– Предместья вместят в себя желающих проститься, может быть и Город тоже, но врата надо запереть, – настаивал Джиованни, который больше не возвращался к рассеянному и расслабленному своему образу, чем удивлял всех. Непривычно было видеть его таким собранным и разумным, сейчас все отчётливо понимали, что прежнее его состояние, было некой маской, но не понимали для чего?
– Если запереть врата, то не будут вмещены все желающие, – резонно заметил Бартоломью. – Все должны проститься с Володыкой.
– Если позволите, это снова расходы, – Осберт, конечно, слышал, про помощь семейств, но он не мог не заметить очевидного.
– Володыка был всем, хранителем Святого Престола, – Магда вмешивается, разумеется, поддерживая Бартоломью. А как иначе? Даже сейчас, подозревая его, опасаясь его, ненавидя саму себя за подозрения, она встаёт на защиту его идей. Может быть это привычка, а может быть и болезнь – она сама не знает.
– В такое смутное время наши враги захотят воспользоваться этим, – Джиованни даже не смотрит на Магду. Она ему неинтересна. Ему интересен Бартоломью, поскольку не надо быть умником, чтобы понять, кто здесь правит большую часть бала, если не весь бал. – Красные плащи, Чёрный Крест…
При упоминании Красных Плащей вздрагивает Габриэль. Ещё бы! У него там и знакомые есть. Близкие очень уж знакомые. Но при упоминании Чёрного Креста вздрагивает уже Магда. у неё тоже там есть знакомый, оказывается. Филиппо перехватывает её тревогу, во взгляде его поддержка.
К счастью, все очень заняты, чтобы разобрать эту дрожь.
– Это может и правда случится, – замечают знатные семейства осторожно. Конечно, не хочется всерьёз верить в то, что кто-то вломится на прощание с Володыкой и испортит святой миг. Но вдруг? Ведь есть враги у Города Святого Престола? Есть. Так кто сказал, что они не возьмутся за то, чтобы разнести их ряды какой-нибудь провокацией?
– С чего вы взяли, что в наших рядах есть какое-то смутное время? – интересуется Бартоломью и по его тону становится ясно, что он всё уже просчитал наперёд, просчитал лучше каждого из здесь присутствующих. – Разве у нас сейчас нет сплочения, единства?
– Есть, – соглашается знать, опять в единственном лице, которое, кажется, отвечает за решения прочих. – Мы все готовы поддержать Город.
– Это наш долг, – поддерживает Кардо, подтверждая единство трёх знатных семейств. Согер просто кивает.
– Разве есть расхождение в наших рядах? – Бартоломью оглядывает всех по очереди. Знать высказалась, но не она одна ведь за столом! – Разве кто-то разуверился в Городе или в Пресветлом?
Нет, никто не разуверился. Во всяком случае, за столом единодушие.
– У нас нет Володыки, – объясняет позицию сомнений Глава Городской Стражи и Бартоломью впивается в него взглядом, в котором смешаны и ненависть к выскочке и благодарность – кто-то должен был поднять этот вопрос!
– Володыка мёртв, – соглашается Бартоломью, – но перед смертью он назвал своего преемника.
Габриэль оглушён. Он всё ещё в ужасе, в недоверии и в несчастье. Утрата Володыки и внезапное назначение, которое не подтверждено, пугает его. И хорошо, что не подтверждено, где-то в глубине души он малодушно надеется на то, что другие не поддержат его кандидатуры. Но не на тех напал!
Неловкое молчание повисает над столом. Каждый думает о своём, но Джиованни вступает первым:
– При всём уважении к Володыке, и к вам, Верховный… но этот мальчик всё ещё мальчик. Разве может он быть Володыкой? И потом, лично я не слышал от Володыки его воли.
– В истории были примеры и более молодых Володык! – мгновенно вступается Магда, хотя Бартоломью и едва ли нужна ее защита.
– Магда! – мягко одёргивает её Бартоломью и на мгновение она забывает про всё, что подозревает и хочет опровергнуть, потому что встречает его взгляд. Взгляд дорого ей человека. – Джиованни, вы, как настоятель, вправе сомневаться… и одновременно не вправе. Я слышал волю Володыки, слышал её и Габриэль. Опровергая это, вы подвергаете нас обоих обвинению. Вы осознаёте?
