Лагот, заинтригованный сверх меры, взял первый листок и принялся читать и едва взгляд его коснулся первых строк, как весь он изменился в лице, белея и выцветая даже от ужаса. Дрожь прошла по чертам.
А строки безжалостно гласили: «Народ знает лучше, чем далекие короли, как собой управлять. Лучше министров знает он свои потребности, и лучше поставленных советников ведает свои провалы, а что важнее – мнение…»
Лагот не стал дочитывать. Он вскочил, листок беспомощно вылетел из его пальцев, спланировал в замедленности на столешницу. Ольсен остался невозмутимым.
-Ты…ты что? – Лагот задохнулся от ужаса, от внезапного предательства Ольсена, от откровения, которого он не желал. – ты что?
-Пишу, - Ольсен был спокоен. Его забавляла реакция Лагота, ясно свидетельствующая о реакции большинства. – Они испугаются. Как ты!
-Ты что? – жалобно спросил Лагот. – Прекрати!
-Не прекращу, - возразил Ольсен. – Я обрел смысл и хочу запечатлеть пару своих мыслей. Разве это запрещено?
-Ты-ы…- у Лагота явно не хватало возмущения. Он был парализован ужасом. Одно дело – разглядывать еще в патрульном штабе стишок о советниках, пусть и оскорбительный, совсем другое дело – полновесная работа с такими страшными строками.
-Я, - согласился Ольсен почти весело. – Кто-то должен, так почему бы и не я?
-Тебя казнят! – выкрикнул Лагот и затих, испуганно оглядываясь по сторонам.
-Обязательно.
-Отрубят голову! Осудят! Арестуют! – Лагот выкрикивал уже не осознавая, что именно он выкрикивает.
-Сначала арестуют, потом осудят и казнят, - поправил спокойный Ольсен. – Но зато я проживу с властью. Я умру во власти. Они испугаются меня. Я буду властью, вставшей над их властью.
Глаза безумца радостно вспыхнули на мгновение, и снова он стал целиком и полностью невозмутимой фигурой.
-но ты не понимаешь меня, да? Даже ты…- закончил он своё безумие тихой фразой. Лагот покачал головой:
-Не понимаю. Я не советую тебе влезать во все это…ну, это не для нас. Это для великих или трагичных. То есть…мы просто попали не в то время, а вся эта суета и смута – это не нам.
-Не тебе, - поправил Ольсен. – Не тебе, бездарная ты серость. Тебе бы забиться в уголок и ждать смерти. Где бы ты был без меня?
Несмотря на жестокие фразы, тон Ольсена не поколебался. Он оставался все таким же холодным и собранным, тихим и жутким от этого еще больше.
-Ну знаешь! – Лагот обиделся. – Воля, конечно, твоя, но я хоть и серость, а все-таки за тебя заступился. И это не я где бы был без тебя, а ты! И на твоем месте я бы такое у себя в кабинете не держал. Но, хвала Луалу, я не на твоем месте!
Ольсен устыдился. Ему как-то постыдно легко забылось, что Велес едва не уничтожил его в первый же день в Штабе, и что только благодаря Лаготу…
Нет, Ольсен не бросился с извинениями за удаляющимся Лаготом, не бросился в коридор, не помчался по ступеням вниз, а лишь пожал плечами, и отогнал стыдливость. Рука у него отошла от долгого письма и он снова мог приступить к своей работе – то ли великой, то ли безумной, а может быть, одновременно и той и другой.
А Лагот выскочил в раздражении и страхе. Даже в досаде и обиде. Куча эмоций переполняли его существо, и он не знал, куда деться. Шел, не видя толком пути, не разбирал дороги и едва-едва из-за этого не влетел в кого-то.
-осторожнее! – посоветовал знакомый голос и Лагот заставил себя взглянуть на человека, едва не ставшего жертвой его слепого хода.
Что может быть хуже, чем встреча с «бюрократической сволочью» в ту минуту, когда ты сам никого не хочешь видеть и говорить?
-Извините, - буркнул Лагот, - господин Мальт. Я не хотел.
Но дознаватель не бывает бывшим. Он, даже уйдя со службы, прекрасно чувствует состояние и умеет разговорить слабую в плане эмоциональной стабильности жертву.
