Повернул в другую сторону. Пошёл спокойно и размеренно. Глаза его с восторгом наблюдали жизнь – синий цветок на тонком стебельке, муху, деловито пролетающую мимо, облако, которое напоминало нечто сладкое, то, что он когда-то любил. Наверное, мамка покупала.
Вечером Лука издали увидел приближающуюся фигуру. Он сидел на берегу реки, раздумывая, куда бы пойти дальше. За весь день не нашёл никого. Теперь кто-то сам показался. Оставалось надеяться, что человек. И очень хотелось надеяться, что кто-то из своих.
Так и есть. Димон. Лука вскочил ему навстречу. Осторожно обнял за плечи:
- Привет, Димон! Как ты?
- Мамка сказала тебе передать.
Димон протянул предмет. Это была рация.
Это была почти комната.
В доме-развалюхе, на первом этаже, под целой горой ржавых балок и трухлявого бетона.
И всё же в комнате было уютно. И мягко.
Коричневые шкуры, похожие на медвежьи, - определила Ирина, застилали пол. Такие же, но с виду поновее, служили стенами. Родных стен эта комната, скорее всего, уже не имела.
На стенах-шкурах висели картины. Местный художник изображал волков. На рисунках звери бежали, выли, рычали, дрались с медведями.
Ирина непроизвольно задержала на них взгляд. Живопись её всегда интересовала. В прошлой жизни она писала природные пейзажи, но и анималистический жанр был ей не чужд. Её картины имели небольшой успех, и теперь женщина почувствовала изголодавшийся зуд творца. Но не время. Женщина украдкой оглядела присутствующих.
В центре комнаты сидел здоровенный мужик с ярко-синими глазами, в одежде из блестящих волчьих шкур. Главный, было понятно. Вокруг него толпилось множество мужчин. Среди них были уже знакомые Лупа и молодой сопровождающий. Ирина слышала, что к нему обращались по имени Серый.
Присутствовали несколько женщин, но они держались скромно позади. Глаза их были такими же яркими, красиво-голубыми, но всё же неприятными.
Несколько детишек выглядывало отовсюду, куда им удалось протиснуться.
Все с живым любопытством и некоторым страхом смотрели на пленников.
Ирина и Жора стояли у дальней меховой стены, и единственное свободное пространство было только возле них.
- Я – Валк. Назовите себя.
Называть себя не хотелось. Жоре, похоже, тоже. Но надо же как-то выкручиваться. Ирина начала:
- Меня зовут Ирина, моего друга – Георгий.
- Почему женщина влезает с разговором первая?
Ну вот… Приехали.
- Потому что мы живём по своим правилам, - буркнул Жора. – И к тому же она отлично знает, как нас зовут.
- Кто вы?
Ирина решила не усугублять и предоставила возможность дальше выкручиваться Жорику. Тот понял.
- Ваш Лютый назвал нас чистыми людьми.
И тут началось светопреставление. Казалось, Жора поворошил палкой в осином гнезде. Все шумели, переговаривались, даже женщины тихонько шептались на периферии.
- Как смеешь ты упоминать имя великого воина?
- А почему я не могу упоминать имя великого воина?
- Потому что ты не достоин этого. И к тому же… он… погиб.
- Верно. Погиб. Но перед смертью он поделился вот этим, - Жора вынул из кармана амулет.
Это был огромный жёлтый клык, украшенный замысловатым узором. В верхней части через небольшую дыру был продет шнур.
Наступила полная тишина. Потом Валк кивнул Лупе, и тот подошёл. Мельком взглянул на клык.
- Его…
- Подойди ко мне, Георгий.
Жора подошёл, показал и главному подарок Лютого.
- Его, - подтвердил и Валк спустя минуту.
Жора вернулся к Ирине.
- Где взял? Лютый не мог его потерять.
- Лютый и не терял. Он сорвал своей рукой со своей шеи и отдал.
- Врёшь, - Валк в ярости вскочил со своего места. Тут же опомнился, сел. – Он не мог этого сделать… Он ушёл… Он теперь вечный пленник… локера.
Жора колебался. Не мог знать, как отреагируют эти люди на то, что он избавил Лютого от вечного плена. Решился.