Габриэль молчит. Ему хочется, чтобы всё поскорее кончилось. И лучше без его участия.
– Вы могли не так её толковать, волю-то… – выкручивается Джиованни.
– Вам просто завидно! – шипит Магда. Да, Бартоломью просил её помолчать, но этот чудак ей никогда не нравился. Габриэль у неё вызывает больше симпатии.
– Один из настоятелей становится Володыкой, – напомнил Бартоломью. – У нас их трое. Симона, Габриэль и Джиованни.
– Я верую в волю Володыки! – поспешно заметила Симона и с сочувствием взглянула на Джиованни. Верила она или нет, но спорить она точно отказывалась, как и всегда. Более того, понимая, что сама не может наследовать по причине того, что родилась женщиной, она отступила поспешно и разумно.
– Вы же вовсе были в бессоннице, вечном разгуле и блуждании по ночам! – Бартоломью принял поддержку Симоны и рубит уже по Джиованни. – Вы прикидывались чудаком, путали слова, терялись в резиденции, а теперь что? Излечились? Господа, по-моему, здесь даже нечего обсуждать. С одной стороны у нас Джиованни, который заслужил определённую репутацию забывчивого старика, с другой – названный наследником самим Володыкой…
– Справедливости ради, – вклинился Согер, откашливаясь, – если говорить об исторических примерах, то нельзя не вспомнить того, что в Городе проходили и выборы. Когда не было кандидатов, или когда ни один кандидат не отвечал требованиям Города…
Замечание это осторожное, но Бартоломью знает – всякую оппозицию, даже теоретическую, надо рубить на корню. Пускай ободряется Габриэль, для которого это какие-то значимые слова – он трусит, но оно и понятно, огромная ноша вот-вот ляжет на его плечи, не убежишь! Но Бартоломью должен быть сильнее. И сейчас он покажет им то, что должен – покажет власть и будущее.
Неважно, что далеко не все из присутствующих здесь, попадут в это будущее. Его будущее, будущее Города Святого Престола.
– А вот это, господин Согер, уже и есть смутное время в наших рядах, – в голосе Бартоломью нет злости, спокойствие, уверенность ведут его куда лучше, чем бешенство.
– Я вовсе не…
Поздно оправдываться. Бартоломью даже где-то был рад вспыхнувшей именно сегодня идее о выборах. Это полезно. Им же самим полезно.
– Я напоминаю то, что было сказано, – Бартоломью даже слушать не стал, прервал сразу, грубо, это было бестактно, но он не жалел ни слов, ни усилий. – Я напоминаю, что у Города Святого Престола очень много врагов. Те же Чёрные Кресты, к примеру. И я напоминаю, что Володыка – был и будет тем, кто хранит Святой Престол! Престол Света, знание Пресветлого, молится ему, пока последователи Малзуса и прочих еретических учений пытаются вербовать сторонников и проникнуть в Город! Я напоминаю, что перед Городом Святого Престола стоит задача не только охранять молитву для Пресветлого, не только принимать тех, кто нуждается в спасении души и в утешении, но и в том…
– Я не…– Согер снова сделал попытку оправдаться и пролезть через страшные слова Бартоломью, но, конечно, потерпел поражение. Его даже свои не поддержали.
– Но и в том, – продолжал Бартоломью, – чтобы всё знание, когда-то отнятое у наших врагов, врагов Города, все артефакты, все гнусные ритуалы и книги, созданные и используемы для обрядов, хранились в Городе! В тайных комнатах, в подземелье, не возвращаясь к врагу! Если наши враги увидят то, что мы не уважаем волю Володыки, оставившего нас, если они узнают, что мы стали спорить друг с другом, если они узнают, что у нас выборы и мы сами не можем переназначить нового Володыку, они полезут со всех сторон. И тогда нам не помогут даже ворота, которые так настойчиво рекомендует запереть Джиованни!
