ярком длинном платье на каком-то деревянном плоту. В одной руке у неё был букет то ли красных роз, то ли пионов, а другой она кому-то махала. И в левом верхнем боку (там дети обычно рисуют солнце) была какая-то красная тюль с кисточками. А в нижнем правом боку надпись гласила: «От Н-ты любимой М-ке»
– Кир, ты готов?
– К чему? – вздрогнул я.
– Ну, к ужину. В арт-кафе.
– А! Давно готов!
Она посмотрела на стрелки часов над кухонным столом и прикусила губу.
– Может, ну его? Это арт-кафе? Мы всё равно опоздали на кавер-группу.
– Как скажешь… Мне и тут хорошо, если честно. Но… я не навязываюсь.
– А давай сбегаем в магазинчик? Тут неподалеку, мы быстро.
Я охотно согласился, но подметил то, что она была чем-то взволнована. Я посчитал, что она просто расстроилась из-за того, что мы не попали в арт-кафе. Когда мы вышли с ней под одним зонтом на улицу, я решил во что бы то ни стало поднять Лиле настроение:
– А хочешь, я тебе сыграю на гитаре и спою? Я, правда, уже давно не играл, но пальцы то помнят.
– У меня нет гитары… Но есть укулеле, на котором я не умею играть. Подарок от поклонников на одну из премьер.
– Я могу тебя научить, там ничего сложного, это как мини-гитара.
«На самом деле я не умел играть на укулеле. Но чего не сделаешь ради…»
Какого же было моё удивление, когда мы уверенной походкой направлялись в винный магазин.
– Что ты обычно пьёшь? – спросила она.
– Ну, всё, что угодно кроме вина, шампанского и вермута. Потом голова трещит… А мы будем что-то отмечать?
– Можно и так выразиться. Купишь немного сыра, фруктов или конфет?
Я не мог ей отказать. Я просто молча наблюдал за тем, как она взяла бутылку красного вина и коньяк, пытаясь угадать, что у неё на уме. Словно после того звонка что-то в ней изменилось. Или просто поменялись планы? Одно меня успокаивало: что я до сих пор нахожусь рядом с ней.
По пути к ней домой мы шли молча и курили, каждый размышляя о своём. Я тайком ловил сладкий аромат её волос вкупе с дорогим парфюмом, стараясь не сильно прижиматься. Всё-таки я ценил личное пространство, хоть меня и тянуло к ней. А ещё я гадал о том, что же ждёт меня этим вечером, она была так непредсказуема для меня и загадочна, что мне хотелось разгадать её всё больше и больше.
На кухне мы вместе накрыли небольшой стол из того что было, а бокалами служили чайные чашки. Это вернуло меня в подростковые годы, когда мы собирались у кого-то дома или в общежитии и распивали из подручных средств, так как бокалов никогда не хватало на большую компанию. А у Лили не нашлось даже двух рюмок, потому что, по её словам, она не пила вовсе. Это удивило меня вдвойне:
– Так что же это за веский повод такой? За который ты решила выпить?
– За мою новую жизнь и… свободу. – тихо, но горделиво произнесла она и отпила немного вина. Я тоже пригубил коньяк и продолжил сверлить её взглядом.
– Утолишь моё мужское любопытство?
Она взяла большой кусок красного яблока, нарезанного мною, жадно вдохнула его аромат и откусила, пытливо смотря на меня. Я с улыбкой ждал, когда она прожуёт.
– Знаешь… Мне кажется, что ты сбежишь, узнав обо мне всю правду. – она произнесла это так серьёзно и с такой горечью в голосе, что я поперхнулся.
