– там, где я была счастлива, где я ничего не значила и не знала этого. Я скучаю по временам, когда были Коллегии – ваша, Дознания, наша – Палачей и Судейства. Ваши две ненавидели и презирали нас, скидывали всю грязную работу, а потом сами за это же и презирали. Но я тогда была счастлива. Были люди, что заменили мне всё. Регар воспитал меня, хотя не должен был этого делать, он стал мне отцом, и определил всю мою жизнь. Сколер – мой старший брат по Коллегии, затейник всех игрищ, особенно в зимний сезон. Лепен… пусть вся вина осталась на мне за его действия, за то, что я не нашла к нему слов, чтобы объяснить, что он дорог мне, но я не люблю его…
Арахна осеклась, сглотнула нервный комок и продолжила с явным усилием:
-Многих людей я потеряла. Пока росла в Коллегии, и потом. Были близкие люди, были приятели… сейчас осталась одна Арахна. Утешает, что осталась она ненадолго.
Мальт не ответил. Он хотел бы утешить её печаль, но чувствовал, что несмотря на всё, что сейчас предстоит им пройти, они находятся не в равных условиях. Арахну будут ждать её близкие и дорогие люди за чертой смерти, там, где судит Луал и где Девять Рыцарей Его покровительствуют Мааре. В чертогах высшей силы для Арахны есть место, там есть те, кому она была дорога. А он? Что до него, до Мальта?
Неприкаянный дознаватель, живший и творивший по заказу трона, закона и заговора! У него не было друзей, были лишь враги и соратники. Но соратники зачастую были вынужденными, а враги наиболее располагающими. Относительно близкой можно считать жену – она, в конце концов, родила ему сына, но…
Но Мальт даже не помнил её лица, да и не считал нужным помнить. Прошло время. Он не любил её, и ему было проще считать, что именно самоубийство его жены и стало той самой точкой, от которой Мальт и впутался в заговор. Своей вины он не желал видеть в эту минуту и досадовал, что Арахна, уходя к Луалу, представая перед Его судом, будет принята теплее, а Мальту придется пробиваться среди серых плетений душ, собранных Луалом.
Впрочем, жизнь не всегда бывает справедлива, так почему должна быть справедлива смерть?
Арахне почудились шаги наверху лестницы, и она испуганно оглянулась на Мальта, но тот покачал головою: рано.
Но тогда кто?
Шаги, между тем, приближались всё отчетливее. Увидев сошедшего к тюремным клетям, Арахна и Мальт, не сговариваясь, выдохнули с облегчением – да, было рано, но они сами построили Маару такой, какой она была сейчас, а это означало, что ожидать от нее можно было всего, как и от их собственного же закона.
-Ну привет, - усмехнулась Арахна, сохраняя в себе черты последнего, очень мрачного и от этого ещё более жестокого веселья, - ты к нам с визитом или в дополнение?
-Тьфу на тебя!- Персиваль даже обиделся, - ты так не шути, а то у нас всякое бывает.
Это действительно был Персиваль. Его можно было не ждать, если полагаться на рассудок, и ожидать, если полагаться на порядочность и сострадание дознавателя, который, как известно, бывшим не бывает. А можно было и не думать о нем, как не думали ни Арахна, ни Мальт.
-Каким ветром? – Мальт поднялся с жесткой скамьи и тоже приблизился к прутьям решетки, чтобы лучше видеть Персиваля.
-Да я так…проститься, - помялся он, оглядывая осужденных, - как-то…неловко всё вышло.
-Не то слово, - серьезно согласилась Арахна, - то ли дело – другие процессы! Там все было ловко!
-Прекрати, - поморщился Персиваль, - вам обоим вообще скоро умирать, а вы всё шутки шутите! Не стыдно?
-А смысл стыдиться? – осведомился Мальт, чувствуя в душе какое-то странное облегчение, - мы уходим, но уходим открыто.
-Обвиненные и опороченные вы уходите, - не согласился Персиваль. – А мне, между прочим, за вас все бумаги разгребать! За вас обоих! И помощников искать!
