-Я знаю!
И повторила уже тише:
-Знаю.
Затем некоторое время была непонятная возня. Не то шелест, не то шорох бумаг. Лагот, трясясь от страха, отбежал подальше, в начало коридора и, стараясь шуметь как можно сильнее, пошел к дверям Арахны. Даже песенку стал насвистывать. В песенке было лето и жила красавица с золотистыми волосами…
А в реальности была холодная Маара, голод и непонятная мрачная жизнь, где существовали и множились доносчики, кровь, смерть.
Шорох смолк. Лагот постучал в дверь Арахны. Через мгновение она распахнулась, являя Мальта.
Это был человек, от которого исходила непонятная сила. При первом же взгляде в его ожесточенные черты, на его кривящиеся в усмешке тонкие губы, у Лагота возникла мысль, что лучше бы никогда не связываться с ним и не иметь такого человека ни врагом, ни другом.
Да и говорили о нем те же патрульные и по улицам много дурного. Даже больше, чем об Арахне. И самым ласковым сочетанием о Мальте было – «бюрократическая сволочь». И сейчас почему-то Лагот был готов поверить всему нелестному, что слышал на улицах и в патрульном штабе.
-Ваше лицо мне незнакомо, - промолвил Мальт первым. Голос его был спокойным и от этого мгновенно в душе поднималась тревога, - вы кто?
-Я…- Лагот охрип от волнения и забыл все слова на свете. – Я…это…ну…
-Видимо, это сложный вопрос, - серьезно согласился Мальт. – Я могу повторить его медленнее.
-Я патрульный! – выдохнул одним махом Лагот и замер, ожидая своей участи.
Мальт взглянул в кабинет, видимо, на Арахну, которую Лагот не видел, затем обернулся к Лаготу:
-С докладом?
-А? – обмер он и спохватился, - д…да!
Мальт кивнул и снова взглянул в кабинет:
-Мы продолжим после.
После чего вышел из кабинета, услужливо пропуская Лагота, который очень постарался не задеть этого человека даже полами плаща и закрыл за его вхождением дверь. Быстрые шаги по коридору и тишина…
В зимний сезон в Мааре темнеет быстро. в кабинете были уже зажжены свечи. Да и сам кабинет…Лагот впервые был в чьем-то кабинете. Он оглядывался с любопытством, даже позабыв, кому сей кабинет принадлежит.
Стол из тяжелого благородного дерева покрыт ворохом бумаг, перьями, чернильницами, записками, какими-то длинными узкими лентами. Пара строгих кресел, одно из которых ближе придвинуто к столу. Тут же – шкафы и полки с книгами, буквы с которых загадочно блестят в подступающем полумраке, ширма – вернее, то, что было когда-то ширмой, а ныне просто попыткой оградить выглядывающую софу от остального кабинета.
А возле самого стола – Арахна.
Сложно было сказать, что она такое. Все черты ее лица были молодыми, это видел даже Лагот и в полумраке. Ей было, по мнению Лагота, не больше двадцати пяти лет – если смотреть на лицо, губы, руки…
Но если смотреть на ссутуленные плечи, на худобу – почти болезненную, а главное – в глаза! в них…пепел. Лагот сам не знал, почему именно слово «пепел» пришло ему на ум, но ничего не мог поделать – только пепел и подходил. Ни жизни, ни блеска – пустыня! Свойственно ли это молодости?
Судить о ее красоте тоже было сложно. Что-то в ней и привлекало и отталкивало одновременно. хотелось пожалеть это создание и держаться от него подальше одновременно.
-У вас ко мне дело? – тихо спросила Арахна, устав, видимо, от его молчания. Лагот мгновенно встряхнулся и устыдился:
-А…да. Я…простите, да.
Она вздохнула и села за стол, отодвигая незамеченный прежде кубок подальше от свечей.
-Говорите, у меня много дел, - напомнила Арахна.
-Вы…- Лагот сделал глубокий вдох и взял себя в руки, - вы простите, пожалуйста. Я патрульный. Меня зовут Лагот. Берн послал меня сделать вам доклад, так вот…
-Стоп! – она неожиданно властно подняла ладонь, останавливая его речь, - почему Берн не пришел сам? Он же начальник патруля. Или нет?
