Как спокойно и мирно они завтракали! Горячий омлет с курицей и зеленью, овощная паста, жареный хлеб, мёд и шоколад. Последнее было лакомством для большего числа дознавателей, в общем и целом, столы различались по уровню. Да оно и понятно – служители и дознаватели простого уровня и ели проще – каши, супы, похлёбки, салаты, запеканки. Мясо или рыба подавались им раз, по праздникам, два раза в день, а на завтрак пустая каша. Из десертов – фрукты по сезону или мёд, по праздникам – пироги. И всё это ещё могло остыть, если ты не приходил вовремя.
Конечно, Всадники, Настоятели и уж тем более – Володыка с Верховным, питались куда лучше. В те дни, когда не было поста в честь Пресветлого, они получали больше разнообразия в пище, а ещё их обеды, завтраки и ужины всегда были горячими, вне зависимости от того, когда они были запрошены.
Помня себя на посту Магды, Бартоломью приглашал её к себе по возможности разделить трапезу. Порции были большими, и это было тоже плюсом высшего ранга, привилегией, так что, хватало обоим, да ещё и оставалось иногда. Особенно жареный хлеб или пирог.
За едой Магде стало легче и щёки её порозовели естественным образом. Она прилежно передавала Бартоломью доклад Мартина.
– Скорее бы этот праздник уже прошёл! – в сердцах сказал Бартоломью, когда Магда сообщила, что к ночи число паломников увеличилось – люди собирались на праздник в Город Святого Престола, ехали с разных уголков мира и понемногу искали убежища в Городе и его предместьях.
Пока, хвала Пресветлому, без происшествий. Так, кто-то не досчитался багажа и ещё один подрался – но это мелочи, разняли, разобрали, нашли.
– Нет, я не против праздников, – продолжал Бартоломью, – просто каждый праздник – это головная боль. Кто-то приезжает праздновать и отдыхать, а кто-то сбивается с ног, чтобы этот праздник устроить и сделать безопасным.
– Но так всегда было, – Магда пожала плечами.
Однако Бартоломью не нуждался в её замечаниях, ему хотелось высказаться на этот счёт. А где высказываться, как ни при самой преданной помощнице?
– Всегда-всегда! – продолжил он, – было, не спорю! Но почему всех этих людей тянет к нам? Разве Пресветлый сказал, что каждый должен посетить все праздники за год? Разве Пресветлый сказал, что выпустит из-под своей защиты всех, то не придёт посмотреть на праздник Святого Пламени в двадцатый раз? Да он и про первый не говорил. Он говорил, что козлом и сволочью быть не надо!
Магда хихикнула, не сдержалась.
– Там не так, конечно, но по сути…– она снова засмеялась. Ей понравилось, как Бартоломью сократил суть учения Пресветлого.
– Ты в Служении не говори, – Бартоломью тоже улыбнулся, – а то они расстроятся. У меня вообще есть предположение, что все молитвы и словники написаны были после Пресветлого только для того, чтобы суть увеличить и сделать учение массивным. А ведь за этим истлела основа! Люди увидели много всякого лишнего и решили, что это вера!
– Город живёт за счёт таких праздников, – напомнила Магда. Размышления Бартоломью были ей привычны – так он выражался уже не в первый раз. Знал бы кто из Служения, был бы скандал, но Магда верная, не выдаст!
– Поворчать не дашь, – Бартоломью пододвинул ей кусок шоколада, – ешь.
Она смутилась.
– Ешь, и не спорь, – напомнил Бартоломью.
Она покорилась.
– Теперь серьёзнее, – продолжил Бартоломью, – на празднике, как сообщает Рогир, будет очень интересная личность – граф де Ла Тримуй.
В руках Бартоломью появилось два листа, исписанных мелким чужим почерком – Всадник уже успел навести по возможности справки.
– И что с ним? Охрану приставить? – напряглась Магда.
– Пока не знаю. Рогир сообщает, что граф связан с культом Чёрного Креста, что они там чуть ли не друзья.
Магда вздохнула. Занервничала.