-Бедненький, - с непередаваемым ядом посочувствовала Арахна, - ну, хочешь, поменяемся?
-Нет уж, я не стану вас обременять! – Персиваль взглянул на нее и вздохнул. Ему хотелось сказать бы больше, но какие тут могут быть слова? Утешение? Оно запоздало и ничего не стоит. Извинения? А толку? Они ничего не изменят. Клятвы? Лично для Арахны ему не в чем было клясться – она не оставляла ничего и никого за своей жизнью. Но…
-За своего сына не переживай, - отчетливо сообщил Персиваль, глядя на Арахну, хоть слова его и были обращены к Мальту.
Мальт протянул руку сквозь прутья решетки и коснулся рук Персиваля:
-Благодарю.
-Не стоит, - отмахнулся Персиваль, напуганный же прикосновением Мальта и вовсе отшатнулся от прутьев, и сам смутился своей реакции.
-Казнь не заразна, - заметила Арахна тихо.
-Поэтому ты здесь, хотя не должна была? – осведомился Персиваль, не поднимая на нее глаз.
Арахна дернула плечом и отвернулась от решетки. Это было странное прощание. Им всем троим нечего было сказать больше друг другу. Кроме заботы о сыне Мальта, Персиваль ничего не мог им дать. Разве что немножко успокоения:
-Вас будет казнить настоящий палач из южной провинции. У него твердые руки.
И добавил почему-то, желая, наверное, отметить свой вклад:
-Я позаботился об этом.
Арахна не обернулась, но ее плечи дрогнули – похоже, она хотела бы повернуться, но в последнее мгновение что-то остановило ее. Мальт ответил за обоих, как поступал часто в прежнем мире, в том мире, где и он, и она были ещё живы:
-Спасибо.
-Ну…- Персиваль кашлянул, не зная, что еще сказать, - я должен идти. Вы это…удачи.
Арахна не обернулась, пока Персиваль не ушел совсем, хоть он и дал ей время, задержавшись настолько, насколько вообще мог задержаться нежданным гостем в тюрьме у камеры осужденных преступников против трона и народа.
-Сволочь, - сообщил о нем Мальт, глядя на опустевшую лестницу, ведущую наверх, к жизни и навсегда недоступную для них, - но среди них всех, самый, пожалуй, совестливый.
-Я…- Арахна начала что-то говорить, но осеклась, махнула рукой, - уже всё.
И оказалась права. Не прошло и пяти минут, жалких пяти минут! – драгоценных пяти минут, как снова послышались шаги. На этот раз спускалось сразу же несколько человек, что означало: пора.
Арахна испуганно взглянула на Мальта и вновь показалась ему той самой, с первой их встречи, молодой, неопытной и наивной девицей, оказавшейся какими-то плетениями ветров в палачах, но даже не осознающей своей роли.
Но мгновение прошло. Во взгляд её вернулась пустыня, в черты – болезненность.
Она стояла ровно и не дрогнула, пока ей зачитывали приговор, и пока связывали ей руки, остригали волосы. Арахна даже не скользнула взглядом вниз за упавшими срезанными прядями, так и стояла, глядя в пустоту перед собой, словно происходящее её уже не касалось.
Затем её развернули и повели прочь, в последний путь, первой. А оставшиеся люди из числа законников занялись Мальтом. Мальт многих знал, и видел, как неловки движения прежних его подчиненных, как деревянны их пальцы, и какое смущение владеет их умами. Но в нем не было никаких чувств в этим людям – ни жалости, ни ненависти…ни-че-го. Там, куда он выходил из последней своей клети, не было чувств. Был лишь чертог Луала и Девяти Рыцарей Его.
А казнь – это всегда зрелище. Всегда есть люди, которые незнакомы ни с жертвами обвиненных, ни с самими осужденными, а просто приходят полюбоваться на кровавое представление и еще раз порадоваться собственной жизни. здесь же, когда казнили советников, еще и двух, можно было бы ожидать большое количество гостей…
Но казни стали привычны в Мааре. И даже то, что оба осужденных были советниками короля (да будут дни его долги!) и оба принадлежали к закону – (всякие оступаются, видели, знаем) – не собрало для Арахны и Мальта подле эшафота большой толпы.
