До того, как она помешала им, Бартоломью готовил с ним первую речь на прощание Володыки и делал наметки к речи посвящения.
Всё должно было быть идеально. Он должен был показать свою силу как Володыка и дать Бартоломью исключительные полномочия.
Но и правда пора было прерваться. Самим Бартоломью владела усталость. В эти дни он отдавал редкие распоряжения, а сам больше времени проводил с Габриэлем, готовя из него то, что было нужно ему самому. Порядок в Городе лёг на плечи Магды, Филиппо и Служения.
– Да, верно! – Габриэль одобрил идею Бартоломью и поднялся изо стола, но тотчас им овладела новая мысль: – как считаете, может быть, мне уже сейчас нужно обратиться к Городу?
Бартоломью задумался и вскоре отверг эту идею:
– Нет, друг мой. Это будет лишнее. Это будет спешкой. Мы сейчас слышали, что говорит Магда. на улицах и без того говорят о спешке. Это будет ударом по нам, если мы сейчас наспех будем убеждать толпу, что вовсе никуда не торопимся. Это будет смешно. Выступить надо на похоронах. И так выступить, как мы обсуждали. Магда, как считаешь?
Магда, которая понятия не имела, как они там обсуждали, считала также.
– Ну и хорошо, – обрадовался Бартоломью, – тем лучше! Габриэль?
– Да, разумеется, – Габриэль не пытался отстоять своего мнения, и для Бартоломью это было хорошим знаком, – вы, Верховный, лучше знаете Город и его обитателей, я поступлю так, как вы скажете.
– Я скажу только одно, – Бартоломью вздохнул, – отдыхайте. Завтра тяжёлый день. Доброго вечера. Магда?
Магда, кивнув Габриэлю, выскользнула следом за Верховным, насквозь смущённая тем, как Бартоломью обращается с Верховным и своим собственным поведением, пока она не осознала с кем говорит.
– Тяжёлые дни, – сказал Бартоломью, вдруг остановившись в коридоре. Магда не ожидала этого, чуть не налетела на него, но успела застыть. – Тяжёлые. Хорошо, что мне есть на кого положиться, и что нашему Володыке есть на кого положиться. Извини, что весь этот груз лёг на тебя, Магда, но я думаю, что мне лучше находиться подле Володыки, нельзя его оставлять.
Бартоломью протянул к ней руку, сам нашёл её ладонь, крепко сжал, да так, что у Магды всё тело содрогнулось, и на миг стало противно от собственных мыслей о том, что этот человек может быть в чём-то виноват. Ведь не может, не может. И вся его встреча с Гасионом, будь он неладен, это какое-то недоразумение, или хитрый план, не больше…
– Прости, Магда, скоро будет легче.
– Я… – голос предал Магду. Она не хотела, чтобы Бартоломью отпускал её руку, в этом касании сосредоточилось для неё столько смысла, и всё стало неважным. Но он отпустил её ладонь и мысли снова завертелись, как прежде. – Я и хотела поговорить об этом. На меня можно положиться, это так. Но на других!
Слова обиды потекли из неё сами. Она и сама не думала, что так давно замечала слишком долгое или неаккуратное исполнение своих приказов и просьб. Сейчас же слова шли сами, и она запоздало осознавала их.
– На них положиться нельзя… – подвела итог Магда и взглянула глазами, полными слёз, на Бартоломью. Страх шевельнулся в её душе: не сочтёт ли Бартоломью её слабачкой, которая не может даже своих людей удержать?
Нет, не счёл. Помрачнел, конечно, слушать такое о своих было неприятно, но что же? в конце концов, он и сам в последнее время больше сосредоточился на делах иного рода, и мог весьма расслабить своим отвлечением Дознание.
– Это всё не так страшно, Магда, – сказал Бартоломью спокойно. Он уже владел собой. Он вспомнил, что готовится к самому нужному и важному, какие тут могли быть дознаватели из числа ротозеев и лентяев? Останутся только исполнительные и преданные. – В скором времени произойдут некоторые перемены. Наш Город станет великим. Ты же слышала, что я говорил на заседании Совета?
Да, она слышала и поддержала. Правда, тогда до неё смысл фраз о возвращении былой славы толком и не дошёл, не до того ей было. Зато сейчас она чувствовала те самые грядущие перемены, которые кружили над Городом и его обитателем.
