«Так близятся тени»
Anna Raven (Богодухова А.С.)
Май, 2024
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Мария-Антуанетта – лишённая всех почестей, славы, привилегий и корон бывшая королева Франции – замученная и несчастная женщина, оставленная на исход судьбы, не знающая даже судеб своих детей. Осуждена Конвентом во время Великой Французской Революции. Казнена на гильотине 16 октября 1793 года в возрасте 37 лет.
Добрая Женщина – неизвестная, может быть даже выдуманная страхом и неизвестностью последняя добродетель последней тюрьмы Марии-Антуанетты
Солдаты
Тени
Сцена 1.1
Тюрьма. Камера. Тяжёлые каменные стены давят, воздуха кажется совсем мало от их мрачности и сырости. Где-то почти над потолком небольшое зарешеченное окошко, через которое проникает раздражающий солнечный свет. В самой камере небольшой шаткий стол, видавший лучшие времена, такого же убого вида постель (на ней лишь один проеденный сыростью матрас), какое-то подобие подушки и покрывала, на постели худая бледная женщина с заострёнными болезненными чертами лица, в которой едва можно узнать ещё недавно блиставшую королеву – Марию-Антуанетту.
Мария-Антуанетта кажется старше своих лет, несчастье и болезненная бледность старят её черты, не добавляет молодости и перештопанное чёрное платье. Ещё одно платье – белое, бережно подвязано в углу постели, Мария-Антуанетта уже прекрасно знает где оно может понадобиться. Там же заготовлены бельё, чепец, пара лент…
Камера нагрубо и наспех поделена на части чем-то вроде занавески. Это строгий надзор – тут периодически остаются Солдаты, приставленные к бывшей королеве.
Мария-Антуанетта лежит в постели, её глаза прикрыты, но она не спит. Она следит за солнечным лучиком, который проник в мрачность камня последней тюрьмы и теперь скользит, словно живой и может ещё согреть что-то в её мире. Она лежит, не имея сил шевельнуться – одно неровное движение и лучик может исчезнуть.
Но он исчезает. Что-то колеблется за окном, на улице, где отделяется жизнь от дожития и на лучик нападает тень, подминая его неуверенный свет. В камере заметно темнеет. Мария-Антуанетта вздрагивает – в этом ей видится знак рока.
Мария-Антуанетта.
Мне видится тень –
Ужас то или явь?
Я будто во сне
Этот видела день,
Если так – сон, оставь!
Оставь муки мне.
Ей не хочется вставать, но она берёт себя в руки и поднимается с тюремного ложа. Лучик солнца, напуганный тенью, возвращается. Теперь он освещает стол и часть камеры. Мария-Антуанетта смотрит на него – видит и не видит одновременно. Что-то этот луч ей напоминает, что-то из прошлой жизни – драгоценные камни? Зеркала? Блеск вин?..
Я заслужила, я приму
Как водится и знается.
Я плачу и тени молю…
Осекается, закрывает глаза руками, в её памяти остаётся только один, далёкий, но, видимо, единственный образ, в котором она ещё может найти защиту.
Мама, если что-то могу,
Если что-то решается…
Отнимает руки от лица, овладевает собой.
Какое благо: ты не видишь дочь свою.
Оглядывает камеру, словно старается взглянуть на неё со стороны, не как постоянная заключённая, а как гостья.
Ты была бы в ужасе, мама!
От этих стен, людей и меня,
Ты увидела б улицы злые…
Нет, нет, это путь отчаяния – Мария-Антуанетта знает это и снова овладевает собой, не позволяя уйти в отчаяние с концами.
Нет, не слушай – мне воздуха мало,
И всё ж не об этом я –
Они всегда мне словно чужие.
Но я тут была, я тут алела,
Я тут умру – всё начертано ясно.
Солнечный лучик снова теряется. Мария-Антуанетта даже вскакивает – неловко и как-то уже без грации, словно бы этот лучик ещё что-то значит. Тень на стене отступает при движении её тела и всё-таки выпускает на миг спрятавшийся и пропавший лучик.
Мне на стене утешения тень.
Мама, ты же знаешь – я б не посмела,
Ведь жизнь мне казалась прекрасной,
Но отчётливо близился день…
Образы в мыслях и в реальности уже давно путают Марию-Антуанетту и сейчас, когда не перед кем ей держаться, она выдаёт эту путаницу.