– Так это или нет, выяснить точно не удалось, – продолжал Бартоломью, вглядываясь в листы, – с одной стороны, слухи на пустом месте не возникают, с другой – слухи всегда лишь слухи. А факты таковы: граф де Ла Тримуй свой титул приобрёл, изначально он по происхождению просто Тримуй, а «де Ла» он купил.
Магда фыркнула:
– Идиотство!
– Или гордыня, – не согласился Бартоломью, – или попытка пролезть в закрытые круги. Так или иначе, но титул он купил ещё в двадцать два года, будучи никому неизвестным. Отец оставил богатое наследство.
– А что с отцом?
– В корень зришь, – похвалил Бартоломью, – а вот с его отцом всё сложнее. Он был замешан в скандалах – его обвиняли в мошенничестве, но не смогли найти доказательства. А ещё – в гибели его любовницы. Если верить моему источнику, то та была найдена со сломанной шеей. Он утверждал, что она споткнулась и упала с лестницы, но в забытом отчёте одного детектива есть ярко выраженное сомнение на этот счёт – он утверждал, что женщине свернули шею.
Магда побарабанила пальцами по столу. Бартоломью взглянул на её руку, но ничего не сказал, хотя эта привычка и раздражала его.
– Не пускать его? – предположила она.
– Основание? Мутный тип? У нас и помутнее бывают. И потом – дела давние. Сам он не попался или чист.
– Но вы не верите?
– Не верю, – согласился Всадник. – Работа у меня такая. Короче говоря, когда он приедет, я хочу знать каждый его шаг, каждый его контакт и состав каждого его ужина. Это ясно?
– Устроим! – пообещала Магда. – Когда он приедет?
Некоторое время они ещё сверялись с датами приезда высоких гостей. Граф прибывал к самому празднику, и это успокаивало – не надо было травить себе нервы недоверием и наблюдением долго. Всего-то потерпеть сам праздник и день-два после.
– Нам нужно также устроить совещание, – завтра давно уже кончился, но тарелки стояли ещё в стороне, ведь никто не может появиться в кабинете Всадника без доклада или приглашения. А тарелки – это всего лишь тарелки, подождут. – Кого бы ты порекомендовала среди лучших дознавателей на скорую реакцию?
Бартоломью часто задавал этот вопрос. У него было своё мнение, и Магда его знала, но он сам учил отставить истинно свою позицию, правда подводил дело так, чтобы их позиции были одинаковыми или почти одинаковыми. Понимать этот вопрос следовало так: кого бы ты, Магда, назвала среди дознавателей исполнительным и ретивым, но без перебора? Кто мог бы выполнять самые деликатные поручения, не становясь идиотом?
– Полагаю, что Элрика, – задумчиво ответила Магда. – Он, конечно, не амбициозный, но исполнительный. Скажешь – сделает. Инициативы проявлять не будет.
Бартоломью кивнул – это полезный навык, а то развелось вокруг инициативных и ретивых.
– И ещё Филиппо, наверное, – это был уже привычный кандидат от Бартоломью, но Магда добавила его от себя.
Филиппо мог бы быть ей конкурентом за внимание Бартоломью, если бы Бартоломью искал себе истинного преемника, а не марионетку, которая мыслит и сама, но немного. А Филиппо бы такой марионеткой не стал. Никто, кроме, наверное, Бартоломью и Верховного (мир ему!) не знал, откуда этот Филиппо появился, но он был данностью Дознания.
Очень скрытный, неизменно вежливый, он располагал к себе людей. Но это был страшный человек. Шпион, убийца, если нужно – и всё без тени сомнения, деликатный разрешитель дел. Если нужно было избавить Город от кого-то опасного – Филиппо сделает это и только тени вздрогнут, но и они не заметят лица убийцы. Если нужно добыть информацию – Филиппо добудет. И всё это он сделает спокойно и вежливо. И с такой же вежливостью подаст вам чая, и вы никогда не подумаете на него дурного – фантазии не хватит.