-Ну постойте же, постойте! – Мальт улыбнулся со всем расположением. – Что у вас случилось такого, что вы советников короля готовы сбить с ног?
-Всё в по…- Лагот осекся и вдруг взглянул на Мальта совсем иначе. До бывшего патрульного, а ныне до символа народного мнения дошла вдруг простая мысль: а нужно ли покрывать Ольсена? Не будет ли большей беды?
-Всё в по? – уточнил Мальт, изучая собеседника очень внимательно. – точно «в по»? может быть просто «всё пло…»?
Лагот колебался. Мальт прочел по лицу его вину и рявкнул:
-Если у вас есть сведения, касающиеся короны, трона и народа, вы должны немедленно изложить их. Это ваш долг!
И это сработало куда быстрее. Лагот из чувства страха вдруг выложил про творение Ольсена, без прямой прочитанной цитаты, чтобы не сложилось у Мальта впечатления о том, что Лагот слишком уж хорошо знает содержание. Рассказ получился коротким, да и Лагот постоянно увиливал от прямой нападки, обходясь формулировками «мне кажется», «боюсь, что я мог не так понять» и «он, без сомнения, так не думает…»
Мальт выслушал холодно и профессионально, не выдав ни одной эмоции. Лишь когда Лагот закончил и опустил, винясь, голову, сказал:
-Вы, мой дорогой друг, поступили очень верно, рассказав мне – советнику короля и законнику, о таком важном происшествии. Работа подобного рода может вызвать новую смуту в только что успокоенном, в том числе и вами, народе.
Лаготу стало легче – Мальт, точно зная людскую натуру, подарил ему успокоение.
-К тому же, написать работу для самого себя, - здесь уже пошла ложь, - еще не преступление. Может быть, он вас разыграл? Или, может быть, сочиняет какой-нибудь саркастический памфлет? Вы же не прочли всего, верно? Так что…
Мальт многозначительно развел руками, и Лаготу стало еще легче, хотя, бывший дознаватель, конечно, лгал. Даже если это строки из памфлета, который пишется во славу короны, строки слишком опасны и будут подвергнуты цензуре.
-Ну и последнее, - Мальт улыбнулся еще шире, - никто не арестует Ольсена или кого-либо еще сию же минуту! Вот если он будет вести себя странно, собирать тайных друзей или…печатать свое творение тайком, или же, словом, если он будет вести себя только так, как может вести себя заговорщик, тогда мы уже поговорим с ним на другом уровне.
Мальт положил руку на плечо Лаготу и ободряюще кивнул ему, мол, все в порядке. Лагот от этого совсем успокоился (во всяком случае, совесть, сжавшая его на мгновение, успокоилась точно).
-Господин Мальт, - Лагот вдруг решил, что это неплохой шанс и само веление Луала, - а нас правда закроют?
-Ну, времена меняются, меняются с временами и потребности! – Мальт удивился, но постарался не выдать этого удивления. – Твои соратники подавлены?
-Да нет, - Лагот неопределенно повле рукой. Он мало общался с кем-либо, в основном им занимался Ольсен, творя и оттачивая мастерство притворства и масок перед толпой. Но лицом к лицу с одним человеком, он не успел научить его притворяться.
-Тогда почему ты спрашиваешь?
-Я…ну, я был патрульным. А до этого никем, особенно-то и не был. Теперь я поэт, но не совсем.
-И ты не знаешь, куда идти? ищешь покровителя? – догадался без проблем Мальт. – Похвально! Что ж, в наших рядах всегда не хватает людей. Я думаю, если ты поговоришь с Арахной…
Мальт осекся, словно произносить ему ее имя вдруг стало неприятно. Лагот же запоздало догадываясь о том, что вопрос такого рода неуместен, спросил:
-А может быть, вы поговорите с Арахной? Я был бы…
-Я? – тихо переспросил Мальт и лицо его странным образом ожесточилось и омрачилось, - я с ней не в ладах. Хорошего дня!