-Э…это хороший вопрос! Но я не знаю. Он главный и я подчиняюсь его приказам.
-Вот как? – тихо изумилась Арахна и сделала какую-то пометку в одном из листов.
-Он так сказал! – мгновенно подтвердил Лагот. – Он взял Вимарка – это третий патрульный сегодняшней смены и ушел с ним. А меня отправил к вам.
-Докладывайте, - велела Арахна и именно велела. Голос ее был тихим, но ослушаться, похоже, было решительно невозможно.
-В переулке Часовщиков была драка, - доложил Лагот.
-Время не смогли определить? – поинтересовалась Арахна, и Лагот не сразу понял, что она шутит. От нее это было странно видеть. Лагот не знал этого человека, но видеть от такого измученного существа попытку в юмор было очень странно.
-Так…голод, - Лагот почувствовал себя еще большим идиотом.
Арахна посмотрела на него очень внимательно, но ничего не сказала.
-И труп нашли.
-Какие деятельные…
-Вот, - Лагот протянул к Арахне тонкий пергамент, проколотый замерзшей нетвердой рукой в нескольких местах. – Записали. Берн говорит, что удушение.
Арахна отложила пергамент в сторону, даже не развернув его.
-Что-то еще? – спросила она все также тихо.
-Нет, - Лаготу было очень жарко и холодно одновременно. хотелось снять плащ и зпахнуться в него плотнее, - это все.
-Что же вы тогда смотрите на меня так, словно диковинку увидели? – Арахне, судя по ее тону, было глубоко плевать. Возможно, ей просто хотелось уцепиться за что-нибудь, чтобы придраться.
-Простите, - Лагот смутился и испугался. – вы просто известная личность. Я вас иначе представлял. Ну, как говорят…
-Неужели? – она снова не удивилась. Похоже, ей было по-настоящему все равно. на Лагота и его речи точно. – И что говорят? Плохое?
-Разное, - выкрутился Лагот и спешно добавил, - но я лично ничему из этого не верю!
-Напрасно, - Арахна снова удивила патрульного. – Лучше верить всему плохому, чтобы потом приятно удивиться, чем неприятно разочароваться.
Выходило что-то невероятное. Лагот не был опытным дипломатом, но полагал, что все-таки способен к беседе. Арахна задела его, сама того не зная и Лагот неосмотрительно выпалил:
-Говорят, например, что вы подставили всю свою Коллегию Палачей! Всех убили!
Но Арахна не поддалась.
-История имеет слишком много граней, - ответила она. – Всё зависит от того, как взглянуть на нее. с одной стороны – да, я виновата во всем. С другой – каждый человек сам делает свой выбор и мои близкие сделали его, оставив меня жить с их выбором.
Она резко замолчала, похоже осознав, что сказала слишком многое. Потом спросила опять:
-У вас что-то еще?
-Нет…- Лагот пытался поймать ее пустынный взгляд, сам не зная зачем.
-Тогда – подите вон, у меня много работы, - Арахна уткнулась в бумаги и не подняла головы, когда Лагот, промямлив что-то неловкое на прощание, вышел из ее кабинета в самых смутных чувствах.
Когда Лагот вернулся в Патрульный Штаб, где главенствовал Берн, упивающийся случайной властью, то оказалось, что кроме Вимарка, уже кое-как отогретого, и ещё одного юноши – Юстаса, в штабе никого нет. Видимо, произошел тот самый счастливый для Лагота час, когда одни уже ушли на смену, а другие еще не вернулись полными составами, или обедают в столовой. Словом – редкая минута тишины.
В Патрульном Штабе тоже было холодно. В Мааре неистовствовал холод, а дрова не успевали подвозить, расчет был на то, что холод придет чуть позже, но получилось так, как получилось. Жаловаться было некому и оставалось терпеть.
А что касается, например, сна, то и по койкам патрульные разбредались почти, что в полном облачении, что и выходили на улицу – ночью Маару терзал ещё больший холод.
Юстас и Вимарк о чем-то тихо переговаривались, разглядывая листок, лежавший на скорбной, плохо сколоченной тумбе между койками. Вообще – вся мебель в Штабе была либо второсортной, полученной из разграбленных Коллегий, либо сделанной самостоятельно. В большой комнате было двенадцать коек – по шесть с каждой стороны, между койками счастливцев умещалась такая вот тумба для хранения личных вещей. У Лагота такой тумбы не было и свои вещи (нехитрые пожитки, по большей части даже выданные при вступлении в Патруль), он держал в холщовом мешке под койкой.
