Он, всё он! Но ведь как ему это виделось? Всё было совсем иначе, ему хотелось спасти, по-настоящему спасти Романа Варгоши, показать ему как тот может прийти к свету, на его примере, на примере тех сложностей, которые неумолимо бы ждали Романа, и своё увидеть величие – он-то, Томас, прошёл весь путь!
Гордыня… да, это была она. Он решил что может спасти кого-то, привёл к спасению, как ему казалось, и прикрылся мотивами лживой добродетели, мол, не ради себя, а ради него. И толку? Честнее было бы сказать – я спасаю его ради себя, чтобы увидеть, что я прошёл долгий путь. Правильнее было бы признаться: я делаю это ради того, чтобы оправдать ещё одним пунктом своё существование. Вернее было бы заявить, хотя бы шёпотом: ещё я делаю это ради того, чтобы не быть одному!
Гвиди славный малый, но он смертен. И срок его кончится. Томас устал от одиночества и хотел довериться. Гвиди может понять многое, но голод и жажду, бессонницу и смятение вампирской души может понять по-настоящему только вампир.
А ещё…
А ещё не хотелось быть предателем. Да, Томас мог сколько угодно говорить, что слова принца Сиире о предательстве братьев-вампиров его не трогают, но были минуты слабости, проклятые минуты слабости, когда он и сам думал о том, что предатель и заслуживает самой жестокой кары!
А так он был бы не один. Он реализовался бы как наставник, он показал бы, что вампир может сменить сторону, и это не единый акт предательства, а уже данность. Он показал бы всем – и Престолу, и самому себе, чего достиг, раз переманил и спас вампира.
Мечты, что рисовала гордыня, разбивались осколками чёрной пустоты.
– Я привёл его, – вина на нём одном! – но я ошибся. Я полагал, что он исправился, что нуждается в кресте, в добродетели и в боге.
– А теперь ты отказываешь ему в этом? – голос Хранителя уже не имеет и тени гнева, лишь лёгкий оттенок насмешки. Можно было бы и таиться Хранителю, но он не делает этого. Кому, в конце концов, пожалуется этот вампир?
Можно понасмешничать.
– Я не отказываю, нет! – Томасу не нравится этот тон и само построение фразы. – Я просто хочу сказать, что он марионетка, которая не искупает своих грехов.
– В своих ты разобрался? – легко поставить на место того, кто потерял это самое место давным-давно, но оставил совесть.
Томас сминается и слабеет. Ему видится блестящая речь, произнесённая театральным монологом о спасении Варгоши, о том, как неправ тот, кто даровал ему прежде времени костёр, и вообще…
Но не выходит слов. Не формируются слова в обвинение или в точку зрения, всё кажется мелким, незначительным, и сам себе Томас таким кажется.
– Мне всё сложнее тебе доверять, – Хранитель Престола идёт в наступление, – сначала ты приводишь к нам вампира и говоришь, что тот желает искупления. Потом ты вдруг оказываешься против очистительного костра, а теперь и вовсе говоришь, что всё не по-настоящему и по твоим намёкам выходит вовсе, что мы используем его для грязной работы. Так что ли?
Томасу следует сказать: «да!», и тогда рассмеялся бы Хранитель Престола и взглянул бы и на него, и на Варгоши, и на всё дело иначе. Томасу следует показать, что он знает о грязных делах Престола, что делать – всякая добродетель имеет под собою смешанный из грязи и благих намерений фундамент. Следует, но он не из этой породы.
– Нет, не так. Просто я обеспокоен…– он ищет слова помягче, но всё, что мягче, не подходит к случаю, а всё, что подходит к истине, ему непривычно и звучит как «да».
– Это я обеспокоен, Томас…– Хранитель Престола вздыхает. – Может быть, следует отправить тебя в отпуск?
Отпуск? Отпуск, это всё равно что ссылка! А ссылка равна презрению, а оно – забвению!
– За что? – Томас напуган. И ещё – он в отвращении.
Потому что Томас фанатик. А для фанатиков боги меркнут быстро, и от того страшнее. Только что он возносил Хранителя Престола как спасителя своей души и уже ненавидит его.
