И не больно уже почти, только обидно очень. И за себя, и за Мартышку… Она же уже взрослая, понимает все, но и его любит. Как отец, Валерка хороший, а вот муж… - она снова почти обреченно пожала плечами. – Давай просто потреплемся о чем-нибудь, а? Маникюр друг другу сделаем, маски. Короче, красоту наведем.
- Наведем, конечно, - Лара отставила торт, напоследок ухватив пальцами небольшой кусочек. – Ты почему не на работе?
- Сказала, что отчеты повезла.
- Вечером поедешь? – тайком, пока Ира не видела, она опустила испачканную в креме руку, которую тут же с явным удовольствием облизал горячий шершавый язык.
- Я ещё вчера все сдала, сегодня гуляю. Хватит кормить Чапку сладостями, собакам их вообще нельзя. Она уже закабанела так, что скоро в дверь не пройдет. - Из-под стола донеслось недовольное ворчание. – Ага, ещё ты мне повыступай. Лар, больше ей ничего не давай, иначе в ветеринарку сама её потащишь!
- Ну, и потащу, первый раз, что ли.
Не дождавшись раскаяния ни одной, ни от другой, Ирина только отмахнулась, но лезть к питомице и подруге перестала.
- Давай я Мартышку хоть на недельку к родителям на дачу отвезу? – Лариса с удовольствием поставила обе ступни на теплый собачий бок. Зря она, что ли, тортом делилась? Чапа не возражала, наоборот, удобнее легла, предлагая не филонить и почесать её хотя бы пальцами ног.
- Да ну, они и так все в трудах, а ещё мою юлу к ним… - Ира разворошив кусок и съев все понравившееся, отставила тарелку. Все равно Лариска её блохоловку сладким уже покормила да и, если что, везти к врачу согласилась, поэтому оставшееся пойдет туда же. И ничего, что сладкое вредно, Чапа тоже женщина, у неё тоже стресс! А все её кавалеры так и вовсе натуральные кобели…
- Наоборот, и ей польза – на свежем воздухе побудет, и меня потом вопросом внуков доставать перестанут.
- Что, до сих пор не простили развод с Костиком? – говорить о чужих проблемах всегда проще, поэтому Иришка сразу ухватилась за эту тему.
Лариса вяло отмахнулась:
- Куда там. Зять-то был золотой, а я все ковыряюсь, доперебиралась, что навеки в девках останусь…
- Не, ну, это тебе не грозит. В смысле – в девках.
- И на том спасибо, утешила. Ир, а давай, пока Мартышка у моих родителей, ты ко мне на несколько дней переедешь, а? – поскольку уговорить Ирку уйти раз и навсегда не получится, это Лариса поняла уже давно, стоило попробовать подойти с другой стороны. Например, чтобы она оценила прелесть хоть и относительной, но свободы. Пожить хотя бы пару дней не женой и матерью, а просто женщиной. Без всяких борщей, котлет, неотутюженных рубашек и прочих прелестей быта.
- Да ну тебя!
Ира раздраженно дернула плечом, стараясь не показывать, что идея-то заманчивая… Да, она не представляла, как сможет жить только с дочкой. Настолько за эти годы уже привыкла к постоянному присутствию Валеры, что одна мысль остаться без него пугала. Хотя, казалось бы, чего там бояться – с голоду не помрут, все-таки она неплохой бухгалтер, без крыши над головой тоже не останутся, квартира родителей-то стоит себе целая и невредимая. Да ещё и пустая, квартиранты съехали почти месяц назад, а новых она ещё еще не нашла. И тут же стало неуютно и страшно, ведь никогда не была без мужчины рядом. Сначала папа, строгий и даже немного суровый, но такой любимый. А потом, когда его не стало, муж. Ну, какой есть, сама же выбирала…
- Заодно пусть и Валерка немного на землю спустится, поймет, что он все-таки когда-нибудь довыеживается, и ты уйдешь, - Лариса старалась не особо давить, но вид подруги её уже реально настораживал, поэтому тут все средства хороши. Да, если будет нужно, она даже с её братом готова связаться и попросить помощи! Слишком уж Ириска потерянная. Лучше пусть болтает без умолку и пересказывает сплетни, чем сидит вот так – сгорбившись и пристально рассматривая что-то на столе. Это настолько непохоже на неё нормальную, что становилось тревожно. И пусть ради этого приходится прибегать к моральному шантажу, нужно уметь быть нещепетильной, когда это надо.
