Но здесь была только кишащая масса ничего не понимающей тоски, колышущаяся, как студень.
Бирюзово - синими всполохами обозначилась колония упыренышей. Небольшая и неактивная. Недавно приезжали студенты-маги и пытались их уничтожить. Следы зачистки тоже ясно читались. Еще один почти окуклившийся вампир. Оборотень наведывался, трапезничать изволил. Или вурдалак, я их плохо различаю. Одно ясно, что ел украденную корову. Были также полностью оборудованное рабочее место некроманта и зомби в спячке лет на тридцать. На редкость спокойное местечко. Рядом с городом могло бы быть и пооживленнее.
Минусы же в работе колдуньи присутствовали. Целых два.
Первый, все это увидела не только она, но и все живые на кладбище: Лиходар позеленевший, мальчишка побледневший, сторож, я и старуха с клюкой.
А второй недостаток состоял в небольшом нюансе, что делал подобные заклинания чисто теоретическими или мало используемыми. И всегда – на очень маленьких площадях. Два-три метра, но не гектар! Нас тоже заметили.
И кому какое дело, что утро на дворе. Раз колдуют, значит – полночь! Крест на могиле купца наследственной первой гильдии Саморохина, где таяли синеватые полосы обитания упыря, активно зашевелился. И не на единственной. Вилор действительно выбрала удачное место – сердцевину колонии.
Лиходаров меч будто сам прыгнул в руку, Ари и девушка попятились к старой березе.
- Бегите, идиоты! – заорала я.
Любой здравомыслящий упырь сообразит, что при свете дня охота не пойдет, и зароется обратно. Надо только дать ему «время подумать», достаточное, чтобы быстро-быстро пробежать порядочную версту.
Но магичка с Ари вцепились в дерево, как в последнюю надежду. Над их головами белый в черных прожилках ствол менялся, ветви сплетались в причудливую сеть, трещины превращались в провалы, а те соединялись в огромное дупло, которое медленно ползло к низу. В общем, если вы не видели коряшу, то вам сложно объяснить. Принцип жизнедеятельности тот же, что у росянки, только ловит она исключительно напуганных до смерти людей. Рядом с ней чувствуешь покой и тянешься за защитой, а дальше…
Лиходар тоже попал под воздействие чар дерева-людоеда. В ними все будет в порядке, показалось ему. Он развернулся и одним движением разрубил слишком быстрого упыреныша. Смотреть, как две половинки находят друг друга и срастаются опять в единое целое и голодное существо, я не стала. Меч ведь у него острый, но не заговоренный, даже без серебряной полосы.
До них около десятка метров: перемахну через забор, за несколько прыжков успею настроиться и передать реальность происходящего до усыпающего сознания Вилор или Лиходара. Или до коряши, что они не очень съедобны. А по пути кого-нибудь посохом стукнуть. Того лапастого, например, который у бабки сумку отобрать пытается. Старуха сопротивлялась и с порядочной сноровкой тюкала совсем мелкого монстрика клюкой, не всегда попадая по его голове, поэтому пахло едой, а из сумы что-то капало. Увидев такую картину, Михей покраснел. Я слышала, что один воевода солдат так отбирал: если при испуге ребята бледнеют, то от ворот поворот, а если кровь в голову и злость из ушей, то добро пожаловать.
Рыжая молния с рычанием и кистью наперевес бросилась в гущу событий. Только капли краски дорожку обозначили.
- Куда прешь? Рано еще! А ну, спать! Живо! - парень завозил кистью, которая раньше веником работала, по морде вялого упыря, с непривычки ослепленного солнечным светом. Тот что-то пикнул и поплелся зарываться в землю.
- Это и тебя касается! – он схватил полуходящее умертвие за шиворот, только саван затрещал.- Ты не там лежал! Ишь, расшевелились! Все по могилам, быстро! Распоясались совсем! – Михей прикрикнул на располовиненного, еще кого-то мазнул кистью по спине. Слабое сопротивление было сломлено, около десятка упырей и умертвий, повесив носы и хвосты, разбрелись дожидаться ночи.
