- Так сжал или наступил? – уточнил дедушка.
- Кто-кто? – заволновалась бабушка.
Мысленно дала себе оплеуху и поспешала отвлечь их внимание новостью:
- К слову, я говорила, что у нас новый куратор? - театральная пауза и обиженная выдача преступника: - Именно он все это время не отпускал меня домой!
- Кто?
- Брэдвор Маккой...
Я ожидала, что сейчас бабушка вспомнит, кто сорвал мой поцелуй и обозвал меня Феей, но ахнул почему-то дедушка.
- Маккой?! – он резко поднялся, выпустив мои руки и стукнувшись о потолок. – Сын леди Тиллейд и вольного пахаря?
- Возможно. – Родителей Бреда я не знала, только сестру… ведьму.
- Конечно, он. Других таких в академии нет. Плетельщик, я прав? – Граф схватился за голову. – Студес, отправивший королеве ее почившего ворона… создавший иллюзию голема…
- Уже доцент, - решилась я на поправку, но меня не услышали, продолжая возмущаться.
- Кроссби выжил из ума!.. Если он считает, что я позволю… позволю, чтобы этот отчепенец учил мою внучку, он… он глубоко ошибается!
- Вряд ли это ошибка, скорее Арвейн в очередной раз ставит эксперимент, - заметила бабушка, но так же не была услышана. Глава нашей небольшой семьи со вспышкой исчез, и в карете на долгую минуту воцарилась давящая тишина, приправленная бурей бабушкиного интереса, толикой моего опасения и запахом грозы.
- Ты все-таки встретила его! Отбросила все свои страхи, предубеждения и отрицания! – Я ничего не успела ответить, как вдруг она оказалась рядом и крепко обняла меня. – Какое счастье!
- Во-первых, несчастье, - пробубнила я, - а во-вторых… не страшилась, а просто не хотела разочаровываться. Опять.
Так уж получилось, что после уворованного поцелуя на празднике Златокрылой бляхи, виновником моего возвращения в Девор я считала зеленоглазого пьяницу-брюнета. Успокоилась, когда он с моей подачи поссорился с Ричардс и разбил себе нос. И хотя ранение Бред получил случайно, я почувствовала себя отомщенной и успокоилась ровно до тех пор, пока гадкий смутьян не назвал меня О-о-о феей и не активировал второе условие гадания. Дедушка ужесточил меры наблюдения за мной, а проклятое прозвище тут же было подхвачено и, как зараза, разнесено по всей академии, охватив не только студесов, но и преподавателей. С этого дня я истово мечтала убить Маккоя, а бабушка настаивала на нашем более близком знакомстве. Два из трех, говорила она и подмигивала, чем не повод присмотреться к этому бунтарю.
Ведомая ее просьбой я присмотрелась…
И поняла, что мертвый ворон и шоколадный голем, так разозлившие дедушку, оказались ничтожными проделками в череде куда более крупных нарушений, а роман с Пенелопой Ричардс – детской влюбленностью. В моих глазах Маккой упал ниже некуда, и вряд ли когда-либо поднимется.
- Итак, какой он из себя? - Потребовала графиня ответа, а перехватив мой недоумевающий взгляд пояснила: – я говорю о том самом втором претенденте на твои руку и сердце?
- Ну… - образ обнаженного брюнета тут же всплыл перед глазами. Не будь он тем самым Бредом, я бы его во всех красках расписала. А так как бабушка о нем давно все знает, то тут и рассказывать нечего.
- Ты покраснела, – заметила она с улыбкой, - неужели второй настолько хорош. Ах, если так!.. Смею надеяться, что и первый в скорости покажет и лучшую свою сторону. Все-таки как куратор и ответственное лицо, он должен взять себя в руки, заматереть... Быть может, тебе еще придется между ними выбирать!
- Это вряд ли, - не поддержала я ее энтузиазма. – Дело в том, что он…
- Ни слова! – оборвала меня бабушка. – И даже имени не говори. Иначе наш дорогой граф опять начнет пытать меня вопросами. А я настолько счастлива, что вряд ли сдержусь как в прошлые разы и все ему расскажу. Два претендента – это замечательно!