Увидев Лагота, Юстас и Вимарк мгновенно прикрыли листок руками, не сговариваясь. Лагот сделал вид, что не заметил этого, хоть обида и скользнула по сердцу – они же все равны, чем он хуже?
Но Вимарк, словно угадав его мысли, спросил мягко (он сам был каким-то очень мягким и романтичным):
-Ты доложил уже?
-Угу, - Лагот стал искать в холщовом мешке свою ложку и миску. В столовую надлежало являться именно с выданной посудой. Организовывался Штаб спешно, поэтому никто не озаботился посудой для патрульных. Ее привезли позже и выдали на руки по строгому списку.
-И какая она? – спросил Юстас. Про него Лагот не знал точно ничего. Юстас вообще держался отдельно, как и Вимарк. В холода не ныл, на дрянную похлебку не жаловался и вообще был каким-то спокойным и смирным, словно не было ничего в его службе.
-Кто? – ложка запуталась в чем-то, и пришлось вытряхивать все на койку. Тонкая расческа, кусок грубо отрезанного мыла в тряпочке, нитки и иголка для подшива формы, одна смена одежды и белья, носки, миска, а…вот и ложка – запуталась в веревку, соединяющую пару перчаток для меньших морозов.
-Арахна, - ответил Вимарк. – Какая она?
-Она…- Лагот хотел ответить что-то язвительное, но вспомнил пустыню в глазах Арахны, скорбь, усталость и решил сказать правду, - измученная она какая-то.
И решил похвастаться.
-А еще я видел Мальта.
-А он какой? – оживился Юстас. – Жестокий человек?
-Неприятный, - признал Лагот. – Очень неприятный. А вам какое дело?
Юстас и Вимарк обменялись взглядами, наконец, Вимарк сказал:
-Про них всех много говорят. Но сказать можно все, что угодно. вот и интересно…
-Ну да, - согласился Лагот, - сказать можно все, что угодно. вот, например, я скажу, что видел ваш листок.
Лагот взял миску и ложку и распрямился, глядя на патрульных. Вимарк залился краской и спросил:
-А ты не расскажешь Берну?
-Может быть, и расскажу, - Лагот не стал скрываться. – Если это незаконно.
Не дожидаясь приглашения, Лагот приблизился к тумбочке между койками Вимарка и Юстаса и патрульные, еще раз переглянувшись, убрали ладони с листка. Лагот увидел, что это очередное творение ушедших в тень уличных поэтов – самой необыкновенной породы творцов, которым нужны лишь самые простые и не самые изящные рифмы для того, чтобы достичь нужной им цели.
Вот и сейчас Лагот видел перед собой черные кривые буквы и без труда мог прочесть весьма простое, но неожиданно очень точное стихотвореньице.
«В королевстве Маара
Легко попасть в опалу,
Лишь достаточно сказать,
Что в заговор пора вступать.
Испугаются тогда воители,
Что сегодня победители!
Ведь рубили они и карали
Тех, кто меча не держали…»
Лагот решил для собственного блага не дочитывать дальше. Оторваться оказалось неожиданно очень сложно – строки были очень простые, лишенные изящного слога, они заманивали в бездну. А путь из этой бездны виделся лишь один – эшафот!
-Так! – Лагот отшатнулся, - откуда это у вас? Вы понимаете, что это такое?
-Да ладно тебе, - отмахнулся Юстас беспечно,- стишок. Ты дочитай до наших…
-Там и про Берна есть, - вставил Вимарк, перебивая. – Очень забавно!
-Выбросьте! – Лагот был в ужасе. – Вы что? Притащить сюда! Откуда вы вообще это взяли? Нам бороться с этим надо, а вы?!
-В трактире нашел. Берн меня туда потащил, сказал, что я совсем замерз. Влил в меня стакан вина и отправил сюда, - объяснил Вимарк, - а я когда уходил, смотрю – подмигивает мне один. Ну я подошел, а он в руку и скрылся. Мы уж с Юстасом здесь прочитали. Там смешно, дочитай!
