– Если вы меня не отпустите, – холодно ответила я, выворачивая руку, – я громко закричу. Тут рядом сплошные офисы, охранников много, и по вашу душу найдутся.
После этого он меня всё-таки отпустил, но выглядел при этом так, как будто больше всего на свете мечтает задушить. И вот – теперь этот бабник стоит рядом с Королёвым и мило улыбается!
Впрочем, улыбка его померкла, когда он увидел меня.
– Максим Петрович, – услышала я голос генерального, – Наталья Владимировна, знакомьтесь, это Алексей Михайлович Молотов, наш новый директор по маркетингу.
Капец! Почему же мне так не везёт...
– Я с Алексеем знаком, – сказал Громов, пожимая руку нашему новому директору. – Некоторое время назад работали вместе в «Ямбе».
Молотов кивнул и протянул руку мне. Ладно, сделаю вид, что я его не узнала.
– Очень приятно, – сказала я, вежливо улыбнувшись.
И второй раз – капец! Он мою руку не просто пожал – он её поцеловал! И при этом так смотрел на меня своими глубокими карими глазами, что впору было ложиться и бить ногами об пол от восторга.
Но никакого восторга я не испытывала. Осторожно высвободив свои пальцы, я с трудом удержалась, чтобы не вытереть их о юбку.
– Максим Петрович – наш главный редактор, а Наталья Владимировна – его заместитель, – продолжал Королёв. Я была не уверена, что Молотов его слышит – он просто сверлил меня глазами. И я была уверена, что Громов это заметил – он переводил удивлённый взгляд с него на меня.
– Алексей Михайлович, – не снимая с лица вежливой улыбки, сказала я, – вы во мне дыру протрёте.
Кажется, это его встряхнуло.
– Прошу прощения. Вы похожи на одну мою знакомую…
– Сергей Борисович, – мне это надоело, и я повернулась к Королёву, – прошу прощения, я сегодня первый день после выставки… Мы с Максимом Петровичем хотели бы узнать, когда и кому мы должны доложить о результатах переговоров.
– Есть несколько принципиальных моментов, – перехватил инициативу Громов. – И чем скорее мы это обсудим, тем лучше.
– Хорошо, – Королёв немного раздражённо кивнул. – Тогда самое важное давайте обсудим прямо сейчас, а по остальному пройдёмся на совещаниях. В том числе завтра, на новинках.
Я еле сдержала горестный стон. Чувствую, завтрашнее совещание продлится до ночи…
Мы сели за стол и Громов принялся рассказывать генеральному о наших успехах. Особенно Королёва впечатлил договор с Бриаром.
– Да ты что! – воскликнул генеральный. – Я даже как-то не ожидал… Обычно Томас никогда не изменяет своим принципам и не отказывается от предварительных договорённостей. Я думал, это безнадёжное дело…
– Подписание договора – полностью заслуга Натальи Владимировны, – сказал Громов с гордостью в голосе, безумно напоминая мне в этот момент Михаила Юрьевича.
– И как вы это сделали? – поинтересовался Королёв.
– Ловкость рук и никакого мошенничества, – я пожала плечами. – Просто он показался мне типичным дельцом, вот я и рассказала о преимуществах договора с нами. Принципы принципами, но кто же отказывается от таких условий?
Примерно час мы сидели у Королёва, и за это время новоиспечённый директор по маркетингу меня удивил. В том, что он бабник, я ни капли не сомневалась, но и специалистом Молотов был прекрасным – в этом я убедилась. Великолепное знание рынка, ни одного лишнего слова, полная концентрация во время совещания. За это я простила ему утренний инцидент. И даже была готова простить его плотоядные взгляды на мою грудь, когда мы выходили из кабинета.
– Наташа, я предупреждаю вас, – тихо сказал Громов, когда мы уже шли по коридору редакции. – Я неплохо знаю Алексея, он не пропускает ни одной юбки.
– Не волнуйтесь, Максим Петрович, – я ухмыльнулась. – Моей юбки ему не видать, как своих ушей. И потом, он по крайней мере хороший специалист.