До Вилор и Ари дошло, что можно отлипнуть от березы и дружно заорать. На месте коряши я бы подхватила корни в руки и дала бы деру, искать спокойнейшего местечка.
А затем они так же синхронно умолкли.
- Хелень, стой, где стоишь, - Лиходар все еще не отпускал меч в темных разводах. Опять я все интересное пропустила!
Я непонимающе глянула сначала на них, а потом на Михея. Он оказался молодым, еще утратившим юношеской угловатости и резкости. Слишком юн и неопытен, недоверчив, судит по первому впечатлению и самоуверен. Ничего, жизнь научит. Она у оборотней длинной бывает.
Но на нас внимания он уже не обращал. Он только учился использовать звериную силу в человеческом обличье, но все равно услышал бы попытку напасть раньше, чем стала бы очевидной неудача. И его глаза. Странный взгляд, когда мир воспринимаешь не только зрением.
Михей подошел и помог встать старушке, которая могла добить кладбищенскую мелюзгу не столь силой, сколь упертостью.
- С вами все в порядке, матушка?
- Да, да. Я вот поесть тебе принесла.
На бабке была черная ряса с белым орнаментом Ордена Сестер Святого Креста. А я ее издали за побирушку приняла.
Монахиня отряхнулась, протянутую руку проигнорировала и накинулась на оборотня с энергией, которой и в молодом возрасте позавидуешь.
- Ты что себе позволяешь, сторож безглазый! Пораспускал тут нежить ползучую. Ведьмаки толпами ходят, а ему лишь бы хвост не оттоптали!
- Матушка, они сами… они обманули…
Отчитав парня, бабка переключила весь свой пыл на нас. Точнее на меня, как на ближайший объект.
- Да как вам не стыдно, люди добрые! Ничего святого в вас нету! Убоялись бы гнева небесного или порицания человеческого!
Под напором маленькой женщины, размахивающей руками, как ветряная мельница, пришлось отступать. Она за минуту призвала на наши головы кары не страшные, но вполне реальные. Выглядело смешно, но затем матушка решила перейти от слов к делу:
- А ну, где моя клюка? Я их научу, как покой усопших тревожить! Они потом еще два дня стоя есть будут, бо сесть не смогут.
Даже у непробиваемого Лиходара подобное угроза вызвала удивление. Его – мастера меча, одного из лучших воинов в Содружестве семи стран, закаленного огнем и водой, умеющего постоять за себя и убить голыми руками, видевшего такие вещи, от которых можно поседеть… его собиралась отшлепать по мягкому месту старушка, которую сломать можно одним вздохом.
Вилор испугано заозиралась по сторонам и скрутила пальцы для очередного заклинания.
- Поосторожнее, а то сюда скоро опять вся нежить сбежится, - предупредила я девушку.
- Кстати, а почему твоя магия не показала дерево-людоеда? – забыл что ли Лиходар, что не на светском рауте находится.
- Да потому что оно – дерево! - магичка могла запросто сорваться на истерику.
- А умертвия?
- Какое же кладбище без них?
Умертвия – ходячие мертвецы, поднятые не магией, а тоской и печалью живых родственников. Иногда настолько глубокой, что они обретают способность забирать на тот край других. Чаще всего они долго не существовали. Три-четыре века, не дольше.
Старуха бушевала. Ари смеяться уже не мог и тихо икал. От Вилор в любой момент могло вырваться непредсказуемое волшебство, все равно что приглашение к обеду для нежити. Она хоть и побаивалась своего сторожа, но голод сильнее. Лиходар и Михей так и не поняли, кого надо защищать и от кого.
Развиваться ситуации самотеком я не позволила:
- Сестра Рамона, - и поправила саму себя. – Матушка Рамона, мы не причиним вреда ни вам, ни вашему приемному сыну
Оборотень ощетинился, избрав меня главным врагом. Потом и монахиня поняла, что знаю я слишком много подробностей.
