Он поморщился и на пару секунд отвернулся. Его пальцы сильнее обхватили стакан и побелели от напряжения.
— Ну, и? Не томи! — торопливо выпалила я, уставившись на него во все глаза.
— Естественно, Ева Швайн вызвала его. Он вертелся, как уж на сковородке. Пытался спасти свою жопу. Мол, он так страдает! Кира разрушила его жизнь! И Кристина, бедная-несчастная, ходит к психологу!
Я откинулась на спинку стула, закурила и попыталась улыбнуться.
— Ну и придурок. Какой же трус! — пожала я плечами, пытаясь убедить себя и Рому, что уже давно переросла и отпустила эту ситуацию.
Но вышло неубедительно.
Я зажмурилась, залпом допила остатки вина. И с громким звоном отшвырнула стакан. Он упал на холодный пол.
По лицу заструились ручейки горячих слёз. Изо рта рвался отчаянный крик — я зажала его рукой и заскулила.
— Плачь, Кира, — Рома опустил глаза и тяжело вздохнул. — Плачь. Знаешь, как я в свои двадцать три плакал?..
Я подняла на него взгляд — он рефлекторно подался назад. В заломе бровей читался страх от того, что он увидел в моих покрасневших глазах.
Как психолог, я знала, что слова могут кардинально изменить жизнь. Обычно люди моей профессии исцеляли словами. Но сейчас слова Ромы о Лео за одну секунду сломали меня. Когда я итак думала, что ломать уже просто нечего.
— Как так можно?! — наконец, обрела я дар речи. — После всего, что между нами было? Какая это подлость! Это нож в спину!
Схватив бутылку, я сделала крупный глоток горького сухого вина из горла.
— Страдает он! Что-то я не видела на его лице страдания, когда за неделю до расставания он трахал меня в моей квартире, взяв на утро отгул! Кристина ходит к психологу! Посмотрите-ка! — я распалялась всё больше. — Мне, конечно, её жаль, но. Я тоже хожу, и пью четвёртый месяц антидепрессанты, только в этой ситуации никого не будет волновать правда.
Я вскочила и принялась наворачивать круги по маленькой кухне, отодвинув ногой под стол упавший стакан с трещиной.
— Да! Швайн сказала: “Да ты вообще знаешь, сколько она тут уже работает! Бедная Кристина!”
— А я! А я сколько работаю?! Я два года пахала на их контору, чтобы что? Чтобы мой труд обесценили, а меня выставили во всем виноватой?! — я уже почти перешла на крик и почувствовала, как запершило в горле.
Руки сжались в кулаки. Острые ногти впились в ладони.
— Рома, что за лицемерие? Просто потому, что она успела родить раньше меня? А если бы мой декабрьский тест оказался настоящим? Если бы я растила ребёнка одна в Москве? «Лео не ушёл – ведь нужно поднимать на ноги сына». А то, что я зареклась больше кого-либо пускать к себе, и решила, что лучше выберу донора, рожу и буду растить одна? Ходит к психологу – так и я хожу, и сижу на тяжелых антидепрессантах, которые полностью перестраивают работу организма. Это опасно, тем более в юном возрасте – но без них сейчас не могу. Дай-ка угадаю! Кристина страдает и ходит к психологу, потому что, бедная, сходит с ума из-за Киры. Кира ходит к психологу, потому что эмоционально нестабильная дура сама по себе, да? И вовсе ей не свойственны никакие чувства. Так, получается? Где у людей здравый смысл? Что за попытки вывернуть правду и поделить всё на чёрное и белое?
— Да… «Вы не понимаете, это другое», — процитировал Рома расхожее выражение. — Я и говорю ей! Будь я на месте мужика, у которого дома беременная жена, если бы я не хотел, то даже не посмотрел бы налево! Спрашиваю, Ева, знаете, где Лео провёл ночь перед выпиской жены из роддома? В отеле с Кирой! А что он сделал, когда мы с ней станцевали танго в номере? Бегал, метил территорию, названивал ей с претензиями! Но нет, она говорит, Лео поступил как самец, он так снимал стресс. А Кира - шлюха и проститутка, зарабатывала так деньги.
