Рискованно. И мерзко. Но если не станет Томаса, то ему куда податься? Престол его не примет, люди тоже. А вампиры наверняка знают о том, что он держался подле Томаса и поспешат с ним свести счёты, раз не сумели свести счёты с самим Томасом.
Нет, это уже не эгоизм, это спасение. Хотя мерзко, мерзко.
Гвиди знал устройство человека, но одно дело видеть на картинке или в пыточной при престоле, а другое прикидывать, как удачнее резануть себе руку, чтобы и кровь была, и кровью сразу не истечь.
А может не надо?
Гвиди глянул на Томаса – может так очухается? Да и метод не стопроцентный, сомнительный, просто потому что никому в голову ещё не пришло написать должную методичку по скорейшему восстановлению вампиров!
Упущение, чтоб его.
Но Томас был неподвижен. Он казался мёртвым, впрочем, так оно и было – смерть была уже с ним давно, не первый десяток лет, не первое столетие, но никогда не забирала полностью. Она давала ему существовать и, как теперь ясно видел Гвиди, без движения от этого существования не оставалось и тени. Если человек пока спит или лежит без сознания, всё равно дышит, как-то подрагивает, то Томас был упокоен – не вздымались ни плечи, ни грудь, ни шевелилось в его теле ничего.
Труп, как есть труп. И он собирался попытаться спасти этот труп.
Колебаться дальше было бы глупо. Гвиди наметил место пореза, и, зажмурившись, резанул себя по коже. Боль обожгла его. Он был живым, и боль напомнила ему об этом, и даже показалась какой-то прекрасной. Но, что важнее, проступила кровь.
Тёмные, тугие капли его крови – его смерть и чужое существование по возможности, проступили на коже.
Гвиди, чувствуя себя полным безумцем, склонился над Томасом и коснулся израненным куском кожи его губ, радуясь тому, что на постоялом дворе мало любопытных – со стороны такое действие было бы очень сложно объяснить.
Ничего как будто бы и не произошло, Гвиди уже подумал о том, что надо еще раз резануть себя по этому месту, когда Томас весь подорвался и вдруг впился в его запястье с такой свирепой жадностью, в которой не было и тени людского. Острые клыки выдвинулись, сверкнули отвратительной белизной, впились в растерзанную руку, полыхнули глаза.
Гвиди честно пытался не орать, но не вышло. Боль побеждала всё. Томас рассказывал ему, что когда вампир охотится, он усыпляет жертву, погружает её в блаженное состояние полусна-полубреда, и тогда она даже не может сопротивляться, и боли тоже не чувствует. Это было совсем не похоже на то, что сейчас испытывал Гвиди. Он пытался вырвать своё запястье, добровольно вроде бы предложенное, и потому к чему был полубред? Но Томас не слышал и не видел его.
И только когда Гвиди качнуло и ему показалось, что рука благословенно отваливается, Томас взглянул на него и пришёл в себя.
– Тьфу…– он оттолкнул его руку. Лицо его становилось прежним, клыки скрывались, угасал огонь в глазах.
Гвиди без сил, в ужасе и отвращении к произошедшему, сполз на пол. Хватит с него геройства!
– Кто тебя просил? – Томас обрушился на него. – Я же мог тебя убить!
– Это я уже понял…
– Кто тебя просил вмешиваться? – Томас никак не мог успокоиться. Он, столько раз сдержавшийся в дни служения Престолу, пил кровь своего последнего друга и единственного соратника! Да, эта кровь была ему предложена добровольно, но от этого она вином не становилась.
– Да пошёл ты! – Гвиди хотелось крикнуть, но крик потонул в шёпоте. Оказалось, что горло пересохло. Он закашлялся.
– Глупец! Безумец! – Томас всё не успокаивался, и когда он вдруг осёкся, Гвиди даже решил, что наконец-то оглох – его выходка перестала ему казаться героизмом сразу, как только Томас впился ему в запястье клыками. Из попытки спасения она стала чем-то мерзким, грязным, от чего ему ещё предстояло оттереть израненную руку.
Но почему замолчал Томас?