Вся Маара слишком привыкла к смерти, чтобы обращать на нее внимание. Привыкнув, перестала бояться.
Но всё-таки у эшафота собралось около трёх десятков человек из числа законников и случайно забредших людей. Была здесь и Маришка – она знала, что ей лучше не появляться в таких местах, но всё-таки, бедная женщина, взявшая на воспитание и заботу сына Мальта, не могла остаться в стороне. Она хотела в последний раз увидеть Мальта, запомнить его смерть и, когда-нибудь, когда Львенок вырастет, рассказать ему о последних минутах жизни отца.
Был в числе зрителей и Персиваль. Он не был сегодня законником – его милостиво освободили от этого, но и уйти совсем он не смог – хотел увидеть, как казнят его сподвижников…и еще – каких-то очень важных, но необъяснимых людей, значимых, и не имеющих точной категории. Они не были ему приятелями и уж тем более друзьями, но все-таки были важны.
Был здесь и Эмис. Он пришел проведать Арахну. Она не узнала его, или сделала вид, что не узнает, как Мальт «не узнал» Маришку, и скользнул по ее фигуре равнодушным взглядом. Эмис мог считать Арахну глупой, наивной, упертой, но искренне сострадал ей.
Правда, помочь это ничем не могло.
Несмотря на то, что Арахну вывели из тюрьмы раньше, первым на эшафот возвели Мальта и он попытался извиниться за это перед нею взглядом. Но она не заметила, или не пожелала заметить и этого.
Да, приговор ему понятен. Нет, вину свою он полностью не признает. Да, душа его чиста, нет, покаяния он не желает. Да свершится кара, да примет Луал его в чертоги…
Персиваль отвернулся. Он видел много казней и никогда не отворачивался, а здесь отвернулся. Дрогнуло что-то в его существе так, что он не мог удержать этого, и отвернулся, не желая видеть, как рухнет обезглавленное тело, как опрокинется жизнь, как заструится кровь.
Но он ничего не догадался сделать со своим слухом! Страшный вздох и покатившийся круглый предмет. И тишина, тишина – столь убийственная в своем проявлении, мгновенная, пока не последовал новый вздох толпы.
Персиваль запоздало закрыл голову руками, но куда там! Толку уже не было.
Поворачиваясь же, Персиваль, держа в уме еще страшный образ, вдруг заметил нечто очень несуразное, неуместное и от этого еще более интригующее – он увидел Скарона – того самого баронета, раздражающего самого Персиваля. Только вот стоял Скарон подле Эмиса и, судя по скользнувшему листочку – самому мелкому клочку, в руках Эмиса, что-то передал ему.
Персиваль ещё не понял, что ему делать с этой информацией, но точно почувствовал одно – необъяснимое: скоро!
Что было в этом «скоро», откуда оно бралось, куда исчезало – он сам не знал, но это упрямое слово продолжало пульсировать в его воспаленном мозгу, а между тем Арахна уже поднималась по последним в своей жизни ступеням.
Остриженная грубым и неловким движением, она равнодушно шла навстречу своей гибели, и ничего не менялось в лице ее, лишь губы, пожалуй, были сжаты в последнем усилии, до белизны, чтобы не сорвался нечаянный крик или мольба…
Да, ей все было понятно… - еще бы! – она столько раз сама задавала этот вопрос. Да, она осознает, что будет казнена. Нет, вину свою она полностью не признает. Дни Маары славит и дни короля также, надеется на прощение Луала и Девяти Рыцарей Его.
«Но вот и всё» - подумалось Арахне, когда она опускалась коленями на жесткие деревянные доски, и в последний раз смотрела на живые, вспышками смутно знакомые, но полностью неузнаваемые ее рассудком лица, - «вот и всё…кончилась Арахна, так ей и надо. Она заслужила это. Луал, прости дочь блудную свою! Да будут…да будет царствие света».