– За недоверие к решениям Престола и ещё за запутанность, но это я так, размышляю, – тут Хранитель перегибает. Для фанатиков отдых – оскорбление.
Хранитель Престола хочет абсолютной, собачьей преданности Томаса, но он сделал лишние шаги на этом пути, и теперь преданность сминается. Болезненное восприятие Томаса не ищет доказательств того, что Престол в нём нуждается, оно читает другое: я лишний!
Такие как Томас не терпят быть лишними.
Аудиенция окончена, Хранитель Престола пока ещё собою доволен – он уверен в том, что Томас будет на его стороне и в случае надобности, сам же приструнит Варгоши. Но Томас планирует уйти.
– Куда? – Гвиди тут как тут. Его никто не звал, но он как чует. Хороший сыщик, чтоб его!
– Ты о чём?
– Куда собираешься? – Гвиди стоит в дверях жалкой комнатёнки Томаса.
Томас пожимает плечами – можно попробовать отрицать очевидные сборы, а можно просто признать правоту друга, но проще всего не отвечать ничего.
– Я с тобой, – решает Гвиди.
Это уже лишнее. Это дезертирство в чистом виде. Но одно дело дезертирство вампира, а другое – смертного.
– Нет, это преступление.
– А мне плевать. Престол, взявший на службу такое чудовище как Варгоши, уже не образец закона для меня.
Как легко ему решиться! Самому Томасу это сложнее!
– Я готовился, так и знал, что к этому всё придёт, – признаётся Гвиди. – Можешь обвинять меня в безверии.
Томас не обвиняет Гвиди, ведь если обвинять его, нужно обвинить и себя.
– А ещё можно просто собрать вещи, – Томас отсекает всякие шансы на обвинения.
Это уже лучше.
– Ты точно уверен? – Томас старше и сильнее, ответственность других на нём.
– Да кто тебя назначил моим покровителем? – Гвиди смеётся, – я свободный человек и сам могу определять степень своих преступлений. Сейчас мне здесь нечего делать.
И Томасу нечего. Разве что попрощаться с Эвой. Бедная девочка не поймёт его ухода, воспримет как предательство. Но как подобрать слова? У Томаса их нет.
– Не надо, – они уже на улице. Годы службы, а брать и нечего! Томас ищет глазами её окно, Гвиди угадывает. – Не надо, ты ей не поможешь. Она не поймёт.
– Она не простит.
– Тебя что, все простить должны?
Хороший вопрос. Грех на грехе. Но уйти так, молча, не прощаясь? Это слишком даже для него. Но и объяснять, что так надо, что он больше не может…
Она не поймёт.
– Я напишу ей письмо, – решает Томас и Гвиди не спорит. Письмо – это очень хорошо. Письмо – оно бесстрастно само по себе, всё зависит от того, кто читает.
Подбирать слова трудно. Томасу необязательно прощаться с девчонкой, но почему-то ему кажется это верным. Писать долго – нелепо, будет выглядеть как оправдание. Писать мягко – она уже видела много злого в своей жизни, чтобы бояться правды.
Наконец, рука выводит: «Дорогая Эва, дорога зовёт меня. Мой путь будет опасным. Если Бог добр к нам обоим, свидимся. Будь сильной. Твоё время ещё придёт.
Томас».
– Она девочка умная, поймёт, – успокаивает Гвиди, – не переживай.
Он хочет не переживать, конечно же – это было бы удобно. Написал и дело кончено. Но как не переживать, когда он сам обещал научить её бороться с вампирами?
Но нельзя здесь больше оставаться. Он лишний, тут правит Варгоши, тут больше нет добродетели. И он сам виновен в этом. Искупление сорвано, и надо начинать путь сначала, но на этот раз без указки, без приказов Хранителя, самому!
Они идут. Гвиди не спрашивает о дороге, но Томас решает не повторять манеру Престола вести дела, и заговаривает сам:
– Я хочу убить столько вампиров, сколько смогу.
– Понятно, – у Гвиди нет вопросов. Убивать вампиров? Ему подходит. – С чего начнём?
С логова? С поиска свидетелей? С заброшенных лесов? Нет, это всё в прошлом. Хватит идти наслепую.