-Нет! Нет! – Лагот замахал руками, - вы идиоты! Вы идиоты! Вы бороться с этими листочками должны, а вы? принесли сюда, развернули и смеетесь. Да я…сдам!
-Да ладно-ладно! – Юстас взял себя в руки быстрее, чем Вимарк, сам взял листок и скомкал, - сейчас я его выброшу, и ничего не было, все? мы же тебе просто из доверия показали. Больше некому!
Это немного польстило, но Лагот не успокаивался до конца. Ему было страшно, и он бушевал дальше:
-Выбрось это подальше от Штаба! Юстас, я не шучу! Не выбрасывай здесь, вдруг, кто увидит.
-Какие все нервные стали…- Юстас с неодобрением покачал головою, покорно, однако, одеваясь на улицу.
Лагот скрестил руки на груди, и не взглянул даже на Юстаса, когда он протискивался мимо с листком. Только когда хлопнула дрянная дверь, пропускавшая в Штаб холод, Лагот обернулся и немного успокоился.
Теперь можно и на обед.
Лагот повернулся к Вимарку, желая сделать ему внушение и закончить с этим делом окончательно, но осекся, увидев, что Вимарк повалился на койку как был и прикрыл глаза.
-Эй? – испугался Лагот и ткнул пальцем патрульного, - ты чего?
-Скучно так жить, - Вимарк не открыл глаз, но среагировал на тычок Лагота. – Скучно.
-А ты иди, прочитай такой стишок перед Арахной, сразу станет весело! – обозлился Лагот, но это была какая-то другая злость. Безысходная, досадная злость, и скорее даже на самого себя, чем на глупого соратника.
Вимарк открыл глаза и взглянул на патрульного:
-Думаешь, я из-за стишка? Я из-за того, что нельзя теперь…нет, ты не поймешь.
-А ты попробуй, - Лагот сел на койку Юстаса, не понимая, почему не идет в столовую, а разговаривает с этим идиотом.
-Хорошо, - Вимарк неожиданно легко сел на койке и сказал. – Раньше я мог не читать этих стишков по своему выбору, а теперь по указу закона. Чуешь разницу? Раньше это было мое решение, а теперь решили за меня. раньше я сам выбирал, чем засорять свой разум и свой язык, а теперь это решили Арахна, Мальт и кто еще там… понимаешь?
-Ну…- Лагот пожал плечами. Он не знал, в чем именно трагедия. Подумаешь, запрещают слушать какие-то памфлеты. Подумаешь, велика потеря!
-Знаешь, что искусство разное? – продолжал Вимарк.
-Конечно! – Лагот даже обиделся. – Есть художники, есть…
-Нет! – Вимарк с горячностью, которой прежде в нем не было, перебил слова Лагота. – Есть художники, что рисуют карикатуры, то есть – развлекают улицы. Есть те, что рисуют портреты – высшая каста! Есть те, что рисуют простенькие вывески. И так везде. Поэты, что пишут баллады о героях, или мистерии для знати, а есть улица! Уличные барды, уличные поэты… они отражают народ, выражают его. но если запретить улицу, это дешевое, подчас бездарное искусство, то как понять тогда народ? как он будет себя выражать?
-Э…- Лагот только и мог, что промычать что-то невразумительное.
-А народ, не имеющий выражения, это просто толпа рабов! – Вимарк сверкнул глазами. – Понимаешь?
-И что? – не понял Лагот. – Что ты хочешь сделать? Сказать, что «скучно жить» и лежать на койке?
-Не знаю. Пока не знаю, но если так будет – это терпеть невозможно.
Лагот посмотрел на патрульного очень внимательного, пытаясь представить этого хрупкого юношу в числе воинов, отстаивающих по примеру Его Величества Мираса свое право на трон методом бойни, если придется, и не смог. Не та натура. Не воитель! Ни разу не воитель!
-Откуда же ты такой взялся…- вздохнул Лагот и поднялся с койки, - идем, обедать пора.
-Обедать? – беспомощно переспросил Вимарк.
-Обедать, - повторил Лагот и не удержался от смешка. – Надеюсь, это не лишит тебя выражения?
-Похлебка…- Вимарк обреченно зашарил в своей скорбной тумбе и, достав, наконец, свои миску и ложку, сказал, - можем поменяться. Займи мою койку, если хочешь.