— Что ты сказал?!
Я остановилась посреди кухни. Из груди рвался истерический смех. Мир перед глазами плясал и вертелся как волчок — гнев и боль, помноженные на выпитое вино. В глубине души просыпались и гасли всполохи тёплых воспоминаний — о нашем первом поцелуе, первой ночи, о поездках по Петербургу и искренних разговорах… Тогда я чувствовала, что он не боится быть рядом со мной настоящим, самим собой, и принимает меня такой, какая я есть. Что он искренне целует меня, и каждый день бежит ко мне на остановке с неподдельной радостью, не замечая никого вокруг.
Как в декабре, за пару недель до расставания я, сидя поздно вечером в театре, попросила его купить мне в аптеке леденцы для горла, так как приболела и не успевала в аптеку после спектакля. Думала, откажет. Но он тут же сбегал в аптеку, и на следующее утро вручил мне в придачу к леденцам упаковку дорогого лекарства. Это была настоящая забота.
— Лео три-четыре раза прислал мне денег да платил мне за кофе на свиданиях. Ух, вот это прибыль! Приеду – сразу куплю себе квартиру в Москве на присланные им деньги! Если серьезно, то для меня это было скорее проявление любви. Если сложить присланные им суммы, мне не хватит даже на съём студии на окраине Москвы. А вообще, вроде люди образованные — по крайне мере, так себя позиционируют. Надеюсь, в ближайшее время они узнают значение слова слатшейминг – когда на девушку вешают всю вину из-за того, что она ведёт себя или одевается как-то провокативно. При этом, как правило, когда мужчина проявляет сексуальную активность и интерес к девушке или нескольким – то он молодец в глазах общества. Да, так и вышло – самец и проститутка, — улыбнулась я. — А ещё есть виктимблейминг – когнитивное искажение, побуждающее людей видеть виновницу насилия в жертве.
— Да! — распалялся Рома, вытаскивая из моей упаковки сигарету и закуривая. — Знаешь, что она мне ещё сказала? “А ты знаешь, почему Кира поселилась на окраине и начала ходить в спортзал? Чтобы быть поближе к сыну операционного директора!” Да тебе там целый гарем приписали!
Я на секунду замерла, уже плохо соображая.
— Какой спортзал? Ты о чём?
Но вскоре до меня дошло — речь идёт о корпоративе двухлетней давности, где я поболтала с родственником операционного директора на глазах у всех. После этого мы больше ни разу в жизни не общались.
— А. Ну, раз я ясновидящая, то сняла эту квартиру летом, ещё находясь в Новосибирске, предвидя, что в октябре познакомлюсь с этим молодым человеком, который жил там. И записалась в этот спортзал я ради него, а не потому, что он был, чёрт возьми, единственный на эту деревню. Интересно, а в Москву я, наверное, переехала, чтобы охотиться на мэра… Но я польщена — мне приписали целый гарем!
Я продолжала широко улыбаться, с издёвкой полемизируя с воображаемой фигурой Евы Швайн
— Оказывается, стоит мне только с кем-то поговорить, значит, я автоматически с ним сплю. Интересная логика. Шизофрения, говорите? По-моему, с уверенностью сочинять про меня вещи, не соответствующие действительности, и выдавать их за чистую монету другим людям — это смахивает на расстройство. Да только вот правда в другом — с первых дней и по сегодняшний я люблю только Лео — и точка. Год терпела в отношениях, пока об меня вытирали ноги, в надежде, что всё это когда-нибудь закончится и он уйдёт ко мне!
Я продолжала беспокойно ходить по комнате, как загнанный в клетку зверь, который просто не может броситься в бой или убежать далеко-далеко.
— Ром, плесни мне ещё вина, пожалуйста.
Приняв из его рук новую кружку с золотистым изображением гороскопа — мы оба разделяли интерес к эзотерике — я благодарно кивнула и вновь сделала крупный глоток горьковатой жидкости.
