И мыслями она с ним.
– Всадник Рогир сказал, что ответа не нужно, – спохватился Мартин. Ему совсем не нравилась перспектива провести ещё хоть лишнюю минуту здесь, в подземельях, где заканчивается людская воля и вообще, всё хорошее, всё, что полно надежды и любви.
Потому что не до того когда больно. А здесь властвовала боль.
Магда изумлённо взглянула на Мартина, затем кивнула:
– Ладно, ступай.
У неё получилось очень пренебрежительно, такой тон вырабатывается либо от породы, из которой идёт человек, либо от вымученного и выученного презрения к другим. Но Мартин не отреагировал на это и не обиделся – он привык к презрению и считал это честной платой за собственное отвращение к этому месту.
Радуясь тому, что вечер кончен, Мартин поспешил к себе. Да, в его покоях было тоже прохладно, да и погода не располагала к уюту, но всё же, по сравнению с нижними этажами, у него был наглый и неприкрытый комфорт!
Он поспешил к себе, не делая даже малейшей попытки узнать результат размышления Магды. В конце концов, едва ли она поделиться результатами своих мыслей! Да и с него самого хватит – есть работа, есть дополнительные поручения. Он выполняет дополнительные поручения.
Когда для Мартина всё вроде бы закончилось, Магда ещё продолжала по нему идти. Она показала Бартоломью послание от Рогира и не смущали её ни въевшийся в стены запах крови, ни запачканные ею же пальцы Всадника, ни хрипящий, уже отучившийся от крика упрямый Бардо – недавний Глава Городской Стражи, лихо растерявший за этот день свою удаль с последними её тенями.
– Что делать? – спросила Магда, ища в глазах Бартоломью ответ. – Это странно…
– Думаешь? – усмехнулся он. Тень раздумья легла на его лицо, но отступила – ему было всё понятнее и проще, чем ей. – У нас нет Верховного, зато есть три Всадника, куча подозрительных людей в Городе Святого Престола и убийство нашего общего наставника. Разумеется, кто-то должен был бы захотеть побеседовать и с тобой.
– Но…– Магда всё ещё терялась.
– Из меня хороший подозреваемый, – мрачно ответил Бартоломью и поспешил добавить, пока Магда не спохватилась: – не спорь, это правда, а не моё кокетство. Давай лучше подумаем вот о чём – как нам это использовать?
Магда стихла. Он не дал ей высказать возмущение, переключил на пользу, отвлёк от эмоций.
– Как? – неуверенно спросила она, – узнать о его планах? Или о его отношении к тебе?
– Его отношение к себе я прекрасно знаю, а вот планы – что ж, это уже представляет для нас интерес, верно. Но ты же не сможешь спросить его напрямую. Это он будет спрашивать, и ты должна заранее быть готова к этому. Например, он спросит, чего ты хочешь больше всего? Чего тебе не достаёт?
– У меня всё есть! Даже больше, чем я могла желать, – запальчиво отозвалась Магда и покраснела.
Не было у неё только одного, но признаться в этом? Нет, невозможно, она себе-то боится сказать о том лишний раз, а тут ему самому?
Бартоломью был рядом. Они стояли в узком и тёмном закутке с рукомойником, который смыл собою столько крови и грязи и меньше метра было до недавнего Главы Городской Стражи, а она не слышала ни его хриплые всхлипы, ни бессмысленные шорохи от его покрытой кровью одежды по рабочему столу…
«Немыслимо!» – подумал Бартоломью с восхищением и отвращением одновременно. Он не мог представить себе такое, чтобы кто-то так был предан ему. Отвращение, впрочем, быстро исчезло, сменилось подкупающим чувством восторга – она предана не кому-то, а ему!
Это его тронуло в очередной раз.
– Скажешь, что хотела бы больше свободы в работе, – настаивал Бартоломью, – это будет верным ответом.
Магда, похоже, так не считала, но спорить не стала.
– И ни слова о моём расположении к тебе. Мы не друзья, мы всего лишь работаем. Ты моя помощница, но я – Всадник, – он знал, что делает словами немыслимое. Ни слова о расположении, значит, есть оно, расположение? Но в то же время печаль: она помощница, он – Всадник, он стоит выше и так будет всегда.
