Утешение
Сказка по мотивам моего одноимённого рассказа
В одном действии
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Графиня – женщина добродетельная, холодная, вежливая
Граф – несчастный, с трудом выносящий своё несчастье человек
Дэйна – любовница Графа, взятая им из числа служанок
София – сестра Графини, женщина решительная
Советник – муж Софии, занимает высокий пост при дворе, умеет пользоваться случаем
Корнел – повар Графа, человек сердечный, любит свою работу
Мосли – управляющий поместьем. Человек тяжёлый, но справедливый. Страдает совестью от собственных гневных срывов на других
Гожо – мальчик, мелкий слуга, вороват, умеет терпеть боль
Эмос – наследник Графа, его сын, ровсеник Гожо, сострадательный, воспитан в терпении и сочувствии
Прислуга – массовка
Сцена 1.1
Поместье Графа. Двор. Прислуга и Мосли наблюдают за тем, как Корнел наказывает Гожо. Корнел бьёт мальчонку ивовым прутом – тот страшно рассекает воздух. Гожо всхлипывает, но настоящих слёз нет – он привык к настоящей боли, а Корнел больше шумит, чем по-настоящему бьёт. Мосли стоит, скрестив руки на груди. Он отдалён ото всех.
Корнел.
Подлец! Мерзавец! Вор!
Что, захотел кнута?
Ну, как тебе наш приговор,
Рыдаешь? А совесть твоя нечиста!
Так получай – ты заслужил!
Скажешь нет? ну?!
Корнел видит и знает, что Гожо не так больно, как хочет он то показать. Но и Корнел не хочет засечь мальчонку или по-настоящему ударить его.
(отбрасывая прут)
Довольно! Выбился я из сил,
И больше учить не могу.
Мосли (спокойно и даже мрачно).
Надеюсь, усвоен урок?
Он пойдёт тебе на благо…
Ну что?
Гожо (мгновенно сообразив, слезливо, потирая «увечные» места).
Урок пойдёт впрок!
Так было учить и надо.
Кланяется Мосли.
Мосли.
Ступай, Гожо!
Трудись лучше, да служи хорошо!
Гожо, не забывая изображать избитого, плетётся прочь. Прислуга по знаку Гожо расходится, в том числе и Корнел. Мосли провожает его недобрым взглядом.
Сцена 1.2
У кухоньки. Прислуга перешёптывается, но при виде Корнела усиленно бросается в работу: кто моет, кто чистит, кто начинает мыть полы и заниматься печкой. Корнел явно раздосадован.
Корнел (тихо, чтобы его никто не услышал).
Если бы ты попросил…
Или, дурак, не попался…
Разве тебя б я побил?
Разве бы дать отказался?
Но нет же – надо украсть!
Но нет же…дурак!
Ну что, воровская страсть
Привела тебя? И будет так!
В ярости начинает месить тесто. Прислуга не трогает его – она занята своим делом.
Что же стоило тебе…
Эх, дурак ты, Гожо!
Окажешься на само дне,
По глупости, а мог бы жить хорошо!
Сцена 1.3
Та же кухня. Всё ярче огонь, всё громче голоса Прислуги, переговаривающейся о чём-то своём. Корнел всё яростнее работает.
Корнел.
Каждому – хоть пекарю, хоть королю,
Хоть принцессе или воину в бою,
Хоть шуту, хоть торговцу вином,
Хоть тому, кому улица дом…
Каждому, каждому нужно утешение,
Утешение от поступка, от слова.
Каждому, каждому – иначе мучение,
И сердце куёт стальные оковы.
Я наказал, я побил его.
Но Мосли побил бы сильнее.
А я ничего…
Я добрее.
Я утешаюсь лишь этим.
Он всё-таки вор,
И немного заслужил приговор,
Но за это не я ли в ответе?..
Каждому, каждому нужно оно –
Утешение, чтобы дальше жить.
Я знаю, я сделал добро,
И в этом сумею себя убедить.
Сцена 1.4
Та же кухня. Корнел решительно замешивает тесто на новую порцию пряников. Появляются кухонные работники, они тут же, на подхвате, всё в кухне работает слаженно, кипит, шипит, шкварчит…
Корнел.
Моё утешение дело!
Праздник грядёт, и я
Много должен успеть.
Надо спешить – тесто поспело,
Ожидает меня,
Кухонный труд ещё нужно уметь!
Ловко кидает куски теста на присыпанную мукой доску. Руки его яростны и аккуратны в движениях.
Пряники вот, например!
Когда поддадутся, а когда и нет.
Здесь нужно своё загадать,
Сумев в пучине дел
Вымолить и выгадать момент,
И в тот же миг без жалости вмешать!