- И что я ему скажу?
Ответ несколько неприличного содержания так и крутился на языке, но озвучивать его Лариса не стала. Пусть даже очень хотелось:
- Да ничего. Или скажи, что тебе надо отдохнуть от этого вашего семейного рая. В конце концов, сколько там осталось учиться Марте? Меньше недели? Так что собирайся хоть сейчас, в школу я её утром буду отвозить, а ты после работы заберешь…
- Нет, это точно не катит, - сама того не заметив, Ира уже согласилась, раз теперь оговаривала детали. – Я не хочу, чтобы Мартышка это видела.
- А то она и так не знает… Нашла младенца, ей уже десять, года три-четыре и начнет с мальчиками гулять, - Лариса пригнулась, чтобы пропустить над головой брошенную не особо меткой рукой прихватку.
- Типун тебе на язык, ворона! Все, закрыли тему, пошли лучше красоту наводить, - Ира убрала торт, чтобы притихшая собака, которая сейчас изо всех сил старалась быть, как можно незаметнее, не слизала его прямо с тарелки. – Я вместо мохнодральника новые липучки для депиляции купила, вот как раз и опробуем.
Лариса нервно вздрогнула, но поднялась. Если и есть цена, которую нужно заплатить, чтобы вырвать подругу из этого дурдома, так она вполне терпимая. Но кожу выше коленок уже заранее засаднило.
14 лет назад, где-то в горах южной части Чеченской республики
Как они добрались до блокпоста, Сашка уже не помнил. Вернее, помнил, но какими-то урывками, как будто из памяти стерлись целые отрезки времени. А может, оттого, что все было темным, мокрым и холодным, поэтому сознание фиксировало только что-то отличное от всего остального.
Как Макс, не заметив колдобину, ухнул у неё ногой и потом ещё долго сдержанно матерился сквозь зубы, придерживаясь то за колено, то за бока. Но упорно продолжал идти вперед, хотя и шатался с каждым шагом все сильнее.
Или то, как Тимофей все теснее старался прижаться к Сашкиному боку с каждой сотней метров, на которую увеличивалось расстояние между ними и аулом. Его ладонь, казавшаяся неприятно горячей, которая, в конце концов, вместо рукава вцепилась в запястье Чернышова.
Монотонный шум мелкого колючего дождя, даже не барабанящего, а едва шуршащего по листья и стволам деревьев.
Шумное дыхание ребят, сиплое и немного надрывное, когда онемевшее от усталости тело ещё пытается держать равновесие, не обращать внимания на боль и измотанность, но резервы организма же не бесконечны…
Поэтому, когда они все-таки умудрились дошататься до своих, не сразу поняли, что именно у них спрашивают ребята с автоматами.
И ор взводного, узнавшего в полудохлых замурзанных недобитках своих орлов, прозвучал почти музыкой. Даже её глубокая нецензурность радовала. Наверное. Потому что сил не осталась даже на то, чтобы порадоваться, как стоял, кулем и упал на жидкое ледяное месиво раскисшей грунтовки, чувствуя только как Тимофей тянут за руку, словно силясь поднять, и зовет…
Следующую неделю Сашка помнил намного лучше, да и как такое забудешь…
Оказывается, они сорвали какую-то особо секретную операцию по зачистке боевиков в том ауле, за что звиздюлей огребли все, в том числе и он, хоть и валялся на больничной койке. Прооравшись, начальство все-таки намекнуло, что понимает, почему ребята поперлись одни, но вот незадача – если бы все закончилось тихо и мирно, прикрыли бы, а тут получается, что ушли Сашка с Максом в самоволку, а это уже статья.