Я не хотела ее расстраивать и в то же время не хотела вводить в заблуждение, впрочем мне и не пришлось. Вернулся дедушка. Вошел в карету, когда та остановилась на перекрестке, и фактически рухнул на сидение. Раздраженный и припыленный в порванном сюртуке и безвозвратно испорченных сапогах, он посмотрел на нас с бабушкой, затем на себя и приказал кучеру через окошко:
- Поворачивай к усадьбе.
- Вы решили отложить визит к королю, мой дорогой? – полюбопытствовала бабушка.
- Лишь до вечера, любовь моя, - в тон ей ответил граф и посмотрел на меня, - а возвращение Офелии в академию, мы отложим на неделю.
- Но декан… – памятуя о том, сколько всего я упущу, попыталась воспротивиться, и была остановлена непримиримым: – Не волнуйся, Кроссби я уже предупредил.
- Но куратор… - продолжила я настаивать, точно зная, что он может не справиться с Ссычом.
- А ему передадут это вместе с моим приглашением. – Ответил дедушка и, не обращая внимания на мое приглушенное «Что?!», с улыбкой сообщил супруге: - Дорогая, на день Зимнего Перелома я пригласил в наш дом еще одну пару.
- Молодую чету?
- Скорее пожилую дуэнью и ее воспитанницу.
7.
- Десять кругов.
- Но куратор! - воскликнули студесы, и я мрачно посмотрел на группу плетельщиков, волею случая попавших под мой гнет, то есть присмотр.
- Восемь… девочки, - мстительно увеличил дистанцию и едко добавил. – А мальчики пятнадцать.
- Но позвольте, - начал Златенский, в попытке смягчить приговор и осекся под моим недобрым взглядом. – Что ж восемь так восемь, пятнадцать так пятнадцать.
- Рад, что мы друг друга поняли. А теперь вперед и с песней.
- С какой? – решил уточнить долговязый студес Криги и схлопотал от Савронского тычок.
– Молча, - прошипели ему. – А будем и дальше стоять, нам добавят кругов.
Услышав это, группа, к моему сожалению, незамедлительно стартовала, и только на втором круге в стане бегущих прозвучало сопящее:
- И за что нам такое наказание?
- За все хорошее, - ехидно ответил я, подразумевая под «всем» Златенского, Нилову, Бюст и Ссыча. Проклятый метаморф за полчаса довел меня до белого каления одним лишь своим видом и парой фраз о доверчивости современных ведьм. И я уже был готов оплести урода парой-тройкой проклятий, когда он напомнил, что я легко и просто могу избавиться от его общества.
- Допустите меня к студесу Златенскому и я исчезну.
Так я ему и поверил. Исчезнет он. Как же! Урод просканирует всех студесов группы, соберет их ауры и образы и, во слову Морга, начнет манипулировать не только ими, но и мной.
Криво улыбнувшись, я ответил:
- Мне стоит подумать над этим.
- Часа хватит?
- Вряд ли я тугодум. Отложим разговор на завтра, - предложил я с самым любезным видом и откланялся из книгохранилища. Призраки смотрели мне вслед с восхищением, горгульи с пониманием, метаморф мрачно. А дальше, я в соответствии с подсказкой Ниловой, посетил свою комнату в общежитии, надел новый костюм, навел иллюзию на свой облик, и с самым таинственным видом отправился к мадам Безори на другой конец столицы.
Слежки я не видел, но тяжелый взгляд, то и дело сверлящий спину чувствовал хорошо. Он не отставал, даже когда я сменил три кареты и один общественный маготор, прошел через квартал мастеров и заблудился на рынке, чтобы найти подходящие к случаю цветы и сбить преследователя с толку. Сбить не вышло, выходит, метаморфа зацепило хорошо.
В неприметное четырехэтажное здание лечебницы я входил с довольной улыбкой, радостно поздоровался с хранителем, коим тут был старый гном, подмигнул встреченным в коридоре целительницам и без стука вошел в палату мадам Безори. Кикимора была прекрасна и тиха – спала. А может и выжидала, когда к ней приблизится какой-нибудь дурак, польстившийся на шикарный бюст, розовые приоткрытые для поцелуя уста, черный водопад волос и сияющую молодостью кожу. Я таковым не был, поэтому надел амулет на кикимору при помощи плетения воздушного потока и простенького узелка из моего личного запаса. И стоило раздаться тихому щелчку, как глаза профессора открылись, подтверждая мою догадку, а мои собственные глаза полезли на лоб.