В его распоряжении миски, чашки, заполненные самым разным – начинки, приправы, какие-то соусы, глазурь…
Сюда черемухи плоды,
Они дадут миндальный аромат.
О, как свеж! О, как чисты,
Замесил, пусть постоят…
Берётся за другой кусок теста.
Сюда: лимонную корку,
Ваниль да мяту – вот тайна!
Одного добавить с горкой,
Другого щепоть – не случайно!
Так друг друга не перекроют,
Так смешают, так дополнят.
Отставляет чашу с тестом, берёт третью порцию.
Сюда гвоздики в три порядка.
Сицилийского укропа с грядки,
Пряный вкус! Славный вздох –
Настоять и вот, почти готов!
Возвращается к первой партии теста.
Но для лучшего итога
Есть один помощник мне.
Ложка золотого мёда…
Аромат и вкус на самом дне,
Оттеняют – не заметишь,
А отнимешь – тесто глухо.
Мёда если не замесишь,
Будет, значится, невкусно, сухо.
Корнел осторожно добавляет мёд.
Мёд, золотой мёд,
Потом будут глазурь да узоры.
Но главное – здесь!
Мёд, как с ним пойдёт,
Такими и пряники будут скоро,
Главное, какой мёд есть.
Корнелу веселее.
Моё утешение – дело!
Каждый на путь свой заточен.
Каждый своё обретает.
Надо спешить – в печи заалело,
Пряник давно позолочен,
А значит – уже поспевает.
Пережитое утром отпускает Корнела, но весел и бодр.
Сцена 1.5
Всё тот же двор. Но теперь внимание на окна, выходящие туда. В окне – мальчонка, ровесник наказанного Гожо – сын Графа и Графини, юный наследник – Эмос. Чисто одетый, прилизанный по-должному, он с ужасом взирает на расходящихся после трёпки Гожо слуг.
Эмос.
Боже, какая жестокая трёпка!
Боже, какой страшный прут!
Он – вор, но зачем так жестоко?
Он слуга, но ещё – мой друг.
Он наказан и хватит того,
Я должен ему утешение дать.
Он уже понял – я знаю его,
Что нельзя воровать.
Освещённый мыслью об утешении слуги и друга, Эмос приободряется. Ужас проходит.
Сын Бога страданье терпел,
И нам повторить велел.
Гожо выпала участь эта,
Да…так ему и скажу.
«Участь терпеть, как Он для света,
Гожо, утешься!» – попрошу.
Эмос в нетерпении. Он верит, что слова его – настоящее утешение.
Ах, я знаю, что воровать нельзя,
Но всё же так бить – к чему?
Что ж, он послушает меня,
Утешение скажу ему.
Боже, какой страшный звук,
И крик. И стыда мгновение…
Гожо, пусть вор, но мой друг,
И я ему дам утешение!
С этой мыслью Эмос идёт по коридору.
Сцена 1.6
Эмос идёт вперёд и нос к носу сталкивается с Гожо. Тот побит, но не выглядит угнетённым или расстроенным – просто взлохмачен и растрёпан.
Эмос, неожиданно даже для себя вдруг выдаёт совсем не то, что репетировал и что собирался сказать.
Эмос.
И всё же – зачем ты украл?
Неужели стоило того –
Позора всего?
Гожо (очевидно, смущён и растерян упрёком друга).
Ты сам не знаешь что сказал…
Эмос.
К чему?! Ведь это пряник лишь!
Хотел ли? Попроси! К чему
Тебе и воровать?
Гожо.
Ты меня не простишь,
Если я начну объяснять.
Ты не знаешь меня,
И жизни моей.
Я не знаю тебя –
Мы отблески разных свечей.
Мальчики стоят друг против друга.
Сцена 1.7
Гожо в печальной насмешке, Эмос в яростно-расстроенных чувствах. В душе самого Эмоса происходит борьба, но длится она недолго. Он решается.
Эмос.
Ты прав! Равенства нет
С рождения до смерти.
Ведёт имя, оно – след,
Но он не один на свете.
Ты – слуга, я – господин,
Ты одиночка, и я один.
И в этом похожи,
И этим привычны…
Гожо (он даже вздрагивает от слов Эмоса, в которых ожидал гнева).
Наша дружба покроется ложью,
А память вторична.
И пропасть меж нами
Уже залегла.
Мы разными идём путями
Господин и слуга.
Эмос (запальчиво).
Стыдись! Как я стыжусь!
Друга мне дороже нет.
Гожо.
Не умея молиться – молюсь,
За ваш правильный след.
Эмос.
Пропасть ляжет, а мы?
Неужели позволим пролечь?
