Пролог

       
       
       
       
        Он шел тихо, как и подобает в таком месте. Аккуратно прикрыл тяжелую дверь резного дерева, оставляя за спиной неприязненные взгляды. Иногда вместо неприязни в них сквозило сочувствие, и это было стократ хуже. Игнорировать страх и отторжение было несложно, а вот снисходительное понимание уязвляло куда как сильнее.
       Жрицы с избытком проявляли и одно, и второе, отчего посещение храма становилось испытанием. От него никто не требовал регулярных визитов, и наследник престола с радостью лишился бы подобного удовольствия, но…
       Ни словом, ни движением он не выдал нетерпения, наблюдая, как совсем юная девушка в одеянии послушницы, стоя на коленях, медленно зажигает свечи. Простое темное платье мешком висело на худеньких плечах, на мгновение обрисовав острые лопатки, когда она приподняла руку, чтобы отбросить мешающую косу. Косы были толстыми и черными, как смоль, они змеями спускались ниже талии и казались слишком тяжелыми для тонкой шеи с отчетливо выделяющимися позвонками.
       - Ты пришел.
       В по детски звонком голосе не было вопроса. Да и от своего занятия она не отвлеклась. Тонкая лучина, теплящаяся на кончике почти малиновым язычком, мерно касалась фитилей свеч, расставленных на алтаре. Они были, казалось, разбросаны в хаотичном порядке, и, только присмотревшись, удавалось заметить образованный ими сложный символ. Принцу Риману он был не знаком.
       - Конечно, ведь ты просила.
       И медленно подошел, протянул ладонь, на которую оперлась, поднимаясь, девочка. Она едва достигала макушкой его плеча, и чтобы посмотреть в глаза, запрокинула голову. Детская припухлость уже сошла со щек, обрисовав высокие скулы с нежным румянцем. Острый подбородок, маленький рот с бледными поджатыми губами. Черные брови вразлет, а вот глаза…
       Глаза у неё были отцовскими, темно-серыми.
       Она улыбнулась, ласково прижав ладонь к его щеке, и хотела кто-то сказать, но будто поперхнулась. Улыбка тут же сошла с губ, а в глубине зрачка заклубился туман, расползаясь белесой дымкой.
       Риман не стал ждать, когда он полностью заполнит её глаза, опустился на колено. Коснулся губами ледяных пальцев, кончики которых едва выглядывали из длинных рукавов хламиды.
       - Вы оказываете мне честь, Госпожа.
       Он говорил ровно и сухо, надеясь лишь, что этот разговор не продлится долго. Быть проводницей Её воли почетно, но мучительно, и он не желал растягивать эту агонию.
       - Почтительности в тебе немного, но чего ещё ждать от мага... – От звука этого голоса заныли кости и зубы. Казалось, сами стены вздрогнули и едва слышно застонали, готовые рассыпаться каменной крошкой. Воздух застыл, уплотняясь, как перед раскатом грома. От невозможности вдохнуть жгло горло, и под плотно зажмуренными веками разлилось белое пламя. – Твоё время пришло, как только закончится сезон дождей, отправляйся на север.
       - Я могу спросить, какова цель? – Он с трудом выдавил вопрос, борясь с желанием обхватить голову ладонями, чтобы унять пульсирующую боль.
       - Можешь. Узнай тайну шаманов Ратуса, иначе угроза войны не исчезнет никогда.