Бартоломью смерил настоятеля мрачным, полным презрения взглядом.
– Мы должны показать именно в эти дни, что мы едины и что у нас есть Володыка, что у нас есть Хранитель Престола. И мы не таимся за воротами. И мы не закрываем их. Нам нечего опасаться, мы готовы стоять за Город и за Пресветлого!
Бартоломью перевёл дух, оглядывая собравшихся. Габриэля било мелкой дрожью. Симона смотрела на него с уважением, Джиованни смущённо избегал взгляда – кажется, до него дошло, что он не выиграет в этой битве. Магда чуть ли рот не раскрыла, так гладко стелил Бартоломью! Филиппо смотрел спокойно, точно не был удивлён. Казначей же едва слушал, он уже углубился в подсчёты; Глава Городской Стражи тоже внимал с серьёзностью и напряжением, точно ничего важнее не было на свете.
Согер, Балек и Кардо переглядывались, но хранили молчание. Не спорили, обдумывали слова. Уже хороший знак.
– Скажу вам честно, друзья, – Бартоломью вздохнул, расчётливый это был вздох, чтобы не думали, что это ему очень уж легко даётся. – Да, скажу то, что думаю. Я в ужасе. Да, в ужасе.
Немота напала на всех собравшихся. Бартоломью? В ужасе? Пресветлый, слышишь ли ты это?!
– Я не знаю, что будет. Но я знаю, что мы должны отстоять Город и сделать его сильным. Я не знаю, как Габриэль примет на себя эту ношу, но я буду тем, кто поможет ему.
Габриэль поднял глаза на Бартоломью. Да, раньше он говорил об этом, но теперь, при всех? Как сильно зазвучали его обещания.
– Его назначил Володыка. Я буду Верховным, а он будет Володыкой. Мы будем хранить Город, и сделаем всё, чтобы наши враги не почуяли никакой смуты в наших рядах! Габриэль, я не знаю, как ты распорядишься своим долгом, но я верю в то, что прозрел в тебе Володыка. Я верю в то, что мы можем быть опорой для Города. Но вместе.
Это было как заклинание. Габриэль смутился, смялся и, конечно, тотчас вскочил, заверяя, что будет действовать на благо Города Святого Престола, во имя Престола и во имя Пресветлого! А большего от него и не требовалось.
– Вы должны знать, – Бартоломью обратился ко всем, – последние месяцы мы с Володыкой кое-что готовили… для всех. Для врагов, для последователей, что видят в нас только объект обязательного символа, а не веру, не мощь.
– Мы – мощь! – возразил Джиованни, ему нелегко давалось отступление, но под напором Бартоломью он смял всякое противление.
– Были мощью, – возразил Бартоломью. – Когда короли приезжали просить нашего совета, когда мы останавливали войны волей Володыки. Когда мы не запятнали себя дурнотой мнений, что нас легко купить золотом и дарами. Каждый из вас знает, что когда-то наш Город был башней, величиной, а не диковинкой туристов и редких паломников, настоящих паломников, а не тех, кому важно поставить галочку, мол, были в Городе Святого Престола!
– О чём речь? – Филиппо явно не нравились эти речи, но Магда поняла это только потому что хорошо уже его знала. Для других тон Филиппо едва ли показался подозрительным.
– О том, чтобы изгнать врагов. Вернуть их туда, где они и были, пока Город был велик. Вернуть всю прежнюю славу, – объяснил Бартоломью. – Мы хотели этого. Я и Володыка.
Он не лгал. Володыка и правда хотел этого, только не хватило у него средств и смелости. Но Бартоломью молод, силён и наглее. Ну а то, что никаких мер самим Володыкой не было принято, так это ещё ни о чём не говорит! В конце концов, сам Володыка им не ответит.
– Мы не успели. И не могли успеть. Но теперь если вы поддержите нас, наш Город, мы справимся. А для начала нужно единство.
– Как этого добиться? – спросил Филиппо. – Не единства, с этим понятно… величия?
