Слабеют и их потомки, и царство, под властью слабости, вырождается. И тогда снова должен прийти тот, кто эту слабость сожрёт, тот, кто сильнее…
И Бартоломью тогда ещё задумался всерьёз, что Город Святого Престола ослаб. Книги раскрывали перед ним его дивную историю – поклоны королей, дары империй, войска, золото… где это сейчас? Город был могуч, но власть его таяла. Теперь сюда стремились не знатные люди, а больше туристы и любопытные, да ещё простые паломники. А уважение где?
– Ты не о том думаешь, Бартоломью! – в другой раз выговаривал Верховный, когда Бартоломью осмелел и поделился с ним мыслями. – Мы служим пресветлому, а не сами себе. Мы должны покоряться этому служению и не просить большего. Люди ищут в нас утешение, и мы не должны внушать ужаса!
Тогда…да, пожалуй, всё началось именно тогда – Бартоломью увидел своего наставника в новом свете, увидел не главу Дознания, а всего лишь слабеющего, стареющего, привычного к комфорту человека.
Что он испытал тогда? Разочарование? Отвращение? Жалость? Кажется, всё сразу. Но тогда он и понял для себя чётко – надо действовать! Кто-то должен действовать, но не у каждого хватит сил. В своих же силах Бартоломью не сомневался ни тогда, ни теперь.
Да и какие сомнения? Так, тени скребущей совести, но и их можно утопить в новом плеске вина.
– Человек – ресурс, а толпа – основа. Сделай так, чтобы толпа тебя любила и не забудь. Что однажды она тебя возненавидит… – верховный часто любил делиться своими мыслями. К старости он стал словоохотлив, и так как именно Бартоломью был всегда рядом, ведь Агнесс сидела в Канцелярии, а Рогир был в вечных разъездах, Бартоломью выпадала участь слушать своего наставника, его размышления, подчас будто бы совсем нелепые…
Но Бартоломью слушал, исправно слушал, он знал – Верховный во многом прав.
Теперь же его не было, потому что «во многом» ещё не значит «во всём».
Новый плеск вина, и Бартоломью уже ощутил в голове отчётливый хмель. О, как его унесло-то быстро! впрочем, неудивительно – он с утра едва ли съел что-то крупнее куска хлеба, больше не полезло, видит Пресветлый! А потом духота в толпе, ожидание, прощание – любой ослабнет!
Но что же теперь? Куда деться? От мыслей, от памяти? Завтра будет лучше. Завтра он снова будет силён и готов к борьбе за общее, по-настоящему правильное и сильное благо. Но ведь это завтра, а что сегодня?
– Тебя ждёт большое будущее! – так обещал ему Верховный.
Хватит! Верховного нет, да здравствует новый Верховный!
Бартоломью огляделся – ничего в комнате не могло помочь ему дождаться завтрашнего дня, где были новые силы и новая борьба. Ничего не ждало его здесь, но…
Ждало у Магды. Да, она могла помочь. В конце концов, какие могли быть ему препятствия? От кого? Да и это Магда – преданная, любящая его Магда!
Забавно, но кажется, его никто никогда прежде и не любил. Или всё же?..
Нет, Бартоломью не считался со случайными женщинами, далёкими, проходящими через его жизнь, оставляющими разноцветные пятна веселья среди мрачного и зловещего его настоящего. А вот Магда была рядом. Живая, преданная, которую он так долго держал на расстоянии, опасаясь, что она приобретёт над ним особенную власть.
Но сейчас это казалось ему нелепым. Это же Магда! Что же он, с нею не справится? Он просто крепче привяжет её к себе, вот и всё!
В её коридоре было тихо. Ни тени, ни души, но оно и понятно – разбрелись дознаватели по церемонии прощания, собери их!
Вот и её дверь – тихий, но требовательный стук. Тишина.
Бартоломью постучал уже увереннее и громче. Нет ответа.
Что же это? Её у себя нет? К такому повороту он не был готов. Она всегда была там, где он её ждал и где её искал. А тут что же? у неё своя жизнь появилась?