       Он ощутил Её уход всем телом. Мгновенно схлынула тишина, давившая на уши едва ли не до звона. Получилось выдохнуть, пусть со свистом, почти со стоном, но исчезла тяжесть с груди. Разве что ослепшие от выступивших слез глаза пока практически не видели.
       Но шорох одежды падающей послушницы разобрал, едва успел подхватить. Шатаясь поднялся, почти на ощупь отойдя к стене и не выпуская из рук обмякшее тело.
       Неровная кладка давила в спину, да и каменный пол был холодным, но Риман не обращал на это внимания. Укутал бесчувственную девушку в плащ и тихонько покачивал, вполголоса мурлыкая песенку о шаловливом ветерке, который порхал в саду и запутался в лентах красавицы. Эту песенку им в детстве напевала мать перед сном.
       Он знал, что послушница уже пришла в себя, но не торопился о чем-то спрашивать, зная, как непросто ей даются такие моменты. Жрицы готовы были целовать подошвы ног той, что обладает даром, который считался давно утраченным. Риман же отдал бы многое, если не всё, чем владел, чтобы не видеть, как хрупкого ребенка скручивает от боли. Пусть кратковременной, но такой сильной, что и сейчас она не смогла сдержаться и до крови прокусила губу, сдерживая крик.
       - Пожалуйста, будь осторожен, - она теснее прижалась к его плечу, говоря так тихо, что приходилось прислушиваться, чтобы разобрать слова. – Это будет очень опасная дорога.
       - Молчи. - Честь быть Её проводницей выпадала только той, что владела редчайшей способностью предвидения, но дар провидения порой уничтожал носительницу, осмелившуюся раскрыть будущее, и Риман торопливым, совсем не королевским жестом зажал ей рот. – Не надо, я сам разберусь в том, что предстоит.
       Девочка кивнула, убирая его ладонь, и с трудом выпрямилась, едва заметно поежившись от прохлады.
       Принц тоже поднялся, на мгновение обнял послушницу и бережно поцеловал её в лоб.
       - Я буду молиться за тебя. – Прежде, чем он успел что-то ответить, девушка торопливо прошептала: - Помни, дыхание зимы не только убивает, оно способно дарить жизнь и надежду.
       И тут же схватилась за горло, не сдержавшись от болезненной гримасы.
       - Алира!
       Она лишь отмахнулась, с трудом сглотнула и чуть более громким хриплым голосом велела:
       - Войдите.
       Почти мгновенно дверь распахнулась, и на пороге появились сразу две жрицы. Одна из них окинула подозрительным взглядом гостя, вторая с тревогой осмотрела послушницу, но обе не произнесли ни слова, терпеливо ожидая, когда принц покинет комнату.
       - Ступайте, ваше высочество. Передавайте мой поклон и пожелания здравия их величествам.
       Риман, пользуясь тем, что жрицы не могут видеть его лица, одними губами прошептал:
       - Береги себя.
       В ответ получил такую же едва заметную улыбку и согласно опущенные на мгновение ресницы.
       А потом они поклонились друг другу, зная, что могут уже никогда больше не увидеться. Наследному принцу Риману Ассандеру надлежало отправиться в далекое и полное опасностей путешествие в царство суровых зим и кровожадных варваров. Его сестра, принцесса Алира Ассандер, единственная проводница, чьими губами говорит Она, осталась в храме, охраняемая там тщательно, как никакое другое сокровище короны…
       