– Да, этого у Молотова не отнять. Но тем не менее…
– Максим Петрович, если я буду переживать из-за всех бабников на свете, никаких нервов не хватит. И вы тоже – не переживайте, – я посмотрела на Громова и, улыбнувшись, добавила: – Вашей спящей красавице не нужны принцы.
Под его взглядом я почувствовала, что начинаю таять, как мороженое. А уж когда он посмотрел на мои губы… Я с трудом осознавала тот факт, что мы стоим сейчас в коридоре перед дверью в наш со Светочкой кабинет, и нас может увидеть кто угодно…
И вдруг Громов начал наклоняться к моим губам. Я была не в силах сказать что-либо, только продолжала смотреть в его ласковые серые глаза, которые всё приближались…
Но вместо того, чтобы поцеловать меня, Максим Петрович поднёс свои губы к моему уху и прошептал:
– А Молотов и не принц. Он кобель.
Я засмеялась. И над словами Громова, и над своей глупостью. Ну как я могла подумать, что он собирается меня поцеловать?
Иногда я солидарна со Светочкой – я всё-таки страшная дура.
Это был жуткий день. Я не разгребла даже половины дел к концу дня и поэтому задержалась на работе допоздна. Светочка убежала ровно в шесть на очередное свидание, Громов простился со мной полседьмого, а я всё сидела за компьютером…
Мне не хотелось домой. Почему-то не хотелось читать очередное послание Антона, не хотелось сверлить глазами потолок, лежа на диване… Мне хотелось просто моргнуть – и переместиться в следующий день, оказавшись сразу на рабочем месте. Только здесь я чувствовала себя важной и нужной, только здесь моё существование, в котором я искренне сомневалась после смерти родителей, приобретало некоторый смысл… И я разгребала дела с остервенением, с отчаянной безнадёжностью.
После гибели родителей я боялась одиночества. А оно неизменно приходило… каждый день, даже не стучась, приходило и захватывало всё моё существо. И я принимала это чувство и отдавалась ему полностью, зная, что заслужила это наказание.
Глупы те люди, что мечтают об одиночестве и называют его свободой. Одиночество – это наказание для тех, кто не ценит любовь.
И сколько бы я ни притворялась теперь любящей дочерью, я никогда не ценила свет любви, исходящий от моих родителей.
Размышляя о них, я встала и подошла к шкафу с документами, открыла створки и принялась искать нужную папку… Я и не заметила, как открылась дверь и вошёл человек, которого я меньше всего хотела сейчас видеть.
– Не ожидал, что вы всё ещё здесь, Наталья Владимировна, – я вздрогнула от неожиданности, услышав его голос. – Ведь уже почти полдевятого.
Я обернулась к говорившему. Это был Молотов. Он стоял в дверях, скрестив руки на груди, и смотрел на меня со странной насмешливой улыбкой.
– Я тоже не ожидала, что здесь есть ещё кто-то, кроме меня и охранников, – я постаралась вежливо улыбнуться и вернулась на своё рабочее место.
– Почему же? – Молотов продолжал стоять на месте и смотреть на меня.
– У нас не оплачиваются сверхурочные.
– Что же вы тогда здесь делаете? – несколько шагов вперёд, и Молотов вновь остановился.
– Работаю, – и я перевела взгляд на документы, этим давая понять, что он мне мешает. Но Алексей Михайлович то ли не понимал намёков, то ли ему было откровенно плевать на то, что я не желаю его ни видеть, ни слышать.
– За сегодняшний день, – он заговорил так громко, что я была вынуждена поднять глаза, – я столько всего интересного о вас узнал, Наталья Владимировна.
– Прошу вас, Алексей Михайлович, покиньте мой кабинет, – я вздохнула. – Я ещё раз повторяю – я работаю. Мне не до разговоров сейчас. И мне совершенно не интересно, что вам обо мне наговорили.
Когда Молотов опять заговорил, я почему-то подумала, что этот мужчина – полная противоположность Максиму Петровичу. И если Громов вызывал моё восхищение, то этот… раздражал.
– Наталья Владимировна, я понимаю ваше желание выставить меня отсюда, но это не в моих интересах, – он усмехнулся.
– Ну и что тогда в ваших интересах? – я уже не скрывала своё раздражение.
– Чтобы мы ушли отсюда вместе и направились в ресторан.