Я плачу без слёз – я умею,
Не смотри на меня из увядших теней!
Не жди – меня не пугает ночь,
Что мне она? Она слабеет,
И уводит тени блеклых дней.
Мария-Антуанетта снова опускается на кровать.
Какое благо: ты свою не видишь дочь!
В этом горькая усмешка самой себе.
Сцена 1.2
Мария-Антуанетта спохватывается. В тишине тюремной камеры слышно как оживает утро. Она знает, что скоро у неё появятся непрошенные гости, но она не желает представать перед ними в дурном виде или униженной, просящей.
Она начинает приводить себя в порядок – насколько это ей ещё дозволено. Бодрится и внутренне.
Мария-Антуанетта.
Нет! сдаваться не буду,
Не смею, не стану!
Всё мне нужно пройти.
Богу все мы подсудны,
И пусть я устала
Искать его перст в пути…
Всё это ничего, и всё это она способна преодолеть и даже в том дала себе зарок. Она приводит волосы в приличный вид, оправляет одежду. Движения её неумелые, сразу очевидно, что она никогда сама и не занималась собой.
Я выдержу! Надо –
Иначе ни чести, ни силы не будет.
Не будет даже меня со мной.
Мерещится: чёрным адом
Стали стены, а псами стали все судьи,
Что посланы судьбой.
Упорство Марии-Антуанетты неутомимо. Она приводит себя в приличный вид – это единственный способ отвлечения от реальности, единственная попытка схватиться за что-то знакомое.
Пусть мысли немеют,
Пусть отчаянье травит,
Я не дам, не позволю им!
Мысли и страх надежд не греют,
Никто моих стен не исправит,
Не поможет родным.
Она тренирует улыбку на губах. Надо быть королевой, оставаться ею даже без венца.
Всё, что осталось –
Презреть усталость,
Бодрости фальшь обрести.
Это жалкая малость,
Это тоньше, чем слабость,
Без Бога мне нет пути!
Губы её шепчут молитву, но недолго. Занавеска подёргивается тенями, вскоре за нею показываются Солдаты.
Сцена 1.3
Солдаты приходят с очередным обыском. Кое-кто из них, под тяжестью молодости и злости, выполняет свои обязанности рьяно, кое-кто уже устав – ну какой вред или какую опасность можно ждать от сверженной, заточённой королевы? Мария-Антуанетта, однако, не может сдержать раздосадованного вздоха – эти обыски, эти солдаты надоели ей. Она не может к ним привыкнуть.
В голосе её прорезается высокомерное пренебрежение.
Мария-Антуанетта.
Это было бы даже смешно,
Если бы я так не устала!
Солдаты продолжают обыск – проверяют крепость решёток, стол, нехитрую мебель на два и на три раза. Мария-Антуанетта стоит, скрестив руки на груди, ограждая себя от их присутствия.
Солдат 1.
Приказ есть приказ, закон!
Насмешливо.
Или закон не по нраву?
Мария-Антуанетта спохватывается – не всё ей стоит говорить, каждое её слово должно быть взвешенным!
Мария-Антуанетта (устало и равнодушно).
Делайте то, что велено вам,
Я здесь всему подчиняюсь.
Солдат 2.
Мы не верим лжи словам,
Мы здесь власть!
Он молод. Ему хочется крушить. Крушить старый мир и его прямое явление – бывшую королеву.
Мария-Антуанетта.
Я не забываюсь!
Во мне противления нет,
Хотя я вижу унижение…
Она пытается смягчить этого солдата. Он ей безразличен, но он – отражение эпохи, отражение толпы и она чувствует необходимость попробовать наладить диалог.
Солдат 3.
Это всё короны след,
Слепит тех, кто не ведал теней.
Солдат 3 уже подустал от своих обязанностей. В королеве он видит не главное зло, а такую же жертву, но не выказывает ей откровенного сочувствия, однако и тоном своим унимает Солдата 2.
Мария-Антуанетта.
Делайте то, что велено вам,
Я всё стерплю, лишь раз ответьте…
Она чувствует, что Солдат 3 ещё как-то расположено к диалогу.
Солдат1 (ехидно).
Что говорят по площадям?
Мария-Антуанетта.
Нет! что там…мои дети?
Солдат 2 (с насмешкой).
Того не велено знать!
Солдат 3 (подтверждает).
О том нельзя…
Мария-Антуанетта.
Прошу! Я мать,
Неужто вам не понять меня?