– Истребив врагов, – коротко ответил Бартоломью, – изгнав всех неверных из Города. Изъяв всё, что было отнято у Города у тех, кто торгует от нашего имени прощением Пресветлого и благодатью. Мы покажем всем, что истинное прощение только в Городе. Только у нас.
– Но это же… кровь? – Габриэль, от которого никто не ждал ничего, поднял голову и спросил тихо, но все услышали.
Бартоломью не собирался считаться с такой мелочью, но понимал, что собравшиеся могут истолковать это дурным образом, на то они и собравшиеся.
– Это выбор. Их выбор. Кто захочет вернуться к чистому и истинному, того вы, Володыка, можете простить…
Бартоломью замолчал. Он ждал реакции, решения. Прежде всего, от знатных семейств. Для этого и было произнесено про «изъяв всё…» – эти люди должны были почувствовать наживу. Недаром они сохранили себе капиталы. Они и сами делали деньги на праздниках Города, но явно не считали себя теми, кто торгует чем-то от имени Города. Весьма самонадеянно. К тому же, все трое полагали, похоже, что без них Город растеряет всех союзников. Тоже глупо.
– Лично я против кандидатуры Габриэля ничего не имею, – сказал Согер, первым собравшись с мыслями. – Но я считаю, что по первому времени, по крайней мере, в силу молодости и неопытности, он будет прибегать к советникам.
Габриэль кивнул. Он и сам не представлял себя без совета. И нет, никто не спасал его. Впрочем, малодушие его от речей Бартоломью поугасло. Теперь даже было как-то горделиво признавать, что он спасёт Город. Не один, но ведь спасёт! Вернёт величие. Да, пусть дрожат руки, но он не один! У него много последователей! Советников!
– Тогда, да здравствует Володыка! – провозгласил Согер и приложил ладонь к сердцу, показывая почтение.
– Я в свою очередь надеюсь, что наша помощь не будет забыта, – Кардо поднялся следом, – и вами, Верховный, и вами, Володыка.
– Не будет. Мы всё помним, – заверил Бартоломью.
– А вы? – поинтересовался Кардо.
– Я всегда буду ценить вашу помощь и отплачу за неё благодарностью, – заверил Габриэль, получив едва заметный кивок от Бартоломью.
– Да здравствует Володыка! – решил Кардо.
Балек поднялся следом, сказал просто:
– Да здравствует Володыка!
Что ж, с тремя было решено. Дело пошло! Бартоломью не знал, с кого из этой троицы начнёт, но был уверен, что всей этой троице знатных людей конец. Вместе с семьями. Они всегда будут тянуть власть на себя, потому что у них есть деньги. Значит, денег у них быть не должно. И жизней.
– Да здравствует Володыка! – Симона тоже не стала расспрашивать и уточнять, она поднялась легко-легко, точно была готова к этому, и ни малейшей тени сомнения не мелькнуло в её лице.
– Да здравствует Володыка! – Глава Городской Стражи поднялся за нею. – Если вам понадобится наша помощь, наша опора, мы здесь, с вами. И с вами, Верховный.
«Какой идиот! Но полезный!» – развеселился Бартоломью.
– Да здравствует Володыка Габриэль! – Филиппо встал, но на Габриэля он взглянул лишь мельком, а вот в Бартоломью вгляделся внимательно, точно хотел прочесть что-то в его лице. Но Бартоломью оставался спокоен и внимателен. Конечно, ведь он ждал этого совета, ждал решения, которое было очевидным. Ждал власти. Теперь единоличной. Ослу ведь понятно, что заболтать Габриэля будет легче лёгкого?
При этом Бартоломью будет искренне считать, что действует в интересах Города!
– Да здравствует Володыка! – Магда прокричала это радостно, даже неуместно как-то. Она была рада за него, даже гордилась. Совесть колола её – что если Бартоломью и правда хочет всего лишь счастья и величия Городу, а она боится, подозревая его в чудовищном?
Но надо убедиться… надо всего лишь убедиться в этом! И повиниться окончательно.
– Осберт? – позвал Бартоломью.
Казначей поднял голову, спохватился. На листе перед ним бежали строки цифр, он уже что-то судорожно высчитывал.