Профессор менялась, стремительно и весьма знакомо. Минуты не прошло и на меня с неутолимой жаждой смотрела уже не Бюст, а Лея Трианская последняя из рода О`Нилл, единственная наследница графского титула и как известно одна из самых богатых невест королевства. Русоволосая, кареглазая девица с крохотными ямочками на щеках, невысоким ростом и весовой категорией восемьдесят плюс.
- Брэд-ди, наконец-то ты явился! – девичьим голоском прошептала она и поднялась на подушках.
- Мимо проходил. – Я плавно отступил подальше.
- Принес цветы! – Трианская… то есть болезная послала мне воздушный поцелуй, от которого я на всякий случай увернулся. Кто знает, какие секреты таит мавка, искусственно привитая кикиморе.
- Подобрал по дороге… Держите! – букет я не подал, а бросил и, шагнув к двери, едва не сбил вошедшего метаморфа. – И что вы тут стали?! – посетовал я, вместо того, чтобы разгневаться. Но мне не ответили.
– О-о-о-о! Ты пришел и не один… - облизнулась кикимора от вида старшего лейтенанта, застывшего каменным истуканом и преградившего мне отход. - Кто это с тобой?
- Эден Грайссыч, - представил я Ссыча и чуть не провалил всю миссию словами: – А это всеми любимая и уважаемая…
- Зткнись!
Меня бесцеремонно отпихнули в сторону, чтобы выйти из окаменения и устремиться к кровати.
- Л-лея? – не веря, прохрипел Ссыч, опустившись перед кикиморой на одно колено. – Неужели это ты?
- Для тебя можно и Леей, - стрельнула глазками подставная Трианская и затихла, наслаждаясь тем, с какой тревогой он заглянул в ее лицо, прикоснулся к руке, сжал пухлые пальчики, а затем поцеловал каждый из них.
Что ж, миссия выполнена, я посодействовал их встрече и уже решился уйти, но… Меня весьма насторожило фамильярное обращение Ссыча к последней из рода О`Нилл и последующие за ним властные прикосновения к якобы ее руке. Артефакт у Ниловой, конечно, сильный, однако разгадать подставу все же можно, по запаху, по движениям и манере говорить. Ко всему прочему для юной девы неестественен вот этот плотоядный влажный взгляд, блудливая улыбка и голос со страстной хрипотцой. Но видимо, они были мало знакомы, потому как гневный метаморф неожиданно задался вопросом:
- Сукин сын, что ты с ней сделал?! – Спросил он, за горло прижав меня к стене.
- Я? – от такого напора даже оторопел. – Цветы вручил и только…
- Цветы? – Хватило кивка и Грайссыч вернулся к кикиморе, чтобы забрать у нее букет. – Дорогая позволь…
- Нет! – возмутилась она так, что даже сквозь девичий голос Трианской прорезались нотки мадам Безори.
- Что значит «нет»? – озадачился метаморф, но не остановился. – Милая, позволь я удостоверюсь в том, что в нем нет ничего возбу… плохого.
- В нем нет ничего такого! – заверил я, и Бюст кивнула.
- И все же, я бы хотел… - произнес он и осекся.
- Настойчивость? - промурлыкала последняя из рода О`Нилл, она же кикимора отбросила мой букет и протянула руки к будущей жертве мавкиных страстей. - Обожаю проявления напористости, но в другом. – Произнесено это было так, что мы с Ссычом оба ринулись навстречу счастью, метаморф к болезной, я к двери.
Уходя, успел услышать несколько интересных фраз:
– Эден, милый… - произнесла кикимора с призывом.
- Лея, нежная моя, - незамедлительно отозвался призываемый и, видимо, прикоснувшись к болезной, глубокомысленно заметил: - Ты вся дрожишь и охрипла.
- Хризантемы тут ни при чем. Это все ты… - ответила Бюст и я по ее голосу понял, Ссычу не жить! А еще понял, что уйти, не оглянувшись, я не смогу, иначе любопытство заживо сгрызет.