Солдат 1.
Когда бы нас все понимали,
Когда бы мы не голодали,
Когда б не знали про пиры…
Мария-Антуанетта бледнеет, но не надежда ещё живёт в ней.
Услужить бы было можно.
Солдат 2.
А сейчас сердца пусты,
Столько лет питались ложью!
А сейчас пожальте – мать!
Он смеётся, но смех его нерадостный.
Солдат 1.
Не здесь-то надо выступать.
Обыскали? Ну пошли же.
Да ступайте же потише!
Солдат 2 (весел и яростен).
До встречи скорой что ли, а?
Солдаты смеются.
Солдат 3.
Вот дурная голова!
Пересмеиваясь, снова уходят за занавеской, их тени недолго висят на грубой ткани, разделяющей камеру на два участка, вскоре тени опадают, словно даже они теряют интерес к королеве.
Мария-Антуанетта.
Обыск?! Преступное слово!
Каждый раз опять и снова,
Но слезы я не пролью.
Я всё выдержу, стерплю,
Весь позор, всю злость, весь яд,
Я стерплю презренья взгляд.
Я стерплю, пусть вера – мрамор,
Пусть истреплется…так странно.
Сцена 1.4
Мария-Антуанетта обнимает себя за плечи, её взгляд растерянно блуждает по стене – той единственной стене, где наверху, почти под самым, хоть и низким, но всё-таки потолком, есть кусочек неба. Она погружена в размышления.
Мария-Антуанетта.
Холод вынести? Что ж,
Это ещё совсем ничего.
Ко всему привыкают люди.
Ничего, что ветер как нож,
Ведь он режет того,
Кто ветру подсуден.
Встряхивается. Надо навести порядок. Всё-таки, самое важное – сохранить себя для себя же. неумело, сбиваясь в каждом движении, Мария-Антуанетта возвращает камере прежний вид.
Голод? Его не ощущаю,
У горла муть одна,
Что болото встала.
И я даже сейчас не знаю,
Когда я голодна,
Я для того уже устала.
Её потряхивает – от ужаса ли? От скрытой болезни?
Унижение? Это ничто,
Без платьев, каменьев, почёта,
Нет, это не страшит!
Я здесь слишком давно,
Чтоб жалеть о чём-то,
Что не значит сейчас для души.
Голоса Солдат разбредают её мысли. Она вздрагивает, но они не заходят к ней, они заняты каким-то обсуждением, которое ей никак не понять.
Страх мой ныне иной –
Он душу пронзает.
Не даёт вздохнуть мне!
Плавит ядом – иглой,
Неизвестностью злобной травит:
Что с детьми? И что будет со мной?
Щёки её алеют.
Неизвестность страшна,
Неизвестность коварна,
Неизвестность мне мир.
Я не знаю даже когда голодна,
И вера – распавшийся мрамор,
В исходе самых последних сил.
Сцена 1.5
У Марии-Антуанетты посетитель – Добрая Женщина. Сначала слышится её громкий, лишённый стеснения голос – она пересмеивается с солдатами, затем и тень её – объёмная и нескладная, появляется на простыне, делящей камеру, потом появляется и обладательница этой тени.
Она полна жизни, хотя у неё заметные круги под глазами, и уже сетка морщин. Марию-Антуанетту она встречает как старую знакомую, перед которой вроде бы и склоняется, а вроде бы и равные, но так – поднимается что-то ещё в душе такое, помнящее.
Мария-Антуанетта улыбается против воли. Живые, ловкие движения женщины, вносящей накрытое полотенцем блюдо, возвращает и её саму к жизни. Пусть ненадолго, пусть иллюзорно, но всё же, всё же – это живое лицо.
Добрая Женщина.
О, какое суровое место,
Каждый раз удивляюсь!
Неужели нет сердца
у тех…простите, я забываюсь.
Она расставляет, раскрывает блюдо, не заботясь о том, что Антуанетта ей даже не отвечает.
Немного бульона для вас!
Это не то, чтоб довольно…
Смущается.
Но хоть что-то, что утешит час,
Согреет – от холода больно!
Лишь немного бульона, прошу,
Возьмите, он ещё помнит тепло.
Мария-Антуанетта не отказывается. Она садится за бульон, но ложкой лишь черпает по содержимому – ей непривычно столь пустое и невкусное блюдо, но есть ли из чего выбирать? Впрочем, у неё всё равно нет аппетита, но и желания обижать эту женщину тоже.