Одним их тех, кто остался лежать под кустом, оказался сын старейшины аула. Из-за этого их саперы загреблись разминировать дорогу и снимать растяжки. А дежурства по ночам и вовсе стали настолько веселыми, что просто писец.
Как ни странно, ребята не особо возникали, хотя четко знали, благодаря кому такие милости природы. И Сашка подозревал, что это из-за Тимофея.
Нет, пацан ни с кем не подружился, разве что такой же, как и он сам, старый рыжий кот с обмороженными кончиками ушей, которому доставались объедки с кухни, разрешал мальчишке гладить себя по спине. Котяра прибился ещё осенью, настолько драный и голодный, что ни у кого не хватило совести его прогнать. И даже сейчас, через полгода, не давался никому в руки. Он и на Тимофея-то посматривал с извечной подозрительностью, но не отпрыгивал, когда пацан медленно тянулся, чтобы почесать грязноватый мех на кошачьем загривке. Иногда даже подставлял лобастую голову, немного щекоча руки колкими обломками усов.
Поначалу Тимофей приходил к Чернышову один, стараясь затеряться где-нибудь в темном углу, чтобы его никто не заметил. Через несколько дней они заявились уже с котом, что никого не напрягло – ну, ходят два покалеченных вместе, и пусть ходят.
Естественно, мальчишку никто не трогал, только убедились, что он не врет. Но и отправить из лагеря не могли: погодные условия ухудшились, дороги окончательно развезло, а на «вертушке» слишком опасно – в паре десятков километров буквально накануне одну уже сбили. Понятно, что дело почти повседневное, но рисковать техникой отцам-командирам не хотелось.
Чернышова с Максимом развели по разным помещениям, наверное, чтобы никуда ещё на пару не вляпались, поэтому Сашка, когда более-менее пришел в себя, начал дохнуть от тоски. Глаза болели от света и мелькания, так что ни о каком телеке и чтении и речь не шла. А поломанные ребра и сотрясенные мозги временно поставили крест на любом активном движении. Да что там говорить, если он и сортир-то шел по стенке, мучаясь головной болью и временами накатывающей тошнотой.
Поэтому, когда пацан пришел первый раз, не то, чтобы обрадовался, но и не расстроился – какая-никакая, а компания. Правда, Тимофей был молчаливым, разве что внимательно осматривался, как будто зрительно все ощупывал, запоминал… И мгновенно отводил глаза, стоило только встретиться с кем-нибудь взглядами. Сашку это тоже устраивало, для того, чтобы вести беседы было слишком хреново, а тут все же живая душа рядом.
Но тоже иногда поглядывал на мальчишку, когда тот был слишком чем-то увлечен, чтобы это заметить.
Первое, на что Чернышов обратил внимание, была чистая повязка на руке. Вместо вонючих заскорузлых тряпок теперь кисть опоясывал плотный слой бинта. Хотя заметить это было непросто – Тимофей постоянно пытался спрятать руку за спину или в карман куртки, которая была ему велика на несколько размеров. Так оно и понятно, тут на детей камуфляж никто не запасал…
Сашка ни о чем пацана не расспрашивал – самому бы понять, что теперь делать. Не то пугают, не то, действительно, под статью подведут, и тогда - здравствуй, штрафбат, в котором тут долго не живут. Наверное, именно поэтому однажды, когда Чернышов делал вид, что дремлет, иногда морщась от боли во всем теле, Тимофей заговорил. Тихо и немного невнятно, да и рассказывал, наверное, больше для себя, чем для Сашки. Про то, как однажды, когда он катался на скейте, подошли три парня и запихнули его в машину. Как потом несколько дней держали в сыром и темном месте, правда, не били, но Тим и сам старался сдерживаться и не дергать никого по пустякам. Потому отец когда-то научил, что делать в таких ситуациях. И первое правило было «не провоцировать».
Как потом что-то пошло не так, это мальчик понял из разговора похитителей. И очнулся он в следующий раз уже в совсем другом месте, в каком-то затхлом сарае.
Здесь он замолчал, стараясь будто невзначай спрятать искалеченную руку.