– С кого, – поправляет Томас, – я имел странный разговор с принцем Сиире.
– Он настоящий принц?
Да кто его знает? Может и принц – скольких их сожрала история, сколько из них умерли для людей ещё младенцами? Запросто мог быть в их рядах и Сиире. А может это его издёвка.
– Он настоящая сволочь и интриган, про принца не ведаю. Так вот, у нас был с ним странный разговор… – Томас и сам осёкся, пытаясь представить какой-нибудь нестранный разговор с Сиире. Не получилось. – Он сказал, что Цепеш пошёл против него.
Зацепка от этого призрачная, по мнению Томаса, но всё же не пустыня! Как знать, чем не шутит небо, может и эта вражда на благо?
– Кровушки не поделили? – у Гвиди вырывается нервный смешок, но он тут же смущается, – прости, я не хотел…
Кажется – рядом с тобой чудовище, которым пугают детей, которые ты, слуга креста (хоть и дезертир сейчас), должен жечь на костре! Но нет, легко, очень легко забывает Гвиди о том, что Томас – вампир.
Немыслимо? Невозможно? В мыслях нет, но по факту – забывается!
– Ничего, пустяки, – Томасу даже самому смешно от смущения Гвиди, он к такому не привык. – Сиире говорит, они не поделили власть. Я знаю его – это выглядит убедительно, но я наслышан о Цепеше, и это странно. Всё, что я о нём слышал, не получается связать в образ властолюбца.
– Может врут?
– Кто?
– Ну, все, от кого ты наслышан…
Может и врут, кто в этом времени разбирает ложь и правду? И потом, это ведь как ещё посмотреть! Он для Престола дезертир и мятежник, а для себя?
– Я думаю, если у них конфликт, то это нам на руку. Мы можем узнать что они не поделили и использовать это против Сиире, а может и не только против него. Сиире опаснее Цепеша, злее и коварнее.
– Тогда надо искать Цепеша, – Гвиди даже по сторонам оглядывается, точно готов искать Цепеша прямо сейчас. Но вокруг только хлипкая рощица, полузасушливая, полузагубленная, да вдалеке какой-то клочок земли, где и трава уже пожухла, а может и не росла совсем. Засухи, что ли, бродят?
Они идут, не разбирая пока пути. Какой смысл? Томас может обернуться в летучую мышь, а так можно хоть пройтись, словно он ещё человек, вдохнуть свободно и почти по-живому.
Поговорить можно!
– И я так считаю, – соглашается Томас, – но Цепеш натура хитрая. Как я понял, он по-прежнему у людей в почёте.
– Он же вампир!
– Они знают. Но многие дома и земли, которые на самом деле принадлежат ему и приносят доходы, принадлежат людям. Люди же любят своего хозяина, хоть и знают о его сути, отзываются о нём как о том, кто всегда позаботится и защитит.
– Жечь бы таких людей! – ворчит Гвиди, – сподвижники зла они, как есть сподвижники!
Томас не спорит. С одной стороны, тут есть с чем ему согласиться. В самом деле – сподвижники! Жечь таких, потворствующих вампирам и прочей нечисти. Но с другой стороны – для Томаса это что-то редкое и новое, он не помнил, чтобы кто-то из вампиров заботился бы о смертных, и смертные знали об этой заботе, и чтобы ещё почитали хозяина?
Томас давно догадывался о том, что разучился понимать людей. Если вообще их понимал.
– Словом, сети у него большие, – на сподвижников и «жечь бы таких…» Томас не реагирует сознательно, слишком сложно это для него и непонятно.
– Найдём, – успокаивает Гвиди.
– Не выйдет. Он таится. Выйдет только если очень уж попросим. Или заставим.
Но просить Томас не будет.
– Как заставим? – сразу спрашивает Гвиди, он очень хорошо знает Томаса и его натуру.
– Выкурим мерзавца, – страшная, безжизненная усмешка кривит губы Томаса, – пусть придёт поговорить.
– Я буду ругаться, – предупредил Гриморрэ.
Он хотел немного расслабить обстановку, но Влад его едва ли услышал. Он смотрел вперёд, на догорающие домики небольшой деревеньки, принадлежащей ему через трёх подставных смертных, и едва ли слышал слова друга.