Возьмите, холод подобен ножу,
Я знаю – это всё не то.
Мария-Антуанетта вздрагивает, но берёт себя в руки. Эта женщина, возможно, одно из последних проявлений милосердия! И нужно, нужно держать её рядом, не терять её расположения.
Мария-Антуанетта.
Спасибо, доброе сердце,
и спасибо тебе за доброту.
Это жуткое, тёмное место,
Но гонит бульон темноту.
Добрая Женщина улыбается, словно добрый знак ей слова павшей королевы, и уходит от неё. Мария-Антуанетта задумчиво остаётся мучиться над бульоном.
Сцена 1.6
Бульон золотистый, крепкий, но Марию-Антуанетту всё ещё мутит. Однако она усердно пытается найти ложкой не то смысл, не то спасение в этом бульоне, зачёрпывает его, и никак не может проглотить.
Мария-Антуанетта.
Когда-то были чувства,
Не верю что у меня,
Что я искала безумства,
Любовалась приходом дня.
Когда-то вкус вина
Меня грел, веселил,
Я ли это? чужая «она»,
Когда сегодняшняя без сил!
Мучиться дальше нельзя и Мария-Антуанетта отодвигает тарелку в сторону. Хватит. Она не может есть – в горле ком.
Нет вкуса, нет чувства,
Ничего, ни-че-го.
Тревожные сны о безумствах,
Что не со мною, где-то давно.
Я была? Не узнаю.
Весел мир, безумьем пьян.
Я иногда вспоминаю
Сегодня, где есть только rien.
Отодвигает тарелку на самый край – даже запах вызывает у неё помутнение, поднимается.
Сцена 1.7
Солнечный луч движется по её камере, дразнит своей жизнью, подвижностью. Мария-Антуанетта наблюдает за ним в оцепенении: ей не верится, что там, за стенами тюрьмы, ещё есть жизнь, какое-то тепло, какая-то надежда. Ничего из этого уже нет для неё.
Мария-Антуанетта.
Я не верю, не верю,
Что там есть тепло и свет,
Что солнце кого-то греет,
Что кто-то надеждой согрет.
Нет, не верю – не могу,
Так холодно, холодно тут.
Она обнимает себя за плечи и заставляет отвернуться от освещённой солнечным лучиком стены. Ни к чему смотреть на солнце, когда его не осталось для тебя.
Я знаю, я скоро умру,
И близок уж Бога суд.
Медленно ходит по камере, движения её неловкие, неуверенные. Она не мечется, она обречена и измотана.
Его я страшусь –
Остальное под ногами.
Я не вернусь,
Изгнанная палачами.
Подходит к занавеске, делящей её камеру, там, за нею, люди. Но какие! Она их боится, не понимает, а они не понимают и презирают её.
Нет, я не верю –
Так не бывает.
Солнце не греет,
Лишь замерзает!
Отходит от занавески, ей не надо туда, за эту черту.
Нет, не только меня
Хоронит оно
В безнадёжности дня,
В тюрьме, где темно.
Останавливается, задумчиво смотрит по стенам. Солнечный лучик на самм верху.
Нет, не верю…почему
Наш мир не качается под ними?
Они плетут клевету,
Упиваясь слезами чужими.
Бредёт к постели – всё равно ведь больше некуда.
Нет, я не верю, что день
Где-то ещё не погас.
Всё ведь тень, и только тень,
Как близок ужасный час.
Отряхивает постель неловкой рукой, кое-как укладывается, не заботясь о попытке найти комфортное положение.
Нет, не верю, что есть тепло,
Что радостью сердце бьётся.
Есть только стены – в них темно,
И нет и капельки солнца…
А солнечного лучика и правда больше нет. убежал, а может скрыла его тень туч? Это неведомо Марии-Антуанетте, она лежит, прикрыв глаза.
Сцена 1.8
Мария-Антуанетта между сном и явью. Голос её то глух и совсем пропадает, то дрожит…
Мария-Антуанетта.
Дети мои! Бедные дети,
До вздоха каждого я с вами.
После всего, через посмертие,
Мысли мои вам станут тенями.
Ей кажется, что по стенам уже есть тени – имеющие облик смутных знакомых фигур, они окружают её жалкую камеру, ползут по стенам, перетягиваясь всё ближе и ближе к ней. Но ей не страшно – иллюзий нет. За смерть не страшно.