– Не заставляй Рогира ждать, – посоветовал Бартоломью мягко и направил её к дверям. Магда покорно последовала за его намёком и поплелась наверх, не зная, что делать и говорить – не нравился ей этот всадник. Прежде он не проявлял интереса к ней, и это Магду устраивало. А тут вот – захотел поговорить! Надо быть дурой, чтобы не понять, что так Рогир подбирается к Бартоломью. Магда дала себе мысленно обещание: сделать всё, чтобы Рогир не получил лишней информации.
Несмотря на поздний час, он не спал, встретил её приветливо, хотя одежда Магды, как и её руки, и волосы, всё, на самом деле, напиталось запахом крови, таким сильным, что всё нужно было отправить прачкам, причём немедленно, а не расхаживать по Всадникам. Но Рогир ничего не сказал – внешняя политика, общение с разной, уцелевшей ещё знатью, богачами и значимыми лицами, где у каждого были свои причуды, сделало его лишённым обаяния и не отвлекающимся на подобные мелочи.
– Вы удивлены, должно быть, столь поздней встрече? – спросил он, когда Магда по его приглашению села в кресло.
Строго говоря, Магда была удивлена не часом встречи, а самим её фактом.
– Мы много работаем, – ответила она, не желая вдаваться в подобности.
– Как и я, – отозвался Рогир. – Смешно, но многие мои гости, прибывающие в Город, всё никак не привыкнут к разнице во времени, часто будят, когда я сплю, так что.. лучше спать днём.
Магда не была расположена к таким размышлениям. Она спросила сурово и мрачно:
– Когда Мартин передал мне послание от вас, я решила, что вы имеете ко мне какое-то дело…
Рогир взглянул на неё с тоской:
– Сразу о деле? Подход Дознания!
– Час поздний, – парировала Магда, – час ваших гостей.
– Ладно, не будем ссориться, нам это ни к чему! – Рогир был хорошим дипломатом, он знал, что если Магда так грубит, значит, она встревожена и напряжена. Это было ему на руку – люди в таком состоянии часто говорят необдуманное. – Магда, у меня к вам разговор. Вы ведь работаете на моего друга – Всадника Бартоломью, и вас хвалят, в том числе и он.
Магда не отреагировала, хотя ей хотелось поверить, что он её хвалит.
– Но куда вы шагнёте? – продолжил Рогир, – я могу предложить вам что-то вроде нового шага, нового витка развития. Уже под моим началом. Многие молодые люди мечтают о путешествиях, о знакомствах, у вас всё это будет. Даже в избытке, уверяю.
Магда поморщилась – она никогда не задумывалась о жизни или работе за пределами Святого Города. Там просто не было для неё дороги! А ещё там не было Бартоломью.
– Мне это неинтересно, – сказала она, – спасибо.
– Вы ещё не слышали о жаловании. – Рогир и не ждал иного ответа. Он уже всё понял про неё.
– Мне это неинтересно при любом жаловании.
– Ваша преданность заслуживает похвал, – признал Рогир, – но я вас прошу подумать. Вы ведь не всегда хотели быть дознавателем, верно?
Магда задумалась. Да, наверное, это было правдой. Но когда она попала в приют и столкнулась с холодом этого мира, а ещё и с болью, так как нередко была бита для острастки и послушания, всё потеряло значение. Она вообще не думала, что выберется когда-нибудь за пределы кошмарного серого дома, где проживало два десятка девочек и полдюжины настоятельниц. И ни с кем у Магды, впрочем, тогда ещё не Магды, а Марианны, не сложилось добрых отношений. В лучшем случае – холодная вежливость.
И где, а главное – как, выискивать ныне в памяти что-то о том, чего она хотела?
– Последнее, что я помню, я хотела утопиться, – ответила Магда и нехорошо усмехнулась. – Верите?
– Это шутка? – Рогир знал, что нет, но провоцировал её на правду.
