Ни тьма, ни свет не умеют
Тех возвращать, кто истлеет.
И иного не осталось,
Лишь память о проклятых днях.
Она травит жизнь, душит усталость,
Путает в своих сетях…
Швея всё же отнимает руку у Гостьи2, с тихой скорбью опускается рядом на скамью.
Зашей, прошу, навеки память мне,
О каждом проклятом дне!
Зашей – я жить не могу,
В уме моём лишь тени!
Они ушли за вечную черту,
Не придут…сколько ни стой на коленях.
Швея поднимается, направляется к шкатулке, но пока не открывает её, точно бы прикидывая…
Зашей память, молю!
Я не могу жить с этой болью!
Я не живу…ни с кем не говорю,
Отравленная отнятой любовью.
Гостья2 роняет голову на грудь. Она не рыдает – слёз у нее не осталось.
Сцена 3.2
Швея поднимает глаза к потолку, точно зная, что не получит ответа.
Швея.
Володыка! Воля Твоя –
За что же она такая?
Передо мной Твоё дитя
Кровью сердца истекает!
За что страдание ты шлёшь?
За что испытываешь их?
Горе насылаешь да ждёшь:
А выйдут ли? И словом тих…
Ты наблюдаешь, покой затая,
Награду приберегая.
Но не перед Тобой Твоё дитя
Кровью сердца истекает!
Швея решительно, в одно движение раскрывает шкатулку, также резко извлекает Иглу, та запоздало сверкает в её руке, Гостья2 смотрит на иглу и серебряный отблеск с равнодушием – ей всё равно что будет с нею.
Швея в одно мгновение погружает Гостью2 в полусон и та оседает на скамье.
Сцена 3.3
Изорванное полотно души. Множество прорех в полотне. Истончённые нити… швея крутит полотно, игла подрагивает в её руке. Надо шить, хотя шить уже нечего – лоскуты одни. Но дело есть дело, и воля не Швеи на это. Она принимается шить, как можно бережнее и аккуратнее. Полотно почти ползёт под её руками и приходится зацеплять фрагменты полупрозрачной невесомой мистической ткани меж собою.
Швея.
Не бойся, и глаза закрой,
Как хотела ты – я зашью.
Но это не вернёт тебе покой,
Я упредила, но не я велю...
Достать серебро-иголку – миг,
Но горе, милая, в сердце живёт,
Я зашью твоей памяти лик,
Но это, знаешь, тебя не спасёт.
Швея останавливается на мгновение, смотрит на Гостью2, колеблется, но продолжает шить. Полотно рвётся у неё в руках и приходится снова и снова натонко сшивать разорванное.
Ты не вспомнишь причины
Своей беспробудной тоски,
Это горе под памятью личиной,
Себя загоняет в сердца пески.
Воля твоя! Я лишь исполняю,
Память твою иглой зашиваю.
В твоих глазах равнодушие лишь,
И ты давно, не просыпаясь, спишь…
Гостья2 вздрагивает, точно ей стало больно, игла застывает, но Гостья2 расслабляется, тело её обмякает. Можно дошивать.
Горе причиной тому,
Но в памяти горе не живёт.
Я возьму свою иглу,
Это, поверь, тебя не спасёт.
Думаешь, что не помня, не зная,
Слезы не прольёшь, леденея.
Но горе память не жалеет,
Не там оно кровит и реет…
Гостья2 замирает в ледяном покое. Швея прячет иглу в шкатулку, некоторое время ещё стоит над шкатулкой, как виноватая, затем поворачивается к Гостье2 и легонько касается её щеки.
Та вздрагивает и тотчас распахивает равнодушный глаза. взгляд её холоден, черты лица все в равнодушно-злом сосредоточии.
Сцена 3.4
Перемена мгновенная. Из несчастья нет и следа, Гостья2 спокойна и собрана. Швея даже отступает, как бы дивясь такой скоро перемене.
Швея.
Просыпайся, милая, памяти нет,
И пора тебе выйти на белый свет,
Там всё по-другому, иначе…
Гостья2 (очень твёрдо и спокойно).
Главное: память больше не плачет,
А скорбь на лице и мыслей камень –
Это пройдёт, и я уже иду.
Меняется даже походка. Твёрдая, уверенная, Гостья2 даже не глядит на Швею, выходит прочь, не простившись. Швея смотрит ей вслед, не пытаясь остановить.
Швея.
Сама себя загнала в этот пламень,
А станет винить мою иглу!
Швея наспех прибирается в своём доме, но ей не удаётся завершить начатое. На пороге новый гость – Поэт.