Несколько секунд я молчала, смотря на Молотова. Как он меня бесил этой своей самодовольной ухмылкой, скрещенными на груди руками, насмешливым взглядом… Вздохнув, я постаралась успокоиться и тихо, но твёрдо ответила:
– Катитесь колбаской!
Он, кажется, удивился. Я продолжила:
– Да, прямо сейчас! Разворачивайтесь к двери и катитесь отсюда колбаской! Считаю до трёх, и если вы этого не сделайте, я брошу в вас её, – я взяла со стола тяжёлую статуэтку, которую Ломову подарили четыре года назад, а он её сплавил нам со Светочкой за ненадобностью. Вот и пригодилась!
И тут Молотов меня удивил. Он поднял руки и, рассмеявшись, сказал:
– Стойте, Наталья Владимировна! Пощадите меня! Позвольте объяснить…
– У вас тридцать секунд! – я старательно целилась ему в голову.
– Я хотел извиниться за то, что случилось утром! Мне очень жаль! И… вы мне правда нравитесь! Ну что я такого сделал-то? Вы тут сидите, во всём издательстве никого не осталось, кроме нас… Я тоже весь день дела разгребал, полчаса назад решил домой пойти, и когда уже проходил пост охранников, один из них сказал: «Опять наша снежная королева допоздна сидит». А я уже знаю, что вас тут так называют! Вот я и решил… Ну простите, а?
Всё это Молотов не просто сказал, он это выстрелил пулемётной очередью, я еле поспевала за ходом его мыслей. Но статуэтку всё же решила опустить.
– Хорошо, прощаю. Только выйдите из моего кабинета и закройте дверь… снаружи. По-хорошему прошу.
Молотов выглядел расстроенным.
– В ресторан сегодня не пойдём?
– Нет.
– А завтра?
Я вздохнула.
– Хорошо, если я обещаю, что пойду с вами в ресторан на этой неделе, вы покинете мой кабинет?!
На лице Молотова появилась счастливая торжествующая улыбка, которая меня немного взбесила. Но я не успела ничего сказать – он кивнул и, сказав: «До свидания!», поспешил скрыться за дверью.
Вот гад, а? Всё-таки добился того, за чем приходил! Но думать о Молотове мне было некогда – я опять погрузилась в увлекательный мир издательского дела…
Ушла я почти в десять. Охранники на посту уже вовсю клевали носом.
Утром, минуя проходную, я услышала насмешливый голос Петра, начальника охраны:
– Ну вы даёте, Наталья Владимировна! Последняя ушли вчера, почти первая пришли сегодня!
– Что значит – почти? – я улыбнулась.
– Да появился тут у вас конкурент, – Пётр хмыкнул. – Алексей Молотов, знаете такого?
Я вздохнула. Ещё бы мне не знать…
На рабочем месте меня ждал сюрприз. На столе лежала алая роза, к ней лентой была прикручена записка. Уняв подступившую тошноту, я быстрым движением оборвала ленту и развернула записку.
«Сегодня вечером жду Вас ровно в шесть возле проходной. А. М.»
Вздохнув, я разорвала записку и бросила клочки в мусорное ведро. Затем, взяв розу, я сломала её пополам и отправила туда же. Винить Молотова в испорченном настроении я не могла – он ведь не знал, что я «ненормальная баба» и цветы не люблю.
Этот вторник… он был испытанием для моих нервов. Да и не только нервов. Совещание, длившееся почти пять часов, под конец которого я с трудом держалась на ногах… В этот раз Громов помогал мне его проводить, но всё равно, так как он работал пока меньше месяца, я была вынуждена постоянно вмешиваться в его монологи и контролировать ход совещания. И к концу этого ада я подумала, что уж лучше бы я сама его проводила… может, так было бы быстрее.
А Молотов удивлял своей компетентностью. Впрочем, он сам, кажется, был под впечатлением от меня. А больше всего меня поразил Королёв, который смотрел на меня с некоторой долей… гордости. И такого взгляда я у него никогда не видела раньше.
Про предстоящее «свидание» с Молотовым я никому не сказала, даже Светочке. Боже упаси! Не нужно давать нашим змеям повод в очередной раз почесать языками. И хотя я была уверена, что подруга никому ничего не скажет, я понимала, что она в любом случае засыплет меня вопросами. И отвечать на них у меня не было никакого желания.