Anna Raven (Богодухова А.С.)
Май, 2024
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Мария-Антуанетта – лишённая всех почестей, славы, привилегий и корон бывшая королева Франции – замученная и несчастная женщина, оставленная на исход судьбы, не знающая даже судеб своих детей. Осуждена Конвентом во время Великой Французской Революции. Казнена на гильотине 16 октября 1793 года в возрасте 37 лет.
Добрая Женщина – неизвестная, может быть даже выдуманная страхом и неизвестностью последняя добродетель последней тюрьмы Марии-Антуанетты
Солдаты
Тени
Сцена 1.1
Тюрьма. Камера. Тяжёлые каменные стены давят, воздуха кажется совсем мало от их мрачности и сырости. Где-то почти над потолком небольшое зарешеченное окошко, через которое проникает раздражающий солнечный свет. В самой камере небольшой шаткий стол, видавший лучшие времена, такого же убого вида постель (на ней лишь один проеденный сыростью матрас), какое-то подобие подушки и покрывала, на постели худая бледная женщина с заострёнными болезненными чертами лица, в которой едва можно узнать ещё недавно блиставшую королеву – Марию-Антуанетту.
Мария-Антуанетта кажется старше своих лет, несчастье и болезненная бледность старят её черты, не добавляет молодости и перештопанное чёрное платье. Ещё одно платье – белое, бережно подвязано в углу постели, Мария-Антуанетта уже прекрасно знает где оно может понадобиться. Там же заготовлены бельё, чепец, пара лент…
Камера нагрубо и наспех поделена на части чем-то вроде занавески. Это строгий надзор – тут периодически остаются Солдаты, приставленные к бывшей королеве.
Мария-Антуанетта лежит в постели, её глаза прикрыты, но она не спит. Она следит за солнечным лучиком, который проник в мрачность камня последней тюрьмы и теперь скользит, словно живой и может ещё согреть что-то в её мире. Она лежит, не имея сил шевельнуться – одно неровное движение и лучик может исчезнуть.
Но он исчезает. Что-то колеблется за окном, на улице, где отделяется жизнь от дожития и на лучик нападает тень, подминая его неуверенный свет. В камере заметно темнеет. Мария-Антуанетта вздрагивает – в этом ей видится знак рока.
Мария-Антуанетта.
Мне видится тень –
Ужас то или явь?
Я будто во сне
Этот видела день,
Если так – сон, оставь!
Оставь муки мне.
Ей не хочется вставать, но она берёт себя в руки и поднимается с тюремного ложа. Лучик солнца, напуганный тенью, возвращается. Теперь он освещает стол и часть камеры. Мария-Антуанетта смотрит на него – видит и не видит одновременно. Что-то этот луч ей напоминает, что-то из прошлой жизни – драгоценные камни? Зеркала? Блеск вин?..
Я заслужила, я приму
Как водится и знается.
Я плачу и тени молю…
Осекается, закрывает глаза руками, в её памяти остаётся только один, далёкий, но, видимо, единственный образ, в котором она ещё может найти защиту.
Мама, если что-то могу,
Если что-то решается…
Отнимает руки от лица, овладевает собой.
Какое благо: ты не видишь дочь свою.
Оглядывает камеру, словно старается взглянуть на неё со стороны, не как постоянная заключённая, а как гостья.
Ты была бы в ужасе, мама!
От этих стен, людей и меня,
Ты увидела б улицы злые…
Нет, нет, это путь отчаяния – Мария-Антуанетта знает это и снова овладевает собой, не позволяя уйти в отчаяние с концами.
Нет, не слушай – мне воздуха мало,
И всё ж не об этом я –
Они всегда мне словно чужие.
Но я тут была, я тут алела,
Я тут умру – всё начертано ясно.
Солнечный лучик снова теряется. Мария-Антуанетта даже вскакивает – неловко и как-то уже без грации, словно бы этот лучик ещё что-то значит. Тень на стене отступает при движении её тела и всё-таки выпускает на миг спрятавшийся и пропавший лучик.
Мне на стене утешения тень.
Мама, ты же знаешь – я б не посмела,
Ведь жизнь мне казалась прекрасной,
Но отчётливо близился день…
Образы в мыслях и в реальности уже давно путают Марию-Антуанетту и сейчас, когда не перед кем ей держаться, она выдаёт эту путаницу.
Я плачу без слёз – я умею,
Не смотри на меня из увядших теней!