– Это странно, – сдавленно сообщил Томас и Гвиди соизволил взглянуть на странность.
Изуродованный, оборванный как будто бы невидимой лапой бок, больше не истекал чернотой. Медленно, словно неспешные бабочки шнуровали, он затягивался, нарастала новая мёртвая плоть…
– Мерзость…– отозвался Гвиди честно и перевязал кровоточащую руку полотенцем, брошенным на пол кем-то…когда-то. – Какая же мерзость.
Гвиди не заметил как жадно проследил за его взглядом Томас. Да, они были друзьями, соратниками, и Гвиди всегда был на его стороне. Но в нём текла тёплая, желанная кровь. И это всегда будет их разделять. Одного от другого. Пропастью.
– Зря ты так, – уже спокойнее сказал Томас. – Ты мог погибнуть. Вампир в болезни себя не контролирует.
Гвиди мотнул головой – он уже понял, к чему говорить-то?
– Но спасибо, – это сказать было сложнее. – Я не был готов к такому вероломству от Сиире и поплатился за это.
Можно было сказать, что он, Гвиди, предупреждал, что не надо лезть на эту встречу, можно было упиваться своей правотой. Но, во-первых, для этого нужны были силы. Во-вторых, разве друзья так поступают? Ну доказал бы он, что был прав, и что бы изменилось? как будто без его ехидства Томас об этом не знал!
– Сколько ещё оно будет восстанавливаться? – спросил Гвиди вместо упрёков и напоминаний о своей правоте. Он чувствовал, как слабость находит на него, и знал, что ни за что не встанет пока с пола. Тем более, сидеть на полу, прислонившись к кровати, оказалось так удобно! Рука ныла, и ещё было жарко от крови, налипшей уже на полотенце, но пока не просочившейся…
Томас покосился на перевязанное запястье, наверное, чуял кровь, но ничего не сказал. Он умел себя держать в руках. Гвиди, однако, понял этот жест и с благодарностью принял ещё одно полотенце от Томаса, завязывая его ещё одним слоем. Рука ныла, невыносимо ныла, и хотелось чего-то холодного, чтобы приложить к ней, чтобы снять эту боль.
– Может сутки…двое, – ответил Томас, пряча взгляд. – Это всё моя вина. Ты мог пострадать там, и мог пострадать здесь.
– Твоя вина, моя вина…какая разница? – осведомился Гвиди, – один чёрт.
– Я попрошу, чтобы тебе принесли что-нибудь поесть, – Томас поднялся, – тебе нужны силы. И, пожалуйста, сделай перевязку.
– Да пошёл ты, – слабо отозвался Гвиди, но всё-таки, когда за Томасом закрылась дверь, принялся освобождать руку. Рана уже не кровоточила, но по нижнему полотенцу растекалось поганое бурое пятно. Придётся уплатить хозяину постоялого двора за испорченную вещицу. Впрочем, это малая забота.
Гвиди смочил слюной свободный от пятен край полотенца, отёр запястье, чтобы наверняка ничего не оставалось, и приложил к нему абсолютно чистое, верхнее полотенце, завязал. Рука отказывалась шевелиться, благо, он порезал левую, не ведущую руку.
Перед тем как войти, Томас постучал. Это не имело отношения к вежливости, просто он хотел не видеть крови своего друга. Гвиди дозволил войти.
Томас принёс ему крепкого мясного бульона, кувшин вина, и большой кусок пирога.
– Тебе нужно всё это съесть, тогда станет легче, – объяснил Томас. – Хозяин был рад видеть меня в здравии.
– Ну хоть кто-то, – буркнул Гвиди. Он хотел взять поднос с едой сам, но рука не позволила ему даже потянуться к нему, отозвалась болью до самого плеча. Томас торопливо поставил всё перед ним.
– Несварение и переедание, – вздохнул Гвиди, но за еду принялся с большой охотой. В этом месте, вопреки всем ожиданиям, вполне прилично готовили.
Еда принесла действительное облегчение. То ли бульон подействовал, то ли вино отозвалось мягкостью, но свершилось неожиданное – рука перестала ныть, и у Гвиди улучшилось настроение, захотелось действовать.