И быстро, пока Лагот не успел извиниться, исчез с его пути в сторону. И только тут Лагот понял, что вообще-то давно не видел их вместе, только по одному, да и вид у Арахны, таскающейся теперь с Персивалем, был какой-то ледяной и жуткий…
Означенный же Персиваль постигал новые тяготы. Арахна рассказала ему в общих чертах о своем разговоре с королем, и дознаватель, который никогда не бывает бывшим, спросил:
-И по какому закону, по какому обвинению мы будем карать союзников короля, да будут дни его долги?
-Его величество дал понять, что невиновных нет, а обвинения его не очень интересуют. Их нужно найти…
-Найти или сделать? – уточнил Персиваль. – Найти доказательства грехов, или подвести обвинения, как Юстасу?
-Если возможно – найти, - ответила Арахна и не стала заканчивать фразы.
-Понял…
Арахна кивнула, принимая ответ. Ее устраивала покладистость Персиваля. Зато его не устраивало резкое превращение Арахны из человеческого существа в какое-то дисциплинированно-выдрессированное и равнодушное. Ему хотелось бы больше изящества в решениях, что должны были привести к падению того или иного человека, а тут ему сказали, что можно хоть с потолка придумать обвинения и все со всем согласятся.
Персиваль пребывал в крайне мрачном расположении духа. Сегодня прозвучал приказ о переходе патрульного штаба, об амнистии и о том, что теперь все правосудие, все законники находятся в гордом Трибунале…
И мрачно Персивалю было от предчувствий!
Поэтому появление советницы короля – Эммы, занявшей место Атенаис, показалось ему куда более занимательным явлением, чем могло бы таким показаться в иной день.
Они обменялись краткими любезностями, а затем Персиваль уточнил:
-Вам, наверное, хотелось бы увидеть Арахну, госпожа Эмма?
-Я вообще хотела бы видеть Мальта, - не стала скрывать советница, - однако, говорят, что они больше не так близки друг к другу как прежде.
«Говорят», - Персиваль с трудом сдержал усмешку. Ага…на улицах, видимо, говорят! Быстро работает девица – далеко пойдет, если не сглупит.
-И тогда я пришла к вам, - Эмма держала себя строго. С вежливой холодностью, но без высокомерия. Это льстило и настораживало. – Недавно я встретилась с Арахной, поднимаясь к его величеству. Наша встреча была короткой и неприятной. Боюсь, что я могла задеть ее случайно.
-Не переживайте, - успокоил Персиваль, - вы ей никто, чтобы по-настоящему сильно задеть. Задевают лишь близкие.
-Да, - Эмма кивнула, - пожалуй, вы правы. Но я не держала в уме ничего дурного. Я искренне хотела помочь ей.
-Ей уже мало что поможет, - Персиваль вздохнул, - к сожалению.
-Но всё же! – настаивала Эмма. – Я могу мало, и мы знакомы плохо…
-именно поэтому: вам это зачем? Недоверие есть даже у меня, чего же вы хотели дождаться от Арахны?
-Я знаю, каково быть одинокой, - сказала Эмма, стараясь говорить мягко. – Поверьте, хоть вы и не обязаны. Я вижу в ее глазах пустыню и тоску, боль и ужас. Она мечется и не знает, куда пойти.
-Какая вы добродетельная! – восхитился Персиваль.
-Издевайтесь, - разрешила Эмма, - но во мне, на самом деле нет интереса, кроме сочувствия. Я просто хочу спросить у вас, как у близкого ей человека – можете ли вы сказать мне, как ей помочь? Могу ли я помочь ей?
-Иногда лучшая помощь – не лезть! – напомнил Персиваль. Эмма вспыхнула:
-Равнодушие? Это самая губительная черта. Люди нуждаются в помощи и должны получать ее.
-Вы ей никто. Вы ничего не сможете сделать. Вас не пустят.
-А вас?
-И меня нет, - ответил честно Персиваль. – Я могу чуть больше, чем вы, но все же – те, кто имел самое большое влияние на ее жизнь, мертвы.
-Она, правда, убила своего наставника и своих друзей? – жадно спросила Эмма. – Бедняжка!
-Не убила, а покарала. Не наставника и друзей, а преступников, - жестко поправил Персиваль. – И вам, благородной даме, стоит держаться дальше от этих слухов, не ровен час еще запачкаетесь!