Филиппо – неизменный участник праздников. Дознаватель, преданный пёс Бартоломью, но инициативный. Он может решить вопрос на месте и доложить о нём по разрешению.
И это плохо. Но на рожон он уж не полезет. И это уже получше…
– Значит, мы разделим между тобой, мной, Филиппо и Элриком сферы взаимо…– Бартоломью осёкся и с удивлением посмотрел на дверь. Кто посмел постучаться в столь ранний час?
Магда, сидевшая ближе к дверям, вопросительно взглянула на Всадника. Её этот визит тоже напугал. Просто так не придут – это понятно.
– Войдите! – дозволил Бартоломью, голос его стал стальным, лишился всякой мягкости.
– Беда! Беда, Всадник! – на пороге возник перепуганный дознаватель столь мелкого ранга, что Магда его даже не вспомнила по имени.
– Беда, трагедия, оплошность или катастрофа? – Бартоломью был мрачен. Он не любил глупостей, прерывающих его размышления, но ещё больше не любил реальных происшествий.
Дознаватель растерялся. Магда пришла ему на помощь:
– Скажи, в чём дело?
Дознаватель спохватился, словно бы вспомнив, наконец, зачем он прибежал6
– Борко повесился, Всадник!
Борко? Недавно разжалованный Глава Городской Стражи? Что за бред? Он они уже неслись по коридору – Бартоломью и Магда, не сговариваясь (а о чём тут сговариваться?), рвались в подземные свои владения…
– Показывай! – громыхнул Бартоломью перепуганному стражнику.
Магда задохнулась от быстрого бега, да и плотного завтрака перед ним, но всё же умудрилась не отстать, правда, слегка привалилась к стене.
Быстро отперли камеру. Дрожали руки. Свет факелов выхватил – да, Борко повесился. Его тело мрачно и безнадёжно болталось над полом.
Бартоломью промолчал минуту. О чём он думал? Магда пока этого не знала. Наконец, он велел:
– Снимите его.
Двое стражников рванули внутрь, завозились. Бартоломью вышел из камеры, давая им простор и обратился к Магде:
– Знаешь, что странно? Он повесился не на простыне или своей одежде, не на спинке кровати, а под потолком… на верёвке.
– Откуда у него верёвка? – не поняла Магда. Она знала процедуру помещения в камеру: перед тем, как закроются двери, отделяющие тебя от свободы, ты остаёшься без шнурков, ремней, острых предметов, и даже без кулонов, медальонов, пусть на них и сам лик Пресветлого.
Не положено! Дознание очень бережёт преступников от попыток бегства от правосудия. А тут не вышло.
Бездыханное тело Борко уложили прямо на пол. Бартоломью это разозлило. Очень холодно, вроде бы даже спокойно (но все присутствующие знали цену этому спокойствию), он поинтересовался – по сколько раз каждого из стражников роняли об пол головой в детстве?
– Обследовать труп мы будем прямо на полу? – закончил Бартоломью.
– А куда его? – последовал идиотский вопрос и Бартоломью с трудом сдержался от ещё более холодного и ещё более яростного в этом холоде тона.
– В мертвецкую! – вмешалась Магда.
Перешли в мертвецкую. Кое-кто из дознавателей из числа небезнадёжных уже был там. Призвали и лекаря.
– Смерть наступила где-то два или три часа назад, – сообщил он.
Что ж, это уже открывало многое. Значит, пересменка стражников закончилась, и ночная смена ушла спать, заступила дневная. А те…а что те? Кто всерьёз будет заглядывать по алгоритму через каждые положенные четверть часа в камеры? Арестованные ещё спят, так почему бы и не оставить их в покое? Куда они денутся?
Значит, проглядела утренняя смена. Всех троих заступивших утром в эту часть Дознания на разжалование, под временный арест, до выяснений обстоятельств!
Магда даже не вздрогнула, когда Бартоломью отчеканил этот приказ. Она его ждала. Нужно было выяснить, что произошло. Пришлось привести в мертвецкую кого-то из Канцелярии, как назло – это оказался Мартин. Его скривило от самого присутствия в мертвецкой, но кого волновало его мнение? Ему продиктовали про съём дневной смены.