Конец третьего действия.
Действие четвёртое.
Сцена 4.1
Поэт – очень мрачный, очень встревоженный, бледный и несчастный, с каким-то болезненным присутствием серого в лице, падает на колени перед Швеёй, та решительно поднимает его, лицо Швеи выражает досаду на присутствие этого человека.
Поэт.
Снимите мне швы!
Прошу, снимите, не надо!
Пусть вернётся вся боль,
Снимите! – мы без боли пусты,
Мне спокойствие ядом,
А на душе та же соль!
Швея отталкивает его руку, она явно раздражена его присутствием, но сбивающийся нервный порыв Поэта уже затрагивает в ней сочувствие.
Швея.
Поэт! Я помню тебя,
Помню твой приход,
И мир ты чувствовал…помню.
Но помню: умолял меня,
Чтобы кончился сход,
Боялся ты умереть под болью.
Поэт не отрицает, он это тоже помнит, но он в отчаянии и упрек Швеи не трогает его.
Поэт.
Я чувствовал мир,
Но был миру не нужен.
И как я желал утешенья!
Но с ним я остался без сил,
И нет – я простужен,
Мне нет отступленья!
Я пишу, но что же?
Стихи пропитаны ложью,
И всё пугает меня –
Безумие ночи и дня,
Слова мои были оружием,
А ныне что? Бездушие!
Он задыхается от волнения, Швея внимательно его слушает, в ней борются сочувствие, понимание и злорадство.
Сними швы свои,
Сделай прежним меня!
Верни ехидство и бессонные дни,
Что я хранил, себя тая!
Верни мне меня,
Верни начало, где слова сильны,
И я ещё покажу себя,
Я понял это…так сними же швы!
Швея качает головой, Поэт смотрит на неё с надеждой, но видит, что ей не хочется помогать ему.
Сцена 4.2
Поэт не сдаётся. Он мрачнеет, голос его становится тише и сам он спокойнее теперь и как будто бы мертвее.
Поэт.
Эпиграммы пишу, памфлеты,
Слов и звуков в них много,
Смысла и капли нету!
Нет в них ни Дьявола, ни Бога!
Слава пошла, меня обгоняя,
А я без стихов жить не смею.
Выходит то, что я презираю,
Ведь только боль пером владеет…
Швея задумывается и это ободряет Поэта, но он не торопится выдавать свою радость.
Людям нравится – так и что же?!
Мне казалось, и я могу терпеть.
Но утро пришло – я уничтожен,
Ещё при жизни нашёл свою смерть.
Я поэт и желаю им быть,
Пусть страдание моё со мной,
Я когда-то просил зашить…
Сейчас прошу: верни мне боль!
В мрачной торжественности Поэт протягивает руку Швее, та отталкивает его, но вдруг улыбается, кивает.
Сцена 4.3
Швея улыбается, отодвигает шкатулку с иглой подальше, мрачнеет…
Швея.
Володыка, скажи,
Зачем ты поэтов явил?
Были цветы, лучи от вершин,
Луга были, леса…целый мир!
Зачем поэты? Ну ладно, пусть
Мне не судить – выбор не мой,
Мои здесь игла и грусть,
И я верну ему боль.
Поэт улыбается. Швея жестом велит ему сесть на скамью
Моя игла, ты не гневись,
Я сама того не желаю,
Но это же жизнь,
Я за других не выбираю.
Тонкое лезвие в руке дрожью,
Непривыкшая я швы снимать…
В руках Швеи вместо иглы словно из пустоты появляется тонкий длинный, очень узкий нож. Поэт вздрагивает, но остаётся сидеть. Рука у Швеи дрожит.
Но вспомню! И с помощью божьей,
Я верну что сумела изгнать.
Стежок за стежком,
Шажок за шажком,
Лопнуло тут и лопнуло там.
Будет поэт, и боль от ран…
Не гневись, игла, не гневись,
Выбор его – ни разу не мой,
И не моя это жизнь,
Он хочет? Я верну ему боль!
Не усыпляя Поэта, швея тянет из глубин серебряное, накрепко зашитое полотно его души. Лезвие дрожит, Поэту больно, но он терпит, стискивая зубы. Резкое движение, разрез – полотно души ползёт по зашитому шву, и растекается, расширяется. Поэт вздрагивает, его тело скорчивается от боли, он спадает на пол и тяжело дышит, пытаясь прийти в себя. Мгновение – и он на ногах – бледный, взмокший, но счастливый.
