-Тебя народ тоже не любит, советник, - Франсуа отличался природной сдержанностью, воспитанной к тому же до предела, в жизни двора.
-Но меня любит армия, - Рудольф был самым настоящим воплощением беспечности, - а ее – никто. Она не должна пачкать совет своим присутствием.
-Ее привел в совет отец нашего короля, Великий…
-А мы станем теми, кто ее уберет, - не сдавался непримиримый Рудольф.
И разговор закончился ничем.
Военачальник сам с себя раздражался. В конце концов, у каждого, кто был в совете, было что скрыть. Кого-то можно было уличить в грабежах, в поборах, в убийствах даже, но все они были людьми примерно одинаковыми, а Эва…она чем-то походила на Рудольфа. Рудольфу нравилось полагать себя уникальным, человеком, что пришел из низов благодаря своей отваге и храбрости. А Эва…
Эва явилась из низов, из нищеты еще большей, что была вокруг Рудольфа. По факту, все, что могло ее ждать – скрывалось на самых темных улицах, где уличные девки пытались заработать себе хоть на тарелку похлебки, но нет…
Да, она шла методами жуткими и жестокими, Рудольф знал, что советница и травила, и предавала и шпионила, но все-таки, пробилась! Пробилась, зараза, до самого трона.
И это раздражало его. Другой же причины для ненависти к Эве Рудольф не видел. Она никак не показывалась лишний раз в коридорах замка, обитала у себя в комнате, которая была соединена с кабинетом, имела лишь одну служанку, в романах и интрижках замечена не была. Тихая затворница с отвратительным прошлым.
-Прекрати, - в очередной раз взмолился его светловолосый ангел, - вы же пришли с низов, разве нельзя ее хотя бы за это уважать?
Рудольф сначала разъярился и впервые закричал на жену:
-Я и она? С низов? Мои родители были честными людьми! Мой отец…
-А ей не повезло, - Лаура испугалась, и, хотя огромные глаза ее налились слезами, она не отступила от своей мысли.
-Мой отец…
-Значит, ей было тяжелее, чем тебе, - заметила Лаура и Рудольф сдался, оборвал всяческий разговор и не говорил с женою до вечера.
Его убивало то, что она была права.
Рудольф сидел, обхватив голову руками. Он ожидал от одного своего хорошего знакомого из городских слоев, из голоса народа, письмо, в котором должна была содержаться роковая фраза, что позволила бы начать расследование против Эвы и гнать, гнать ее – безотчетно и слепо, не думая, с поста советницы, а лучше всего – из замка…
Или даже из Авьерры.
Но все сорвалось. И объяснения этому Рудольф не видел. Конечно, была вероятность, что его доверенное лицо, что вращалось в народе, могло струсить и передумать, но Рудольф доверял своему чутью, а то подсказывало, что все не так просто и дело не в трусости, если дойдет до Эвы…
То, собственно, ничего не будет. Она не станет выяснять отношения. Она не станет показывать даже взглядом, что ей что-то известно. Ей плевать на себя и свою жизнь, у нее нет огонька ни в душе, ни в сердце, и смерть или расследование, что в присутствии, что в отсутствии своем – ей одинаково равнодушны.
Может быть, она даже где-то будет рада расследованию, если вообще не утратила возможность радоваться, конечно.
Шелест юбок за спиною заставил Рудольфа взять себя в руки и напустить самый добродушный вид, который должен был ясно продемонстрировать его полностью хорошее настроение и не дать Лауре ни одного повода для переживания.
Но Лаура неплохо знала своего мужа.
Еще увидев с порога комнаты его сгорбленную широкую спину, его голову, стиснутую железными сильными руками, она поняла, что совещание прошло не так, как он этого бы хотел.
Она подавила вздох, рвущийся с губ, приблизилась к нему, стараясь не шелестеть юбками, но по напрягшейся шее поняла, что он уже знает о ее приближении и тогда Лаура просто, не скрываясь, прильнула к его спине, обнимая мужа.
Он накрыл ее ладони своими, не позволяя Лауре отпустить руки, убрать их от него, но она и не желала этого и некоторое время супруги провели в молчании.
-Что случилось? – тихо спросила Лаура, удобнее перебираясь с ногами на диван, не разжимая объятий.
-Устал, - солгал Рудольф и ложь никогда не давалась ему достаточно хорошо.
-Опять разругался с Эвой? – Лаура помрачнела в один миг, ее тонкая нежная кожа будто бы подернулась тучкой.