– Так что это неважно, – заверял Бартоломью, – важно только то, что мы делаем для Города. Мы с тобой. Володыка поддержит нас, а мы поддержим его. А те, кто не пожелает следовать за дисциплиной и былой славой Города, кто не поддержит возвращение Города к его истокам, Городу и не нужен.
– Но… как же это? – Магда растерялась. Маленькая, жалкая, она была смешной и нелепой в своём удивлении. У неё в голове не укладывался весь масштаб перемен, задуманных Бартоломью. Впрочем, для Бартоломью это было не в новинку. Он знал, прекрасно знал, что обречён на одиночество, что нет ему возможности с кем-то в полной мере обсудить свои мысли и идеи.
– Это будущее, успокоил Бартоломью, – потерпи немного и всё начнёт меняться.
– Где же мы возьмём новых дознавателей? – она ещё не понимала.
– Найдём, – Бартоломью снова развеселился, жизнь казалась ему прекрасной и давала энергию. – Ты очень устала?
Магда очень устала, но она не могла в этом признаться Бартоломью и не стала, более того – нашла в себе силы улыбнуться.
Пока Город готовился к прощанию с Володыкой, обсуждал Володыку нового и прочие сплетни; пока Габриэль писал совместную речь с Бартоломью, а Магда выяснила, что Дознание следует обновить, если не вовсе поменять, Филиппо был занят делом.
Строго говоря, делом он был занят всегда, но не всегда это было только порученное ему дело. Вот и сейчас было то же.
Ему дали поручение, и поручение основательно – проверить все врата и все ходы к Городу, известные Дознанию. Дело благое, хорошее и хлопотное. Пришлось убить на это два полных дня и множеством собственных сил. К тому же, одному с таким делом не справиться – нашлась и стража на подмогу. Стража громыхала, недовольная тяжестью поручения, ведь стоять на воротах было куда проще, чем обозревать их разрушение или обнаруживать тайный ход.
К тому же, стража была медлительная, не умела ориентироваться так, как Филиппо, и тормозила его тут и там. Но он не роптал. Привыкнув работать одиночкой, Филиппо не утратил дипломатичности и потому ни словом, ни жестом не выдавал своего раздражения.
Обнаружив очередную прореху, ведущую в Город, Филиппо тотчас оценивал – как и чем её следует перекрыть, хотя бы на временное закрытие, чтобы в ближайшие дни в Городе не было незваных гостей. Конечно, такая работа и для любителей улизнуть и Города в предместье составит хлопоты, ведь как ходить к девицам и вину? Но ничего, безопасность пока важнее краткого веселья.
Оставив одного или двух на закрытие прорехи, Филиппо делал себе пометку и шёл дальше. Обнаружив развороченные врата, никем не охраняемые, ставшие местом уличной торговли, Филиппо усердствовал целых три часа, криками и угрозами разгоняя любителей поторговать на проходе. Потом врата закрыли, запечатали…
Ворот у Города оказалось много. Лазеек ещё больше. Два дня без сна и отдыха сказались на состоянии Филиппо, который из экономии времени даже не заходил на обед, а предпочитал перекусывать прямо в поле. Стража его уже проклинала почти что вслух, но Филиппо твёрдо следовал за поручением, позволявшему ему отвлечься от иных мыслей.
На третий день работа была закончена, но докладывать о ней Филиппо не спешил. Пообещав страже, что доложит об усердии каждого, а пока в последний раз осмотрит все ворота и лазейки, Филиппо оставил своих двухдневных спутников спокойно стоять на воротах и ненавидеть себя, а сам смешался с толпой.
Двигаясь в ней, вслушиваясь в речи, в обсуждения, в слухи и сплетни, Филиппо делал выводы. Его мысли, отвлечённые от труда физического, вернулись к мыслям более серьёзным и тяжёлым. Также как и другим жителям Города, Филиппо стало очевидно то, что перемены грянут и он предполагал, что это будут за перемены, ведь он был на заседании Совета, и слышал о величии Города, о планах, по возвращению величия, да и сам догадывался о делах Бартоломью.
Тревожило Филиппо и другое. Все эти дни не было видно самого Бартоломью! Разумеется, он был занят, но Филиппо понял из обрывков чужих разговоров, что никто не встречал Бартоломью, или, в лучшем случае, видел его тень. Так где же он?