Он пошёл передавать приказ в Дознание.
– А кто вместо них-то будет? – спохватился дознаватель Конрад. – Всадник, я, может, побегу, догоню Мартина? Допишем?
Разрешили, и Конрад умчался.
– Верёвка с фабрики, – Филиппо был тоже здесь, и все его мысли был заняты мертвецом. – Не сама плетена. Кто передал?
Одно дело – попустительство стражников, другое – передача верёвки.
Из мертвецкой пришлось подняться. Тело больше не могло ничего сказать – на нём не осталось следов или лишних предметов, вообще ничего не осталось, просто повешенный или повесившийся преступник.
– Мы позаботимся о нём, – служители входили в мертвецкую, сменяя Дознание. Закону разбираться с преступлением, которое произошло так или иначе – кто-то же принёс верёвку! А кто-то позволил это сделать! Но Служение это не волновало – они заботились о теле, должны были омыть его, обрядить, подготовить к погребению. Да, как самоубийцу его не ждали земли кладбищ Святого Города, и предстояло отправить тело в предместье, а это тоже хлопоты.
Но последний преступник заслуживает погребения, ведь предстаёт он перед Высшим Судом – Судом Пресветлого, а земные суды кончились, и надлежит позаботиться о теле.
Но Дознание тело не интересует. Уже вызвана ночная смена стражников. Пока они, сонные и непонимающие идут вниз, можно заняться утренней.
Кто приходил и что передавал для погибшего Борко? Конечно, все трое твердят – никто не приходил и ничего не передавал. Их держат в трёх разных камерах, в одной из них допрашивает сам Бартоломью – ведь дело серьёзное. Но ответы одинаковы.
Кто приходил в прошлый раз? Кто вообще приходил к Борко? Ответ прост и снова раздражающе-одинаков: к Борко приходил только Всадник Бартоломью, дознаватель Канцелярии и Магда.
Следующий вопрос тяжёл. Он грозит разжалованием и судом.
Почему не заглядывали через каждые четверть часа в камеры? Почему нарушали установленный порядок?
Сам Бартоломью уже считает, что задавать этот вопрос бессмысленно. Оно всегда было – стражники, предоставленные сами себе, часто пользуются отсутствием дознавателя и дремлют. Один дремлет, двое на страже. Если кто идёт – будят. В карты тоже поигрывают, а то и вином балуются.
Просто всплывает это в самые неподходящие моменты. Допрашивать «почему» в этом случае – не имеет смысла. Почему? Да потому что годами Дознание это позволяло, потому что Верховный закрывал глаза, а следом за ним и Всадники. Потому что работа бессмысленная. Куда они денутся? Потому что стоять в коридоре холодно. Потому что неблагодарная эта служба!
Всегда складывалось и проходило, а тут не прошло. Но спрашивать бесполезно, однако, Бартоломью нужно было сорвать на ком-то своё раздражение.
Появилась и ночная смена. Введённые кем-то милосердным по пути в курс дела, они с порога начали утверждать, что ночью всё было тихо, спокойно, никто не приходил, ничего не приносил, не передавал.
– Как он себя вёл? – давил Филиппо. – Спал? Ел?
Магда вдруг вздрогнула. Бартоломью заметил это.
– Да как обычно…– мялись стражники, дрожали, боялись могучего Дознания, в котором так долго служили, но для которого остались всего лишь стражниками. – Поел немного, спать лёг.
– Кто приносил еду с кухни? – тихо спросила Магда, обращаясь не к стражникам, а к Бартоломью.
Он понял. Верёвку передали с ужином. Или с обедом. Или с завтраком. К Борко не приходили – и это могла бы быть рабочей версией.
Взбеленили всю кухню. Поваров – румяных от жара, оторвали от печей, но быстро к ним вернули. Повара не волшебники, они даже не знают, кому и куда идёт еда. Они просто готовят. Значит, разносчики и разносчицы. А их дюжина. Но и тут беда – когда передали верёвку? Каждый день разносчик или разносчица разные. Если дружишь с управляющим по кухне, то в подземные этажи не пойдёшь…
А проштрафился? Ступай!