-Ну что ты, - Рудольф попытался улыбнуться, но улыбка не получилась живой.
Хотя в этот раз ему почти нечего было скрывать. Он был настоящим рыцарем! Он не унизил Эвы, хотя очень даже хотелось…
Почти не унизил. Просто указал на пару несоответствий в тех данных, что она подала Совету, прикрывая маленькие недостачи в работе Франсуа. Франсуа брал взятки, но не из нужды, а, скорее, из порядка – так было заведено, странно было бы не брать. Ничего ему за этого бы не сделали, но не указать…
Соблазн слишком велик.
Эва даже глазом не моргнула, извинилась, что посчитала не так, и Рудольф не сомневался, что она посчитает уже к завтрашнему дню так, что и Франсуа прикроет и себя освободит от подозрений, но сегодня, да, она не изменилась в лице, только сказала:
-Большое спасибо, советник. Если бы не ваша осведомленность в делах не вашего профиля, мы бы и не заметили ошибки!
Извинилась перед королем, но Габриэль, как человек предельно мягкий и даже называемый в народе презрительно «хлипким», только покачал головой:
-Ничего страшного, Эва.
И всё закончилось. И повода для расследования не пришло. За исключением этого – всё просто прекрасно.
Но Лаура, как любящая женщина, очевидно, успела придумать в своей голове целую кучу ужасов, едва ли немногим лучше настоящих оскорблений и скандалов. Лицо ее побледнело, она прижала руку ко рту.
-Успокойся, - Рудольф рассмеялся, - ничего не случилось. Рабочий момент – клянусь, ничего более.
Лаура успокоилась не сразу. Она прильнула к груди мужа, и только минут через пять, когда убедилась, что он жив, что это он гладит ее по волосам и это его сердце она чувствует под рубашкой, выдохнула.
-Ты можешь мне обещать, что ничего серьезного не будет? – спросила Лаура так, как спрашивала каждый раз.
Интересно, что каждый раз, когда она спрашивала – Рудольф был уверен, что никогда больше, внимая просьбе и мольбам жены, не позволит себе и своей уязвленной гордости и самолюбию вырваться наружу и пойти против Эвы. Интересно же и то, что и Лаура, каждый раз, слыша от Рудольфа то непременное обещание. Которое он так часто нарушал, верила снова и вновь, что он говорит правду.
Рано или поздно кто-то должен был понять, что ложь эта неискоренима и ведет к какой-то очень темной и нехорошей развязке.
-Если спросить меня, - вещал судебный магистрат Эржет, - то я бы сказал, что всё закончится падением Эвы, как советницы, поскольку Габриэль, как и его отец, должен знать, что такое армия и ее лидер.
-Какое счастье, что вас никто не спрашивает! – огрызался Франсуа, которого порядком задевала даже мысль о том, что Эва может проиграть пусть и непонятное, мелкое, ничтожное, но все-таки противостояние.
А самое главное: она не делала ничего, чтобы этого не случилось и это пугало и нервировало Франсуа еще сильнее.
-Я хочу с тобой поговорить, - Лаура приподнялась так, чтобы видеть глаза мужа, смотреть прямо ему в лицо, чтобы ни одна мысль не утаилась от ее чуткого сердца.
-Только не про Эву, - взмолился Рудольф, с досадой понимая, что, несмотря на весь затворнический и серый, будто бы пытающийся стать невзрачным дух советницы, и он сам, и при дворе, и в народе – про Эву говорят больше, чем про восстания то в одном краю, то в другом, больше, чем говорят про новый налог на хлеба…
Упоминание этого имени покоробило Лауру, которая не на шутку опасалась советницы, про которую ходило столько дурных слухов. Конечно, слухам веры нет, но слухи же не возникают из пустоты? Они приходят на что-то, растут и множатся, значит, где-то есть что-то нехорошее, какое-то зерно, из него все домыслы и идут…
-Не про нее, - с видимым усилием проговорила Лаура и даже улыбнулась, - о Марии.
-А что с ней? – Рудольф мгновенно напрягся. Он знал, что не самый лучший и образцовый отец, что иногда он не знает очень многого о том, как развивается и живет его дочь, путаясь в делах и советах, но он был уверен, что Мария второй луч света в его жизни.