– Нет, – Магда не стала скрываться, это было её жизнью, и что её жизнь могла сделать с жизнью Бартоломью? Ничего! – Недалеко от нашего приюта был пруд. Он всегда был холодным, но бывали дни, когда этот холод казался мне последними тёплыми объятиями.
– Вас били? – спросил Рогир. В голосе его был ужас, но этот ужас был чётко расписанным, спланированным.
– Если бы! – Магда усмехнулась, – вы росли в хороших условиях, если полагаете, что битьё – это самое страшное. Голод, холод, крысы, унижения, запертые стены подвала, в котором воды по щиколотку… это ещё далеко не всё, но я не хочу об этом.
Рогир не стал отвечать на «хорошие условия», хотя мог. У него ничего не было в детстве, и всё вело, казалось бы, к пропасти, за которой вечное состояние пьяного бреда и нищета.
Но это было в прошлом.
– Бартоломью спас вас? – спросил Рогир.
Она кивнула:
– Спас. Он сделал меня тем, кто я есть. Я живу только потому…
Магда осеклась. Она поняла, что слишком уж откровенно говорит с человеком, о котором и сама мало знает.
– Не стыдитесь, – вздохнул Рогир, – наши судьбы не складываются просто так. Откровенно говоря, я просто хотел немного узнать о вас. Получше узнать, понимаете?
– Зачем? – Магда снова стала настороженной и даже злой. Ещё бы! Этот человек вывел её на откровенность, вернул в прошлое, которое Магда знать не хотела.
– Как это? – он удивился, не то притворно, не то по-настоящему, в последнее время Рогир и сам забывал, что он знает, а что он всего лишь разыгрывает, – Магда! Нам, похоже, с вами, скоро работать и часто.
– Праздник скоро начнётся, а там и конец, – отмахнулась Магда.
– Вы не поняли, – мягко поправил Рогир, – у нас, у Дознания, нет Верховного. Понимаете?
Магда отмолчалась. Мало ли что он призывал её понимать?
– Я часто в разъездах, – Рогир вздохнул, – Город я знаю мало, и меня в Городе знают также мало. Что касается Агнесс, так она из Канцелярии своей не выходит. И, между нами – пусть уже не выходит. Я думаю, что Верховным станет, и станет заслуженно, Бартоломью. А это, в свою очередь, означает, что нам понадобится Всадник на его место.
Об этом Магда не думала. Она думала о многом, но вопроса своей карьеры никогда не касалась. Магда шла за Бартоломью, а тут, оказывается, Рогир рассматривает её как возможную Всадницу?
– Вы…нет, не думаю, – она растерялась, смутилась, оказалась сбита с толку.
– А кто ещё? – удивился Рогир. – Впрочем, ладно, скромничайте, если хотите! В любом случае, спасибо за беседу, она была крайне интересной, надеюсь, мы скоро встретимся, но вы правы – час поздний.
И он сам поднялся. Магда растерялась ещё больше – она так и не поняла, а зачем её пригласили? В такой поздний час, да ради пустяковой беседы?..
Но она покорилась, поднялась следом и пошла прочь, всё ещё недоумевая и теряясь в размышлениях. Такой она вернулась и к Бартоломью.
Тот не спал, ждал её появления, и Магде стало горько от того, что он ждёт её ради доклада, а не по своему желанию.
– Излагай, – коротко велел он и она изложила. Всё, не скрываясь, не тая и своего недоумения.
– А главное, зачем он меня вызывал? – не могла взять в толк Магда, и это не нравилось Бартоломью.
Он был опытным интриганом, а ещё – не самым последним человеком в Святом Городе, и он прекрасно понимал, что этот вызов мог означать только два варианта: Магду тащили в сети и Магду использовали для отвлечения.
Но от чего?
– Я ничего не поняла, – призналась Магда, в этом признаться Бартоломью ей было легко.
– Это неважно, – успокоил он, – иди спать, час поздний, Рогир был прав.
Магда поколебалась. Или она желала продолжить беседу ни о чём, или просто не хотела уходить, но всё-таки произошла у дверей заминка, определившая характер оставшегося куска ночи.
Если бы она ушла сразу, повернулась на каблуках и вышла за дверь, миновала бы хотя бы один коридор, вероятнее всего, Бартоломью стало бы не до неё в следующие часы.