— Как она про меня сказала? “Активная хищница”? — я сверкнула глазами, чувствуя, как закипает кровь в венах. — Да! Если угодно, то это так! Потому что я готова стоять до конца за своих близких и за свою любовь, неутомимо драться, перегрызть глотку! И долго и терпеливо сидеть в засаде, выжидая, если нужно — я больше года лет ждала Лео. Я стояла за любовь до конца. Просто этого никто не понял! Политика компании, желание настроить всех против меня, деньги — ведь не хочется терять Лео, ценного сотрудника — заставили их закрыть глаза на правду! И выставить меня в непонятно каком свете!
Я облокотилась на старую кухонную тумбу и потрогала лоб — он был подозрительно горячим.
— Ром, прости за пафосные речи. Я просто вышла из себя, — слегка виновато улыбнулась я, поднимая на него глаза.
Но он спокойно сидел, выкуривал очередную сигарету и изучающе рассматривал меня в новом состоянии — крайнего гнева. Только один мужчина видел меня такой раньше — Лео, когда я прижала его за горло к стене и заломила руки после того, как он начал идти на попятную после того, как сказал, что у нас серьёзные отношения.
— Мы с начальницей держали глухую оборону — пытались убедить Швайн, что любые отношения всегда строятся по обоюдному согласию. Наверное, она показала Лео распечатки — где ты заказала расклад таро на него и отправила совместное фото.
— Ага, значит, отвертеться от факта наших отношений он не мог. И решил повесить всю вину на меня, раз я всё равно уезжаю из Петербурга? Как это низко, фу! — я поморщилась.
— Швайн говорит мне: Ром, это была твоя обязанность. Ты, как друг Киры, должен был посадить их друг напротив друга и сказать: “Заканчивайте это блядство!”
— “Блядство”?! - истерический смех не отпускал меня. - Идиоты! Это была любовь! Только никто этого никогда не поймёт! Ну а ты здесь вообще при чём?
Я подошла к окну, села на подоконник и задумчиво уставилась в непроглядную тьму, где заканчивалась жилая зона и начинались бескрайние поля и леса Ленобласти.
— Я сказал: “Знаете, когда я пришёл, между ними уже были долгие отношения. Я три месяца вытирал девке слёзы, морально её готовил, к тому, что может произойти…”
— Так, стоп! Какого черта они вообще лезут в личную жизнь, Рома! Какое право они имеют судить? Читать чужие переписки? Это было дело только двоих людей — моё и Лео! Лео заврался, чёрт с ним, — махнула я рукой, чувствуя, как накатывает усталость после тяжелого дня. — А меня и вовсе никто не спросил! Меня попросили объяснить мой уход, затем выставили со словами “Мне не нужны твои объяснения”, и на этом всё. Они хотят разобраться в ситуации или просто перемыть мне кости? Очень удобно!
— Я знаю, моя хорошая. Не каждый мужик выдержит такое психологическое давление, не то, чтобы девочка двадцати трёх лет. Но ты справилась, ты сильная.
Я облокотилась на холодное стекло, слушая завывания ветра за окном. Внезапно почувствовала, как слипаются глаза. Остатки сил ушли со всплесками гнева, за которыми крылась попытка раненого сердца защитить себя и найти силы бороться.
— Кира, пойдём, — Рома мягко потянул меня за руку. — Постелю тебе на диване. Пора спать, нам завтра вставать в шесть утра.
Едва я опустила голову на подушку и сомкнула глаза, тут же поняла, как чудовищно устала за сегодня.
Помимо воли, в памяти откуда-то всплыли строки одного стихотворения Блока — “Перед судом”, которое так сильно напугало меня в прошлом году. Показалось пророческим и глубоко осело в подсознании. В голове отчеканились слова и теперь вертелись будто закадровый голос при воспоминаниях о сегодняшнем допросе, травле и предательстве Лео:
Но ведь я немного по-другому,
Чем иные, знаю жизнь твою,
Более, чем судьям, мне знакомо,
Как ты очутилась на краю…
Эта прядь — такая золотая
Разве не от старого огня? -
Страстная, безбожная, пустая,
Незабвенная, прости меня!
Я знала, какое сегодня было число. Двадцатое марта. Лео же принял решение расстаться двадцатого декабря.
