(*)
¬ ¬– А почему можно вызвать Дьявола, но нельзя вызвать Володыку? – этот вопрос задают, наверное, все новички, так что Азазель отвечать уже приноровился, но с каждым разом всё больше ответ вызывал в нём не иронию, а раздражение. Ну очевидно же…
– На самом деле, все те, кто общался с Дьяволом, за кра-айне редким исключением общались вовсе не с ним, – Азазель усмехается, глядя в вытянувшееся лицо новичка. – Некоторые общались с демонами-глашатаями, некоторые же и вовсе просто психи, которым впору общаться с сами собой, да своей головой.
Новичок разочарованно вздыхает. Что ж, крепись, новоявленное дитя тьмы, то ли ещё будет впереди!
– Это всё, как сказали бы в Людском Царстве, часть этой… – Азазель морщится, пытаясь вспомнить как е оно там называется у этих вертлявых, но сообразительных людишек, которые нашли название, кажется для всего. – Пиар-кампания, во!
– Пиар-кампания? – новичок даже застывает в изумлении. Такого он не ждал.
– У нас даже слоган был, мол, на расстоянии вытянутой руки, – Азазель улыбается, но улыбка тут же пропадает с его лица. Не любит он вспоминать о тех временах, когда приходилось вербовать людей на службу. Тогда они были молоды, глупы, хотели битв, хотели насолить Небесному Царству, а сейчас перемирие держат с двух сторон из последних сил. Уступок за уступком, лишь бы не было чего… потому что та битва будет последней, а они распробовали вкус существования. – Не спрашивай, словом…как тебя?
Азазель легко забывал имена новичков. Зачем их помнить, когда до становления полноценными демонами, хоть и не перворождёнными, не перешедшими из ангелов, ещё очень далёкий путь? Вот когда докажет что его можно запомнить, тогда пожалуйста. Но выполнять рутинную кадровую работу приходится и Азазель ещё не раз спросит как зовут приставленного к нему новичка.
– Вепар, господин, – новичок представляется с достоинством. Ему нравится его грозное имя, и Азазель едва удерживается от желания напомнить, что стало с настоящим Вепаром, который резвился в Людском Царстве, иной раз помогая людям, а иногда топя их корабли. Но это ещё было ничего. Там хотя бы был его личный интерес, а вот другое его хобби вызывало отвращение даже у видавшего жизнь и смерть Азазеля. Вепар любил заражать раны и язвы людей, насылая в них комки переплетённых белых червей, которые цеплялись за плоть и пожирали её на живом ещё человеке. Человек умирает в три дня в по-настоящему адских мучениях. А Вепар? Вепар наблюдает. Такое у него было хобби.
Но терпели. До поры терпели. Пока однажды Люцифер не пожелал узнать как дела у одного из смертных, чьими работами в области философии и поэзии он иногда интересовался, и не нуждается ли тот смертный в чём-нибудь. и выяснил, что этот смертный ушёл…
Черви сожрали его через какую-то пустяковую ранку.
– Хорошее имя, – Азазель качает головой, – но ты, конечно, знаешь, что у нас уже был демон с таким именем и что закончил он плохо?
– Знаю, – новичок кивает, – он сделал глупость. Он завёл себе глупое хобби и за это поплатился. Я не такой. Но имя понравилось.
– Ну хорошо, – Азазель не спорит, хотя, на его взгляд принять имя того, кто ушёл столь бесславно, а конец Вепара был бесславным, Азазель сам видел, плохая примета. Но не демонам судить о приметах. Их изобрели люди, а что демоны, что ангелы почему-то стали некоторым из них следовать. Да и свои придумывать стали.
– Облюдились, – так сказал когда-то Бельфегор, ещё один из первых демонов, шагнувший сам в пропасть за Люцифером, когда во время застолья у него просыпалась соль, и он принялся стучать по столу, чтобы отогнать ссору. Смешно, право слово. Но как-то весело.
Облюдились… все они облюдились.