Когда дознавателя всерьёз могли остановить двери? Бартоломью они, конечно, тоже не остановили, не церемонясь, не скрываясь, он достал из кармана связку ключей и выбрал нужный ключ. Дверь подалась легко и безо всякого скрипа. Бартоломью скользнул внутрь, провернул ключ в дверях, чтобы Магда не заподозрила неладное, и огляделся – её не было здесь.
Давно не было. Он бы сказал, что с самого утра – вещи лежали в беспорядке, собиралась, как всегда, в спешке, и даже не утрудила себя необходимостью убрать лишнее. Может опять проспала? С неё станется.
Постель смятая, на столе недоеденный бутерброд. Выскочила как смогла.
Бартоломью даже в хмельном состоянии не мог принять это как данность. Для него аккуратность и дисциплина шли вперёд сотворения мира, а тут это!
И всё же? Куда она ушла?
В мрачной задумчивости он опустился в кресло и принялся ждать. Может, конечно, она зашла на пир по случаю прощания с Верховным. А может и отвлеклась на что-то по работе? Но почему-то на душе было неприятно. Он ожидал найти сейчас утешение в её преданной любви к нему, а получил пустую комнату и ожидание.
Магда собиралась прийти к себе, настроения куда-либо заходить, с кем-то беседовать, у неё не было. Но её желания не были учтены судьбой – Мартин появился на её пути, остановился.
Пришлось и ей остановиться.
– Это утрата, – он был мрачен, но не так как она, в нём была какая-то иная мрачность, более официальная, вежливая. – Большая утрата для нас.
– Да, это так, – согласилась Магда, в мыслях которой была тревога за Бартоломью, как он это перенесёт?
– Будем ему царствие вечности, – Мартин всё никак не желал продолжить путь.
У Магды опасно сверкнули глаза, она напомнила:
– Мы найдём того, кто это сделал, и покараем его!
Мартин странно посмотрел на неё, некоторое время он боролся с собой, словно не мог решиться: сказать или не сказать? Но природа взяла верх и он, хотя его никто не спрашивал, заметил:
– Разве это ваши слова, Магда?
Это он сказал зря.
– А чьи же? – усмехнулась Магда, взбешённая словами Мартина. Настроение и без того было ужасное, а теперь оно стало ещё хуже.
– Всадника Бартоломью. Это он так сказал.
Мартин не хотел её обидеть, он хотел услышать собственные слова Магды, её горе, её чувства, а она говорила с ним не своими мыслями, но, похоже, даже не осознавала этого.
– А что, я не могу согласиться с ним? – мгновенно среагировала Магда и глаза её стали опасно-злыми. – Думаешь, я готова позволить кому-то скрыться от кары?
– От правосудия, – поправил Мартин, невольно отступая от её ярости.
Но она уже не слышала. В следующую минуту Мартин услышал о себе всё, что слышал так часто, что он – канцелярская крыса, возомнившая о своей полезности; что он ничего не смыслит в жизни, и у него нет права подавать голос пока его не спросили; и в конце концов – он вообще не мужчина, а всего лишь жалкая тень человека!
– Ты жалкая, жалкая тень! В тебе ничего людского! – гремела она, не примериваясь и не считаясь с теми, кто случайно оказывался на пороге коридора и мог её слышать, но благоразумно предпочитал сворачивать и пойти в обход.
Мартин выдержал её тираду, и когда она гневно сверкнула глазами, выдохшись и измотавшись, коротко кивнул, принимая её слова.
Ещё раз метнув в него полной злости взгляд, Магда круто повернулась на каблуках и пошла прочь, громко стуча каблуками. В бешенстве она даже не задумалась о том, что пошла прочь от своих покоев, в которые собиралась.
Остановилась она лишь через три этажа, почти достигнув выхода в сторону сада. Остановилась в изумлении и только сейчас сообразила, что на злости прошла мимо и оказалась далеко от покоев.
Можно было развернуться, пойти обратно, но ей показалось почему-то, что её непременно увидят и засмеют. Хотя кто мог это сделать? Кому было до неё дело?
– Магда? Вы не на пиру? – пока она раздумывала, её всё-таки заметили.