“Забавно. Ведь в таро двадцатый аркан — это Страшный суд”, - ухмыльнулась я в полудреме, прежде чем провалиться в крепкий сон без сновидений.
Мы вместе с Ромой вошли в кабинет. Начальница и коллеги сдержанно поздоровались с нами — но в воздухе витало ощутимое напряжение.
Я положила на тумбу, где стоял чайник, маленькую коробку печенья.
— Вы уж простите. Я хотела купить торт, но вчера поздно освободилась и не успела, было только печенье, — слегка виновато улыбнулась я.
И наткнулась на резкий вздох начальницы.
— Понятно, — отрезала она и погрузилась в работу.
“Не так я представляла себе последний день здесь. Ведь я по-своему любила своих коллег и эту айти-компанию”, — у меня сжалось сердце.
Теперь же они избегали смотреть мне в глаза. Я знала — Ева Швайн показала им распечатки нашего с Лео фото, полного страсти, и моей переписки, где я обращалась за раскладом таро.
— Ты будешь работать или нет? — резко выпалила начальница.
— Компьютер заблокирован, — пожала я плечами.
— Я вчера написала в IT-службу, тебе открыли доступ. Садись, работай.
За работой день пролетит действительно быстрее.
Я перебирала документы на автомате — руки делали привычную работу, но в голове было пусто. Всё как-то не приходило осознания, что через несколько часов я навсегда покину место, где работала два года и пережила самую большую любовь и разочарование.
— Кира? Как же мы будем без тебя? Мы не справимся со всеми делами, — подала тихий голос молчавшая до этого весь день коллега - та самая мудрая женщина, которая недавно откровенно поговорила со мной о Лео и его мотивах.
— Ну, что ты, вы обязательно справитесь без меня! — я с тёплой улыбкой отвлеклась от папок и подошла к ней.
Слова по типу “Как же мы без тебя!” всегда казались мне данью вежливости или даже лестью — только добродушной. Но, подойдя ближе, я заметила, что она, до этого улыбающаяся при любых обстоятельствах, будто потухла на глазах и превратилась в тень - в чёрной кофте, с тёмными кругами под глазами.
— Эй, ну ты чего?.. — я осторожно подошла сзади и тронула её за плечо.
Мне казалось, что ничего не может сломать эту смелую женщину, пережившую череду личных трагедий. Но внезапно она повернулась ко мне, крепко обняла и заплакала.
— Что случилось? — гладила я её по спине, ощущая, что сейчас я сильнее духом и она нуждается в моей поддержке.
— Это ужасно! После того, как ты вчера ушла с работы, начальство осталось обсуждать тебя в кабинете, и я всё слышала! — она лихорадочно всхлипывала. — Ты хороший и трудолюбивый сотрудник, ты внесла в компанию огромный вклад, даже придя сюда без опыта, и я боюсь не справиться без тебя. Но они всё перечеркнули. Да какое они право имеют осуждать тебя за твою же личную жизнь, пусть и не совсем понятную с точки зрения общества? Я-то знаю, как сильно и искренне ты любила! Но они только и могут обсуждать, какая у кого жопа и кто с кем спит…
Я медленно гладила её по длинным черным волосам, стараясь передать ей свою энергию — спокойствия и силы. Странно, но эмоции полностью отключились — будто меня ещё вчера ударили настолько глубоко, что я перестала чувствовать любую боль в принципе, иначе бы не вынесла её. Подняв глаза, я посмотрела на наше отражение в стеклянной стене, ведущей в коридор.
— Тише, — прошептала я. — Я уйду и никогда больше этого не узнаю. У меня были некоторые подозрения, что они не отличаются самостоятельностью мышления и чувством такта, но старалась переубедить себя. Видать, зря. Мы не можем запретить им говорить — но однажды жизнь ударит их в ответ точно так же сильно. Но мне не хочется, чтобы ты оставалась тут, тебе житья не дадут. Я и сейчас вижу, как тебя грузят работой, несмотря на твой возраст и состояние здоровья. А затем просто выкинут, сократят, как других. Давай я тебе помогу составить резюме, и найдем тебе другую работу…
— Ну, и? Не томи! — торопливо выпалила я, уставившись на него во все глаза.