В следующий миг я обернулся, а старший лейтенант внутренней разведки был потерян для всех на этом свете, потому что с пухлого плечика подставной Трианской медленно соскользнула ночная рубашка, мягкая грудь оголилась еще на дюйм, а влажный взгляд засветился предвкушением. И ей бы помолчать, изображая смущение, но мавкина дурь восторжествовавшая над природной осторожностью кикиморы вдруг решила проявиться.
- Да что ты только смотришь, трогай! Я вся твоя… - И самым нелепым образом указала на свое достоинство, только сейчас заметив, что вместо привычного двенадцатого у нее иллюзорный третий размер, пышный, но не внушительный. – А… что?! Где? – прошипела она, стянув ворот рубашки вниз и оголив не только себя, но и рабочий инструмент Ниловой.
И все. Интимность момента исчезла, а пикантность подставы прекратилась в фарс.
- Вот значит как, - хмыкнул Грайссыч, сорвав с мадам Безори амулет иллюзий.
- Вот значит где, - обрадовалась она, обретя свой прежний вид и хватку. – Брэдди, подожди своей очереди в коридоре.
Стоящее предложение, я вышел и плотно закрыл дверь, не обращая внимания ни на рассерженный рык старшего лейтенанта внутренней разведки, ни на последующий грохот падения чего-то тяжелого, ни на победный клич мавки, получившей добычу. Спокойно спустился на первый этаж, прошел через приемные покои и только оказавшись на улице понял две неприглядные истины. Первая - амулет иллюзий остался к Ссыча, вторая – одним метаморфом Бюст не ограничится, следующей жертвой она наметила меня.
- Проклятье!
Я ринулся обратно, снося все на своем пути, поднялся на этаж, вышиб двери в палату и решительно прервал мавкин произвол. Безори была раздразнена и недовольна, Ссыч полураздет и не в себе, еще не в коме, но состояние предобморочное. И я бы ему посочувствовал от всей души, но тут Бюст вознамерилась переключиться на меня.
- Брэдди, глазурь моя зеленоглазая! да ты ревнуешь!
И я бы с радостью соврал перед лицом смерти, то бишь кикиморы, но мне как и в прошлый раз прижав пышным достоинством к стене, ни слова, ни воздуха не дали. И наверное, это был рефлекс, потому как почувствовав легкое удушье и оторопь перед возросшей силой мадам, я оторвал ее пальцы от своего ремня и оттолкнул болезную куда подальше… через три стены.
Все произошедшее дальше помню урывками.
Следователей не пожелавших завести дело из-за фигурировавшего в нем Ссыча. Взгляд последнего не то благодарный, не то обещающий мне все круги ада. Отчет целителя о состоянии старшего лейтенанта, временно прикованного к кровати. Внеплановое продление больничного кикиморы. Хризантемы… Так как мадам Безори фактически бросила их ради Грайссыча, я посчитал правильным презентовать букет второму пострадавшему. На фоне ослабшего и потому зеленого лицом метаморфа они смотрелись прелестно, Грайссыч моего восторга не разделил, но и отказаться от подарка не сумел. Оно и понятно, в состоянии полного бессилия не то что говорить, даже мычать тяжело. Жаль радовался я этому не долго.
Узнав о происшествии второй заместитель декана, используя трехэтажный мат, весьма лестно высказался о моих умственных способностях, молодецких увлечениях и страсти к авантюрам. Под конец гневной отповеди он высмеял мою неразборчивую ветреность и настоятельно рекомендовал отступиться от Ниловой, не преследовать девочку и не подходить ближе, чем на пятьдесят шагов. Тут я не без ехидства заметил, что это требование невыполнимо, так как нынче я числюсь куратором двадцать четвертой группы. На что он не без иронии заметил, что продлив больничный профессора Безори, я бессовестно увеличили срок своего пребывания на ее месте.
Потрясающий аргумент, с таким не поспоришь. Вот почему я безмолвно дослушал пылкую речь второго замдекана, получил наряд в двадцать пять кругов, согласился с тем, что докладная на мое имя это лишь капля в море заслуженного наказания и отправился вымещать зло на студесах.