– Да здравствует…– промямлил он, явно не соображая почему никто не может пройти мимо и засчитать его голос как надо? Очевидно же, что всё уже решено, а у него пять в уме, шесть в отлоге…
– Если запереть врата, то не будут вмещены все желающие, – резонно заметил Бартоломью. – Все должны проститься с Володыкой.
– Если позволите, это снова расходы, – Осберт, конечно, слышал, про помощь семейств, но он не мог не заметить очевидного.
– Володыка был всем, хранителем Святого Престола, – Магда вмешивается, разумеется, поддерживая Бартоломью. А как иначе? Даже сейчас, подозревая его, опасаясь его, ненавидя саму себя за подозрения, она встаёт на защиту его идей. Может быть это привычка, а может быть и болезнь – она сама не знает.
– В такое смутное время наши враги захотят воспользоваться этим, – Джиованни даже не смотрит на Магду. Она ему неинтересна. Ему интересен Бартоломью, поскольку не надо быть умником, чтобы понять, кто здесь правит большую часть бала, если не весь бал. – Красные плащи, Чёрный Крест…
При упоминании Красных Плащей вздрагивает Габриэль. Ещё бы! У него там и знакомые есть. Близкие очень уж знакомые. Но при упоминании Чёрного Креста вздрагивает уже Магда. у неё тоже там есть знакомый, оказывается. Филиппо перехватывает её тревогу, во взгляде его поддержка.
К счастью, все очень заняты, чтобы разобрать эту дрожь.
– Это может и правда случится, – замечают знатные семейства осторожно. Конечно, не хочется всерьёз верить в то, что кто-то вломится на прощание с Володыкой и испортит святой миг. Но вдруг? Ведь есть враги у Города Святого Престола? Есть. Так кто сказал, что они не возьмутся за то, чтобы разнести их ряды какой-нибудь провокацией?
– С чего вы взяли, что в наших рядах есть какое-то смутное время? – интересуется Бартоломью и по его тону становится ясно, что он всё уже просчитал наперёд, просчитал лучше каждого из здесь присутствующих. – Разве у нас сейчас нет сплочения, единства?
– Есть, – соглашается знать, опять в единственном лице, которое, кажется, отвечает за решения прочих. – Мы все готовы поддержать Город.
– Это наш долг, – поддерживает Кардо, подтверждая единство трёх знатных семейств. Согер просто кивает.
– Разве есть расхождение в наших рядах? – Бартоломью оглядывает всех по очереди. Знать высказалась, но не она одна ведь за столом! – Разве кто-то разуверился в Городе или в Пресветлом?
Нет, никто не разуверился. Во всяком случае, за столом единодушие.
– У нас нет Володыки, – объясняет позицию сомнений Глава Городской Стражи и Бартоломью впивается в него взглядом, в котором смешаны и ненависть к выскочке и благодарность – кто-то должен был поднять этот вопрос!
– Володыка мёртв, – соглашается Бартоломью, – но перед смертью он назвал своего преемника.
Габриэль оглушён. Он всё ещё в ужасе, в недоверии и в несчастье. Утрата Володыки и внезапное назначение, которое не подтверждено, пугает его. И хорошо, что не подтверждено, где-то в глубине души он малодушно надеется на то, что другие не поддержат его кандидатуры. Но не на тех напал!
Неловкое молчание повисает над столом. Каждый думает о своём, но Джиованни вступает первым:
– При всём уважении к Володыке, и к вам, Верховный… но этот мальчик всё ещё мальчик. Разве может он быть Володыкой? И потом, лично я не слышал от Володыки его воли.
– В истории были примеры и более молодых Володык! – мгновенно вступается Магда, хотя Бартоломью и едва ли нужна ее защита.
– Магда! – мягко одёргивает её Бартоломью и на мгновение она забывает про всё, что подозревает и хочет опровергнуть, потому что встречает его взгляд. Взгляд дорого ей человека. – Джиованни, вы, как настоятель, вправе сомневаться… и одновременно не вправе. Я слышал волю Володыки, слышал её и Габриэль. Опровергая это, вы подвергаете нас обоих обвинению. Вы осознаёте?