– Почему эта скотина готова сдать всех? Он хочет власти? – он сам заговорил о Сиире, хотя со времени ранения Томаса, и не вспоминал о нём.
– Ему нужна земля Цепеша, – возразил Томас, – но не могу понять для чего. Не в фермеры же он заделывается.
– Я бы на это посмотрел! – хмыкнул Гвиди и поморщился, он неудачно повёл рукой, разгорячившись вином, и та напомнила о том, что она, вообще-то, ранена!
Картинка и впрямь представлялась Гвиди потрясающая. Принц Сиире в гордой повязке от солнца на всю голову, в крестьянской красной рубахе, с косою, выкашивает траву. А на него с умилением оглядываются его люди, подносят ему крынку крови…
– Фу, – Гвиди скривился, вкус крови, как по заказу, отразился на его собственных губах, колыхнул весь рот, подкатил к горлу. Пришлось сделать большой глоток вина, чтобы избавиться от этого вкуса.
– Вино плохое? – встревожился Томас. Он чувствовал себя виноватым.
– Сиире плохо выглядит в моём воображении, – ответил Гвиди, и впервые подумал о том, что вампирская жизнь отвратительна хотя бы от того, что приходится постоянно глотать эту отвратительную кровь.
Стоит оно того? По мнению Гвиди – ни разу!
– С какой стороны ни взгляни, – Томас не оценил слова Гвиди, скорее всего, не понял их или не был склонен к шуткам, – вот с любой – а всё ведёт к Цепешу. Сиире, конечно, всегда на уме, но что же ему от Цепеша надо настолько, что он готов сдать всех своих вампиров мне, лишь бы получить его земли?
– Золото? – предположил Гвиди.
– Сам понял? – спросил Томас мрачно. – На кой чёрт вампирам золото?
– Тогда…магическое что-то? Запас крови? Не знаю…
Гвиди развёл руками.
– Цепеш очень хитро сделан, если Сиире не может к нему подобраться сам, – размышлял Томас. – Нам нужно только понять – хорошо это или плохо? Для нас. Именно для нас, а не для Престола или Сиире.
– Сиире нервничает, – заметил очевидное Гвиди, – это, наверное, хорошо.
– Нам точно нужно встретиться с Цепешем, а он ещё не объявился после нашего пожара.
– И это плохо.
Помолчали.
– Может ещё где пожар устроить? – размышлял Гвиди. – Или не надо?
– Он нам и прошлого не простит, сдаётся, – возразил Томас. – Надо на поклон идти. или как-то его вывести. Не знаю, но надо.
– Главное, чтоб не как с Сиире! – Гвиди знал, что должен был удержаться от смешка, но не смог. Он смертный, ему можно. Томас даже не отреагировал, только криво усмехнулся, демонстрируя отвратительную остроту клыков.
Как изменился Зал Совета! Не внешне, конечно, а в содержании. Исчезли Мария Лоу и маркиз Лерайе, и об их участи не было сказано и слова – все и так знали. Впрочем, молчали и об участи князя Малзуса – он просто не появился на заседании. Это было уже удивительно, ведь он был дисциплинирован и обязателен в своих обязательствах, к которым относил и присутствие в Совете.
Цепеш переглянулся с Гриморрэ, желая подкрепить свои подозрения: если князя Малзуса нет на заседании, быть может, его и вовсе нет, ведь отсутствие на него не похоже. Да и характер у князя был неуступчивый, как кто-то когда-то пошутил о нём:
– Характер скифа!
Станет ли такой прогибаться под принца Сиире, который счастливо сел во главе стола, где прежде сидели они равными?
Ответ очевиден и от того лучше не задавать вопроса. Глупцов тут нет. Зато остались сам принц Сиире, по правую руку от него Зенуним…
А когда-то она вызывала у Цепеша симпатию! Теперь же сплошное отвращение. Ей пришлась по душе идея вампирского обновления, братоубийства, переход к каиинизму. Что ж, этого Влад от неё не ожидал, она же не Самигин, который сидел по левую руку от Сиире – тот всегда открыт к переговорам и никогда не принимает опасных решений, он выгадывает, старается со всеми держаться обходительно и мягко.