-И последний, - мстительно прошипел Франсуа как-то раз в пиршественной зале, где Рудольф, изрядно захмелев, поддался вдруг сентиментальности и принялся разглагольствовать о своих любимых Лауре и Марии, - последний, если ты всерьез посмеешь тронуть Эву!
Франсуа же, сказав это, тотчас пожалел и оглянулся по сторонам: вроде бы никто не услышал.
-Ничего, - Лаура мягко улыбнулась, - наша девочка была сегодня на конной прогулке и конюх ее явно взволновал…
-Что? – Рудольф встревожился не на шутку. – Какой-то конюх? Взволновал мою дочь? Да как…
-Тише-тише, - Лаура положила руку ему на грудь. Как бы успокаивая и не давая невысказанному на Совете бешенству в адрес Эвы, вырваться в новую битву,- да, некий конюх, по имени Сет, несколько взволновал нашу Марию. Он готовил коня для Эвы…
Лаура сама поняла, что сказала лишнее. Рудольф едва сдержался от ругательства – в присутствии жены он пытался следить за языком. Ну почему Эва встречается в его жизни чаще другого? Чаще родной дочери?!
-И, - Лаура торопливо продолжила, - он улыбнулся Марии, а она раскраснелась и всю дорогу провела в страшном смущении. Вернувшись же, она все выглядывала его…будто бы. Если честно, не скажу, что он дурен.
-Выпорю, - пригрозил Рудольф, - выпорю этого конюха.
-Не стоит, - Лаура убрала руку от груди мужа, - мы не можем отрицать очень серьезного факта: наша дочь уже не маленькая малышка, а мы уже…мы не так молоды.
Рудольф взглянул на Лауру с удивлением – она почти не изменилась за годы их брака, и даже рождение дочери никак не отразилось на ней. Она оставалась все такой же робкой, мягкой, как будто бы выточенной из стекла и цветочного аромата девушкой, а он…
Рудольф впервые подумал, что он действительно немолод.
-Ей всего шестнадцать! – воскликнул он, у него не укладывалось в голове, что кто-то вдруг придет в жизнь Марии и заберет ее у него. Да, он не был образцовым отцом для дочери, но разве он не любил ее? А теперь, кто-то будет любить ее…
Теперь она будет целовать кого-то, шептать кому-то на ухо и делить ложе с кем-то.
-Я была немногим старше, когда мы познакомились, - напомнила Лаура, - что до дам нашего круга…
О, он знал этот круг. Знал, как создаются несчастные браки и гнал от себя мысль, что его собственная дочь однажды пройдет по этому же пути.
Дочь – это проклятие для отца. Однажды придется отдать ее. Сын все равно будет рядом, сын не уйдет с головою прочь, не будет…другим. А его Мария, Мария, в которой столько света и чистоты…
И все кончится. Все неизменно подходит к концу, но почему же так быстро?
-Но…кто составит ее счастье?- Рудольф понял, как ему будет сложно. Никто не годится для его Марии. Никто… это же не Эва!
Это Эве должно быть за счастье, что ее вообще держат в замке! А Мария - нежная Мария, его дочь…
-Я тут подумала, - Лаура осторожно коснулась его щеки, и он вздрогнул, усилием возвращаясь в реальность, - если бы ты поговорил с королем…
-С королем?
Почему с королем? Почему он должен говорить с королем, если все решения все равно принимает совет?! Если король делает то, что ему скажет казначей, Эржет да мастер над Тайной – Скиллар? Какой толк…
-Он мог бы помочь тебе подыскать приличную партию для Марии, - Лаура виновато опустила голову, мысль, пришедшая ей в голову недавно, казалась блестящей. Ровно до того момента, как она произнесла ее.
Бедная женщина и не представляла, как мало реального положения вещей знает Лаура, как мало власти у короля…
Но Лаура не желала сдаваться:
-Ты же его верный слуга!
Верность нынче не в почете. Верность нынче на задворках. Нынче в почте что? Наглость, умение пробиваться с самого дна, плести интриги, вон, как эва…
Да что же она лезет-то к нему в мысли? Что же происходит?
-Так ты поговоришь с королем? – Лаура нерешительно тронула его за плечо, забеспокоившись от его долгого молчания. – Если бы он нашел Марии того, кто действительно достоин…
-Хорошо…- Рудольф прикрыл глаза, чтобы жжение в них прекратилось, - хорошо, я попробую поговорить с королем об этом.
Лаура обвила руками его шею и прильнула, наслаждаясь его редким присутствием. Рудольф поглаживал ее, задумавшись, и даже не осознавая того, что делает.