– С ареста Борко в подземные ходили…сейчас, посмотрим, – благо, управляющий знает, где работает.
Конечно, Всадники, Настоятели и уж тем более – Володыка с Верховным, питались куда лучше. В те дни, когда не было поста в честь Пресветлого, они получали больше разнообразия в пище, а ещё их обеды, завтраки и ужины всегда были горячими, вне зависимости от того, когда они были запрошены.
Помня себя на посту Магды, Бартоломью приглашал её к себе по возможности разделить трапезу. Порции были большими, и это было тоже плюсом высшего ранга, привилегией, так что, хватало обоим, да ещё и оставалось иногда. Особенно жареный хлеб или пирог.
За едой Магде стало легче и щёки её порозовели естественным образом. Она прилежно передавала Бартоломью доклад Мартина.
– Скорее бы этот праздник уже прошёл! – в сердцах сказал Бартоломью, когда Магда сообщила, что к ночи число паломников увеличилось – люди собирались на праздник в Город Святого Престола, ехали с разных уголков мира и понемногу искали убежища в Городе и его предместьях.
Пока, хвала Пресветлому, без происшествий. Так, кто-то не досчитался багажа и ещё один подрался – но это мелочи, разняли, разобрали, нашли.
– Нет, я не против праздников, – продолжал Бартоломью, – просто каждый праздник – это головная боль. Кто-то приезжает праздновать и отдыхать, а кто-то сбивается с ног, чтобы этот праздник устроить и сделать безопасным.
– Но так всегда было, – Магда пожала плечами.
Однако Бартоломью не нуждался в её замечаниях, ему хотелось высказаться на этот счёт. А где высказываться, как ни при самой преданной помощнице?
– Всегда-всегда! – продолжил он, – было, не спорю! Но почему всех этих людей тянет к нам? Разве Пресветлый сказал, что каждый должен посетить все праздники за год? Разве Пресветлый сказал, что выпустит из-под своей защиты всех, то не придёт посмотреть на праздник Святого Пламени в двадцатый раз? Да он и про первый не говорил. Он говорил, что козлом и сволочью быть не надо!
Магда хихикнула, не сдержалась.
– Там не так, конечно, но по сути…– она снова засмеялась. Ей понравилось, как Бартоломью сократил суть учения Пресветлого.
– Ты в Служении не говори, – Бартоломью тоже улыбнулся, – а то они расстроятся. У меня вообще есть предположение, что все молитвы и словники написаны были после Пресветлого только для того, чтобы суть увеличить и сделать учение массивным. А ведь за этим истлела основа! Люди увидели много всякого лишнего и решили, что это вера!
– Город живёт за счёт таких праздников, – напомнила Магда. Размышления Бартоломью были ей привычны – так он выражался уже не в первый раз. Знал бы кто из Служения, был бы скандал, но Магда верная, не выдаст!
– Поворчать не дашь, – Бартоломью пододвинул ей кусок шоколада, – ешь.
Она смутилась.
– Ешь, и не спорь, – напомнил Бартоломью.
Она покорилась.
– Теперь серьёзнее, – продолжил Бартоломью, – на празднике, как сообщает Рогир, будет очень интересная личность – граф де Ла Тримуй.
В руках Бартоломью появилось два листа, исписанных мелким чужим почерком – Всадник уже успел навести по возможности справки.
– И что с ним? Охрану приставить? – напряглась Магда.
– Пока не знаю. Рогир сообщает, что граф связан с культом Чёрного Креста, что они там чуть ли не друзья.
Магда вздохнула. Занервничала.
– Так это или нет, выяснить точно не удалось, – продолжал Бартоломью, вглядываясь в листы, – с одной стороны, слухи на пустом месте не возникают, с другой – слухи всегда лишь слухи. А факты таковы: граф де Ла Тримуй свой титул приобрёл, изначально он по происхождению просто Тримуй, а «де Ла» он купил.