Сцена 4.4
Швея торопливо прячет лезвие в складках платья, оглядывается на шкатулку, словно боится, что шкатулка заметит её движение…
Поэт.
Спасибо…как благодарить? Не знаю,
Ты спасла меня. Мою природу!
Спасибо…
Падает на колено, но Швея отмахивается.
Колено склоняю,
Отдаю, что имею – свободу!
Ты спасла, спасла меня!
Мне больно! Наконец-то боль.
Как долго ждал её я в свете дня,
И вот она навек со мной…
Швея, наконец, обращает на него внимание. Взгляд её полон ехидства, но губы подрагивают в улыбке.
Сцена 4.5
Однако тон у Швеи сварлив и жест весьма однозначен.
Швея.
Иди отсюда и забудь дорогу:
Зашей – расшей! Одно мучение!
Иди отсюда, ради Бога,
Прежде выбора – сомнение!
Поэт, всё также счастливо улыбаясь, откланивается и покидает Швею. Та смеётся.
Забавны люди, Володыка!
Забавны их решения,
Потерянные до рока-мига,
Блуждают люди в помутнении.
Володыка, а знал ли ты камень,
Людской души, что как твердыня?
И видел ли первый пламень,
Что выпросил себе пустыню?
Ответа нет. Никогда нет Швее ответа от Володыки.
Володыка, я ему помогла,
Он ушёл и счастлив был.
Он сказал, что я спасла,
А я молчу: мне мало сил…
Швея тяжело опускается на скамью.
Конец четвертого действия.
Действие пятое.
Дальше снова следуют гости. Они приходят, просят, похожие друг на друга, в глазах Швеи Гости становятся безликими, она не выделяет их.
Сцена 5.1
Очередной Гость (Гость3) на пороге. Швея уже не любопытствует, за день она устала, и только кивком головы приветствует очередного визитёра, которому явно не рада. Но Гостю3 безразлично. Он пришёл со своей проблемой.
Гость 3.
Зашей моё имя!
Мне оно ни к чему.
Оно ложь, пустыня,
Как поверить ему?
Швея пожимает плечами, история Гостя3 её не впечатляет, ровно как и его просьба.
Я знаю откуда иду,
Дорогой той не желая идти.
Прошу тебя, слёзно прошу:
Не дай свершиться моему пути.
Зашей, чтоб с чистого я ступил,
Чтоб от прежнего лишь пустыня.
И не знал кто я прежде мир,
Зашей, прошу, моё имя!
Гость3 протягивает ей руку.
Сцена 5.2
Швея касается заветной шкатулки, но пока не извлекает иглу. Она знает уже, что шить придётся, но пока медлит. Её голос, когда она даёт ответ, скучен и полон усталости.
Швея.
И из рода мерзавцев можно идти,
Себе избрав добродетели путь…
Гость3 хочет возразить, но Швея жестом останавливает его и усаживает на скамью. Она достаёт иглу и Гость3 затихает, над ним уже проступает знакомое серебряное полотно души, в котором Швея ловко орудует иглой.
Главное только опору найти,
И укрепить ослабелую суть.
Имя что корни,
А род только род.
Имя не вспомнят,
Но кровь выдаёт.
Игла быстро мелькает в её руках, покорно и быстро зашивая нужную прореху.
Отрекаясь от имени, ты всё то,
Что от крови-ветви себя ведёт.
Не изменить корней,
Ведь дерево то же!
Отрекаясь от ветвей,
Ты живёшь только ложью…
Дело сделано, прореха зашита и Швея будит Гостя3. Тот, покачиваясь, поднимается. Швея не смотрит на него, старательно пряча иглу в шкатулку.
Но выбор не мой,
Моя лишь игла.
Зашить выбор твой,
Мне всего в два стежка!
Гость3 уходит, но тут же, сменяя его, в дверях показывается Гость4. Швея даже шкатулку не закрывает, чувствуя спиной новое присутствие.
Сцена 5.3
У Гостя4 живое, подвижное лицо, но Швея видит его совершенно безликим, пустым. Она даже не приветствует его, лишь ждёт, когда и он выскажет свою просьбу. Гость4 не медлит.
Гость 4.
Зашей совесть мою,
Мне нет сил терпеть.
Я лгу что люблю,
Что умею жалеть.
Зашей, прошу, совесть мне,
Без неё легче будет.
С нею я узник во тьме,
Она злее всех судей!
Прошу, помоги, нет силы,
Я муки в душе терплю,
И стыдно мне перед миром!
зашей же совесть мою!