- Кто-кто? – заволновалась бабушка.
Мысленно дала себе оплеуху и поспешала отвлечь их внимание новостью:
- К слову, я говорила, что у нас новый куратор? - театральная пауза и обиженная выдача преступника: - Именно он все это время не отпускал меня домой!
- Кто?
- Брэдвор Маккой...
Я ожидала, что сейчас бабушка вспомнит, кто сорвал мой поцелуй и обозвал меня Феей, но ахнул почему-то дедушка.
- Маккой?! – он резко поднялся, выпустив мои руки и стукнувшись о потолок. – Сын леди Тиллейд и вольного пахаря?
- Возможно. – Родителей Бреда я не знала, только сестру… ведьму.
- Конечно, он. Других таких в академии нет. Плетельщик, я прав? – Граф схватился за голову. – Студес, отправивший королеве ее почившего ворона… создавший иллюзию голема…
- Уже доцент, - решилась я на поправку, но меня не услышали, продолжая возмущаться.
- Кроссби выжил из ума!.. Если он считает, что я позволю… позволю, чтобы этот отчепенец учил мою внучку, он… он глубоко ошибается!
- Вряд ли это ошибка, скорее Арвейн в очередной раз ставит эксперимент, - заметила бабушка, но так же не была услышана. Глава нашей небольшой семьи со вспышкой исчез, и в карете на долгую минуту воцарилась давящая тишина, приправленная бурей бабушкиного интереса, толикой моего опасения и запахом грозы.
- Ты все-таки встретила его! Отбросила все свои страхи, предубеждения и отрицания! – Я ничего не успела ответить, как вдруг она оказалась рядом и крепко обняла меня. – Какое счастье!
- Во-первых, несчастье, - пробубнила я, - а во-вторых… не страшилась, а просто не хотела разочаровываться. Опять.
Так уж получилось, что после уворованного поцелуя на празднике Златокрылой бляхи, виновником моего возвращения в Девор я считала зеленоглазого пьяницу-брюнета. Успокоилась, когда он с моей подачи поссорился с Ричардс и разбил себе нос. И хотя ранение Бред получил случайно, я почувствовала себя отомщенной и успокоилась ровно до тех пор, пока гадкий смутьян не назвал меня О-о-о феей и не активировал второе условие гадания. Дедушка ужесточил меры наблюдения за мной, а проклятое прозвище тут же было подхвачено и, как зараза, разнесено по всей академии, охватив не только студесов, но и преподавателей. С этого дня я истово мечтала убить Маккоя, а бабушка настаивала на нашем более близком знакомстве. Два из трех, говорила она и подмигивала, чем не повод присмотреться к этому бунтарю.
Ведомая ее просьбой я присмотрелась…
И поняла, что мертвый ворон и шоколадный голем, так разозлившие дедушку, оказались ничтожными проделками в череде куда более крупных нарушений, а роман с Пенелопой Ричардс – детской влюбленностью. В моих глазах Маккой упал ниже некуда, и вряд ли когда-либо поднимется.
- Итак, какой он из себя? - Потребовала графиня ответа, а перехватив мой недоумевающий взгляд пояснила: – я говорю о том самом втором претенденте на твои руку и сердце?
- Ну… - образ обнаженного брюнета тут же всплыл перед глазами. Не будь он тем самым Бредом, я бы его во всех красках расписала. А так как бабушка о нем давно все знает, то тут и рассказывать нечего.
- Ты покраснела, – заметила она с улыбкой, - неужели второй настолько хорош. Ах, если так!.. Смею надеяться, что и первый в скорости покажет и лучшую свою сторону. Все-таки как куратор и ответственное лицо, он должен взять себя в руки, заматереть... Быть может, тебе еще придется между ними выбирать!
- Это вряд ли, - не поддержала я ее энтузиазма. – Дело в том, что он…
- Ни слова! – оборвала меня бабушка. – И даже имени не говори. Иначе наш дорогой граф опять начнет пытать меня вопросами. А я настолько счастлива, что вряд ли сдержусь как в прошлые разы и все ему расскажу. Два претендента – это замечательно!