-Матушка Рамона, вы не правы, - если присмотреться, то недалеко от правды ухожу. – Не стоит опасаться нас. У вас в кармане лежит дурман-порошок. Но не стоит пытаться усыпить нас. Мы не желаем зла ни вам, ни Михею.
Матриар тепло поддался и усилил волну успокоения и доверия.
- Однажды много лет назад вы были помощницей настоятельницы в монастыре Сестер на Трехдорожье.
…
Сестры содержали приют для сирот и дом престарелых, поэтому обычное дело – на пороге нашли корзинку с новорожденным младенцем. Не первый и не последний подкидыш. Вы сразу же привязались к мальчишке. Он напоминал вам того, другого ребенка. Многие говорят, что все пройдет. Но это не проходит, как вам казалось. Не смотря на ваше положение и ответственности, вы опекаете и заботитесь о малыше больше других. Детей много, адептки не могут уделить всем достаточно тепла и внимания. Поэтому вы первой замечаете, что Михей отличается от всех обычных мальчишек.
…
- Откуда ты знаешь? – рука в пергаментной коже так и не нырнула в складки платья. Весь огонь вышел и перед нами стояла обычная пожилая женщина, много перетерпевшая и уже не в силах защищать самое дорогое. – Ты ведьма?
- Сказочница. Я просто рассказываю истории.
- Пойдемте, мы живем здесь недалеко. Я вас хоть чаем напою.
Михей было рванулся за нами, но мать Рамона строго напомнила про забор. А я –тихо-тихо – про корову. Эффект был потрясающим – парень так рьяно взялся за работу, только брызги краски полетели в стороны.
Они жили в маленькой избушке по дороге на кладбище. Вроде и к городским стенам близко, но лес и чистое поле тоже рядом. Мать Рамона помогает больным, утешает тех, чью любимые ушли за край и ухаживает за могилами. Михей работает сторожем, тем и живут. Соседей не много, но со всеми ладят. Правда, уже слишком долго здесь живут. Сплетни начинают ходить по округе.
Домик оказался маленьким и ухоженным, окруженным тремя деревцами и вскопанной делянкой. В скромной обстановке, в убранной горнице чувствовалась бедность и благодарность за мир и покой, за каждый прожитый день.
Когда я вошла, то первый взгляд и поклон в красный угол, куда вешают иконы или ставят божков. Верили в них не для красоты или традиции. Я не смогла сразу рассмотреть, кого здесь почитают, но почувствовала искренность и намоленность места. Магичка перекрестилась, поцеловала щепотку пальцев и прошептала слова короткой молитвы. Хотя в ее профессии принято быть атеистами и еретиками. Лиходар поклонился из уважения, мальчишка – потому что копировал наемника. Позже Вилор скажет, что в главном углу была вырезанная на деревянной доске женщина с младенцем, украшенная засушенными полевыми цветами.
Хозяйка сразу же усадила нас за стол, накрытый льняной скатертью, и засуетилась, расставляя разные запасы. Я предложила помощь и скоро мы с Вилор то резали хлеб, то расставляли тарелки. Лиходара с Ари отправили за дровами. Мать Рамона достала соленые огурцы и маринованные опята. У нее были прелестные лепешки, такие вкусные с зеленью и яйцами. Хозяйка наложила нам по огромной тарелке ароматного тушенного мяса и дала по большому куску хлеба с солью. Мы уплетали за обе щеки. Пришел Михей – быстро управился. Он переоделся в чистое и тоже быстро заработал челюстями. Бабушка смотрела на нас васильковыми глазами, а потом начала рассказывать. Или продолжать мою историю.
…
Тогда она была в том возрасте, когда монахиню перестают называть «сестрой», но «матушкой» быть еще рановато.
Сестра Рамона пользовалась доверием настоятельницы и авторитетом в монастыре. Ей не составило труда составить бумаги, которая каждая по себе выглядела странно, а обе вместе получались вообще немыслимыми. Первая, о своем переводе с места служения в Трехдорожской обители в полупустынный скит на другом краю страны. А вторая – об опеке над дитем Михеем Студенским. Составить-то составила, но никто в здравом уме такое не подпишет и не одобрит.