Он смотрит с надеждой, руки его не могут найти покоя. Швея жестом указывает ему на скамью и Гость4 покорно садится, закрывает глаза, на губах его мечтательная улыбка, он видит какое-то лишь ему доступное будущее.
Сцена 5.4
Швея тянет из пустоты серебряное полотно души Гостя 4, в нём уже множество маленьких дырочек, но Швее всё равно. В её руках игла и она отыскивает нужную прореху, руки её ловки, она знает своё дело, и игла в её руках тоже.
Швея.
Зашью – шить всего три стежка,
И буду ехидствовать…исподтишка.
Совесть была, а ныне зашита,
Совесть жила, а ныне убита!
Шить мне легко, игла знает дело,
И руку ведёт мою, направляет.
А я, покорная, шью смело,
Игла своё дело крепко знает.
Всё сделано и Швея будит Гостя4. Тот вздрагивает, лицо его – прежде живое, каменеет и мрачнеет. Не поблагодарив, он поднимается и идёт прочь, даже не видя Швею, та покорно и быстро отступает в сторону.
Да, я совесть зашила твою,
На целых три грубых стежка.
Иди, несчастный, я тебя гоню,
Сочувствуя душе твоей исподтишка.
Сцена 5.5
Швея недолго находится в одиночестве. На этот раз на её пороге Гостья 2. Бледная, несчастная, заплаканная, она пришла за помощью, за решением, как и многие до неё.
Гостья 2.
Зашей мою любовь,
Она так нелепа, глупа.
Портит нервы и кровь,
Пугает и сводит с ума.
Зашей мою любовь!
Я любить не желаю.
Никогда! Не снова, не вновь!
Жестокою стать…умоляю!
Швея смотрит тяжело, и вроде бы равнодушно, но что-то в лице её, то ли губы, то ли какая-то черта выдаёт в ней общее сожаление, но она молчит.
Зашей любовь мою –
Она мне ничто, лишь мучение.
Уйми же это, молю,
Пошли душе омертвение!
Я не хочу, не хочу ощущать,
Как меняется сердца стук.
Зашей душу, не дай страдать
От несбыточных мук!
Гостья2 плачет, но слёзы её остаются безответны. Руки Швеи достают иглу отточенным движением.
Сцена 5.6
Швея усаживает Гостью 2 на скамью, та закрывает глаза, готовая омертветь душой.
Швея.
Боль души – жизнь, и это
Единственный путь к познанию.
Без тьмы не бывает света,
Без зла сострадания.
Выбор не мой, я покорюсь,
За серебро-иглу возьмусь,
Буду шить быстро, споро,
Но будет это душе приговором.
Серебряное полотно движется под пальцами Швеи, покорно позволяя себя зашить, поменять, изувечить.
Всё ложь, всё обман,
И нет величия без ран.
Нет наслаждений без сути,
Нет чистоты без мути.
Я зашью, стежок за стежком,
Будет крепок души обман.
Шажок за шажком,
Но величия нет без ран…
Швея будит Гостью2, та приходит в себя. Лицо, прежде заплаканное, теперь сухо, бледно, ожесточено. Коротко кивнув Швее, Гостья2 покидает её дом.
Сцена 5.7
Новый Гостья на пороге. Гость 5. Он расстроен, сбит с толку, но очень жаждет получить помощь. Швея кивает ему на скамью, не желая тратить время на усаживание.
Гость 5.
Швея! На тебя надежда!
Ты одна меня можешь спасти!
Швея.
Слов насмешливо-небрежных
Не нужно попусту плести.
Гость 5.
Швея! На тебя уповаю!
Защити меня от меня самого,
Зашей мою силу, умоляю,
Она всех пугает, и нет никого,
Кто б не боялся меня.
Зашей мою силу!
Защити от самого себя.
Я не создан для мира,
Мне война нужна, война!
Но я устал от войны,
Прошли для неё года.
А те, что остались, пусты:
Швея, зашей силу мне.
Зачем мне над ней обладание?
Я долго жил в боях, в войне,
А в жизни так глуп – и в том упрекают.
Жить по-иному хочу я, желаю.
Зашей силу мне, умоляю!
Швея, кажется, задумывается всерьёз. Некоторое время на лице её блуждают сомнения и кажется, что она готова даже как-то возразить. Но затем она кивает, и Гость 5 закрывает глаза, ободрённый и счастливый от её согласия.
Сцена 5.8
Швея не переубеждает, не спорит. Она вытаскивает уже знакомое полотно души и зашивает большую прореху.
Швея.
Кто ты без силы? Никто!
Сам себя не узнаешь.
Но не поверишь в то,
Пока не испытаешь.