Я не хотела ее расстраивать и в то же время не хотела вводить в заблуждение, впрочем мне и не пришлось. Вернулся дедушка. Вошел в карету, когда та остановилась на перекрестке, и фактически рухнул на сидение. Раздраженный и припыленный в порванном сюртуке и безвозвратно испорченных сапогах, он посмотрел на нас с бабушкой, затем на себя и приказал кучеру через окошко:
- Поворачивай к усадьбе.
- Вы решили отложить визит к королю, мой дорогой? – полюбопытствовала бабушка.
- Лишь до вечера, любовь моя, - в тон ей ответил граф и посмотрел на меня, - а возвращение Офелии в академию, мы отложим на неделю.
- Но декан… – памятуя о том, сколько всего я упущу, попыталась воспротивиться, и была остановлена непримиримым: – Не волнуйся, Кроссби я уже предупредил.
- Но куратор… - продолжила я настаивать, точно зная, что он может не справиться с Ссычом.
- А ему передадут это вместе с моим приглашением. – Ответил дедушка и, не обращая внимания на мое приглушенное «Что?!», с улыбкой сообщил супруге: - Дорогая, на день Зимнего Перелома я пригласил в наш дом еще одну пару.
- Молодую чету?
- Скорее пожилую дуэнью и ее воспитанницу.
7.
- Десять кругов.
- Но куратор! - воскликнули студесы, и я мрачно посмотрел на группу плетельщиков, волею случая попавших под мой гнет, то есть присмотр.
- Восемь… девочки, - мстительно увеличил дистанцию и едко добавил. – А мальчики пятнадцать.
- Но позвольте, - начал Златенский, в попытке смягчить приговор и осекся под моим недобрым взглядом. – Что ж восемь так восемь, пятнадцать так пятнадцать.
- Рад, что мы друг друга поняли. А теперь вперед и с песней.
- С какой? – решил уточнить долговязый студес Криги и схлопотал от Савронского тычок.
– Молча, - прошипели ему. – А будем и дальше стоять, нам добавят кругов.
Услышав это, группа, к моему сожалению, незамедлительно стартовала, и только на втором круге в стане бегущих прозвучало сопящее:
- И за что нам такое наказание?
- За все хорошее, - ехидно ответил я, подразумевая под «всем» Златенского, Нилову, Бюст и Ссыча. Проклятый метаморф за полчаса довел меня до белого каления одним лишь своим видом и парой фраз о доверчивости современных ведьм. И я уже был готов оплести урода парой-тройкой проклятий, когда он напомнил, что я легко и просто могу избавиться от его общества.
- Допустите меня к студесу Златенскому и я исчезну.
Так я ему и поверил. Исчезнет он. Как же! Урод просканирует всех студесов группы, соберет их ауры и образы и, во слову Морга, начнет манипулировать не только ими, но и мной.
Криво улыбнувшись, я ответил:
- Мне стоит подумать над этим.
- Часа хватит?
- Вряд ли я тугодум. Отложим разговор на завтра, - предложил я с самым любезным видом и откланялся из книгохранилища. Призраки смотрели мне вслед с восхищением, горгульи с пониманием, метаморф мрачно. А дальше, я в соответствии с подсказкой Ниловой, посетил свою комнату в общежитии, надел новый костюм, навел иллюзию на свой облик, и с самым таинственным видом отправился к мадам Безори на другой конец столицы.
Слежки я не видел, но тяжелый взгляд, то и дело сверлящий спину чувствовал хорошо. Он не отставал, даже когда я сменил три кареты и один общественный маготор, прошел через квартал мастеров и заблудился на рынке, чтобы найти подходящие к случаю цветы и сбить преследователя с толку. Сбить не вышло, выходит, метаморфа зацепило хорошо.
В неприметное четырехэтажное здание лечебницы я входил с довольной улыбкой, радостно поздоровался с хранителем, коим тут был старый гном, подмигнул встреченным в коридоре целительницам и без стука вошел в палату мадам Безори. Кикимора была прекрасна и тиха – спала. А может и выжидала, когда к ней приблизится какой-нибудь дурак, польстившийся на шикарный бюст, розовые приоткрытые для поцелуя уста, черный водопад волос и сияющую молодостью кожу. Я таковым не был, поэтому надел амулет на кикимору при помощи плетения воздушного потока и простенького узелка из моего личного запаса. И стоило раздаться тихому щелчку, как глаза профессора открылись, подтверждая мою догадку, а мои собственные глаза полезли на лоб.