И повторила уже тише:
-Знаю.
Затем некоторое время была непонятная возня. Не то шелест, не то шорох бумаг. Лагот, трясясь от страха, отбежал подальше, в начало коридора и, стараясь шуметь как можно сильнее, пошел к дверям Арахны. Даже песенку стал насвистывать. В песенке было лето и жила красавица с золотистыми волосами…
А в реальности была холодная Маара, голод и непонятная мрачная жизнь, где существовали и множились доносчики, кровь, смерть.
Шорох смолк. Лагот постучал в дверь Арахны. Через мгновение она распахнулась, являя Мальта.
Это был человек, от которого исходила непонятная сила. При первом же взгляде в его ожесточенные черты, на его кривящиеся в усмешке тонкие губы, у Лагота возникла мысль, что лучше бы никогда не связываться с ним и не иметь такого человека ни врагом, ни другом.
Да и говорили о нем те же патрульные и по улицам много дурного. Даже больше, чем об Арахне. И самым ласковым сочетанием о Мальте было – «бюрократическая сволочь». И сейчас почему-то Лагот был готов поверить всему нелестному, что слышал на улицах и в патрульном штабе.
-Ваше лицо мне незнакомо, - промолвил Мальт первым. Голос его был спокойным и от этого мгновенно в душе поднималась тревога, - вы кто?
-Я…- Лагот охрип от волнения и забыл все слова на свете. – Я…это…ну…
-Видимо, это сложный вопрос, - серьезно согласился Мальт. – Я могу повторить его медленнее.
-Я патрульный! – выдохнул одним махом Лагот и замер, ожидая своей участи.
Мальт взглянул в кабинет, видимо, на Арахну, которую Лагот не видел, затем обернулся к Лаготу:
-С докладом?
-А? – обмер он и спохватился, - д…да!
Мальт кивнул и снова взглянул в кабинет:
-Мы продолжим после.
После чего вышел из кабинета, услужливо пропуская Лагота, который очень постарался не задеть этого человека даже полами плаща и закрыл за его вхождением дверь. Быстрые шаги по коридору и тишина…
В зимний сезон в Мааре темнеет быстро. в кабинете были уже зажжены свечи. Да и сам кабинет…Лагот впервые был в чьем-то кабинете. Он оглядывался с любопытством, даже позабыв, кому сей кабинет принадлежит.
Стол из тяжелого благородного дерева покрыт ворохом бумаг, перьями, чернильницами, записками, какими-то длинными узкими лентами. Пара строгих кресел, одно из которых ближе придвинуто к столу. Тут же – шкафы и полки с книгами, буквы с которых загадочно блестят в подступающем полумраке, ширма – вернее, то, что было когда-то ширмой, а ныне просто попыткой оградить выглядывающую софу от остального кабинета.
А возле самого стола – Арахна.
Сложно было сказать, что она такое. Все черты ее лица были молодыми, это видел даже Лагот и в полумраке. Ей было, по мнению Лагота, не больше двадцати пяти лет – если смотреть на лицо, губы, руки…
Но если смотреть на ссутуленные плечи, на худобу – почти болезненную, а главное – в глаза! в них…пепел. Лагот сам не знал, почему именно слово «пепел» пришло ему на ум, но ничего не мог поделать – только пепел и подходил. Ни жизни, ни блеска – пустыня! Свойственно ли это молодости?
Судить о ее красоте тоже было сложно. Что-то в ней и привлекало и отталкивало одновременно. хотелось пожалеть это создание и держаться от него подальше одновременно.
-У вас ко мне дело? – тихо спросила Арахна, устав, видимо, от его молчания. Лагот мгновенно встряхнулся и устыдился:
-А…да. Я…простите, да.
Она вздохнула и села за стол, отодвигая незамеченный прежде кубок подальше от свечей.
-Говорите, у меня много дел, - напомнила Арахна.
-Вы…- Лагот сделал глубокий вдох и взял себя в руки, - вы простите, пожалуйста. Я патрульный. Меня зовут Лагот. Берн послал меня сделать вам доклад, так вот…
-Стоп! – она неожиданно властно подняла ладонь, останавливая его речь, - почему Берн не пришел сам? Он же начальник патруля. Или нет?
-Э…это хороший вопрос! Но я не знаю. Он главный и я подчиняюсь его приказам.