Тех возвращать, кто истлеет.
И иного не осталось,
Лишь память о проклятых днях.
Она травит жизнь, душит усталость,
Путает в своих сетях…
Швея всё же отнимает руку у Гостьи2, с тихой скорбью опускается рядом на скамью.
Зашей, прошу, навеки память мне,
О каждом проклятом дне!
Зашей – я жить не могу,
В уме моём лишь тени!
Они ушли за вечную черту,
Не придут…сколько ни стой на коленях.
Швея поднимается, направляется к шкатулке, но пока не открывает её, точно бы прикидывая…
Зашей память, молю!
Я не могу жить с этой болью!
Я не живу…ни с кем не говорю,
Отравленная отнятой любовью.
Гостья2 роняет голову на грудь. Она не рыдает – слёз у нее не осталось.
Сцена 3.2
Швея поднимает глаза к потолку, точно зная, что не получит ответа.
Швея.
Володыка! Воля Твоя –
За что же она такая?
Передо мной Твоё дитя
Кровью сердца истекает!
За что страдание ты шлёшь?
За что испытываешь их?
Горе насылаешь да ждёшь:
А выйдут ли? И словом тих…
Ты наблюдаешь, покой затая,
Награду приберегая.
Но не перед Тобой Твоё дитя
Кровью сердца истекает!
Швея решительно, в одно движение раскрывает шкатулку, также резко извлекает Иглу, та запоздало сверкает в её руке, Гостья2 смотрит на иглу и серебряный отблеск с равнодушием – ей всё равно что будет с нею.
Швея в одно мгновение погружает Гостью2 в полусон и та оседает на скамье.
Сцена 3.3
Изорванное полотно души. Множество прорех в полотне. Истончённые нити… швея крутит полотно, игла подрагивает в её руке. Надо шить, хотя шить уже нечего – лоскуты одни. Но дело есть дело, и воля не Швеи на это. Она принимается шить, как можно бережнее и аккуратнее. Полотно почти ползёт под её руками и приходится зацеплять фрагменты полупрозрачной невесомой мистической ткани меж собою.
Швея.
Не бойся, и глаза закрой,
Как хотела ты – я зашью.
Но это не вернёт тебе покой,
Я упредила, но не я велю...
Достать серебро-иголку – миг,
Но горе, милая, в сердце живёт,
Я зашью твоей памяти лик,
Но это, знаешь, тебя не спасёт.
Швея останавливается на мгновение, смотрит на Гостью2, колеблется, но продолжает шить. Полотно рвётся у неё в руках и приходится снова и снова натонко сшивать разорванное.
Ты не вспомнишь причины
Своей беспробудной тоски,
Это горе под памятью личиной,
Себя загоняет в сердца пески.
Воля твоя! Я лишь исполняю,
Память твою иглой зашиваю.
В твоих глазах равнодушие лишь,
И ты давно, не просыпаясь, спишь…
Гостья2 вздрагивает, точно ей стало больно, игла застывает, но Гостья2 расслабляется, тело её обмякает. Можно дошивать.
Горе причиной тому,
Но в памяти горе не живёт.
Я возьму свою иглу,
Это, поверь, тебя не спасёт.
Думаешь, что не помня, не зная,
Слезы не прольёшь, леденея.
Но горе память не жалеет,
Не там оно кровит и реет…
Гостья2 замирает в ледяном покое. Швея прячет иглу в шкатулку, некоторое время ещё стоит над шкатулкой, как виноватая, затем поворачивается к Гостье2 и легонько касается её щеки.
Та вздрагивает и тотчас распахивает равнодушный глаза. взгляд её холоден, черты лица все в равнодушно-злом сосредоточии.
Сцена 3.4
Перемена мгновенная. Из несчастья нет и следа, Гостья2 спокойна и собрана. Швея даже отступает, как бы дивясь такой скоро перемене.
Швея.
Просыпайся, милая, памяти нет,
И пора тебе выйти на белый свет,
Там всё по-другому, иначе…
Гостья2 (очень твёрдо и спокойно).
Главное: память больше не плачет,
А скорбь на лице и мыслей камень –
Это пройдёт, и я уже иду.
Меняется даже походка. Твёрдая, уверенная, Гостья2 даже не глядит на Швею, выходит прочь, не простившись. Швея смотрит ей вслед, не пытаясь остановить.
Швея.
Сама себя загнала в этот пламень,
А станет винить мою иглу!
Швея наспех прибирается в своём доме, но ей не удаётся завершить начатое. На пороге новый гость – Поэт.