-Но меня любит армия, - Рудольф был самым настоящим воплощением беспечности, - а ее – никто. Она не должна пачкать совет своим присутствием.
-Ее привел в совет отец нашего короля, Великий…
-А мы станем теми, кто ее уберет, - не сдавался непримиримый Рудольф.
И разговор закончился ничем.
Военачальник сам с себя раздражался. В конце концов, у каждого, кто был в совете, было что скрыть. Кого-то можно было уличить в грабежах, в поборах, в убийствах даже, но все они были людьми примерно одинаковыми, а Эва…она чем-то походила на Рудольфа. Рудольфу нравилось полагать себя уникальным, человеком, что пришел из низов благодаря своей отваге и храбрости. А Эва…
Эва явилась из низов, из нищеты еще большей, что была вокруг Рудольфа. По факту, все, что могло ее ждать – скрывалось на самых темных улицах, где уличные девки пытались заработать себе хоть на тарелку похлебки, но нет…
Да, она шла методами жуткими и жестокими, Рудольф знал, что советница и травила, и предавала и шпионила, но все-таки, пробилась! Пробилась, зараза, до самого трона.
И это раздражало его. Другой же причины для ненависти к Эве Рудольф не видел. Она никак не показывалась лишний раз в коридорах замка, обитала у себя в комнате, которая была соединена с кабинетом, имела лишь одну служанку, в романах и интрижках замечена не была. Тихая затворница с отвратительным прошлым.
-Прекрати, - в очередной раз взмолился его светловолосый ангел, - вы же пришли с низов, разве нельзя ее хотя бы за это уважать?
Рудольф сначала разъярился и впервые закричал на жену:
-Я и она? С низов? Мои родители были честными людьми! Мой отец…
-А ей не повезло, - Лаура испугалась, и, хотя огромные глаза ее налились слезами, она не отступила от своей мысли.
-Мой отец…
-Значит, ей было тяжелее, чем тебе, - заметила Лаура и Рудольф сдался, оборвал всяческий разговор и не говорил с женою до вечера.
Его убивало то, что она была права.
Рудольф сидел, обхватив голову руками. Он ожидал от одного своего хорошего знакомого из городских слоев, из голоса народа, письмо, в котором должна была содержаться роковая фраза, что позволила бы начать расследование против Эвы и гнать, гнать ее – безотчетно и слепо, не думая, с поста советницы, а лучше всего – из замка…
Или даже из Авьерры.
Но все сорвалось. И объяснения этому Рудольф не видел. Конечно, была вероятность, что его доверенное лицо, что вращалось в народе, могло струсить и передумать, но Рудольф доверял своему чутью, а то подсказывало, что все не так просто и дело не в трусости, если дойдет до Эвы…
То, собственно, ничего не будет. Она не станет выяснять отношения. Она не станет показывать даже взглядом, что ей что-то известно. Ей плевать на себя и свою жизнь, у нее нет огонька ни в душе, ни в сердце, и смерть или расследование, что в присутствии, что в отсутствии своем – ей одинаково равнодушны.
Может быть, она даже где-то будет рада расследованию, если вообще не утратила возможность радоваться, конечно.
Шелест юбок за спиною заставил Рудольфа взять себя в руки и напустить самый добродушный вид, который должен был ясно продемонстрировать его полностью хорошее настроение и не дать Лауре ни одного повода для переживания.
Но Лаура неплохо знала своего мужа.
Еще увидев с порога комнаты его сгорбленную широкую спину, его голову, стиснутую железными сильными руками, она поняла, что совещание прошло не так, как он этого бы хотел.
Она подавила вздох, рвущийся с губ, приблизилась к нему, стараясь не шелестеть юбками, но по напрягшейся шее поняла, что он уже знает о ее приближении и тогда Лаура просто, не скрываясь, прильнула к его спине, обнимая мужа.
Он накрыл ее ладони своими, не позволяя Лауре отпустить руки, убрать их от него, но она и не желала этого и некоторое время супруги провели в молчании.
-Что случилось? – тихо спросила Лаура, удобнее перебираясь с ногами на диван, не разжимая объятий.
-Устал, - солгал Рудольф и ложь никогда не давалась ему достаточно хорошо.
-Опять разругался с Эвой? – Лаура помрачнела в один миг, ее тонкая нежная кожа будто бы подернулась тучкой.