Но заминка произошла, и Магда столкнулась в дверях с уже хорошо знакомым ей настоятелем Габриэлем. Он был бледен, растрёпан, кое-как одет, задыхался от быстрого бега.
– Грешники гонятся! – хмыкнул Бартоломью, но смешок вышел смятым – ещё бы, не каждый день к дознавателю, да ещё и к Всаднику, врывается настоятель!
И это в ночное время.
– Володыке плохо! – прохрипел Габриэль и взгялд его стал совсем безумным.
«Володыке плохо» – это та самая фраза, после которой жизнь всего Города меняется. Но что до Города, откликающегося на события резиденции Володыки? Первые признаки – что они значат? Резкая тишина, и неважно, что дни предпраздничные, суетливые.
Тишина наступает. Запираются городские башни и окна в них. Повсюду снуют дознаватели. И нет никакой правды среди них – многие и сами не знают причину вспыхнувшей тишины.
«Володыке плохо» – это когда час не имеет значения, и вот уже по ступеням бегут сначала вниз, через галереи, а потом вверх, на другую сторону, и Бартоломью, и Магда, и замотанный за эту ночь Габриэль, и где-то настигают другие важные лица, среди которых и два других Всадника, и казначей, и Глава Городской Стражи, и кто-то ещё из числа важных, обязанных хранить тайну.
«Володыке плохо» – это когда на лекаря смотрят так, как смотрели бы на Пресветлого. Да, Володыка человек, а люди смертны и не первый раз в Городе Святого престола сменяется его хранитель. Но то всегда суета, то долгий траур и не менее долгие распри – ведь малый и расширенный Советы должны выбрать нового Володыку!
«Володыке плохо» – это когда в одну комнату набивается слишком много народу, и несчастный лекарь, словам которого, да чего там словам – вздохам, жестам которого внимают, словно высшему учению, становится главнее всех. Лекарь может и Всадника послать уда подальше, и казначея отрядить за холодной водой с медным тазом…
«Володыке плохо» – это на разрыв. Это тайна от блага и недруга. Не может никто этого знать, никто, кроме тех, кто допущен. А остальным – тайна! Не нужны тут побуждения для разглашения, одинаково тайна для всех – и друзей, и врагов.
«Володыке плохо» – это шёпот, который не надо повторять…
– Откровенно говоря, всё не так и дурно, – лекарь говорит негромко, но его слова на вес золота, ему внимают в тяжёлом молчании. И этот маленький, сгорбленный трудами человек, выше всех в эту минуту. – Удалось предотвратить появление симптомов отравления, промывание способствовало восстановлению, но, конечно, Володыка ещё слаб…
– Отравления? – громко спросили слева от Магды и она, не успев понять, кто именно спросил. Завертела головой, случайно выхватив взглядом бледного Габриэля. Как напуган-то, как напуган!
– Именно, похоже на пищевое отравление, – ответил лекарь. – Я полагаю, что дело в пироге с угрём!
Магда мрачно переглянулась с Бартоломью. Угорь. Володыка… нет, могло быть, конечно, но каким был бы дознаватель, если бы поверил в это?
– Сейчас ему ничего не угрожает! – в которой раз повторял лекарь.
Общее облегчение. Не угрожает, как хорошо! Как славно, наконец-то, всё…
– Но ему надо поспа-ать! – напрасно лекарь пытался перекрыть общий радостный шум. Всё, миновала беда и его знания стали не такими уж и нужными, не таким уж был и он сам богом, на фоне облегчения – Володыка в порядке.
Бартоломью в гомоне и движении любопытствующей массы, нашёл руку Магды, благо, та была рядом с ним, крепко взял её ладонь в свою и легонько сжал, призывая действовать. Она поняла, кивнула, хотя он этого и не видел, да и нужно ли оно ему было? Разве не знал Бартоломью своей Магды?
Ему нужно было подумать о другом.
– Друзья! Друзья, призываю всех к молчанию, мы должны…– как организовать тех, кто и сам обличён властью? А тех, кто испытал огромное облегчение?