Она зажмурилась сильно-сильно, так, что в любой другой ситуации стало бы больно глазам, а затем, вложила последние свои силы в то единственное мужество – не дрогнуть и не нанести вреда себе и палачу.
Это ей удалось. Она не струсила перед смертью так, как много раз трусила и поддавалась до этого в своей жизни.
Персиваль не смог смотреть и на это. Он снова отвернулся, а тело Арахны – молодое, не изведавшее еще жизни в полном ее воплощении и во всех проявлениях, тяжело рухнуло на деревянные доски под вздох толпы.
Вот и всё. так кончается жизнь – так просто, так легко, и без каких-либо теней и сомнений, без воззваний и эстетики – всего лишь три десятка зрителей, мрачный палач, сгруженное тело на телегу и голова в окровавленной корзине.
Вот и всё, что осталось от Арахны. Вот и все, что пару мгновений назад осталось от Мальта. А что остается от живых?
Законники медленно расходились – кто в Трибунал, кто по делам, писать отчеты и составлять протоколы о проведенной казни. Палач передал орудие своего ремесла помощнику и спокойно, вернее всего даже не думая уже о казни, поспешил прочь, помощники, переговариваясь, стали убирать тела и кровь…
А люд уже спешил дальше, потеряв интерес к этой казни – не первая и не последняя она уж в Мааре! Персиваль еще стоял, когда никто уже не остался.
Почти никто. Он почувствовал на себе чей-то взгляд и, пока еще поворачивал голову, знал, кого увидит. И не ошибся – Эмис.
Эмис смотрел на него в упор, также не уходя от эшафота, но явно имел уже какую-то совсем иную цель. Заметив, что Персиваль ответил на его взгляд, Эмис едва заметно сделал знак рукой, призывая Персиваля идти следом, и пошел прочь.
Персиваль взглянул в последний раз на убираемый эшафот, затем в спину Эмиса, понимая, что решить о будущем, о собственном будущем нужно здесь и сейчас, сию же минуту – возможно, это один из немногих шансов, поколебался еще немного и двинулся, наконец, за Эмисом, следуя от него на таком расстоянии, чтобы не упустить, и чтобы другие не сообразили о преследовании…
Жизнь влекла Персиваля дальше. Закончившись у двоих на эшафоте, она перешла к нему, спешащему за Эмисом – заговорщиком самого нового, самого страшного и яростного типа, какого еще не видела Маара, и уж тем более о котором не знал Его Величество – король Мирас, да будут дни его долги!
А ему донесли о казни Арахны и Мальта. И король, да будут дни его славны, сдержал все эмоции в себе, лишь спросил:
-Как прошло?
-Держались достойно, пощады не просили, чувств не теряли, никого не звали, ничего не просили. Оба, подготовленные и собранные поднялись на эшафот, опустились на колени и выдержали. Тела уже убраны и сожжены.
Король Мирас помолчал. Ему было жаль избавляться от Арахны больше, чем от Мальт – Мальт заслужил, но Арахна в своей строптивости неожиданно подвела его. он рассчитывал, что девушка еще побудет ему орудие, послужит, а она – вытворила!
Впрочем, достойная казнь – это редкое явление. Бывает так, что голову не отсекают с одного удара, а бывает так, что осужденного приходится заносить, или даже удерживать, чтобы покарать. Этих хотя бы не пришлось унижать перед смертью. Они заслужили снисходительности Луала и Девяти Рыцарей Его хотя бы за это.
-Нашли им замену?
-Да, они ожидают собеседования господина Персиваля. Он еще не появился после казни.
-Ну-ну, - усмехнулся король, - будьте милосердны! Человек потерял двоих друзей за раз, куда уж ему! Наверняка по трактирам шляется и заливает тоску вином. Ничего, сегодня я еще позволяю ему это, но завтра он должен быть собран и готов к работе.
-Да, ваше величество. Какие будут еще приказания?