Она вздрогнула, застигнутая врасплох, но это оказался всего лишь настоятель Габриэль – один из помощников Володыки.
И она почему-то обрадовалась, что это не кто-то из Дознания, кто будет спрашивать что-то о Бартоломью или выражать сочувствие о Верховном.
Хамить расхотелось.
– Да, кусок в горло не лезет, – призналась Магда, но призналась, конечно, на безопасную часть правды.
– Может быть, желаете пройтись? – предложил Габриэль, – или я помешал вам?
Помешал. Конечно, он ей помешал. Он был служителем, а она дознавателем, а Бартоломью всегда говорил, что служители слишком мягкотелы и слабы и не могут принять всех необходимых мер для безопасности и порою становятся обузой.
– Нет, не помешали, тем более, сад с вашей стороны, – Магда покачала головой, – да, давайте пройдёмся.
Он открыл ей дверь, помогая выйти. Обычная вежливость, от которой Магда отвыкла. По аллее, в которой только зарождалась зелень, двинулись молча. Магда сама нарушила молчание:
– Кажется, в прошлый раз я была груба с вами? Я приношу извинения.
Габриэль только улыбнулся:
– Все грубости достаются лишь плоти, душе они нипочём. Вы же не будете винить конверт в содержании письма? Так и здесь – плоть – это конверт. Тем более, вы – дознаватель.
Последняя фраза Магду насторожила. Она, конечно, догадывалась о том, какая репутация у Дознания, но одно дело догадываться, а другое – слышать обвинения.
– Что вы хотите сказать? – спросила она жёстче, чем хотела.
– У вас тяжёлая работа, – ответил Габриэль, – тяжелее, куда тяжелее, чем у нас. Это позволяет не злиться на вас. К нам люди идут на молитву или на покаяние, а покаяние открывает светлые стороны, само желание искупления вины – это светлое желание. А вы работаете с теми, кто не искупает вины, кто творит заговоры и желает подрыва основ Святого Города.
Она ждала обвинений. Да, привычных слухов-обвинений о пытках, допросах, жёстких методах, шпионаже, но не получила их. Вместо этого: «у вас тяжёлая работа!».
Непривычно.
– Да, вы правы, – согласилась Магда. – Вы правы, нам нелегко приходится.
– Я даже никогда не видел себя дознавателем, – продолжал Габриэль. – Скажите, учиться этому долго?
Таких вопросов Магде не задавали никогда. Сначала её не принимали всерьёз, а потом она уже была помощницей Всадника Бартоломью, и неуместно было спрашивать её об учёбе.
Магда задумалась. Благодаря покровительству Бартоломью она через некоторые вехи учёбы и вовсе проскочила, но зато всегда помнила слова своего обожаемого наставника:
– Дознаватель учится всю жизнь, Магда, помни об этом.
– Всю жизнь, – ответила Магда, – враги меняются, меняют методы, дознаватель не должен оставаться прежним, чтобы не проиграть.
И ей вдруг пришло в голову, что Верховный всё-таки проиграл. Видимо, он был стар для новых методов и от того позволил врагу оказаться непозволительно близко.
– Тяжёлый, тяжёлый труд, – вздохнул Габриэль, – не для каждого. Я бы не смог. Видеть каждый день людские ошибки и верить, всё равно служить Пресветлому!
С такой позиции Магда об этом как-то и не думала. Она просто работала, служила, но Пресветлому или Бартоломью?
– Да-да, – рассеянно отозвалась она теперь.
– Я отвлекаю вас от мыслей? – догадался настоятель.
Магда спохватилась:
– Нет, простите, просто очень много всего навалилось в последнее время. Я тяжело переношу прощания, хотя, кажется, должна была привыкнуть к ним. А ваши рассуждения о нашей службе… мало кто согласится с вами. Для многих мы проявление зла, власти, все видят лишь методы.
Она споткнулась, негоже было говорить о методах очень уж громко.
– Словом, не нашу работу, – нашлась Магда. – И сам иногда не веришь, кажется, в то, что несёшь благо.