Я дождалась, пока Света убежит домой ровно в шесть, нацепила свое пальто и, попрощавшись по телефону с Громовым, спустилась вниз.
Увидев меня, Молотов просиял.
– Я уж думал, мне придётся выковыривать вас с рабочего места…
– Умоляю, – я говорила еле слышно, – никто не должен догадаться, что мы уходим вместе. Иначе завтра такое начнётся… кто, с кем, когда и в каком углу…
– А что, я не против, – он ухмыльнулся.
– Зато я – против, – отрезала я и, пройдя мимо, миновала проходную, вышла наружу и поспешила прочь от издательства.
– Стойте, – услышала я сзади тихий голос Молотова. – Поворачивайте направо… теперь налево… Вот и моя машина. Никого нет рядом, садитесь, никто не увидит.
Я быстро юркнула на переднее сиденье и слегка пригнулась.
Он сел рядом, как-то странно улыбаясь, завёл мотор и выехал со стоянки. Когда мы уже находились в потоке машин, двигавшихся к центру Москвы, я расслабилась и выпрямилась в кресле.
– Какая ты смешная, – услышала я тихий голос Молотова и посмотрела на него. Он продолжал как-то странно улыбаться.
– Не припомню, чтобы мы переходили на «ты».
– Да ладно тебе! – он рассмеялся. – Я всего на четыре года старше тебя, да и мы сейчас не на работе. Так что можешь звать меня Алексеем, ну или Лёшей, как больше нравится.
– Хорошо, – буркнула я.
– Ты меня сегодня на совещании просто поразила.
– Чем же?
– Ну… ты сильная женщина, Наташа. Такие совещания, да ещё и в присутствии всех директоров и генерального – это очень сложно. А ты… так легко говоришь, не напрягаясь, не смущаясь… В общем, я восхищен, – он бросил на меня мимолётный взгляд. Как ни странно, но было приятно.
– Спасибо большое. И ещё… я хотела попросить… – я выдохнула, – тебя. Пожалуйста, никогда не дари мне цветов.
Молотов явно удивился.
– Почему?
– Я не люблю цветы. Не вникай, просто не дари, и всё.
Он помолчал, а затем резко спросил:
– У тебя кто-то есть? Мужчина?
Интересный вывод из просьбы не дарить цветы. И ещё мне почему-то очень хотелось ответить: «Нет, блин, женщина!»
– Мне кажется, мы с тобой недостаточно близки для того, чтобы ты задавал мне подобные вопросы, – ответила я ледяным голосом.
Некоторое время мы молчали, а затем Молотов вдруг сказал:
– Тогда расскажи о себе, пожалуйста.
Я улыбнулась.
– Сначала ты расскажи, что тебе там наговорили про меня в коллективе.
– О, – он тоже улыбнулся, – значит, тебе всё-таки это интересно?
– Немного, – я кивнула. – Должна же я знать, что обо мне болтают. Хотя… я представляю, о чём шла речь.
– Ну… тебя уважают, Наташа. Даже очень. А ещё говорят, что ты просто фурия, когда злишься, – он усмехнулся. – Хотел бы я на это посмотреть! Ещё рассказывали, что тебе предлагали должность директора по маркетингу, но ты отказалась. И про попытку изнасилования тоже поведали… Гадина эта Марина Ивановна, вот что.
– Кто ж спорит.
– Называли тебя снежной королевой и Медузой Горгоной. Хотя на последнюю ты не очень похожа… Разве что волосы…
Заметив его восхищённый взгляд, я с трудом удержалась от насмешки типа: «Не смотри, а то в камень обращу».
– А ещё говорят, что ты была любовницей прошлого главного редактора, – восхищённый взгляд поменялся на оценивающий. Я вздохнула.
– Да уж, старые сплетни всё так же цветут и пахнут, когда новых не дают…
– Поэтому ты так старалась, чтобы никто не понял, что мы уехали вместе?
Я кивнула.
– Ну а… Это просто слухи или… дыма без огня не бывает?
– Потом расскажу, – я улыбнулась. Тут Молотов затормозил возле небольшого здания с массивной дверью, вышел, подошёл с моей стороны и помог мне выбраться из машины.