Да и вообще в тот день Тимофей больше не говорил, разве что свернулся в углу на продавленном стуле и сидел, сгорбив спину. Сашка его не торопил и не прогонял. Хочется пацану, пусть сидит. Конечно, в психологи он никому не нанимался, но мальчишку было откровенно жалко. Вот только вслух Чернышов это никогда не говорил. И не путался развеселить, растормошить, ну её, такую затею, самому хреново так, что выть охота. Видимо, именно поэтому Тим к нему и жался. Всегда приятно знать, что есть кто-то, кому хреновее, чем тебе самому.
За две недели, после которых Сашке врач разрешил вставать, да и вообще намекнул, что харэ тут дурью маяться, когда твои собратья по оружию мировое зло побарывают, Тимофей успел рассказать о многом.
О зиме, полной лютого промозглого холода, когда ему кидали старую рваную одежду, чтобы мальчишка не замерз насмерть. О том, как он ночевал в хлеву рядом с овцами, и что они теплые и, как оказалось, совсем не противные.
О той, старухе, помогшей им бежать. Она каждое утро вставала на рассвете, чтобы испечь хлеб. В обязанности Тимофея входило помогать ей – чистить печь, носить воду… Она же тайком совала ему ещё теплые лепешки и давала немного молока.
О местных детях, кричавших ему в спину оскорбления. Это он разобрал не сразу, а когда начал понимать по-чеченски. Конечно, специально никто его не учил, но на русском тут почти не говорили, а запоминал он быстро.
О многом.
И иногда Сашке хотелось заткнуть уши и ничего из этого не слышать. Потому что даже не в словах, а в голосе пацана была застарелая обреченность. Не было в нем счастья, что его спасли, предвкушения встречи с родителями. Да, он говорил и о них, но как-то уже по привычке, как будто повторял про себя зазубренный урок. Папа придет и обязательно заберет.
Поэтому, когда однажды Тимофей, как всегда, почти незаметно просочился ближе к Сашке, тот на него особо и внимания не обратил, уже настолько привык к постоянному присутствию пацана. Но когда тот, откашлявшись, заговорил, сразу повернулся. Потому что мальчишка явно был напуган.
- Там это… - Тим старательно откашлялся перед тем, как продолжить. – Говорят, что мой отец приехал.
Сашка резко повернулся, о чем тут же пожалел – от таких поворотов его ещё вело, а во рту появлялся противный кисловатый привкус.
Пацан стоял совсем рядом и даже не сразу глаза отвел. Старался казаться независимым и равнодушным, но по тому, как постоянно хмурился и дергал поджатыми губами, понятно, насколько он нервничает.
- А чего не идешь встречать? – Тим пожал плечами, ещё сильнее нахмурившись. И как-то почти против воли посмотрел на свою руку.
Да уж, ещё чего не хватало – теперь ему при нём нянькой, что ли работать? Но вместо того, чтобы хмыкнуть и предложить перестать маяться дурью, Чернышов только устало выдохнул и кивнул в сторону ворот.
- Ну, пойдем, что ли, с батяней познакомишь.
И сразу заметил, с каким облегчением выдохнул мальчишка, даже скривился в чем-то, похожем на улыбку, пусть и не до конца оформившейся. Но тут же словно одернул себя, с видимым равнодушием пожав плечами, и поплелся в указанном направлении. Хотя, пока дошли, несколько раз оглядывался, идет ли за ним Сашка…
«Женщина обладает удивительным чутьём: она готова обнаружить всё, что угодно, за исключением очевидного»
О. Уайлд
Остаток недели пролетел настолько быстро, что Лариса невольно прокрутила в голове последние дни. Да нет, вроде, в кому не впадала, да и были эти самые дни очень насыщенными, тогда как так получилось, что вчера был понедельник, а сегодня уже вечер пятницы? Ох, летит время, летит…
- Я все уложила, - Ириша ещё раз внимательно осмотрела две большие сумки и несколько пакетов. – Купальник не забыла, крем от загара тоже…
- Ир, ты нас не на месяц в другое полушарие отправляешь, а на неделю в ближайший дачный поселок, - Лара едва сдержалась от кряканья, когда попыталась поднять одну из сумок. Кирпичей она им на дорожку, что ли, припасла?