Такой предаст при первой возможности. Сейчас он на стороне Сиире потому что видит в нём силу. Но собрались сегодня здесь и другие члены Высшего Совета, которые редко появляются на заседаниях, ссылаются на занятость – но сегодня Сиире призвал и их.
Здесь и Рудольф – когда-то он делал карьеру в мире людей, притворялся фокусником и гипнотизером, и, конечно, тут помогали ему его вампирские силы. Несерьёзное занятие для вампира, на взгляд многих посмертных, но сам Рудольф всегда отвечал неизменно:
– Так мы их лучше поймём.
Поймём? Зачем понимать пищу? Зачем понимать тех, кто слабее? Чудак, а не вампир! Но только глупец обманется, попадётся на это чудачество, поверит в него. Рудольф – сильный и хитрый вампир, он всегда знает что делать, когда и как, и никогда не оглядывается на собственный страх.
– Я видел многое, интересного мне уже не покажут, – говорит он в хорошие редкие минуты. Людям говорит, своих вампиров-слуг у него всего трое. А у людей он появляется, меняет страны и лица, шествует то философом, то бродягой, то фокусником…
Сегодня Рудольф смотрел по сторонам, пытаясь угадать пробелы в местах за столом, провалы, в которых, как он точно знал, должны быть соратники. Угадывал он или нет? кто ж знает! Но молчал, ждал, что будет.
Был здесь и граф Балевс. Поэт, писатель, исследователь вампирского Тёмного Закона, предпочитающий уединение. Он редко появлялся на заседаниях, полагая себя больше теоретиком закона, которого привлекают в редких случаях. Граф полагал, что сегодня как раз тот редкий случай, раз его призвали столь настойчивым образом, но атмосфера в зале была больная, напряжённая и сразу становилось ясно: о Законе тут не вспомнят, пока он не будет удобен.
Он тоже молчал, ждал слов Сиире. Положение принца во главе стола, где прежде все были равны, не оставляло никаких сомнений: ветер пойдёт оттуда, а вот о чём этот ветер расскажет? – интрига!
Капитан Ноорт, которого такие же ветра притащили на заседание, о, редкий случай, был недоволен и не скрывал этого недовольства. Он любил море. Море, корабли, солёный ветер. А его вытащили, настояли, пригрозили, напомнили о долге…
Да пропади они все к морскому дьяволу! Он вампир, да, но разве должен он быть предан только ночи? Он и вампиром стал, когда был матросом, а теперь капитан. Удачливый! Хотя команда знает о странностях, знает о том, что днём он почти не выходит из каюты, передавая управление старпому, и из команды, бывало, ходил то один, то другой, с ранами, а на нижней палубе, если путь был долгий, можно было и пленника какого обнаружить.
Но в море ещё не то бывает. Команда была мрачная, проверенная и капитану своему, вопреки всему, верила!
Капитан Ноорт перестукивал пальцами по столешнице, показывал нетерпение, хмурился, в его мыслях были паруса и волны, а не темнота зала, который стал ему ненавистен. Как и бывает то с морскими душами, что выходят на сушу – их качает от твёрдости земли, им неприятна стабильность шага и всё, вообще всё, вызывает в них раздражение и тоску.
Спокойно держался князь Мстислав. Он сидел рядом с капитаном и их контраст был от того отчётливее. Князь Мстислав – лекарь, известный под разными именами в мире людей и под одним своим в мире вампиров, никуда не спешил. До него доходили слухи о том и другом, шелесты и намёки…
В напряжении держались Цепеш и Гриморрэ. Но их напряжение было вызвано тем, что они уже знали, о чём пойдёт речь и понимали как беззащитны. Но куда бежать от Совета? От долга? И потом, если получится привлечь на свою сторону?..
Когда Влад изложил последнее соображение, Гриморрэ только взглянул на него с затаённым сочувствием. Герцог давно уже не верил даже себе, так с чего ему было верить в других?