– Не забывайте об этом, – серьёзно посоветовал Габриэль, – но и в истинную веру… понимаете, у нас с вами тонкая грань. Где заканчивается милосердие и начинается вопрос закона? Кто может быть прощён. А кто нет? у всех разные мотивы, у всех разные поступки…
– Преступления, – отозвалась Магда. Они уже не шли, стояли посреди аллее. Мимо шли какие-то служители, поглядывали, но не останавливались, а напротив, ускоряли шаг, видимо решив, что Магда тут проводит чуть ли не допрос.
– И кто может сказать точно, кто будет прав? – продолжал Габриэль. – Закон изменчив, а вот закон Пресветлого неизменен.
– Надеюсь, вы мне не каяться тут предлагаете? – Магда криво улыбнулась. Ей было даже жаль, что разговор пошёл в эту сторону, просто говорить с Габриэлем было приятнее, чем говорить о вечной дилемме: Дознание или Служение? Закон или Пресветлый?
– Нет, не предлагаю, – заверил Габриэль, – вы служите людям, всё равно вы больше служител людям, а я Пресветлому. Мы всегда будем говорить о разном, но это не значит, что мы не можем договориться. Пресветлый видит всё.
– И не везде успевает.
– Значит, таков его замысел, – Габриэль не смутился.
– Давайте не будем об этом? – попросила Магда. – Сотни лет люди спорят кто лучше, что лучше, что вернее, и не находят ответа. одно ясно – без нас Город Святого Престола погрязнет в хаосе, потому что одно служение не сможет противостоять врагам.
– Не будем, – легко согласился Габриэль, – все наши беседы лишь о неразрешимом. А итог у нас одинаков – суд Пресветлого.
Магда не ответила. Они постояли в молчании, но молчание это не было, к удивлению Магды неловким, оно было каким-то осмысленным.
– Я никогда не думала о иной стезе, – призналась она неожиданно. – Всё было так, как было. но иного я и не желаю.
– Значит, это был верный путь, указанный перстом Пресветлого, – отозвался Габриэль.
Магда поморщилась – снова туда же! Пресветлый, конечно, велик, но разве это может быть ответом на всё? Бартоломью считал, что нет, и Магда так тоже стала считать.
– Вы устали, – Габриэль заметил её выражение лица, – пожалуй, я утомил вас беседой. Спасибо, что согласились со мной пройтись.
Она только кивнула – пожалуйста, добрый человек, пожалуйста! Говорить о том, что прогулка неожиданно была приятна и для неё, Магда не стала. Да и усталость, в самом деле, настигла её, и Магда поспешила к себе в покои, теперь уже на справедливом основании.
– Где же ты была? – Бартоломью повторил вопрос.
В первый раз Магда не ответила – очень уж испугалась от неожиданности. Она-то была уверена, что её комната пуста и сейчас она ка-ак завалится в родную постель! А тут голос из темноты (и когда успел опуститься полумрак?):
– Где ты была?
Магда взвизгнула, дёрнулась, и в полумраке даже налетела на низенький столик, который не ожидал такого и шума в её приход добавил. И только когда свечи выхватили из темноты Бартоломью, им же зажженные свечи, последовал повторный вопрос:
– Где же ты была?
– Напугали! – Магда выдохнула с облегчением и поднялась с пола, куда некрасиво и нелепо рухнула. – Пресветлый, как же вы меня напугали!
Она даже нашла в себе силы рассмеяться, но коротко и неловко. Вопрос висел в воздухе, и, судя по лицу Бартоломью, он очень ждал ответа.
Да, он ждал её. Сначала с пониманием – девушка могла зайти на пир, перекусить, задержаться по службе. Потом с удивлением, и, наконец, с раздражением! Время копилось, шло к темноте, а её всё не было. Пару раз кто-то дёргал ручку дверей её покоев, но уходил после непродолжительного ожидания. Значит, ничего срочного не случилось. И всё же…
Где же была Магда?
Смех её оборвался.
– Так где? – спокойно повторил Бартоломью, но это спокойствие было очень обманчивым. Магда как никто знала это и почувствовала ужас. она точно знала, что не сделала ничего плохого, и всё-таки, он явно был недоволен ею.