– Всадник Рогир сказал, что ответа не нужно, – спохватился Мартин. Ему совсем не нравилась перспектива провести ещё хоть лишнюю минуту здесь, в подземельях, где заканчивается людская воля и вообще, всё хорошее, всё, что полно надежды и любви.
Потому что не до того когда больно. А здесь властвовала боль.
Магда изумлённо взглянула на Мартина, затем кивнула:
– Ладно, ступай.
У неё получилось очень пренебрежительно, такой тон вырабатывается либо от породы, из которой идёт человек, либо от вымученного и выученного презрения к другим. Но Мартин не отреагировал на это и не обиделся – он привык к презрению и считал это честной платой за собственное отвращение к этому месту.
Радуясь тому, что вечер кончен, Мартин поспешил к себе. Да, в его покоях было тоже прохладно, да и погода не располагала к уюту, но всё же, по сравнению с нижними этажами, у него был наглый и неприкрытый комфорт!
Он поспешил к себе, не делая даже малейшей попытки узнать результат размышления Магды. В конце концов, едва ли она поделиться результатами своих мыслей! Да и с него самого хватит – есть работа, есть дополнительные поручения. Он выполняет дополнительные поручения.
Когда для Мартина всё вроде бы закончилось, Магда ещё продолжала по нему идти. Она показала Бартоломью послание от Рогира и не смущали её ни въевшийся в стены запах крови, ни запачканные ею же пальцы Всадника, ни хрипящий, уже отучившийся от крика упрямый Бардо – недавний Глава Городской Стражи, лихо растерявший за этот день свою удаль с последними её тенями.
– Что делать? – спросила Магда, ища в глазах Бартоломью ответ. – Это странно…
– Думаешь? – усмехнулся он. Тень раздумья легла на его лицо, но отступила – ему было всё понятнее и проще, чем ей. – У нас нет Верховного, зато есть три Всадника, куча подозрительных людей в Городе Святого Престола и убийство нашего общего наставника. Разумеется, кто-то должен был бы захотеть побеседовать и с тобой.
– Но…– Магда всё ещё терялась.
– Из меня хороший подозреваемый, – мрачно ответил Бартоломью и поспешил добавить, пока Магда не спохватилась: – не спорь, это правда, а не моё кокетство. Давай лучше подумаем вот о чём – как нам это использовать?
Магда стихла. Он не дал ей высказать возмущение, переключил на пользу, отвлёк от эмоций.
– Как? – неуверенно спросила она, – узнать о его планах? Или о его отношении к тебе?
– Его отношение к себе я прекрасно знаю, а вот планы – что ж, это уже представляет для нас интерес, верно. Но ты же не сможешь спросить его напрямую. Это он будет спрашивать, и ты должна заранее быть готова к этому. Например, он спросит, чего ты хочешь больше всего? Чего тебе не достаёт?
– У меня всё есть! Даже больше, чем я могла желать, – запальчиво отозвалась Магда и покраснела.
Не было у неё только одного, но признаться в этом? Нет, невозможно, она себе-то боится сказать о том лишний раз, а тут ему самому?
Бартоломью был рядом. Они стояли в узком и тёмном закутке с рукомойником, который смыл собою столько крови и грязи и меньше метра было до недавнего Главы Городской Стражи, а она не слышала ни его хриплые всхлипы, ни бессмысленные шорохи от его покрытой кровью одежды по рабочему столу…
«Немыслимо!» – подумал Бартоломью с восхищением и отвращением одновременно. Он не мог представить себе такое, чтобы кто-то так был предан ему. Отвращение, впрочем, быстро исчезло, сменилось подкупающим чувством восторга – она предана не кому-то, а ему!
Это его тронуло в очередной раз.
– Скажешь, что хотела бы больше свободы в работе, – настаивал Бартоломью, – это будет верным ответом.
Магда, похоже, так не считала, но спорить не стала.
– И ни слова о моём расположении к тебе. Мы не друзья, мы всего лишь работаем. Ты моя помощница, но я – Всадник, – он знал, что делает словами немыслимое. Ни слова о расположении, значит, есть оно, расположение? Но в то же время печаль: она помощница, он – Всадник, он стоит выше и так будет всегда.