– Твоя работа на начальном этапе будет состоять в том, чтобы вести списки, – Азазель раскрывает книгу отточенным движением, – это как книга учёта. Только в душах. Некоторые из их получают разрешение покинуть наш мир и сходить в Людское Царство, но никогда их отсутствие не должно быть больше суток. Ты должен записать время ухода, если какая-то душа собирается отсюда, и потом время возвращения. А если душа не возвращается спустя сутки…скажи мне. Или через стража передай.
– И что будет с душой? – новичок любознателен, это и плохо и хорошо. Если будет терпелив и не станет засовывать свою любознательность по поводу и без везде, куда даже не просят, то пойдёт далеко. Хотя Азазель хорошо знает таких любознательных, всё-то им нужно знать, понять и постичь. Но всего не знает никто. Даже Володыка.
– Плохо ей будет, – отвечает Азазель спокойно, – за нею придут. Придут и смирят.
За Азазелем встаёт тень, пока он это говорит. Это не иллюзия. Вепар отшатывается, напуганный этой непрошенной тенью, побеждающей даже рост Азазеля.
– Что такое? – веселится Азазель, а затем оборачивается к тени: – Пока не нужно, иди, добрый друг.
Добрый друг – это, конечно, ирония. Нельзя дружить с рабом. Нельзя дружить с тем, кто уничтожит тебя самого, если ты будешь неугоден. Но Азазель знает, что слова впечатляют новичков, вот и Вепар бледен и зол от собственного страха, бессильно наблюдает за тем как исчезает тень за спиной Азазеля.
– Зачем тогда…зачем отпускать душу, если она может не вернуться? – Вепар обретает слова, но смысл не приходит к нему.
Азазель вздыхает. Любознательность – дурная черта для любого из Царств.
– Так заведено. Это испытание, – объясняет он. – Душа имеет право иногда на привилегии. Но даже ими надо уметь пользоваться.
– Это жестоко, – Вепар ещё человек. Да, у него на голове уже пробиваются демонические рожки, и кто придумал, что все демоны должны быть с рогами? Но нет, каждый второй новичок стремится себе попросить рога. Но он ещё человечинка. У него ещё слишком живо понятие жестокости.
А у Азазеля оно притуплено, сменилось усталостью.
– Ты лучше подумай о том, как работать, – советует Азазель грубо. – Работа вроде несложная, но могу объяснить ещё раз. Нужно?
На самом деле Азазель и правда готов объяснить ещё раз. И два. И даже три. Лучше уж устать, чем потом узнать, что новичок чего-то не понял, но побоялся спросить и натворил дел. Бывало, чего уж…
Богата история Подземного Царства на подвиги и глупости.
– Нет, я всё понял, – заверяет Вепар. Азазель не верит:
– Повтори.
– Я всё понял! – повторяет Вепар, но под внимательным взглядом Азазеля тушуется и повторяет: – есть книга, вроде книги учёта…
Азазель не прерывает. Работа не сложная, спору нет. Но на ней умирает тот жалкий остаток людского, который переходит в перерождённого демона. Там отключается сочувствие к душам. Это первые демоны могут позволить себе сочувствие, Азазель и на себе знает, а перерождённые из людей не могут – им предложили, они согласились, так пусть жрут. Власти надо? Платите. Собою платите.
– Если какие вопросы, лучше сразу спрашивай, – предостерегает Азазель, – сам не придумывай никаких решений, не импровизируй.
В этих словах мольба. Воистину, пусть лучше десять раз сорваться по пустякам, чем один раз какой-нибудь новичок решит, что сам может разобрать какой-нибудь вопрос. Проволочки на данном участке работы бывают редки – даже если душа не возвращается, вся обязанность службы состоит в том, чтобы отследить это и передать Азазелю. Всё! Ничего сложного.
– Хорошо, – соглашается Вепар и когда Азазель думает, что Вепар уже не решится, всё-таки спрашивает: – а почему эта работа?
Они почти все такие. Почему эта работа? Почему не другая? Почему настолько лёгкая? Невдомёк этим перерождённым, что когда-то и сам Азазель с книгой прыгал, отслеживал, когда кадровый голод был лютый…
– А ты чего хочешь, дитя? – интересуется Азазель ласково и Вепар понимает, что дал маху. Это у себя в Людском Царстве при жизни или подобии жизни он мог чего-то требовать от окружающих – повышения, уважения, зарплаты… здесь у него иной путь. И путь начинается с малого, потому что впереди вечность.