Магда фыркнула:
– Идиотство!
– Или гордыня, – не согласился Бартоломью, – или попытка пролезть в закрытые круги. Так или иначе, но титул он купил ещё в двадцать два года, будучи никому неизвестным. Отец оставил богатое наследство.
– А что с отцом?
– В корень зришь, – похвалил Бартоломью, – а вот с его отцом всё сложнее. Он был замешан в скандалах – его обвиняли в мошенничестве, но не смогли найти доказательства. А ещё – в гибели его любовницы. Если верить моему источнику, то та была найдена со сломанной шеей. Он утверждал, что она споткнулась и упала с лестницы, но в забытом отчёте одного детектива есть ярко выраженное сомнение на этот счёт – он утверждал, что женщине свернули шею.
Магда побарабанила пальцами по столу. Бартоломью взглянул на её руку, но ничего не сказал, хотя эта привычка и раздражала его.
– Не пускать его? – предположила она.
– Основание? Мутный тип? У нас и помутнее бывают. И потом – дела давние. Сам он не попался или чист.
– Но вы не верите?
– Не верю, – согласился Всадник. – Работа у меня такая. Короче говоря, когда он приедет, я хочу знать каждый его шаг, каждый его контакт и состав каждого его ужина. Это ясно?
– Устроим! – пообещала Магда. – Когда он приедет?
Некоторое время они ещё сверялись с датами приезда высоких гостей. Граф прибывал к самому празднику, и это успокаивало – не надо было травить себе нервы недоверием и наблюдением долго. Всего-то потерпеть сам праздник и день-два после.
– Нам нужно также устроить совещание, – завтра давно уже кончился, но тарелки стояли ещё в стороне, ведь никто не может появиться в кабинете Всадника без доклада или приглашения. А тарелки – это всего лишь тарелки, подождут. – Кого бы ты порекомендовала среди лучших дознавателей на скорую реакцию?
Бартоломью часто задавал этот вопрос. У него было своё мнение, и Магда его знала, но он сам учил отставить истинно свою позицию, правда подводил дело так, чтобы их позиции были одинаковыми или почти одинаковыми. Понимать этот вопрос следовало так: кого бы ты, Магда, назвала среди дознавателей исполнительным и ретивым, но без перебора? Кто мог бы выполнять самые деликатные поручения, не становясь идиотом?
– Полагаю, что Элрика, – задумчиво ответила Магда. – Он, конечно, не амбициозный, но исполнительный. Скажешь – сделает. Инициативы проявлять не будет.
Бартоломью кивнул – это полезный навык, а то развелось вокруг инициативных и ретивых.
– И ещё Филиппо, наверное, – это был уже привычный кандидат от Бартоломью, но Магда добавила его от себя.
Филиппо мог бы быть ей конкурентом за внимание Бартоломью, если бы Бартоломью искал себе истинного преемника, а не марионетку, которая мыслит и сама, но немного. А Филиппо бы такой марионеткой не стал. Никто, кроме, наверное, Бартоломью и Верховного (мир ему!) не знал, откуда этот Филиппо появился, но он был данностью Дознания.
Очень скрытный, неизменно вежливый, он располагал к себе людей. Но это был страшный человек. Шпион, убийца, если нужно – и всё без тени сомнения, деликатный разрешитель дел. Если нужно было избавить Город от кого-то опасного – Филиппо сделает это и только тени вздрогнут, но и они не заметят лица убийцы. Если нужно добыть информацию – Филиппо добудет. И всё это он сделает спокойно и вежливо. И с такой же вежливостью подаст вам чая, и вы никогда не подумаете на него дурного – фантазии не хватит.
Филиппо – неизменный участник праздников. Дознаватель, преданный пёс Бартоломью, но инициативный. Он может решить вопрос на месте и доложить о нём по разрешению.
И это плохо. Но на рожон он уж не полезет. И это уже получше…
– Значит, мы разделим между тобой, мной, Филиппо и Элриком сферы взаимо…– Бартоломью осёкся и с удивлением посмотрел на дверь. Кто посмел постучаться в столь ранний час?