- Я его… пристрелил… Не скажу, что нечаянно… Но всё же вопреки своему желанию…
Ирина с удивлением взглянула на своего товарища. Вот это загнул… красиво.
- У вас было оружие… - задумчиво кивнул главный.
- Почему было? А где оно теперь?
- Его отправили нашему мастеру, он изучает. Но расскажи о Лютом.
- Ну, там рассказывать особо нечего. Мы… вот Ирина была, ещё несколько человек… Мы увидели локера. Тот шёл из города со своей добычей. С Лютым, получается. И тут бабуля как заорёт: стреляй! Я и стрельнул. Не очень хотел, конечно. Но… чтобы тот не мучился. Во-от… А так, что рассказывать? Локер постоял, покачался. Мы думали, теперь нам хана. Хотели бежать, да ноги не слушаются. А куда с детьми да стариками убежишь? А локер и покатился дальше. Андрюха сказал, что тот оставил нас на закуску. Сначала хочет посмотреть, что у нас получится дальше в этой жизни…
У Ирины появилось желание чуть треснуть своего приятеля, чтобы остановить его откровенность, но… сдержала порыв. А Жора продолжал:
- А потом мы подошли, значит, к вашему Лютому. А тот ещё живой. Оглядел нас, сказал, что, мол, мы чистые люди, а он-то думал, что это сказки. Потом спросил, кто его, значит… стрельнул. Во-от… Сорвал эту штуку, подал мне и… откинул концы.
Повисло долгое молчание. Все ждали, что скажет главный. Тот встал:
- Ты сделал для храброго воина Лютого то, что не решились сделать мы. Правда, у нас не было оружия. Но от этого твой подвиг не менее значим. Отныне мы твои должники. А волки свои долги не забывают и умеют быть благодарными. Мы должники твои и того мудрого Бабули, который отдал приказ стрелять.
- Кому… отдал? – не понял Жора.
- Тебе, - рискнула нарушить табу Ирина и помогла приятелю выпутаться из истории, которую он сам же и запутал.
Неизвестно, чем бы закончилась эта Иринина выходка, но тут с улицы донёсся отчаянный вопль:
- Медведи!
И всё пришло в движение.
- Здесь переночуем, завтра пойдём искать наших, - Никита щёлкнул зажигалкой по углям, и те послушно выбросили огненные языки.
- Как же ты пойдёшь? – на самом деле Ксюша не видела в этом особой проблемы. Гипс хорошо держал ногу, своё плечо она подставит. Вопрос маскировал неуверенность и робость. Ей, девушке, было неудобно провести ночь наедине с мужчиной. Днём – ничего, даже не задумывалась об этом. Но с сумерками нервозность росла.
- Нормально пойду. Бежать не обещаю, костыли сооружу, палок много валяется. Не беспокойся.
Огонь освещал серьёзное и спокойное лицо Никиты. Ксюше стало стыдно. Сама трусиха и о других невысокого мнения. Надо больше доверять людям, тем более тем, кто не раз выручал. И никогда не обижал.
А Никита кинул под сосну спальный мешок и улёгся на него сверху. Затих. Вскоре девушка поняла, что он уснул. Стало не просто стыдно, а как-то мерзко на душе. Хорошо, что Никита не мог знать её гадкие мысли.
Но, впрочем, не долго грызла себя. Спать не хотелось, а хотелось посмотреть, на кого стала похожа за эти дни. Забыла, когда последний раз в зеркало заглядывала.
Ксюша придвинула к себе рюкзак. В нём непросто дорыться до дна. Самое интересное прячется где-то в недрах, под слоем нужного и полезного. Девушка старалась не шуметь.
Вот её шкатулка. Открыла. Зеркальце. Серёжки. Ещё одни. Колечки. Браслеты. Часы. А почему бы их не носить? Механические. Сколько сейчас времени? Может, около девяти? Поколебавшись, завела на 8:45. Теперь так и будет жить по своим часам. Полюбовалась, как они смотрятся на тонком запястье.
Вынула расчёску, стала с удовольствием и не спеша приводить в порядок волосы. Они у Ксюши не слишком длинные, но густые. Красивые. Мамочка говорила, что от неё. И глаза её. А вот папиного ничего нет.