– Я могу больше, – всё-таки бурчит Вепар, уже сообразив, что зря подал голос.
– Докажи, – предлагает Азазель.
Он не спорит. Зачем? Это пустое. Настоящие споры нужно вести не с теми, кто ещё два мига назад был человеком. Демоны спорят только между собой, судьбой и ангелами.
Первую неделю Азазель проверяет новичка каждый день. Иногда заходит два раза на дню, пролистывает книгу, всё в порядке. Вепар пыхтит, но терпит. Ему скучно целый день болтаться у пропускной стойки и записывать редкие отбытия-прибытия душ.
Оживление наступает на вторую неделю, когда Азазель заходит раз в два дня. Но тут новинка – тут не вернулась душа! Оживление!
– Больше суток прошло! – у Вепара событие, которых давно не было в его существовании. – Час в час я заметил, через минуту пошёл сюда.
– Отлично, – безэмоционально хвалит Азазель, берёт копию листа из книги учёта и машет рукой, иди, мол.
– И всё? – поражается Вепар.
– А что ты хочешь? Это твоя работа.
– Я же…я же справляюсь, – ему откровенно неприятно, но таков его путь. Это путь демона, да, по секрету, и ангела тоже – путь через пренебрежение. Когда ты проходишь и служишь так, как тебе велят, понемногу обрастая доверием.
– Справляйся дальше, – Азазель равнодушен. Он знает, что на посту даже поговорить не с кем, разве только с дежурным стражем, но и там как повезёт – иные из стражей всего лишь скелеты, так те и не говорят, лишь бряцают костями.
Вепару скучно. Должно быть, он не так себе представлял службу у демонов, когда с радостью соглашался на неё. Наверное, ему, как и всем смертным, виделась власть, огонь и тьма… красивая сказка, до которой надо ещё дорасти.
Третью неделю Азазель заходит лишь два раза. В первый раз Вепар интересуется как там вышло с той, сбежавшей душой?
– Поймали, покромсали, – сообщает Азазель со смешком, – слегка восстановится и заморозим, пусть ждёт до прощения.
И всё. Больше обсуждать нечего. Безысходность стелется в глазах Вепара, но он молчит – кажется, он уже понял суть своей службы и постигает Подземное Царство как то полагается слуге его.
И во второй визит ни слова. Только молча сунутая под нос Азазелю книга.
На четвёртую неделю Азазель заходит лишь раз, но даже не проверяет книгу. Да и не заходит. Останавливается на пороге:
– Всё в порядке?
– В порядке, – соглашается Вепар, и голос его полон тоски и ненависти. Он всё представлял себе не так. В его фантазии не было никакой книги, не было подобной бессмыслицы.
– Ну и отлично! – Азазель покидает Вепара, успевая про себя подумать, что, возможно, этот новичок не так уж и безнадежен.
На пятую неделю Азазель не заходит вовсе – а что, у него дела! И Вепар не передаёт никаких срочных сообщений. Он вообще всю эту неделю почти и не говорит ни с кем – Азазель сменяет стражу на всём обслуживающем уровне – новички есть в разных отделах и им всем полезно помолчать. Тишина – это про тьму, не про свет, пусть привыкают. Тишина – это опасность, ведь в тишине проступают и проступают отчётливо все мысли.
Появляется на шестую.
– Всё в порядке?
– Скучно, – признаётся измученный Вепар, – очень скучно. Это всё, что меня ждёт?
– А что ты хочешь? – интересуется Азазель и быстро, пока Вепар не успевает опомниться, добавляет: – вот видишь! Ты сам не знаешь.
Азазель уходит быстрее, чем Вепар успевает опомниться. Это жестоко, но Азазель готов к такой жестокости, и Вепар должен к ней привыкнуть. Но… не привыкает.
Это Азазель узнаёт на седьмую неделю. Всего лишь на седьмую! Из целой вечности во тьме, что ещё отпущена этому странному миру.