Гожо.
Пропасть есть у света и тьмы,
Где-то мир, а где-то меч.
Эмос (недолго раздумывает, но его порывы непоколебимы).
Пропасть меж нами…
Но почему? Кто в ответе?
Гожо.
Разница между путями –
С рождения и до смерти.
Ты родился в парче и в шелках,
Радость в семью принеся.
Тебя рядили в жемчуга,
Любимое дитя…
Эмос (чуть не плача).
Ты родился в лачуге, где
Места нет, света нет,
Где скамья на земле.
Гожо.
Таков был мой первый след,
Среди братьев и сестёр не вдохнуть.
И я замотан, слабым был,
От голода сводило маме грудь.
Эмос.
Пропасть ляжет меж нами.
Гожо.
Пропасть уже легла.
Эмос.
Мы разными пойдём путями
Гожо.
Господин и слуга.
Эмос.
Но ведь пока нет отчаяния,
И мы не станем о том.
Это тоже твой дом!
И общее у нас молчание.
Сцена 1.8
Эмос и Гожо стоят друг против друга. У них уже нет уверенности в собствненом положении и молчание – их единственное утешение.
Гожо что-то хочет сказать, но Эмос возражает.
Эмос.
Молчи! Молчи как я молчу.
Ты мне сегодня друг,
И это всего важней.
Гожо (едва-едва улыбаясь).
Я память сохранить хочу,
Пока не замкнётся круг
Обязанностей и страстей.
Эмос.
Молчи! Уже неважно
Что будет однажды,
Какой укор, какое отчаяние…
Гожо.
Ты друг, клянусь тебе, мой,
Вечно верь…я с тобой,
Как спасительное молчание.
Друзья обнимаются. В этом их утешение.
Сцена 1.9
Кухня Корнела. Повар и кухонные слуги на короткой передышке. Врывается Мосли. Он взбешён ещё утренним происшествием и теперь передышка Корнела ему кажется очередным преступлением.
Мосли (гневно, обрушиваясь).
Я так и знал!
За всеми нужен здесь контроль.
Ты всех пораспускал!
А я держал железною рукой.
Развёл здесь вора да лентяя,
Развёл! Ну, верно говорю,
Я, за хозяйством поспевая,
И кухню, что ль, теперь храню?!
Напуганные слуги вскакивают с мест. Но Мосли не реагирует на их движения. Он выскакивает прочь, взбешенный, взмученный собственным характером…Корнел остаётся спокойным.
Сцена 1.10
После ухода Мосли слуги ещё немного молчат, дожидаясь, чтобы Мосли точно ушёл. Затем среди них поднимается общий ропот, но с тем расчётом, чтобы ропот этот не дошёл до Мосли.
Слуга 1.
Вот же…чёрствый сухарь!
Самодур-управитель.
Служанка 1.
Мальчонку жаль
А этот-то…что обвинитель!
Корнел усмехается. Слова кажутся ему несправедливыми.
Корнел.
Если вам жаль юнца,
Что ж никто не вступился
Пока я в поте лица
Его сёк – тем трудился?
Перед Мосли вы все в тишине,
Он ушёл, вы: «Сухарь!»
Только чего ж говорить это мне,
Мо, он – негодяй?
Заступничество Корнела путает кухонную прислугу.
Слуга 2.
Ты в адвокаты подался?
Мосли чёрств – знают все!
Служанка 2.
Это так! Как бы ты ни старался,
Он словно муха в молоке.
Корнел.
Дурни вы! вот и всё!
Или забыли разом?
Мосли заступался опять и ещё,
И пользовался каждым лазом,
Чтобы кому-то минуту,
Кому-то и день отдохнуть,
Кому-то ближе к уюту…
А кому нищета давит грудь?
Он же знает всё это!
Всегда радеет за нас,
И если бывают моменты,
То это ведь только сейчас.
Когда прибавку вымолит нам,
Когда в труде облегчение…
Когда отвадит нас от драм,
Прикроет чьё-то неумение!
Корнел яростно оглядывает кухонных слуг, как бы призывая спорить.
Слуга 1.
Меня он выручил монетой.
Служанка 1.
А мне помог убраться пред обедом.
Слуга 2.
За меня пред графом встал…
Служанка 2.
А мне и отпуском воздал.
Корнел.
Вы это помните и знайте,
Преж чем о нём заговорить!
И справедливо воздавайте,
Не смея воду замутить!
Корнел берёт поднос с готовыми уже пряниками и уносит их прочь. Слуги переглядываются.
Слуга 1.
И всё же…Мосли как отрава.
Ему так надо всё узнать!
Служанка 1.
Кто и на что имеет право
Непременно указать!