Конец третьего действия.
Действие четвёртое.
Сцена 4.1
Поэт – очень мрачный, очень встревоженный, бледный и несчастный, с каким-то болезненным присутствием серого в лице, падает на колени перед Швеёй, та решительно поднимает его, лицо Швеи выражает досаду на присутствие этого человека.
Поэт.
Снимите мне швы!
Прошу, снимите, не надо!
Пусть вернётся вся боль,
Снимите! – мы без боли пусты,
Мне спокойствие ядом,
А на душе та же соль!
Швея отталкивает его руку, она явно раздражена его присутствием, но сбивающийся нервный порыв Поэта уже затрагивает в ней сочувствие.
Швея.
Поэт! Я помню тебя,
Помню твой приход,
И мир ты чувствовал…помню.
Но помню: умолял меня,
Чтобы кончился сход,
Боялся ты умереть под болью.
Поэт не отрицает, он это тоже помнит, но он в отчаянии и упрек Швеи не трогает его.
Поэт.
Я чувствовал мир,
Но был миру не нужен.
И как я желал утешенья!
Но с ним я остался без сил,
И нет – я простужен,
Мне нет отступленья!
Я пишу, но что же?
Стихи пропитаны ложью,
И всё пугает меня –
Безумие ночи и дня,
Слова мои были оружием,
А ныне что? Бездушие!
Он задыхается от волнения, Швея внимательно его слушает, в ней борются сочувствие, понимание и злорадство.
Сними швы свои,
Сделай прежним меня!
Верни ехидство и бессонные дни,
Что я хранил, себя тая!
Верни мне меня,
Верни начало, где слова сильны,
И я ещё покажу себя,
Я понял это…так сними же швы!
Швея качает головой, Поэт смотрит на неё с надеждой, но видит, что ей не хочется помогать ему.
Сцена 4.2
Поэт не сдаётся. Он мрачнеет, голос его становится тише и сам он спокойнее теперь и как будто бы мертвее.
Поэт.
Эпиграммы пишу, памфлеты,
Слов и звуков в них много,
Смысла и капли нету!
Нет в них ни Дьявола, ни Бога!
Слава пошла, меня обгоняя,
А я без стихов жить не смею.
Выходит то, что я презираю,
Ведь только боль пером владеет…
Швея задумывается и это ободряет Поэта, но он не торопится выдавать свою радость.
Людям нравится – так и что же?!
Мне казалось, и я могу терпеть.
Но утро пришло – я уничтожен,
Ещё при жизни нашёл свою смерть.
Я поэт и желаю им быть,
Пусть страдание моё со мной,
Я когда-то просил зашить…
Сейчас прошу: верни мне боль!
В мрачной торжественности Поэт протягивает руку Швее, та отталкивает его, но вдруг улыбается, кивает.
Сцена 4.3
Швея улыбается, отодвигает шкатулку с иглой подальше, мрачнеет…
Швея.
Володыка, скажи,
Зачем ты поэтов явил?
Были цветы, лучи от вершин,
Луга были, леса…целый мир!
Зачем поэты? Ну ладно, пусть
Мне не судить – выбор не мой,
Мои здесь игла и грусть,
И я верну ему боль.
Поэт улыбается. Швея жестом велит ему сесть на скамью
Моя игла, ты не гневись,
Я сама того не желаю,
Но это же жизнь,
Я за других не выбираю.
Тонкое лезвие в руке дрожью,
Непривыкшая я швы снимать…
В руках Швеи вместо иглы словно из пустоты появляется тонкий длинный, очень узкий нож. Поэт вздрагивает, но остаётся сидеть. Рука у Швеи дрожит.
Но вспомню! И с помощью божьей,
Я верну что сумела изгнать.
Стежок за стежком,
Шажок за шажком,
Лопнуло тут и лопнуло там.
Будет поэт, и боль от ран…
Не гневись, игла, не гневись,
Выбор его – ни разу не мой,
И не моя это жизнь,
Он хочет? Я верну ему боль!
Не усыпляя Поэта, швея тянет из глубин серебряное, накрепко зашитое полотно его души. Лезвие дрожит, Поэту больно, но он терпит, стискивая зубы. Резкое движение, разрез – полотно души ползёт по зашитому шву, и растекается, расширяется. Поэт вздрагивает, его тело скорчивается от боли, он спадает на пол и тяжело дышит, пытаясь прийти в себя. Мгновение – и он на ногах – бледный, взмокший, но счастливый.
Сцена 4.4
Швея торопливо прячет лезвие в складках платья, оглядывается на шкатулку, словно боится, что шкатулка заметит её движение…
Поэт.