Впрочем, и эту разгадку Филиппо нашёл спустя четверть часа своего свободного времени. Свинство, конечно, он и сам понимал, что все заняты, а он праздно вроде бы шляется, ничем не занятый, но для себя Филиппо считал, что у него задача куда более важная, и под силу ему одному.
А разгадка оказалась проста: Бартоломью все эти три дня почти безвылазно сидит в покоях Габриэля. Неудивительно – марионетка должна полностью успокоить своего создателя, и подчиниться ему, прежде, чем быть продемонстрированной!
Нет, к Габриэлю Филиппо относился положительно, но опасался, что и трети прежних помыслов в голове Габриэля – Володыки Города Святого Престола – уже не осталось.
Но это раскрывало ему новую идею. Раз уж Бартоломью занят, то, быть может, следует наведаться в его покои? Тихой тенью скользнуть, не касаясь толком бумаг, осмотреться, чтобы получить подтверждение его связям с Чёрным Крестом и планам?
Идея была крайне дерзкой, и осуществить её следовало в одиночку, либо вовсе отказаться от осуществления. Но уж точно не следовало вмешивать Магду – она ещё не сдержится, запаникует, а уж если он чего и найдёт, не простит.
Филиппо хотел бы разделить свои мысли с кем-нибудь, поделиться планами, в последнее время, он всё острее ощущал эту потребность и в шутку списывал на сентиментальность, возрастающую с возрастом, но разум побеждал всякую сентиментальность.
Его никто не остановил. В эти часы почти все дознаватели и служители толклись на улице, разрешая бесконечное количество проблем, разбирая жалобы и прошения. Так что путь был свободен!
Филиппо постучал. Конечно, он беспокоился о своей безопасности, но уже не так как прежде. Ему никто не ответил, как и ожидалось, и уже в следующее мгновение Филиппо извлёк из кармана плаща длинный тонкий крючок. Дверь следовало вскрыть аккуратно, ещё аккуратнее следовало осмотреться, не забыв прикрыть за собой дверь, и потом, выходя, запереть, словно ничего и не было.
К тому же, важно, чтоб никто не ломился. И чтобы у Бартоломью не было никаких ловушечек, вроде ниток, которые рвутся, фиксируя каждого гостя… у дознавателей свои фокусы.
Филиппо везло. Он очутился в комнате быстро, едва-едва протиснувшись в узкую дверную щель – не следовало распахиваться очень уж, мало ли? увидят ещё!
Некоторое время он стоял в покоях, присматриваясь и привыкая. Убранная постель, идеальный порядок на столе. Стол, пожалуй, и следовало оглядеть. Быстро и ничего не трогая, стараясь не трогать.
Разумеется, Бартоломью, как умный человек, не стал бы ничего хранить в столе. Если он вообще что-то хранил, то хранил это в тайниках, известных лишь ему одному или в виде шифровок.
Но Филиппо всё же оглядел столешницу. Приглашения на похороны, несколько скорбных записок, прошений с Острова – всё это было принесено даже не этим утром, а как минимум, прошлым. Что ж, это значит, что Бартоломью не разбирал почту.
Чернильные приборы, перья, ножи для отточки, всё как всегда – ничего интересного. Впрочем, что это?..
Кое-что Филиппо всё же нашёл. Нет, само наличие переписанных от руки, его, Бартоломью, рукой, листов из книг о Вороньем Граале, это не преступление. Но если подумать – зачем ему этот чёртов артефакт? И почему он настолько важен, что нужно было переписывать?
«Как известно, кровь Пресветлого была собрана в Светлый Грааль и Грааль впитал её в себя, как высшее благо, что вызвало зависть у врагов Пресветлого. Зависть стала идеей, а идея привела к попытке воссоздать столь же сильный артефакт как Светлый Грааль, но для тёмного бога, самого воплощения мрака, имеющего множество имён, одно из которых Малзус…»
Малзус, которому поклоняются в Чёрном Кресте… могло ли это быть совпадением? На взгляд Филиппо могло, но тогда он, Филиппо, ничего не смыслит в интригах!
Филиппо не наглел. Он тихо затворил за собой дверь, не позволив себе рыться дальше. Пока у него были свободные ещё минуты, он спешил прочесть побольше о Вороньем Граале, чтобы ещё раз убедиться в своих предположениях.