Девушка стала вглядываться в свои черты. Но не себя там рассматривала. Взгляд затуманился и мысли унеслись к родным…
В это время маленькая худющая девчонка в накидке из шкуры какого-то облезлого животного, всё ниже и ниже спускалась по стволу. Таких красивых штучек в деревянном ящичке её глаза ещё не видели. Вот только далеко слишком, толком не рассмотришь. И она рискнула спуститься ещё немного. Тут и гладкий сук удобно лёг под босые ноги. Дальше нельзя, опасно. Тётка разиня, по сторонам не глядит, уставилась в какую-то кругляшку, а штучки красивые так и блестят. Дядька уснул.
Девчонка присела на корточки, потом согнула спину и вытянула шею.
И сук обломался! Резко и без предупреждающего треска. А девчонка и не держалась ни за что, так и полетела вместе с суком на многострадального дядьку.
…Никита в своих грёзах был далеко и от Ксюши, и от злосчастной сосны. Нога, наконец, перестала ныть, и он, убаюканный блаженной безболью, видел свой первый сон. Но недолго.
Когда-то он читал, что женщины труднее высыпаются, хотя и спят дольше. Причина этого в том, что они до конца не могут расслабиться. Во всяком случае, на долгое время. Так уж они устроены. Им, более слабым созданиям, приходится часто быть настороже. К тому же они мамы – настоящие или будущие. И поэтому они хранительницы не только своей жизни.
А мужчины более уверены в себе. У них всё под контролем. Они сильные и мудрые. Они умеют расслабляться. Никита точно расслабился. Никакого удара от жизни он этим вечером уже и не ждал. А жизнь удар всё же приготовила.
Когда Никита этим утром шёл по лесу, он был в целости и сохранности. Ураган не смог причинить никакого вреда. Но… дальше всё пошло как-то не так...
- Да не бойся! Тебя не обидят. И не вырывайся, всё равно не отпущу! Слышишь меня? Понимаешь, что тебе, бестолковке, твердят?
Никита едва сдерживался, чтобы как следует не трепануть эту… рухнувшую. Она сжалась, пищала от страха и тем самым вызывала ещё большее раздражение. Никите хотелось треснуть её по плешивому затылку.
Ксюша не сразу пришла в себя. Ей показалось, что эти маленькие трусливые люди всё же решили напасть. И начали с Никиты. Но теперь становилось ясно, что девочка случайно.
- Никита, перестань. Она упала. Она нечаянно. Ты её ещё больше напугал. Она не хотела. Но, наверное, на высоте жить рискованно, вот и свалилась. Погоди, дай я с ней поговорю.
Ксюша присела на корточки перед девочкой:
- Не бойся. Никто не сделает тебе ничего плохого. Давай представим, что ты к нам в гости пришла. И я тебя сейчас буду угощать. Никита, что у нас есть из сладкого?
- Ничего…
- Ах, тебе понравилась моя коробочка? Это мои штучки. Мы вместе их можем рассмотреть.
Ксюше хотелось завести новое знакомство.
- Ну же, иди ко мне… Дядя тебя сейчас отпустит, и, если ты не убежишь, я тебе кое-что подарю.
Никита разжал руку. Девчонка дёрнулась к сосне и унеслась бы в свой шалаш, но у самого ствола оглянулась. Тётка наклонила голову набок и улыбнулась самой доброй и красивой улыбкой, какую та когда-либо видела в жизни. А в вытянутой руке, в деревянном ящичке, всё так же соблазнительно блестели интересные штучки.
Девчонка замерла. И Ксюша не спешила. Пусть та сама решит.
- Тебя как зовут?
- Татка.
- Ах, какое красивое имя. А меня Ксюша. А этого дядю – Никита.
- Ксюха?
- Ну… можно и так, - пошла на великие уступки Ксюша. - А где твои родители?
- Кто такие родители?
- Мама и папа… Мать и отец.
- Отца нет. Мать есть.
- Как нет отца? – встрепенулся Никита. – А кто же так усердно старался сбросить с сосны беззащитную девушку?
Глаза Татки в недоумении захлопали.
