Закаленные обусловленными соседством с чернокнижником напастями горожане резво отпрыгивали, пропуская разогнавшуюся тележку, а заодно и Микаэллу, стремглав мчавшуюся за беглянкой.
Вот чуяло же сердце, что не стоило связываться с пекарем! По крайней мере, в одиночку. Везла себе заказ мэтра – вот и везла бы дальше! Нет ведь, повелась на уговоры, решила глянуть, что за бесовщина в пекарне творится... Нужно было выпихнуть из дома мэтра, тогда не пришлось бы гоняться за одержимой пакостным духом тележкой! А в ней, между прочим, новенький инвентарь. Лопаты, котел, какие-то непонятные, но, несомненно, незаменимые чернокнижные штуки. Лишь чудом пока что ничего не выпало.
Тележка резко свернула. Мика чуть не пролетела поворот, затормозила, разворачиваясь, и, едва не растянувшись на мостовой, потеряла драгоценное время.
Тележка бодро грохотала в конце длинной улочки, сопровождаемая возмущенными возгласами и лаем потревоженных псов.
Зло плюнув ей вслед, Мика поглубже натянула едва не потерявшуюся шапку и, сунув руки в карманы короткой курточки, заторопилась домой.
В обитель чернокнижника.
Сказал бы кто полгода назад, что именно станет ей пусть и временным, но пристанищем, от души бы посмеялась над такой нелепой шуткой. Однако у жизни оказалось своеобразное чувство юмора.
К кованой калитке Микаэлла – окольными путями – добралась первой. Спустя миг по пустырю прогрохотала бесова тележка...
На скорость реакций Мика никогда не жаловалась, а за эти полгода еще и отточила их почти до совершенства. Отскочив в сторону в последний момент, она все же растянулась на земле. Раздался гул, скрежет, скрип... И в глазах на миг потемнело, а в ушах глумливо завыло эхо.
Медленно сев, Мика ощупала наливающуюся болью макушку, покосилась на валявшийся рядом череп – увы, не настоящий, а из нуйской древесины, плотной, тяжелой и, как выяснилось, травмоопасной.
И не только для неудачливых помощниц чернокнижника.
Череп полетел в кривлявшегося над обломками тележки духа. Пронзительно заверещав, дух бесследно растворился в горьковато-пряном осеннем воздухе.
Мика с трудом поднялась, держась за ушибленный бок. Подхватила череп, протерла его рукавом и пристроила под столбиком. На место эту тяжеленную орясину пусть мэтр ставит, он в последнее время и так из дома почти не выходит. Скоро и вовсе мхом зарастет. Ну или растолстеет настолько, что в дверь не пролезет.
Интересно, оценят ли горожане абсолютно круглое злобное зло?
Отмахнувшись от возникшей в голове презабавной картинки, Микаэлла собрала раскиданный инвентарь, заботливо сгрузила его рядом с черепом и скользнула в калитку.
Под ногами зашуршали листья. Где-то неподалеку протяжно каркнул ворон.
Невольно она вспомнила, как вошла сюда впервые. Была ночь, и особняк, освещенный зловещими зеленоватыми огоньками, навевал ужас. Но днем, пусть даже серым и ненастным, все виделось не таким уж страшным. Сейчас дом не нависал бесформенной громадой, грозя раздавить наглого чужака. Он казался меньше и уютнее. Насколько вообще может быть уютным пристанище темного мага со специфическими вкусами и понятиями о красоте и комфорте.
Башенки разной высоты пронзали низкое небо острыми иглами шпилей. В час ворона на них плясали зеленые болотные огни, и Мика часто любовалась этим жутким, но завораживающим танцем.
Серые камни стен густо оплетал плющ, чьи темно-зеленые листья казались почти черными. В сумерках они мерцали красным, шевелились даже в безветренную погоду и, кажется, о чем-то шептались между собой.
Подслушать Мика так и не отважилась.
Окна наглухо закрывались ставнями, не пропускающими ни единого лучика, и оттого по ночам казалось, что здесь никто не живет. Или что злобному злу не нужен свет. Кто же черномагические беззакония при свете-то творит?