Всё должно было быть идеально. Он должен был показать свою силу как Володыка и дать Бартоломью исключительные полномочия.
Но и правда пора было прерваться. Самим Бартоломью владела усталость. В эти дни он отдавал редкие распоряжения, а сам больше времени проводил с Габриэлем, готовя из него то, что было нужно ему самому. Порядок в Городе лёг на плечи Магды, Филиппо и Служения.
– Да, верно! – Габриэль одобрил идею Бартоломью и поднялся изо стола, но тотчас им овладела новая мысль: – как считаете, может быть, мне уже сейчас нужно обратиться к Городу?
Бартоломью задумался и вскоре отверг эту идею:
– Нет, друг мой. Это будет лишнее. Это будет спешкой. Мы сейчас слышали, что говорит Магда. на улицах и без того говорят о спешке. Это будет ударом по нам, если мы сейчас наспех будем убеждать толпу, что вовсе никуда не торопимся. Это будет смешно. Выступить надо на похоронах. И так выступить, как мы обсуждали. Магда, как считаешь?
Магда, которая понятия не имела, как они там обсуждали, считала также.
– Ну и хорошо, – обрадовался Бартоломью, – тем лучше! Габриэль?
– Да, разумеется, – Габриэль не пытался отстоять своего мнения, и для Бартоломью это было хорошим знаком, – вы, Верховный, лучше знаете Город и его обитателей, я поступлю так, как вы скажете.
– Я скажу только одно, – Бартоломью вздохнул, – отдыхайте. Завтра тяжёлый день. Доброго вечера. Магда?
Магда, кивнув Габриэлю, выскользнула следом за Верховным, насквозь смущённая тем, как Бартоломью обращается с Верховным и своим собственным поведением, пока она не осознала с кем говорит.
– Тяжёлые дни, – сказал Бартоломью, вдруг остановившись в коридоре. Магда не ожидала этого, чуть не налетела на него, но успела застыть. – Тяжёлые. Хорошо, что мне есть на кого положиться, и что нашему Володыке есть на кого положиться. Извини, что весь этот груз лёг на тебя, Магда, но я думаю, что мне лучше находиться подле Володыки, нельзя его оставлять.
Бартоломью протянул к ней руку, сам нашёл её ладонь, крепко сжал, да так, что у Магды всё тело содрогнулось, и на миг стало противно от собственных мыслей о том, что этот человек может быть в чём-то виноват. Ведь не может, не может. И вся его встреча с Гасионом, будь он неладен, это какое-то недоразумение, или хитрый план, не больше…
– Прости, Магда, скоро будет легче.
– Я… – голос предал Магду. Она не хотела, чтобы Бартоломью отпускал её руку, в этом касании сосредоточилось для неё столько смысла, и всё стало неважным. Но он отпустил её ладонь и мысли снова завертелись, как прежде. – Я и хотела поговорить об этом. На меня можно положиться, это так. Но на других!
Слова обиды потекли из неё сами. Она и сама не думала, что так давно замечала слишком долгое или неаккуратное исполнение своих приказов и просьб. Сейчас же слова шли сами, и она запоздало осознавала их.
– На них положиться нельзя… – подвела итог Магда и взглянула глазами, полными слёз, на Бартоломью. Страх шевельнулся в её душе: не сочтёт ли Бартоломью её слабачкой, которая не может даже своих людей удержать?
Нет, не счёл. Помрачнел, конечно, слушать такое о своих было неприятно, но что же? в конце концов, он и сам в последнее время больше сосредоточился на делах иного рода, и мог весьма расслабить своим отвлечением Дознание.
– Это всё не так страшно, Магда, – сказал Бартоломью спокойно. Он уже владел собой. Он вспомнил, что готовится к самому нужному и важному, какие тут могли быть дознаватели из числа ротозеев и лентяев? Останутся только исполнительные и преданные. – В скором времени произойдут некоторые перемены. Наш Город станет великим. Ты же слышала, что я говорил на заседании Совета?
Да, она слышала и поддержала. Правда, тогда до неё смысл фраз о возвращении былой славы толком и не дошёл, не до того ей было. Зато сейчас она чувствовала те самые грядущие перемены, которые кружили над Городом и его обитателем.