Сначала доносят:
– Новичка-то нет!
Доносят, конечно, злорадно. Это всегда очень весело когда кто-то совершает ошибку, когда грядёт расплата.
Азазель не сдаётся:
– Может приболел!
Но он уже понимает, что всё решено. У новичка случился бунт. Одуревая от тоски, он понял то неправильное, что мутит головы… он решил проявить себя. Решил бунтовать. Мол, бунтовщиком меня оценят! А кто ты, собственно, такой, Вепар, чтобы тебя ценили?
– Нет на месте! Нет на месте! – ликуют призраки – мёртвые, бледные тени. Они радуются движению. Заточённые в Подземном Царстве, ожидающие не то милости его, не то кары, чтобы подняться в мир живых, да и ненадолго, а так, подразниться, чтобы вечность была ещё более невыносимой, они рады чужому поражению.
И тому, что пытался сделать этот новичок.
Вепар рассуждал неверно. Он очень хотел проявить себя и решил, что сдурить, показать себя этаким злодеем будет очень удачной мыслью. Вепар не выдержал даже двух людских месяцев, затосковал и не справился со своею тоской.
Развлёкся тем, что решил похитить книгу учёта душ. Развлёкся и показал себя? Ох, как бы он был разочарован, если бы знал, что книга учета душ давно уже не существует в осязаемом мире. Всё, что написано в ней – отпечатывается сквозь всю тьму. Украсть её нельзя, можно похитить лишь блеклый слепок её из тьмы.
Правда, так было не всегда. Однажды был один демон, который решил порыться в книжонке да так увлекся, что утащил её, реальную, в свой мир. Пришлось проводить перепись душ, потому что единственный экземпляр этот демон благополучно…съел.
– Вкусно было, – оправдывался он, когда его притащили на суд, – сначала было интересно, потом грустно, а потом я решил, что никому не отдам этих пережитых чувств и унесу их с собой.
Бюджета тогда на восстановление всего уничтоженного ушло слишком много, чтобы после этого книга учета душ – их приход-уход существовал лишь в одном мире, который можно потрогать, унести с собою или сожрать.
– Дурак, – Азазель заступается, но без азарта, по привычке. – Проявить себя хотел.
– Возьмёшь эту дурость на себя? – интересуется Люцифер. Ему не надо быть рядом, чтобы говорить. Его голос прекрасно звучит в голове Азазеля. Люцифер всё видит, всё чует и откликается так, как ему удобно. – Будешь отвечать за него?
Азазель мрачнеет. Он знает, где скрывается этот Вепар. Уже сообщили. Забился в уголок, думает, не найдут. Проявил! Не придумал ничего лучше. Дурень…даже злиться сил нет.
Азазель мрачнеет от этой глупости и от того, что она явно не пройдёт бесследно. Сегодня он украдёт книгу, чтобы попытаться заявить о себе. А завтра? Залезет в кабинет Азазеля? Послезавтра съест все конфеты Бельфегора? Он не человек. У него нет права больше на глупость. Он должен действовать как тьма, знать на себе что такое единство и без писка переносить самую унылую вечность, потому что в вечности нет ничего веселого.
– Жаль его, – признаёт Азазель, – я уже думал что он справится.
– Отвечать за него хочешь? – Люцифер далеко и одновременно близко. Он где-то в самом глубинном мраке, куда нет хода без его приглашения и в то же время он повсюду. Повсюду лежат его тени. – Твой ученик ведь… как решишь так и будет.
За мятеж, воровство и неподчинение кара одна и жестокая. Охотник выйдет из тени, пойдёт, ужасая своей поступью даже древних демонов. Потому что охотник тоже из первых…только упав, он отрёк от себя и имя, и славу, и крылья, и даже голову. А отрекая, произнёс последнюю клятву служить закону, тому, который он нашёл справедливым в мятеже Люцифера.
Люцифер не кровожаден. Он ждёт. Может быть ему интересно как решит Азазель, а может он уже далеко – кто ж Самого разберёт?
– Я не хочу за него отвечать, – глупость должна умирать на людском уровне.