…
- Вы сбежали, подделали подпись и сбежали.
- Да, я не смогла бы пережить потерю сына еще раз.
…
Некоторое время они и вправду жили где-то при далеких монастырях. А потом начали искать пристанища то в глухих деревнях или небольших городах. Мальчишка взрослел, узнавал о себе и своей природе больше. Иногда о ней узнавали соседи. Поэтому мать Рамона и Михей часто пережали, а в последние годы жили в Братиславе. Слишком долго уже жили.
…
Вилор не утерпела:
- А как же звериная природа оборотня?
Несказанное повисло в воздухе: «Вдруг однажды в нем проснется жажда крови, и он начнет убивать? Людей, а не зайчиков-лисичек. Он ведь наполовину зверь?»
Я вспомнила, чем отличается оборотень от вурдалака. Не столь внешним строением, силой или выносливостью. У оборотня первоначальной является человеческая сущность. Разумное начало должно победить и контролировать животную природу. Но когда тебя все ненавидят, преследуют и презирают, то сохранить нечто светлое очень сложно.
Мать Рамона печально улыбнулась:
- Он человек, девочка. Он в первую очередь человек, который платит искупление за ошибки своих родителей. Или более далеких предков.
Матриар дал почувствовать под рукавами черного одеяния беглой монахини белые рубцы от шрамов.
- Господь заповедовал нам любить. И любовь в самом деле может творить чудеса, - голос старушки наполнился тихой силой. – Только порой нужно много времени.
- Но они убийцы?! – мальчонку бы такту подучить.
- Я никого не убивал! – обозлился Михей.
- Ты судишь из того, что многих оборотней обвиняют во всех смертных грехах. Мать Рамона, вы совершили чудо!
Вилор водила пальцем то по краю деревянной миски с нехитрой, но притягательной резьбой, то по черенку липовой ложки.
- Это Михей вырезает, - сказала бабушка. – Но никогда не продает. Говорит, что нельзя…
- Нельзя продавать такие простые вещи. Им же грош цена. – буркнул оборотень.
А матриар перевел: «Нельзя продавать душу». Я решилась:
- Мать Рамона, мы пришли на кладбище по одному делу. Нам нужно…
Лиходар тоже сделал определенные выводы:
- Хелень, мне бы надо с тобой поговорить. – Наемник почти вытащил меня из-за стола. Для беседы выбрали место, где нас не смогли бы услышать ни из дому, ни со стороны дороги, если там кто объявится.
- Ты сумасшедшая?! У нее уже живет один. А ты ей и второго хочешь подкинуть?!
Хм, я ожидала такой реакции от Вилор, даже готова была ее убеждать. Но не расчетливого воина. Цель оправдывает средства. Цель оправдывает человеческие жертвы.
- Ей здесь понравится.
- А ты о монашке подумай, а?! Она и с одним чудовищем еле справляется, а ты хочешь навязать ей ррори.
- Ты ничего не понимаешь. Михей не превратился в зверя, подобно многим не потому, что его контролировали, а потому, что прощали и любили, принимали таким, какой он есть, давали свободу и не боялись быть с ним строгой и учить быть ответственным за самого себя.
- Привязанность к одной женщине не означает, что он любит весь мир. Она ему мать заменила.
- Все начинается с материнской любви. Я просто предложу.
- Не смей! Думаешь, от любви и заботы ррори станет белой и пушистой? Всеобщей любимицей? Она не Михей – глотку ведь перегрызет.
И как ему объяснить про темноту одиночества, которую я заметила в душе у змеиношеей, когда она атаковала меня. Ужас и страх, спрятанный за ненавистью. Мир, с самого начала которого были лишь презрение, попытки выжить и торговаться за жизнь.
- Ты не веришь, что ррори другая.
- Ты изменила свое мнение за одно утро. Она ведь и тебя пыталась убить.