-Вот как? – тихо изумилась Арахна и сделала какую-то пометку в одном из листов.
-Он так сказал! – мгновенно подтвердил Лагот. – Он взял Вимарка – это третий патрульный сегодняшней смены и ушел с ним. А меня отправил к вам.
-Докладывайте, - велела Арахна и именно велела. Голос ее был тихим, но ослушаться, похоже, было решительно невозможно.
-В переулке Часовщиков была драка, - доложил Лагот.
-Время не смогли определить? – поинтересовалась Арахна, и Лагот не сразу понял, что она шутит. От нее это было странно видеть. Лагот не знал этого человека, но видеть от такого измученного существа попытку в юмор было очень странно.
-Так…голод, - Лагот почувствовал себя еще большим идиотом.
Арахна посмотрела на него очень внимательно, но ничего не сказала.
-И труп нашли.
-Какие деятельные…
-Вот, - Лагот протянул к Арахне тонкий пергамент, проколотый замерзшей нетвердой рукой в нескольких местах. – Записали. Берн говорит, что удушение.
Арахна отложила пергамент в сторону, даже не развернув его.
-Что-то еще? – спросила она все также тихо.
-Нет, - Лаготу было очень жарко и холодно одновременно. хотелось снять плащ и зпахнуться в него плотнее, - это все.
-Что же вы тогда смотрите на меня так, словно диковинку увидели? – Арахне, судя по ее тону, было глубоко плевать. Возможно, ей просто хотелось уцепиться за что-нибудь, чтобы придраться.
-Простите, - Лагот смутился и испугался. – вы просто известная личность. Я вас иначе представлял. Ну, как говорят…
-Неужели? – она снова не удивилась. Похоже, ей было по-настоящему все равно. на Лагота и его речи точно. – И что говорят? Плохое?
-Разное, - выкрутился Лагот и спешно добавил, - но я лично ничему из этого не верю!
-Напрасно, - Арахна снова удивила патрульного. – Лучше верить всему плохому, чтобы потом приятно удивиться, чем неприятно разочароваться.
Выходило что-то невероятное. Лагот не был опытным дипломатом, но полагал, что все-таки способен к беседе. Арахна задела его, сама того не зная и Лагот неосмотрительно выпалил:
-Говорят, например, что вы подставили всю свою Коллегию Палачей! Всех убили!
Но Арахна не поддалась.
-История имеет слишком много граней, - ответила она. – Всё зависит от того, как взглянуть на нее. с одной стороны – да, я виновата во всем. С другой – каждый человек сам делает свой выбор и мои близкие сделали его, оставив меня жить с их выбором.
Она резко замолчала, похоже осознав, что сказала слишком многое. Потом спросила опять:
-У вас что-то еще?
-Нет…- Лагот пытался поймать ее пустынный взгляд, сам не зная зачем.
-Тогда – подите вон, у меня много работы, - Арахна уткнулась в бумаги и не подняла головы, когда Лагот, промямлив что-то неловкое на прощание, вышел из ее кабинета в самых смутных чувствах.
Глава 2.
Когда Лагот вернулся в Патрульный Штаб, где главенствовал Берн, упивающийся случайной властью, то оказалось, что кроме Вимарка, уже кое-как отогретого, и ещё одного юноши – Юстаса, в штабе никого нет. Видимо, произошел тот самый счастливый для Лагота час, когда одни уже ушли на смену, а другие еще не вернулись полными составами, или обедают в столовой. Словом – редкая минута тишины.
В Патрульном Штабе тоже было холодно. В Мааре неистовствовал холод, а дрова не успевали подвозить, расчет был на то, что холод придет чуть позже, но получилось так, как получилось. Жаловаться было некому и оставалось терпеть.
А что касается, например, сна, то и по койкам патрульные разбредались почти, что в полном облачении, что и выходили на улицу – ночью Маару терзал ещё больший холод.
Юстас и Вимарк о чем-то тихо переговаривались, разглядывая листок, лежавший на скорбной, плохо сколоченной тумбе между койками. Вообще – вся мебель в Штабе была либо второсортной, полученной из разграбленных Коллегий, либо сделанной самостоятельно. В большой комнате было двенадцать коек – по шесть с каждой стороны, между койками счастливцев умещалась такая вот тумба для хранения личных вещей. У Лагота такой тумбы не было и свои вещи (нехитрые пожитки, по большей части даже выданные при вступлении в Патруль), он держал в холщовом мешке под койкой.