– Влад, – позвал герцог, сообразив, что предыдущая фраза его не затронула, – ну бывает… мало ли костров? Где-то свеча упала, а потом занялось по крышам.
Но Влад только покачал головой. Нет, не бывало в его, Цепеша, владениях, такого пожара. Никогда не бывало. Миловала его судьба, отчего перестала миловать теперь?
–Ущерб – шесть домов подчистую. Ещё восемь удалось потушить, они в разной степени разрушенности. Четверо задохнулись, двое сгорели, пытаясь их спасти. На одного ещё упала крыша. Пятеро без сознания, уже в ближайшем лазарете, под контролем, – верный Амар докладывал сухо, по существу, но в глазах его стояло всё то же, что жгло Цепеша – боль, обида, непонимание…
Что сделали эти люди? В чём провинились? Это был поджог. Амар это знал. умышленный, злой.
– Они винят меня? – тихо спросил Цепеш.
– Да как они могут тебя винить? – возмутился Гриморрэ, но под взглядом Амара потух и предоставил слуге разбираться с Хозяином.
– Они…напуганы, – Амар долго подбирал слово, желая смягчить разбитость Цепеша. Получилось не очень, но у Гриморрэ вышло и того хуже.
– Это моя вина. Я их не защитил, – Цепеш не спрашивал, а утверждал. Для себя он решил это точно.
– Да спятил ты? – Гриморрэ снова не утерпел. – Ну с чего твоя-то? Такое бывает. паршиво, да, но бывает, и…
– Хозяин, вы сделали им много хорошего, – Амар тоже не остался в стороне. Неважно, что он считал себе, Влад Цепеш в его глазах всегда был прав и никогда не был виновен. Так было при жизни Амара, в смерти ничего не изменилось.
Это не утешение. Цепешу нужно перекрыть эту вину чем-нибудь. Он знал, что не обязан людям, что люди для него – прошлое, что теперь это всего-то его пища, но чувствовал перед ними тяжёлую вину.
– У нас есть средства, чтобы отстроить дома заново и выплатить за смерть родственникам? – Влад и сам знал что есть, но не пристало хозяину решать вопросы такого рода, когда рядом верный слуга.
– Сделаем в лучшем виде, – Амар даже вопросом не задался, он и не ждал иного от своего хозяина.
– Займись, – глухо велел Влад и пошёл с Гриморрэ вдоль обугленной земли и руин. Ещё вчера тут были дома, жизни, планы, вера в завтрашний день. А сегодня?
– Хозяин! – к нему бросилась очень тяжёлая, мясистая женщина, упала на колени, – что же это, хозяин?
– Встань, дитя, – он легко, хотя с виду несчастная весила куда больше, чем сам Влад, поднял её с земли. Вампирская сила помогла, – не оставлю я вас. По моей вине это стало.
– Как же… как же…– она что-то бормотала позади, Гриморрэ не удержался и сверкнул на неё глазами. Она испугалась, стихла.
Нет, Влада не обвиняли. Напуганные люди тенились, перешёптывались, разгребали разрушенное. Когда он проходил, оглядывались, склоняли головы и прятали глаза.
– Любят они тебя, – не без зависти заметил Гриморрэ, – всё равно любят. Не вини себя, ты сделал всё, что мог, ты не знал, что кто-то…
– Думаешь, это Сиире? – напрямик спросил Цепеш. Его тянуло к действию, а ещё лучше к мести.
– Ну… Он бы не стал так делать, это моё мнение. Он людей не считает за важность, так что ресурсы растрачивать ему не с руки, – конечно, Гриморрэ уже тоже подумал о Сиире. Вероятность того, что кто-то случайно поджёг обвешанные природной защитой земли вампира, была низка. Так что даже унизительна была мысль о том, что это было не спланированным преступлением.
– Хозяин! – Влад не успел ответить. Амар снова спешил к ним. Но не один. Он вёл с собою мальчика лет двенадцати, едва ли старше, напуганного, нескладного, перемазанного сажей, – Хозяин, тут послание!