Была она страшненькая. Глазастая, остроухая, с маленькой головкой на длинной тонкой шее. Рыжие волосы её торчали клоками. Губы почти не выделялись, нос маленький - единственная симпатичная часть лица.
- С кем ты живёшь в своём домике? - попыталась разобраться Ксюша.
- Мать и Тошка.
- Тошка – брат?
- Брат, - кивнула Татка.
- Так это, значит, была мамаша, - запоздало сообразил Никита. – Добрая женщина...
- А где же они теперь?
- Тошка вонан, - кивнула вверх Татка. – Мать на охоте, а отца она уже убрала.
- Убрала? Как это?
- Ну, когда стал не нужен… отцов убирают, чтоб детей больше не было.
- Убивают, что ли? – опешил Никита.
- Ну да. Завсегда так было. Чтобы не мешал.
- Добрые люди, - Никита в этом окончательно убедился.
Ксюше и самой стало не по себе. Но она взяла себя в руки, напомнила, что отца «убрала» всё же не Татка, а её полоумная мамашка.
- Позови братика, - попросила Ксюша.
- Ты обещала подарить штучку.
- Подарю. И тебе, и Тошке.
Татка махнула призывно рукой, издала гортанный звук, и мальчишка ловко и робко спустился к ним.
А вот он был хорошенький. Черты лица мягкие и нежные, без излишних размеров и выразительных выпуклостей. Мальчик застенчиво прижался к тощей ноге Татки и полез пальцем в нос.
- Вы есть хотите? Давайте распробуем, что у нас тут есть, - Ксюша совсем как бабуля засуетилась у рюкзака. – Присаживайтесь к костру. Сейчас… Никита, как пользоваться синтезатором? Что-то я никак не соображу…
Ксюша обернулась к детям, в её руках было по картриджу.
- Вы что будете, сосиски или сыр?
Потом обернулась к Никите и заявила весело:
- Мы будем и то, и другое. И с хлебом.
В этот вечер у костра долго сидела разновозрастная компания. Тошка ел мало, всё жался к сестричке и поглядывал из-за её плеча на новых людей добрыми и смышлёными глазками. Татка рассматривала Ксюшины украшения, любовалась в зеркало на свою лопоухую рожицу и шустро поглощала бутерброды. От её недавнего недоверия не осталось и следа.
- Татка, а кроме вас здесь живёт кто-нибудь ещё?
- Да, - девчонка небрежно махнула рукой в сторону. – Там живут Минка и Старуха. Дальше много всех.
- А отцы у них есть? Или их «тоже» убирают? – подал голос Никита.
- А как же? Всегда убирают. Иначе нельзя.
Ксюша поглядела на мальчика. Почувствовала, как от жалости защипало в носу.
Вскоре гости засобирались:
- Мать скоро вернётся, - пояснила Татка.
Ксюша оглядела своё богатство, раздумывая, чтобы могло подойти по размеру её новой знакомой. Но та сама уже выбрала:
- Подари зеркало.
- Бери.
- И колечко.
- Возьми с голубым камушком.
- И серёжки.
- А как ты их нацепишь на свои уши? – поинтересовался Никита.
- Нацеплю, - не засомневалась в своих способностях Татка.
- А Тошке? – Ксюша окинула своё поредевшее богатство, мысленно заглянула в мешок, но ничего не подходящего не было.
- Я знаю, - Никита потянулся к своему рюкзаку. Татка уставилась туда же. Но Никита не удовлетворил её любопытство, а повернулся к мальчику.
- Вот, смотри. Это складной ножик. Тут много разных штучек. И они выдвигаются вот так. Попробуй сам.
Мальчик с таким изумлением уставился на подарок, что Ксюша отвернулась, скрывая слёзы.
- И запомни, он твой.
Тошка несмело взял свой подарок.
- И знаешь что, Тошка? Если когда-нибудь кто-то захочет тебя убрать, ты имеешь полное право послать ту макаку куда подальше и не соглашаться с её таким решением. Понял?
Татка посмотрела на братика. В её глазах появилось что-то новое. Что-то, что направлено было на другого человека, а не на себя любимую.