¬ ¬– А почему можно вызвать Дьявола, но нельзя вызвать Володыку? – этот вопрос задают, наверное, все новички, так что Азазель отвечать уже приноровился, но с каждым разом всё больше ответ вызывал в нём не иронию, а раздражение. Ну очевидно же…
– На самом деле, все те, кто общался с Дьяволом, за кра-айне редким исключением общались вовсе не с ним, – Азазель усмехается, глядя в вытянувшееся лицо новичка. – Некоторые общались с демонами-глашатаями, некоторые же и вовсе просто психи, которым впору общаться с сами собой, да своей головой.
Новичок разочарованно вздыхает. Что ж, крепись, новоявленное дитя тьмы, то ли ещё будет впереди!
– Это всё, как сказали бы в Людском Царстве, часть этой… – Азазель морщится, пытаясь вспомнить как е оно там называется у этих вертлявых, но сообразительных людишек, которые нашли название, кажется для всего. – Пиар-кампания, во!
– Пиар-кампания? – новичок даже застывает в изумлении. Такого он не ждал.
– У нас даже слоган был, мол, на расстоянии вытянутой руки, – Азазель улыбается, но улыбка тут же пропадает с его лица. Не любит он вспоминать о тех временах, когда приходилось вербовать людей на службу. Тогда они были молоды, глупы, хотели битв, хотели насолить Небесному Царству, а сейчас перемирие держат с двух сторон из последних сил. Уступок за уступком, лишь бы не было чего… потому что та битва будет последней, а они распробовали вкус существования. – Не спрашивай, словом…как тебя?
Азазель легко забывал имена новичков. Зачем их помнить, когда до становления полноценными демонами, хоть и не перворождёнными, не перешедшими из ангелов, ещё очень далёкий путь? Вот когда докажет что его можно запомнить, тогда пожалуйста. Но выполнять рутинную кадровую работу приходится и Азазель ещё не раз спросит как зовут приставленного к нему новичка.
– Вепар, господин, – новичок представляется с достоинством. Ему нравится его грозное имя, и Азазель едва удерживается от желания напомнить, что стало с настоящим Вепаром, который резвился в Людском Царстве, иной раз помогая людям, а иногда топя их корабли. Но это ещё было ничего. Там хотя бы был его личный интерес, а вот другое его хобби вызывало отвращение даже у видавшего жизнь и смерть Азазеля. Вепар любил заражать раны и язвы людей, насылая в них комки переплетённых белых червей, которые цеплялись за плоть и пожирали её на живом ещё человеке. Человек умирает в три дня в по-настоящему адских мучениях. А Вепар? Вепар наблюдает. Такое у него было хобби.
Но терпели. До поры терпели. Пока однажды Люцифер не пожелал узнать как дела у одного из смертных, чьими работами в области философии и поэзии он иногда интересовался, и не нуждается ли тот смертный в чём-нибудь. и выяснил, что этот смертный ушёл…
Черви сожрали его через какую-то пустяковую ранку.
– Хорошее имя, – Азазель качает головой, – но ты, конечно, знаешь, что у нас уже был демон с таким именем и что закончил он плохо?
– Знаю, – новичок кивает, – он сделал глупость. Он завёл себе глупое хобби и за это поплатился. Я не такой. Но имя понравилось.
– Ну хорошо, – Азазель не спорит, хотя, на его взгляд принять имя того, кто ушёл столь бесславно, а конец Вепара был бесславным, Азазель сам видел, плохая примета. Но не демонам судить о приметах. Их изобрели люди, а что демоны, что ангелы почему-то стали некоторым из них следовать. Да и свои придумывать стали.
– Облюдились, – так сказал когда-то Бельфегор, ещё один из первых демонов, шагнувший сам в пропасть за Люцифером, когда во время застолья у него просыпалась соль, и он принялся стучать по столу, чтобы отогнать ссору. Смешно, право слово. Но как-то весело.
Облюдились… все они облюдились.