После этого он меня всё-таки отпустил, но выглядел при этом так, как будто больше всего на свете мечтает задушить. И вот – теперь этот бабник стоит рядом с Королёвым и мило улыбается!
Впрочем, улыбка его померкла, когда он увидел меня.
– Максим Петрович, – услышала я голос генерального, – Наталья Владимировна, знакомьтесь, это Алексей Михайлович Молотов, наш новый директор по маркетингу.
Капец! Почему же мне так не везёт...
– Я с Алексеем знаком, – сказал Громов, пожимая руку нашему новому директору. – Некоторое время назад работали вместе в «Ямбе».
Молотов кивнул и протянул руку мне. Ладно, сделаю вид, что я его не узнала.
– Очень приятно, – сказала я, вежливо улыбнувшись.
И второй раз – капец! Он мою руку не просто пожал – он её поцеловал! И при этом так смотрел на меня своими глубокими карими глазами, что впору было ложиться и бить ногами об пол от восторга.
Но никакого восторга я не испытывала. Осторожно высвободив свои пальцы, я с трудом удержалась, чтобы не вытереть их о юбку.
– Максим Петрович – наш главный редактор, а Наталья Владимировна – его заместитель, – продолжал Королёв. Я была не уверена, что Молотов его слышит – он просто сверлил меня глазами. И я была уверена, что Громов это заметил – он переводил удивлённый взгляд с него на меня.
– Алексей Михайлович, – не снимая с лица вежливой улыбки, сказала я, – вы во мне дыру протрёте.
Кажется, это его встряхнуло.
– Прошу прощения. Вы похожи на одну мою знакомую…
– Сергей Борисович, – мне это надоело, и я повернулась к Королёву, – прошу прощения, я сегодня первый день после выставки… Мы с Максимом Петровичем хотели бы узнать, когда и кому мы должны доложить о результатах переговоров.
– Есть несколько принципиальных моментов, – перехватил инициативу Громов. – И чем скорее мы это обсудим, тем лучше.
– Хорошо, – Королёв немного раздражённо кивнул. – Тогда самое важное давайте обсудим прямо сейчас, а по остальному пройдёмся на совещаниях. В том числе завтра, на новинках.
Я еле сдержала горестный стон. Чувствую, завтрашнее совещание продлится до ночи…
Мы сели за стол и Громов принялся рассказывать генеральному о наших успехах. Особенно Королёва впечатлил договор с Бриаром.
– Да ты что! – воскликнул генеральный. – Я даже как-то не ожидал… Обычно Томас никогда не изменяет своим принципам и не отказывается от предварительных договорённостей. Я думал, это безнадёжное дело…
– Подписание договора – полностью заслуга Натальи Владимировны, – сказал Громов с гордостью в голосе, безумно напоминая мне в этот момент Михаила Юрьевича.
– И как вы это сделали? – поинтересовался Королёв.
– Ловкость рук и никакого мошенничества, – я пожала плечами. – Просто он показался мне типичным дельцом, вот я и рассказала о преимуществах договора с нами. Принципы принципами, но кто же отказывается от таких условий?
Примерно час мы сидели у Королёва, и за это время новоиспечённый директор по маркетингу меня удивил. В том, что он бабник, я ни капли не сомневалась, но и специалистом Молотов был прекрасным – в этом я убедилась. Великолепное знание рынка, ни одного лишнего слова, полная концентрация во время совещания. За это я простила ему утренний инцидент. И даже была готова простить его плотоядные взгляды на мою грудь, когда мы выходили из кабинета.
– Наташа, я предупреждаю вас, – тихо сказал Громов, когда мы уже шли по коридору редакции. – Я неплохо знаю Алексея, он не пропускает ни одной юбки.
– Не волнуйтесь, Максим Петрович, – я ухмыльнулась. – Моей юбки ему не видать, как своих ушей. И потом, он по крайней мере хороший специалист.
– Да, этого у Молотова не отнять. Но тем не менее…
– Максим Петрович, если я буду переживать из-за всех бабников на свете, никаких нервов не хватит. И вы тоже – не переживайте, – я посмотрела на Громова и, улыбнувшись, добавила: – Вашей спящей красавице не нужны принцы.