— Естественно, Ева Швайн вызвала его. Он вертелся, как уж на сковородке. Пытался спасти свою жопу. Мол, он так страдает! Кира разрушила его жизнь! И Кристина, бедная-несчастная, ходит к психологу!
Я откинулась на спинку стула, закурила и попыталась улыбнуться.
— Ну и придурок. Какой же трус! — пожала я плечами, пытаясь убедить себя и Рому, что уже давно переросла и отпустила эту ситуацию.
Но вышло неубедительно.
Я зажмурилась, залпом допила остатки вина. И с громким звоном отшвырнула стакан. Он упал на холодный пол.
По лицу заструились ручейки горячих слёз. Изо рта рвался отчаянный крик — я зажала его рукой и заскулила.
— Плачь, Кира, — Рома опустил глаза и тяжело вздохнул. — Плачь. Знаешь, как я в свои двадцать три плакал?..
Я подняла на него взгляд — он рефлекторно подался назад. В заломе бровей читался страх от того, что он увидел в моих покрасневших глазах.
Как психолог, я знала, что слова могут кардинально изменить жизнь. Обычно люди моей профессии исцеляли словами. Но сейчас слова Ромы о Лео за одну секунду сломали меня. Когда я итак думала, что ломать уже просто нечего.
— Как так можно?! — наконец, обрела я дар речи. — После всего, что между нами было? Какая это подлость! Это нож в спину!
Схватив бутылку, я сделала крупный глоток горького сухого вина из горла.
— Страдает он! Что-то я не видела на его лице страдания, когда за неделю до расставания он трахал меня в моей квартире, взяв на утро отгул! Кристина ходит к психологу! Посмотрите-ка! — я распалялась всё больше. — Мне, конечно, её жаль, но. Я тоже хожу, и пью четвёртый месяц антидепрессанты, только в этой ситуации никого не будет волновать правда.
Я вскочила и принялась наворачивать круги по маленькой кухне, отодвинув ногой под стол упавший стакан с трещиной.
— Да! Швайн сказала: “Да ты вообще знаешь, сколько она тут уже работает! Бедная Кристина!”
— А я! А я сколько работаю?! Я два года пахала на их контору, чтобы что? Чтобы мой труд обесценили, а меня выставили во всем виноватой?! — я уже почти перешла на крик и почувствовала, как запершило в горле.
Руки сжались в кулаки. Острые ногти впились в ладони.
— Рома, что за лицемерие? Просто потому, что она успела родить раньше меня? А если бы мой декабрьский тест оказался настоящим? Если бы я растила ребёнка одна в Москве? «Лео не ушёл – ведь нужно поднимать на ноги сына». А то, что я зареклась больше кого-либо пускать к себе, и решила, что лучше выберу донора, рожу и буду растить одна? Ходит к психологу – так и я хожу, и сижу на тяжелых антидепрессантах, которые полностью перестраивают работу организма. Это опасно, тем более в юном возрасте – но без них сейчас не могу. Дай-ка угадаю! Кристина страдает и ходит к психологу, потому что, бедная, сходит с ума из-за Киры. Кира ходит к психологу, потому что эмоционально нестабильная дура сама по себе, да? И вовсе ей не свойственны никакие чувства. Так, получается? Где у людей здравый смысл? Что за попытки вывернуть правду и поделить всё на чёрное и белое?
— Да… «Вы не понимаете, это другое», — процитировал Рома расхожее выражение. — Я и говорю ей! Будь я на месте мужика, у которого дома беременная жена, если бы я не хотел, то даже не посмотрел бы налево! Спрашиваю, Ева, знаете, где Лео провёл ночь перед выпиской жены из роддома? В отеле с Кирой! А что он сделал, когда мы с ней станцевали танго в номере? Бегал, метил территорию, названивал ей с претензиями! Но нет, она говорит, Лео поступил как самец, он так снимал стресс. А Кира - шлюха и проститутка, зарабатывала так деньги.