Слуга 2.
Всюду влезть, везде вломиться,
Сказать о ком-то «негодяй».
Служанка 2.
Ещё «подлец», «болван», «тупица»,
Мосли наш в душе сухарь!
Ворча, расходятся по рабочим местам.
Сцена 1.11
Двор, затем коридоры и холодные стены графского дома. Страдающий Мосли. Он страдает сам с собой.
Мосли.
Снова это со мной,
Снова эта напасть!
Я ведь совсем не плохой,
Но ярость имеет власть.
Я тут накричу,
Там разгневлюсь,
Но истинно ведь не хочу,
Я сам гнева боюсь.
Где крик – там обида,
Где брань – там раздор.
Я сам пёс побитый,
И спокойствия вор.
Слуги, не желая попадаться Мосли на глаза, торопливо исчезают с его глаз, Мосли же бредёт, как ослепший, не замечая их.
За Корнелом тут нет
Ни вины, ни проступка.
Но я гневлюсь, а это не ответ,
Это чья-то жестокая шутка.
Я покорный слуга
С тяжёлой ношей.
Гневится! Душа слаба,
Но верьте: я хороший.
Тут накричу,
Там заступлюсь.
Но истинно ведь не хочу,
Я сам гнева боюсь.
Там истребую плату,
А здесь оскорбляю,
Там ставлю я виноватых,
А здесь защищаю.
Мосли скорбит. Скорбит о себе.
Я покорный слуга
С тяжёлой ношей.
Гневится! Душа слаба,
Но верьте: я хороший.
Верьте мне: я сам не свой,
Я сам с собой борюсь.
Я мечтаю обрести покой,
Но против воли я гневлюсь.
Я исправлю этот крик,
Как и те, душа…
Останавливается, сражённый мыслью.
Гнев жесток и гнев велик,
В нём и близость вся чужда…
Корнелу отпуск дам,
Ничего – найду на смену.
Ничего, я совладал
С гневом, и маску надену.
Я покорный слуга
С тяжёлой ношей.
Гневится! Душа слаба,
Но верьте: я хороший!
Я всё исправлю, верьте мне!
Пусть порой гневлюсь.
Я в гневе этом, как в тюрьме,
Сейчас пойду и заступлюсь!
И искуплю последний крик,
Заслужу прощенье божье!
Гнев жесток и гнев велик,
Но я – то ведь хороший!
Охваченный этой мыслью, Мосли бросается в дом, наверх, всё выше и выше, минует комнату Графини, останавливается на мгновение у комнаты Графа, но собирается с духом и входит.
Сцена 1.12
В комнате Графа самого Графа нет. Зато в его постели – нескрываемая уже Графом от жены любовница – из числа горничных – Дэйна. Она нежится в постели, валяется в спокойствии и миролюбии, явно упивается своим положением.
Дэйна сначала вздрагивает, затем, увидев, что явился всего лишь Мосли, принимается насмешничать, явно чувствуя свою власт, данную ей Графом. Временно данную. Но Дэйна в иллюзии.
Дэйна.
Фи! А я-то думаю, гадаю,
С чего тут начало смердить.
А это ты, старик!
Уж сколько лет тебе, не знаю,
Неужто не устал ты жить?
Или так к земле привык?
Она смеётся.
Всё не рассыплешься никак,
Вся мрачность и не скрыта.
Ну-ну? Всё дело знаешь?
Чего ж ты встал, дурак?
Что стоишь как пёс побитый?
При госпоже и рта не раскрываешь?..
Мосли улыбается.
Сцена 1.13
Мосли улыбается. Для него поведение Дэйны – прекрасная возможность хоть как-то утешиться, совершив добрый поступок, в данном случае: отстаивая Графиню, хотя бы в этом, жалком поединке. Сначала Дэйна улыбается, слушая Мосли, но затем улыбка покидает её, на лице проступают уродливые красные пятна…
Мосли.
Ты права, Дэйна, я
Старик!
На пятнадцать лет обошёл тебя.
Но наш господин
Меня на семь лет обошёл.
Ну что ж? Не за то он любим?
Не за титул? Не за дом?
Ты, девочка, не думай о себе,
Что ты здесь всех умней.
Не думай, что юность вечна.
Граф останется при жене,
Я видал таких, и даже наглей,
И с ним ты пока, как все они, беспечна.
Дэйна кутается в одеяла, словно те могут её защитить, её явно бьёт дрожь – Мосли затрагивает те её мысли, от которых сама Дэйна бежала.
Служивка ты, хоть горничной зовёшься.
Мы все знаем суть твою.
И путь проведали давно.
Коль рыпнешься – сорвёшься!