И Бартоломью тогда ещё задумался всерьёз, что Город Святого Престола ослаб. Книги раскрывали перед ним его дивную историю – поклоны королей, дары империй, войска, золото… где это сейчас? Город был могуч, но власть его таяла. Теперь сюда стремились не знатные люди, а больше туристы и любопытные, да ещё простые паломники. А уважение где?
– Ты не о том думаешь, Бартоломью! – в другой раз выговаривал Верховный, когда Бартоломью осмелел и поделился с ним мыслями. – Мы служим пресветлому, а не сами себе. Мы должны покоряться этому служению и не просить большего. Люди ищут в нас утешение, и мы не должны внушать ужаса!
Тогда…да, пожалуй, всё началось именно тогда – Бартоломью увидел своего наставника в новом свете, увидел не главу Дознания, а всего лишь слабеющего, стареющего, привычного к комфорту человека.
Что он испытал тогда? Разочарование? Отвращение? Жалость? Кажется, всё сразу. Но тогда он и понял для себя чётко – надо действовать! Кто-то должен действовать, но не у каждого хватит сил. В своих же силах Бартоломью не сомневался ни тогда, ни теперь.
Да и какие сомнения? Так, тени скребущей совести, но и их можно утопить в новом плеске вина.
– Человек – ресурс, а толпа – основа. Сделай так, чтобы толпа тебя любила и не забудь. Что однажды она тебя возненавидит… – верховный часто любил делиться своими мыслями. К старости он стал словоохотлив, и так как именно Бартоломью был всегда рядом, ведь Агнесс сидела в Канцелярии, а Рогир был в вечных разъездах, Бартоломью выпадала участь слушать своего наставника, его размышления, подчас будто бы совсем нелепые…
Но Бартоломью слушал, исправно слушал, он знал – Верховный во многом прав.
Теперь же его не было, потому что «во многом» ещё не значит «во всём».
Новый плеск вина, и Бартоломью уже ощутил в голове отчётливый хмель. О, как его унесло-то быстро! впрочем, неудивительно – он с утра едва ли съел что-то крупнее куска хлеба, больше не полезло, видит Пресветлый! А потом духота в толпе, ожидание, прощание – любой ослабнет!
Но что же теперь? Куда деться? От мыслей, от памяти? Завтра будет лучше. Завтра он снова будет силён и готов к борьбе за общее, по-настоящему правильное и сильное благо. Но ведь это завтра, а что сегодня?
– Тебя ждёт большое будущее! – так обещал ему Верховный.
Хватит! Верховного нет, да здравствует новый Верховный!
Бартоломью огляделся – ничего в комнате не могло помочь ему дождаться завтрашнего дня, где были новые силы и новая борьба. Ничего не ждало его здесь, но…
Ждало у Магды. Да, она могла помочь. В конце концов, какие могли быть ему препятствия? От кого? Да и это Магда – преданная, любящая его Магда!
Забавно, но кажется, его никто никогда прежде и не любил. Или всё же?..
Нет, Бартоломью не считался со случайными женщинами, далёкими, проходящими через его жизнь, оставляющими разноцветные пятна веселья среди мрачного и зловещего его настоящего. А вот Магда была рядом. Живая, преданная, которую он так долго держал на расстоянии, опасаясь, что она приобретёт над ним особенную власть.
Но сейчас это казалось ему нелепым. Это же Магда! Что же он, с нею не справится? Он просто крепче привяжет её к себе, вот и всё!
В её коридоре было тихо. Ни тени, ни души, но оно и понятно – разбрелись дознаватели по церемонии прощания, собери их!
Вот и её дверь – тихий, но требовательный стук. Тишина.
Бартоломью постучал уже увереннее и громче. Нет ответа.
Что же это? Её у себя нет? К такому повороту он не был готов. Она всегда была там, где он её ждал и где её искал. А тут что же? у неё своя жизнь появилась?