Под его взглядом я почувствовала, что начинаю таять, как мороженое. А уж когда он посмотрел на мои губы… Я с трудом осознавала тот факт, что мы стоим сейчас в коридоре перед дверью в наш со Светочкой кабинет, и нас может увидеть кто угодно…
И вдруг Громов начал наклоняться к моим губам. Я была не в силах сказать что-либо, только продолжала смотреть в его ласковые серые глаза, которые всё приближались…
Но вместо того, чтобы поцеловать меня, Максим Петрович поднёс свои губы к моему уху и прошептал:
– А Молотов и не принц. Он кобель.
Я засмеялась. И над словами Громова, и над своей глупостью. Ну как я могла подумать, что он собирается меня поцеловать?
Иногда я солидарна со Светочкой – я всё-таки страшная дура.
Это был жуткий день. Я не разгребла даже половины дел к концу дня и поэтому задержалась на работе допоздна. Светочка убежала ровно в шесть на очередное свидание, Громов простился со мной полседьмого, а я всё сидела за компьютером…
Мне не хотелось домой. Почему-то не хотелось читать очередное послание Антона, не хотелось сверлить глазами потолок, лежа на диване… Мне хотелось просто моргнуть – и переместиться в следующий день, оказавшись сразу на рабочем месте. Только здесь я чувствовала себя важной и нужной, только здесь моё существование, в котором я искренне сомневалась после смерти родителей, приобретало некоторый смысл… И я разгребала дела с остервенением, с отчаянной безнадёжностью.
После гибели родителей я боялась одиночества. А оно неизменно приходило… каждый день, даже не стучась, приходило и захватывало всё моё существо. И я принимала это чувство и отдавалась ему полностью, зная, что заслужила это наказание.
Глупы те люди, что мечтают об одиночестве и называют его свободой. Одиночество – это наказание для тех, кто не ценит любовь.
И сколько бы я ни притворялась теперь любящей дочерью, я никогда не ценила свет любви, исходящий от моих родителей.
Размышляя о них, я встала и подошла к шкафу с документами, открыла створки и принялась искать нужную папку… Я и не заметила, как открылась дверь и вошёл человек, которого я меньше всего хотела сейчас видеть.
– Не ожидал, что вы всё ещё здесь, Наталья Владимировна, – я вздрогнула от неожиданности, услышав его голос. – Ведь уже почти полдевятого.
Я обернулась к говорившему. Это был Молотов. Он стоял в дверях, скрестив руки на груди, и смотрел на меня со странной насмешливой улыбкой.
– Я тоже не ожидала, что здесь есть ещё кто-то, кроме меня и охранников, – я постаралась вежливо улыбнуться и вернулась на своё рабочее место.
– Почему же? – Молотов продолжал стоять на месте и смотреть на меня.
– У нас не оплачиваются сверхурочные.
– Что же вы тогда здесь делаете? – несколько шагов вперёд, и Молотов вновь остановился.
– Работаю, – и я перевела взгляд на документы, этим давая понять, что он мне мешает. Но Алексей Михайлович то ли не понимал намёков, то ли ему было откровенно плевать на то, что я не желаю его ни видеть, ни слышать.
– За сегодняшний день, – он заговорил так громко, что я была вынуждена поднять глаза, – я столько всего интересного о вас узнал, Наталья Владимировна.
– Прошу вас, Алексей Михайлович, покиньте мой кабинет, – я вздохнула. – Я ещё раз повторяю – я работаю. Мне не до разговоров сейчас. И мне совершенно не интересно, что вам обо мне наговорили.
Когда Молотов опять заговорил, я почему-то подумала, что этот мужчина – полная противоположность Максиму Петровичу. И если Громов вызывал моё восхищение, то этот… раздражал.
– Наталья Владимировна, я понимаю ваше желание выставить меня отсюда, но это не в моих интересах, – он усмехнулся.
– Ну и что тогда в ваших интересах? – я уже не скрывала своё раздражение.
– Чтобы мы ушли отсюда вместе и направились в ресторан.