-Ну что ты, - Рудольф попытался улыбнуться, но улыбка не получилась живой.
Хотя в этот раз ему почти нечего было скрывать. Он был настоящим рыцарем! Он не унизил Эвы, хотя очень даже хотелось…
Почти не унизил. Просто указал на пару несоответствий в тех данных, что она подала Совету, прикрывая маленькие недостачи в работе Франсуа. Франсуа брал взятки, но не из нужды, а, скорее, из порядка – так было заведено, странно было бы не брать. Ничего ему за этого бы не сделали, но не указать…
Соблазн слишком велик.
Эва даже глазом не моргнула, извинилась, что посчитала не так, и Рудольф не сомневался, что она посчитает уже к завтрашнему дню так, что и Франсуа прикроет и себя освободит от подозрений, но сегодня, да, она не изменилась в лице, только сказала:
-Большое спасибо, советник. Если бы не ваша осведомленность в делах не вашего профиля, мы бы и не заметили ошибки!
Извинилась перед королем, но Габриэль, как человек предельно мягкий и даже называемый в народе презрительно «хлипким», только покачал головой:
-Ничего страшного, Эва.
И всё закончилось. И повода для расследования не пришло. За исключением этого – всё просто прекрасно.
Но Лаура, как любящая женщина, очевидно, успела придумать в своей голове целую кучу ужасов, едва ли немногим лучше настоящих оскорблений и скандалов. Лицо ее побледнело, она прижала руку ко рту.
-Успокойся, - Рудольф рассмеялся, - ничего не случилось. Рабочий момент – клянусь, ничего более.
Лаура успокоилась не сразу. Она прильнула к груди мужа, и только минут через пять, когда убедилась, что он жив, что это он гладит ее по волосам и это его сердце она чувствует под рубашкой, выдохнула.
-Ты можешь мне обещать, что ничего серьезного не будет? – спросила Лаура так, как спрашивала каждый раз.
Интересно, что каждый раз, когда она спрашивала – Рудольф был уверен, что никогда больше, внимая просьбе и мольбам жены, не позволит себе и своей уязвленной гордости и самолюбию вырваться наружу и пойти против Эвы. Интересно же и то, что и Лаура, каждый раз, слыша от Рудольфа то непременное обещание. Которое он так часто нарушал, верила снова и вновь, что он говорит правду.
Рано или поздно кто-то должен был понять, что ложь эта неискоренима и ведет к какой-то очень темной и нехорошей развязке.
-Если спросить меня, - вещал судебный магистрат Эржет, - то я бы сказал, что всё закончится падением Эвы, как советницы, поскольку Габриэль, как и его отец, должен знать, что такое армия и ее лидер.
-Какое счастье, что вас никто не спрашивает! – огрызался Франсуа, которого порядком задевала даже мысль о том, что Эва может проиграть пусть и непонятное, мелкое, ничтожное, но все-таки противостояние.
А самое главное: она не делала ничего, чтобы этого не случилось и это пугало и нервировало Франсуа еще сильнее.
-Я хочу с тобой поговорить, - Лаура приподнялась так, чтобы видеть глаза мужа, смотреть прямо ему в лицо, чтобы ни одна мысль не утаилась от ее чуткого сердца.
-Только не про Эву, - взмолился Рудольф, с досадой понимая, что, несмотря на весь затворнический и серый, будто бы пытающийся стать невзрачным дух советницы, и он сам, и при дворе, и в народе – про Эву говорят больше, чем про восстания то в одном краю, то в другом, больше, чем говорят про новый налог на хлеба…
Упоминание этого имени покоробило Лауру, которая не на шутку опасалась советницы, про которую ходило столько дурных слухов. Конечно, слухам веры нет, но слухи же не возникают из пустоты? Они приходят на что-то, растут и множатся, значит, где-то есть что-то нехорошее, какое-то зерно, из него все домыслы и идут…
-Не про нее, - с видимым усилием проговорила Лаура и даже улыбнулась, - о Марии.
-А что с ней? – Рудольф мгновенно напрягся. Он знал, что не самый лучший и образцовый отец, что иногда он не знает очень многого о том, как развивается и живет его дочь, путаясь в делах и советах, но он был уверен, что Мария второй луч света в его жизни.
-И последний, - мстительно прошипел Франсуа как-то раз в пиршественной зале, где Рудольф, изрядно захмелев, поддался вдруг сентиментальности и принялся разглагольствовать о своих любимых Лауре и Марии, - последний, если ты всерьез посмеешь тронуть Эву!