Спасибо…как благодарить? Не знаю,
Ты спасла меня. Мою природу!
Спасибо…
Падает на колено, но Швея отмахивается.
Колено склоняю,
Отдаю, что имею – свободу!
Ты спасла, спасла меня!
Мне больно! Наконец-то боль.
Как долго ждал её я в свете дня,
И вот она навек со мной…
Швея, наконец, обращает на него внимание. Взгляд её полон ехидства, но губы подрагивают в улыбке.
Сцена 4.5
Однако тон у Швеи сварлив и жест весьма однозначен.
Швея.
Иди отсюда и забудь дорогу:
Зашей – расшей! Одно мучение!
Иди отсюда, ради Бога,
Прежде выбора – сомнение!
Поэт, всё также счастливо улыбаясь, откланивается и покидает Швею. Та смеётся.
Забавны люди, Володыка!
Забавны их решения,
Потерянные до рока-мига,
Блуждают люди в помутнении.
Володыка, а знал ли ты камень,
Людской души, что как твердыня?
И видел ли первый пламень,
Что выпросил себе пустыню?
Ответа нет. Никогда нет Швее ответа от Володыки.
Володыка, я ему помогла,
Он ушёл и счастлив был.
Он сказал, что я спасла,
А я молчу: мне мало сил…
Швея тяжело опускается на скамью.
Конец четвертого действия.
Действие пятое.
Дальше снова следуют гости. Они приходят, просят, похожие друг на друга, в глазах Швеи Гости становятся безликими, она не выделяет их.
Сцена 5.1
Очередной Гость (Гость3) на пороге. Швея уже не любопытствует, за день она устала, и только кивком головы приветствует очередного визитёра, которому явно не рада. Но Гостю3 безразлично. Он пришёл со своей проблемой.
Гость 3.
Зашей моё имя!
Мне оно ни к чему.
Оно ложь, пустыня,
Как поверить ему?
Швея пожимает плечами, история Гостя3 её не впечатляет, ровно как и его просьба.
Я знаю откуда иду,
Дорогой той не желая идти.
Прошу тебя, слёзно прошу:
Не дай свершиться моему пути.
Зашей, чтоб с чистого я ступил,
Чтоб от прежнего лишь пустыня.
И не знал кто я прежде мир,
Зашей, прошу, моё имя!
Гость3 протягивает ей руку.
Сцена 5.2
Швея касается заветной шкатулки, но пока не извлекает иглу. Она знает уже, что шить придётся, но пока медлит. Её голос, когда она даёт ответ, скучен и полон усталости.
Швея.
И из рода мерзавцев можно идти,
Себе избрав добродетели путь…
Гость3 хочет возразить, но Швея жестом останавливает его и усаживает на скамью. Она достаёт иглу и Гость3 затихает, над ним уже проступает знакомое серебряное полотно души, в котором Швея ловко орудует иглой.
Главное только опору найти,
И укрепить ослабелую суть.
Имя что корни,
А род только род.
Имя не вспомнят,
Но кровь выдаёт.
Игла быстро мелькает в её руках, покорно и быстро зашивая нужную прореху.
Отрекаясь от имени, ты всё то,
Что от крови-ветви себя ведёт.
Не изменить корней,
Ведь дерево то же!
Отрекаясь от ветвей,
Ты живёшь только ложью…
Дело сделано, прореха зашита и Швея будит Гостя3. Тот, покачиваясь, поднимается. Швея не смотрит на него, старательно пряча иглу в шкатулку.
Но выбор не мой,
Моя лишь игла.
Зашить выбор твой,
Мне всего в два стежка!
Гость3 уходит, но тут же, сменяя его, в дверях показывается Гость4. Швея даже шкатулку не закрывает, чувствуя спиной новое присутствие.
Сцена 5.3
У Гостя4 живое, подвижное лицо, но Швея видит его совершенно безликим, пустым. Она даже не приветствует его, лишь ждёт, когда и он выскажет свою просьбу. Гость4 не медлит.
Гость 4.
Зашей совесть мою,
Мне нет сил терпеть.
Я лгу что люблю,
Что умею жалеть.
Зашей, прошу, совесть мне,
Без неё легче будет.
С нею я узник во тьме,
Она злее всех судей!
Прошу, помоги, нет силы,
Я муки в душе терплю,
И стыдно мне перед миром!
зашей же совесть мою!