Он уже жалел, что вообще допустил разговор об Арахне. Да, он мог не выносить ее, презирать, бояться или обожать, но они оба были законниками и все их отношения должны были оставаться в пределах Секции закона – ныне Трибунала.
-Вы угрожаете мне? Напрасно, ведь я с миром.
-А я не угрожаю, а защищаю этот мир. У нас не принято сплетничать. У нас принято повиноваться закону.
-Значит, - она не испугалась, лишь испытующе взглянула на Персиваля, - я ничем не могу помочь бедной Арахне?
-Лучше позаботьтесь о себе, - посоветовал он. – После падения барона Боде и его казни, вам лучше подумать о своем положении.
-Почему? – удивилась Эмма.
-Вы – его протеже. Вы невеста его сына. У вас плохо с памятью?
-У вас плохо с памятью, - поправила Эмма, поднимаясь с места. – Я давно не невеста сына покойного барона Боде. С самого ареста этого предателя…кажется, сейчас мы именуем его только так? А то, что я его протеже – вы протеже Арахны, она пришла с Мальтом…все приходят с кем-то и благодаря кому-то.
Персивалю очень захотелось поместить нагловатую советницу в кандалы и придать пытке. Но он улыбнулся и пожелал хорошего вечера.
-И вам, советник, и вам, - Эмма улыбнулась и уже в дверях сказала, - если все-таки бедняжке понадобится помощь, или вам…я всегда помогу всем, чем смогу!
И с этим отвратительным дружелюбием на лице, наконец, вышла, оставив Персиваля в еще больше мрачности.
В принципе Персиваль понял, как ему можно отрезвить Арахну. Причём – отрезвить в прямом смысле этого слова, потому что она опять принялась чаще приличного прикладываться к пойловому вину. Это беспокоило и раздражало!
-Как она? – тревожно спрашивал Мальт у Персиваля каждый раз при встрече.
-Стабильно…стабильно плохо, - отвечал Персиваль. – А как ты хотел? У нее никого и ничего нет. даже дома. Теперь у нее нет и тебя, зато висят на душе камнем обидные твои слова и приказ короля…сам понимаешь что за приказ.
-Она сильная! – Мальт хотел убедить скорее самого себя, прекрасно понимая, что Персиваль прав. – Она ведь сможет. Это для её же блага!
-Ты идиот, - Персиваль отмахивался и уходил. Он уже догадывался, что вытянуть Арахну из ее омута напускного ледяного спокойствия и подступающего пьянства, предстоит ему.
Впрочем, работала она преданно. Амнистия Его Величества облегчила положение столичной тюрьмы, но одновременно с этим и выпустила на волю множество людей, которые пересидели смуту вдали от близких и теперь должны были либо адаптироваться к быстрой реальности, либо вернуться обратно в камеру.
-Надо думать о второй тюрьме, - заметил Персиваль.
-Уже указала, - Арахна кивнула в сторону списка, который составляла перед заседанием.
Заседания Совета короля Мираса, да будут дни его долги, теперь стали совсем другими. Появились новые члены Совета: по два представителя с трёх, присягнувших уделов. Представители понемногу освоились и теперь желали восстановления справедливости, но в своем, расходившемся с королём, представлении.
-Ваше величество, - уже четверть часа, с самого начала заседания после краткого приветствия, этот «западник», самого хищного, сухого и напряженного вида, с таким же рубленным и сухим представлением – Карс, не отступал. – Мой род помогал ещё вашему отцу, да покоится он мирно в чертогах Луала, мой род помогал вашему деду, да покоится его дух…
-И моему брату, да будет он гореть в пламени мрака за свои деяния над народом! – насмешливо добавлял король, но Карс сдерживал удар и продолжал:
-Я не прошу никакого послабления, которое оскорбило бы вас или столицу! И даже то, которое оскорбило бы моих братьев с других земель…
-Ну да! – два места от «южан» занимали брат и сестра Гарсиа – похожие друг на друга, ловкие, пылкие, они не умели находить себе места. Между тем, в отношении друг к другу проявляли уважение, которое больше не выказывали никому, кроме короля. Брат слушал сестру, сестра не перебивала брата. Их мнение было одно, и в этом мнении был весь юг. – Ну да, вы всего лишь отвернулись от своего короля! От народа! От Маары!