Увидев Лагота, Юстас и Вимарк мгновенно прикрыли листок руками, не сговариваясь. Лагот сделал вид, что не заметил этого, хоть обида и скользнула по сердцу – они же все равны, чем он хуже?
Но Вимарк, словно угадав его мысли, спросил мягко (он сам был каким-то очень мягким и романтичным):
-Ты доложил уже?
-Угу, - Лагот стал искать в холщовом мешке свою ложку и миску. В столовую надлежало являться именно с выданной посудой. Организовывался Штаб спешно, поэтому никто не озаботился посудой для патрульных. Ее привезли позже и выдали на руки по строгому списку.
-И какая она? – спросил Юстас. Про него Лагот не знал точно ничего. Юстас вообще держался отдельно, как и Вимарк. В холода не ныл, на дрянную похлебку не жаловался и вообще был каким-то спокойным и смирным, словно не было ничего в его службе.
-Кто? – ложка запуталась в чем-то, и пришлось вытряхивать все на койку. Тонкая расческа, кусок грубо отрезанного мыла в тряпочке, нитки и иголка для подшива формы, одна смена одежды и белья, носки, миска, а…вот и ложка – запуталась в веревку, соединяющую пару перчаток для меньших морозов.
-Арахна, - ответил Вимарк. – Какая она?
-Она…- Лагот хотел ответить что-то язвительное, но вспомнил пустыню в глазах Арахны, скорбь, усталость и решил сказать правду, - измученная она какая-то.
И решил похвастаться.
-А еще я видел Мальта.
-А он какой? – оживился Юстас. – Жестокий человек?
-Неприятный, - признал Лагот. – Очень неприятный. А вам какое дело?
Юстас и Вимарк обменялись взглядами, наконец, Вимарк сказал:
-Про них всех много говорят. Но сказать можно все, что угодно. вот и интересно…
-Ну да, - согласился Лагот, - сказать можно все, что угодно. вот, например, я скажу, что видел ваш листок.
Лагот взял миску и ложку и распрямился, глядя на патрульных. Вимарк залился краской и спросил:
-А ты не расскажешь Берну?
-Может быть, и расскажу, - Лагот не стал скрываться. – Если это незаконно.
Не дожидаясь приглашения, Лагот приблизился к тумбочке между койками Вимарка и Юстаса и патрульные, еще раз переглянувшись, убрали ладони с листка. Лагот увидел, что это очередное творение ушедших в тень уличных поэтов – самой необыкновенной породы творцов, которым нужны лишь самые простые и не самые изящные рифмы для того, чтобы достичь нужной им цели.
Вот и сейчас Лагот видел перед собой черные кривые буквы и без труда мог прочесть весьма простое, но неожиданно очень точное стихотвореньице.
«В королевстве Маара
Легко попасть в опалу,
Лишь достаточно сказать,
Что в заговор пора вступать.
Испугаются тогда воители,
Что сегодня победители!
Ведь рубили они и карали
Тех, кто меча не держали…»
Лагот решил для собственного блага не дочитывать дальше. Оторваться оказалось неожиданно очень сложно – строки были очень простые, лишенные изящного слога, они заманивали в бездну. А путь из этой бездны виделся лишь один – эшафот!
-Так! – Лагот отшатнулся, - откуда это у вас? Вы понимаете, что это такое?
-Да ладно тебе, - отмахнулся Юстас беспечно,- стишок. Ты дочитай до наших…
-Там и про Берна есть, - вставил Вимарк, перебивая. – Очень забавно!
-Выбросьте! – Лагот был в ужасе. – Вы что? Притащить сюда! Откуда вы вообще это взяли? Нам бороться с этим надо, а вы?!
-В трактире нашел. Берн меня туда потащил, сказал, что я совсем замерз. Влил в меня стакан вина и отправил сюда, - объяснил Вимарк, - а я когда уходил, смотрю – подмигивает мне один. Ну я подошел, а он в руку и скрылся. Мы уж с Юстасом здесь прочитали. Там смешно, дочитай!