Сказка по мотивам моего одноимённого рассказа
В одном действии
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Графиня – женщина добродетельная, холодная, вежливая
Граф – несчастный, с трудом выносящий своё несчастье человек
Дэйна – любовница Графа, взятая им из числа служанок
София – сестра Графини, женщина решительная
Советник – муж Софии, занимает высокий пост при дворе, умеет пользоваться случаем
Корнел – повар Графа, человек сердечный, любит свою работу
Мосли – управляющий поместьем. Человек тяжёлый, но справедливый. Страдает совестью от собственных гневных срывов на других
Гожо – мальчик, мелкий слуга, вороват, умеет терпеть боль
Эмос – наследник Графа, его сын, ровсеник Гожо, сострадательный, воспитан в терпении и сочувствии
Прислуга – массовка
Сцена 1.1
Поместье Графа. Двор. Прислуга и Мосли наблюдают за тем, как Корнел наказывает Гожо. Корнел бьёт мальчонку ивовым прутом – тот страшно рассекает воздух. Гожо всхлипывает, но настоящих слёз нет – он привык к настоящей боли, а Корнел больше шумит, чем по-настоящему бьёт. Мосли стоит, скрестив руки на груди. Он отдалён ото всех.
Корнел.
Подлец! Мерзавец! Вор!
Что, захотел кнута?
Ну, как тебе наш приговор,
Рыдаешь? А совесть твоя нечиста!
Так получай – ты заслужил!
Скажешь нет? ну?!
Корнел видит и знает, что Гожо не так больно, как хочет он то показать. Но и Корнел не хочет засечь мальчонку или по-настоящему ударить его.
(отбрасывая прут)
Довольно! Выбился я из сил,
И больше учить не могу.
Мосли (спокойно и даже мрачно).
Надеюсь, усвоен урок?
Он пойдёт тебе на благо…
Ну что?
Гожо (мгновенно сообразив, слезливо, потирая «увечные» места).
Урок пойдёт впрок!
Так было учить и надо.
Кланяется Мосли.
Мосли.
Ступай, Гожо!
Трудись лучше, да служи хорошо!
Гожо, не забывая изображать избитого, плетётся прочь. Прислуга по знаку Гожо расходится, в том числе и Корнел. Мосли провожает его недобрым взглядом.
Сцена 1.2
У кухоньки. Прислуга перешёптывается, но при виде Корнела усиленно бросается в работу: кто моет, кто чистит, кто начинает мыть полы и заниматься печкой. Корнел явно раздосадован.
Корнел (тихо, чтобы его никто не услышал).
Если бы ты попросил…
Или, дурак, не попался…
Разве тебя б я побил?
Разве бы дать отказался?
Но нет же – надо украсть!
Но нет же…дурак!
Ну что, воровская страсть
Привела тебя? И будет так!
В ярости начинает месить тесто. Прислуга не трогает его – она занята своим делом.
Что же стоило тебе…
Эх, дурак ты, Гожо!
Окажешься на само дне,
По глупости, а мог бы жить хорошо!
Сцена 1.3
Та же кухня. Всё ярче огонь, всё громче голоса Прислуги, переговаривающейся о чём-то своём. Корнел всё яростнее работает.
Корнел.
Каждому – хоть пекарю, хоть королю,
Хоть принцессе или воину в бою,
Хоть шуту, хоть торговцу вином,
Хоть тому, кому улица дом…
Каждому, каждому нужно утешение,
Утешение от поступка, от слова.
Каждому, каждому – иначе мучение,
И сердце куёт стальные оковы.
Я наказал, я побил его.
Но Мосли побил бы сильнее.
А я ничего…
Я добрее.
Я утешаюсь лишь этим.
Он всё-таки вор,
И немного заслужил приговор,
Но за это не я ли в ответе?..
Каждому, каждому нужно оно –
Утешение, чтобы дальше жить.
Я знаю, я сделал добро,
И в этом сумею себя убедить.
Сцена 1.4
Та же кухня. Корнел решительно замешивает тесто на новую порцию пряников. Появляются кухонные работники, они тут же, на подхвате, всё в кухне работает слаженно, кипит, шипит, шкварчит…
Корнел.
Моё утешение дело!
Праздник грядёт, и я
Много должен успеть.
Надо спешить – тесто поспело,
Ожидает меня,
Кухонный труд ещё нужно уметь!
Ловко кидает куски теста на присыпанную мукой доску. Руки его яростны и аккуратны в движениях.
Пряники вот, например!
Когда поддадутся, а когда и нет.
Здесь нужно своё загадать,
Сумев в пучине дел
Вымолить и выгадать момент,
И в тот же миг без жалости вмешать!