Несколько секунд я молчала, смотря на Молотова. Как он меня бесил этой своей самодовольной ухмылкой, скрещенными на груди руками, насмешливым взглядом… Вздохнув, я постаралась успокоиться и тихо, но твёрдо ответила:
– Катитесь колбаской!
Он, кажется, удивился. Я продолжила:
– Да, прямо сейчас! Разворачивайтесь к двери и катитесь отсюда колбаской! Считаю до трёх, и если вы этого не сделайте, я брошу в вас её, – я взяла со стола тяжёлую статуэтку, которую Ломову подарили четыре года назад, а он её сплавил нам со Светочкой за ненадобностью. Вот и пригодилась!
И тут Молотов меня удивил. Он поднял руки и, рассмеявшись, сказал:
– Стойте, Наталья Владимировна! Пощадите меня! Позвольте объяснить…
– У вас тридцать секунд! – я старательно целилась ему в голову.
– Я хотел извиниться за то, что случилось утром! Мне очень жаль! И… вы мне правда нравитесь! Ну что я такого сделал-то? Вы тут сидите, во всём издательстве никого не осталось, кроме нас… Я тоже весь день дела разгребал, полчаса назад решил домой пойти, и когда уже проходил пост охранников, один из них сказал: «Опять наша снежная королева допоздна сидит». А я уже знаю, что вас тут так называют! Вот я и решил… Ну простите, а?
Всё это Молотов не просто сказал, он это выстрелил пулемётной очередью, я еле поспевала за ходом его мыслей. Но статуэтку всё же решила опустить.
– Хорошо, прощаю. Только выйдите из моего кабинета и закройте дверь… снаружи. По-хорошему прошу.
Молотов выглядел расстроенным.
– В ресторан сегодня не пойдём?
– Нет.
– А завтра?
Я вздохнула.
– Хорошо, если я обещаю, что пойду с вами в ресторан на этой неделе, вы покинете мой кабинет?!
На лице Молотова появилась счастливая торжествующая улыбка, которая меня немного взбесила. Но я не успела ничего сказать – он кивнул и, сказав: «До свидания!», поспешил скрыться за дверью.
Вот гад, а? Всё-таки добился того, за чем приходил! Но думать о Молотове мне было некогда – я опять погрузилась в увлекательный мир издательского дела…
Ушла я почти в десять. Охранники на посту уже вовсю клевали носом.
Утром, минуя проходную, я услышала насмешливый голос Петра, начальника охраны:
– Ну вы даёте, Наталья Владимировна! Последняя ушли вчера, почти первая пришли сегодня!
– Что значит – почти? – я улыбнулась.
– Да появился тут у вас конкурент, – Пётр хмыкнул. – Алексей Молотов, знаете такого?
Я вздохнула. Ещё бы мне не знать…
На рабочем месте меня ждал сюрприз. На столе лежала алая роза, к ней лентой была прикручена записка. Уняв подступившую тошноту, я быстрым движением оборвала ленту и развернула записку.
«Сегодня вечером жду Вас ровно в шесть возле проходной. А. М.»
Вздохнув, я разорвала записку и бросила клочки в мусорное ведро. Затем, взяв розу, я сломала её пополам и отправила туда же. Винить Молотова в испорченном настроении я не могла – он ведь не знал, что я «ненормальная баба» и цветы не люблю.
Этот вторник… он был испытанием для моих нервов. Да и не только нервов. Совещание, длившееся почти пять часов, под конец которого я с трудом держалась на ногах… В этот раз Громов помогал мне его проводить, но всё равно, так как он работал пока меньше месяца, я была вынуждена постоянно вмешиваться в его монологи и контролировать ход совещания. И к концу этого ада я подумала, что уж лучше бы я сама его проводила… может, так было бы быстрее.
А Молотов удивлял своей компетентностью. Впрочем, он сам, кажется, был под впечатлением от меня. А больше всего меня поразил Королёв, который смотрел на меня с некоторой долей… гордости. И такого взгляда я у него никогда не видела раньше.
Про предстоящее «свидание» с Молотовым я никому не сказала, даже Светочке. Боже упаси! Не нужно давать нашим змеям повод в очередной раз почесать языками. И хотя я была уверена, что подруга никому ничего не скажет, я понимала, что она в любом случае засыплет меня вопросами. И отвечать на них у меня не было никакого желания.