О том, что ночами злобное зло совершенно злобно давит подушку и беззаконно храпит на весь особняк, Мика и безо всяких клятв никому не рассказала бы. Во-первых, никто бы не поверил. Во-вторых, заговаривать с ней не спешили.
Помощника чернокнижника в Даратте искренне считали безумным и без особой надобности связываться не желали. И утренние догонялки с тележкой наверняка лишь укрепили горожан в правильности принятого решения.
По той же причине Мика ничуть не переживала за сохранность своей тайны. Вернее, она искренне считала, что тайна целиком и полностью принадлежит мэтру, так как сама в этом проблемы не видела.
Не принято подпускать женщин к темной магии? Что за чушь! Сейчас в академиях и парней, и девушек какой угодно магии обучают, и черной, и белой... Да хоть зеленой в желтую полосочку! Вот только мэтр застрял в далеком прошлом и знать ничего не желал. Мика и не настаивала, чужие странности она уважать умела. И вовсе не потому, что боялась украсить своим черепом забор.
Этими угрозами мэтр мог разве что горожан запугать. Они-то не видели, как красиво хлопнулся в обморок страшный чернокнижник, стоило его помощнице немного поранить руку, и оттого старательно каждое полнолуние и новолуние запирали девиц дома. Что не мешало оным девицам ускользать из-под надзора и околачиваться возле особняка, оглашая окрестности томными вздохами.
Чернокнижники средь трепетных романтичных дев ныне были в моде.
И Мика даже знала, откуда мода эта пошла.
Любовные романы таинственной лэры Айрил пользовались невероятной популярностью вот уже лет пять. С ее легкой руки впечатлительные девицы страдали и по оборотням, и по вампирам, и даже по призракам. А недавно лэра писательница взялась за чернокнижников...
Микаэлла, наслушавшись восторженных отзывов подруг, тоже прочла пару книг и вынужденно признала, что выдуманные чернокнижники, прекрасные ликом и душой, непременно мужественные, загадочные, мрачные и благородные, предпочитающие словам поступки, действительно способны разбередить юные – и даже не очень – сердца.
В отличие от чернокнижников реальных, которых лэра Айрил, судя по всему, в глаза никогда не видела.
Особенно в домашней обстановке.
Нет, местное злобное зло было весьма симпатичным. Выглядело оно лет на тридцать, часто вело себя на тринадцать, а в иные моменты в его светло-серых глазах мелькало что-то настолько древнее и мудрое, что аж дух захватывало.
В очень, очень редкие моменты.
Сейчас это самое зло, до острого кончика носа закутавшись в огромный мягкий халат, восседало – или скорее уж возлежало – в кресле-качалке и бессовестно похрапывало. Темные волосы, давно нуждающиеся в стрижке или хотя бы в расческе, прикрывали глаза. Из-под халата выглядывали потрепанные жизнью носки. Красный и синий. На большом пальце синего расползалась дыра.
Мика готова была поклясться, что не далее как вчера собственными руками выбросила эту жуть! Наверное, уже в пятый раз. Но кошмарные носки всегда возвращались к хозяину.
Ну вот кто будет зачаровывать носки? Тем более такие...
Самое то для героя любовного романа, не правда ли?
В просторном холле царил полумрак, в котором терялись и изогнутая лестница, ведущая на второй этаж, и забитые книгами вперемежку со всяческим полезным и не очень хламом шкафы вдоль темных стен, и высокий потолок с массивной люстрой, крепящейся к толстой цепи.
С люстры вниз головой свисала не менее толстая летучая мышь совершенно дикого ярко-фиолетового окраса.
Ей не повезло упасть в одно из зелий мэтра. С тех пор так и обретается в особняке. Иногда, под настроение, даже ошалевших девиц отваживает.
Кстати о зельях. Посреди холла над магическим пламенем мерно булькал очередной эксперимент, предусмотрительно прикрытый тяжелой крышкой.
Мэтр столь же мерно посапывал в сторонке, беспечно пустив процесс на самотек.
Мика вздохнула и без особого пиетета пнула кресло.
– А?! – подскочило злобное зло.