Габриэль молчит. Ему хочется, чтобы всё поскорее кончилось. И лучше без его участия.
– Вы могли не так её толковать, волю-то… – выкручивается Джиованни.
– Вам просто завидно! – шипит Магда. Да, Бартоломью просил её помолчать, но этот чудак ей никогда не нравился. Габриэль у неё вызывает больше симпатии.
– Один из настоятелей становится Володыкой, – напомнил Бартоломью. – У нас их трое. Симона, Габриэль и Джиованни.
– Я верую в волю Володыки! – поспешно заметила Симона и с сочувствием взглянула на Джиованни. Верила она или нет, но спорить она точно отказывалась, как и всегда. Более того, понимая, что сама не может наследовать по причине того, что родилась женщиной, она отступила поспешно и разумно.
– Вы же вовсе были в бессоннице, вечном разгуле и блуждании по ночам! – Бартоломью принял поддержку Симоны и рубит уже по Джиованни. – Вы прикидывались чудаком, путали слова, терялись в резиденции, а теперь что? Излечились? Господа, по-моему, здесь даже нечего обсуждать. С одной стороны у нас Джиованни, который заслужил определённую репутацию забывчивого старика, с другой – названный наследником самим Володыкой…
– Справедливости ради, – вклинился Согер, откашливаясь, – если говорить об исторических примерах, то нельзя не вспомнить того, что в Городе проходили и выборы. Когда не было кандидатов, или когда ни один кандидат не отвечал требованиям Города…
Замечание это осторожное, но Бартоломью знает – всякую оппозицию, даже теоретическую, надо рубить на корню. Пускай ободряется Габриэль, для которого это какие-то значимые слова – он трусит, но оно и понятно, огромная ноша вот-вот ляжет на его плечи, не убежишь! Но Бартоломью должен быть сильнее. И сейчас он покажет им то, что должен – покажет власть и будущее.
Неважно, что далеко не все из присутствующих здесь, попадут в это будущее. Его будущее, будущее Города Святого Престола.
– А вот это, господин Согер, уже и есть смутное время в наших рядах, – в голосе Бартоломью нет злости, спокойствие, уверенность ведут его куда лучше, чем бешенство.
– Я вовсе не…
Поздно оправдываться. Бартоломью даже где-то был рад вспыхнувшей именно сегодня идее о выборах. Это полезно. Им же самим полезно.
– Я напоминаю то, что было сказано, – Бартоломью даже слушать не стал, прервал сразу, грубо, это было бестактно, но он не жалел ни слов, ни усилий. – Я напоминаю, что у Города Святого Престола очень много врагов. Те же Чёрные Кресты, к примеру. И я напоминаю, что Володыка – был и будет тем, кто хранит Святой Престол! Престол Света, знание Пресветлого, молится ему, пока последователи Малзуса и прочих еретических учений пытаются вербовать сторонников и проникнуть в Город! Я напоминаю, что перед Городом Святого Престола стоит задача не только охранять молитву для Пресветлого, не только принимать тех, кто нуждается в спасении души и в утешении, но и в том…
– Я не…– Согер снова сделал попытку оправдаться и пролезть через страшные слова Бартоломью, но, конечно, потерпел поражение. Его даже свои не поддержали.
– Но и в том, – продолжал Бартоломью, – чтобы всё знание, когда-то отнятое у наших врагов, врагов Города, все артефакты, все гнусные ритуалы и книги, созданные и используемы для обрядов, хранились в Городе! В тайных комнатах, в подземелье, не возвращаясь к врагу! Если наши враги увидят то, что мы не уважаем волю Володыки, оставившего нас, если они узнают, что мы стали спорить друг с другом, если они узнают, что у нас выборы и мы сами не можем переназначить нового Володыку, они полезут со всех сторон. И тогда нам не помогут даже ворота, которые так настойчиво рекомендует запереть Джиованни!
Бартоломью смерил настоятеля мрачным, полным презрения взглядом.