А строки безжалостно гласили: «Народ знает лучше, чем далекие короли, как собой управлять. Лучше министров знает он свои потребности, и лучше поставленных советников ведает свои провалы, а что важнее – мнение…»
Лагот не стал дочитывать. Он вскочил, листок беспомощно вылетел из его пальцев, спланировал в замедленности на столешницу. Ольсен остался невозмутимым.
-Ты…ты что? – Лагот задохнулся от ужаса, от внезапного предательства Ольсена, от откровения, которого он не желал. – ты что?
-Пишу, - Ольсен был спокоен. Его забавляла реакция Лагота, ясно свидетельствующая о реакции большинства. – Они испугаются. Как ты!
-Ты что? – жалобно спросил Лагот. – Прекрати!
-Не прекращу, - возразил Ольсен. – Я обрел смысл и хочу запечатлеть пару своих мыслей. Разве это запрещено?
-Ты-ы…- у Лагота явно не хватало возмущения. Он был парализован ужасом. Одно дело – разглядывать еще в патрульном штабе стишок о советниках, пусть и оскорбительный, совсем другое дело – полновесная работа с такими страшными строками.
-Я, - согласился Ольсен почти весело. – Кто-то должен, так почему бы и не я?
-Тебя казнят! – выкрикнул Лагот и затих, испуганно оглядываясь по сторонам.
-Обязательно.
-Отрубят голову! Осудят! Арестуют! – Лагот выкрикивал уже не осознавая, что именно он выкрикивает.
-Сначала арестуют, потом осудят и казнят, - поправил спокойный Ольсен. – Но зато я проживу с властью. Я умру во власти. Они испугаются меня. Я буду властью, вставшей над их властью.
Глаза безумца радостно вспыхнули на мгновение, и снова он стал целиком и полностью невозмутимой фигурой.
-но ты не понимаешь меня, да? Даже ты…- закончил он своё безумие тихой фразой. Лагот покачал головой:
-Не понимаю. Я не советую тебе влезать во все это…ну, это не для нас. Это для великих или трагичных. То есть…мы просто попали не в то время, а вся эта суета и смута – это не нам.
-Не тебе, - поправил Ольсен. – Не тебе, бездарная ты серость. Тебе бы забиться в уголок и ждать смерти. Где бы ты был без меня?
Несмотря на жестокие фразы, тон Ольсена не поколебался. Он оставался все таким же холодным и собранным, тихим и жутким от этого еще больше.
-Ну знаешь! – Лагот обиделся. – Воля, конечно, твоя, но я хоть и серость, а все-таки за тебя заступился. И это не я где бы был без тебя, а ты! И на твоем месте я бы такое у себя в кабинете не держал. Но, хвала Луалу, я не на твоем месте!
Ольсен устыдился. Ему как-то постыдно легко забылось, что Велес едва не уничтожил его в первый же день в Штабе, и что только благодаря Лаготу…
Нет, Ольсен не бросился с извинениями за удаляющимся Лаготом, не бросился в коридор, не помчался по ступеням вниз, а лишь пожал плечами, и отогнал стыдливость. Рука у него отошла от долгого письма и он снова мог приступить к своей работе – то ли великой, то ли безумной, а может быть, одновременно и той и другой.
А Лагот выскочил в раздражении и страхе. Даже в досаде и обиде. Куча эмоций переполняли его существо, и он не знал, куда деться. Шел, не видя толком пути, не разбирал дороги и едва-едва из-за этого не влетел в кого-то.
-осторожнее! – посоветовал знакомый голос и Лагот заставил себя взглянуть на человека, едва не ставшего жертвой его слепого хода.
Что может быть хуже, чем встреча с «бюрократической сволочью» в ту минуту, когда ты сам никого не хочешь видеть и говорить?
-Извините, - буркнул Лагот, - господин Мальт. Я не хотел.
Но дознаватель не бывает бывшим. Он, даже уйдя со службы, прекрасно чувствует состояние и умеет разговорить слабую в плане эмоциональной стабильности жертву.