– Не заставляй Рогира ждать, – посоветовал Бартоломью мягко и направил её к дверям. Магда покорно последовала за его намёком и поплелась наверх, не зная, что делать и говорить – не нравился ей этот всадник. Прежде он не проявлял интереса к ней, и это Магду устраивало. А тут вот – захотел поговорить! Надо быть дурой, чтобы не понять, что так Рогир подбирается к Бартоломью. Магда дала себе мысленно обещание: сделать всё, чтобы Рогир не получил лишней информации.
Несмотря на поздний час, он не спал, встретил её приветливо, хотя одежда Магды, как и её руки, и волосы, всё, на самом деле, напиталось запахом крови, таким сильным, что всё нужно было отправить прачкам, причём немедленно, а не расхаживать по Всадникам. Но Рогир ничего не сказал – внешняя политика, общение с разной, уцелевшей ещё знатью, богачами и значимыми лицами, где у каждого были свои причуды, сделало его лишённым обаяния и не отвлекающимся на подобные мелочи.
– Вы удивлены, должно быть, столь поздней встрече? – спросил он, когда Магда по его приглашению села в кресло.
Строго говоря, Магда была удивлена не часом встречи, а самим её фактом.
– Мы много работаем, – ответила она, не желая вдаваться в подобности.
– Как и я, – отозвался Рогир. – Смешно, но многие мои гости, прибывающие в Город, всё никак не привыкнут к разнице во времени, часто будят, когда я сплю, так что.. лучше спать днём.
Магда не была расположена к таким размышлениям. Она спросила сурово и мрачно:
– Когда Мартин передал мне послание от вас, я решила, что вы имеете ко мне какое-то дело…
Рогир взглянул на неё с тоской:
– Сразу о деле? Подход Дознания!
– Час поздний, – парировала Магда, – час ваших гостей.
– Ладно, не будем ссориться, нам это ни к чему! – Рогир был хорошим дипломатом, он знал, что если Магда так грубит, значит, она встревожена и напряжена. Это было ему на руку – люди в таком состоянии часто говорят необдуманное. – Магда, у меня к вам разговор. Вы ведь работаете на моего друга – Всадника Бартоломью, и вас хвалят, в том числе и он.
Магда не отреагировала, хотя ей хотелось поверить, что он её хвалит.
– Но куда вы шагнёте? – продолжил Рогир, – я могу предложить вам что-то вроде нового шага, нового витка развития. Уже под моим началом. Многие молодые люди мечтают о путешествиях, о знакомствах, у вас всё это будет. Даже в избытке, уверяю.
Магда поморщилась – она никогда не задумывалась о жизни или работе за пределами Святого Города. Там просто не было для неё дороги! А ещё там не было Бартоломью.
– Мне это неинтересно, – сказала она, – спасибо.
– Вы ещё не слышали о жаловании. – Рогир и не ждал иного ответа. Он уже всё понял про неё.
– Мне это неинтересно при любом жаловании.
– Ваша преданность заслуживает похвал, – признал Рогир, – но я вас прошу подумать. Вы ведь не всегда хотели быть дознавателем, верно?
Магда задумалась. Да, наверное, это было правдой. Но когда она попала в приют и столкнулась с холодом этого мира, а ещё и с болью, так как нередко была бита для острастки и послушания, всё потеряло значение. Она вообще не думала, что выберется когда-нибудь за пределы кошмарного серого дома, где проживало два десятка девочек и полдюжины настоятельниц. И ни с кем у Магды, впрочем, тогда ещё не Магды, а Марианны, не сложилось добрых отношений. В лучшем случае – холодная вежливость.
И где, а главное – как, выискивать ныне в памяти что-то о том, чего она хотела?
– Последнее, что я помню, я хотела утопиться, – ответила Магда и нехорошо усмехнулась. – Верите?
– Это шутка? – Рогир знал, что нет, но провоцировал её на правду.