– Твоя работа на начальном этапе будет состоять в том, чтобы вести списки, – Азазель раскрывает книгу отточенным движением, – это как книга учёта. Только в душах. Некоторые из их получают разрешение покинуть наш мир и сходить в Людское Царство, но никогда их отсутствие не должно быть больше суток. Ты должен записать время ухода, если какая-то душа собирается отсюда, и потом время возвращения. А если душа не возвращается спустя сутки…скажи мне. Или через стража передай.
– И что будет с душой? – новичок любознателен, это и плохо и хорошо. Если будет терпелив и не станет засовывать свою любознательность по поводу и без везде, куда даже не просят, то пойдёт далеко. Хотя Азазель хорошо знает таких любознательных, всё-то им нужно знать, понять и постичь. Но всего не знает никто. Даже Володыка.
– Плохо ей будет, – отвечает Азазель спокойно, – за нею придут. Придут и смирят.
За Азазелем встаёт тень, пока он это говорит. Это не иллюзия. Вепар отшатывается, напуганный этой непрошенной тенью, побеждающей даже рост Азазеля.
– Что такое? – веселится Азазель, а затем оборачивается к тени: – Пока не нужно, иди, добрый друг.
Добрый друг – это, конечно, ирония. Нельзя дружить с рабом. Нельзя дружить с тем, кто уничтожит тебя самого, если ты будешь неугоден. Но Азазель знает, что слова впечатляют новичков, вот и Вепар бледен и зол от собственного страха, бессильно наблюдает за тем как исчезает тень за спиной Азазеля.
– Зачем тогда…зачем отпускать душу, если она может не вернуться? – Вепар обретает слова, но смысл не приходит к нему.
Азазель вздыхает. Любознательность – дурная черта для любого из Царств.
– Так заведено. Это испытание, – объясняет он. – Душа имеет право иногда на привилегии. Но даже ими надо уметь пользоваться.
– Это жестоко, – Вепар ещё человек. Да, у него на голове уже пробиваются демонические рожки, и кто придумал, что все демоны должны быть с рогами? Но нет, каждый второй новичок стремится себе попросить рога. Но он ещё человечинка. У него ещё слишком живо понятие жестокости.
А у Азазеля оно притуплено, сменилось усталостью.
– Ты лучше подумай о том, как работать, – советует Азазель грубо. – Работа вроде несложная, но могу объяснить ещё раз. Нужно?
На самом деле Азазель и правда готов объяснить ещё раз. И два. И даже три. Лучше уж устать, чем потом узнать, что новичок чего-то не понял, но побоялся спросить и натворил дел. Бывало, чего уж…
Богата история Подземного Царства на подвиги и глупости.
– Нет, я всё понял, – заверяет Вепар. Азазель не верит:
– Повтори.
– Я всё понял! – повторяет Вепар, но под внимательным взглядом Азазеля тушуется и повторяет: – есть книга, вроде книги учёта…
Азазель не прерывает. Работа не сложная, спору нет. Но на ней умирает тот жалкий остаток людского, который переходит в перерождённого демона. Там отключается сочувствие к душам. Это первые демоны могут позволить себе сочувствие, Азазель и на себе знает, а перерождённые из людей не могут – им предложили, они согласились, так пусть жрут. Власти надо? Платите. Собою платите.
– Если какие вопросы, лучше сразу спрашивай, – предостерегает Азазель, – сам не придумывай никаких решений, не импровизируй.
В этих словах мольба. Воистину, пусть лучше десять раз сорваться по пустякам, чем один раз какой-нибудь новичок решит, что сам может разобрать какой-нибудь вопрос. Проволочки на данном участке работы бывают редки – даже если душа не возвращается, вся обязанность службы состоит в том, чтобы отследить это и передать Азазелю. Всё! Ничего сложного.
– Хорошо, – соглашается Вепар и когда Азазель думает, что Вепар уже не решится, всё-таки спрашивает: – а почему эта работа?
Они почти все такие. Почему эта работа? Почему не другая? Почему настолько лёгкая? Невдомёк этим перерождённым, что когда-то и сам Азазель с книгой прыгал, отслеживал, когда кадровый голод был лютый…
– А ты чего хочешь, дитя? – интересуется Азазель ласково и Вепар понимает, что дал маху. Это у себя в Людском Царстве при жизни или подобии жизни он мог чего-то требовать от окружающих – повышения, уважения, зарплаты… здесь у него иной путь. И путь начинается с малого, потому что впереди вечность.