В его распоряжении миски, чашки, заполненные самым разным – начинки, приправы, какие-то соусы, глазурь…
Сюда черемухи плоды,
Они дадут миндальный аромат.
О, как свеж! О, как чисты,
Замесил, пусть постоят…
Берётся за другой кусок теста.
Сюда: лимонную корку,
Ваниль да мяту – вот тайна!
Одного добавить с горкой,
Другого щепоть – не случайно!
Так друг друга не перекроют,
Так смешают, так дополнят.
Отставляет чашу с тестом, берёт третью порцию.
Сюда гвоздики в три порядка.
Сицилийского укропа с грядки,
Пряный вкус! Славный вздох –
Настоять и вот, почти готов!
Возвращается к первой партии теста.
Но для лучшего итога
Есть один помощник мне.
Ложка золотого мёда…
Аромат и вкус на самом дне,
Оттеняют – не заметишь,
А отнимешь – тесто глухо.
Мёда если не замесишь,
Будет, значится, невкусно, сухо.
Корнел осторожно добавляет мёд.
Мёд, золотой мёд,
Потом будут глазурь да узоры.
Но главное – здесь!
Мёд, как с ним пойдёт,
Такими и пряники будут скоро,
Главное, какой мёд есть.
Корнелу веселее.
Моё утешение – дело!
Каждый на путь свой заточен.
Каждый своё обретает.
Надо спешить – в печи заалело,
Пряник давно позолочен,
А значит – уже поспевает.
Пережитое утром отпускает Корнела, но весел и бодр.
Сцена 1.5
Всё тот же двор. Но теперь внимание на окна, выходящие туда. В окне – мальчонка, ровесник наказанного Гожо – сын Графа и Графини, юный наследник – Эмос. Чисто одетый, прилизанный по-должному, он с ужасом взирает на расходящихся после трёпки Гожо слуг.
Эмос.
Боже, какая жестокая трёпка!
Боже, какой страшный прут!
Он – вор, но зачем так жестоко?
Он слуга, но ещё – мой друг.
Он наказан и хватит того,
Я должен ему утешение дать.
Он уже понял – я знаю его,
Что нельзя воровать.
Освещённый мыслью об утешении слуги и друга, Эмос приободряется. Ужас проходит.
Сын Бога страданье терпел,
И нам повторить велел.
Гожо выпала участь эта,
Да…так ему и скажу.
«Участь терпеть, как Он для света,
Гожо, утешься!» – попрошу.
Эмос в нетерпении. Он верит, что слова его – настоящее утешение.
Ах, я знаю, что воровать нельзя,
Но всё же так бить – к чему?
Что ж, он послушает меня,
Утешение скажу ему.
Боже, какой страшный звук,
И крик. И стыда мгновение…
Гожо, пусть вор, но мой друг,
И я ему дам утешение!
С этой мыслью Эмос идёт по коридору.
Сцена 1.6
Эмос идёт вперёд и нос к носу сталкивается с Гожо. Тот побит, но не выглядит угнетённым или расстроенным – просто взлохмачен и растрёпан.
Эмос, неожиданно даже для себя вдруг выдаёт совсем не то, что репетировал и что собирался сказать.
Эмос.
И всё же – зачем ты украл?
Неужели стоило того –
Позора всего?
Гожо (очевидно, смущён и растерян упрёком друга).
Ты сам не знаешь что сказал…
Эмос.
К чему?! Ведь это пряник лишь!
Хотел ли? Попроси! К чему
Тебе и воровать?
Гожо.
Ты меня не простишь,
Если я начну объяснять.
Ты не знаешь меня,
И жизни моей.
Я не знаю тебя –
Мы отблески разных свечей.
Мальчики стоят друг против друга.
Сцена 1.7
Гожо в печальной насмешке, Эмос в яростно-расстроенных чувствах. В душе самого Эмоса происходит борьба, но длится она недолго. Он решается.
Эмос.
Ты прав! Равенства нет
С рождения до смерти.
Ведёт имя, оно – след,
Но он не один на свете.
Ты – слуга, я – господин,
Ты одиночка, и я один.
И в этом похожи,
И этим привычны…
Гожо (он даже вздрагивает от слов Эмоса, в которых ожидал гнева).
Наша дружба покроется ложью,
А память вторична.
И пропасть меж нами
Уже залегла.
Мы разными идём путями
Господин и слуга.
Эмос (запальчиво).
Стыдись! Как я стыжусь!
Друга мне дороже нет.
Гожо.
Не умея молиться – молюсь,
За ваш правильный след.
Эмос.
Пропасть ляжет, а мы?
Неужели позволим пролечь?