-Приказания? – король будто бы задумался, что, конечно же, не было правдой – все свои приказания он уже давно отрепетировал перед зеркалом, чтобы выглядеть скорбным и беспристрастным, вечно предаваемым правителем. – Продолжайте искать Эжона – этот предатель должен последовать на эшафот вместе со всеми своими сподвижниками!
Арахна осеклась, сглотнула нервный комок и продолжила с явным усилием:
-Многих людей я потеряла. Пока росла в Коллегии, и потом. Были близкие люди, были приятели… сейчас осталась одна Арахна. Утешает, что осталась она ненадолго.
Мальт не ответил. Он хотел бы утешить её печаль, но чувствовал, что несмотря на всё, что сейчас предстоит им пройти, они находятся не в равных условиях. Арахну будут ждать её близкие и дорогие люди за чертой смерти, там, где судит Луал и где Девять Рыцарей Его покровительствуют Мааре. В чертогах высшей силы для Арахны есть место, там есть те, кому она была дорога. А он? Что до него, до Мальта?
Неприкаянный дознаватель, живший и творивший по заказу трона, закона и заговора! У него не было друзей, были лишь враги и соратники. Но соратники зачастую были вынужденными, а враги наиболее располагающими. Относительно близкой можно считать жену – она, в конце концов, родила ему сына, но…
Но Мальт даже не помнил её лица, да и не считал нужным помнить. Прошло время. Он не любил её, и ему было проще считать, что именно самоубийство его жены и стало той самой точкой, от которой Мальт и впутался в заговор. Своей вины он не желал видеть в эту минуту и досадовал, что Арахна, уходя к Луалу, представая перед Его судом, будет принята теплее, а Мальту придется пробиваться среди серых плетений душ, собранных Луалом.
Впрочем, жизнь не всегда бывает справедлива, так почему должна быть справедлива смерть?
Арахне почудились шаги наверху лестницы, и она испуганно оглянулась на Мальта, но тот покачал головою: рано.
Но тогда кто?
Шаги, между тем, приближались всё отчетливее. Увидев сошедшего к тюремным клетям, Арахна и Мальт, не сговариваясь, выдохнули с облегчением – да, было рано, но они сами построили Маару такой, какой она была сейчас, а это означало, что ожидать от нее можно было всего, как и от их собственного же закона.
-Ну привет, - усмехнулась Арахна, сохраняя в себе черты последнего, очень мрачного и от этого ещё более жестокого веселья, - ты к нам с визитом или в дополнение?
-Тьфу на тебя!- Персиваль даже обиделся, - ты так не шути, а то у нас всякое бывает.
Это действительно был Персиваль. Его можно было не ждать, если полагаться на рассудок, и ожидать, если полагаться на порядочность и сострадание дознавателя, который, как известно, бывшим не бывает. А можно было и не думать о нем, как не думали ни Арахна, ни Мальт.
-Каким ветром? – Мальт поднялся с жесткой скамьи и тоже приблизился к прутьям решетки, чтобы лучше видеть Персиваля.
-Да я так…проститься, - помялся он, оглядывая осужденных, - как-то…неловко всё вышло.
-Не то слово, - серьезно согласилась Арахна, - то ли дело – другие процессы! Там все было ловко!
-Прекрати, - поморщился Персиваль, - вам обоим вообще скоро умирать, а вы всё шутки шутите! Не стыдно?
-А смысл стыдиться? – осведомился Мальт, чувствуя в душе какое-то странное облегчение, - мы уходим, но уходим открыто.
-Обвиненные и опороченные вы уходите, - не согласился Персиваль. – А мне, между прочим, за вас все бумаги разгребать! За вас обоих! И помощников искать!
-Бедненький, - с непередаваемым ядом посочувствовала Арахна, - ну, хочешь, поменяемся?