– Большое спасибо всем, кто отозвался в этот тяжёлый час, – Сиире поднялся со своего места, – мы все вампиры и должны определиться с судьбой нашего общего вампирского рода.
Нет, это уже не эгоизм, это спасение. Хотя мерзко, мерзко.
Гвиди знал устройство человека, но одно дело видеть на картинке или в пыточной при престоле, а другое прикидывать, как удачнее резануть себе руку, чтобы и кровь была, и кровью сразу не истечь.
А может не надо?
Гвиди глянул на Томаса – может так очухается? Да и метод не стопроцентный, сомнительный, просто потому что никому в голову ещё не пришло написать должную методичку по скорейшему восстановлению вампиров!
Упущение, чтоб его.
Но Томас был неподвижен. Он казался мёртвым, впрочем, так оно и было – смерть была уже с ним давно, не первый десяток лет, не первое столетие, но никогда не забирала полностью. Она давала ему существовать и, как теперь ясно видел Гвиди, без движения от этого существования не оставалось и тени. Если человек пока спит или лежит без сознания, всё равно дышит, как-то подрагивает, то Томас был упокоен – не вздымались ни плечи, ни грудь, ни шевелилось в его теле ничего.
Труп, как есть труп. И он собирался попытаться спасти этот труп.
Колебаться дальше было бы глупо. Гвиди наметил место пореза, и, зажмурившись, резанул себя по коже. Боль обожгла его. Он был живым, и боль напомнила ему об этом, и даже показалась какой-то прекрасной. Но, что важнее, проступила кровь.
Тёмные, тугие капли его крови – его смерть и чужое существование по возможности, проступили на коже.
Гвиди, чувствуя себя полным безумцем, склонился над Томасом и коснулся израненным куском кожи его губ, радуясь тому, что на постоялом дворе мало любопытных – со стороны такое действие было бы очень сложно объяснить.
Ничего как будто бы и не произошло, Гвиди уже подумал о том, что надо еще раз резануть себя по этому месту, когда Томас весь подорвался и вдруг впился в его запястье с такой свирепой жадностью, в которой не было и тени людского. Острые клыки выдвинулись, сверкнули отвратительной белизной, впились в растерзанную руку, полыхнули глаза.
Гвиди честно пытался не орать, но не вышло. Боль побеждала всё. Томас рассказывал ему, что когда вампир охотится, он усыпляет жертву, погружает её в блаженное состояние полусна-полубреда, и тогда она даже не может сопротивляться, и боли тоже не чувствует. Это было совсем не похоже на то, что сейчас испытывал Гвиди. Он пытался вырвать своё запястье, добровольно вроде бы предложенное, и потому к чему был полубред? Но Томас не слышал и не видел его.
И только когда Гвиди качнуло и ему показалось, что рука благословенно отваливается, Томас взглянул на него и пришёл в себя.
– Тьфу…– он оттолкнул его руку. Лицо его становилось прежним, клыки скрывались, угасал огонь в глазах.
Гвиди без сил, в ужасе и отвращении к произошедшему, сполз на пол. Хватит с него геройства!
– Кто тебя просил? – Томас обрушился на него. – Я же мог тебя убить!
– Это я уже понял…
– Кто тебя просил вмешиваться? – Томас никак не мог успокоиться. Он, столько раз сдержавшийся в дни служения Престолу, пил кровь своего последнего друга и единственного соратника! Да, эта кровь была ему предложена добровольно, но от этого она вином не становилась.
– Да пошёл ты! – Гвиди хотелось крикнуть, но крик потонул в шёпоте. Оказалось, что горло пересохло. Он закашлялся.
– Глупец! Безумец! – Томас всё не успокаивался, и когда он вдруг осёкся, Гвиди даже решил, что наконец-то оглох – его выходка перестала ему казаться героизмом сразу, как только Томас впился ему в запястье клыками. Из попытки спасения она стала чем-то мерзким, грязным, от чего ему ещё предстояло оттереть израненную руку.
Но почему замолчал Томас?
– Это странно, – сдавленно сообщил Томас и Гвиди соизволил взглянуть на странность.