       
       
       Глава 1

       
       
       
       Плоские кругляши камней, которыми были вымощены дорожки сада, чуть мерцали в полумраке. И среди идеально ровной травы казались лунной дорожкой на темной глади воды. А ещё они удивительным образом скрадывали звуки шагов. Не было перестука каблучков, только синий шелк подола платья королевы чуть слышно шуршал, как накатывающая на берег волна.
       Он не тяготился молчанием, зная, что иногда слова не нужны. Сколько нужно было всего успеть сказать, сделать, узнать, собрать, предусмотреть… Но Риман не хотел ускорять шаг или нарушать желанную, хоть и несколько тревожную тишину словами. Бережно касался тонких пальцев, в нарушение всяческих приличий обнаженных, которые лежали на его локте. Иногда эти пальцы едва заметно вздрагивали и сильнее впивались в ткань камзола. Всего на мгновение, но этого было достаточно, чтобы понимать, насколько королева взволнована.
       Впрочем, за пределы зыбкой, почти прозрачной пелены, которая, едва заметно колыхаясь, плыла рядом, не пробился бы даже звук громкого разговора, не говоря уже о шорохе одежды. И следующая в некотором отдалении небольшая стайка фрейлин могла только видеть ровную спину королевы Тамилы, идущую под руку со своим старшим сыном.
       Принц Риман мог бы гордиться тем, что сложнейшие чары полога тишины теперь давались так просто и естественно. А ведь было время, когда это казалось невозможным…
       - Мог ли приказ иметь иное толкование? – Её величество не спешила, шла степенно и с долженствующим выражением лица, но чуть затуманенный тревогой взгляд и сильнее, нежели обычно, поджатые губы, выдавали волнение.
       Если бы не плотная влажная жара, опустившаяся на дворец с началом сезона дождей, можно было бы попытаться прикрыть лицо вуалью, будто в попытке спастись от солнца. Но затянувшие небо сплошной пеленой облака лишали этого шанса. Духота в столице была невыносима, и часть двора перебралась ближе к предгорьям, следуя за королевской четой.
       Резиденция растянулась вдоль озера, и дорожки сада повторяли его причудливо изгибающуюся береговую линию. А живущие в нём лягушки порой пытались внести разнообразие в репертуар музицирующих фрейлин, чем немало раздражали последних.
       - Слова были вполне однозначны. – И ещё один поворот, на мгновение скрывший их от свиты.
       Королева рассеянно кивнула больше своим мыслям, чем соглашаясь с мнением сына. И вопросов больше не задавала, не столько из опасения быть услышанной посторонними, сколько решая, что делать дальше. О том, чтобы ослушаться, и речи идти не могло. Да и выбор этот предстоит делать не ей.
       Тамила едва заметно скосила глаза на идущего по правую руку сына.
       Не такой высокий, как отец, но всё же статный, красивый и уже такой взрослый… Её мальчик, благодаря которому она вернулась из красных песков. Дитя любви, благословленное и проклятое ещё до рождения.
       Королева никогда не делила детей на более и менее любимых. Все трое их плоть и кровь, за каждого она убьёт и умрет, но… Риман - первенец, наследник престола. И пусть его магия серьезно осложняет жизнь, это его дар, его суть, его ноша. Которую, при всем желании, ни облегчить, ни сбросить никто, кроме Римана, не сможет. Да и нужно ли?
       Сердце снова сжалось от тоскливого предчувствия, высказывать которое вслух она не решилась. Двадцать лет прошло с той войны, эхо которой звучало ещё очень долго. И раны, нанесенные ею, едва затянулись. В прошлый раз северянам потребовались многие десятилетия, чтобы собраться с силами для попытки нового набега, почему же теперь дано так мало времени?
       Легкий сквозняк, тронувший неподвижную гладь озера, принес не только запах скорого дождя, надвигающегося с запада, но и аромат уже распустившихся нимфей. И звон пробудившегося после дневного зноя гнуса. Это дворец окружен сетью защитных чар от всего, что угодно, в сад же мелкие кровососущие просачивались с завидным постоянством, изыскивая всё новые лазейки в охранных плетениях.
       - Каждый день на закате вы будете приходить в мои покои, - Тамила отвлекалась от бездумного рассматривания ряби на поверхности воды и остановилась. – Я хочу убедиться, что вы помните основы врачевания и составления противоядий.
       Принц почтительно склонил голову, но всё же заметил:
       - Магия способна лечить куда успешнее отваров и притираний…
       - Я видела великих чародеев, которые умирали от того, что истратили слишком много магических сил и не успевали их пополнить. По самонадеянности, или же понимая, что обречены, но у них не было выбора. Мы не знаем, что ждет на севере, возможно ли там вообще чаровать, не будет ли само проявление магии оскорблением верований и обычаев северян. И это была не просьба. – Её величество протянула руку, которую поцеловал сын, а потом, коснувшись губами его лба, едва слышно прошептала: - Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы ты вернулся домой.
       