-Ну постойте же, постойте! – Мальт улыбнулся со всем расположением. – Что у вас случилось такого, что вы советников короля готовы сбить с ног?
-Всё в по…- Лагот осекся и вдруг взглянул на Мальта совсем иначе. До бывшего патрульного, а ныне до символа народного мнения дошла вдруг простая мысль: а нужно ли покрывать Ольсена? Не будет ли большей беды?
-Всё в по? – уточнил Мальт, изучая собеседника очень внимательно. – точно «в по»? может быть просто «всё пло…»?
Лагот колебался. Мальт прочел по лицу его вину и рявкнул:
-Если у вас есть сведения, касающиеся короны, трона и народа, вы должны немедленно изложить их. Это ваш долг!
И это сработало куда быстрее. Лагот из чувства страха вдруг выложил про творение Ольсена, без прямой прочитанной цитаты, чтобы не сложилось у Мальта впечатления о том, что Лагот слишком уж хорошо знает содержание. Рассказ получился коротким, да и Лагот постоянно увиливал от прямой нападки, обходясь формулировками «мне кажется», «боюсь, что я мог не так понять» и «он, без сомнения, так не думает…»
Мальт выслушал холодно и профессионально, не выдав ни одной эмоции. Лишь когда Лагот закончил и опустил, винясь, голову, сказал:
-Вы, мой дорогой друг, поступили очень верно, рассказав мне – советнику короля и законнику, о таком важном происшествии. Работа подобного рода может вызвать новую смуту в только что успокоенном, в том числе и вами, народе.
Лаготу стало легче – Мальт, точно зная людскую натуру, подарил ему успокоение.
-К тому же, написать работу для самого себя, - здесь уже пошла ложь, - еще не преступление. Может быть, он вас разыграл? Или, может быть, сочиняет какой-нибудь саркастический памфлет? Вы же не прочли всего, верно? Так что…
Мальт многозначительно развел руками, и Лаготу стало еще легче, хотя, бывший дознаватель, конечно, лгал. Даже если это строки из памфлета, который пишется во славу короны, строки слишком опасны и будут подвергнуты цензуре.
-Ну и последнее, - Мальт улыбнулся еще шире, - никто не арестует Ольсена или кого-либо еще сию же минуту! Вот если он будет вести себя странно, собирать тайных друзей или…печатать свое творение тайком, или же, словом, если он будет вести себя только так, как может вести себя заговорщик, тогда мы уже поговорим с ним на другом уровне.
Мальт положил руку на плечо Лаготу и ободряюще кивнул ему, мол, все в порядке. Лагот от этого совсем успокоился (во всяком случае, совесть, сжавшая его на мгновение, успокоилась точно).
-Господин Мальт, - Лагот вдруг решил, что это неплохой шанс и само веление Луала, - а нас правда закроют?
-Ну, времена меняются, меняются с временами и потребности! – Мальт удивился, но постарался не выдать этого удивления. – Твои соратники подавлены?
-Да нет, - Лагот неопределенно повле рукой. Он мало общался с кем-либо, в основном им занимался Ольсен, творя и оттачивая мастерство притворства и масок перед толпой. Но лицом к лицу с одним человеком, он не успел научить его притворяться.
-Тогда почему ты спрашиваешь?
-Я…ну, я был патрульным. А до этого никем, особенно-то и не был. Теперь я поэт, но не совсем.
-И ты не знаешь, куда идти? ищешь покровителя? – догадался без проблем Мальт. – Похвально! Что ж, в наших рядах всегда не хватает людей. Я думаю, если ты поговоришь с Арахной…
Мальт осекся, словно произносить ему ее имя вдруг стало неприятно. Лагот же запоздало догадываясь о том, что вопрос такого рода неуместен, спросил:
-А может быть, вы поговорите с Арахной? Я был бы…
-Я? – тихо переспросил Мальт и лицо его странным образом ожесточилось и омрачилось, - я с ней не в ладах. Хорошего дня!
И быстро, пока Лагот не успел извиниться, исчез с его пути в сторону. И только тут Лагот понял, что вообще-то давно не видел их вместе, только по одному, да и вид у Арахны, таскающейся теперь с Персивалем, был какой-то ледяной и жуткий…
Означенный же Персиваль постигал новые тяготы. Арахна рассказала ему в общих чертах о своем разговоре с королем, и дознаватель, который никогда не бывает бывшим, спросил:
-И по какому закону, по какому обвинению мы будем карать союзников короля, да будут дни его долги?