Изуродованный, оборванный как будто бы невидимой лапой бок, больше не истекал чернотой. Медленно, словно неспешные бабочки шнуровали, он затягивался, нарастала новая мёртвая плоть…
– Мерзость…– отозвался Гвиди честно и перевязал кровоточащую руку полотенцем, брошенным на пол кем-то…когда-то. – Какая же мерзость.
Гвиди не заметил как жадно проследил за его взглядом Томас. Да, они были друзьями, соратниками, и Гвиди всегда был на его стороне. Но в нём текла тёплая, желанная кровь. И это всегда будет их разделять. Одного от другого. Пропастью.
– Зря ты так, – уже спокойнее сказал Томас. – Ты мог погибнуть. Вампир в болезни себя не контролирует.
Гвиди мотнул головой – он уже понял, к чему говорить-то?
– Но спасибо, – это сказать было сложнее. – Я не был готов к такому вероломству от Сиире и поплатился за это.
Можно было сказать, что он, Гвиди, предупреждал, что не надо лезть на эту встречу, можно было упиваться своей правотой. Но, во-первых, для этого нужны были силы. Во-вторых, разве друзья так поступают? Ну доказал бы он, что был прав, и что бы изменилось? как будто без его ехидства Томас об этом не знал!
– Сколько ещё оно будет восстанавливаться? – спросил Гвиди вместо упрёков и напоминаний о своей правоте. Он чувствовал, как слабость находит на него, и знал, что ни за что не встанет пока с пола. Тем более, сидеть на полу, прислонившись к кровати, оказалось так удобно! Рука ныла, и ещё было жарко от крови, налипшей уже на полотенце, но пока не просочившейся…
Томас покосился на перевязанное запястье, наверное, чуял кровь, но ничего не сказал. Он умел себя держать в руках. Гвиди, однако, понял этот жест и с благодарностью принял ещё одно полотенце от Томаса, завязывая его ещё одним слоем. Рука ныла, невыносимо ныла, и хотелось чего-то холодного, чтобы приложить к ней, чтобы снять эту боль.
– Может сутки…двое, – ответил Томас, пряча взгляд. – Это всё моя вина. Ты мог пострадать там, и мог пострадать здесь.
– Твоя вина, моя вина…какая разница? – осведомился Гвиди, – один чёрт.
– Я попрошу, чтобы тебе принесли что-нибудь поесть, – Томас поднялся, – тебе нужны силы. И, пожалуйста, сделай перевязку.
– Да пошёл ты, – слабо отозвался Гвиди, но всё-таки, когда за Томасом закрылась дверь, принялся освобождать руку. Рана уже не кровоточила, но по нижнему полотенцу растекалось поганое бурое пятно. Придётся уплатить хозяину постоялого двора за испорченную вещицу. Впрочем, это малая забота.
Гвиди смочил слюной свободный от пятен край полотенца, отёр запястье, чтобы наверняка ничего не оставалось, и приложил к нему абсолютно чистое, верхнее полотенце, завязал. Рука отказывалась шевелиться, благо, он порезал левую, не ведущую руку.
Перед тем как войти, Томас постучал. Это не имело отношения к вежливости, просто он хотел не видеть крови своего друга. Гвиди дозволил войти.
Томас принёс ему крепкого мясного бульона, кувшин вина, и большой кусок пирога.
– Тебе нужно всё это съесть, тогда станет легче, – объяснил Томас. – Хозяин был рад видеть меня в здравии.
– Ну хоть кто-то, – буркнул Гвиди. Он хотел взять поднос с едой сам, но рука не позволила ему даже потянуться к нему, отозвалась болью до самого плеча. Томас торопливо поставил всё перед ним.
– Несварение и переедание, – вздохнул Гвиди, но за еду принялся с большой охотой. В этом месте, вопреки всем ожиданиям, вполне прилично готовили.
Еда принесла действительное облегчение. То ли бульон подействовал, то ли вино отозвалось мягкостью, но свершилось неожиданное – рука перестала ныть, и у Гвиди улучшилось настроение, захотелось действовать.
– Почему эта скотина готова сдать всех? Он хочет власти? – он сам заговорил о Сиире, хотя со времени ранения Томаса, и не вспоминал о нём.
