– Ты можешь со мной поделиться? – спросил настоятель, – я ведь совсем ничего не знаю. Вижу только то, что ты встревожена и несчастна.
Магда покачала головой:
– Расскажу, и предам…и себя, и не только себя. И потом, всё это не точно.
Ну вот – мне плохо, но почему я не скажу.
– Просто не знаю что делать, – продолжила Магда, – с одной стороны, столько изменилось, свалилось на меня, и мне нужно быть сильной. А с другой – я сижу и ною здесь, с тобой!
Это было почти обвинением, но не Габриэля, нет. Самой себя.
– Ничего нет плохого в том, чтобы показать слабость. Сам Пресветлый в своих скитаниях нередко задавался вопросом –а существует ли Царство Истины и помнит ли Свет о нём? Не привиделось ли ему, и реально ли…– ответил Габриэль, – сомнения – это правильно. Если нет сомнений – это значит, что душа чёрствая, не желает развиваться.
– Я плохой Всадник, да? – спросила Магда. – Я не должна была им стать. Есть Филиппо, он лучше. Да и может кто ещё… а тут я. Верховного нет, да здравствует Верховный, и место свободно. И я его заняла.
– Это было решение Верховного, – напомнил Габриэль, – он же тебя знает. Лучше чем я. Может быть, лучше, чем ты сама себя знаешь. Он поставил тебя потому что всё посчитал. Я знаю Бартоломью чуть дольше, Магда, и я думаю, что ты со мной согласишься – он не тот человек, который будет страдать от сентиментальности.
Магда вздрогнула.
– Знаешь…– повторила она, думая о чём-то своём, – ты его знаешь…
Габриэль притих. Он почувствовал, что, возможно, нашёл ту самую причину хандры Магды. Вопрос только в том, нужно ли идти дальше? Или просто поддержать её?
– Да, Магда, я знаю его, – повторил Габриэль, – он может быть и жесток с дознавателями, может быть придирчив, и может быть слегка…склонен к паранойе, но это – лучший человек Города и Престола. Он бесконечно предан ему. Он много раз рисковал ради нашего спокойствия и никогда не требовал за это почестей. Та борьба, которую он устроил с культистами, многими названа была беспощадной и даже кровавой… но я считаю, что люди вроде тех, из Чёрного Креста, не совсем и люди. Они приносят в жертву других, а значит, уже прокляты, и долг вашего Дознания – уберечь Город от них.
Магда смотрела на Габриэля во все глаза. Таким она его ещё никогда не видела – не робкий настоятель Служения, а настоящий, хоть и не обличённый никаким доспехом, воин? Правда, воинственность его пока заканчивалась на рассуждениях, но всё же!
– Ты считаешь, что…– Магда не закончила вопрос. Что-то мутилось в неё, крепло решимостью, и слова Габриэля сыграли в её решении не последнюю роль.
Габриэль же ждал вопроса. Магда встряхнулась и спросила о другом:
– Ты считаешь, что наши методы оправданы?
Габриэль кивнул:
– Конечно. Вы же не за власть и не за деньги, влияние боретесь. А за Пресветлого, за Город!
Магда кивнула. Надо было обдумать его слова и собственную слабость. Теперь её слабость казалась уже ей самой преступлением.
– Я бы поспала, Габриэль, – сказала Магда, не придумав как выпроводить его мягко из лазарета.
Он поднялся тотчас.
– Да, разумеется.
– И ты не мог бы… никому не говори о нашем разговоре. И о том, что я тебе сказала, – попросила Магда.
– А ты мне ничего и не сказала, – Габриэль пожал плечами, – но хорошо, поправляйся.
Он ушёл, и Магда даже не стала задаваться вопросами – а почему он, собственно, явился? Как прошёл? И не встретил ли кого на пути? А он встретил целителя, который вопросительно на него взглянул, и Габриэль ответил что-то про головную боль, чтобы отвязаться…
А Магда осталась со своими мыслями. Рассуждая теперь, она убеждалась всё больше в том, что дура. Ничего не узнав толком, она решила, посмела подумать, что Бартоломью – предатель. Но теперь ей виделось иное. Всё-таки, жизнь подле Бартоломью и его методов оставила свои следы. Магда задумалась: а почему Филиппо не занимает пост Всадника, хотя ему было предложено?