Не жди – меня не пугает ночь,
Что мне она? Она слабеет,
И уводит тени блеклых дней.
Мария-Антуанетта снова опускается на кровать.
Какое благо: ты свою не видишь дочь!
В этом горькая усмешка самой себе.
Сцена 1.2
Мария-Антуанетта спохватывается. В тишине тюремной камеры слышно как оживает утро. Она знает, что скоро у неё появятся непрошенные гости, но она не желает представать перед ними в дурном виде или униженной, просящей.
Она начинает приводить себя в порядок – насколько это ей ещё дозволено. Бодрится и внутренне.
Мария-Антуанетта.
Нет! сдаваться не буду,
Не смею, не стану!
Всё мне нужно пройти.
Богу все мы подсудны,
И пусть я устала
Искать его перст в пути…
Всё это ничего, и всё это она способна преодолеть и даже в том дала себе зарок. Она приводит волосы в приличный вид, оправляет одежду. Движения её неумелые, сразу очевидно, что она никогда сама и не занималась собой.
Я выдержу! Надо –
Иначе ни чести, ни силы не будет.
Не будет даже меня со мной.
Мерещится: чёрным адом
Стали стены, а псами стали все судьи,
Что посланы судьбой.
Упорство Марии-Антуанетты неутомимо. Она приводит себя в приличный вид – это единственный способ отвлечения от реальности, единственная попытка схватиться за что-то знакомое.
Пусть мысли немеют,
Пусть отчаянье травит,
Я не дам, не позволю им!
Мысли и страх надежд не греют,
Никто моих стен не исправит,
Не поможет родным.
Она тренирует улыбку на губах. Надо быть королевой, оставаться ею даже без венца.
Всё, что осталось –
Презреть усталость,
Бодрости фальшь обрести.
Это жалкая малость,
Это тоньше, чем слабость,
Без Бога мне нет пути!
Губы её шепчут молитву, но недолго. Занавеска подёргивается тенями, вскоре за нею показываются Солдаты.
Сцена 1.3
Солдаты приходят с очередным обыском. Кое-кто из них, под тяжестью молодости и злости, выполняет свои обязанности рьяно, кое-кто уже устав – ну какой вред или какую опасность можно ждать от сверженной, заточённой королевы? Мария-Антуанетта, однако, не может сдержать раздосадованного вздоха – эти обыски, эти солдаты надоели ей. Она не может к ним привыкнуть.
В голосе её прорезается высокомерное пренебрежение.
Мария-Антуанетта.
Это было бы даже смешно,
Если бы я так не устала!
Солдаты продолжают обыск – проверяют крепость решёток, стол, нехитрую мебель на два и на три раза. Мария-Антуанетта стоит, скрестив руки на груди, ограждая себя от их присутствия.
Солдат 1.
Приказ есть приказ, закон!
Насмешливо.
Или закон не по нраву?
Мария-Антуанетта спохватывается – не всё ей стоит говорить, каждое её слово должно быть взвешенным!
Мария-Антуанетта (устало и равнодушно).
Делайте то, что велено вам,
Я здесь всему подчиняюсь.
Солдат 2.
Мы не верим лжи словам,
Мы здесь власть!
Он молод. Ему хочется крушить. Крушить старый мир и его прямое явление – бывшую королеву.
Мария-Антуанетта.
Я не забываюсь!
Во мне противления нет,
Хотя я вижу унижение…
Она пытается смягчить этого солдата. Он ей безразличен, но он – отражение эпохи, отражение толпы и она чувствует необходимость попробовать наладить диалог.
Солдат 3.
Это всё короны след,
Слепит тех, кто не ведал теней.
Солдат 3 уже подустал от своих обязанностей. В королеве он видит не главное зло, а такую же жертву, но не выказывает ей откровенного сочувствия, однако и тоном своим унимает Солдата 2.
Мария-Антуанетта.
Делайте то, что велено вам,
Я всё стерплю, лишь раз ответьте…
Она чувствует, что Солдат 3 ещё как-то расположено к диалогу.
Солдат1 (ехидно).
Что говорят по площадям?
Мария-Антуанетта.
Нет! что там…мои дети?
Солдат 2 (с насмешкой).
Того не велено знать!
Солдат 3 (подтверждает).
О том нельзя…
Мария-Антуанетта.
Прошу! Я мать,
Неужто вам не понять меня?