- Наведем, конечно, - Лара отставила торт, напоследок ухватив пальцами небольшой кусочек. – Ты почему не на работе?
- Сказала, что отчеты повезла.
- Вечером поедешь? – тайком, пока Ира не видела, она опустила испачканную в креме руку, которую тут же с явным удовольствием облизал горячий шершавый язык.
- Я ещё вчера все сдала, сегодня гуляю. Хватит кормить Чапку сладостями, собакам их вообще нельзя. Она уже закабанела так, что скоро в дверь не пройдет. - Из-под стола донеслось недовольное ворчание. – Ага, ещё ты мне повыступай. Лар, больше ей ничего не давай, иначе в ветеринарку сама её потащишь!
- Ну, и потащу, первый раз, что ли.
Не дождавшись раскаяния ни одной, ни от другой, Ирина только отмахнулась, но лезть к питомице и подруге перестала.
- Давай я Мартышку хоть на недельку к родителям на дачу отвезу? – Лариса с удовольствием поставила обе ступни на теплый собачий бок. Зря она, что ли, тортом делилась? Чапа не возражала, наоборот, удобнее легла, предлагая не филонить и почесать её хотя бы пальцами ног.
- Да ну, они и так все в трудах, а ещё мою юлу к ним… - Ира разворошив кусок и съев все понравившееся, отставила тарелку. Все равно Лариска её блохоловку сладким уже покормила да и, если что, везти к врачу согласилась, поэтому оставшееся пойдет туда же. И ничего, что сладкое вредно, Чапа тоже женщина, у неё тоже стресс! А все её кавалеры так и вовсе натуральные кобели…
- Наоборот, и ей польза – на свежем воздухе побудет, и меня потом вопросом внуков доставать перестанут.
- Что, до сих пор не простили развод с Костиком? – говорить о чужих проблемах всегда проще, поэтому Иришка сразу ухватилась за эту тему.
Лариса вяло отмахнулась:
- Куда там. Зять-то был золотой, а я все ковыряюсь, доперебиралась, что навеки в девках останусь…
- Не, ну, это тебе не грозит. В смысле – в девках.
- И на том спасибо, утешила. Ир, а давай, пока Мартышка у моих родителей, ты ко мне на несколько дней переедешь, а? – поскольку уговорить Ирку уйти раз и навсегда не получится, это Лариса поняла уже давно, стоило попробовать подойти с другой стороны. Например, чтобы она оценила прелесть хоть и относительной, но свободы. Пожить хотя бы пару дней не женой и матерью, а просто женщиной. Без всяких борщей, котлет, неотутюженных рубашек и прочих прелестей быта.
- Да ну тебя!
Ира раздраженно дернула плечом, стараясь не показывать, что идея-то заманчивая… Да, она не представляла, как сможет жить только с дочкой. Настолько за эти годы уже привыкла к постоянному присутствию Валеры, что одна мысль остаться без него пугала. Хотя, казалось бы, чего там бояться – с голоду не помрут, все-таки она неплохой бухгалтер, без крыши над головой тоже не останутся, квартира родителей-то стоит себе целая и невредимая. Да ещё и пустая, квартиранты съехали почти месяц назад, а новых она ещё еще не нашла. И тут же стало неуютно и страшно, ведь никогда не была без мужчины рядом. Сначала папа, строгий и даже немного суровый, но такой любимый. А потом, когда его не стало, муж. Ну, какой есть, сама же выбирала…
- Заодно пусть и Валерка немного на землю спустится, поймет, что он все-таки когда-нибудь довыеживается, и ты уйдешь, - Лариса старалась не особо давить, но вид подруги её уже реально настораживал, поэтому тут все средства хороши. Да, если будет нужно, она даже с её братом готова связаться и попросить помощи! Слишком уж Ириска потерянная. Лучше пусть болтает без умолку и пересказывает сплетни, чем сидит вот так – сгорбившись и пристально рассматривая что-то на столе. Это настолько непохоже на неё нормальную, что становилось тревожно. И пусть ради этого приходится прибегать к моральному шантажу, нужно уметь быть нещепетильной, когда это надо.