И другое мучило её. Почему он спрятал её? Почему позволил ей отсиживаться, принимая решение? И что он делает теперь? И что он задумал? И верно ли выбрано направление е тяжёлых мыслей? В конце концов, Бартоломью никогда бы не пошёл против Города! И Магда, после разговора с Габриэлем, убедилась в этом – не она одна считала так.
А вот Филиппо так не считал. И она поддалась панике. А на деле, что они слышали? Про Гасиона непонятную фразу? Что-то про Чёрный Крест? Да бред! Почему она решила, что это что-то злое и предательское? Виконт попал к ним странно, и Бартоломью мог сыграть на этом… как Верховный он обязан был знать и имя лидера Чёрных Крестов, его знали многие дознаватели, так что, если Бартоломью предполагал, что виконт Лоран прибыл с заданием от Гасиона, он мог и подыграть ему, чтобы вызнать его планы!
Теперь Магда была уверена, что всё так и есть. Одного она не могла понять – почему же она сама не дошла до этого сразу? Почему вообще позволила себе усомниться? От этой мысли можно было сойти с ума, и Магда, которая столько времени проводила подле Бартоломью, и, наверное, в глубине души, где-то там, где дремлет самое страшное и жуткое, замечала какие-то мелочи в характере Бартоломью, а может быть, и видела нечто большее, только не хотела признавать, и, услышав обрывок фраз, сопоставила всё против воли.
Но Габриэль разубедил её. Более того, сейчас Магда могла переложить вину за свой срыв и за свою же панику на…Филиппо. Ведь он не разубедил её. Он позволил ей сомневаться.
Магда легко оправдала себя. Она дура – поверила Филиппо. А это всё его вина. И все неприятные минуты, пережитые за последние сутки – это его замысел. Кто знает, может быть, он метит на место Верховного! Только делает вид, что это ему не нужно. Или он провокатор и шпион!
Магда была уже почти уверена, что это так. Бросаться обвинениями ей не хотелось, нужны были доказательства, но она хотя бы пережила услышанное и чувствовала, что может вернуться к Бартоломью, по которому уже скучала.
Она жалела об упущенных часах вдали от него…
– Выписывайте! – велела Магда, поднимаясь с постели.
К ней тотчас бросился целитель:
– Госпожа, вы прибыли в слабом состоянии, записано, что вас ночью тошнило…
– Меня и сейчас тошнит, – ответила Магда, – от этих стен и вас, господин-целитель!
– Распоряжение дознавателя…– целитель попытался зайти с другой стороны, но Магда только рассмеялась:
– Я Всадник Дознания. И это я отдаю распоряжения том, кто распорядился вами.
– И всё же, – целитель пережил этот удар достойно и взялся за дело профессионально, – если вы чувствовал себя плохо, то я настаиваю на том, чтобы продолжить ваше обследование. Это может повториться.
– А мы за нею присмотрим! – весёлый, родной голос Бартоломью застал Магду врасплох. Невольно вздрогнув, она обернулась и увидела его. Уставший, бледный после явно бессонной ночи…
И она подозревала его? Измученного, не спавшего ночей ради блага Города?! Какая же она жалкая, ведомая, слабая!
– Верховный! – выдохнула Магда. Всё внутри дрожало, отзывалось на одно желание – обнять его, остаться с ним как можно на дольше. Может быть, навсегда, если бы он только позволил.
– Он самый, – вздохнул Бартоломью, – ну так что с тобой?
– Не выписывают, – пожаловалась Магда, улыбаясь. Ей было ещё нехорошо и выглядела она бледной и слабой, но это было от переживаний, которые Магда сейчас отвергла и прокляла.
– Серьёзно? – развеселился Бартоломью и глянул на целителя.
Тот залопотал:
– Выпишем, отпустим, но мой долг предупредить, что столь странное недомогание, возникшее внезапно и исчезнувшее, это…
– Мы спросим позже, – прервал Бартоломью, – пойдём?
Магда с готовностью подскочила к нему. Даже не спросила она куда её зовут.
– Я рад, что ты хорошо себя чувствуешь, – в коридоре рука Бартоломью легла на её плечи, приобнимая. Магда обернулась и прижалась к нему, не рассчитывая ни на что. Просто желая почувствовать его тепло и снова проклясть себя за то, что допустила столь мерзкую мысль в его отношении. – О! соскучилась?
– Верховный! – она чуть не заплакала от облегчения и счастья, когда он обнял её в ответ.
– Пора за работу, – мягко напомнил Бартоломью, через преступно короткий миг. – Рук не хватает, а сделать нужно многое.