Солдат 1.
Когда бы нас все понимали,
Когда бы мы не голодали,
Когда б не знали про пиры…
Мария-Антуанетта бледнеет, но не надежда ещё живёт в ней.
Услужить бы было можно.
Солдат 2.
А сейчас сердца пусты,
Столько лет питались ложью!
А сейчас пожальте – мать!
Он смеётся, но смех его нерадостный.
Солдат 1.
Не здесь-то надо выступать.
Обыскали? Ну пошли же.
Да ступайте же потише!
Солдат 2 (весел и яростен).
До встречи скорой что ли, а?
Солдаты смеются.
Солдат 3.
Вот дурная голова!
Пересмеиваясь, снова уходят за занавеской, их тени недолго висят на грубой ткани, разделяющей камеру на два участка, вскоре тени опадают, словно даже они теряют интерес к королеве.
Мария-Антуанетта.
Обыск?! Преступное слово!
Каждый раз опять и снова,
Но слезы я не пролью.
Я всё выдержу, стерплю,
Весь позор, всю злость, весь яд,
Я стерплю презренья взгляд.
Я стерплю, пусть вера – мрамор,
Пусть истреплется…так странно.
Сцена 1.4
Мария-Антуанетта обнимает себя за плечи, её взгляд растерянно блуждает по стене – той единственной стене, где наверху, почти под самым, хоть и низким, но всё-таки потолком, есть кусочек неба. Она погружена в размышления.
Мария-Антуанетта.
Холод вынести? Что ж,
Это ещё совсем ничего.
Ко всему привыкают люди.
Ничего, что ветер как нож,
Ведь он режет того,
Кто ветру подсуден.
Встряхивается. Надо навести порядок. Всё-таки, самое важное – сохранить себя для себя же. неумело, сбиваясь в каждом движении, Мария-Антуанетта возвращает камере прежний вид.
Голод? Его не ощущаю,
У горла муть одна,
Что болото встала.
И я даже сейчас не знаю,
Когда я голодна,
Я для того уже устала.
Её потряхивает – от ужаса ли? От скрытой болезни?
Унижение? Это ничто,
Без платьев, каменьев, почёта,
Нет, это не страшит!
Я здесь слишком давно,
Чтоб жалеть о чём-то,
Что не значит сейчас для души.
Голоса Солдат разбредают её мысли. Она вздрагивает, но они не заходят к ней, они заняты каким-то обсуждением, которое ей никак не понять.
Страх мой ныне иной –
Он душу пронзает.
Не даёт вздохнуть мне!
Плавит ядом – иглой,
Неизвестностью злобной травит:
Что с детьми? И что будет со мной?
Щёки её алеют.
Неизвестность страшна,
Неизвестность коварна,
Неизвестность мне мир.
Я не знаю даже когда голодна,
И вера – распавшийся мрамор,
В исходе самых последних сил.
Сцена 1.5
У Марии-Антуанетты посетитель – Добрая Женщина. Сначала слышится её громкий, лишённый стеснения голос – она пересмеивается с солдатами, затем и тень её – объёмная и нескладная, появляется на простыне, делящей камеру, потом появляется и обладательница этой тени.
Она полна жизни, хотя у неё заметные круги под глазами, и уже сетка морщин. Марию-Антуанетту она встречает как старую знакомую, перед которой вроде бы и склоняется, а вроде бы и равные, но так – поднимается что-то ещё в душе такое, помнящее.
Мария-Антуанетта улыбается против воли. Живые, ловкие движения женщины, вносящей накрытое полотенцем блюдо, возвращает и её саму к жизни. Пусть ненадолго, пусть иллюзорно, но всё же, всё же – это живое лицо.
Добрая Женщина.
О, какое суровое место,
Каждый раз удивляюсь!
Неужели нет сердца
у тех…простите, я забываюсь.
Она расставляет, раскрывает блюдо, не заботясь о том, что Антуанетта ей даже не отвечает.
Немного бульона для вас!
Это не то, чтоб довольно…
Смущается.
Но хоть что-то, что утешит час,
Согреет – от холода больно!
Лишь немного бульона, прошу,
Возьмите, он ещё помнит тепло.
Мария-Антуанетта не отказывается. Она садится за бульон, но ложкой лишь черпает по содержимому – ей непривычно столь пустое и невкусное блюдо, но есть ли из чего выбирать? Впрочем, у неё всё равно нет аппетита, но и желания обижать эту женщину тоже.