Гожо.
Пропасть есть у света и тьмы,
Где-то мир, а где-то меч.
Эмос (недолго раздумывает, но его порывы непоколебимы).
Пропасть меж нами…
Но почему? Кто в ответе?
Гожо.
Разница между путями –
С рождения и до смерти.
Ты родился в парче и в шелках,
Радость в семью принеся.
Тебя рядили в жемчуга,
Любимое дитя…
Эмос (чуть не плача).
Ты родился в лачуге, где
Места нет, света нет,
Где скамья на земле.
Гожо.
Таков был мой первый след,
Среди братьев и сестёр не вдохнуть.
И я замотан, слабым был,
От голода сводило маме грудь.
Эмос.
Пропасть ляжет меж нами.
Гожо.
Пропасть уже легла.
Эмос.
Мы разными пойдём путями
Гожо.
Господин и слуга.
Эмос.
Но ведь пока нет отчаяния,
И мы не станем о том.
Это тоже твой дом!
И общее у нас молчание.
Сцена 1.8
Эмос и Гожо стоят друг против друга. У них уже нет уверенности в собствненом положении и молчание – их единственное утешение.
Гожо что-то хочет сказать, но Эмос возражает.
Эмос.
Молчи! Молчи как я молчу.
Ты мне сегодня друг,
И это всего важней.
Гожо (едва-едва улыбаясь).
Я память сохранить хочу,
Пока не замкнётся круг
Обязанностей и страстей.
Эмос.
Молчи! Уже неважно
Что будет однажды,
Какой укор, какое отчаяние…
Гожо.
Ты друг, клянусь тебе, мой,
Вечно верь…я с тобой,
Как спасительное молчание.
Друзья обнимаются. В этом их утешение.
Сцена 1.9
Кухня Корнела. Повар и кухонные слуги на короткой передышке. Врывается Мосли. Он взбешён ещё утренним происшествием и теперь передышка Корнела ему кажется очередным преступлением.
Мосли (гневно, обрушиваясь).
Я так и знал!
За всеми нужен здесь контроль.
Ты всех пораспускал!
А я держал железною рукой.
Развёл здесь вора да лентяя,
Развёл! Ну, верно говорю,
Я, за хозяйством поспевая,
И кухню, что ль, теперь храню?!
Напуганные слуги вскакивают с мест. Но Мосли не реагирует на их движения. Он выскакивает прочь, взбешенный, взмученный собственным характером…Корнел остаётся спокойным.
Сцена 1.10
После ухода Мосли слуги ещё немного молчат, дожидаясь, чтобы Мосли точно ушёл. Затем среди них поднимается общий ропот, но с тем расчётом, чтобы ропот этот не дошёл до Мосли.
Слуга 1.
Вот же…чёрствый сухарь!
Самодур-управитель.
Служанка 1.
Мальчонку жаль
А этот-то…что обвинитель!
Корнел усмехается. Слова кажутся ему несправедливыми.
Корнел.
Если вам жаль юнца,
Что ж никто не вступился
Пока я в поте лица
Его сёк – тем трудился?
Перед Мосли вы все в тишине,
Он ушёл, вы: «Сухарь!»
Только чего ж говорить это мне,
Мо, он – негодяй?
Заступничество Корнела путает кухонную прислугу.
Слуга 2.
Ты в адвокаты подался?
Мосли чёрств – знают все!
Служанка 2.
Это так! Как бы ты ни старался,
Он словно муха в молоке.
Корнел.
Дурни вы! вот и всё!
Или забыли разом?
Мосли заступался опять и ещё,
И пользовался каждым лазом,
Чтобы кому-то минуту,
Кому-то и день отдохнуть,
Кому-то ближе к уюту…
А кому нищета давит грудь?
Он же знает всё это!
Всегда радеет за нас,
И если бывают моменты,
То это ведь только сейчас.
Когда прибавку вымолит нам,
Когда в труде облегчение…
Когда отвадит нас от драм,
Прикроет чьё-то неумение!
Корнел яростно оглядывает кухонных слуг, как бы призывая спорить.
Слуга 1.
Меня он выручил монетой.
Служанка 1.
А мне помог убраться пред обедом.
Слуга 2.
За меня пред графом встал…
Служанка 2.
А мне и отпуском воздал.
Корнел.
Вы это помните и знайте,
Преж чем о нём заговорить!
И справедливо воздавайте,
Не смея воду замутить!
Корнел берёт поднос с готовыми уже пряниками и уносит их прочь. Слуги переглядываются.
Слуга 1.
И всё же…Мосли как отрава.
Ему так надо всё узнать!
Служанка 1.
Кто и на что имеет право
Непременно указать!