-Нет уж, я не стану вас обременять! – Персиваль взглянул на нее и вздохнул. Ему хотелось сказать бы больше, но какие тут могут быть слова? Утешение? Оно запоздало и ничего не стоит. Извинения? А толку? Они ничего не изменят. Клятвы? Лично для Арахны ему не в чем было клясться – она не оставляла ничего и никого за своей жизнью. Но…
-За своего сына не переживай, - отчетливо сообщил Персиваль, глядя на Арахну, хоть слова его и были обращены к Мальту.
Мальт протянул руку сквозь прутья решетки и коснулся рук Персиваля:
-Благодарю.
-Не стоит, - отмахнулся Персиваль, напуганный же прикосновением Мальта и вовсе отшатнулся от прутьев, и сам смутился своей реакции.
-Казнь не заразна, - заметила Арахна тихо.
-Поэтому ты здесь, хотя не должна была? – осведомился Персиваль, не поднимая на нее глаз.
Арахна дернула плечом и отвернулась от решетки. Это было странное прощание. Им всем троим нечего было сказать больше друг другу. Кроме заботы о сыне Мальта, Персиваль ничего не мог им дать. Разве что немножко успокоения:
-Вас будет казнить настоящий палач из южной провинции. У него твердые руки.
И добавил почему-то, желая, наверное, отметить свой вклад:
-Я позаботился об этом.
Арахна не обернулась, но ее плечи дрогнули – похоже, она хотела бы повернуться, но в последнее мгновение что-то остановило ее. Мальт ответил за обоих, как поступал часто в прежнем мире, в том мире, где и он, и она были ещё живы:
-Спасибо.
-Ну…- Персиваль кашлянул, не зная, что еще сказать, - я должен идти. Вы это…удачи.
Арахна не обернулась, пока Персиваль не ушел совсем, хоть он и дал ей время, задержавшись настолько, насколько вообще мог задержаться нежданным гостем в тюрьме у камеры осужденных преступников против трона и народа.
-Сволочь, - сообщил о нем Мальт, глядя на опустевшую лестницу, ведущую наверх, к жизни и навсегда недоступную для них, - но среди них всех, самый, пожалуй, совестливый.
-Я…- Арахна начала что-то говорить, но осеклась, махнула рукой, - уже всё.
И оказалась права. Не прошло и пяти минут, жалких пяти минут! – драгоценных пяти минут, как снова послышались шаги. На этот раз спускалось сразу же несколько человек, что означало: пора.
Арахна испуганно взглянула на Мальта и вновь показалась ему той самой, с первой их встречи, молодой, неопытной и наивной девицей, оказавшейся какими-то плетениями ветров в палачах, но даже не осознающей своей роли.
Но мгновение прошло. Во взгляд её вернулась пустыня, в черты – болезненность.
Она стояла ровно и не дрогнула, пока ей зачитывали приговор, и пока связывали ей руки, остригали волосы. Арахна даже не скользнула взглядом вниз за упавшими срезанными прядями, так и стояла, глядя в пустоту перед собой, словно происходящее её уже не касалось.
Затем её развернули и повели прочь, в последний путь, первой. А оставшиеся люди из числа законников занялись Мальтом. Мальт многих знал, и видел, как неловки движения прежних его подчиненных, как деревянны их пальцы, и какое смущение владеет их умами. Но в нем не было никаких чувств в этим людям – ни жалости, ни ненависти…ни-че-го. Там, куда он выходил из последней своей клети, не было чувств. Был лишь чертог Луала и Девяти Рыцарей Его.
А казнь – это всегда зрелище. Всегда есть люди, которые незнакомы ни с жертвами обвиненных, ни с самими осужденными, а просто приходят полюбоваться на кровавое представление и еще раз порадоваться собственной жизни. здесь же, когда казнили советников, еще и двух, можно было бы ожидать большое количество гостей…
Но казни стали привычны в Мааре. И даже то, что оба осужденных были советниками короля (да будут дни его долги!) и оба принадлежали к закону – (всякие оступаются, видели, знаем) – не собрало для Арахны и Мальта подле эшафота большой толпы.
Вся Маара слишком привыкла к смерти, чтобы обращать на нее внимание. Привыкнув, перестала бояться.