— Что ты сказал?!
Я остановилась посреди кухни. Из груди рвался истерический смех. Мир перед глазами плясал и вертелся как волчок — гнев и боль, помноженные на выпитое вино. В глубине души просыпались и гасли всполохи тёплых воспоминаний — о нашем первом поцелуе, первой ночи, о поездках по Петербургу и искренних разговорах… Тогда я чувствовала, что он не боится быть рядом со мной настоящим, самим собой, и принимает меня такой, какая я есть. Что он искренне целует меня, и каждый день бежит ко мне на остановке с неподдельной радостью, не замечая никого вокруг.
Как в декабре, за пару недель до расставания я, сидя поздно вечером в театре, попросила его купить мне в аптеке леденцы для горла, так как приболела и не успевала в аптеку после спектакля. Думала, откажет. Но он тут же сбегал в аптеку, и на следующее утро вручил мне в придачу к леденцам упаковку дорогого лекарства. Это была настоящая забота.
— Лео три-четыре раза прислал мне денег да платил мне за кофе на свиданиях. Ух, вот это прибыль! Приеду – сразу куплю себе квартиру в Москве на присланные им деньги! Если серьезно, то для меня это было скорее проявление любви. Если сложить присланные им суммы, мне не хватит даже на съём студии на окраине Москвы. А вообще, вроде люди образованные — по крайне мере, так себя позиционируют. Надеюсь, в ближайшее время они узнают значение слова слатшейминг – когда на девушку вешают всю вину из-за того, что она ведёт себя или одевается как-то провокативно. При этом, как правило, когда мужчина проявляет сексуальную активность и интерес к девушке или нескольким – то он молодец в глазах общества. Да, так и вышло – самец и проститутка, — улыбнулась я. — А ещё есть виктимблейминг – когнитивное искажение, побуждающее людей видеть виновницу насилия в жертве.
— Да! — распалялся Рома, вытаскивая из моей упаковки сигарету и закуривая. — Знаешь, что она мне ещё сказала? “А ты знаешь, почему Кира поселилась на окраине и начала ходить в спортзал? Чтобы быть поближе к сыну операционного директора!” Да тебе там целый гарем приписали!
Я на секунду замерла, уже плохо соображая.
— Какой спортзал? Ты о чём?
Но вскоре до меня дошло — речь идёт о корпоративе двухлетней давности, где я поболтала с родственником операционного директора на глазах у всех. После этого мы больше ни разу в жизни не общались.
— А. Ну, раз я ясновидящая, то сняла эту квартиру летом, ещё находясь в Новосибирске, предвидя, что в октябре познакомлюсь с этим молодым человеком, который жил там. И записалась в этот спортзал я ради него, а не потому, что он был, чёрт возьми, единственный на эту деревню. Интересно, а в Москву я, наверное, переехала, чтобы охотиться на мэра… Но я польщена — мне приписали целый гарем!
Я продолжала широко улыбаться, с издёвкой полемизируя с воображаемой фигурой Евы Швайн
— Оказывается, стоит мне только с кем-то поговорить, значит, я автоматически с ним сплю. Интересная логика. Шизофрения, говорите? По-моему, с уверенностью сочинять про меня вещи, не соответствующие действительности, и выдавать их за чистую монету другим людям — это смахивает на расстройство. Да только вот правда в другом — с первых дней и по сегодняшний я люблю только Лео — и точка. Год терпела в отношениях, пока об меня вытирали ноги, в надежде, что всё это когда-нибудь закончится и он уйдёт ко мне!
Я продолжала беспокойно ходить по комнате, как загнанный в клетку зверь, который просто не может броситься в бой или убежать далеко-далеко.
— Ром, плесни мне ещё вина, пожалуйста.
Приняв из его рук новую кружку с золотистым изображением гороскопа — мы оба разделяли интерес к эзотерике — я благодарно кивнула и вновь сделала крупный глоток горьковатой жидкости.