-Его величество дал понять, что невиновных нет, а обвинения его не очень интересуют. Их нужно найти…
-Найти или сделать? – уточнил Персиваль. – Найти доказательства грехов, или подвести обвинения, как Юстасу?
-Если возможно – найти, - ответила Арахна и не стала заканчивать фразы.
-Понял…
Арахна кивнула, принимая ответ. Ее устраивала покладистость Персиваля. Зато его не устраивало резкое превращение Арахны из человеческого существа в какое-то дисциплинированно-выдрессированное и равнодушное. Ему хотелось бы больше изящества в решениях, что должны были привести к падению того или иного человека, а тут ему сказали, что можно хоть с потолка придумать обвинения и все со всем согласятся.
Персиваль пребывал в крайне мрачном расположении духа. Сегодня прозвучал приказ о переходе патрульного штаба, об амнистии и о том, что теперь все правосудие, все законники находятся в гордом Трибунале…
И мрачно Персивалю было от предчувствий!
Поэтому появление советницы короля – Эммы, занявшей место Атенаис, показалось ему куда более занимательным явлением, чем могло бы таким показаться в иной день.
Они обменялись краткими любезностями, а затем Персиваль уточнил:
-Вам, наверное, хотелось бы увидеть Арахну, госпожа Эмма?
-Я вообще хотела бы видеть Мальта, - не стала скрывать советница, - однако, говорят, что они больше не так близки друг к другу как прежде.
«Говорят», - Персиваль с трудом сдержал усмешку. Ага…на улицах, видимо, говорят! Быстро работает девица – далеко пойдет, если не сглупит.
-И тогда я пришла к вам, - Эмма держала себя строго. С вежливой холодностью, но без высокомерия. Это льстило и настораживало. – Недавно я встретилась с Арахной, поднимаясь к его величеству. Наша встреча была короткой и неприятной. Боюсь, что я могла задеть ее случайно.
-Не переживайте, - успокоил Персиваль, - вы ей никто, чтобы по-настоящему сильно задеть. Задевают лишь близкие.
-Да, - Эмма кивнула, - пожалуй, вы правы. Но я не держала в уме ничего дурного. Я искренне хотела помочь ей.
-Ей уже мало что поможет, - Персиваль вздохнул, - к сожалению.
-Но всё же! – настаивала Эмма. – Я могу мало, и мы знакомы плохо…
-именно поэтому: вам это зачем? Недоверие есть даже у меня, чего же вы хотели дождаться от Арахны?
-Я знаю, каково быть одинокой, - сказала Эмма, стараясь говорить мягко. – Поверьте, хоть вы и не обязаны. Я вижу в ее глазах пустыню и тоску, боль и ужас. Она мечется и не знает, куда пойти.
-Какая вы добродетельная! – восхитился Персиваль.
-Издевайтесь, - разрешила Эмма, - но во мне, на самом деле нет интереса, кроме сочувствия. Я просто хочу спросить у вас, как у близкого ей человека – можете ли вы сказать мне, как ей помочь? Могу ли я помочь ей?
-Иногда лучшая помощь – не лезть! – напомнил Персиваль. Эмма вспыхнула:
-Равнодушие? Это самая губительная черта. Люди нуждаются в помощи и должны получать ее.
-Вы ей никто. Вы ничего не сможете сделать. Вас не пустят.
-А вас?
-И меня нет, - ответил честно Персиваль. – Я могу чуть больше, чем вы, но все же – те, кто имел самое большое влияние на ее жизнь, мертвы.
-Она, правда, убила своего наставника и своих друзей? – жадно спросила Эмма. – Бедняжка!
-Не убила, а покарала. Не наставника и друзей, а преступников, - жестко поправил Персиваль. – И вам, благородной даме, стоит держаться дальше от этих слухов, не ровен час еще запачкаетесь!
Он уже жалел, что вообще допустил разговор об Арахне. Да, он мог не выносить ее, презирать, бояться или обожать, но они оба были законниками и все их отношения должны были оставаться в пределах Секции закона – ныне Трибунала.