– Я могу больше, – всё-таки бурчит Вепар, уже сообразив, что зря подал голос.
– Докажи, – предлагает Азазель.
Он не спорит. Зачем? Это пустое. Настоящие споры нужно вести не с теми, кто ещё два мига назад был человеком. Демоны спорят только между собой, судьбой и ангелами.
***
Первую неделю Азазель проверяет новичка каждый день. Иногда заходит два раза на дню, пролистывает книгу, всё в порядке. Вепар пыхтит, но терпит. Ему скучно целый день болтаться у пропускной стойки и записывать редкие отбытия-прибытия душ.
Оживление наступает на вторую неделю, когда Азазель заходит раз в два дня. Но тут новинка – тут не вернулась душа! Оживление!
– Больше суток прошло! – у Вепара событие, которых давно не было в его существовании. – Час в час я заметил, через минуту пошёл сюда.
– Отлично, – безэмоционально хвалит Азазель, берёт копию листа из книги учёта и машет рукой, иди, мол.
– И всё? – поражается Вепар.
– А что ты хочешь? Это твоя работа.
– Я же…я же справляюсь, – ему откровенно неприятно, но таков его путь. Это путь демона, да, по секрету, и ангела тоже – путь через пренебрежение. Когда ты проходишь и служишь так, как тебе велят, понемногу обрастая доверием.
– Справляйся дальше, – Азазель равнодушен. Он знает, что на посту даже поговорить не с кем, разве только с дежурным стражем, но и там как повезёт – иные из стражей всего лишь скелеты, так те и не говорят, лишь бряцают костями.
Вепару скучно. Должно быть, он не так себе представлял службу у демонов, когда с радостью соглашался на неё. Наверное, ему, как и всем смертным, виделась власть, огонь и тьма… красивая сказка, до которой надо ещё дорасти.
Третью неделю Азазель заходит лишь два раза. В первый раз Вепар интересуется как там вышло с той, сбежавшей душой?
– Поймали, покромсали, – сообщает Азазель со смешком, – слегка восстановится и заморозим, пусть ждёт до прощения.
И всё. Больше обсуждать нечего. Безысходность стелется в глазах Вепара, но он молчит – кажется, он уже понял суть своей службы и постигает Подземное Царство как то полагается слуге его.
И во второй визит ни слова. Только молча сунутая под нос Азазелю книга.
На четвёртую неделю Азазель заходит лишь раз, но даже не проверяет книгу. Да и не заходит. Останавливается на пороге:
– Всё в порядке?
– В порядке, – соглашается Вепар, и голос его полон тоски и ненависти. Он всё представлял себе не так. В его фантазии не было никакой книги, не было подобной бессмыслицы.
– Ну и отлично! – Азазель покидает Вепара, успевая про себя подумать, что, возможно, этот новичок не так уж и безнадежен.
На пятую неделю Азазель не заходит вовсе – а что, у него дела! И Вепар не передаёт никаких срочных сообщений. Он вообще всю эту неделю почти и не говорит ни с кем – Азазель сменяет стражу на всём обслуживающем уровне – новички есть в разных отделах и им всем полезно помолчать. Тишина – это про тьму, не про свет, пусть привыкают. Тишина – это опасность, ведь в тишине проступают и проступают отчётливо все мысли.
Появляется на шестую.
– Всё в порядке?
– Скучно, – признаётся измученный Вепар, – очень скучно. Это всё, что меня ждёт?
– А что ты хочешь? – интересуется Азазель и быстро, пока Вепар не успевает опомниться, добавляет: – вот видишь! Ты сам не знаешь.
Азазель уходит быстрее, чем Вепар успевает опомниться. Это жестоко, но Азазель готов к такой жестокости, и Вепар должен к ней привыкнуть. Но… не привыкает.
Это Азазель узнаёт на седьмую неделю. Всего лишь на седьмую! Из целой вечности во тьме, что ещё отпущена этому странному миру.