– Нет, – Магда не стала скрываться, это было её жизнью, и что её жизнь могла сделать с жизнью Бартоломью? Ничего! – Недалеко от нашего приюта был пруд. Он всегда был холодным, но бывали дни, когда этот холод казался мне последними тёплыми объятиями.
– Вас били? – спросил Рогир. В голосе его был ужас, но этот ужас был чётко расписанным, спланированным.
– Если бы! – Магда усмехнулась, – вы росли в хороших условиях, если полагаете, что битьё – это самое страшное. Голод, холод, крысы, унижения, запертые стены подвала, в котором воды по щиколотку… это ещё далеко не всё, но я не хочу об этом.
Рогир не стал отвечать на «хорошие условия», хотя мог. У него ничего не было в детстве, и всё вело, казалось бы, к пропасти, за которой вечное состояние пьяного бреда и нищета.
Но это было в прошлом.
– Бартоломью спас вас? – спросил Рогир.
Она кивнула:
– Спас. Он сделал меня тем, кто я есть. Я живу только потому…
Магда осеклась. Она поняла, что слишком уж откровенно говорит с человеком, о котором и сама мало знает.
– Не стыдитесь, – вздохнул Рогир, – наши судьбы не складываются просто так. Откровенно говоря, я просто хотел немного узнать о вас. Получше узнать, понимаете?
– Зачем? – Магда снова стала настороженной и даже злой. Ещё бы! Этот человек вывел её на откровенность, вернул в прошлое, которое Магда знать не хотела.
– Как это? – он удивился, не то притворно, не то по-настоящему, в последнее время Рогир и сам забывал, что он знает, а что он всего лишь разыгрывает, – Магда! Нам, похоже, с вами, скоро работать и часто.
– Праздник скоро начнётся, а там и конец, – отмахнулась Магда.
– Вы не поняли, – мягко поправил Рогир, – у нас, у Дознания, нет Верховного. Понимаете?
Магда отмолчалась. Мало ли что он призывал её понимать?
– Я часто в разъездах, – Рогир вздохнул, – Город я знаю мало, и меня в Городе знают также мало. Что касается Агнесс, так она из Канцелярии своей не выходит. И, между нами – пусть уже не выходит. Я думаю, что Верховным станет, и станет заслуженно, Бартоломью. А это, в свою очередь, означает, что нам понадобится Всадник на его место.
Об этом Магда не думала. Она думала о многом, но вопроса своей карьеры никогда не касалась. Магда шла за Бартоломью, а тут, оказывается, Рогир рассматривает её как возможную Всадницу?
– Вы…нет, не думаю, – она растерялась, смутилась, оказалась сбита с толку.
– А кто ещё? – удивился Рогир. – Впрочем, ладно, скромничайте, если хотите! В любом случае, спасибо за беседу, она была крайне интересной, надеюсь, мы скоро встретимся, но вы правы – час поздний.
И он сам поднялся. Магда растерялась ещё больше – она так и не поняла, а зачем её пригласили? В такой поздний час, да ради пустяковой беседы?..
Но она покорилась, поднялась следом и пошла прочь, всё ещё недоумевая и теряясь в размышлениях. Такой она вернулась и к Бартоломью.
Тот не спал, ждал её появления, и Магде стало горько от того, что он ждёт её ради доклада, а не по своему желанию.
– Излагай, – коротко велел он и она изложила. Всё, не скрываясь, не тая и своего недоумения.
– А главное, зачем он меня вызывал? – не могла взять в толк Магда, и это не нравилось Бартоломью.
Он был опытным интриганом, а ещё – не самым последним человеком в Святом Городе, и он прекрасно понимал, что этот вызов мог означать только два варианта: Магду тащили в сети и Магду использовали для отвлечения.
Но от чего?
– Я ничего не поняла, – призналась Магда, в этом признаться Бартоломью ей было легко.
– Это неважно, – успокоил он, – иди спать, час поздний, Рогир был прав.
Магда поколебалась. Или она желала продолжить беседу ни о чём, или просто не хотела уходить, но всё-таки произошла у дверей заминка, определившая характер оставшегося куска ночи.
Если бы она ушла сразу, повернулась на каблуках и вышла за дверь, миновала бы хотя бы один коридор, вероятнее всего, Бартоломью стало бы не до неё в следующие часы.