– Мы должны показать именно в эти дни, что мы едины и что у нас есть Володыка, что у нас есть Хранитель Престола. И мы не таимся за воротами. И мы не закрываем их. Нам нечего опасаться, мы готовы стоять за Город и за Пресветлого!
Бартоломью перевёл дух, оглядывая собравшихся. Габриэля било мелкой дрожью. Симона смотрела на него с уважением, Джиованни смущённо избегал взгляда – кажется, до него дошло, что он не выиграет в этой битве. Магда чуть ли рот не раскрыла, так гладко стелил Бартоломью! Филиппо смотрел спокойно, точно не был удивлён. Казначей же едва слушал, он уже углубился в подсчёты; Глава Городской Стражи тоже внимал с серьёзностью и напряжением, точно ничего важнее не было на свете.
Согер, Балек и Кардо переглядывались, но хранили молчание. Не спорили, обдумывали слова. Уже хороший знак.
– Скажу вам честно, друзья, – Бартоломью вздохнул, расчётливый это был вздох, чтобы не думали, что это ему очень уж легко даётся. – Да, скажу то, что думаю. Я в ужасе. Да, в ужасе.
Немота напала на всех собравшихся. Бартоломью? В ужасе? Пресветлый, слышишь ли ты это?!
– Я не знаю, что будет. Но я знаю, что мы должны отстоять Город и сделать его сильным. Я не знаю, как Габриэль примет на себя эту ношу, но я буду тем, кто поможет ему.
Габриэль поднял глаза на Бартоломью. Да, раньше он говорил об этом, но теперь, при всех? Как сильно зазвучали его обещания.
– Его назначил Володыка. Я буду Верховным, а он будет Володыкой. Мы будем хранить Город, и сделаем всё, чтобы наши враги не почуяли никакой смуты в наших рядах! Габриэль, я не знаю, как ты распорядишься своим долгом, но я верю в то, что прозрел в тебе Володыка. Я верю в то, что мы можем быть опорой для Города. Но вместе.
Это было как заклинание. Габриэль смутился, смялся и, конечно, тотчас вскочил, заверяя, что будет действовать на благо Города Святого Престола, во имя Престола и во имя Пресветлого! А большего от него и не требовалось.
– Вы должны знать, – Бартоломью обратился ко всем, – последние месяцы мы с Володыкой кое-что готовили… для всех. Для врагов, для последователей, что видят в нас только объект обязательного символа, а не веру, не мощь.
– Мы – мощь! – возразил Джиованни, ему нелегко давалось отступление, но под напором Бартоломью он смял всякое противление.
– Были мощью, – возразил Бартоломью. – Когда короли приезжали просить нашего совета, когда мы останавливали войны волей Володыки. Когда мы не запятнали себя дурнотой мнений, что нас легко купить золотом и дарами. Каждый из вас знает, что когда-то наш Город был башней, величиной, а не диковинкой туристов и редких паломников, настоящих паломников, а не тех, кому важно поставить галочку, мол, были в Городе Святого Престола!
– О чём речь? – Филиппо явно не нравились эти речи, но Магда поняла это только потому что хорошо уже его знала. Для других тон Филиппо едва ли показался подозрительным.
– О том, чтобы изгнать врагов. Вернуть их туда, где они и были, пока Город был велик. Вернуть всю прежнюю славу, – объяснил Бартоломью. – Мы хотели этого. Я и Володыка.
Он не лгал. Володыка и правда хотел этого, только не хватило у него средств и смелости. Но Бартоломью молод, силён и наглее. Ну а то, что никаких мер самим Володыкой не было принято, так это ещё ни о чём не говорит! В конце концов, сам Володыка им не ответит.
– Мы не успели. И не могли успеть. Но теперь если вы поддержите нас, наш Город, мы справимся. А для начала нужно единство.
– Как этого добиться? – спросил Филиппо. – Не единства, с этим понятно… величия?
– Истребив врагов, – коротко ответил Бартоломью, – изгнав всех неверных из Города. Изъяв всё, что было отнято у Города у тех, кто торгует от нашего имени прощением Пресветлого и благодатью. Мы покажем всем, что истинное прощение только в Городе. Только у нас.