Профессор менялась, стремительно и весьма знакомо. Минуты не прошло и на меня с неутолимой жаждой смотрела уже не Бюст, а Лея Трианская последняя из рода О`Нилл, единственная наследница графского титула и как известно одна из самых богатых невест королевства. Русоволосая, кареглазая девица с крохотными ямочками на щеках, невысоким ростом и весовой категорией восемьдесят плюс.
- Брэд-ди, наконец-то ты явился! – девичьим голоском прошептала она и поднялась на подушках.
- Мимо проходил. – Я плавно отступил подальше.
- Принес цветы! – Трианская… то есть болезная послала мне воздушный поцелуй, от которого я на всякий случай увернулся. Кто знает, какие секреты таит мавка, искусственно привитая кикиморе.
- Подобрал по дороге… Держите! – букет я не подал, а бросил и, шагнув к двери, едва не сбил вошедшего метаморфа. – И что вы тут стали?! – посетовал я, вместо того, чтобы разгневаться. Но мне не ответили.
– О-о-о-о! Ты пришел и не один… - облизнулась кикимора от вида старшего лейтенанта, застывшего каменным истуканом и преградившего мне отход. - Кто это с тобой?
- Эден Грайссыч, - представил я Ссыча и чуть не провалил всю миссию словами: – А это всеми любимая и уважаемая…
- Зткнись!
Меня бесцеремонно отпихнули в сторону, чтобы выйти из окаменения и устремиться к кровати.
- Л-лея? – не веря, прохрипел Ссыч, опустившись перед кикиморой на одно колено. – Неужели это ты?
- Для тебя можно и Леей, - стрельнула глазками подставная Трианская и затихла, наслаждаясь тем, с какой тревогой он заглянул в ее лицо, прикоснулся к руке, сжал пухлые пальчики, а затем поцеловал каждый из них.
Что ж, миссия выполнена, я посодействовал их встрече и уже решился уйти, но… Меня весьма насторожило фамильярное обращение Ссыча к последней из рода О`Нилл и последующие за ним властные прикосновения к якобы ее руке. Артефакт у Ниловой, конечно, сильный, однако разгадать подставу все же можно, по запаху, по движениям и манере говорить. Ко всему прочему для юной девы неестественен вот этот плотоядный влажный взгляд, блудливая улыбка и голос со страстной хрипотцой. Но видимо, они были мало знакомы, потому как гневный метаморф неожиданно задался вопросом:
- Сукин сын, что ты с ней сделал?! – Спросил он, за горло прижав меня к стене.
- Я? – от такого напора даже оторопел. – Цветы вручил и только…
- Цветы? – Хватило кивка и Грайссыч вернулся к кикиморе, чтобы забрать у нее букет. – Дорогая позволь…
- Нет! – возмутилась она так, что даже сквозь девичий голос Трианской прорезались нотки мадам Безори.
- Что значит «нет»? – озадачился метаморф, но не остановился. – Милая, позволь я удостоверюсь в том, что в нем нет ничего возбу… плохого.
- В нем нет ничего такого! – заверил я, и Бюст кивнула.
- И все же, я бы хотел… - произнес он и осекся.
- Настойчивость? - промурлыкала последняя из рода О`Нилл, она же кикимора отбросила мой букет и протянула руки к будущей жертве мавкиных страстей. - Обожаю проявления напористости, но в другом. – Произнесено это было так, что мы с Ссычом оба ринулись навстречу счастью, метаморф к болезной, я к двери.
Уходя, успел услышать несколько интересных фраз:
– Эден, милый… - произнесла кикимора с призывом.
- Лея, нежная моя, - незамедлительно отозвался призываемый и, видимо, прикоснувшись к болезной, глубокомысленно заметил: - Ты вся дрожишь и охрипла.
- Хризантемы тут ни при чем. Это все ты… - ответила Бюст и я по ее голосу понял, Ссычу не жить! А еще понял, что уйти, не оглянувшись, я не смогу, иначе любопытство заживо сгрызет.