- И что я ему скажу?
Ответ несколько неприличного содержания так и крутился на языке, но озвучивать его Лариса не стала. Пусть даже очень хотелось:
- Да ничего. Или скажи, что тебе надо отдохнуть от этого вашего семейного рая. В конце концов, сколько там осталось учиться Марте? Меньше недели? Так что собирайся хоть сейчас, в школу я её утром буду отвозить, а ты после работы заберешь…
- Нет, это точно не катит, - сама того не заметив, Ира уже согласилась, раз теперь оговаривала детали. – Я не хочу, чтобы Мартышка это видела.
- А то она и так не знает… Нашла младенца, ей уже десять, года три-четыре и начнет с мальчиками гулять, - Лариса пригнулась, чтобы пропустить над головой брошенную не особо меткой рукой прихватку.
- Типун тебе на язык, ворона! Все, закрыли тему, пошли лучше красоту наводить, - Ира убрала торт, чтобы притихшая собака, которая сейчас изо всех сил старалась быть, как можно незаметнее, не слизала его прямо с тарелки. – Я вместо мохнодральника новые липучки для депиляции купила, вот как раз и опробуем.
Лариса нервно вздрогнула, но поднялась. Если и есть цена, которую нужно заплатить, чтобы вырвать подругу из этого дурдома, так она вполне терпимая. Но кожу выше коленок уже заранее засаднило.
14 лет назад, где-то в горах южной части Чеченской республики
Как они добрались до блокпоста, Сашка уже не помнил. Вернее, помнил, но какими-то урывками, как будто из памяти стерлись целые отрезки времени. А может, оттого, что все было темным, мокрым и холодным, поэтому сознание фиксировало только что-то отличное от всего остального.
Как Макс, не заметив колдобину, ухнул у неё ногой и потом ещё долго сдержанно матерился сквозь зубы, придерживаясь то за колено, то за бока. Но упорно продолжал идти вперед, хотя и шатался с каждым шагом все сильнее.
Или то, как Тимофей все теснее старался прижаться к Сашкиному боку с каждой сотней метров, на которую увеличивалось расстояние между ними и аулом. Его ладонь, казавшаяся неприятно горячей, которая, в конце концов, вместо рукава вцепилась в запястье Чернышова.
Монотонный шум мелкого колючего дождя, даже не барабанящего, а едва шуршащего по листья и стволам деревьев.
Шумное дыхание ребят, сиплое и немного надрывное, когда онемевшее от усталости тело ещё пытается держать равновесие, не обращать внимания на боль и измотанность, но резервы организма же не бесконечны…
Поэтому, когда они все-таки умудрились дошататься до своих, не сразу поняли, что именно у них спрашивают ребята с автоматами.
И ор взводного, узнавшего в полудохлых замурзанных недобитках своих орлов, прозвучал почти музыкой. Даже её глубокая нецензурность радовала. Наверное. Потому что сил не осталась даже на то, чтобы порадоваться, как стоял, кулем и упал на жидкое ледяное месиво раскисшей грунтовки, чувствуя только как Тимофей тянут за руку, словно силясь поднять, и зовет…
Следующую неделю Сашка помнил намного лучше, да и как такое забудешь…
Оказывается, они сорвали какую-то особо секретную операцию по зачистке боевиков в том ауле, за что звиздюлей огребли все, в том числе и он, хоть и валялся на больничной койке. Прооравшись, начальство все-таки намекнуло, что понимает, почему ребята поперлись одни, но вот незадача – если бы все закончилось тихо и мирно, прикрыли бы, а тут получается, что ушли Сашка с Максом в самоволку, а это уже статья.
Одним их тех, кто остался лежать под кустом, оказался сын старейшины аула. Из-за этого их саперы загреблись разминировать дорогу и снимать растяжки. А дежурства по ночам и вовсе стали настолько веселыми, что просто писец.