Вскоре Ксюша спала. Снилось ей, наверное, что-то тревожное, она часто вздрагивала, но не просыпалась.
А вот Никита совсем не спал. Не мог расслабиться.
Вечером Лука издали увидел приближающуюся фигуру. Он сидел на берегу реки, раздумывая, куда бы пойти дальше. За весь день не нашёл никого. Теперь кто-то сам показался. Оставалось надеяться, что человек. И очень хотелось надеяться, что кто-то из своих.
Так и есть. Димон. Лука вскочил ему навстречу. Осторожно обнял за плечи:
- Привет, Димон! Как ты?
- Мамка сказала тебе передать.
Димон протянул предмет. Это была рация.
Глава 67
Это была почти комната.
В доме-развалюхе, на первом этаже, под целой горой ржавых балок и трухлявого бетона.
И всё же в комнате было уютно. И мягко.
Коричневые шкуры, похожие на медвежьи, - определила Ирина, застилали пол. Такие же, но с виду поновее, служили стенами. Родных стен эта комната, скорее всего, уже не имела.
На стенах-шкурах висели картины. Местный художник изображал волков. На рисунках звери бежали, выли, рычали, дрались с медведями.
Ирина непроизвольно задержала на них взгляд. Живопись её всегда интересовала. В прошлой жизни она писала природные пейзажи, но и анималистический жанр был ей не чужд. Её картины имели небольшой успех, и теперь женщина почувствовала изголодавшийся зуд творца. Но не время. Женщина украдкой оглядела присутствующих.
В центре комнаты сидел здоровенный мужик с ярко-синими глазами, в одежде из блестящих волчьих шкур. Главный, было понятно. Вокруг него толпилось множество мужчин. Среди них были уже знакомые Лупа и молодой сопровождающий. Ирина слышала, что к нему обращались по имени Серый.
Присутствовали несколько женщин, но они держались скромно позади. Глаза их были такими же яркими, красиво-голубыми, но всё же неприятными.
Несколько детишек выглядывало отовсюду, куда им удалось протиснуться.
Все с живым любопытством и некоторым страхом смотрели на пленников.
Ирина и Жора стояли у дальней меховой стены, и единственное свободное пространство было только возле них.
- Я – Валк. Назовите себя.
Называть себя не хотелось. Жоре, похоже, тоже. Но надо же как-то выкручиваться. Ирина начала:
- Меня зовут Ирина, моего друга – Георгий.
- Почему женщина влезает с разговором первая?
Ну вот… Приехали.
- Потому что мы живём по своим правилам, - буркнул Жора. – И к тому же она отлично знает, как нас зовут.
- Кто вы?
Ирина решила не усугублять и предоставила возможность дальше выкручиваться Жорику. Тот понял.
- Ваш Лютый назвал нас чистыми людьми.
И тут началось светопреставление. Казалось, Жора поворошил палкой в осином гнезде. Все шумели, переговаривались, даже женщины тихонько шептались на периферии.
- Как смеешь ты упоминать имя великого воина?
- А почему я не могу упоминать имя великого воина?
- Потому что ты не достоин этого. И к тому же… он… погиб.
- Верно. Погиб. Но перед смертью он поделился вот этим, - Жора вынул из кармана амулет.
Это был огромный жёлтый клык, украшенный замысловатым узором. В верхней части через небольшую дыру был продет шнур.
Наступила полная тишина. Потом Валк кивнул Лупе, и тот подошёл. Мельком взглянул на клык.
- Его…
- Подойди ко мне, Георгий.
Жора подошёл, показал и главному подарок Лютого.
- Его, - подтвердил и Валк спустя минуту.
Жора вернулся к Ирине.
- Где взял? Лютый не мог его потерять.
- Лютый и не терял. Он сорвал своей рукой со своей шеи и отдал.
- Врёшь, - Валк в ярости вскочил со своего места. Тут же опомнился, сел. – Он не мог этого сделать… Он ушёл… Он теперь вечный пленник… локера.
Жора колебался. Не мог знать, как отреагируют эти люди на то, что он избавил Лютого от вечного плена. Решился.
- Я его… пристрелил… Не скажу, что нечаянно… Но всё же вопреки своему желанию…
Ирина с удивлением взглянула на своего товарища. Вот это загнул… красиво.