Но всё-таки у эшафота собралось около трёх десятков человек из числа законников и случайно забредших людей. Была здесь и Маришка – она знала, что ей лучше не появляться в таких местах, но всё-таки, бедная женщина, взявшая на воспитание и заботу сына Мальта, не могла остаться в стороне. Она хотела в последний раз увидеть Мальта, запомнить его смерть и, когда-нибудь, когда Львенок вырастет, рассказать ему о последних минутах жизни отца.
Был в числе зрителей и Персиваль. Он не был сегодня законником – его милостиво освободили от этого, но и уйти совсем он не смог – хотел увидеть, как казнят его сподвижников…и еще – каких-то очень важных, но необъяснимых людей, значимых, и не имеющих точной категории. Они не были ему приятелями и уж тем более друзьями, но все-таки были важны.
Был здесь и Эмис. Он пришел проведать Арахну. Она не узнала его, или сделала вид, что не узнает, как Мальт «не узнал» Маришку, и скользнул по ее фигуре равнодушным взглядом. Эмис мог считать Арахну глупой, наивной, упертой, но искренне сострадал ей.
Правда, помочь это ничем не могло.
Несмотря на то, что Арахну вывели из тюрьмы раньше, первым на эшафот возвели Мальта и он попытался извиниться за это перед нею взглядом. Но она не заметила, или не пожелала заметить и этого.
Да, приговор ему понятен. Нет, вину свою он полностью не признает. Да, душа его чиста, нет, покаяния он не желает. Да свершится кара, да примет Луал его в чертоги…
Персиваль отвернулся. Он видел много казней и никогда не отворачивался, а здесь отвернулся. Дрогнуло что-то в его существе так, что он не мог удержать этого, и отвернулся, не желая видеть, как рухнет обезглавленное тело, как опрокинется жизнь, как заструится кровь.
Но он ничего не догадался сделать со своим слухом! Страшный вздох и покатившийся круглый предмет. И тишина, тишина – столь убийственная в своем проявлении, мгновенная, пока не последовал новый вздох толпы.
Персиваль запоздало закрыл голову руками, но куда там! Толку уже не было.
Поворачиваясь же, Персиваль, держа в уме еще страшный образ, вдруг заметил нечто очень несуразное, неуместное и от этого еще более интригующее – он увидел Скарона – того самого баронета, раздражающего самого Персиваля. Только вот стоял Скарон подле Эмиса и, судя по скользнувшему листочку – самому мелкому клочку, в руках Эмиса, что-то передал ему.
Персиваль ещё не понял, что ему делать с этой информацией, но точно почувствовал одно – необъяснимое: скоро!
Что было в этом «скоро», откуда оно бралось, куда исчезало – он сам не знал, но это упрямое слово продолжало пульсировать в его воспаленном мозгу, а между тем Арахна уже поднималась по последним в своей жизни ступеням.
Остриженная грубым и неловким движением, она равнодушно шла навстречу своей гибели, и ничего не менялось в лице ее, лишь губы, пожалуй, были сжаты в последнем усилии, до белизны, чтобы не сорвался нечаянный крик или мольба…
Да, ей все было понятно… - еще бы! – она столько раз сама задавала этот вопрос. Да, она осознает, что будет казнена. Нет, вину свою она полностью не признает. Дни Маары славит и дни короля также, надеется на прощение Луала и Девяти Рыцарей Его.
«Но вот и всё» - подумалось Арахне, когда она опускалась коленями на жесткие деревянные доски, и в последний раз смотрела на живые, вспышками смутно знакомые, но полностью неузнаваемые ее рассудком лица, - «вот и всё…кончилась Арахна, так ей и надо. Она заслужила это. Луал, прости дочь блудную свою! Да будут…да будет царствие света».
Она зажмурилась сильно-сильно, так, что в любой другой ситуации стало бы больно глазам, а затем, вложила последние свои силы в то единственное мужество – не дрогнуть и не нанести вреда себе и палачу.