– Так что это неважно, – заверял Бартоломью, – важно только то, что мы делаем для Города. Мы с тобой. Володыка поддержит нас, а мы поддержим его. А те, кто не пожелает следовать за дисциплиной и былой славой Города, кто не поддержит возвращение Города к его истокам, Городу и не нужен.
– Но… как же это? – Магда растерялась. Маленькая, жалкая, она была смешной и нелепой в своём удивлении. У неё в голове не укладывался весь масштаб перемен, задуманных Бартоломью. Впрочем, для Бартоломью это было не в новинку. Он знал, прекрасно знал, что обречён на одиночество, что нет ему возможности с кем-то в полной мере обсудить свои мысли и идеи.
– Это будущее, успокоил Бартоломью, – потерпи немного и всё начнёт меняться.
– Где же мы возьмём новых дознавателей? – она ещё не понимала.
– Найдём, – Бартоломью снова развеселился, жизнь казалась ему прекрасной и давала энергию. – Ты очень устала?
Магда очень устала, но она не могла в этом признаться Бартоломью и не стала, более того – нашла в себе силы улыбнуться.
***
Пока Город готовился к прощанию с Володыкой, обсуждал Володыку нового и прочие сплетни; пока Габриэль писал совместную речь с Бартоломью, а Магда выяснила, что Дознание следует обновить, если не вовсе поменять, Филиппо был занят делом.
Строго говоря, делом он был занят всегда, но не всегда это было только порученное ему дело. Вот и сейчас было то же.
Ему дали поручение, и поручение основательно – проверить все врата и все ходы к Городу, известные Дознанию. Дело благое, хорошее и хлопотное. Пришлось убить на это два полных дня и множеством собственных сил. К тому же, одному с таким делом не справиться – нашлась и стража на подмогу. Стража громыхала, недовольная тяжестью поручения, ведь стоять на воротах было куда проще, чем обозревать их разрушение или обнаруживать тайный ход.
К тому же, стража была медлительная, не умела ориентироваться так, как Филиппо, и тормозила его тут и там. Но он не роптал. Привыкнув работать одиночкой, Филиппо не утратил дипломатичности и потому ни словом, ни жестом не выдавал своего раздражения.
Обнаружив очередную прореху, ведущую в Город, Филиппо тотчас оценивал – как и чем её следует перекрыть, хотя бы на временное закрытие, чтобы в ближайшие дни в Городе не было незваных гостей. Конечно, такая работа и для любителей улизнуть и Города в предместье составит хлопоты, ведь как ходить к девицам и вину? Но ничего, безопасность пока важнее краткого веселья.
Оставив одного или двух на закрытие прорехи, Филиппо делал себе пометку и шёл дальше. Обнаружив развороченные врата, никем не охраняемые, ставшие местом уличной торговли, Филиппо усердствовал целых три часа, криками и угрозами разгоняя любителей поторговать на проходе. Потом врата закрыли, запечатали…
Ворот у Города оказалось много. Лазеек ещё больше. Два дня без сна и отдыха сказались на состоянии Филиппо, который из экономии времени даже не заходил на обед, а предпочитал перекусывать прямо в поле. Стража его уже проклинала почти что вслух, но Филиппо твёрдо следовал за поручением, позволявшему ему отвлечься от иных мыслей.
На третий день работа была закончена, но докладывать о ней Филиппо не спешил. Пообещав страже, что доложит об усердии каждого, а пока в последний раз осмотрит все ворота и лазейки, Филиппо оставил своих двухдневных спутников спокойно стоять на воротах и ненавидеть себя, а сам смешался с толпой.
Двигаясь в ней, вслушиваясь в речи, в обсуждения, в слухи и сплетни, Филиппо делал выводы. Его мысли, отвлечённые от труда физического, вернулись к мыслям более серьёзным и тяжёлым. Также как и другим жителям Города, Филиппо стало очевидно то, что перемены грянут и он предполагал, что это будут за перемены, ведь он был на заседании Совета, и слышал о величии Города, о планах, по возвращению величия, да и сам догадывался о делах Бартоломью.
Тревожило Филиппо и другое. Все эти дни не было видно самого Бартоломью! Разумеется, он был занят, но Филиппо понял из обрывков чужих разговоров, что никто не встречал Бартоломью, или, в лучшем случае, видел его тень. Так где же он?