- У вас было оружие… - задумчиво кивнул главный.
- Почему было? А где оно теперь?
- Его отправили нашему мастеру, он изучает. Но расскажи о Лютом.
- Ну, там рассказывать особо нечего. Мы… вот Ирина была, ещё несколько человек… Мы увидели локера. Тот шёл из города со своей добычей. С Лютым, получается. И тут бабуля как заорёт: стреляй! Я и стрельнул. Не очень хотел, конечно. Но… чтобы тот не мучился. Во-от… А так, что рассказывать? Локер постоял, покачался. Мы думали, теперь нам хана. Хотели бежать, да ноги не слушаются. А куда с детьми да стариками убежишь? А локер и покатился дальше. Андрюха сказал, что тот оставил нас на закуску. Сначала хочет посмотреть, что у нас получится дальше в этой жизни…
У Ирины появилось желание чуть треснуть своего приятеля, чтобы остановить его откровенность, но… сдержала порыв. А Жора продолжал:
- А потом мы подошли, значит, к вашему Лютому. А тот ещё живой. Оглядел нас, сказал, что, мол, мы чистые люди, а он-то думал, что это сказки. Потом спросил, кто его, значит… стрельнул. Во-от… Сорвал эту штуку, подал мне и… откинул концы.
Повисло долгое молчание. Все ждали, что скажет главный. Тот встал:
- Ты сделал для храброго воина Лютого то, что не решились сделать мы. Правда, у нас не было оружия. Но от этого твой подвиг не менее значим. Отныне мы твои должники. А волки свои долги не забывают и умеют быть благодарными. Мы должники твои и того мудрого Бабули, который отдал приказ стрелять.
- Кому… отдал? – не понял Жора.
- Тебе, - рискнула нарушить табу Ирина и помогла приятелю выпутаться из истории, которую он сам же и запутал.
Неизвестно, чем бы закончилась эта Иринина выходка, но тут с улицы донёсся отчаянный вопль:
- Медведи!
И всё пришло в движение.
Глава 68
- Здесь переночуем, завтра пойдём искать наших, - Никита щёлкнул зажигалкой по углям, и те послушно выбросили огненные языки.
- Как же ты пойдёшь? – на самом деле Ксюша не видела в этом особой проблемы. Гипс хорошо держал ногу, своё плечо она подставит. Вопрос маскировал неуверенность и робость. Ей, девушке, было неудобно провести ночь наедине с мужчиной. Днём – ничего, даже не задумывалась об этом. Но с сумерками нервозность росла.
- Нормально пойду. Бежать не обещаю, костыли сооружу, палок много валяется. Не беспокойся.
Огонь освещал серьёзное и спокойное лицо Никиты. Ксюше стало стыдно. Сама трусиха и о других невысокого мнения. Надо больше доверять людям, тем более тем, кто не раз выручал. И никогда не обижал.
А Никита кинул под сосну спальный мешок и улёгся на него сверху. Затих. Вскоре девушка поняла, что он уснул. Стало не просто стыдно, а как-то мерзко на душе. Хорошо, что Никита не мог знать её гадкие мысли.
Но, впрочем, не долго грызла себя. Спать не хотелось, а хотелось посмотреть, на кого стала похожа за эти дни. Забыла, когда последний раз в зеркало заглядывала.
Ксюша придвинула к себе рюкзак. В нём непросто дорыться до дна. Самое интересное прячется где-то в недрах, под слоем нужного и полезного. Девушка старалась не шуметь.
Вот её шкатулка. Открыла. Зеркальце. Серёжки. Ещё одни. Колечки. Браслеты. Часы. А почему бы их не носить? Механические. Сколько сейчас времени? Может, около девяти? Поколебавшись, завела на 8:45. Теперь так и будет жить по своим часам. Полюбовалась, как они смотрятся на тонком запястье.
Вынула расчёску, стала с удовольствием и не спеша приводить в порядок волосы. Они у Ксюши не слишком длинные, но густые. Красивые. Мамочка говорила, что от неё. И глаза её. А вот папиного ничего нет.