– Доброе утро, мэтр! – лучезарно улыбнулась она. – Как спалось? Ничего важного не откусили?
– Оно безобидное, – зевнув и покосившись на зелье, без особой уверенности сказал Фолан и сменил тему: – Что нового в городе?
Он выпутался из халата, оставшись в светло-серых домашних брюках и рубашке, обошел котел, потыкал в него ногой в красном носке.
Из-под вроде бы плотно пригнанной крышки выкатилась едко-желтая капля, шлепнулась вниз...
С двумя дырками на носках облик мэтра обрел некую гармонию и завершенность. Увы, ненадолго: прожженные края тут же потянулись друг к другу и под грустный вздох мэтра накрепко срослись.
– Девица Гратов пропала, уже сутки дома не появляется, – отодвинувшись подальше от котла, принялась перечислять собранные слухи Мика.
– Не крал, – отмахнулся Фолан.
– Исчезли три дворняги...
– Не ел.
– Градоправитель жаждет с вами пообщаться...
– Не хочу.
Мэтр погасил огонь под котлом. Приподнимать крышку, впрочем, не спешил, сначала прислушался, не зародилась ли там жизнь.
Сегодня пронесло.
– А придется, – с почти искренним сочувствием вздохнула Мика.
– С чего бы? – поморщился Фолан, осторожно заглядывая в котел и с интересом изучая нежно-лиловое зелье.
Похоже, он и сам не знал, что у него вышло.
– На прошлой неделе вы имели несчастье столкнуться с лэри Ванс, – издалека начала Мика, не раз уличенная начальством в отсутствии такта. – В кустах возле кладбища...
– И? – насторожилось оное начальство, печенкой чуя подвох.
– И теперь лэр градоправитель обвиняет вас в том, что в тех кустах вы скомпрометировали его сестру, – на одном дыхании выпалила Мика, решив, что такт здесь уже не поможет. – Три с половиной раза.
– С половиной? Это как? – растерялось злобное зло.
– Простите, уточнить постеснялась, – хмыкнула его приспешница. – И потом, вам лучше знать, чем вы в этих кустах занимались...
– Лично я – защищался! – оскорбленно вскинулся Фолан, побледнев так, что едва заметные, почти невидимые веснушки на носу стали яркими, как весеннее солнышко.
– Объясните это лэру Вансу, – посоветовала Мика.
– На месте лэра Ванса я бы молчал, даже будь это правдой, – насупился мэтр.
– Не скажите. Такую сестру я бы и сама выпихнула замуж за кого угодно. Даже за вас, – не согласилась она.
Характер у нежной с виду девы был не просто тяжелым, а поистине невыносимым. Вот градоправитель и не вынес... Вернее, решил поднапрячься и перебросить на чужие плечи. Кто ж виноват, что подвернулись именно плечи мэтра?
Из дома он выбирался редко, но удивительно метко.
Может, и правы пресветлые жрецы, утверждая, что темная магия до добра не доводит.
– У тебя, кажется, какие-то личные дела были? – поскучнел чернокнижник.
– И есть, – кивнула Мика, проследила, как мэтр устраивается в любимом кресле, и с подозрением осведомилась: – Опять за кем-то шпионить собрались?
– Не шпионить, а наблюдать, – огрызнулся Фолан, прикрывая глаза. – Я кое-кого жду. А ты иди уже отсюда... И вернись до темноты.
– Боитесь за меня? – поддразнила помощница.
– Боюсь за себя, – буркнул мэтр.
– Правильно боитесь, – пробормотала Мика. – Вот врастете в кресло...
Хотя еще не известно, что хуже: стать частью мебели – или же мужем кого-то вроде лэры Ванс.
От такой никакие зачарованные носки не спасут.
И не спасутся.
– Что? – не расслышало успевшее расслабиться злобное зло.
– С ворот череп упал, говорю, поставить бы на место, – громко сказала Мика. – Ну заодно и инвентарь собрать неплохо бы.
– А почему упал череп и что инвентарь делает у ворот? – нахмурился мэтр, приоткрыв один глаз.
– Потому что в ворота врезалась тележка.
– И какого беса она туда врезалась?
– Не беса, а духа, – поправила Мика. – Того, что в нее вселился.
– Микаэлла... – простонал Фолан, окончательно просыпаясь. – Где ты откопала духа?!
– Я не копала. Я всего лишь заглянула в пекарню. Он сам привязался.
– Пекарня в другой стороне Даратта, – вкрадчиво уточнил мэтр. – Как ты там оказалась?!
– Не могла же я отказать пекарю в маленькой просьбе осмотреть лавку, – скромно опустила глаза Мика. – Там уже пару дней что-то грохочет и стенает, вот я и...
– Потащилась туда сама вместо того чтобы позвать меня! – вскочило на ноги всклокоченное и до глубины черной-пречерной – по уверениям тех же жрецов – души возмущенное зло.
– В прошлый раз вы две недели ворчали и бухтели, что я потревожила вас из-за какой-то ерунды, – напомнили ему.
– В прошлый раз действительно была ерунда!
Мэтр живо смахивал на кипящий чайник, из носика которого вовсю валит пар, и Мика опасливо отошла поближе к двери, прежде чем сказать:
– Вы бы памятку, что ли, написали, что считать ерундой, а что – важным событием. А то я уже совершенно запуталась!
За дверь она вымелась раньше, чем в нее запустили крышкой от котла. Послышался глухой удар, писк, всплеск... короткое, но емкое ругательство.
Кажется, мышь снова упала в котел.
Мика со вздохом посмотрела на небо, прикинула, что времени еще достаточно, и вернулась в дом.
Вылавливали, отмывали и успокаивали мышь в четыре руки, в процессе заляпав и пол, и одежду зельем с неизвестными свойствами, и Мика отчаянно надеялась, что не станет нежно-лиловой. По крайней мере, мышь окрас не изменила, а также не взорвалась, ни в кого не превратилась и в общем и целом – если не считать душевного потрясения – чувствовала себя неплохо. Вымытая и высушенная, она распушилась, словно одуванчик летней порой, куснула зазевавшееся злобное зло за палец и с ругательным писком улетела на второй этаж, где и затихла.
Не забыть бы проверить кровать перед сном. Вряд ли оскорбленная мышь утолила жажду мести одним лишь пальцем чернокнижника, всего-навсего надкушенным, а не отгрызенным.
Забинтовав палец непрерывно причитавшему пострадавшему, Мика переоделась, прихватила заранее подготовленную сумку и выбежала из особняка, старательно проигнорировав заляпанный зельем пол.
Потом уберет. А если мэтру что-то не нравится, пусть сам тряпкой поработает или там жуткомогучие полоотмывательные чары использует. В другой раз трижды подумает, прежде чем в слабых и беззащитных помощниц крышками бросаться!
Обогнув дом, Мика остановилась возле сплетенной из стеблей роз полукруглой клетки. Она походила бы на просторную беседку, будь у нее хотя бы один вход. Стебли сплетались тесно, да и распустившиеся бутоны мешали обзору, но Мика все же нашла небольшую прореху и затаив дыхание посмотрела на дивное существо, лениво поедающее розовые лепестки.
Сумрачный конь цвета самой непроглядной ночи, высокий, изящный, с раскосыми глазами, в фиолетовой глубине которых сверкали зарницы, с роскошной гривой, темным туманом стекающей на землю. Чистое воплощение магии. Бесшумное. Быстрое, не знающее устали. Прекрасное. Совершенное.
И подчиняющееся лишь чернокнижникам.
Простым смертным даже и мечтать о подобном счастье не стоило.
Но Мика мечтала. И, вопреки недовольству мэтра, регулярно не только любовалась своей мечтой, но и касалась ее. Вот и сейчас, привычно оцарапавшись, протиснула-таки руку внутрь клетки и разжала ладонь.
Горсть белоснежных лепестков тут же заинтересовала волшебное создание.
Белые розы здесь не росли, зато в изобилии водились в саду градоправителя. Вряд ли кто заметит, что оных стало немного меньше... Ну, или много, какая разница. Все равно бы завяли или пали жертвой первых морозов.
Прикосновение мягких губ к ладони было щекотным и ни на что не похожим. Словно ласковый ветерок погладил, сдувая легкие лепестки. Миг – и ни одного не осталось.
Вот чуяло же сердце, что не стоило связываться с пекарем! По крайней мере, в одиночку. Везла себе заказ мэтра – вот и везла бы дальше! Нет ведь, повелась на уговоры, решила глянуть, что за бесовщина в пекарне творится... Нужно было выпихнуть из дома мэтра, тогда не пришлось бы гоняться за одержимой пакостным духом тележкой! А в ней, между прочим, новенький инвентарь. Лопаты, котел, какие-то непонятные, но, несомненно, незаменимые чернокнижные штуки. Лишь чудом пока что ничего не выпало.
Тележка резко свернула. Мика чуть не пролетела поворот, затормозила, разворачиваясь, и, едва не растянувшись на мостовой, потеряла драгоценное время.
Тележка бодро грохотала в конце длинной улочки, сопровождаемая возмущенными возгласами и лаем потревоженных псов.
Зло плюнув ей вслед, Мика поглубже натянула едва не потерявшуюся шапку и, сунув руки в карманы короткой курточки, заторопилась домой.
В обитель чернокнижника.
Сказал бы кто полгода назад, что именно станет ей пусть и временным, но пристанищем, от души бы посмеялась над такой нелепой шуткой. Однако у жизни оказалось своеобразное чувство юмора.
К кованой калитке Микаэлла – окольными путями – добралась первой. Спустя миг по пустырю прогрохотала бесова тележка...
На скорость реакций Мика никогда не жаловалась, а за эти полгода еще и отточила их почти до совершенства. Отскочив в сторону в последний момент, она все же растянулась на земле. Раздался гул, скрежет, скрип... И в глазах на миг потемнело, а в ушах глумливо завыло эхо.
Медленно сев, Мика ощупала наливающуюся болью макушку, покосилась на валявшийся рядом череп – увы, не настоящий, а из нуйской древесины, плотной, тяжелой и, как выяснилось, травмоопасной.
И не только для неудачливых помощниц чернокнижника.
Череп полетел в кривлявшегося над обломками тележки духа. Пронзительно заверещав, дух бесследно растворился в горьковато-пряном осеннем воздухе.
Мика с трудом поднялась, держась за ушибленный бок. Подхватила череп, протерла его рукавом и пристроила под столбиком. На место эту тяжеленную орясину пусть мэтр ставит, он в последнее время и так из дома почти не выходит. Скоро и вовсе мхом зарастет. Ну или растолстеет настолько, что в дверь не пролезет.
Интересно, оценят ли горожане абсолютно круглое злобное зло?
Отмахнувшись от возникшей в голове презабавной картинки, Микаэлла собрала раскиданный инвентарь, заботливо сгрузила его рядом с черепом и скользнула в калитку.
Под ногами зашуршали листья. Где-то неподалеку протяжно каркнул ворон.
Невольно она вспомнила, как вошла сюда впервые. Была ночь, и особняк, освещенный зловещими зеленоватыми огоньками, навевал ужас. Но днем, пусть даже серым и ненастным, все виделось не таким уж страшным. Сейчас дом не нависал бесформенной громадой, грозя раздавить наглого чужака. Он казался меньше и уютнее. Насколько вообще может быть уютным пристанище темного мага со специфическими вкусами и понятиями о красоте и комфорте.
Башенки разной высоты пронзали низкое небо острыми иглами шпилей. В час ворона на них плясали зеленые болотные огни, и Мика часто любовалась этим жутким, но завораживающим танцем.
Серые камни стен густо оплетал плющ, чьи темно-зеленые листья казались почти черными. В сумерках они мерцали красным, шевелились даже в безветренную погоду и, кажется, о чем-то шептались между собой.
Подслушать Мика так и не отважилась.
Окна наглухо закрывались ставнями, не пропускающими ни единого лучика, и оттого по ночам казалось, что здесь никто не живет. Или что злобному злу не нужен свет. Кто же черномагические беззакония при свете-то творит?
О том, что ночами злобное зло совершенно злобно давит подушку и беззаконно храпит на весь особняк, Мика и безо всяких клятв никому не рассказала бы. Во-первых, никто бы не поверил. Во-вторых, заговаривать с ней не спешили.
Помощника чернокнижника в Даратте искренне считали безумным и без особой надобности связываться не желали. И утренние догонялки с тележкой наверняка лишь укрепили горожан в правильности принятого решения.
По той же причине Мика ничуть не переживала за сохранность своей тайны. Вернее, она искренне считала, что тайна целиком и полностью принадлежит мэтру, так как сама в этом проблемы не видела.
Не принято подпускать женщин к темной магии? Что за чушь! Сейчас в академиях и парней, и девушек какой угодно магии обучают, и черной, и белой... Да хоть зеленой в желтую полосочку! Вот только мэтр застрял в далеком прошлом и знать ничего не желал. Мика и не настаивала, чужие странности она уважать умела. И вовсе не потому, что боялась украсить своим черепом забор.
Этими угрозами мэтр мог разве что горожан запугать. Они-то не видели, как красиво хлопнулся в обморок страшный чернокнижник, стоило его помощнице немного поранить руку, и оттого старательно каждое полнолуние и новолуние запирали девиц дома. Что не мешало оным девицам ускользать из-под надзора и околачиваться возле особняка, оглашая окрестности томными вздохами.
Чернокнижники средь трепетных романтичных дев ныне были в моде.
И Мика даже знала, откуда мода эта пошла.
Любовные романы таинственной лэры Айрил пользовались невероятной популярностью вот уже лет пять. С ее легкой руки впечатлительные девицы страдали и по оборотням, и по вампирам, и даже по призракам. А недавно лэра писательница взялась за чернокнижников...
Микаэлла, наслушавшись восторженных отзывов подруг, тоже прочла пару книг и вынужденно признала, что выдуманные чернокнижники, прекрасные ликом и душой, непременно мужественные, загадочные, мрачные и благородные, предпочитающие словам поступки, действительно способны разбередить юные – и даже не очень – сердца.
В отличие от чернокнижников реальных, которых лэра Айрил, судя по всему, в глаза никогда не видела.
Особенно в домашней обстановке.
Нет, местное злобное зло было весьма симпатичным. Выглядело оно лет на тридцать, часто вело себя на тринадцать, а в иные моменты в его светло-серых глазах мелькало что-то настолько древнее и мудрое, что аж дух захватывало.
В очень, очень редкие моменты.
Сейчас это самое зло, до острого кончика носа закутавшись в огромный мягкий халат, восседало – или скорее уж возлежало – в кресле-качалке и бессовестно похрапывало. Темные волосы, давно нуждающиеся в стрижке или хотя бы в расческе, прикрывали глаза. Из-под халата выглядывали потрепанные жизнью носки. Красный и синий. На большом пальце синего расползалась дыра.
Мика готова была поклясться, что не далее как вчера собственными руками выбросила эту жуть! Наверное, уже в пятый раз. Но кошмарные носки всегда возвращались к хозяину.
Ну вот кто будет зачаровывать носки? Тем более такие...
Самое то для героя любовного романа, не правда ли?
В просторном холле царил полумрак, в котором терялись и изогнутая лестница, ведущая на второй этаж, и забитые книгами вперемежку со всяческим полезным и не очень хламом шкафы вдоль темных стен, и высокий потолок с массивной люстрой, крепящейся к толстой цепи.
С люстры вниз головой свисала не менее толстая летучая мышь совершенно дикого ярко-фиолетового окраса.
Ей не повезло упасть в одно из зелий мэтра. С тех пор так и обретается в особняке. Иногда, под настроение, даже ошалевших девиц отваживает.
Кстати о зельях. Посреди холла над магическим пламенем мерно булькал очередной эксперимент, предусмотрительно прикрытый тяжелой крышкой.
Мэтр столь же мерно посапывал в сторонке, беспечно пустив процесс на самотек.
Мика вздохнула и без особого пиетета пнула кресло.
– А?! – подскочило злобное зло.
– Доброе утро, мэтр! – лучезарно улыбнулась она. – Как спалось? Ничего важного не откусили?
– Оно безобидное, – зевнув и покосившись на зелье, без особой уверенности сказал Фолан и сменил тему: – Что нового в городе?
Он выпутался из халата, оставшись в светло-серых домашних брюках и рубашке, обошел котел, потыкал в него ногой в красном носке.
Из-под вроде бы плотно пригнанной крышки выкатилась едко-желтая капля, шлепнулась вниз...
С двумя дырками на носках облик мэтра обрел некую гармонию и завершенность. Увы, ненадолго: прожженные края тут же потянулись друг к другу и под грустный вздох мэтра накрепко срослись.
– Девица Гратов пропала, уже сутки дома не появляется, – отодвинувшись подальше от котла, принялась перечислять собранные слухи Мика.
– Не крал, – отмахнулся Фолан.
– Исчезли три дворняги...
– Не ел.
– Градоправитель жаждет с вами пообщаться...
– Не хочу.
Мэтр погасил огонь под котлом. Приподнимать крышку, впрочем, не спешил, сначала прислушался, не зародилась ли там жизнь.
Сегодня пронесло.
– А придется, – с почти искренним сочувствием вздохнула Мика.
– С чего бы? – поморщился Фолан, осторожно заглядывая в котел и с интересом изучая нежно-лиловое зелье.
Похоже, он и сам не знал, что у него вышло.
– На прошлой неделе вы имели несчастье столкнуться с лэри Ванс, – издалека начала Мика, не раз уличенная начальством в отсутствии такта. – В кустах возле кладбища...
– И? – насторожилось оное начальство, печенкой чуя подвох.
– И теперь лэр градоправитель обвиняет вас в том, что в тех кустах вы скомпрометировали его сестру, – на одном дыхании выпалила Мика, решив, что такт здесь уже не поможет. – Три с половиной раза.
– С половиной? Это как? – растерялось злобное зло.
– Простите, уточнить постеснялась, – хмыкнула его приспешница. – И потом, вам лучше знать, чем вы в этих кустах занимались...
– Лично я – защищался! – оскорбленно вскинулся Фолан, побледнев так, что едва заметные, почти невидимые веснушки на носу стали яркими, как весеннее солнышко.
– Объясните это лэру Вансу, – посоветовала Мика.
– На месте лэра Ванса я бы молчал, даже будь это правдой, – насупился мэтр.
– Не скажите. Такую сестру я бы и сама выпихнула замуж за кого угодно. Даже за вас, – не согласилась она.
Характер у нежной с виду девы был не просто тяжелым, а поистине невыносимым. Вот градоправитель и не вынес... Вернее, решил поднапрячься и перебросить на чужие плечи. Кто ж виноват, что подвернулись именно плечи мэтра?
Из дома он выбирался редко, но удивительно метко.
Может, и правы пресветлые жрецы, утверждая, что темная магия до добра не доводит.
– У тебя, кажется, какие-то личные дела были? – поскучнел чернокнижник.
– И есть, – кивнула Мика, проследила, как мэтр устраивается в любимом кресле, и с подозрением осведомилась: – Опять за кем-то шпионить собрались?
– Не шпионить, а наблюдать, – огрызнулся Фолан, прикрывая глаза. – Я кое-кого жду. А ты иди уже отсюда... И вернись до темноты.
– Боитесь за меня? – поддразнила помощница.
– Боюсь за себя, – буркнул мэтр.
– Правильно боитесь, – пробормотала Мика. – Вот врастете в кресло...
Хотя еще не известно, что хуже: стать частью мебели – или же мужем кого-то вроде лэры Ванс.
От такой никакие зачарованные носки не спасут.
И не спасутся.
– Что? – не расслышало успевшее расслабиться злобное зло.
– С ворот череп упал, говорю, поставить бы на место, – громко сказала Мика. – Ну заодно и инвентарь собрать неплохо бы.
– А почему упал череп и что инвентарь делает у ворот? – нахмурился мэтр, приоткрыв один глаз.
– Потому что в ворота врезалась тележка.
– И какого беса она туда врезалась?
– Не беса, а духа, – поправила Мика. – Того, что в нее вселился.
– Микаэлла... – простонал Фолан, окончательно просыпаясь. – Где ты откопала духа?!
– Я не копала. Я всего лишь заглянула в пекарню. Он сам привязался.
– Пекарня в другой стороне Даратта, – вкрадчиво уточнил мэтр. – Как ты там оказалась?!
– Не могла же я отказать пекарю в маленькой просьбе осмотреть лавку, – скромно опустила глаза Мика. – Там уже пару дней что-то грохочет и стенает, вот я и...
– Потащилась туда сама вместо того чтобы позвать меня! – вскочило на ноги всклокоченное и до глубины черной-пречерной – по уверениям тех же жрецов – души возмущенное зло.
– В прошлый раз вы две недели ворчали и бухтели, что я потревожила вас из-за какой-то ерунды, – напомнили ему.
– В прошлый раз действительно была ерунда!
Мэтр живо смахивал на кипящий чайник, из носика которого вовсю валит пар, и Мика опасливо отошла поближе к двери, прежде чем сказать:
– Вы бы памятку, что ли, написали, что считать ерундой, а что – важным событием. А то я уже совершенно запуталась!
За дверь она вымелась раньше, чем в нее запустили крышкой от котла. Послышался глухой удар, писк, всплеск... короткое, но емкое ругательство.
Кажется, мышь снова упала в котел.
Мика со вздохом посмотрела на небо, прикинула, что времени еще достаточно, и вернулась в дом.
ГЛАВА 3
Вылавливали, отмывали и успокаивали мышь в четыре руки, в процессе заляпав и пол, и одежду зельем с неизвестными свойствами, и Мика отчаянно надеялась, что не станет нежно-лиловой. По крайней мере, мышь окрас не изменила, а также не взорвалась, ни в кого не превратилась и в общем и целом – если не считать душевного потрясения – чувствовала себя неплохо. Вымытая и высушенная, она распушилась, словно одуванчик летней порой, куснула зазевавшееся злобное зло за палец и с ругательным писком улетела на второй этаж, где и затихла.
Не забыть бы проверить кровать перед сном. Вряд ли оскорбленная мышь утолила жажду мести одним лишь пальцем чернокнижника, всего-навсего надкушенным, а не отгрызенным.
Забинтовав палец непрерывно причитавшему пострадавшему, Мика переоделась, прихватила заранее подготовленную сумку и выбежала из особняка, старательно проигнорировав заляпанный зельем пол.
Потом уберет. А если мэтру что-то не нравится, пусть сам тряпкой поработает или там жуткомогучие полоотмывательные чары использует. В другой раз трижды подумает, прежде чем в слабых и беззащитных помощниц крышками бросаться!
Обогнув дом, Мика остановилась возле сплетенной из стеблей роз полукруглой клетки. Она походила бы на просторную беседку, будь у нее хотя бы один вход. Стебли сплетались тесно, да и распустившиеся бутоны мешали обзору, но Мика все же нашла небольшую прореху и затаив дыхание посмотрела на дивное существо, лениво поедающее розовые лепестки.
Сумрачный конь цвета самой непроглядной ночи, высокий, изящный, с раскосыми глазами, в фиолетовой глубине которых сверкали зарницы, с роскошной гривой, темным туманом стекающей на землю. Чистое воплощение магии. Бесшумное. Быстрое, не знающее устали. Прекрасное. Совершенное.
И подчиняющееся лишь чернокнижникам.
Простым смертным даже и мечтать о подобном счастье не стоило.
Но Мика мечтала. И, вопреки недовольству мэтра, регулярно не только любовалась своей мечтой, но и касалась ее. Вот и сейчас, привычно оцарапавшись, протиснула-таки руку внутрь клетки и разжала ладонь.
Горсть белоснежных лепестков тут же заинтересовала волшебное создание.
Белые розы здесь не росли, зато в изобилии водились в саду градоправителя. Вряд ли кто заметит, что оных стало немного меньше... Ну, или много, какая разница. Все равно бы завяли или пали жертвой первых морозов.
Прикосновение мягких губ к ладони было щекотным и ни на что не похожим. Словно ласковый ветерок погладил, сдувая легкие лепестки. Миг – и ни одного не осталось.