Магда, сидевшая ближе к дверям, вопросительно взглянула на Всадника. Её этот визит тоже напугал. Просто так не придут – это понятно.
– Войдите! – дозволил Бартоломью, голос его стал стальным, лишился всякой мягкости.
– Беда! Беда, Всадник! – на пороге возник перепуганный дознаватель столь мелкого ранга, что Магда его даже не вспомнила по имени.
– Беда, трагедия, оплошность или катастрофа? – Бартоломью был мрачен. Он не любил глупостей, прерывающих его размышления, но ещё больше не любил реальных происшествий.
Дознаватель растерялся. Магда пришла ему на помощь:
– Скажи, в чём дело?
Дознаватель спохватился, словно бы вспомнив, наконец, зачем он прибежал6
– Борко повесился, Всадник!
Борко? Недавно разжалованный Глава Городской Стражи? Что за бред? Он они уже неслись по коридору – Бартоломью и Магда, не сговариваясь (а о чём тут сговариваться?), рвались в подземные свои владения…
– Показывай! – громыхнул Бартоломью перепуганному стражнику.
Магда задохнулась от быстрого бега, да и плотного завтрака перед ним, но всё же умудрилась не отстать, правда, слегка привалилась к стене.
Быстро отперли камеру. Дрожали руки. Свет факелов выхватил – да, Борко повесился. Его тело мрачно и безнадёжно болталось над полом.
Бартоломью промолчал минуту. О чём он думал? Магда пока этого не знала. Наконец, он велел:
– Снимите его.
Двое стражников рванули внутрь, завозились. Бартоломью вышел из камеры, давая им простор и обратился к Магде:
– Знаешь, что странно? Он повесился не на простыне или своей одежде, не на спинке кровати, а под потолком… на верёвке.
– Откуда у него верёвка? – не поняла Магда. Она знала процедуру помещения в камеру: перед тем, как закроются двери, отделяющие тебя от свободы, ты остаёшься без шнурков, ремней, острых предметов, и даже без кулонов, медальонов, пусть на них и сам лик Пресветлого.
Не положено! Дознание очень бережёт преступников от попыток бегства от правосудия. А тут не вышло.
Бездыханное тело Борко уложили прямо на пол. Бартоломью это разозлило. Очень холодно, вроде бы даже спокойно (но все присутствующие знали цену этому спокойствию), он поинтересовался – по сколько раз каждого из стражников роняли об пол головой в детстве?
– Обследовать труп мы будем прямо на полу? – закончил Бартоломью.
– А куда его? – последовал идиотский вопрос и Бартоломью с трудом сдержался от ещё более холодного и ещё более яростного в этом холоде тона.
– В мертвецкую! – вмешалась Магда.
Перешли в мертвецкую. Кое-кто из дознавателей из числа небезнадёжных уже был там. Призвали и лекаря.
– Смерть наступила где-то два или три часа назад, – сообщил он.
Что ж, это уже открывало многое. Значит, пересменка стражников закончилась, и ночная смена ушла спать, заступила дневная. А те…а что те? Кто всерьёз будет заглядывать по алгоритму через каждые положенные четверть часа в камеры? Арестованные ещё спят, так почему бы и не оставить их в покое? Куда они денутся?
Значит, проглядела утренняя смена. Всех троих заступивших утром в эту часть Дознания на разжалование, под временный арест, до выяснений обстоятельств!
Магда даже не вздрогнула, когда Бартоломью отчеканил этот приказ. Она его ждала. Нужно было выяснить, что произошло. Пришлось привести в мертвецкую кого-то из Канцелярии, как назло – это оказался Мартин. Его скривило от самого присутствия в мертвецкой, но кого волновало его мнение? Ему продиктовали про съём дневной смены.
Он пошёл передавать приказ в Дознание.
– А кто вместо них-то будет? – спохватился дознаватель Конрад. – Всадник, я, может, побегу, догоню Мартина? Допишем?