Возьмите, холод подобен ножу,
Я знаю – это всё не то.
Мария-Антуанетта вздрагивает, но берёт себя в руки. Эта женщина, возможно, одно из последних проявлений милосердия! И нужно, нужно держать её рядом, не терять её расположения.
Мария-Антуанетта.
Спасибо, доброе сердце,
и спасибо тебе за доброту.
Это жуткое, тёмное место,
Но гонит бульон темноту.
Добрая Женщина улыбается, словно добрый знак ей слова павшей королевы, и уходит от неё. Мария-Антуанетта задумчиво остаётся мучиться над бульоном.
Сцена 1.6
Бульон золотистый, крепкий, но Марию-Антуанетту всё ещё мутит. Однако она усердно пытается найти ложкой не то смысл, не то спасение в этом бульоне, зачёрпывает его, и никак не может проглотить.
Мария-Антуанетта.
Когда-то были чувства,
Не верю что у меня,
Что я искала безумства,
Любовалась приходом дня.
Когда-то вкус вина
Меня грел, веселил,
Я ли это? чужая «она»,
Когда сегодняшняя без сил!
Мучиться дальше нельзя и Мария-Антуанетта отодвигает тарелку в сторону. Хватит. Она не может есть – в горле ком.
Нет вкуса, нет чувства,
Ничего, ни-че-го.
Тревожные сны о безумствах,
Что не со мною, где-то давно.
Я была? Не узнаю.
Весел мир, безумьем пьян.
Я иногда вспоминаю
Сегодня, где есть только rien.
Отодвигает тарелку на самый край – даже запах вызывает у неё помутнение, поднимается.
Сцена 1.7
Солнечный луч движется по её камере, дразнит своей жизнью, подвижностью. Мария-Антуанетта наблюдает за ним в оцепенении: ей не верится, что там, за стенами тюрьмы, ещё есть жизнь, какое-то тепло, какая-то надежда. Ничего из этого уже нет для неё.
Мария-Антуанетта.
Я не верю, не верю,
Что там есть тепло и свет,
Что солнце кого-то греет,
Что кто-то надеждой согрет.
Нет, не верю – не могу,
Так холодно, холодно тут.
Она обнимает себя за плечи и заставляет отвернуться от освещённой солнечным лучиком стены. Ни к чему смотреть на солнце, когда его не осталось для тебя.
Я знаю, я скоро умру,
И близок уж Бога суд.
Медленно ходит по камере, движения её неловкие, неуверенные. Она не мечется, она обречена и измотана.
Его я страшусь –
Остальное под ногами.
Я не вернусь,
Изгнанная палачами.
Подходит к занавеске, делящей её камеру, там, за нею, люди. Но какие! Она их боится, не понимает, а они не понимают и презирают её.
Нет, я не верю –
Так не бывает.
Солнце не греет,
Лишь замерзает!
Отходит от занавески, ей не надо туда, за эту черту.
Нет, не только меня
Хоронит оно
В безнадёжности дня,
В тюрьме, где темно.
Останавливается, задумчиво смотрит по стенам. Солнечный лучик на самм верху.
Нет, не верю…почему
Наш мир не качается под ними?
Они плетут клевету,
Упиваясь слезами чужими.
Бредёт к постели – всё равно ведь больше некуда.
Нет, я не верю, что день
Где-то ещё не погас.
Всё ведь тень, и только тень,
Как близок ужасный час.
Отряхивает постель неловкой рукой, кое-как укладывается, не заботясь о попытке найти комфортное положение.
Нет, не верю, что есть тепло,
Что радостью сердце бьётся.
Есть только стены – в них темно,
И нет и капельки солнца…
А солнечного лучика и правда больше нет. убежал, а может скрыла его тень туч? Это неведомо Марии-Антуанетте, она лежит, прикрыв глаза.
Сцена 1.8
Мария-Антуанетта между сном и явью. Голос её то глух и совсем пропадает, то дрожит…
Мария-Антуанетта.
Дети мои! Бедные дети,
До вздоха каждого я с вами.
После всего, через посмертие,
Мысли мои вам станут тенями.
Ей кажется, что по стенам уже есть тени – имеющие облик смутных знакомых фигур, они окружают её жалкую камеру, ползут по стенам, перетягиваясь всё ближе и ближе к ней. Но ей не страшно – иллюзий нет. За смерть не страшно.