Магда поспешно отстранилась от него. Сделать? Она сделает! Что угодно сделает, потому что неправа перед ним и виновата, пусть он об этом даже не знает – Магда-то не забудет!
Она поспешила по коридору вслед за Верховным, даже не пытаясь настоять на том, что ей нужно переодеться или передохнуть и вообще привести себя в порядок, чтобы хоть как-то снять следы от слёз.
Скребнуло сердце – он даже не спросил что с нею! Но с другой стороны, он ведь дознаватель, и не просто дознаватель, а Верховный! Он уже сам знает, ему, верно, доложили. Может быть, даже сам Филиппо, насчёт которого Магда теперь обещала себе держаться строже и с подозрением – слишком странно всё получилось, и она так легко ему поверила! Усомнилась ведь!
Мартин не планировал проводить весь день за разбором даже не своих бумаг. Но Агнесс просила о помощи. Сама она сослалась на нездоровье, хотя, всем было видно что это за нездоровье, канцелярские дознаватели в помощи не отказали. Мартин взял на себя разбор самого дальнего ящика – требовалось разобрать застарелые отчёты о дорожных происшествиях и происшествиях в окрестностях. Ничего интересного там отродясь не было, но кто-то должен был заняться и этим ящиком.
Мартин в битву за раздачу мест уборки и сортировки не вступил. Он понимал, что большая часть полезет разбирать переписки, приказы, чтобы вдоволь наглядеться на отпускные дни для всего Города, и на копии самых странных, подозрительных писем, да на выписки из ведомостей по жалованию – интересно же!
Мартин не участвовал в битвах и выбрал себе скромный удел. Впрочем, через полтора часа однообразного перелистывания отчётов о том, как пьяный кучер въехал не на тот двор, да напившиеся служители и дознаватели буянили в окрестностях Города, он уже жалел. Раскладывать по датам и блокам происшествия было тоскливо и невыносимо скучно. Но отказываться от работы было нельзя. В конце концов, это можно было расценивать как самонаказание. Мартина это устраивало, хотя и глаз уже скучал.
Сбившиеся с пути, заехавшие не туда, попавшие в дожди и ветра…невыносимая зеленая тоска даже для того, кто к рутине привык.
Мартин уже собирался отвлечься, чтобы сделать себе крепкого хвойного напитка – бодрящего, согревающего, обещающего хоть какие-то послабления для затекших рук, уставших глаз, когда смятый наскоро лист, прибитый среди кучи отчётов и бумаг, попался ему на глаза. Что-то было неестественное в нём, и Мартин потянул за уголок, хотя и знал, что очередь до этого листа ещё не дошла.
Лист оказался короткой запиской. Сводная новость, вот только новость была не из разряда пьянчуг и их приключений. Это было сообщение об обнаруженном теле. Записка гласила следующее: «Обнаружена девушка. Возраст примерно двадцать пять-двадцать семь лет, может быть старше или младше, так как лицо обезображено. На теле четыре колотые раны – две в грудь, одна в живот и ещё одна в шею. Найдена примерно через шесть-восемь часов после случившегося. Одета в походную одежду без опознавательных символов и знаков. Карманы пусты, ничего не найдено на теле. Украшения отсутствуют…»
Далее сообщалось о светлых волосах девушки, её росте и примерном весе, но это всё Мартина не интересовало. Откровенно говоря, его не заинтересовала бы и сама сводка, всё-таки на пути в Город умирают многие, и разбойники, и культисты тут крутятся, и всякое бывает по пути. Это ещё ничего. Оборванная жизнь – горе для Пресветлого, но Мартин смотрел не на само информационное сообщение. Он смотрел на уголок листа, на котором дрогнувшая рука, в которой можно было узнать руку Агнесс, подписала одно слово…имя «Лотара».
Лотара…канцелярская дознавательница, дружившая с Магдой, странно отправившаяся в отставку без выплаты и толком без приказа. О ней ли шла речь в записке?
Не помня себя, не понимая зачем он это делает и откуда в нём, робком и праведном, вообще взялась подобная смелость, Мартин сунул записку в карман и огляделся – не видел ли кто?
Никто не заметил. Все были поглощены своим делом и изучали бумаги всадницы Агнесс. Мартин же почувствовал что нуждается в перерыве – наизучался!
Да и Магду бы разыскать, может быть, она прояснила бы что-то… поиздевалась бы, высказала злое, но может ответила бы? О Лотаре ли речь? Всё же они были подругами!