Девушка стала вглядываться в свои черты. Но не себя там рассматривала. Взгляд затуманился и мысли унеслись к родным…
В это время маленькая худющая девчонка в накидке из шкуры какого-то облезлого животного, всё ниже и ниже спускалась по стволу. Таких красивых штучек в деревянном ящичке её глаза ещё не видели. Вот только далеко слишком, толком не рассмотришь. И она рискнула спуститься ещё немного. Тут и гладкий сук удобно лёг под босые ноги. Дальше нельзя, опасно. Тётка разиня, по сторонам не глядит, уставилась в какую-то кругляшку, а штучки красивые так и блестят. Дядька уснул.
Девчонка присела на корточки, потом согнула спину и вытянула шею.
И сук обломался! Резко и без предупреждающего треска. А девчонка и не держалась ни за что, так и полетела вместе с суком на многострадального дядьку.
…Никита в своих грёзах был далеко и от Ксюши, и от злосчастной сосны. Нога, наконец, перестала ныть, и он, убаюканный блаженной безболью, видел свой первый сон. Но недолго.
Когда-то он читал, что женщины труднее высыпаются, хотя и спят дольше. Причина этого в том, что они до конца не могут расслабиться. Во всяком случае, на долгое время. Так уж они устроены. Им, более слабым созданиям, приходится часто быть настороже. К тому же они мамы – настоящие или будущие. И поэтому они хранительницы не только своей жизни.
А мужчины более уверены в себе. У них всё под контролем. Они сильные и мудрые. Они умеют расслабляться. Никита точно расслабился. Никакого удара от жизни он этим вечером уже и не ждал. А жизнь удар всё же приготовила.
Когда Никита этим утром шёл по лесу, он был в целости и сохранности. Ураган не смог причинить никакого вреда. Но… дальше всё пошло как-то не так...
Глава 69
- Да не бойся! Тебя не обидят. И не вырывайся, всё равно не отпущу! Слышишь меня? Понимаешь, что тебе, бестолковке, твердят?
Никита едва сдерживался, чтобы как следует не трепануть эту… рухнувшую. Она сжалась, пищала от страха и тем самым вызывала ещё большее раздражение. Никите хотелось треснуть её по плешивому затылку.
Ксюша не сразу пришла в себя. Ей показалось, что эти маленькие трусливые люди всё же решили напасть. И начали с Никиты. Но теперь становилось ясно, что девочка случайно.
- Никита, перестань. Она упала. Она нечаянно. Ты её ещё больше напугал. Она не хотела. Но, наверное, на высоте жить рискованно, вот и свалилась. Погоди, дай я с ней поговорю.
Ксюша присела на корточки перед девочкой:
- Не бойся. Никто не сделает тебе ничего плохого. Давай представим, что ты к нам в гости пришла. И я тебя сейчас буду угощать. Никита, что у нас есть из сладкого?
- Ничего…
- Ах, тебе понравилась моя коробочка? Это мои штучки. Мы вместе их можем рассмотреть.
Ксюше хотелось завести новое знакомство.
- Ну же, иди ко мне… Дядя тебя сейчас отпустит, и, если ты не убежишь, я тебе кое-что подарю.
Никита разжал руку. Девчонка дёрнулась к сосне и унеслась бы в свой шалаш, но у самого ствола оглянулась. Тётка наклонила голову набок и улыбнулась самой доброй и красивой улыбкой, какую та когда-либо видела в жизни. А в вытянутой руке, в деревянном ящичке, всё так же соблазнительно блестели интересные штучки.
Девчонка замерла. И Ксюша не спешила. Пусть та сама решит.
- Тебя как зовут?
- Татка.
- Ах, какое красивое имя. А меня Ксюша. А этого дядю – Никита.
- Ксюха?
- Ну… можно и так, - пошла на великие уступки Ксюша. - А где твои родители?
- Кто такие родители?
- Мама и папа… Мать и отец.
- Отца нет. Мать есть.
- Как нет отца? – встрепенулся Никита. – А кто же так усердно старался сбросить с сосны беззащитную девушку?
Глаза Татки в недоумении захлопали.
Была она страшненькая. Глазастая, остроухая, с маленькой головкой на длинной тонкой шее. Рыжие волосы её торчали клоками. Губы почти не выделялись, нос маленький - единственная симпатичная часть лица.