– Вот это вот послание? – удивился Гриморрэ, когда Амар представил Цепешу мальчика. Да так бодро представил, что у того колени подогнулись и он едва не повалился на землю. Цепешу пришлось перехватить его.
Гордыня… да, это была она. Он решил что может спасти кого-то, привёл к спасению, как ему казалось, и прикрылся мотивами лживой добродетели, мол, не ради себя, а ради него. И толку? Честнее было бы сказать – я спасаю его ради себя, чтобы увидеть, что я прошёл долгий путь. Правильнее было бы признаться: я делаю это ради того, чтобы оправдать ещё одним пунктом своё существование. Вернее было бы заявить, хотя бы шёпотом: ещё я делаю это ради того, чтобы не быть одному!
Гвиди славный малый, но он смертен. И срок его кончится. Томас устал от одиночества и хотел довериться. Гвиди может понять многое, но голод и жажду, бессонницу и смятение вампирской души может понять по-настоящему только вампир.
А ещё…
А ещё не хотелось быть предателем. Да, Томас мог сколько угодно говорить, что слова принца Сиире о предательстве братьев-вампиров его не трогают, но были минуты слабости, проклятые минуты слабости, когда он и сам думал о том, что предатель и заслуживает самой жестокой кары!
А так он был бы не один. Он реализовался бы как наставник, он показал бы, что вампир может сменить сторону, и это не единый акт предательства, а уже данность. Он показал бы всем – и Престолу, и самому себе, чего достиг, раз переманил и спас вампира.
Мечты, что рисовала гордыня, разбивались осколками чёрной пустоты.
– Я привёл его, – вина на нём одном! – но я ошибся. Я полагал, что он исправился, что нуждается в кресте, в добродетели и в боге.
– А теперь ты отказываешь ему в этом? – голос Хранителя уже не имеет и тени гнева, лишь лёгкий оттенок насмешки. Можно было бы и таиться Хранителю, но он не делает этого. Кому, в конце концов, пожалуется этот вампир?
Можно понасмешничать.
– Я не отказываю, нет! – Томасу не нравится этот тон и само построение фразы. – Я просто хочу сказать, что он марионетка, которая не искупает своих грехов.
– В своих ты разобрался? – легко поставить на место того, кто потерял это самое место давным-давно, но оставил совесть.
Томас сминается и слабеет. Ему видится блестящая речь, произнесённая театральным монологом о спасении Варгоши, о том, как неправ тот, кто даровал ему прежде времени костёр, и вообще…
Но не выходит слов. Не формируются слова в обвинение или в точку зрения, всё кажется мелким, незначительным, и сам себе Томас таким кажется.
– Мне всё сложнее тебе доверять, – Хранитель Престола идёт в наступление, – сначала ты приводишь к нам вампира и говоришь, что тот желает искупления. Потом ты вдруг оказываешься против очистительного костра, а теперь и вовсе говоришь, что всё не по-настоящему и по твоим намёкам выходит вовсе, что мы используем его для грязной работы. Так что ли?
Томасу следует сказать: «да!», и тогда рассмеялся бы Хранитель Престола и взглянул бы и на него, и на Варгоши, и на всё дело иначе. Томасу следует показать, что он знает о грязных делах Престола, что делать – всякая добродетель имеет под собою смешанный из грязи и благих намерений фундамент. Следует, но он не из этой породы.
– Нет, не так. Просто я обеспокоен…– он ищет слова помягче, но всё, что мягче, не подходит к случаю, а всё, что подходит к истине, ему непривычно и звучит как «да».
– Это я обеспокоен, Томас…– Хранитель Престола вздыхает. – Может быть, следует отправить тебя в отпуск?
Отпуск? Отпуск, это всё равно что ссылка! А ссылка равна презрению, а оно – забвению!
– За что? – Томас напуган. И ещё – он в отвращении.
Потому что Томас фанатик. А для фанатиков боги меркнут быстро, и от того страшнее. Только что он возносил Хранителя Престола как спасителя своей души и уже ненавидит его.
– За недоверие к решениям Престола и ещё за запутанность, но это я так, размышляю, – тут Хранитель перегибает. Для фанатиков отдых – оскорбление.