Магда покачала головой:
– Расскажу, и предам…и себя, и не только себя. И потом, всё это не точно.
Ну вот – мне плохо, но почему я не скажу.
– Просто не знаю что делать, – продолжила Магда, – с одной стороны, столько изменилось, свалилось на меня, и мне нужно быть сильной. А с другой – я сижу и ною здесь, с тобой!
Это было почти обвинением, но не Габриэля, нет. Самой себя.
– Ничего нет плохого в том, чтобы показать слабость. Сам Пресветлый в своих скитаниях нередко задавался вопросом –а существует ли Царство Истины и помнит ли Свет о нём? Не привиделось ли ему, и реально ли…– ответил Габриэль, – сомнения – это правильно. Если нет сомнений – это значит, что душа чёрствая, не желает развиваться.
– Я плохой Всадник, да? – спросила Магда. – Я не должна была им стать. Есть Филиппо, он лучше. Да и может кто ещё… а тут я. Верховного нет, да здравствует Верховный, и место свободно. И я его заняла.
– Это было решение Верховного, – напомнил Габриэль, – он же тебя знает. Лучше чем я. Может быть, лучше, чем ты сама себя знаешь. Он поставил тебя потому что всё посчитал. Я знаю Бартоломью чуть дольше, Магда, и я думаю, что ты со мной согласишься – он не тот человек, который будет страдать от сентиментальности.
Магда вздрогнула.
– Знаешь…– повторила она, думая о чём-то своём, – ты его знаешь…
Габриэль притих. Он почувствовал, что, возможно, нашёл ту самую причину хандры Магды. Вопрос только в том, нужно ли идти дальше? Или просто поддержать её?
– Да, Магда, я знаю его, – повторил Габриэль, – он может быть и жесток с дознавателями, может быть придирчив, и может быть слегка…склонен к паранойе, но это – лучший человек Города и Престола. Он бесконечно предан ему. Он много раз рисковал ради нашего спокойствия и никогда не требовал за это почестей. Та борьба, которую он устроил с культистами, многими названа была беспощадной и даже кровавой… но я считаю, что люди вроде тех, из Чёрного Креста, не совсем и люди. Они приносят в жертву других, а значит, уже прокляты, и долг вашего Дознания – уберечь Город от них.
Магда смотрела на Габриэля во все глаза. Таким она его ещё никогда не видела – не робкий настоятель Служения, а настоящий, хоть и не обличённый никаким доспехом, воин? Правда, воинственность его пока заканчивалась на рассуждениях, но всё же!
– Ты считаешь, что…– Магда не закончила вопрос. Что-то мутилось в неё, крепло решимостью, и слова Габриэля сыграли в её решении не последнюю роль.
Габриэль же ждал вопроса. Магда встряхнулась и спросила о другом:
– Ты считаешь, что наши методы оправданы?
Габриэль кивнул:
– Конечно. Вы же не за власть и не за деньги, влияние боретесь. А за Пресветлого, за Город!
Магда кивнула. Надо было обдумать его слова и собственную слабость. Теперь её слабость казалась уже ей самой преступлением.
– Я бы поспала, Габриэль, – сказала Магда, не придумав как выпроводить его мягко из лазарета.
Он поднялся тотчас.
– Да, разумеется.
– И ты не мог бы… никому не говори о нашем разговоре. И о том, что я тебе сказала, – попросила Магда.
– А ты мне ничего и не сказала, – Габриэль пожал плечами, – но хорошо, поправляйся.
Он ушёл, и Магда даже не стала задаваться вопросами – а почему он, собственно, явился? Как прошёл? И не встретил ли кого на пути? А он встретил целителя, который вопросительно на него взглянул, и Габриэль ответил что-то про головную боль, чтобы отвязаться…
А Магда осталась со своими мыслями. Рассуждая теперь, она убеждалась всё больше в том, что дура. Ничего не узнав толком, она решила, посмела подумать, что Бартоломью – предатель. Но теперь ей виделось иное. Всё-таки, жизнь подле Бартоломью и его методов оставила свои следы. Магда задумалась: а почему Филиппо не занимает пост Всадника, хотя ему было предложено?
И другое мучило её. Почему он спрятал её? Почему позволил ей отсиживаться, принимая решение? И что он делает теперь? И что он задумал? И верно ли выбрано направление е тяжёлых мыслей? В конце концов, Бартоломью никогда бы не пошёл против Города! И Магда, после разговора с Габриэлем, убедилась в этом – не она одна считала так.