Как ни странно, ребята не особо возникали, хотя четко знали, благодаря кому такие милости природы. И Сашка подозревал, что это из-за Тимофея.
Нет, пацан ни с кем не подружился, разве что такой же, как и он сам, старый рыжий кот с обмороженными кончиками ушей, которому доставались объедки с кухни, разрешал мальчишке гладить себя по спине. Котяра прибился ещё осенью, настолько драный и голодный, что ни у кого не хватило совести его прогнать. И даже сейчас, через полгода, не давался никому в руки. Он и на Тимофея-то посматривал с извечной подозрительностью, но не отпрыгивал, когда пацан медленно тянулся, чтобы почесать грязноватый мех на кошачьем загривке. Иногда даже подставлял лобастую голову, немного щекоча руки колкими обломками усов.
Поначалу Тимофей приходил к Чернышову один, стараясь затеряться где-нибудь в темном углу, чтобы его никто не заметил. Через несколько дней они заявились уже с котом, что никого не напрягло – ну, ходят два покалеченных вместе, и пусть ходят.
Естественно, мальчишку никто не трогал, только убедились, что он не врет. Но и отправить из лагеря не могли: погодные условия ухудшились, дороги окончательно развезло, а на «вертушке» слишком опасно – в паре десятков километров буквально накануне одну уже сбили. Понятно, что дело почти повседневное, но рисковать техникой отцам-командирам не хотелось.
Чернышова с Максимом развели по разным помещениям, наверное, чтобы никуда ещё на пару не вляпались, поэтому Сашка, когда более-менее пришел в себя, начал дохнуть от тоски. Глаза болели от света и мелькания, так что ни о каком телеке и чтении и речь не шла. А поломанные ребра и сотрясенные мозги временно поставили крест на любом активном движении. Да что там говорить, если он и сортир-то шел по стенке, мучаясь головной болью и временами накатывающей тошнотой.
Поэтому, когда пацан пришел первый раз, не то, чтобы обрадовался, но и не расстроился – какая-никакая, а компания. Правда, Тимофей был молчаливым, разве что внимательно осматривался, как будто зрительно все ощупывал, запоминал… И мгновенно отводил глаза, стоило только встретиться с кем-нибудь взглядами. Сашку это тоже устраивало, для того, чтобы вести беседы было слишком хреново, а тут все же живая душа рядом.
Но тоже иногда поглядывал на мальчишку, когда тот был слишком чем-то увлечен, чтобы это заметить.
Первое, на что Чернышов обратил внимание, была чистая повязка на руке. Вместо вонючих заскорузлых тряпок теперь кисть опоясывал плотный слой бинта. Хотя заметить это было непросто – Тимофей постоянно пытался спрятать руку за спину или в карман куртки, которая была ему велика на несколько размеров. Так оно и понятно, тут на детей камуфляж никто не запасал…
Сашка ни о чем пацана не расспрашивал – самому бы понять, что теперь делать. Не то пугают, не то, действительно, под статью подведут, и тогда - здравствуй, штрафбат, в котором тут долго не живут. Наверное, именно поэтому однажды, когда Чернышов делал вид, что дремлет, иногда морщась от боли во всем теле, Тимофей заговорил. Тихо и немного невнятно, да и рассказывал, наверное, больше для себя, чем для Сашки. Про то, как однажды, когда он катался на скейте, подошли три парня и запихнули его в машину. Как потом несколько дней держали в сыром и темном месте, правда, не били, но Тим и сам старался сдерживаться и не дергать никого по пустякам. Потому отец когда-то научил, что делать в таких ситуациях. И первое правило было «не провоцировать».
Как потом что-то пошло не так, это мальчик понял из разговора похитителей. И очнулся он в следующий раз уже в совсем другом месте, в каком-то затхлом сарае.
Здесь он замолчал, стараясь будто невзначай спрятать искалеченную руку.