Хранитель Престола хочет абсолютной, собачьей преданности Томаса, но он сделал лишние шаги на этом пути, и теперь преданность сминается. Болезненное восприятие Томаса не ищет доказательств того, что Престол в нём нуждается, оно читает другое: я лишний!
Такие как Томас не терпят быть лишними.
Аудиенция окончена, Хранитель Престола пока ещё собою доволен – он уверен в том, что Томас будет на его стороне и в случае надобности, сам же приструнит Варгоши. Но Томас планирует уйти.
– Куда? – Гвиди тут как тут. Его никто не звал, но он как чует. Хороший сыщик, чтоб его!
– Ты о чём?
– Куда собираешься? – Гвиди стоит в дверях жалкой комнатёнки Томаса.
Томас пожимает плечами – можно попробовать отрицать очевидные сборы, а можно просто признать правоту друга, но проще всего не отвечать ничего.
– Я с тобой, – решает Гвиди.
Это уже лишнее. Это дезертирство в чистом виде. Но одно дело дезертирство вампира, а другое – смертного.
– Нет, это преступление.
– А мне плевать. Престол, взявший на службу такое чудовище как Варгоши, уже не образец закона для меня.
Как легко ему решиться! Самому Томасу это сложнее!
– Я готовился, так и знал, что к этому всё придёт, – признаётся Гвиди. – Можешь обвинять меня в безверии.
Томас не обвиняет Гвиди, ведь если обвинять его, нужно обвинить и себя.
– А ещё можно просто собрать вещи, – Томас отсекает всякие шансы на обвинения.
Это уже лучше.
– Ты точно уверен? – Томас старше и сильнее, ответственность других на нём.
– Да кто тебя назначил моим покровителем? – Гвиди смеётся, – я свободный человек и сам могу определять степень своих преступлений. Сейчас мне здесь нечего делать.
И Томасу нечего. Разве что попрощаться с Эвой. Бедная девочка не поймёт его ухода, воспримет как предательство. Но как подобрать слова? У Томаса их нет.
– Не надо, – они уже на улице. Годы службы, а брать и нечего! Томас ищет глазами её окно, Гвиди угадывает. – Не надо, ты ей не поможешь. Она не поймёт.
– Она не простит.
– Тебя что, все простить должны?
Хороший вопрос. Грех на грехе. Но уйти так, молча, не прощаясь? Это слишком даже для него. Но и объяснять, что так надо, что он больше не может…
Она не поймёт.
– Я напишу ей письмо, – решает Томас и Гвиди не спорит. Письмо – это очень хорошо. Письмо – оно бесстрастно само по себе, всё зависит от того, кто читает.
Подбирать слова трудно. Томасу необязательно прощаться с девчонкой, но почему-то ему кажется это верным. Писать долго – нелепо, будет выглядеть как оправдание. Писать мягко – она уже видела много злого в своей жизни, чтобы бояться правды.
Наконец, рука выводит: «Дорогая Эва, дорога зовёт меня. Мой путь будет опасным. Если Бог добр к нам обоим, свидимся. Будь сильной. Твоё время ещё придёт.
Томас».
– Она девочка умная, поймёт, – успокаивает Гвиди, – не переживай.
Он хочет не переживать, конечно же – это было бы удобно. Написал и дело кончено. Но как не переживать, когда он сам обещал научить её бороться с вампирами?
Но нельзя здесь больше оставаться. Он лишний, тут правит Варгоши, тут больше нет добродетели. И он сам виновен в этом. Искупление сорвано, и надо начинать путь сначала, но на этот раз без указки, без приказов Хранителя, самому!
Они идут. Гвиди не спрашивает о дороге, но Томас решает не повторять манеру Престола вести дела, и заговаривает сам:
– Я хочу убить столько вампиров, сколько смогу.
– Понятно, – у Гвиди нет вопросов. Убивать вампиров? Ему подходит. – С чего начнём?
С логова? С поиска свидетелей? С заброшенных лесов? Нет, это всё в прошлом. Хватит идти наслепую.
– С кого, – поправляет Томас, – я имел странный разговор с принцем Сиире.
– Он настоящий принц?