А вот Филиппо так не считал. И она поддалась панике. А на деле, что они слышали? Про Гасиона непонятную фразу? Что-то про Чёрный Крест? Да бред! Почему она решила, что это что-то злое и предательское? Виконт попал к ним странно, и Бартоломью мог сыграть на этом… как Верховный он обязан был знать и имя лидера Чёрных Крестов, его знали многие дознаватели, так что, если Бартоломью предполагал, что виконт Лоран прибыл с заданием от Гасиона, он мог и подыграть ему, чтобы вызнать его планы!
Теперь Магда была уверена, что всё так и есть. Одного она не могла понять – почему же она сама не дошла до этого сразу? Почему вообще позволила себе усомниться? От этой мысли можно было сойти с ума, и Магда, которая столько времени проводила подле Бартоломью, и, наверное, в глубине души, где-то там, где дремлет самое страшное и жуткое, замечала какие-то мелочи в характере Бартоломью, а может быть, и видела нечто большее, только не хотела признавать, и, услышав обрывок фраз, сопоставила всё против воли.
Но Габриэль разубедил её. Более того, сейчас Магда могла переложить вину за свой срыв и за свою же панику на…Филиппо. Ведь он не разубедил её. Он позволил ей сомневаться.
Магда легко оправдала себя. Она дура – поверила Филиппо. А это всё его вина. И все неприятные минуты, пережитые за последние сутки – это его замысел. Кто знает, может быть, он метит на место Верховного! Только делает вид, что это ему не нужно. Или он провокатор и шпион!
Магда была уже почти уверена, что это так. Бросаться обвинениями ей не хотелось, нужны были доказательства, но она хотя бы пережила услышанное и чувствовала, что может вернуться к Бартоломью, по которому уже скучала.
Она жалела об упущенных часах вдали от него…
– Выписывайте! – велела Магда, поднимаясь с постели.
К ней тотчас бросился целитель:
– Госпожа, вы прибыли в слабом состоянии, записано, что вас ночью тошнило…
– Меня и сейчас тошнит, – ответила Магда, – от этих стен и вас, господин-целитель!
– Распоряжение дознавателя…– целитель попытался зайти с другой стороны, но Магда только рассмеялась:
– Я Всадник Дознания. И это я отдаю распоряжения том, кто распорядился вами.
– И всё же, – целитель пережил этот удар достойно и взялся за дело профессионально, – если вы чувствовал себя плохо, то я настаиваю на том, чтобы продолжить ваше обследование. Это может повториться.
– А мы за нею присмотрим! – весёлый, родной голос Бартоломью застал Магду врасплох. Невольно вздрогнув, она обернулась и увидела его. Уставший, бледный после явно бессонной ночи…
И она подозревала его? Измученного, не спавшего ночей ради блага Города?! Какая же она жалкая, ведомая, слабая!
– Верховный! – выдохнула Магда. Всё внутри дрожало, отзывалось на одно желание – обнять его, остаться с ним как можно на дольше. Может быть, навсегда, если бы он только позволил.
– Он самый, – вздохнул Бартоломью, – ну так что с тобой?
– Не выписывают, – пожаловалась Магда, улыбаясь. Ей было ещё нехорошо и выглядела она бледной и слабой, но это было от переживаний, которые Магда сейчас отвергла и прокляла.
– Серьёзно? – развеселился Бартоломью и глянул на целителя.
Тот залопотал:
– Выпишем, отпустим, но мой долг предупредить, что столь странное недомогание, возникшее внезапно и исчезнувшее, это…
– Мы спросим позже, – прервал Бартоломью, – пойдём?
Магда с готовностью подскочила к нему. Даже не спросила она куда её зовут.
– Я рад, что ты хорошо себя чувствуешь, – в коридоре рука Бартоломью легла на её плечи, приобнимая. Магда обернулась и прижалась к нему, не рассчитывая ни на что. Просто желая почувствовать его тепло и снова проклясть себя за то, что допустила столь мерзкую мысль в его отношении. – О! соскучилась?
– Верховный! – она чуть не заплакала от облегчения и счастья, когда он обнял её в ответ.
– Пора за работу, – мягко напомнил Бартоломью, через преступно короткий миг. – Рук не хватает, а сделать нужно многое.