Да и вообще в тот день Тимофей больше не говорил, разве что свернулся в углу на продавленном стуле и сидел, сгорбив спину. Сашка его не торопил и не прогонял. Хочется пацану, пусть сидит. Конечно, в психологи он никому не нанимался, но мальчишку было откровенно жалко. Вот только вслух Чернышов это никогда не говорил. И не путался развеселить, растормошить, ну её, такую затею, самому хреново так, что выть охота. Видимо, именно поэтому Тим к нему и жался. Всегда приятно знать, что есть кто-то, кому хреновее, чем тебе самому.
За две недели, после которых Сашке врач разрешил вставать, да и вообще намекнул, что харэ тут дурью маяться, когда твои собратья по оружию мировое зло побарывают, Тимофей успел рассказать о многом.
О зиме, полной лютого промозглого холода, когда ему кидали старую рваную одежду, чтобы мальчишка не замерз насмерть. О том, как он ночевал в хлеву рядом с овцами, и что они теплые и, как оказалось, совсем не противные.
О той, старухе, помогшей им бежать. Она каждое утро вставала на рассвете, чтобы испечь хлеб. В обязанности Тимофея входило помогать ей – чистить печь, носить воду… Она же тайком совала ему ещё теплые лепешки и давала немного молока.
О местных детях, кричавших ему в спину оскорбления. Это он разобрал не сразу, а когда начал понимать по-чеченски. Конечно, специально никто его не учил, но на русском тут почти не говорили, а запоминал он быстро.
О многом.
И иногда Сашке хотелось заткнуть уши и ничего из этого не слышать. Потому что даже не в словах, а в голосе пацана была застарелая обреченность. Не было в нем счастья, что его спасли, предвкушения встречи с родителями. Да, он говорил и о них, но как-то уже по привычке, как будто повторял про себя зазубренный урок. Папа придет и обязательно заберет.
Поэтому, когда однажды Тимофей, как всегда, почти незаметно просочился ближе к Сашке, тот на него особо и внимания не обратил, уже настолько привык к постоянному присутствию пацана. Но когда тот, откашлявшись, заговорил, сразу повернулся. Потому что мальчишка явно был напуган.
- Там это… - Тим старательно откашлялся перед тем, как продолжить. – Говорят, что мой отец приехал.
Сашка резко повернулся, о чем тут же пожалел – от таких поворотов его ещё вело, а во рту появлялся противный кисловатый привкус.
Пацан стоял совсем рядом и даже не сразу глаза отвел. Старался казаться независимым и равнодушным, но по тому, как постоянно хмурился и дергал поджатыми губами, понятно, насколько он нервничает.
- А чего не идешь встречать? – Тим пожал плечами, ещё сильнее нахмурившись. И как-то почти против воли посмотрел на свою руку.
Да уж, ещё чего не хватало – теперь ему при нём нянькой, что ли работать? Но вместо того, чтобы хмыкнуть и предложить перестать маяться дурью, Чернышов только устало выдохнул и кивнул в сторону ворот.
- Ну, пойдем, что ли, с батяней познакомишь.
И сразу заметил, с каким облегчением выдохнул мальчишка, даже скривился в чем-то, похожем на улыбку, пусть и не до конца оформившейся. Но тут же словно одернул себя, с видимым равнодушием пожав плечами, и поплелся в указанном направлении. Хотя, пока дошли, несколько раз оглядывался, идет ли за ним Сашка…
Глава 7
«Женщина обладает удивительным чутьём: она готова обнаружить всё, что угодно, за исключением очевидного»
О. Уайлд
Остаток недели пролетел настолько быстро, что Лариса невольно прокрутила в голове последние дни. Да нет, вроде, в кому не впадала, да и были эти самые дни очень насыщенными, тогда как так получилось, что вчера был понедельник, а сегодня уже вечер пятницы? Ох, летит время, летит…
- Я все уложила, - Ириша ещё раз внимательно осмотрела две большие сумки и несколько пакетов. – Купальник не забыла, крем от загара тоже…
- Ир, ты нас не на месяц в другое полушарие отправляешь, а на неделю в ближайший дачный поселок, - Лара едва сдержалась от кряканья, когда попыталась поднять одну из сумок. Кирпичей она им на дорожку, что ли, припасла?