— Как она про меня сказала? “Активная хищница”? — я сверкнула глазами, чувствуя, как закипает кровь в венах. — Да! Если угодно, то это так! Потому что я готова стоять до конца за своих близких и за свою любовь, неутомимо драться, перегрызть глотку! И долго и терпеливо сидеть в засаде, выжидая, если нужно — я больше года лет ждала Лео. Я стояла за любовь до конца. Просто этого никто не понял! Политика компании, желание настроить всех против меня, деньги — ведь не хочется терять Лео, ценного сотрудника — заставили их закрыть глаза на правду! И выставить меня в непонятно каком свете!
Я облокотилась на старую кухонную тумбу и потрогала лоб — он был подозрительно горячим.
— Ром, прости за пафосные речи. Я просто вышла из себя, — слегка виновато улыбнулась я, поднимая на него глаза.
Но он спокойно сидел, выкуривал очередную сигарету и изучающе рассматривал меня в новом состоянии — крайнего гнева. Только один мужчина видел меня такой раньше — Лео, когда я прижала его за горло к стене и заломила руки после того, как он начал идти на попятную после того, как сказал, что у нас серьёзные отношения.
— Мы с начальницей держали глухую оборону — пытались убедить Швайн, что любые отношения всегда строятся по обоюдному согласию. Наверное, она показала Лео распечатки — где ты заказала расклад таро на него и отправила совместное фото.
— Ага, значит, отвертеться от факта наших отношений он не мог. И решил повесить всю вину на меня, раз я всё равно уезжаю из Петербурга? Как это низко, фу! — я поморщилась.
— Швайн говорит мне: Ром, это была твоя обязанность. Ты, как друг Киры, должен был посадить их друг напротив друга и сказать: “Заканчивайте это блядство!”
— “Блядство”?! - истерический смех не отпускал меня. - Идиоты! Это была любовь! Только никто этого никогда не поймёт! Ну а ты здесь вообще при чём?
Я подошла к окну, села на подоконник и задумчиво уставилась в непроглядную тьму, где заканчивалась жилая зона и начинались бескрайние поля и леса Ленобласти.
— Я сказал: “Знаете, когда я пришёл, между ними уже были долгие отношения. Я три месяца вытирал девке слёзы, морально её готовил, к тому, что может произойти…”
— Так, стоп! Какого черта они вообще лезут в личную жизнь, Рома! Какое право они имеют судить? Читать чужие переписки? Это было дело только двоих людей — моё и Лео! Лео заврался, чёрт с ним, — махнула я рукой, чувствуя, как накатывает усталость после тяжелого дня. — А меня и вовсе никто не спросил! Меня попросили объяснить мой уход, затем выставили со словами “Мне не нужны твои объяснения”, и на этом всё. Они хотят разобраться в ситуации или просто перемыть мне кости? Очень удобно!
— Я знаю, моя хорошая. Не каждый мужик выдержит такое психологическое давление, не то, чтобы девочка двадцати трёх лет. Но ты справилась, ты сильная.
Я облокотилась на холодное стекло, слушая завывания ветра за окном. Внезапно почувствовала, как слипаются глаза. Остатки сил ушли со всплесками гнева, за которыми крылась попытка раненого сердца защитить себя и найти силы бороться.
— Кира, пойдём, — Рома мягко потянул меня за руку. — Постелю тебе на диване. Пора спать, нам завтра вставать в шесть утра.
Едва я опустила голову на подушку и сомкнула глаза, тут же поняла, как чудовищно устала за сегодня.
Помимо воли, в памяти откуда-то всплыли строки одного стихотворения Блока — “Перед судом”, которое так сильно напугало меня в прошлом году. Показалось пророческим и глубоко осело в подсознании. В голове отчеканились слова и теперь вертелись будто закадровый голос при воспоминаниях о сегодняшнем допросе, травле и предательстве Лео:
Но ведь я немного по-другому,
Чем иные, знаю жизнь твою,
Более, чем судьям, мне знакомо,
Как ты очутилась на краю…
Эта прядь — такая золотая
Разве не от старого огня? -
Страстная, безбожная, пустая,
Незабвенная, прости меня!
Я знала, какое сегодня было число. Двадцатое марта. Лео же принял решение расстаться двадцатого декабря.