Сказать ему или не сказать? Когда перерасскажешь тысячи сказок и переживешь тысячи жизней за свое столетие, то к смерти начинаешь относиться без должной истерики:
Бирюзово - синими всполохами обозначилась колония упыренышей. Небольшая и неактивная. Недавно приезжали студенты-маги и пытались их уничтожить. Следы зачистки тоже ясно читались. Еще один почти окуклившийся вампир. Оборотень наведывался, трапезничать изволил. Или вурдалак, я их плохо различаю. Одно ясно, что ел украденную корову. Были также полностью оборудованное рабочее место некроманта и зомби в спячке лет на тридцать. На редкость спокойное местечко. Рядом с городом могло бы быть и пооживленнее.
Минусы же в работе колдуньи присутствовали. Целых два.
Первый, все это увидела не только она, но и все живые на кладбище: Лиходар позеленевший, мальчишка побледневший, сторож, я и старуха с клюкой.
А второй недостаток состоял в небольшом нюансе, что делал подобные заклинания чисто теоретическими или мало используемыми. И всегда – на очень маленьких площадях. Два-три метра, но не гектар! Нас тоже заметили.
И кому какое дело, что утро на дворе. Раз колдуют, значит – полночь! Крест на могиле купца наследственной первой гильдии Саморохина, где таяли синеватые полосы обитания упыря, активно зашевелился. И не на единственной. Вилор действительно выбрала удачное место – сердцевину колонии.
Лиходаров меч будто сам прыгнул в руку, Ари и девушка попятились к старой березе.
- Бегите, идиоты! – заорала я.
Любой здравомыслящий упырь сообразит, что при свете дня охота не пойдет, и зароется обратно. Надо только дать ему «время подумать», достаточное, чтобы быстро-быстро пробежать порядочную версту.
Но магичка с Ари вцепились в дерево, как в последнюю надежду. Над их головами белый в черных прожилках ствол менялся, ветви сплетались в причудливую сеть, трещины превращались в провалы, а те соединялись в огромное дупло, которое медленно ползло к низу. В общем, если вы не видели коряшу, то вам сложно объяснить. Принцип жизнедеятельности тот же, что у росянки, только ловит она исключительно напуганных до смерти людей. Рядом с ней чувствуешь покой и тянешься за защитой, а дальше…
Лиходар тоже попал под воздействие чар дерева-людоеда. В ними все будет в порядке, показалось ему. Он развернулся и одним движением разрубил слишком быстрого упыреныша. Смотреть, как две половинки находят друг друга и срастаются опять в единое целое и голодное существо, я не стала. Меч ведь у него острый, но не заговоренный, даже без серебряной полосы.
До них около десятка метров: перемахну через забор, за несколько прыжков успею настроиться и передать реальность происходящего до усыпающего сознания Вилор или Лиходара. Или до коряши, что они не очень съедобны. А по пути кого-нибудь посохом стукнуть. Того лапастого, например, который у бабки сумку отобрать пытается. Старуха сопротивлялась и с порядочной сноровкой тюкала совсем мелкого монстрика клюкой, не всегда попадая по его голове, поэтому пахло едой, а из сумы что-то капало. Увидев такую картину, Михей покраснел. Я слышала, что один воевода солдат так отбирал: если при испуге ребята бледнеют, то от ворот поворот, а если кровь в голову и злость из ушей, то добро пожаловать.
Рыжая молния с рычанием и кистью наперевес бросилась в гущу событий. Только капли краски дорожку обозначили.
- Куда прешь? Рано еще! А ну, спать! Живо! - парень завозил кистью, которая раньше веником работала, по морде вялого упыря, с непривычки ослепленного солнечным светом. Тот что-то пикнул и поплелся зарываться в землю.
- Это и тебя касается! – он схватил полуходящее умертвие за шиворот, только саван затрещал.- Ты не там лежал! Ишь, расшевелились! Все по могилам, быстро! Распоясались совсем! – Михей прикрикнул на располовиненного, еще кого-то мазнул кистью по спине. Слабое сопротивление было сломлено, около десятка упырей и умертвий, повесив носы и хвосты, разбрелись дожидаться ночи.