-Нет! Нет! – Лагот замахал руками, - вы идиоты! Вы идиоты! Вы бороться с этими листочками должны, а вы? принесли сюда, развернули и смеетесь. Да я…сдам!
-Да ладно-ладно! – Юстас взял себя в руки быстрее, чем Вимарк, сам взял листок и скомкал, - сейчас я его выброшу, и ничего не было, все? мы же тебе просто из доверия показали. Больше некому!
Это немного польстило, но Лагот не успокаивался до конца. Ему было страшно, и он бушевал дальше:
-Выбрось это подальше от Штаба! Юстас, я не шучу! Не выбрасывай здесь, вдруг, кто увидит.
-Какие все нервные стали…- Юстас с неодобрением покачал головою, покорно, однако, одеваясь на улицу.
Лагот скрестил руки на груди, и не взглянул даже на Юстаса, когда он протискивался мимо с листком. Только когда хлопнула дрянная дверь, пропускавшая в Штаб холод, Лагот обернулся и немного успокоился.
Теперь можно и на обед.
Лагот повернулся к Вимарку, желая сделать ему внушение и закончить с этим делом окончательно, но осекся, увидев, что Вимарк повалился на койку как был и прикрыл глаза.
-Эй? – испугался Лагот и ткнул пальцем патрульного, - ты чего?
-Скучно так жить, - Вимарк не открыл глаз, но среагировал на тычок Лагота. – Скучно.
-А ты иди, прочитай такой стишок перед Арахной, сразу станет весело! – обозлился Лагот, но это была какая-то другая злость. Безысходная, досадная злость, и скорее даже на самого себя, чем на глупого соратника.
Вимарк открыл глаза и взглянул на патрульного:
-Думаешь, я из-за стишка? Я из-за того, что нельзя теперь…нет, ты не поймешь.
-А ты попробуй, - Лагот сел на койку Юстаса, не понимая, почему не идет в столовую, а разговаривает с этим идиотом.
-Хорошо, - Вимарк неожиданно легко сел на койке и сказал. – Раньше я мог не читать этих стишков по своему выбору, а теперь по указу закона. Чуешь разницу? Раньше это было мое решение, а теперь решили за меня. раньше я сам выбирал, чем засорять свой разум и свой язык, а теперь это решили Арахна, Мальт и кто еще там… понимаешь?
-Ну…- Лагот пожал плечами. Он не знал, в чем именно трагедия. Подумаешь, запрещают слушать какие-то памфлеты. Подумаешь, велика потеря!
-Знаешь, что искусство разное? – продолжал Вимарк.
-Конечно! – Лагот даже обиделся. – Есть художники, есть…
-Нет! – Вимарк с горячностью, которой прежде в нем не было, перебил слова Лагота. – Есть художники, что рисуют карикатуры, то есть – развлекают улицы. Есть те, что рисуют портреты – высшая каста! Есть те, что рисуют простенькие вывески. И так везде. Поэты, что пишут баллады о героях, или мистерии для знати, а есть улица! Уличные барды, уличные поэты… они отражают народ, выражают его. но если запретить улицу, это дешевое, подчас бездарное искусство, то как понять тогда народ? как он будет себя выражать?
-Э…- Лагот только и мог, что промычать что-то невразумительное.
-А народ, не имеющий выражения, это просто толпа рабов! – Вимарк сверкнул глазами. – Понимаешь?
-И что? – не понял Лагот. – Что ты хочешь сделать? Сказать, что «скучно жить» и лежать на койке?
-Не знаю. Пока не знаю, но если так будет – это терпеть невозможно.
Лагот посмотрел на патрульного очень внимательного, пытаясь представить этого хрупкого юношу в числе воинов, отстаивающих по примеру Его Величества Мираса свое право на трон методом бойни, если придется, и не смог. Не та натура. Не воитель! Ни разу не воитель!
-Откуда же ты такой взялся…- вздохнул Лагот и поднялся с койки, - идем, обедать пора.
-Обедать? – беспомощно переспросил Вимарк.
-Обедать, - повторил Лагот и не удержался от смешка. – Надеюсь, это не лишит тебя выражения?
-Похлебка…- Вимарк обреченно зашарил в своей скорбной тумбе и, достав, наконец, свои миску и ложку, сказал, - можем поменяться. Займи мою койку, если хочешь.