Он смотрит с надеждой, руки его не могут найти покоя. Швея жестом указывает ему на скамью и Гость4 покорно садится, закрывает глаза, на губах его мечтательная улыбка, он видит какое-то лишь ему доступное будущее.
Сцена 5.4
Швея тянет из пустоты серебряное полотно души Гостя 4, в нём уже множество маленьких дырочек, но Швее всё равно. В её руках игла и она отыскивает нужную прореху, руки её ловки, она знает своё дело, и игла в её руках тоже.
Швея.
Зашью – шить всего три стежка,
И буду ехидствовать…исподтишка.
Совесть была, а ныне зашита,
Совесть жила, а ныне убита!
Шить мне легко, игла знает дело,
И руку ведёт мою, направляет.
А я, покорная, шью смело,
Игла своё дело крепко знает.
Всё сделано и Швея будит Гостя4. Тот вздрагивает, лицо его – прежде живое, каменеет и мрачнеет. Не поблагодарив, он поднимается и идёт прочь, даже не видя Швею, та покорно и быстро отступает в сторону.
Да, я совесть зашила твою,
На целых три грубых стежка.
Иди, несчастный, я тебя гоню,
Сочувствуя душе твоей исподтишка.
Сцена 5.5
Швея недолго находится в одиночестве. На этот раз на её пороге Гостья 2. Бледная, несчастная, заплаканная, она пришла за помощью, за решением, как и многие до неё.
Гостья 2.
Зашей мою любовь,
Она так нелепа, глупа.
Портит нервы и кровь,
Пугает и сводит с ума.
Зашей мою любовь!
Я любить не желаю.
Никогда! Не снова, не вновь!
Жестокою стать…умоляю!
Швея смотрит тяжело, и вроде бы равнодушно, но что-то в лице её, то ли губы, то ли какая-то черта выдаёт в ней общее сожаление, но она молчит.
Зашей любовь мою –
Она мне ничто, лишь мучение.
Уйми же это, молю,
Пошли душе омертвение!
Я не хочу, не хочу ощущать,
Как меняется сердца стук.
Зашей душу, не дай страдать
От несбыточных мук!
Гостья2 плачет, но слёзы её остаются безответны. Руки Швеи достают иглу отточенным движением.
Сцена 5.6
Швея усаживает Гостью 2 на скамью, та закрывает глаза, готовая омертветь душой.
Швея.
Боль души – жизнь, и это
Единственный путь к познанию.
Без тьмы не бывает света,
Без зла сострадания.
Выбор не мой, я покорюсь,
За серебро-иглу возьмусь,
Буду шить быстро, споро,
Но будет это душе приговором.
Серебряное полотно движется под пальцами Швеи, покорно позволяя себя зашить, поменять, изувечить.
Всё ложь, всё обман,
И нет величия без ран.
Нет наслаждений без сути,
Нет чистоты без мути.
Я зашью, стежок за стежком,
Будет крепок души обман.
Шажок за шажком,
Но величия нет без ран…
Швея будит Гостью2, та приходит в себя. Лицо, прежде заплаканное, теперь сухо, бледно, ожесточено. Коротко кивнув Швее, Гостья2 покидает её дом.
Сцена 5.7
Новый Гостья на пороге. Гость 5. Он расстроен, сбит с толку, но очень жаждет получить помощь. Швея кивает ему на скамью, не желая тратить время на усаживание.
Гость 5.
Швея! На тебя надежда!
Ты одна меня можешь спасти!
Швея.
Слов насмешливо-небрежных
Не нужно попусту плести.
Гость 5.
Швея! На тебя уповаю!
Защити меня от меня самого,
Зашей мою силу, умоляю,
Она всех пугает, и нет никого,
Кто б не боялся меня.
Зашей мою силу!
Защити от самого себя.
Я не создан для мира,
Мне война нужна, война!
Но я устал от войны,
Прошли для неё года.
А те, что остались, пусты:
Швея, зашей силу мне.
Зачем мне над ней обладание?
Я долго жил в боях, в войне,
А в жизни так глуп – и в том упрекают.
Жить по-иному хочу я, желаю.
Зашей силу мне, умоляю!
Швея, кажется, задумывается всерьёз. Некоторое время на лице её блуждают сомнения и кажется, что она готова даже как-то возразить. Но затем она кивает, и Гость 5 закрывает глаза, ободрённый и счастливый от её согласия.
Сцена 5.8
Швея не переубеждает, не спорит. Она вытаскивает уже знакомое полотно души и зашивает большую прореху.
Швея.
Кто ты без силы? Никто!
Сам себя не узнаешь.
Но не поверишь в то,
Пока не испытаешь.