- С кем ты живёшь в своём домике? - попыталась разобраться Ксюша.
- Мать и Тошка.
- Тошка – брат?
- Брат, - кивнула Татка.
- Так это, значит, была мамаша, - запоздало сообразил Никита. – Добрая женщина...
- А где же они теперь?
- Тошка вонан, - кивнула вверх Татка. – Мать на охоте, а отца она уже убрала.
- Убрала? Как это?
- Ну, когда стал не нужен… отцов убирают, чтоб детей больше не было.
- Убивают, что ли? – опешил Никита.
- Ну да. Завсегда так было. Чтобы не мешал.
- Добрые люди, - Никита в этом окончательно убедился.
Ксюше и самой стало не по себе. Но она взяла себя в руки, напомнила, что отца «убрала» всё же не Татка, а её полоумная мамашка.
- Позови братика, - попросила Ксюша.
- Ты обещала подарить штучку.
- Подарю. И тебе, и Тошке.
Татка махнула призывно рукой, издала гортанный звук, и мальчишка ловко и робко спустился к ним.
А вот он был хорошенький. Черты лица мягкие и нежные, без излишних размеров и выразительных выпуклостей. Мальчик застенчиво прижался к тощей ноге Татки и полез пальцем в нос.
- Вы есть хотите? Давайте распробуем, что у нас тут есть, - Ксюша совсем как бабуля засуетилась у рюкзака. – Присаживайтесь к костру. Сейчас… Никита, как пользоваться синтезатором? Что-то я никак не соображу…
Ксюша обернулась к детям, в её руках было по картриджу.
- Вы что будете, сосиски или сыр?
Потом обернулась к Никите и заявила весело:
- Мы будем и то, и другое. И с хлебом.
В этот вечер у костра долго сидела разновозрастная компания. Тошка ел мало, всё жался к сестричке и поглядывал из-за её плеча на новых людей добрыми и смышлёными глазками. Татка рассматривала Ксюшины украшения, любовалась в зеркало на свою лопоухую рожицу и шустро поглощала бутерброды. От её недавнего недоверия не осталось и следа.
- Татка, а кроме вас здесь живёт кто-нибудь ещё?
- Да, - девчонка небрежно махнула рукой в сторону. – Там живут Минка и Старуха. Дальше много всех.
- А отцы у них есть? Или их «тоже» убирают? – подал голос Никита.
- А как же? Всегда убирают. Иначе нельзя.
Ксюша поглядела на мальчика. Почувствовала, как от жалости защипало в носу.
Вскоре гости засобирались:
- Мать скоро вернётся, - пояснила Татка.
Ксюша оглядела своё богатство, раздумывая, чтобы могло подойти по размеру её новой знакомой. Но та сама уже выбрала:
- Подари зеркало.
- Бери.
- И колечко.
- Возьми с голубым камушком.
- И серёжки.
- А как ты их нацепишь на свои уши? – поинтересовался Никита.
- Нацеплю, - не засомневалась в своих способностях Татка.
- А Тошке? – Ксюша окинула своё поредевшее богатство, мысленно заглянула в мешок, но ничего не подходящего не было.
- Я знаю, - Никита потянулся к своему рюкзаку. Татка уставилась туда же. Но Никита не удовлетворил её любопытство, а повернулся к мальчику.
- Вот, смотри. Это складной ножик. Тут много разных штучек. И они выдвигаются вот так. Попробуй сам.
Мальчик с таким изумлением уставился на подарок, что Ксюша отвернулась, скрывая слёзы.
- И запомни, он твой.
Тошка несмело взял свой подарок.
- И знаешь что, Тошка? Если когда-нибудь кто-то захочет тебя убрать, ты имеешь полное право послать ту макаку куда подальше и не соглашаться с её таким решением. Понял?
Татка посмотрела на братика. В её глазах появилось что-то новое. Что-то, что направлено было на другого человека, а не на себя любимую.
Вскоре Ксюша спала. Снилось ей, наверное, что-то тревожное, она часто вздрагивала, но не просыпалась.
А вот Никита совсем не спал. Не мог расслабиться.