Но заминка произошла, и Магда столкнулась в дверях с уже хорошо знакомым ей настоятелем Габриэлем. Он был бледен, растрёпан, кое-как одет, задыхался от быстрого бега.
– Грешники гонятся! – хмыкнул Бартоломью, но смешок вышел смятым – ещё бы, не каждый день к дознавателю, да ещё и к Всаднику, врывается настоятель!
И это в ночное время.
– Володыке плохо! – прохрипел Габриэль и взгялд его стал совсем безумным.
«Володыке плохо» – это та самая фраза, после которой жизнь всего Города меняется. Но что до Города, откликающегося на события резиденции Володыки? Первые признаки – что они значат? Резкая тишина, и неважно, что дни предпраздничные, суетливые.
Тишина наступает. Запираются городские башни и окна в них. Повсюду снуют дознаватели. И нет никакой правды среди них – многие и сами не знают причину вспыхнувшей тишины.
«Володыке плохо» – это когда час не имеет значения, и вот уже по ступеням бегут сначала вниз, через галереи, а потом вверх, на другую сторону, и Бартоломью, и Магда, и замотанный за эту ночь Габриэль, и где-то настигают другие важные лица, среди которых и два других Всадника, и казначей, и Глава Городской Стражи, и кто-то ещё из числа важных, обязанных хранить тайну.
«Володыке плохо» – это когда на лекаря смотрят так, как смотрели бы на Пресветлого. Да, Володыка человек, а люди смертны и не первый раз в Городе Святого престола сменяется его хранитель. Но то всегда суета, то долгий траур и не менее долгие распри – ведь малый и расширенный Советы должны выбрать нового Володыку!
«Володыке плохо» – это когда в одну комнату набивается слишком много народу, и несчастный лекарь, словам которого, да чего там словам – вздохам, жестам которого внимают, словно высшему учению, становится главнее всех. Лекарь может и Всадника послать уда подальше, и казначея отрядить за холодной водой с медным тазом…
«Володыке плохо» – это на разрыв. Это тайна от блага и недруга. Не может никто этого знать, никто, кроме тех, кто допущен. А остальным – тайна! Не нужны тут побуждения для разглашения, одинаково тайна для всех – и друзей, и врагов.
«Володыке плохо» – это шёпот, который не надо повторять…
– Откровенно говоря, всё не так и дурно, – лекарь говорит негромко, но его слова на вес золота, ему внимают в тяжёлом молчании. И этот маленький, сгорбленный трудами человек, выше всех в эту минуту. – Удалось предотвратить появление симптомов отравления, промывание способствовало восстановлению, но, конечно, Володыка ещё слаб…
– Отравления? – громко спросили слева от Магды и она, не успев понять, кто именно спросил. Завертела головой, случайно выхватив взглядом бледного Габриэля. Как напуган-то, как напуган!
– Именно, похоже на пищевое отравление, – ответил лекарь. – Я полагаю, что дело в пироге с угрём!
Магда мрачно переглянулась с Бартоломью. Угорь. Володыка… нет, могло быть, конечно, но каким был бы дознаватель, если бы поверил в это?
– Сейчас ему ничего не угрожает! – в которой раз повторял лекарь.
Общее облегчение. Не угрожает, как хорошо! Как славно, наконец-то, всё…
– Но ему надо поспа-ать! – напрасно лекарь пытался перекрыть общий радостный шум. Всё, миновала беда и его знания стали не такими уж и нужными, не таким уж был и он сам богом, на фоне облегчения – Володыка в порядке.
Бартоломью в гомоне и движении любопытствующей массы, нашёл руку Магды, благо, та была рядом с ним, крепко взял её ладонь в свою и легонько сжал, призывая действовать. Она поняла, кивнула, хотя он этого и не видел, да и нужно ли оно ему было? Разве не знал Бартоломью своей Магды?
Ему нужно было подумать о другом.
– Друзья! Друзья, призываю всех к молчанию, мы должны…– как организовать тех, кто и сам обличён властью? А тех, кто испытал огромное облегчение?