Когда дознавателя всерьёз могли остановить двери? Бартоломью они, конечно, тоже не остановили, не церемонясь, не скрываясь, он достал из кармана связку ключей и выбрал нужный ключ. Дверь подалась легко и безо всякого скрипа. Бартоломью скользнул внутрь, провернул ключ в дверях, чтобы Магда не заподозрила неладное, и огляделся – её не было здесь.
Давно не было. Он бы сказал, что с самого утра – вещи лежали в беспорядке, собиралась, как всегда, в спешке, и даже не утрудила себя необходимостью убрать лишнее. Может опять проспала? С неё станется.
Постель смятая, на столе недоеденный бутерброд. Выскочила как смогла.
Бартоломью даже в хмельном состоянии не мог принять это как данность. Для него аккуратность и дисциплина шли вперёд сотворения мира, а тут это!
И всё же? Куда она ушла?
В мрачной задумчивости он опустился в кресло и принялся ждать. Может, конечно, она зашла на пир по случаю прощания с Верховным. А может и отвлеклась на что-то по работе? Но почему-то на душе было неприятно. Он ожидал найти сейчас утешение в её преданной любви к нему, а получил пустую комнату и ожидание.
***
Магда собиралась прийти к себе, настроения куда-либо заходить, с кем-то беседовать, у неё не было. Но её желания не были учтены судьбой – Мартин появился на её пути, остановился.
Пришлось и ей остановиться.
– Это утрата, – он был мрачен, но не так как она, в нём была какая-то иная мрачность, более официальная, вежливая. – Большая утрата для нас.
– Да, это так, – согласилась Магда, в мыслях которой была тревога за Бартоломью, как он это перенесёт?
– Будем ему царствие вечности, – Мартин всё никак не желал продолжить путь.
У Магды опасно сверкнули глаза, она напомнила:
– Мы найдём того, кто это сделал, и покараем его!
Мартин странно посмотрел на неё, некоторое время он боролся с собой, словно не мог решиться: сказать или не сказать? Но природа взяла верх и он, хотя его никто не спрашивал, заметил:
– Разве это ваши слова, Магда?
Это он сказал зря.
– А чьи же? – усмехнулась Магда, взбешённая словами Мартина. Настроение и без того было ужасное, а теперь оно стало ещё хуже.
– Всадника Бартоломью. Это он так сказал.
Мартин не хотел её обидеть, он хотел услышать собственные слова Магды, её горе, её чувства, а она говорила с ним не своими мыслями, но, похоже, даже не осознавала этого.
– А что, я не могу согласиться с ним? – мгновенно среагировала Магда и глаза её стали опасно-злыми. – Думаешь, я готова позволить кому-то скрыться от кары?
– От правосудия, – поправил Мартин, невольно отступая от её ярости.
Но она уже не слышала. В следующую минуту Мартин услышал о себе всё, что слышал так часто, что он – канцелярская крыса, возомнившая о своей полезности; что он ничего не смыслит в жизни, и у него нет права подавать голос пока его не спросили; и в конце концов – он вообще не мужчина, а всего лишь жалкая тень человека!
– Ты жалкая, жалкая тень! В тебе ничего людского! – гремела она, не примериваясь и не считаясь с теми, кто случайно оказывался на пороге коридора и мог её слышать, но благоразумно предпочитал сворачивать и пойти в обход.
Мартин выдержал её тираду, и когда она гневно сверкнула глазами, выдохшись и измотавшись, коротко кивнул, принимая её слова.
Ещё раз метнув в него полной злости взгляд, Магда круто повернулась на каблуках и пошла прочь, громко стуча каблуками. В бешенстве она даже не задумалась о том, что пошла прочь от своих покоев, в которые собиралась.
Остановилась она лишь через три этажа, почти достигнув выхода в сторону сада. Остановилась в изумлении и только сейчас сообразила, что на злости прошла мимо и оказалась далеко от покоев.
Можно было развернуться, пойти обратно, но ей показалось почему-то, что её непременно увидят и засмеют. Хотя кто мог это сделать? Кому было до неё дело?
– Магда? Вы не на пиру? – пока она раздумывала, её всё-таки заметили.