– Но это же… кровь? – Габриэль, от которого никто не ждал ничего, поднял голову и спросил тихо, но все услышали.
Бартоломью не собирался считаться с такой мелочью, но понимал, что собравшиеся могут истолковать это дурным образом, на то они и собравшиеся.
– Это выбор. Их выбор. Кто захочет вернуться к чистому и истинному, того вы, Володыка, можете простить…
Бартоломью замолчал. Он ждал реакции, решения. Прежде всего, от знатных семейств. Для этого и было произнесено про «изъяв всё…» – эти люди должны были почувствовать наживу. Недаром они сохранили себе капиталы. Они и сами делали деньги на праздниках Города, но явно не считали себя теми, кто торгует чем-то от имени Города. Весьма самонадеянно. К тому же, все трое полагали, похоже, что без них Город растеряет всех союзников. Тоже глупо.
– Лично я против кандидатуры Габриэля ничего не имею, – сказал Согер, первым собравшись с мыслями. – Но я считаю, что по первому времени, по крайней мере, в силу молодости и неопытности, он будет прибегать к советникам.
Габриэль кивнул. Он и сам не представлял себя без совета. И нет, никто не спасал его. Впрочем, малодушие его от речей Бартоломью поугасло. Теперь даже было как-то горделиво признавать, что он спасёт Город. Не один, но ведь спасёт! Вернёт величие. Да, пусть дрожат руки, но он не один! У него много последователей! Советников!
– Тогда, да здравствует Володыка! – провозгласил Согер и приложил ладонь к сердцу, показывая почтение.
– Я в свою очередь надеюсь, что наша помощь не будет забыта, – Кардо поднялся следом, – и вами, Верховный, и вами, Володыка.
– Не будет. Мы всё помним, – заверил Бартоломью.
– А вы? – поинтересовался Кардо.
– Я всегда буду ценить вашу помощь и отплачу за неё благодарностью, – заверил Габриэль, получив едва заметный кивок от Бартоломью.
– Да здравствует Володыка! – решил Кардо.
Балек поднялся следом, сказал просто:
– Да здравствует Володыка!
Что ж, с тремя было решено. Дело пошло! Бартоломью не знал, с кого из этой троицы начнёт, но был уверен, что всей этой троице знатных людей конец. Вместе с семьями. Они всегда будут тянуть власть на себя, потому что у них есть деньги. Значит, денег у них быть не должно. И жизней.
– Да здравствует Володыка! – Симона тоже не стала расспрашивать и уточнять, она поднялась легко-легко, точно была готова к этому, и ни малейшей тени сомнения не мелькнуло в её лице.
– Да здравствует Володыка! – Глава Городской Стражи поднялся за нею. – Если вам понадобится наша помощь, наша опора, мы здесь, с вами. И с вами, Верховный.
«Какой идиот! Но полезный!» – развеселился Бартоломью.
– Да здравствует Володыка Габриэль! – Филиппо встал, но на Габриэля он взглянул лишь мельком, а вот в Бартоломью вгляделся внимательно, точно хотел прочесть что-то в его лице. Но Бартоломью оставался спокоен и внимателен. Конечно, ведь он ждал этого совета, ждал решения, которое было очевидным. Ждал власти. Теперь единоличной. Ослу ведь понятно, что заболтать Габриэля будет легче лёгкого?
При этом Бартоломью будет искренне считать, что действует в интересах Города!
– Да здравствует Володыка! – Магда прокричала это радостно, даже неуместно как-то. Она была рада за него, даже гордилась. Совесть колола её – что если Бартоломью и правда хочет всего лишь счастья и величия Городу, а она боится, подозревая его в чудовищном?
Но надо убедиться… надо всего лишь убедиться в этом! И повиниться окончательно.
– Осберт? – позвал Бартоломью.
Казначей поднял голову, спохватился. На листе перед ним бежали строки цифр, он уже что-то судорожно высчитывал.
– Да здравствует…– промямлил он, явно не соображая почему никто не может пройти мимо и засчитать его голос как надо? Очевидно же, что всё уже решено, а у него пять в уме, шесть в отлоге…