Я дождалась, пока Света убежит домой ровно в шесть, нацепила свое пальто и, попрощавшись по телефону с Громовым, спустилась вниз.
Увидев меня, Молотов просиял.
– Я уж думал, мне придётся выковыривать вас с рабочего места…
– Умоляю, – я говорила еле слышно, – никто не должен догадаться, что мы уходим вместе. Иначе завтра такое начнётся… кто, с кем, когда и в каком углу…
– А что, я не против, – он ухмыльнулся.
– Зато я – против, – отрезала я и, пройдя мимо, миновала проходную, вышла наружу и поспешила прочь от издательства.
– Стойте, – услышала я сзади тихий голос Молотова. – Поворачивайте направо… теперь налево… Вот и моя машина. Никого нет рядом, садитесь, никто не увидит.
Я быстро юркнула на переднее сиденье и слегка пригнулась.
Он сел рядом, как-то странно улыбаясь, завёл мотор и выехал со стоянки. Когда мы уже находились в потоке машин, двигавшихся к центру Москвы, я расслабилась и выпрямилась в кресле.
– Какая ты смешная, – услышала я тихий голос Молотова и посмотрела на него. Он продолжал как-то странно улыбаться.
– Не припомню, чтобы мы переходили на «ты».
– Да ладно тебе! – он рассмеялся. – Я всего на четыре года старше тебя, да и мы сейчас не на работе. Так что можешь звать меня Алексеем, ну или Лёшей, как больше нравится.
– Хорошо, – буркнула я.
– Ты меня сегодня на совещании просто поразила.
– Чем же?
– Ну… ты сильная женщина, Наташа. Такие совещания, да ещё и в присутствии всех директоров и генерального – это очень сложно. А ты… так легко говоришь, не напрягаясь, не смущаясь… В общем, я восхищен, – он бросил на меня мимолётный взгляд. Как ни странно, но было приятно.
– Спасибо большое. И ещё… я хотела попросить… – я выдохнула, – тебя. Пожалуйста, никогда не дари мне цветов.
Молотов явно удивился.
– Почему?
– Я не люблю цветы. Не вникай, просто не дари, и всё.
Он помолчал, а затем резко спросил:
– У тебя кто-то есть? Мужчина?
Интересный вывод из просьбы не дарить цветы. И ещё мне почему-то очень хотелось ответить: «Нет, блин, женщина!»
– Мне кажется, мы с тобой недостаточно близки для того, чтобы ты задавал мне подобные вопросы, – ответила я ледяным голосом.
Некоторое время мы молчали, а затем Молотов вдруг сказал:
– Тогда расскажи о себе, пожалуйста.
Я улыбнулась.
– Сначала ты расскажи, что тебе там наговорили про меня в коллективе.
– О, – он тоже улыбнулся, – значит, тебе всё-таки это интересно?
– Немного, – я кивнула. – Должна же я знать, что обо мне болтают. Хотя… я представляю, о чём шла речь.
– Ну… тебя уважают, Наташа. Даже очень. А ещё говорят, что ты просто фурия, когда злишься, – он усмехнулся. – Хотел бы я на это посмотреть! Ещё рассказывали, что тебе предлагали должность директора по маркетингу, но ты отказалась. И про попытку изнасилования тоже поведали… Гадина эта Марина Ивановна, вот что.
– Кто ж спорит.
– Называли тебя снежной королевой и Медузой Горгоной. Хотя на последнюю ты не очень похожа… Разве что волосы…
Заметив его восхищённый взгляд, я с трудом удержалась от насмешки типа: «Не смотри, а то в камень обращу».
– А ещё говорят, что ты была любовницей прошлого главного редактора, – восхищённый взгляд поменялся на оценивающий. Я вздохнула.
– Да уж, старые сплетни всё так же цветут и пахнут, когда новых не дают…
– Поэтому ты так старалась, чтобы никто не понял, что мы уехали вместе?
Я кивнула.
– Ну а… Это просто слухи или… дыма без огня не бывает?
– Потом расскажу, – я улыбнулась. Тут Молотов затормозил возле небольшого здания с массивной дверью, вышел, подошёл с моей стороны и помог мне выбраться из машины.