Это ей удалось. Она не струсила перед смертью так, как много раз трусила и поддавалась до этого в своей жизни.
Персиваль не смог смотреть и на это. Он снова отвернулся, а тело Арахны – молодое, не изведавшее еще жизни в полном ее воплощении и во всех проявлениях, тяжело рухнуло на деревянные доски под вздох толпы.
Вот и всё. так кончается жизнь – так просто, так легко, и без каких-либо теней и сомнений, без воззваний и эстетики – всего лишь три десятка зрителей, мрачный палач, сгруженное тело на телегу и голова в окровавленной корзине.
Вот и всё, что осталось от Арахны. Вот и все, что пару мгновений назад осталось от Мальта. А что остается от живых?
Законники медленно расходились – кто в Трибунал, кто по делам, писать отчеты и составлять протоколы о проведенной казни. Палач передал орудие своего ремесла помощнику и спокойно, вернее всего даже не думая уже о казни, поспешил прочь, помощники, переговариваясь, стали убирать тела и кровь…
А люд уже спешил дальше, потеряв интерес к этой казни – не первая и не последняя она уж в Мааре! Персиваль еще стоял, когда никто уже не остался.
Почти никто. Он почувствовал на себе чей-то взгляд и, пока еще поворачивал голову, знал, кого увидит. И не ошибся – Эмис.
Эмис смотрел на него в упор, также не уходя от эшафота, но явно имел уже какую-то совсем иную цель. Заметив, что Персиваль ответил на его взгляд, Эмис едва заметно сделал знак рукой, призывая Персиваля идти следом, и пошел прочь.
Персиваль взглянул в последний раз на убираемый эшафот, затем в спину Эмиса, понимая, что решить о будущем, о собственном будущем нужно здесь и сейчас, сию же минуту – возможно, это один из немногих шансов, поколебался еще немного и двинулся, наконец, за Эмисом, следуя от него на таком расстоянии, чтобы не упустить, и чтобы другие не сообразили о преследовании…
Жизнь влекла Персиваля дальше. Закончившись у двоих на эшафоте, она перешла к нему, спешащему за Эмисом – заговорщиком самого нового, самого страшного и яростного типа, какого еще не видела Маара, и уж тем более о котором не знал Его Величество – король Мирас, да будут дни его долги!
А ему донесли о казни Арахны и Мальта. И король, да будут дни его славны, сдержал все эмоции в себе, лишь спросил:
-Как прошло?
-Держались достойно, пощады не просили, чувств не теряли, никого не звали, ничего не просили. Оба, подготовленные и собранные поднялись на эшафот, опустились на колени и выдержали. Тела уже убраны и сожжены.
Король Мирас помолчал. Ему было жаль избавляться от Арахны больше, чем от Мальт – Мальт заслужил, но Арахна в своей строптивости неожиданно подвела его. он рассчитывал, что девушка еще побудет ему орудие, послужит, а она – вытворила!
Впрочем, достойная казнь – это редкое явление. Бывает так, что голову не отсекают с одного удара, а бывает так, что осужденного приходится заносить, или даже удерживать, чтобы покарать. Этих хотя бы не пришлось унижать перед смертью. Они заслужили снисходительности Луала и Девяти Рыцарей Его хотя бы за это.
-Нашли им замену?
-Да, они ожидают собеседования господина Персиваля. Он еще не появился после казни.
-Ну-ну, - усмехнулся король, - будьте милосердны! Человек потерял двоих друзей за раз, куда уж ему! Наверняка по трактирам шляется и заливает тоску вином. Ничего, сегодня я еще позволяю ему это, но завтра он должен быть собран и готов к работе.
-Да, ваше величество. Какие будут еще приказания?
-Приказания? – король будто бы задумался, что, конечно же, не было правдой – все свои приказания он уже давно отрепетировал перед зеркалом, чтобы выглядеть скорбным и беспристрастным, вечно предаваемым правителем. – Продолжайте искать Эжона – этот предатель должен последовать на эшафот вместе со всеми своими сподвижниками!