       Свист и едва слышное пение стали. Гул, которым, вибрируя от силы, вложенной в парированный удар, отозвалась рукоять меча. От него на мгновение свело пальцы и заныло запястье, но Риман не обращал внимания на такие мелочи. Скользящий шаг, обманное движение, почти поймал на противоходе, почти успел… Почти.
       Лезвия вновь встретились с глухим лязгом, зло огрызаясь подобно псам, жаждущим крови, и противники снова встали напротив друг друга, перетекая в исходную стойку. Риману хватало силы и ловкости, но вот в опыте он проигрывал, потому оказался напротив окна. Яркий свет слепил глаза, и без того заливаемые жгучим потом, а соперник теперь выглядел темной фигурой без лица.
       Полотно рубахи прилипло к спине, и волосы он отбросил жестом, который привел бы в глубокое разочарование учителя манер. Кажется, свод этических правил имел мнение на абсолютно каждый случай. Даже как с максимальной эффектностью и чувством собственного достоинства умереть от удара меча любимого отца.
       Замереть на мгновение, оценивая возможные действия соперника, решить, что лучше – продолжить парировать или же идти в атаку. Опытные воины никогда первыми не бросались на врага, предпочитая сначала оценить его умения. Риману это не требовалось хотя бы потому, что он не просто знал все сильные и слабые стороны противника. Когда-то очень давно, в годы, которые принц помнил крайне смутно, именно эта тяжелая рука с расчерченной шрамами ладонью вложила в дрожащие детские пальцы его первый меч. Деревянный, с толстым лезвием, которым не получилось бы пораниться даже случайно, тогда он казался грозным оружием… Спустя несколько лет этот маленький меч перешел младшему брату.
       - Сосредоточься.
       Не столько голос отца, сколько сверкнувший перед самыми глазами металл, заставил отпрянуть и поспешить поставить блок. Корявый, несовершенный, его можно было бы подправить магией, но использовать дар в тренировочном бою с тем, кто им не обладает, подло. Потому Риман даже не попытался потянуться к гудящей под кожей силе, упал на колено, а потом и вовсе перекатился, уходя от следующего замаха. Левое плечо обожгло болью, но она была терпимой. Тонкая царапина, набухшая кровью и проступившая неряшливым пятном на белом.
       Но они оба тут же сложили оружие и, встав лицом к лицу, обхватили правое запястье друг друга и коротко поклонились. Как и все учебные сражения, это шло до первой крови или потери оружия. Поначалу и мечи были тренировочные, с тупыми лезвиями, которые часто оставляли синяки на теле недостаточно ловкого мальчишки. Позже, когда вернувшегося из песков принца признали истинным наследником престола, и он достиг нужного возраста, был военный лагерь. И жизнь по его простым, но суровым законам. Подъем до рассвета, тяжелые тренировки, обливания холодной водой и неважно, какое время года. Порой приходилось сначала пробивать лёд, чтобы было чем умыться. Полный запрет на магию, который так хотелось нарушить, но…
       За три года, проведенные в горах, Риман ни разу его не переступил. Хотя, видит Богиня, порой, стуча зубами от пронизывающего холода или бредя по пояс в грязи, искушение позволить бушующему в венах пламени пронестись по телу, даруя тепло и мощь, с которой не сравнится ни один, даже самый сильный воин, не владеющий даром, было велико.
       Потом, после возращения, когда наследнику показалось, что он уже всему обучился, и едва ли остались навыки, которыми он не владел, в первый же день отец поднял его на рассвете и велел следовать за ним в тренировочный зал. И там гонял два часа до дрожи в коленях и горечи на языке, без слов демонстрируя, что бой не зря называют искусством, и единственным, что поможет его постичь, остается опыт.
       С того дня они никогда не использовали нательную защиту и сражались только боевым оружием. Чем немало расстраивали королеву, одинаково остро реагирующую как на легкие раны сына, так и на порезы мужа. Наверное, Риман старался ещё и для того, чтобы как можно реже огорчать мать. Она ни словом не обмолвилась, как больно ей видеть раны любимых мужчин, и от того сын всё больше стремился не доставлять ей таких страданий. Как правило, лечить приходилось именно его, несмотря на довольно зрелый возраст, отец в бою двигался с легкостью и скоростью, которые самому принцу покорились далеко не сразу.