Слуга 2.
Всюду влезть, везде вломиться,
Сказать о ком-то «негодяй».
Служанка 2.
Ещё «подлец», «болван», «тупица»,
Мосли наш в душе сухарь!
Ворча, расходятся по рабочим местам.
Сцена 1.11
Двор, затем коридоры и холодные стены графского дома. Страдающий Мосли. Он страдает сам с собой.
Мосли.
Снова это со мной,
Снова эта напасть!
Я ведь совсем не плохой,
Но ярость имеет власть.
Я тут накричу,
Там разгневлюсь,
Но истинно ведь не хочу,
Я сам гнева боюсь.
Где крик – там обида,
Где брань – там раздор.
Я сам пёс побитый,
И спокойствия вор.
Слуги, не желая попадаться Мосли на глаза, торопливо исчезают с его глаз, Мосли же бредёт, как ослепший, не замечая их.
За Корнелом тут нет
Ни вины, ни проступка.
Но я гневлюсь, а это не ответ,
Это чья-то жестокая шутка.
Я покорный слуга
С тяжёлой ношей.
Гневится! Душа слаба,
Но верьте: я хороший.
Тут накричу,
Там заступлюсь.
Но истинно ведь не хочу,
Я сам гнева боюсь.
Там истребую плату,
А здесь оскорбляю,
Там ставлю я виноватых,
А здесь защищаю.
Мосли скорбит. Скорбит о себе.
Я покорный слуга
С тяжёлой ношей.
Гневится! Душа слаба,
Но верьте: я хороший.
Верьте мне: я сам не свой,
Я сам с собой борюсь.
Я мечтаю обрести покой,
Но против воли я гневлюсь.
Я исправлю этот крик,
Как и те, душа…
Останавливается, сражённый мыслью.
Гнев жесток и гнев велик,
В нём и близость вся чужда…
Корнелу отпуск дам,
Ничего – найду на смену.
Ничего, я совладал
С гневом, и маску надену.
Я покорный слуга
С тяжёлой ношей.
Гневится! Душа слаба,
Но верьте: я хороший!
Я всё исправлю, верьте мне!
Пусть порой гневлюсь.
Я в гневе этом, как в тюрьме,
Сейчас пойду и заступлюсь!
И искуплю последний крик,
Заслужу прощенье божье!
Гнев жесток и гнев велик,
Но я – то ведь хороший!
Охваченный этой мыслью, Мосли бросается в дом, наверх, всё выше и выше, минует комнату Графини, останавливается на мгновение у комнаты Графа, но собирается с духом и входит.
Сцена 1.12
В комнате Графа самого Графа нет. Зато в его постели – нескрываемая уже Графом от жены любовница – из числа горничных – Дэйна. Она нежится в постели, валяется в спокойствии и миролюбии, явно упивается своим положением.
Дэйна сначала вздрагивает, затем, увидев, что явился всего лишь Мосли, принимается насмешничать, явно чувствуя свою власт, данную ей Графом. Временно данную. Но Дэйна в иллюзии.
Дэйна.
Фи! А я-то думаю, гадаю,
С чего тут начало смердить.
А это ты, старик!
Уж сколько лет тебе, не знаю,
Неужто не устал ты жить?
Или так к земле привык?
Она смеётся.
Всё не рассыплешься никак,
Вся мрачность и не скрыта.
Ну-ну? Всё дело знаешь?
Чего ж ты встал, дурак?
Что стоишь как пёс побитый?
При госпоже и рта не раскрываешь?..
Мосли улыбается.
Сцена 1.13
Мосли улыбается. Для него поведение Дэйны – прекрасная возможность хоть как-то утешиться, совершив добрый поступок, в данном случае: отстаивая Графиню, хотя бы в этом, жалком поединке. Сначала Дэйна улыбается, слушая Мосли, но затем улыбка покидает её, на лице проступают уродливые красные пятна…
Мосли.
Ты права, Дэйна, я
Старик!
На пятнадцать лет обошёл тебя.
Но наш господин
Меня на семь лет обошёл.
Ну что ж? Не за то он любим?
Не за титул? Не за дом?
Ты, девочка, не думай о себе,
Что ты здесь всех умней.
Не думай, что юность вечна.
Граф останется при жене,
Я видал таких, и даже наглей,
И с ним ты пока, как все они, беспечна.
Дэйна кутается в одеяла, словно те могут её защитить, её явно бьёт дрожь – Мосли затрагивает те её мысли, от которых сама Дэйна бежала.
Служивка ты, хоть горничной зовёшься.
Мы все знаем суть твою.
И путь проведали давно.
Коль рыпнешься – сорвёшься!