Она вздрогнула, застигнутая врасплох, но это оказался всего лишь настоятель Габриэль – один из помощников Володыки.
И она почему-то обрадовалась, что это не кто-то из Дознания, кто будет спрашивать что-то о Бартоломью или выражать сочувствие о Верховном.
Хамить расхотелось.
– Да, кусок в горло не лезет, – призналась Магда, но призналась, конечно, на безопасную часть правды.
– Может быть, желаете пройтись? – предложил Габриэль, – или я помешал вам?
Помешал. Конечно, он ей помешал. Он был служителем, а она дознавателем, а Бартоломью всегда говорил, что служители слишком мягкотелы и слабы и не могут принять всех необходимых мер для безопасности и порою становятся обузой.
– Нет, не помешали, тем более, сад с вашей стороны, – Магда покачала головой, – да, давайте пройдёмся.
Он открыл ей дверь, помогая выйти. Обычная вежливость, от которой Магда отвыкла. По аллее, в которой только зарождалась зелень, двинулись молча. Магда сама нарушила молчание:
– Кажется, в прошлый раз я была груба с вами? Я приношу извинения.
Габриэль только улыбнулся:
– Все грубости достаются лишь плоти, душе они нипочём. Вы же не будете винить конверт в содержании письма? Так и здесь – плоть – это конверт. Тем более, вы – дознаватель.
Последняя фраза Магду насторожила. Она, конечно, догадывалась о том, какая репутация у Дознания, но одно дело догадываться, а другое – слышать обвинения.
– Что вы хотите сказать? – спросила она жёстче, чем хотела.
– У вас тяжёлая работа, – ответил Габриэль, – тяжелее, куда тяжелее, чем у нас. Это позволяет не злиться на вас. К нам люди идут на молитву или на покаяние, а покаяние открывает светлые стороны, само желание искупления вины – это светлое желание. А вы работаете с теми, кто не искупает вины, кто творит заговоры и желает подрыва основ Святого Города.
Она ждала обвинений. Да, привычных слухов-обвинений о пытках, допросах, жёстких методах, шпионаже, но не получила их. Вместо этого: «у вас тяжёлая работа!».
Непривычно.
– Да, вы правы, – согласилась Магда. – Вы правы, нам нелегко приходится.
– Я даже никогда не видел себя дознавателем, – продолжал Габриэль. – Скажите, учиться этому долго?
Таких вопросов Магде не задавали никогда. Сначала её не принимали всерьёз, а потом она уже была помощницей Всадника Бартоломью, и неуместно было спрашивать её об учёбе.
Магда задумалась. Благодаря покровительству Бартоломью она через некоторые вехи учёбы и вовсе проскочила, но зато всегда помнила слова своего обожаемого наставника:
– Дознаватель учится всю жизнь, Магда, помни об этом.
– Всю жизнь, – ответила Магда, – враги меняются, меняют методы, дознаватель не должен оставаться прежним, чтобы не проиграть.
И ей вдруг пришло в голову, что Верховный всё-таки проиграл. Видимо, он был стар для новых методов и от того позволил врагу оказаться непозволительно близко.
– Тяжёлый, тяжёлый труд, – вздохнул Габриэль, – не для каждого. Я бы не смог. Видеть каждый день людские ошибки и верить, всё равно служить Пресветлому!
С такой позиции Магда об этом как-то и не думала. Она просто работала, служила, но Пресветлому или Бартоломью?
– Да-да, – рассеянно отозвалась она теперь.
– Я отвлекаю вас от мыслей? – догадался настоятель.
Магда спохватилась:
– Нет, простите, просто очень много всего навалилось в последнее время. Я тяжело переношу прощания, хотя, кажется, должна была привыкнуть к ним. А ваши рассуждения о нашей службе… мало кто согласится с вами. Для многих мы проявление зла, власти, все видят лишь методы.
Она споткнулась, негоже было говорить о методах очень уж громко.
– Словом, не нашу работу, – нашлась Магда. – И сам иногда не веришь, кажется, в то, что несёшь благо.