До Вилор и Ари дошло, что можно отлипнуть от березы и дружно заорать. На месте коряши я бы подхватила корни в руки и дала бы деру, искать спокойнейшего местечка.
А затем они так же синхронно умолкли.
- Хелень, стой, где стоишь, - Лиходар все еще не отпускал меч в темных разводах. Опять я все интересное пропустила!
Я непонимающе глянула сначала на них, а потом на Михея. Он оказался молодым, еще утратившим юношеской угловатости и резкости. Слишком юн и неопытен, недоверчив, судит по первому впечатлению и самоуверен. Ничего, жизнь научит. Она у оборотней длинной бывает.
Но на нас внимания он уже не обращал. Он только учился использовать звериную силу в человеческом обличье, но все равно услышал бы попытку напасть раньше, чем стала бы очевидной неудача. И его глаза. Странный взгляд, когда мир воспринимаешь не только зрением.
Михей подошел и помог встать старушке, которая могла добить кладбищенскую мелюзгу не столь силой, сколь упертостью.
- С вами все в порядке, матушка?
- Да, да. Я вот поесть тебе принесла.
На бабке была черная ряса с белым орнаментом Ордена Сестер Святого Креста. А я ее издали за побирушку приняла.
Монахиня отряхнулась, протянутую руку проигнорировала и накинулась на оборотня с энергией, которой и в молодом возрасте позавидуешь.
- Ты что себе позволяешь, сторож безглазый! Пораспускал тут нежить ползучую. Ведьмаки толпами ходят, а ему лишь бы хвост не оттоптали!
- Матушка, они сами… они обманули…
Отчитав парня, бабка переключила весь свой пыл на нас. Точнее на меня, как на ближайший объект.
- Да как вам не стыдно, люди добрые! Ничего святого в вас нету! Убоялись бы гнева небесного или порицания человеческого!
Под напором маленькой женщины, размахивающей руками, как ветряная мельница, пришлось отступать. Она за минуту призвала на наши головы кары не страшные, но вполне реальные. Выглядело смешно, но затем матушка решила перейти от слов к делу:
- А ну, где моя клюка? Я их научу, как покой усопших тревожить! Они потом еще два дня стоя есть будут, бо сесть не смогут.
Даже у непробиваемого Лиходара подобное угроза вызвала удивление. Его – мастера меча, одного из лучших воинов в Содружестве семи стран, закаленного огнем и водой, умеющего постоять за себя и убить голыми руками, видевшего такие вещи, от которых можно поседеть… его собиралась отшлепать по мягкому месту старушка, которую сломать можно одним вздохом.
Вилор испугано заозиралась по сторонам и скрутила пальцы для очередного заклинания.
- Поосторожнее, а то сюда скоро опять вся нежить сбежится, - предупредила я девушку.
- Кстати, а почему твоя магия не показала дерево-людоеда? – забыл что ли Лиходар, что не на светском рауте находится.
- Да потому что оно – дерево! - магичка могла запросто сорваться на истерику.
- А умертвия?
- Какое же кладбище без них?
Умертвия – ходячие мертвецы, поднятые не магией, а тоской и печалью живых родственников. Иногда настолько глубокой, что они обретают способность забирать на тот край других. Чаще всего они долго не существовали. Три-четыре века, не дольше.
Старуха бушевала. Ари смеяться уже не мог и тихо икал. От Вилор в любой момент могло вырваться непредсказуемое волшебство, все равно что приглашение к обеду для нежити. Она хоть и побаивалась своего сторожа, но голод сильнее. Лиходар и Михей так и не поняли, кого надо защищать и от кого.
Развиваться ситуации самотеком я не позволила:
- Сестра Рамона, - и поправила саму себя. – Матушка Рамона, мы не причиним вреда ни вам, ни вашему приемному сыну
Оборотень ощетинился, избрав меня главным врагом. Потом и монахиня поняла, что знаю я слишком много подробностей.