Сначала доносят:
– Новичка-то нет!
Доносят, конечно, злорадно. Это всегда очень весело когда кто-то совершает ошибку, когда грядёт расплата.
Азазель не сдаётся:
– Может приболел!
Но он уже понимает, что всё решено. У новичка случился бунт. Одуревая от тоски, он понял то неправильное, что мутит головы… он решил проявить себя. Решил бунтовать. Мол, бунтовщиком меня оценят! А кто ты, собственно, такой, Вепар, чтобы тебя ценили?
– Нет на месте! Нет на месте! – ликуют призраки – мёртвые, бледные тени. Они радуются движению. Заточённые в Подземном Царстве, ожидающие не то милости его, не то кары, чтобы подняться в мир живых, да и ненадолго, а так, подразниться, чтобы вечность была ещё более невыносимой, они рады чужому поражению.
И тому, что пытался сделать этот новичок.
Вепар рассуждал неверно. Он очень хотел проявить себя и решил, что сдурить, показать себя этаким злодеем будет очень удачной мыслью. Вепар не выдержал даже двух людских месяцев, затосковал и не справился со своею тоской.
Развлёкся тем, что решил похитить книгу учёта душ. Развлёкся и показал себя? Ох, как бы он был разочарован, если бы знал, что книга учета душ давно уже не существует в осязаемом мире. Всё, что написано в ней – отпечатывается сквозь всю тьму. Украсть её нельзя, можно похитить лишь блеклый слепок её из тьмы.
Правда, так было не всегда. Однажды был один демон, который решил порыться в книжонке да так увлекся, что утащил её, реальную, в свой мир. Пришлось проводить перепись душ, потому что единственный экземпляр этот демон благополучно…съел.
– Вкусно было, – оправдывался он, когда его притащили на суд, – сначала было интересно, потом грустно, а потом я решил, что никому не отдам этих пережитых чувств и унесу их с собой.
Бюджета тогда на восстановление всего уничтоженного ушло слишком много, чтобы после этого книга учета душ – их приход-уход существовал лишь в одном мире, который можно потрогать, унести с собою или сожрать.
– Дурак, – Азазель заступается, но без азарта, по привычке. – Проявить себя хотел.
– Возьмёшь эту дурость на себя? – интересуется Люцифер. Ему не надо быть рядом, чтобы говорить. Его голос прекрасно звучит в голове Азазеля. Люцифер всё видит, всё чует и откликается так, как ему удобно. – Будешь отвечать за него?
Азазель мрачнеет. Он знает, где скрывается этот Вепар. Уже сообщили. Забился в уголок, думает, не найдут. Проявил! Не придумал ничего лучше. Дурень…даже злиться сил нет.
Азазель мрачнеет от этой глупости и от того, что она явно не пройдёт бесследно. Сегодня он украдёт книгу, чтобы попытаться заявить о себе. А завтра? Залезет в кабинет Азазеля? Послезавтра съест все конфеты Бельфегора? Он не человек. У него нет права больше на глупость. Он должен действовать как тьма, знать на себе что такое единство и без писка переносить самую унылую вечность, потому что в вечности нет ничего веселого.
– Жаль его, – признаёт Азазель, – я уже думал что он справится.
– Отвечать за него хочешь? – Люцифер далеко и одновременно близко. Он где-то в самом глубинном мраке, куда нет хода без его приглашения и в то же время он повсюду. Повсюду лежат его тени. – Твой ученик ведь… как решишь так и будет.
За мятеж, воровство и неподчинение кара одна и жестокая. Охотник выйдет из тени, пойдёт, ужасая своей поступью даже древних демонов. Потому что охотник тоже из первых…только упав, он отрёк от себя и имя, и славу, и крылья, и даже голову. А отрекая, произнёс последнюю клятву служить закону, тому, который он нашёл справедливым в мятеже Люцифера.
Люцифер не кровожаден. Он ждёт. Может быть ему интересно как решит Азазель, а может он уже далеко – кто ж Самого разберёт?
– Я не хочу за него отвечать, – глупость должна умирать на людском уровне.