“Забавно. Ведь в таро двадцатый аркан — это Страшный суд”, - ухмыльнулась я в полудреме, прежде чем провалиться в крепкий сон без сновидений.
***
Мы вместе с Ромой вошли в кабинет. Начальница и коллеги сдержанно поздоровались с нами — но в воздухе витало ощутимое напряжение.
Я положила на тумбу, где стоял чайник, маленькую коробку печенья.
— Вы уж простите. Я хотела купить торт, но вчера поздно освободилась и не успела, было только печенье, — слегка виновато улыбнулась я.
И наткнулась на резкий вздох начальницы.
— Понятно, — отрезала она и погрузилась в работу.
“Не так я представляла себе последний день здесь. Ведь я по-своему любила своих коллег и эту айти-компанию”, — у меня сжалось сердце.
Теперь же они избегали смотреть мне в глаза. Я знала — Ева Швайн показала им распечатки нашего с Лео фото, полного страсти, и моей переписки, где я обращалась за раскладом таро.
— Ты будешь работать или нет? — резко выпалила начальница.
— Компьютер заблокирован, — пожала я плечами.
— Я вчера написала в IT-службу, тебе открыли доступ. Садись, работай.
За работой день пролетит действительно быстрее.
Я перебирала документы на автомате — руки делали привычную работу, но в голове было пусто. Всё как-то не приходило осознания, что через несколько часов я навсегда покину место, где работала два года и пережила самую большую любовь и разочарование.
— Кира? Как же мы будем без тебя? Мы не справимся со всеми делами, — подала тихий голос молчавшая до этого весь день коллега - та самая мудрая женщина, которая недавно откровенно поговорила со мной о Лео и его мотивах.
— Ну, что ты, вы обязательно справитесь без меня! — я с тёплой улыбкой отвлеклась от папок и подошла к ней.
Слова по типу “Как же мы без тебя!” всегда казались мне данью вежливости или даже лестью — только добродушной. Но, подойдя ближе, я заметила, что она, до этого улыбающаяся при любых обстоятельствах, будто потухла на глазах и превратилась в тень - в чёрной кофте, с тёмными кругами под глазами.
— Эй, ну ты чего?.. — я осторожно подошла сзади и тронула её за плечо.
Мне казалось, что ничего не может сломать эту смелую женщину, пережившую череду личных трагедий. Но внезапно она повернулась ко мне, крепко обняла и заплакала.
— Что случилось? — гладила я её по спине, ощущая, что сейчас я сильнее духом и она нуждается в моей поддержке.
— Это ужасно! После того, как ты вчера ушла с работы, начальство осталось обсуждать тебя в кабинете, и я всё слышала! — она лихорадочно всхлипывала. — Ты хороший и трудолюбивый сотрудник, ты внесла в компанию огромный вклад, даже придя сюда без опыта, и я боюсь не справиться без тебя. Но они всё перечеркнули. Да какое они право имеют осуждать тебя за твою же личную жизнь, пусть и не совсем понятную с точки зрения общества? Я-то знаю, как сильно и искренне ты любила! Но они только и могут обсуждать, какая у кого жопа и кто с кем спит…
Я медленно гладила её по длинным черным волосам, стараясь передать ей свою энергию — спокойствия и силы. Странно, но эмоции полностью отключились — будто меня ещё вчера ударили настолько глубоко, что я перестала чувствовать любую боль в принципе, иначе бы не вынесла её. Подняв глаза, я посмотрела на наше отражение в стеклянной стене, ведущей в коридор.
— Тише, — прошептала я. — Я уйду и никогда больше этого не узнаю. У меня были некоторые подозрения, что они не отличаются самостоятельностью мышления и чувством такта, но старалась переубедить себя. Видать, зря. Мы не можем запретить им говорить — но однажды жизнь ударит их в ответ точно так же сильно. Но мне не хочется, чтобы ты оставалась тут, тебе житья не дадут. Я и сейчас вижу, как тебя грузят работой, несмотря на твой возраст и состояние здоровья. А затем просто выкинут, сократят, как других. Давай я тебе помогу составить резюме, и найдем тебе другую работу…