– Ему нужна земля Цепеша, – возразил Томас, – но не могу понять для чего. Не в фермеры же он заделывается.
– Я бы на это посмотрел! – хмыкнул Гвиди и поморщился, он неудачно повёл рукой, разгорячившись вином, и та напомнила о том, что она, вообще-то, ранена!
Картинка и впрямь представлялась Гвиди потрясающая. Принц Сиире в гордой повязке от солнца на всю голову, в крестьянской красной рубахе, с косою, выкашивает траву. А на него с умилением оглядываются его люди, подносят ему крынку крови…
– Фу, – Гвиди скривился, вкус крови, как по заказу, отразился на его собственных губах, колыхнул весь рот, подкатил к горлу. Пришлось сделать большой глоток вина, чтобы избавиться от этого вкуса.
– Вино плохое? – встревожился Томас. Он чувствовал себя виноватым.
– Сиире плохо выглядит в моём воображении, – ответил Гвиди, и впервые подумал о том, что вампирская жизнь отвратительна хотя бы от того, что приходится постоянно глотать эту отвратительную кровь.
Стоит оно того? По мнению Гвиди – ни разу!
– С какой стороны ни взгляни, – Томас не оценил слова Гвиди, скорее всего, не понял их или не был склонен к шуткам, – вот с любой – а всё ведёт к Цепешу. Сиире, конечно, всегда на уме, но что же ему от Цепеша надо настолько, что он готов сдать всех своих вампиров мне, лишь бы получить его земли?
– Золото? – предположил Гвиди.
– Сам понял? – спросил Томас мрачно. – На кой чёрт вампирам золото?
– Тогда…магическое что-то? Запас крови? Не знаю…
Гвиди развёл руками.
– Цепеш очень хитро сделан, если Сиире не может к нему подобраться сам, – размышлял Томас. – Нам нужно только понять – хорошо это или плохо? Для нас. Именно для нас, а не для Престола или Сиире.
– Сиире нервничает, – заметил очевидное Гвиди, – это, наверное, хорошо.
– Нам точно нужно встретиться с Цепешем, а он ещё не объявился после нашего пожара.
– И это плохо.
Помолчали.
– Может ещё где пожар устроить? – размышлял Гвиди. – Или не надо?
– Он нам и прошлого не простит, сдаётся, – возразил Томас. – Надо на поклон идти. или как-то его вывести. Не знаю, но надо.
– Главное, чтоб не как с Сиире! – Гвиди знал, что должен был удержаться от смешка, но не смог. Он смертный, ему можно. Томас даже не отреагировал, только криво усмехнулся, демонстрируя отвратительную остроту клыков.
Глава 35. О доверии
Как изменился Зал Совета! Не внешне, конечно, а в содержании. Исчезли Мария Лоу и маркиз Лерайе, и об их участи не было сказано и слова – все и так знали. Впрочем, молчали и об участи князя Малзуса – он просто не появился на заседании. Это было уже удивительно, ведь он был дисциплинирован и обязателен в своих обязательствах, к которым относил и присутствие в Совете.
Цепеш переглянулся с Гриморрэ, желая подкрепить свои подозрения: если князя Малзуса нет на заседании, быть может, его и вовсе нет, ведь отсутствие на него не похоже. Да и характер у князя был неуступчивый, как кто-то когда-то пошутил о нём:
– Характер скифа!
Станет ли такой прогибаться под принца Сиире, который счастливо сел во главе стола, где прежде сидели они равными?
Ответ очевиден и от того лучше не задавать вопроса. Глупцов тут нет. Зато остались сам принц Сиире, по правую руку от него Зенуним…
А когда-то она вызывала у Цепеша симпатию! Теперь же сплошное отвращение. Ей пришлась по душе идея вампирского обновления, братоубийства, переход к каиинизму. Что ж, этого Влад от неё не ожидал, она же не Самигин, который сидел по левую руку от Сиире – тот всегда открыт к переговорам и никогда не принимает опасных решений, он выгадывает, старается со всеми держаться обходительно и мягко.