-Матушка Рамона, вы не правы, - если присмотреться, то недалеко от правды ухожу. – Не стоит опасаться нас. У вас в кармане лежит дурман-порошок. Но не стоит пытаться усыпить нас. Мы не желаем зла ни вам, ни Михею.
Матриар тепло поддался и усилил волну успокоения и доверия.
- Однажды много лет назад вы были помощницей настоятельницы в монастыре Сестер на Трехдорожье.
…
Сестры содержали приют для сирот и дом престарелых, поэтому обычное дело – на пороге нашли корзинку с новорожденным младенцем. Не первый и не последний подкидыш. Вы сразу же привязались к мальчишке. Он напоминал вам того, другого ребенка. Многие говорят, что все пройдет. Но это не проходит, как вам казалось. Не смотря на ваше положение и ответственности, вы опекаете и заботитесь о малыше больше других. Детей много, адептки не могут уделить всем достаточно тепла и внимания. Поэтому вы первой замечаете, что Михей отличается от всех обычных мальчишек.
…
- Откуда ты знаешь? – рука в пергаментной коже так и не нырнула в складки платья. Весь огонь вышел и перед нами стояла обычная пожилая женщина, много перетерпевшая и уже не в силах защищать самое дорогое. – Ты ведьма?
- Сказочница. Я просто рассказываю истории.
- Пойдемте, мы живем здесь недалеко. Я вас хоть чаем напою.
Михей было рванулся за нами, но мать Рамона строго напомнила про забор. А я –тихо-тихо – про корову. Эффект был потрясающим – парень так рьяно взялся за работу, только брызги краски полетели в стороны.
Они жили в маленькой избушке по дороге на кладбище. Вроде и к городским стенам близко, но лес и чистое поле тоже рядом. Мать Рамона помогает больным, утешает тех, чью любимые ушли за край и ухаживает за могилами. Михей работает сторожем, тем и живут. Соседей не много, но со всеми ладят. Правда, уже слишком долго здесь живут. Сплетни начинают ходить по округе.
Домик оказался маленьким и ухоженным, окруженным тремя деревцами и вскопанной делянкой. В скромной обстановке, в убранной горнице чувствовалась бедность и благодарность за мир и покой, за каждый прожитый день.
Когда я вошла, то первый взгляд и поклон в красный угол, куда вешают иконы или ставят божков. Верили в них не для красоты или традиции. Я не смогла сразу рассмотреть, кого здесь почитают, но почувствовала искренность и намоленность места. Магичка перекрестилась, поцеловала щепотку пальцев и прошептала слова короткой молитвы. Хотя в ее профессии принято быть атеистами и еретиками. Лиходар поклонился из уважения, мальчишка – потому что копировал наемника. Позже Вилор скажет, что в главном углу была вырезанная на деревянной доске женщина с младенцем, украшенная засушенными полевыми цветами.
Хозяйка сразу же усадила нас за стол, накрытый льняной скатертью, и засуетилась, расставляя разные запасы. Я предложила помощь и скоро мы с Вилор то резали хлеб, то расставляли тарелки. Лиходара с Ари отправили за дровами. Мать Рамона достала соленые огурцы и маринованные опята. У нее были прелестные лепешки, такие вкусные с зеленью и яйцами. Хозяйка наложила нам по огромной тарелке ароматного тушенного мяса и дала по большому куску хлеба с солью. Мы уплетали за обе щеки. Пришел Михей – быстро управился. Он переоделся в чистое и тоже быстро заработал челюстями. Бабушка смотрела на нас васильковыми глазами, а потом начала рассказывать. Или продолжать мою историю.
…
Тогда она была в том возрасте, когда монахиню перестают называть «сестрой», но «матушкой» быть еще рановато.
Сестра Рамона пользовалась доверием настоятельницы и авторитетом в монастыре. Ей не составило труда составить бумаги, которая каждая по себе выглядела странно, а обе вместе получались вообще немыслимыми. Первая, о своем переводе с места служения в Трехдорожской обители в полупустынный скит на другом краю страны. А вторая – об опеке над дитем Михеем Студенским. Составить-то составила, но никто в здравом уме такое не подпишет и не одобрит.