– Ты что, тайный агент ФБР, киллер или девушка в бегах? – со смехом ответил я, но она продолжала смотреть на меня строго и одновременно опасливо. Улыбка сползла с моих губ, и я немного отпил коньяка. – Лиль, я тебя не сдам. Я знаю, что мы знакомы всего ничего, но мне правда можно доверять. – о последних сказанных словах я мигом пожалел. Крепкий алкоголь ударил мне в голову, и я произнёс это с неким вызовом и пафосом. Я не должен был выпытывать у неё то, о чём она не хотела говорить. Я только открыл рот, чтобы сказать об этом, но она меня опередила:
– Кир, я замужем. – я продолжал молча смотреть на неё стеклянными глазами и успел только поморщить лоб, как она поспешила меня «успокоить»: – Не волнуйся, я нахожусь в процессе развода! Всё хорошо… Точнее, не совсем. Просто я должна была тебе об этом сказать. И сейчас звонил мой адвокат с новостями, которые выбили меня немного из колеи. Прости… Если ты захочешь уйти, я пойму.
– Подожди… – я поднял руку, пытаясь осмыслить всё сказанное Лилей: – А почему я должен уйти? Меня что, должно напугать то, что ты в разводе? Или то, что у тебя сейчас проблемы? Ну, бывают в жизни огорчения, кто-то женится, кто-то разводится… Сейчас я хочу остаться здесь и выслушать тебя. И помочь чем, смогу.
Я поймал её благодарную улыбку и почувствовал, как внутри меня что-то потеплело. Будто моя льдина в груди начала оттаивать. «Добро пожаловать, оттепель.» В тот момент мне захотелось заключить её в свои объятия и просто помолчать, вдыхая её аромат. Чёрт возьми, я так давно этого не делал с кем либо, что внутри меня что-то надломилось и больно заныло. «Это лёд, наконец, тронулся или…?» А Лиля сидела молча напротив и грустно улыбалась. И мне приходилось только строить гипотезы о том, о чём она думает. Но вдруг она посерьёзнела и с вызовом посмотрела на меня:
– Потанцуешь со мной? Прямо сейчас?
Мне не оставалась ничего, как согласиться, хоть танцевать я не умел. Но моё сердце забилось с такой скоростью, что я испугался, что она услышит его бешеный стук. Когда наши ладони соприкоснулись, и я подошёл к ней так близко, что услышал её дыхание, она начала медленно вести за собой. Её голова была почти на уровне моей груди, а нежная ладошка была такой маленькой в моей ручище, что я растерялся как школьник. Кстати, танцевал я в последний раз с одноклассницей в выпускном классе. Я отчётливо вспомнил и прожил заново это чувство: неуклюжее стеснение и мальчишескую неловкость. К слову, одноклассница мне нравилась, а я, болван, так и не осмелился ей в этом признаться. Наверное, даже к лучшему… И вот я танцую нечто, похожее на вальс на кухне с Лилей, слышу, как она считает вслух, и мы стараемся двигаться в унисон счёту, легонько задевая стулья и стол. Я молюсь всем Богам, дабы не наступить ей на босую ногу, задрав голову, чтобы не сталкиваться с ней взглядом. Предательски чувствую, как запотели мои ладони, и левая рука то и дело соскальзывает с её осиной талии. Я в миг протрезвел и сосредоточился на танце и движениях, попутно вспоминая свой школьный вальс. Я хочу ей понравиться, хочу прижаться к ней, хочу поцеловать… Но не осмеливаюсь даже взглянуть на неё. «Ты не достоин этого, держись на расстоянии, не позорься». Я бы танцевал так всю ночь напролёт, но мы набираем обороты и лихо врезаемся в стул, Лиля взрывается от смеха и отпускает мою руку, я выдыхаю…
– Всё-таки спустя столько лет мои ноги помнят! – я отпиваю из чашки немного коньяка и смотрю на её раскрасневшееся счастливое лицо. Она обмахивается ладошками и тянется к сыру:
– И всё-таки для вальса нужно куда больше места! Иди пока в гостиную, а я переоденусь, жуть как жарко в этом свитере.
В просторной гостиной горел приглушённый свет от двух напольных торшеров и было очень уютно. Я расположился в углу большого дивана, покрытого пятнистым пледом и прислушался: из глубины квартиры заиграла красивая знакомая мелодия. «Кажется, это Людовико Эйнауди ? Хм, у неё отличный вкус». И я немного расслабился.