Франсуа же, сказав это, тотчас пожалел и оглянулся по сторонам: вроде бы никто не услышал.
-Ничего, - Лаура мягко улыбнулась, - наша девочка была сегодня на конной прогулке и конюх ее явно взволновал…
-Что? – Рудольф встревожился не на шутку. – Какой-то конюх? Взволновал мою дочь? Да как…
-Тише-тише, - Лаура положила руку ему на грудь. Как бы успокаивая и не давая невысказанному на Совете бешенству в адрес Эвы, вырваться в новую битву,- да, некий конюх, по имени Сет, несколько взволновал нашу Марию. Он готовил коня для Эвы…
Лаура сама поняла, что сказала лишнее. Рудольф едва сдержался от ругательства – в присутствии жены он пытался следить за языком. Ну почему Эва встречается в его жизни чаще другого? Чаще родной дочери?!
-И, - Лаура торопливо продолжила, - он улыбнулся Марии, а она раскраснелась и всю дорогу провела в страшном смущении. Вернувшись же, она все выглядывала его…будто бы. Если честно, не скажу, что он дурен.
-Выпорю, - пригрозил Рудольф, - выпорю этого конюха.
-Не стоит, - Лаура убрала руку от груди мужа, - мы не можем отрицать очень серьезного факта: наша дочь уже не маленькая малышка, а мы уже…мы не так молоды.
Рудольф взглянул на Лауру с удивлением – она почти не изменилась за годы их брака, и даже рождение дочери никак не отразилось на ней. Она оставалась все такой же робкой, мягкой, как будто бы выточенной из стекла и цветочного аромата девушкой, а он…
Рудольф впервые подумал, что он действительно немолод.
-Ей всего шестнадцать! – воскликнул он, у него не укладывалось в голове, что кто-то вдруг придет в жизнь Марии и заберет ее у него. Да, он не был образцовым отцом для дочери, но разве он не любил ее? А теперь, кто-то будет любить ее…
Теперь она будет целовать кого-то, шептать кому-то на ухо и делить ложе с кем-то.
-Я была немногим старше, когда мы познакомились, - напомнила Лаура, - что до дам нашего круга…
О, он знал этот круг. Знал, как создаются несчастные браки и гнал от себя мысль, что его собственная дочь однажды пройдет по этому же пути.
Дочь – это проклятие для отца. Однажды придется отдать ее. Сын все равно будет рядом, сын не уйдет с головою прочь, не будет…другим. А его Мария, Мария, в которой столько света и чистоты…
И все кончится. Все неизменно подходит к концу, но почему же так быстро?
-Но…кто составит ее счастье?- Рудольф понял, как ему будет сложно. Никто не годится для его Марии. Никто… это же не Эва!
Это Эве должно быть за счастье, что ее вообще держат в замке! А Мария - нежная Мария, его дочь…
-Я тут подумала, - Лаура осторожно коснулась его щеки, и он вздрогнул, усилием возвращаясь в реальность, - если бы ты поговорил с королем…
-С королем?
Почему с королем? Почему он должен говорить с королем, если все решения все равно принимает совет?! Если король делает то, что ему скажет казначей, Эржет да мастер над Тайной – Скиллар? Какой толк…
-Он мог бы помочь тебе подыскать приличную партию для Марии, - Лаура виновато опустила голову, мысль, пришедшая ей в голову недавно, казалась блестящей. Ровно до того момента, как она произнесла ее.
Бедная женщина и не представляла, как мало реального положения вещей знает Лаура, как мало власти у короля…
Но Лаура не желала сдаваться:
-Ты же его верный слуга!
Верность нынче не в почете. Верность нынче на задворках. Нынче в почте что? Наглость, умение пробиваться с самого дна, плести интриги, вон, как эва…
Да что же она лезет-то к нему в мысли? Что же происходит?
-Так ты поговоришь с королем? – Лаура нерешительно тронула его за плечо, забеспокоившись от его долгого молчания. – Если бы он нашел Марии того, кто действительно достоин…
-Хорошо…- Рудольф прикрыл глаза, чтобы жжение в них прекратилось, - хорошо, я попробую поговорить с королем об этом.
Лаура обвила руками его шею и прильнула, наслаждаясь его редким присутствием. Рудольф поглаживал ее, задумавшись, и даже не осознавая того, что делает.