Впрочем, и эту разгадку Филиппо нашёл спустя четверть часа своего свободного времени. Свинство, конечно, он и сам понимал, что все заняты, а он праздно вроде бы шляется, ничем не занятый, но для себя Филиппо считал, что у него задача куда более важная, и под силу ему одному.
А разгадка оказалась проста: Бартоломью все эти три дня почти безвылазно сидит в покоях Габриэля. Неудивительно – марионетка должна полностью успокоить своего создателя, и подчиниться ему, прежде, чем быть продемонстрированной!
Нет, к Габриэлю Филиппо относился положительно, но опасался, что и трети прежних помыслов в голове Габриэля – Володыки Города Святого Престола – уже не осталось.
Но это раскрывало ему новую идею. Раз уж Бартоломью занят, то, быть может, следует наведаться в его покои? Тихой тенью скользнуть, не касаясь толком бумаг, осмотреться, чтобы получить подтверждение его связям с Чёрным Крестом и планам?
Идея была крайне дерзкой, и осуществить её следовало в одиночку, либо вовсе отказаться от осуществления. Но уж точно не следовало вмешивать Магду – она ещё не сдержится, запаникует, а уж если он чего и найдёт, не простит.
Филиппо хотел бы разделить свои мысли с кем-нибудь, поделиться планами, в последнее время, он всё острее ощущал эту потребность и в шутку списывал на сентиментальность, возрастающую с возрастом, но разум побеждал всякую сентиментальность.
Его никто не остановил. В эти часы почти все дознаватели и служители толклись на улице, разрешая бесконечное количество проблем, разбирая жалобы и прошения. Так что путь был свободен!
Филиппо постучал. Конечно, он беспокоился о своей безопасности, но уже не так как прежде. Ему никто не ответил, как и ожидалось, и уже в следующее мгновение Филиппо извлёк из кармана плаща длинный тонкий крючок. Дверь следовало вскрыть аккуратно, ещё аккуратнее следовало осмотреться, не забыв прикрыть за собой дверь, и потом, выходя, запереть, словно ничего и не было.
К тому же, важно, чтоб никто не ломился. И чтобы у Бартоломью не было никаких ловушечек, вроде ниток, которые рвутся, фиксируя каждого гостя… у дознавателей свои фокусы.
Филиппо везло. Он очутился в комнате быстро, едва-едва протиснувшись в узкую дверную щель – не следовало распахиваться очень уж, мало ли? увидят ещё!
Некоторое время он стоял в покоях, присматриваясь и привыкая. Убранная постель, идеальный порядок на столе. Стол, пожалуй, и следовало оглядеть. Быстро и ничего не трогая, стараясь не трогать.
Разумеется, Бартоломью, как умный человек, не стал бы ничего хранить в столе. Если он вообще что-то хранил, то хранил это в тайниках, известных лишь ему одному или в виде шифровок.
Но Филиппо всё же оглядел столешницу. Приглашения на похороны, несколько скорбных записок, прошений с Острова – всё это было принесено даже не этим утром, а как минимум, прошлым. Что ж, это значит, что Бартоломью не разбирал почту.
Чернильные приборы, перья, ножи для отточки, всё как всегда – ничего интересного. Впрочем, что это?..
Кое-что Филиппо всё же нашёл. Нет, само наличие переписанных от руки, его, Бартоломью, рукой, листов из книг о Вороньем Граале, это не преступление. Но если подумать – зачем ему этот чёртов артефакт? И почему он настолько важен, что нужно было переписывать?
«Как известно, кровь Пресветлого была собрана в Светлый Грааль и Грааль впитал её в себя, как высшее благо, что вызвало зависть у врагов Пресветлого. Зависть стала идеей, а идея привела к попытке воссоздать столь же сильный артефакт как Светлый Грааль, но для тёмного бога, самого воплощения мрака, имеющего множество имён, одно из которых Малзус…»
Малзус, которому поклоняются в Чёрном Кресте… могло ли это быть совпадением? На взгляд Филиппо могло, но тогда он, Филиппо, ничего не смыслит в интригах!
Филиппо не наглел. Он тихо затворил за собой дверь, не позволив себе рыться дальше. Пока у него были свободные ещё минуты, он спешил прочесть побольше о Вороньем Граале, чтобы ещё раз убедиться в своих предположениях.