Такой предаст при первой возможности. Сейчас он на стороне Сиире потому что видит в нём силу. Но собрались сегодня здесь и другие члены Высшего Совета, которые редко появляются на заседаниях, ссылаются на занятость – но сегодня Сиире призвал и их.
Здесь и Рудольф – когда-то он делал карьеру в мире людей, притворялся фокусником и гипнотизером, и, конечно, тут помогали ему его вампирские силы. Несерьёзное занятие для вампира, на взгляд многих посмертных, но сам Рудольф всегда отвечал неизменно:
– Так мы их лучше поймём.
Поймём? Зачем понимать пищу? Зачем понимать тех, кто слабее? Чудак, а не вампир! Но только глупец обманется, попадётся на это чудачество, поверит в него. Рудольф – сильный и хитрый вампир, он всегда знает что делать, когда и как, и никогда не оглядывается на собственный страх.
– Я видел многое, интересного мне уже не покажут, – говорит он в хорошие редкие минуты. Людям говорит, своих вампиров-слуг у него всего трое. А у людей он появляется, меняет страны и лица, шествует то философом, то бродягой, то фокусником…
Сегодня Рудольф смотрел по сторонам, пытаясь угадать пробелы в местах за столом, провалы, в которых, как он точно знал, должны быть соратники. Угадывал он или нет? кто ж знает! Но молчал, ждал, что будет.
Был здесь и граф Балевс. Поэт, писатель, исследователь вампирского Тёмного Закона, предпочитающий уединение. Он редко появлялся на заседаниях, полагая себя больше теоретиком закона, которого привлекают в редких случаях. Граф полагал, что сегодня как раз тот редкий случай, раз его призвали столь настойчивым образом, но атмосфера в зале была больная, напряжённая и сразу становилось ясно: о Законе тут не вспомнят, пока он не будет удобен.
Он тоже молчал, ждал слов Сиире. Положение принца во главе стола, где прежде все были равны, не оставляло никаких сомнений: ветер пойдёт оттуда, а вот о чём этот ветер расскажет? – интрига!
Капитан Ноорт, которого такие же ветра притащили на заседание, о, редкий случай, был недоволен и не скрывал этого недовольства. Он любил море. Море, корабли, солёный ветер. А его вытащили, настояли, пригрозили, напомнили о долге…
Да пропади они все к морскому дьяволу! Он вампир, да, но разве должен он быть предан только ночи? Он и вампиром стал, когда был матросом, а теперь капитан. Удачливый! Хотя команда знает о странностях, знает о том, что днём он почти не выходит из каюты, передавая управление старпому, и из команды, бывало, ходил то один, то другой, с ранами, а на нижней палубе, если путь был долгий, можно было и пленника какого обнаружить.
Но в море ещё не то бывает. Команда была мрачная, проверенная и капитану своему, вопреки всему, верила!
Капитан Ноорт перестукивал пальцами по столешнице, показывал нетерпение, хмурился, в его мыслях были паруса и волны, а не темнота зала, который стал ему ненавистен. Как и бывает то с морскими душами, что выходят на сушу – их качает от твёрдости земли, им неприятна стабильность шага и всё, вообще всё, вызывает в них раздражение и тоску.
Спокойно держался князь Мстислав. Он сидел рядом с капитаном и их контраст был от того отчётливее. Князь Мстислав – лекарь, известный под разными именами в мире людей и под одним своим в мире вампиров, никуда не спешил. До него доходили слухи о том и другом, шелесты и намёки…
В напряжении держались Цепеш и Гриморрэ. Но их напряжение было вызвано тем, что они уже знали, о чём пойдёт речь и понимали как беззащитны. Но куда бежать от Совета? От долга? И потом, если получится привлечь на свою сторону?..
Когда Влад изложил последнее соображение, Гриморрэ только взглянул на него с затаённым сочувствием. Герцог давно уже не верил даже себе, так с чего ему было верить в других?
– Большое спасибо всем, кто отозвался в этот тяжёлый час, – Сиире поднялся со своего места, – мы все вампиры и должны определиться с судьбой нашего общего вампирского рода.