-Вы угрожаете мне? Напрасно, ведь я с миром.
-А я не угрожаю, а защищаю этот мир. У нас не принято сплетничать. У нас принято повиноваться закону.
-Значит, - она не испугалась, лишь испытующе взглянула на Персиваля, - я ничем не могу помочь бедной Арахне?
-Лучше позаботьтесь о себе, - посоветовал он. – После падения барона Боде и его казни, вам лучше подумать о своем положении.
-Почему? – удивилась Эмма.
-Вы – его протеже. Вы невеста его сына. У вас плохо с памятью?
-У вас плохо с памятью, - поправила Эмма, поднимаясь с места. – Я давно не невеста сына покойного барона Боде. С самого ареста этого предателя…кажется, сейчас мы именуем его только так? А то, что я его протеже – вы протеже Арахны, она пришла с Мальтом…все приходят с кем-то и благодаря кому-то.
Персивалю очень захотелось поместить нагловатую советницу в кандалы и придать пытке. Но он улыбнулся и пожелал хорошего вечера.
-И вам, советник, и вам, - Эмма улыбнулась и уже в дверях сказала, - если все-таки бедняжке понадобится помощь, или вам…я всегда помогу всем, чем смогу!
И с этим отвратительным дружелюбием на лице, наконец, вышла, оставив Персиваля в еще больше мрачности.
Глава 20.
В принципе Персиваль понял, как ему можно отрезвить Арахну. Причём – отрезвить в прямом смысле этого слова, потому что она опять принялась чаще приличного прикладываться к пойловому вину. Это беспокоило и раздражало!
-Как она? – тревожно спрашивал Мальт у Персиваля каждый раз при встрече.
-Стабильно…стабильно плохо, - отвечал Персиваль. – А как ты хотел? У нее никого и ничего нет. даже дома. Теперь у нее нет и тебя, зато висят на душе камнем обидные твои слова и приказ короля…сам понимаешь что за приказ.
-Она сильная! – Мальт хотел убедить скорее самого себя, прекрасно понимая, что Персиваль прав. – Она ведь сможет. Это для её же блага!
-Ты идиот, - Персиваль отмахивался и уходил. Он уже догадывался, что вытянуть Арахну из ее омута напускного ледяного спокойствия и подступающего пьянства, предстоит ему.
Впрочем, работала она преданно. Амнистия Его Величества облегчила положение столичной тюрьмы, но одновременно с этим и выпустила на волю множество людей, которые пересидели смуту вдали от близких и теперь должны были либо адаптироваться к быстрой реальности, либо вернуться обратно в камеру.
-Надо думать о второй тюрьме, - заметил Персиваль.
-Уже указала, - Арахна кивнула в сторону списка, который составляла перед заседанием.
Заседания Совета короля Мираса, да будут дни его долги, теперь стали совсем другими. Появились новые члены Совета: по два представителя с трёх, присягнувших уделов. Представители понемногу освоились и теперь желали восстановления справедливости, но в своем, расходившемся с королём, представлении.
-Ваше величество, - уже четверть часа, с самого начала заседания после краткого приветствия, этот «западник», самого хищного, сухого и напряженного вида, с таким же рубленным и сухим представлением – Карс, не отступал. – Мой род помогал ещё вашему отцу, да покоится он мирно в чертогах Луала, мой род помогал вашему деду, да покоится его дух…
-И моему брату, да будет он гореть в пламени мрака за свои деяния над народом! – насмешливо добавлял король, но Карс сдерживал удар и продолжал:
-Я не прошу никакого послабления, которое оскорбило бы вас или столицу! И даже то, которое оскорбило бы моих братьев с других земель…
-Ну да! – два места от «южан» занимали брат и сестра Гарсиа – похожие друг на друга, ловкие, пылкие, они не умели находить себе места. Между тем, в отношении друг к другу проявляли уважение, которое больше не выказывали никому, кроме короля. Брат слушал сестру, сестра не перебивала брата. Их мнение было одно, и в этом мнении был весь юг. – Ну да, вы всего лишь отвернулись от своего короля! От народа! От Маары!