В следующий миг я обернулся, а старший лейтенант внутренней разведки был потерян для всех на этом свете, потому что с пухлого плечика подставной Трианской медленно соскользнула ночная рубашка, мягкая грудь оголилась еще на дюйм, а влажный взгляд засветился предвкушением. И ей бы помолчать, изображая смущение, но мавкина дурь восторжествовавшая над природной осторожностью кикиморы вдруг решила проявиться.
- Да что ты только смотришь, трогай! Я вся твоя… - И самым нелепым образом указала на свое достоинство, только сейчас заметив, что вместо привычного двенадцатого у нее иллюзорный третий размер, пышный, но не внушительный. – А… что?! Где? – прошипела она, стянув ворот рубашки вниз и оголив не только себя, но и рабочий инструмент Ниловой.
И все. Интимность момента исчезла, а пикантность подставы прекратилась в фарс.
- Вот значит как, - хмыкнул Грайссыч, сорвав с мадам Безори амулет иллюзий.
- Вот значит где, - обрадовалась она, обретя свой прежний вид и хватку. – Брэдди, подожди своей очереди в коридоре.
Стоящее предложение, я вышел и плотно закрыл дверь, не обращая внимания ни на рассерженный рык старшего лейтенанта внутренней разведки, ни на последующий грохот падения чего-то тяжелого, ни на победный клич мавки, получившей добычу. Спокойно спустился на первый этаж, прошел через приемные покои и только оказавшись на улице понял две неприглядные истины. Первая - амулет иллюзий остался к Ссыча, вторая – одним метаморфом Бюст не ограничится, следующей жертвой она наметила меня.
- Проклятье!
Я ринулся обратно, снося все на своем пути, поднялся на этаж, вышиб двери в палату и решительно прервал мавкин произвол. Безори была раздразнена и недовольна, Ссыч полураздет и не в себе, еще не в коме, но состояние предобморочное. И я бы ему посочувствовал от всей души, но тут Бюст вознамерилась переключиться на меня.
- Брэдди, глазурь моя зеленоглазая! да ты ревнуешь!
И я бы с радостью соврал перед лицом смерти, то бишь кикиморы, но мне как и в прошлый раз прижав пышным достоинством к стене, ни слова, ни воздуха не дали. И наверное, это был рефлекс, потому как почувствовав легкое удушье и оторопь перед возросшей силой мадам, я оторвал ее пальцы от своего ремня и оттолкнул болезную куда подальше… через три стены.
Все произошедшее дальше помню урывками.
Следователей не пожелавших завести дело из-за фигурировавшего в нем Ссыча. Взгляд последнего не то благодарный, не то обещающий мне все круги ада. Отчет целителя о состоянии старшего лейтенанта, временно прикованного к кровати. Внеплановое продление больничного кикиморы. Хризантемы… Так как мадам Безори фактически бросила их ради Грайссыча, я посчитал правильным презентовать букет второму пострадавшему. На фоне ослабшего и потому зеленого лицом метаморфа они смотрелись прелестно, Грайссыч моего восторга не разделил, но и отказаться от подарка не сумел. Оно и понятно, в состоянии полного бессилия не то что говорить, даже мычать тяжело. Жаль радовался я этому не долго.
Узнав о происшествии второй заместитель декана, используя трехэтажный мат, весьма лестно высказался о моих умственных способностях, молодецких увлечениях и страсти к авантюрам. Под конец гневной отповеди он высмеял мою неразборчивую ветреность и настоятельно рекомендовал отступиться от Ниловой, не преследовать девочку и не подходить ближе, чем на пятьдесят шагов. Тут я не без ехидства заметил, что это требование невыполнимо, так как нынче я числюсь куратором двадцать четвертой группы. На что он не без иронии заметил, что продлив больничный профессора Безори, я бессовестно увеличили срок своего пребывания на ее месте.
Потрясающий аргумент, с таким не поспоришь. Вот почему я безмолвно дослушал пылкую речь второго замдекана, получил наряд в двадцать пять кругов, согласился с тем, что докладная на мое имя это лишь капля в море заслуженного наказания и отправился вымещать зло на студесах.