Магда поспешно отстранилась от него. Сделать? Она сделает! Что угодно сделает, потому что неправа перед ним и виновата, пусть он об этом даже не знает – Магда-то не забудет!
Она поспешила по коридору вслед за Верховным, даже не пытаясь настоять на том, что ей нужно переодеться или передохнуть и вообще привести себя в порядок, чтобы хоть как-то снять следы от слёз.
Скребнуло сердце – он даже не спросил что с нею! Но с другой стороны, он ведь дознаватель, и не просто дознаватель, а Верховный! Он уже сам знает, ему, верно, доложили. Может быть, даже сам Филиппо, насчёт которого Магда теперь обещала себе держаться строже и с подозрением – слишком странно всё получилось, и она так легко ему поверила! Усомнилась ведь!
***
Мартин не планировал проводить весь день за разбором даже не своих бумаг. Но Агнесс просила о помощи. Сама она сослалась на нездоровье, хотя, всем было видно что это за нездоровье, канцелярские дознаватели в помощи не отказали. Мартин взял на себя разбор самого дальнего ящика – требовалось разобрать застарелые отчёты о дорожных происшествиях и происшествиях в окрестностях. Ничего интересного там отродясь не было, но кто-то должен был заняться и этим ящиком.
Мартин в битву за раздачу мест уборки и сортировки не вступил. Он понимал, что большая часть полезет разбирать переписки, приказы, чтобы вдоволь наглядеться на отпускные дни для всего Города, и на копии самых странных, подозрительных писем, да на выписки из ведомостей по жалованию – интересно же!
Мартин не участвовал в битвах и выбрал себе скромный удел. Впрочем, через полтора часа однообразного перелистывания отчётов о том, как пьяный кучер въехал не на тот двор, да напившиеся служители и дознаватели буянили в окрестностях Города, он уже жалел. Раскладывать по датам и блокам происшествия было тоскливо и невыносимо скучно. Но отказываться от работы было нельзя. В конце концов, это можно было расценивать как самонаказание. Мартина это устраивало, хотя и глаз уже скучал.
Сбившиеся с пути, заехавшие не туда, попавшие в дожди и ветра…невыносимая зеленая тоска даже для того, кто к рутине привык.
Мартин уже собирался отвлечься, чтобы сделать себе крепкого хвойного напитка – бодрящего, согревающего, обещающего хоть какие-то послабления для затекших рук, уставших глаз, когда смятый наскоро лист, прибитый среди кучи отчётов и бумаг, попался ему на глаза. Что-то было неестественное в нём, и Мартин потянул за уголок, хотя и знал, что очередь до этого листа ещё не дошла.
Лист оказался короткой запиской. Сводная новость, вот только новость была не из разряда пьянчуг и их приключений. Это было сообщение об обнаруженном теле. Записка гласила следующее: «Обнаружена девушка. Возраст примерно двадцать пять-двадцать семь лет, может быть старше или младше, так как лицо обезображено. На теле четыре колотые раны – две в грудь, одна в живот и ещё одна в шею. Найдена примерно через шесть-восемь часов после случившегося. Одета в походную одежду без опознавательных символов и знаков. Карманы пусты, ничего не найдено на теле. Украшения отсутствуют…»
Далее сообщалось о светлых волосах девушки, её росте и примерном весе, но это всё Мартина не интересовало. Откровенно говоря, его не заинтересовала бы и сама сводка, всё-таки на пути в Город умирают многие, и разбойники, и культисты тут крутятся, и всякое бывает по пути. Это ещё ничего. Оборванная жизнь – горе для Пресветлого, но Мартин смотрел не на само информационное сообщение. Он смотрел на уголок листа, на котором дрогнувшая рука, в которой можно было узнать руку Агнесс, подписала одно слово…имя «Лотара».
Лотара…канцелярская дознавательница, дружившая с Магдой, странно отправившаяся в отставку без выплаты и толком без приказа. О ней ли шла речь в записке?
Не помня себя, не понимая зачем он это делает и откуда в нём, робком и праведном, вообще взялась подобная смелость, Мартин сунул записку в карман и огляделся – не видел ли кто?
Никто не заметил. Все были поглощены своим делом и изучали бумаги всадницы Агнесс. Мартин же почувствовал что нуждается в перерыве – наизучался!
Да и Магду бы разыскать, может быть, она прояснила бы что-то… поиздевалась бы, высказала злое, но может ответила бы? О Лотаре ли речь? Всё же они были подругами!