Разрешили, и Конрад умчался.
– Верёвка с фабрики, – Филиппо был тоже здесь, и все его мысли был заняты мертвецом. – Не сама плетена. Кто передал?
Одно дело – попустительство стражников, другое – передача верёвки.
Из мертвецкой пришлось подняться. Тело больше не могло ничего сказать – на нём не осталось следов или лишних предметов, вообще ничего не осталось, просто повешенный или повесившийся преступник.
– Мы позаботимся о нём, – служители входили в мертвецкую, сменяя Дознание. Закону разбираться с преступлением, которое произошло так или иначе – кто-то же принёс верёвку! А кто-то позволил это сделать! Но Служение это не волновало – они заботились о теле, должны были омыть его, обрядить, подготовить к погребению. Да, как самоубийцу его не ждали земли кладбищ Святого Города, и предстояло отправить тело в предместье, а это тоже хлопоты.
Но последний преступник заслуживает погребения, ведь предстаёт он перед Высшим Судом – Судом Пресветлого, а земные суды кончились, и надлежит позаботиться о теле.
Но Дознание тело не интересует. Уже вызвана ночная смена стражников. Пока они, сонные и непонимающие идут вниз, можно заняться утренней.
Кто приходил и что передавал для погибшего Борко? Конечно, все трое твердят – никто не приходил и ничего не передавал. Их держат в трёх разных камерах, в одной из них допрашивает сам Бартоломью – ведь дело серьёзное. Но ответы одинаковы.
Кто приходил в прошлый раз? Кто вообще приходил к Борко? Ответ прост и снова раздражающе-одинаков: к Борко приходил только Всадник Бартоломью, дознаватель Канцелярии и Магда.
Следующий вопрос тяжёл. Он грозит разжалованием и судом.
Почему не заглядывали через каждые четверть часа в камеры? Почему нарушали установленный порядок?
Сам Бартоломью уже считает, что задавать этот вопрос бессмысленно. Оно всегда было – стражники, предоставленные сами себе, часто пользуются отсутствием дознавателя и дремлют. Один дремлет, двое на страже. Если кто идёт – будят. В карты тоже поигрывают, а то и вином балуются.
Просто всплывает это в самые неподходящие моменты. Допрашивать «почему» в этом случае – не имеет смысла. Почему? Да потому что годами Дознание это позволяло, потому что Верховный закрывал глаза, а следом за ним и Всадники. Потому что работа бессмысленная. Куда они денутся? Потому что стоять в коридоре холодно. Потому что неблагодарная эта служба!
Всегда складывалось и проходило, а тут не прошло. Но спрашивать бесполезно, однако, Бартоломью нужно было сорвать на ком-то своё раздражение.
Появилась и ночная смена. Введённые кем-то милосердным по пути в курс дела, они с порога начали утверждать, что ночью всё было тихо, спокойно, никто не приходил, ничего не приносил, не передавал.
– Как он себя вёл? – давил Филиппо. – Спал? Ел?
Магда вдруг вздрогнула. Бартоломью заметил это.
– Да как обычно…– мялись стражники, дрожали, боялись могучего Дознания, в котором так долго служили, но для которого остались всего лишь стражниками. – Поел немного, спать лёг.
– Кто приносил еду с кухни? – тихо спросила Магда, обращаясь не к стражникам, а к Бартоломью.
Он понял. Верёвку передали с ужином. Или с обедом. Или с завтраком. К Борко не приходили – и это могла бы быть рабочей версией.
Взбеленили всю кухню. Поваров – румяных от жара, оторвали от печей, но быстро к ним вернули. Повара не волшебники, они даже не знают, кому и куда идёт еда. Они просто готовят. Значит, разносчики и разносчицы. А их дюжина. Но и тут беда – когда передали верёвку? Каждый день разносчик или разносчица разные. Если дружишь с управляющим по кухне, то в подземные этажи не пойдёшь…
А проштрафился? Ступай!
– С ареста Борко в подземные ходили…сейчас, посмотрим, – благо, управляющий знает, где работает.