– Не забывайте об этом, – серьёзно посоветовал Габриэль, – но и в истинную веру… понимаете, у нас с вами тонкая грань. Где заканчивается милосердие и начинается вопрос закона? Кто может быть прощён. А кто нет? у всех разные мотивы, у всех разные поступки…
– Преступления, – отозвалась Магда. Они уже не шли, стояли посреди аллее. Мимо шли какие-то служители, поглядывали, но не останавливались, а напротив, ускоряли шаг, видимо решив, что Магда тут проводит чуть ли не допрос.
– И кто может сказать точно, кто будет прав? – продолжал Габриэль. – Закон изменчив, а вот закон Пресветлого неизменен.
– Надеюсь, вы мне не каяться тут предлагаете? – Магда криво улыбнулась. Ей было даже жаль, что разговор пошёл в эту сторону, просто говорить с Габриэлем было приятнее, чем говорить о вечной дилемме: Дознание или Служение? Закон или Пресветлый?
– Нет, не предлагаю, – заверил Габриэль, – вы служите людям, всё равно вы больше служител людям, а я Пресветлому. Мы всегда будем говорить о разном, но это не значит, что мы не можем договориться. Пресветлый видит всё.
– И не везде успевает.
– Значит, таков его замысел, – Габриэль не смутился.
– Давайте не будем об этом? – попросила Магда. – Сотни лет люди спорят кто лучше, что лучше, что вернее, и не находят ответа. одно ясно – без нас Город Святого Престола погрязнет в хаосе, потому что одно служение не сможет противостоять врагам.
– Не будем, – легко согласился Габриэль, – все наши беседы лишь о неразрешимом. А итог у нас одинаков – суд Пресветлого.
Магда не ответила. Они постояли в молчании, но молчание это не было, к удивлению Магды неловким, оно было каким-то осмысленным.
– Я никогда не думала о иной стезе, – призналась она неожиданно. – Всё было так, как было. но иного я и не желаю.
– Значит, это был верный путь, указанный перстом Пресветлого, – отозвался Габриэль.
Магда поморщилась – снова туда же! Пресветлый, конечно, велик, но разве это может быть ответом на всё? Бартоломью считал, что нет, и Магда так тоже стала считать.
– Вы устали, – Габриэль заметил её выражение лица, – пожалуй, я утомил вас беседой. Спасибо, что согласились со мной пройтись.
Она только кивнула – пожалуйста, добрый человек, пожалуйста! Говорить о том, что прогулка неожиданно была приятна и для неё, Магда не стала. Да и усталость, в самом деле, настигла её, и Магда поспешила к себе в покои, теперь уже на справедливом основании.
***
– Где же ты была? – Бартоломью повторил вопрос.
В первый раз Магда не ответила – очень уж испугалась от неожиданности. Она-то была уверена, что её комната пуста и сейчас она ка-ак завалится в родную постель! А тут голос из темноты (и когда успел опуститься полумрак?):
– Где ты была?
Магда взвизгнула, дёрнулась, и в полумраке даже налетела на низенький столик, который не ожидал такого и шума в её приход добавил. И только когда свечи выхватили из темноты Бартоломью, им же зажженные свечи, последовал повторный вопрос:
– Где же ты была?
– Напугали! – Магда выдохнула с облегчением и поднялась с пола, куда некрасиво и нелепо рухнула. – Пресветлый, как же вы меня напугали!
Она даже нашла в себе силы рассмеяться, но коротко и неловко. Вопрос висел в воздухе, и, судя по лицу Бартоломью, он очень ждал ответа.
Да, он ждал её. Сначала с пониманием – девушка могла зайти на пир, перекусить, задержаться по службе. Потом с удивлением, и, наконец, с раздражением! Время копилось, шло к темноте, а её всё не было. Пару раз кто-то дёргал ручку дверей её покоев, но уходил после непродолжительного ожидания. Значит, ничего срочного не случилось. И всё же…
Где же была Магда?
Смех её оборвался.
– Так где? – спокойно повторил Бартоломью, но это спокойствие было очень обманчивым. Магда как никто знала это и почувствовала ужас. она точно знала, что не сделала ничего плохого, и всё-таки, он явно был недоволен ею.