Да кто его знает? Может и принц – скольких их сожрала история, сколько из них умерли для людей ещё младенцами? Запросто мог быть в их рядах и Сиире. А может это его издёвка.
– Он настоящая сволочь и интриган, про принца не ведаю. Так вот, у нас был с ним странный разговор… – Томас и сам осёкся, пытаясь представить какой-нибудь нестранный разговор с Сиире. Не получилось. – Он сказал, что Цепеш пошёл против него.
Зацепка от этого призрачная, по мнению Томаса, но всё же не пустыня! Как знать, чем не шутит небо, может и эта вражда на благо?
– Кровушки не поделили? – у Гвиди вырывается нервный смешок, но он тут же смущается, – прости, я не хотел…
Кажется – рядом с тобой чудовище, которым пугают детей, которые ты, слуга креста (хоть и дезертир сейчас), должен жечь на костре! Но нет, легко, очень легко забывает Гвиди о том, что Томас – вампир.
Немыслимо? Невозможно? В мыслях нет, но по факту – забывается!
– Ничего, пустяки, – Томасу даже самому смешно от смущения Гвиди, он к такому не привык. – Сиире говорит, они не поделили власть. Я знаю его – это выглядит убедительно, но я наслышан о Цепеше, и это странно. Всё, что я о нём слышал, не получается связать в образ властолюбца.
– Может врут?
– Кто?
– Ну, все, от кого ты наслышан…
Может и врут, кто в этом времени разбирает ложь и правду? И потом, это ведь как ещё посмотреть! Он для Престола дезертир и мятежник, а для себя?
– Я думаю, если у них конфликт, то это нам на руку. Мы можем узнать что они не поделили и использовать это против Сиире, а может и не только против него. Сиире опаснее Цепеша, злее и коварнее.
– Тогда надо искать Цепеша, – Гвиди даже по сторонам оглядывается, точно готов искать Цепеша прямо сейчас. Но вокруг только хлипкая рощица, полузасушливая, полузагубленная, да вдалеке какой-то клочок земли, где и трава уже пожухла, а может и не росла совсем. Засухи, что ли, бродят?
Они идут, не разбирая пока пути. Какой смысл? Томас может обернуться в летучую мышь, а так можно хоть пройтись, словно он ещё человек, вдохнуть свободно и почти по-живому.
Поговорить можно!
– И я так считаю, – соглашается Томас, – но Цепеш натура хитрая. Как я понял, он по-прежнему у людей в почёте.
– Он же вампир!
– Они знают. Но многие дома и земли, которые на самом деле принадлежат ему и приносят доходы, принадлежат людям. Люди же любят своего хозяина, хоть и знают о его сути, отзываются о нём как о том, кто всегда позаботится и защитит.
– Жечь бы таких людей! – ворчит Гвиди, – сподвижники зла они, как есть сподвижники!
Томас не спорит. С одной стороны, тут есть с чем ему согласиться. В самом деле – сподвижники! Жечь таких, потворствующих вампирам и прочей нечисти. Но с другой стороны – для Томаса это что-то редкое и новое, он не помнил, чтобы кто-то из вампиров заботился бы о смертных, и смертные знали об этой заботе, и чтобы ещё почитали хозяина?
Томас давно догадывался о том, что разучился понимать людей. Если вообще их понимал.
– Словом, сети у него большие, – на сподвижников и «жечь бы таких…» Томас не реагирует сознательно, слишком сложно это для него и непонятно.
– Найдём, – успокаивает Гвиди.
– Не выйдет. Он таится. Выйдет только если очень уж попросим. Или заставим.
Но просить Томас не будет.
– Как заставим? – сразу спрашивает Гвиди, он очень хорошо знает Томаса и его натуру.
– Выкурим мерзавца, – страшная, безжизненная усмешка кривит губы Томаса, – пусть придёт поговорить.
***
– Я буду ругаться, – предупредил Гриморрэ.
Он хотел немного расслабить обстановку, но Влад его едва ли услышал. Он смотрел вперёд, на догорающие домики небольшой деревеньки, принадлежащей ему через трёх подставных смертных, и едва ли слышал слова друга.