…
- Вы сбежали, подделали подпись и сбежали.
- Да, я не смогла бы пережить потерю сына еще раз.
…
Некоторое время они и вправду жили где-то при далеких монастырях. А потом начали искать пристанища то в глухих деревнях или небольших городах. Мальчишка взрослел, узнавал о себе и своей природе больше. Иногда о ней узнавали соседи. Поэтому мать Рамона и Михей часто пережали, а в последние годы жили в Братиславе. Слишком долго уже жили.
…
Вилор не утерпела:
- А как же звериная природа оборотня?
Несказанное повисло в воздухе: «Вдруг однажды в нем проснется жажда крови, и он начнет убивать? Людей, а не зайчиков-лисичек. Он ведь наполовину зверь?»
Я вспомнила, чем отличается оборотень от вурдалака. Не столь внешним строением, силой или выносливостью. У оборотня первоначальной является человеческая сущность. Разумное начало должно победить и контролировать животную природу. Но когда тебя все ненавидят, преследуют и презирают, то сохранить нечто светлое очень сложно.
Мать Рамона печально улыбнулась:
- Он человек, девочка. Он в первую очередь человек, который платит искупление за ошибки своих родителей. Или более далеких предков.
Матриар дал почувствовать под рукавами черного одеяния беглой монахини белые рубцы от шрамов.
- Господь заповедовал нам любить. И любовь в самом деле может творить чудеса, - голос старушки наполнился тихой силой. – Только порой нужно много времени.
- Но они убийцы?! – мальчонку бы такту подучить.
- Я никого не убивал! – обозлился Михей.
- Ты судишь из того, что многих оборотней обвиняют во всех смертных грехах. Мать Рамона, вы совершили чудо!
Вилор водила пальцем то по краю деревянной миски с нехитрой, но притягательной резьбой, то по черенку липовой ложки.
- Это Михей вырезает, - сказала бабушка. – Но никогда не продает. Говорит, что нельзя…
- Нельзя продавать такие простые вещи. Им же грош цена. – буркнул оборотень.
А матриар перевел: «Нельзя продавать душу». Я решилась:
- Мать Рамона, мы пришли на кладбище по одному делу. Нам нужно…
Лиходар тоже сделал определенные выводы:
- Хелень, мне бы надо с тобой поговорить. – Наемник почти вытащил меня из-за стола. Для беседы выбрали место, где нас не смогли бы услышать ни из дому, ни со стороны дороги, если там кто объявится.
- Ты сумасшедшая?! У нее уже живет один. А ты ей и второго хочешь подкинуть?!
Хм, я ожидала такой реакции от Вилор, даже готова была ее убеждать. Но не расчетливого воина. Цель оправдывает средства. Цель оправдывает человеческие жертвы.
- Ей здесь понравится.
- А ты о монашке подумай, а?! Она и с одним чудовищем еле справляется, а ты хочешь навязать ей ррори.
- Ты ничего не понимаешь. Михей не превратился в зверя, подобно многим не потому, что его контролировали, а потому, что прощали и любили, принимали таким, какой он есть, давали свободу и не боялись быть с ним строгой и учить быть ответственным за самого себя.
- Привязанность к одной женщине не означает, что он любит весь мир. Она ему мать заменила.
- Все начинается с материнской любви. Я просто предложу.
- Не смей! Думаешь, от любви и заботы ррори станет белой и пушистой? Всеобщей любимицей? Она не Михей – глотку ведь перегрызет.
И как ему объяснить про темноту одиночества, которую я заметила в душе у змеиношеей, когда она атаковала меня. Ужас и страх, спрятанный за ненавистью. Мир, с самого начала которого были лишь презрение, попытки выжить и торговаться за жизнь.
- Ты не веришь, что ррори другая.
- Ты изменила свое мнение за одно утро. Она ведь и тебя пыталась убить.
Сказать ему или не сказать? Когда перерасскажешь тысячи сказок и переживешь тысячи жизней за свое столетие, то к смерти начинаешь относиться без должной истерики:
