Кажется, усатой морде показалось мало честно уворованного пирожного, а потому она решила заесть оное не вовремя вернувшейся в дом мышью.
Кто из них кем в итоге откушает, мэтр дожидаться не стал. Отлепился от стены, помянув не особо ласковым словом ученичков, и почти бегом добрался до своей спальни.
Мышь было жаль. Самую малость. Где-то в неизведанных глубинах души. Впрочем, продлилось сие недостойное чернокнижника состояние недолго.
Не успел Фолан отдышаться, как в закрытое окно негромко, но настойчиво постучали. Во тьме позднего осеннего вечера, затопившей комнату, стук прозвучал весьма зловеще, настолько, что мэтр невольно вздрогнул.
Устыдившись и пообещав себе завтра же начать принимать успокаивающую настойку, Фолан, не зажигая свет, решительно распахнул раму.
Ожившим клочком мрака в комнату влетел совершенно незнакомый ворон. Заложив под потолком круг, опустился на подоконник, хрипло каркнул, роняя письмо в черном плотном конверте без единой пометки, и вновь бесшумно растворился во тьме.
Брать письмо в руки мэтр не спешил.
Немало подобных посланий довелось ему повидать – и получать: внешне безобидных, но таящих в себе опасные чары.
Оно лежало на полу, слегка мерцая и маня скрывающейся в нем тайной.
Чарами, конечно, фонило, но опасности вроде бы не чувствовалось.
Мэтр все же зажег свет, захлопнул окно и задернул шторы. Подняв конверт, вскрыл его и вытряхнул тонкий лист белоснежной бумаги, исписанный затейливым почерком.
Письмо пахло розами.
Так же, как и предыдущие три раза.
Помнится, получив такое же послание в первый раз, Фолан просмотрел его, особо не вчитываясь... Удивленно хмыкнул и перечитал, уже гораздо внимательнее.
За витиеватыми фразами, на беглый взгляд совершенно лишенными смысла, скрывалось предложение, от которого не отказался бы ни один чернокнижник в самом что ни на есть классическом, старательно поддерживаемом светлыми жрецами понимании.
Мало кто осознавал, что понимание это к реальности никакого отношения не имеет. По крайней мере, далеко не всегда.
Мэтр поморщился, скомкал письмо и хотел было испепелить его, но в последний момент передумал. Расправил бумагу, аккуратно сложил в конверт, а конверт спрятал в шкатулку темного дерева, густо украшенную резьбой.
Он не мог объяснить, зачем ему это. Наверное, просто на память. Не каждый день получаешь такие предложения. Не каждый год. Да и не каждую жизнь.
Однако через неделю мэтр осознал свою ошибку, и второе письмо, написанное столь же витиевато, но куда более настойчиво, отправилось в шкатулку.
Еще через неделю там оказалось и третье.
И вот сейчас Фолан держал в руках уже четвертое послание и знать не знал, что следует предпринять, чтобы от него наконец отстали: согласиться или разозлиться?
С каждой минутой он все больше склонялся к последнему. И, не будь столь уставшим, непременно бы дал волю эмоциям. Но усталость давила на плечи и оплетала сердце, нашептывая, что незачем злиться сегодня, когда можно сделать это завтра. Или послезавтра. Или тогда, когда решится вопрос с учениками. А там, может, про него все же забудут, и необходимость сия и вовсе отпадет.
Злость, между прочим, ценный ресурс, которого зачастую не хватает. Зачем же тратить его попусту?
Никогда еще мышь не испытывала подобного унижения.
Чтобы ее, полновластную хозяйку особняка и повелительницу двух жалких людишек, гоняла какая-то ободранная уличная кошка?!
Да такого и в страшном сне присниться не могло, а уж снов за свою долгую и насыщенную жизнь мышь повидала немало.
И тем не менее это случилось. С полного попустительства ее верных, хоть иногда странных и не ценящих своего счастья, слуг!
Мышь была оскорблена – от кончиков ушей до острых коготков. Оскорблена, возмущена и, чего уж там, испугана.
Последнее, пожалуй, вполне оправдывало то, что впервые она наведалась в комнату одного из своих верноподданных с мирной целью.
Кто же виноват в том, что цели склонны меняться?
Успокоившаяся, отогревшаяся под теплым одеялом мышь решила, что слишком долго была примерной барышней и что для поддержания почти рухнувшей репутации неплохо бы оное одеяло сгрызть. И не важно, если в разгаре сего процесса под острые зубки подвернется вовсе не плотная ткань, а вполне себе нежное девичье бедрышко.
Хозяйка бедрышка, впрочем, так не считала и совершенно непочтительно выпнула мышь с уютного ложа. А потом еще и по комнате ее гоняла, размахивая полотенцем и выкрикивая не самые приличные слова, от которых благовоспитанная – в отличие от некоторых, не будем показывать крыльями! – мышь непременно покраснела бы. Если бы могла.
Девица на удивление быстро выдохлась, уронила полотенце, рухнула на кровать и махнула на мышь рукой. Та, осторожно примостившись рядом, сделала вид, что ничего особенного не случилось, но из комнаты вылетать отказалась категорически.
После долгих уговоров, в результате которых комната приобрела живописный вид, в коридор таки вышли обе: и девица, и мышь. Только девица – своими ногами, а мышь – верхом на ней.
Переговоры – великая вещь.
Главное, измотать противника так, чтобы он согласился на любые условия.
Хмурая Мика вышла из комнаты, размышляя о том, что будет рада, если мышь когда-нибудь все же утонет в котле с зельем. Фиолетовое чудовище, вцепившееся в плечо мертвой хваткой, отличалось редкостной упитанностью и потрясающей невоспитанностью. А сама Мика – излишним мягкосердечием. Надо было выкинуть незваную гостью в окно, а не вестись на жалобные писки и потрепанный вид. В конце концов, Мика выглядела не лучше, но приводить себя в порядок не имелось ни сил, ни желания.
Недовольно пыхтящая, в низко надвинутой на глаза шапке, ссутулившаяся, с надутой мышью на плече, Мика, должно быть, являла собой настоящий идеал пособницы злобного зла. Жаль, оценить в сей ранний час столь темный образ было некому.
Храп на этаже стоял знатный.
Незнакомый храп.
Родное зло на такие рулады было попросту неспособно!
Не удержавшись, Мика прокралась к двери, из-за которой доносились впечатляющие звуки, и чуть приоткрыла створку.
Поперек широкой кровати прямо в одежде спали близнецы.
Молча.
На мягком коврике, вольготно раскинув лапы и распушив хвост, храпела опутанная слабо мерцающей сетью чар нечисть.
Душевно, с переливами. И чудилась в этом храпе неведомая мелодия...
Мышь возмущенно выпустила коготки.
Мика несильно хлопнула ее по макушке и двинулась дальше.
С каждой минутой родной почти что особняк все больше и больше походил на сумасшедший дом.
И пора было выяснить у содержателя сего славного заведения, надолго ли.
Фолан искренне считал, что утро по определению не может быть добрым. Это же утро было и вовсе отвратительным.
Началось оно слишком рано, внезапно и вопиюще нагло: на беззащитное, сонное злобное зло подло уронили тяжеленный камень. Прямиком на живот. И пока несчастная жертва, позабывшая о магии, пыталась сделать вдох, камень отрастил когти и от души по ней потоптался.
– Кышшш, – просипел отдышавшийся и взбодрившийся Фолан, стряхивая с себя нахальную кошку, невесть как просочившуюся в спальню.
Ведь он запер дверь.
Или не запер?
Словно в ответ на его мысли, дверь резко распахнулась, и на пороге, окутанное предрассветными сумерками, возникло пугающее существо.
Невысокое, странно скособоченное, с крылатым демоном на плече.
Демон издал до боли знакомый писк и, подпрыгнув, угнездился прямиком на макушке существа.
– Поговорим? – покачнувшись, но устояв, угрожающе предложило оно.
Откуда-то, кажется, из-под кровати, донеслось предвкушающее шипение...
Когда мышиные вопли и кошачьи завывания стихли в глубине дома, а усаженная в кресло и снабженная шоколадкой – неслыханная щедрость или же величайшая мудрость – Мика немного успокоилась, мэтр соизволил-таки поведать тайну явления странных парней.
– Это мои ученики, – признался он, тоскливо и обреченно, так, что Мике на миг – краткий, но пронзительный – даже жаль его стало. – По древней традиции я выберу лучшего и передам ему большую часть своей силы, книгу знаний и этот дом.
– Зачем?! – вырвалось у Мики.
Шоколадка закончилась, и приятная сладость резко сменилась странной горечью.
Чтобы злобное зло – пусть и ленивое, но все-таки в самом расцвете лет – добровольно отдало кому-то силу?!
Кому-то из тех балбесов?..
– Я устал, – пожал плечами мэтр. – Сила обязывает. Сковывает. А я хочу в полной мере ощутить свободу. Хочу ощутить, каково это, быть обычным человеком. Почти обычным, конечно, ибо от всей силы просто так не отделаешься, – со вздохом уточнил он.
Мика смотрела на него во все глаза и понимала: злобное зло явно что-то не то съело... или надышалось своими зельями, или же ударилось головой, настолько сильно, что там все перемешалось, перепуталось и жестоко задушило здравый смысл.
Ей казалось, что мэтр искренне любит свое занятие. Да, он жутко ленился, и часто приходилось с боем выпихивать его на подвиги ради спокойного сна горожан, но...
Как можно отказаться от собственной сути?
Все дело в банальной скуке? Или в одиночестве, от которого, как уверяла тетушка – тьфу-тьфу, чтоб не накликать! – люди склонны дичать и творить безумные вещи.
Злобное зло вон вконец одичало.
Растрепанное, в теплой пижаме в сине-белый горошек и тоской во взоре, выглядело оно на редкость уютно, мило и трогательно.
Совсем как потерянный щенок.
Ну просто обнять и плакать.
– А давайте мы вам лучше невесту найдем! – неожиданно даже для самой себя выпалила Мика.
А что? Вот оно, решение всех проблем, простое и изящное!
Невеста и обнимет, и поплачет, и лишнюю дурь из жениха выбьет. На законных основаниях.
Мэтр вздрогнул, зачем-то кинул быстрый, ставший каким-то затравленным взгляд на ноги, как всегда облаченные в разноцветные носки, по-детски обиженно поджал губы и воззрился на помощницу с видом умученного жизнью человека, которому расписывают все ее сомнительные прелести, и вдохновившаяся было Мика сникла, поняв, что ее столь блестящий план пришелся злобному злу не по душе.
– Никаких невест, – отрезало оно, становясь злом хмурым. – Я уже все решил.
Решил он!.. И даже не подумал, в какой тупик это решение поставит его верную пособницу.
– А как же я? – шмыгнула носом она, с ужасом чувствуя, что готова разреветься.
И так страшно стало...
Действительно, как? Если злобное зло, единственный человек, оказавший ей помощь, уедет отсюда, то... Как тогда быть?
– Передача силы – дело не быстрое, – проницательно глянул на почти раскисшую помощницу мэтр. – Так что я здесь задержусь. Возможно, даже до того дня, как истечет срок нашего договора. А потом... Я в полной мере оценил присутствие в жизни незаменимого и толкового помощника. И буду рад, если ты поедешь со мной.
Плакать резко расхотелось. Незаменимая и толковая помощница чернокнижника вновь шмыгнула носом, успокаиваясь, и медленно кивнула.
Предложение определенно стоило обдумать. Но не сейчас.
Сейчас, когда этот вопрос перестал давить на сердце, можно было разобраться и с другими.
– Посмотрим, – буркнула Мика, сложив руки на груди. – Но, если уж вы давно и окончательно все решили, почему не предупредили об этом меня?!
В доме, который она за полгода привыкла считать если и не своим, то уж точно безопасным, поселились чужаки, и у нее не было времени свыкнуться с этой мыслью.
Обидно.
– Не хотел заранее тебя пугать, – пожал плечами мэтр.
Вот уж кто не видел в этом проблемы. Но как раз-таки у него она имелась!
– А как же ваш секрет? – медовым – хоть на хлеб намазывай – голосом осведомилась Мика. – Или перед вашими учениками мне необязательно его хранить?
– Обязательно, – поморщился Фолан. – Пожалуйста, постарайся, чтобы они ни о чем не узнали.
– Нажалуются? – полюбопытствовала Мика.
Среди чернокнижников, в отличие от других магов, и в самом деле не принято вовлекать в чародейные дела женщин. И следят за этим не то чтобы строго, но... Темный Ковен преступившего обычай мага по голове не погладит.
Невежественные, по самые лысины увязшие в дурацких, мхом поросших традициях старые сморчки!
– Засмеют, – отрезало злобное зло.
Ну... Эти могут. Несомненно.
– И что же делать? – изогнула брови Мика. – Прикажете мне и дома шапку носить?
Мышь будет в восторге. Воспитаннички мэтра – тоже. Уж если они учителя не постеснялись бы высмеять, то что уж говорить о его помощнике?
Подобного отношения Мика точно не стерпела бы.
– Это будет странно, – хмыкнул чернокнижник. – И глупо. Ты же видела моих умников. Распусти им волосы да обряди в платье – от девиц не отличишь. Мода, чтоб ее. Но нам на руку. Думаю, из тебя выйдет премилый хвостатый оболтус.
Мика невольно представила учеников, наряженных в кружевные платьица, и нервно хихикнула. В здравом уме перепутать их с девицами, на ее взгляд, было невозможно.
Но, как она уже убедилась, сегодня злобное зло и здравый ум шли разными путями. Строго параллельными.
На Мику накатила необъяснимая тоска. Почти такая же, какая плескалась в глазах мэтра.
– А может, есть чары, отводящие излишнее внимание? – без особой надежды спросила она. – Ну... чтобы ко мне не приглядывались слишком пристально?
Отчего-то не хотелось выглядеть глупо в глазах этих «умников и модников».
К тому же... О таких чарах Мика обязательно спросила бы, даже не появись внезапные, как снег посреди жаркого лета, ученички, ибо повторения нежданной встречи в Сверте она ничуть не жаждала. И если уж есть возможность стрясти полезный амулет, не вдаваясь в истинные причины, то грех оной не воспользоваться.
– Так сильно надо? – тоскливо вопросило до неприличия ленивое злобное зло.
– Надо! – горячо подхватила Мика. – Очень-очень!
– Ладно, – неохотно кивнул мэтр, и она утвердилась в мнении, что соглашается он только потому, что сам же эту кашу и заварил. Иначе бы точно не допросилась. – Мне нужно украшение, которое ты носила... Лучше всего – из драгоценного металла. Но ведь у тебя такого нет? – с явной надеждой воззрился на помощницу чернокнижник.
– У меня такое есть, – мрачно отозвалась она и, дабы не дать ленивому злу шанса передумать, рванула к себе.
Вещица отыскалась на самом дне сумки, с которой Мика когда-то пришла в этот дом. Завернутая в старую тряпицу, давно уже не знавшая тепла рук...
Тонкий браслет неярко сиял в мягком свете волшебного огонька. Мика и сама не знала, почему не выбросила его. Наверное, чтобы помнить, чем может обернуться дружба, и никогда не повторять подобных ошибок.
Так или иначе, но теперь этот сомнительный дар пойдет ей на пользу.
Злобное зло без особого энтузиазма взяло браслет и обещало зачаровать его к завтраку. А может, к обеду. А может...
– Если до завтрака ничего не сделаете, я выйду в столовую в платье, – пригрозила его пособница и была невежливо выставлена прочь.
Немного послушав пламенные речи о качестве воспитания современной молодежи, доносящиеся из-за закрытой двери, Мика фыркнула и пошла к себе.
Качественно воспитанная лэри ни за что бы здесь не выжила. Да она бы здесь даже не оказалась! Уж это-то мэтр должен был понимать как никто другой. Так чего теперь жаловаться?
В своей комнате, надежно закрыв дверь, Мика долго стояла у зеркала. В общем-то мэтр был прав. Слишком невзрачная да тощая она для девицы. Платья да прически хоть как-то исправляли печальную ситуацию, но эта одежда скрывала ее фигуру. Кто в здравом уме к ней приглядываться-то будет?
Кто из них кем в итоге откушает, мэтр дожидаться не стал. Отлепился от стены, помянув не особо ласковым словом ученичков, и почти бегом добрался до своей спальни.
Мышь было жаль. Самую малость. Где-то в неизведанных глубинах души. Впрочем, продлилось сие недостойное чернокнижника состояние недолго.
Не успел Фолан отдышаться, как в закрытое окно негромко, но настойчиво постучали. Во тьме позднего осеннего вечера, затопившей комнату, стук прозвучал весьма зловеще, настолько, что мэтр невольно вздрогнул.
Устыдившись и пообещав себе завтра же начать принимать успокаивающую настойку, Фолан, не зажигая свет, решительно распахнул раму.
Ожившим клочком мрака в комнату влетел совершенно незнакомый ворон. Заложив под потолком круг, опустился на подоконник, хрипло каркнул, роняя письмо в черном плотном конверте без единой пометки, и вновь бесшумно растворился во тьме.
Брать письмо в руки мэтр не спешил.
Немало подобных посланий довелось ему повидать – и получать: внешне безобидных, но таящих в себе опасные чары.
Оно лежало на полу, слегка мерцая и маня скрывающейся в нем тайной.
Чарами, конечно, фонило, но опасности вроде бы не чувствовалось.
Мэтр все же зажег свет, захлопнул окно и задернул шторы. Подняв конверт, вскрыл его и вытряхнул тонкий лист белоснежной бумаги, исписанный затейливым почерком.
Письмо пахло розами.
Так же, как и предыдущие три раза.
Помнится, получив такое же послание в первый раз, Фолан просмотрел его, особо не вчитываясь... Удивленно хмыкнул и перечитал, уже гораздо внимательнее.
За витиеватыми фразами, на беглый взгляд совершенно лишенными смысла, скрывалось предложение, от которого не отказался бы ни один чернокнижник в самом что ни на есть классическом, старательно поддерживаемом светлыми жрецами понимании.
Мало кто осознавал, что понимание это к реальности никакого отношения не имеет. По крайней мере, далеко не всегда.
Мэтр поморщился, скомкал письмо и хотел было испепелить его, но в последний момент передумал. Расправил бумагу, аккуратно сложил в конверт, а конверт спрятал в шкатулку темного дерева, густо украшенную резьбой.
Он не мог объяснить, зачем ему это. Наверное, просто на память. Не каждый день получаешь такие предложения. Не каждый год. Да и не каждую жизнь.
Однако через неделю мэтр осознал свою ошибку, и второе письмо, написанное столь же витиевато, но куда более настойчиво, отправилось в шкатулку.
Еще через неделю там оказалось и третье.
И вот сейчас Фолан держал в руках уже четвертое послание и знать не знал, что следует предпринять, чтобы от него наконец отстали: согласиться или разозлиться?
С каждой минутой он все больше склонялся к последнему. И, не будь столь уставшим, непременно бы дал волю эмоциям. Но усталость давила на плечи и оплетала сердце, нашептывая, что незачем злиться сегодня, когда можно сделать это завтра. Или послезавтра. Или тогда, когда решится вопрос с учениками. А там, может, про него все же забудут, и необходимость сия и вовсе отпадет.
Злость, между прочим, ценный ресурс, которого зачастую не хватает. Зачем же тратить его попусту?
ГЛАВА 8
Никогда еще мышь не испытывала подобного унижения.
Чтобы ее, полновластную хозяйку особняка и повелительницу двух жалких людишек, гоняла какая-то ободранная уличная кошка?!
Да такого и в страшном сне присниться не могло, а уж снов за свою долгую и насыщенную жизнь мышь повидала немало.
И тем не менее это случилось. С полного попустительства ее верных, хоть иногда странных и не ценящих своего счастья, слуг!
Мышь была оскорблена – от кончиков ушей до острых коготков. Оскорблена, возмущена и, чего уж там, испугана.
Последнее, пожалуй, вполне оправдывало то, что впервые она наведалась в комнату одного из своих верноподданных с мирной целью.
Кто же виноват в том, что цели склонны меняться?
Успокоившаяся, отогревшаяся под теплым одеялом мышь решила, что слишком долго была примерной барышней и что для поддержания почти рухнувшей репутации неплохо бы оное одеяло сгрызть. И не важно, если в разгаре сего процесса под острые зубки подвернется вовсе не плотная ткань, а вполне себе нежное девичье бедрышко.
Хозяйка бедрышка, впрочем, так не считала и совершенно непочтительно выпнула мышь с уютного ложа. А потом еще и по комнате ее гоняла, размахивая полотенцем и выкрикивая не самые приличные слова, от которых благовоспитанная – в отличие от некоторых, не будем показывать крыльями! – мышь непременно покраснела бы. Если бы могла.
Девица на удивление быстро выдохлась, уронила полотенце, рухнула на кровать и махнула на мышь рукой. Та, осторожно примостившись рядом, сделала вид, что ничего особенного не случилось, но из комнаты вылетать отказалась категорически.
После долгих уговоров, в результате которых комната приобрела живописный вид, в коридор таки вышли обе: и девица, и мышь. Только девица – своими ногами, а мышь – верхом на ней.
Переговоры – великая вещь.
Главное, измотать противника так, чтобы он согласился на любые условия.
***
Хмурая Мика вышла из комнаты, размышляя о том, что будет рада, если мышь когда-нибудь все же утонет в котле с зельем. Фиолетовое чудовище, вцепившееся в плечо мертвой хваткой, отличалось редкостной упитанностью и потрясающей невоспитанностью. А сама Мика – излишним мягкосердечием. Надо было выкинуть незваную гостью в окно, а не вестись на жалобные писки и потрепанный вид. В конце концов, Мика выглядела не лучше, но приводить себя в порядок не имелось ни сил, ни желания.
Недовольно пыхтящая, в низко надвинутой на глаза шапке, ссутулившаяся, с надутой мышью на плече, Мика, должно быть, являла собой настоящий идеал пособницы злобного зла. Жаль, оценить в сей ранний час столь темный образ было некому.
Храп на этаже стоял знатный.
Незнакомый храп.
Родное зло на такие рулады было попросту неспособно!
Не удержавшись, Мика прокралась к двери, из-за которой доносились впечатляющие звуки, и чуть приоткрыла створку.
Поперек широкой кровати прямо в одежде спали близнецы.
Молча.
На мягком коврике, вольготно раскинув лапы и распушив хвост, храпела опутанная слабо мерцающей сетью чар нечисть.
Душевно, с переливами. И чудилась в этом храпе неведомая мелодия...
Мышь возмущенно выпустила коготки.
Мика несильно хлопнула ее по макушке и двинулась дальше.
С каждой минутой родной почти что особняк все больше и больше походил на сумасшедший дом.
И пора было выяснить у содержателя сего славного заведения, надолго ли.
***
Фолан искренне считал, что утро по определению не может быть добрым. Это же утро было и вовсе отвратительным.
Началось оно слишком рано, внезапно и вопиюще нагло: на беззащитное, сонное злобное зло подло уронили тяжеленный камень. Прямиком на живот. И пока несчастная жертва, позабывшая о магии, пыталась сделать вдох, камень отрастил когти и от души по ней потоптался.
– Кышшш, – просипел отдышавшийся и взбодрившийся Фолан, стряхивая с себя нахальную кошку, невесть как просочившуюся в спальню.
Ведь он запер дверь.
Или не запер?
Словно в ответ на его мысли, дверь резко распахнулась, и на пороге, окутанное предрассветными сумерками, возникло пугающее существо.
Невысокое, странно скособоченное, с крылатым демоном на плече.
Демон издал до боли знакомый писк и, подпрыгнув, угнездился прямиком на макушке существа.
– Поговорим? – покачнувшись, но устояв, угрожающе предложило оно.
Откуда-то, кажется, из-под кровати, донеслось предвкушающее шипение...
***
Когда мышиные вопли и кошачьи завывания стихли в глубине дома, а усаженная в кресло и снабженная шоколадкой – неслыханная щедрость или же величайшая мудрость – Мика немного успокоилась, мэтр соизволил-таки поведать тайну явления странных парней.
– Это мои ученики, – признался он, тоскливо и обреченно, так, что Мике на миг – краткий, но пронзительный – даже жаль его стало. – По древней традиции я выберу лучшего и передам ему большую часть своей силы, книгу знаний и этот дом.
– Зачем?! – вырвалось у Мики.
Шоколадка закончилась, и приятная сладость резко сменилась странной горечью.
Чтобы злобное зло – пусть и ленивое, но все-таки в самом расцвете лет – добровольно отдало кому-то силу?!
Кому-то из тех балбесов?..
– Я устал, – пожал плечами мэтр. – Сила обязывает. Сковывает. А я хочу в полной мере ощутить свободу. Хочу ощутить, каково это, быть обычным человеком. Почти обычным, конечно, ибо от всей силы просто так не отделаешься, – со вздохом уточнил он.
Мика смотрела на него во все глаза и понимала: злобное зло явно что-то не то съело... или надышалось своими зельями, или же ударилось головой, настолько сильно, что там все перемешалось, перепуталось и жестоко задушило здравый смысл.
Ей казалось, что мэтр искренне любит свое занятие. Да, он жутко ленился, и часто приходилось с боем выпихивать его на подвиги ради спокойного сна горожан, но...
Как можно отказаться от собственной сути?
Все дело в банальной скуке? Или в одиночестве, от которого, как уверяла тетушка – тьфу-тьфу, чтоб не накликать! – люди склонны дичать и творить безумные вещи.
Злобное зло вон вконец одичало.
Растрепанное, в теплой пижаме в сине-белый горошек и тоской во взоре, выглядело оно на редкость уютно, мило и трогательно.
Совсем как потерянный щенок.
Ну просто обнять и плакать.
– А давайте мы вам лучше невесту найдем! – неожиданно даже для самой себя выпалила Мика.
А что? Вот оно, решение всех проблем, простое и изящное!
Невеста и обнимет, и поплачет, и лишнюю дурь из жениха выбьет. На законных основаниях.
Мэтр вздрогнул, зачем-то кинул быстрый, ставший каким-то затравленным взгляд на ноги, как всегда облаченные в разноцветные носки, по-детски обиженно поджал губы и воззрился на помощницу с видом умученного жизнью человека, которому расписывают все ее сомнительные прелести, и вдохновившаяся было Мика сникла, поняв, что ее столь блестящий план пришелся злобному злу не по душе.
– Никаких невест, – отрезало оно, становясь злом хмурым. – Я уже все решил.
Решил он!.. И даже не подумал, в какой тупик это решение поставит его верную пособницу.
– А как же я? – шмыгнула носом она, с ужасом чувствуя, что готова разреветься.
И так страшно стало...
Действительно, как? Если злобное зло, единственный человек, оказавший ей помощь, уедет отсюда, то... Как тогда быть?
– Передача силы – дело не быстрое, – проницательно глянул на почти раскисшую помощницу мэтр. – Так что я здесь задержусь. Возможно, даже до того дня, как истечет срок нашего договора. А потом... Я в полной мере оценил присутствие в жизни незаменимого и толкового помощника. И буду рад, если ты поедешь со мной.
Плакать резко расхотелось. Незаменимая и толковая помощница чернокнижника вновь шмыгнула носом, успокаиваясь, и медленно кивнула.
Предложение определенно стоило обдумать. Но не сейчас.
Сейчас, когда этот вопрос перестал давить на сердце, можно было разобраться и с другими.
– Посмотрим, – буркнула Мика, сложив руки на груди. – Но, если уж вы давно и окончательно все решили, почему не предупредили об этом меня?!
В доме, который она за полгода привыкла считать если и не своим, то уж точно безопасным, поселились чужаки, и у нее не было времени свыкнуться с этой мыслью.
Обидно.
– Не хотел заранее тебя пугать, – пожал плечами мэтр.
Вот уж кто не видел в этом проблемы. Но как раз-таки у него она имелась!
– А как же ваш секрет? – медовым – хоть на хлеб намазывай – голосом осведомилась Мика. – Или перед вашими учениками мне необязательно его хранить?
– Обязательно, – поморщился Фолан. – Пожалуйста, постарайся, чтобы они ни о чем не узнали.
– Нажалуются? – полюбопытствовала Мика.
Среди чернокнижников, в отличие от других магов, и в самом деле не принято вовлекать в чародейные дела женщин. И следят за этим не то чтобы строго, но... Темный Ковен преступившего обычай мага по голове не погладит.
Невежественные, по самые лысины увязшие в дурацких, мхом поросших традициях старые сморчки!
– Засмеют, – отрезало злобное зло.
Ну... Эти могут. Несомненно.
– И что же делать? – изогнула брови Мика. – Прикажете мне и дома шапку носить?
Мышь будет в восторге. Воспитаннички мэтра – тоже. Уж если они учителя не постеснялись бы высмеять, то что уж говорить о его помощнике?
Подобного отношения Мика точно не стерпела бы.
– Это будет странно, – хмыкнул чернокнижник. – И глупо. Ты же видела моих умников. Распусти им волосы да обряди в платье – от девиц не отличишь. Мода, чтоб ее. Но нам на руку. Думаю, из тебя выйдет премилый хвостатый оболтус.
Мика невольно представила учеников, наряженных в кружевные платьица, и нервно хихикнула. В здравом уме перепутать их с девицами, на ее взгляд, было невозможно.
Но, как она уже убедилась, сегодня злобное зло и здравый ум шли разными путями. Строго параллельными.
На Мику накатила необъяснимая тоска. Почти такая же, какая плескалась в глазах мэтра.
– А может, есть чары, отводящие излишнее внимание? – без особой надежды спросила она. – Ну... чтобы ко мне не приглядывались слишком пристально?
Отчего-то не хотелось выглядеть глупо в глазах этих «умников и модников».
К тому же... О таких чарах Мика обязательно спросила бы, даже не появись внезапные, как снег посреди жаркого лета, ученички, ибо повторения нежданной встречи в Сверте она ничуть не жаждала. И если уж есть возможность стрясти полезный амулет, не вдаваясь в истинные причины, то грех оной не воспользоваться.
– Так сильно надо? – тоскливо вопросило до неприличия ленивое злобное зло.
– Надо! – горячо подхватила Мика. – Очень-очень!
– Ладно, – неохотно кивнул мэтр, и она утвердилась в мнении, что соглашается он только потому, что сам же эту кашу и заварил. Иначе бы точно не допросилась. – Мне нужно украшение, которое ты носила... Лучше всего – из драгоценного металла. Но ведь у тебя такого нет? – с явной надеждой воззрился на помощницу чернокнижник.
– У меня такое есть, – мрачно отозвалась она и, дабы не дать ленивому злу шанса передумать, рванула к себе.
Вещица отыскалась на самом дне сумки, с которой Мика когда-то пришла в этот дом. Завернутая в старую тряпицу, давно уже не знавшая тепла рук...
Тонкий браслет неярко сиял в мягком свете волшебного огонька. Мика и сама не знала, почему не выбросила его. Наверное, чтобы помнить, чем может обернуться дружба, и никогда не повторять подобных ошибок.
Так или иначе, но теперь этот сомнительный дар пойдет ей на пользу.
Злобное зло без особого энтузиазма взяло браслет и обещало зачаровать его к завтраку. А может, к обеду. А может...
– Если до завтрака ничего не сделаете, я выйду в столовую в платье, – пригрозила его пособница и была невежливо выставлена прочь.
Немного послушав пламенные речи о качестве воспитания современной молодежи, доносящиеся из-за закрытой двери, Мика фыркнула и пошла к себе.
Качественно воспитанная лэри ни за что бы здесь не выжила. Да она бы здесь даже не оказалась! Уж это-то мэтр должен был понимать как никто другой. Так чего теперь жаловаться?
В своей комнате, надежно закрыв дверь, Мика долго стояла у зеркала. В общем-то мэтр был прав. Слишком невзрачная да тощая она для девицы. Платья да прически хоть как-то исправляли печальную ситуацию, но эта одежда скрывала ее фигуру. Кто в здравом уме к ней приглядываться-то будет?