– Влад, – позвал герцог, сообразив, что предыдущая фраза его не затронула, – ну бывает… мало ли костров? Где-то свеча упала, а потом занялось по крышам.
Но Влад только покачал головой. Нет, не бывало в его, Цепеша, владениях, такого пожара. Никогда не бывало. Миловала его судьба, отчего перестала миловать теперь?
–Ущерб – шесть домов подчистую. Ещё восемь удалось потушить, они в разной степени разрушенности. Четверо задохнулись, двое сгорели, пытаясь их спасти. На одного ещё упала крыша. Пятеро без сознания, уже в ближайшем лазарете, под контролем, – верный Амар докладывал сухо, по существу, но в глазах его стояло всё то же, что жгло Цепеша – боль, обида, непонимание…
Что сделали эти люди? В чём провинились? Это был поджог. Амар это знал. умышленный, злой.
– Они винят меня? – тихо спросил Цепеш.
– Да как они могут тебя винить? – возмутился Гриморрэ, но под взглядом Амара потух и предоставил слуге разбираться с Хозяином.
– Они…напуганы, – Амар долго подбирал слово, желая смягчить разбитость Цепеша. Получилось не очень, но у Гриморрэ вышло и того хуже.
– Это моя вина. Я их не защитил, – Цепеш не спрашивал, а утверждал. Для себя он решил это точно.
– Да спятил ты? – Гриморрэ снова не утерпел. – Ну с чего твоя-то? Такое бывает. паршиво, да, но бывает, и…
– Хозяин, вы сделали им много хорошего, – Амар тоже не остался в стороне. Неважно, что он считал себе, Влад Цепеш в его глазах всегда был прав и никогда не был виновен. Так было при жизни Амара, в смерти ничего не изменилось.
Это не утешение. Цепешу нужно перекрыть эту вину чем-нибудь. Он знал, что не обязан людям, что люди для него – прошлое, что теперь это всего-то его пища, но чувствовал перед ними тяжёлую вину.
– У нас есть средства, чтобы отстроить дома заново и выплатить за смерть родственникам? – Влад и сам знал что есть, но не пристало хозяину решать вопросы такого рода, когда рядом верный слуга.
– Сделаем в лучшем виде, – Амар даже вопросом не задался, он и не ждал иного от своего хозяина.
– Займись, – глухо велел Влад и пошёл с Гриморрэ вдоль обугленной земли и руин. Ещё вчера тут были дома, жизни, планы, вера в завтрашний день. А сегодня?
– Хозяин! – к нему бросилась очень тяжёлая, мясистая женщина, упала на колени, – что же это, хозяин?
– Встань, дитя, – он легко, хотя с виду несчастная весила куда больше, чем сам Влад, поднял её с земли. Вампирская сила помогла, – не оставлю я вас. По моей вине это стало.
– Как же… как же…– она что-то бормотала позади, Гриморрэ не удержался и сверкнул на неё глазами. Она испугалась, стихла.
Нет, Влада не обвиняли. Напуганные люди тенились, перешёптывались, разгребали разрушенное. Когда он проходил, оглядывались, склоняли головы и прятали глаза.
– Любят они тебя, – не без зависти заметил Гриморрэ, – всё равно любят. Не вини себя, ты сделал всё, что мог, ты не знал, что кто-то…
– Думаешь, это Сиире? – напрямик спросил Цепеш. Его тянуло к действию, а ещё лучше к мести.
– Ну… Он бы не стал так делать, это моё мнение. Он людей не считает за важность, так что ресурсы растрачивать ему не с руки, – конечно, Гриморрэ уже тоже подумал о Сиире. Вероятность того, что кто-то случайно поджёг обвешанные природной защитой земли вампира, была низка. Так что даже унизительна была мысль о том, что это было не спланированным преступлением.
– Хозяин! – Влад не успел ответить. Амар снова спешил к ним. Но не один. Он вёл с собою мальчика лет двенадцати, едва ли старше, напуганного, нескладного, перемазанного сажей, – Хозяин, тут послание!
– Вот это вот послание? – удивился Гриморрэ, когда Амар представил Цепешу мальчика. Да так бодро представил, что у того колени подогнулись и он едва не повалился на землю. Цепешу пришлось перехватить его.
