Девушки вышли на участок, где лесная дорога была прямой, поэтому приближающуюся фигуру заметили издалека. Невысокая девочка была одета в белую длинную рубаху.
И исподняя одежда, в которой девки не гуляют по улице или по лесу, распущенные волосы — тоже не к месту, медленная походка чуть вперевалку. Всё это насторожило девушек. Они замедлили шаги, и с приближением к странной путнице, шли всё медленнее. Стало страшно – кто это?
Вглядывались в лицо, и издали оно казалось смутно знакомым, когда же поняли, что это лицо пропавшей калеки Хыли, остановились в растерянности и ужасе. Теперь девица шла одна.
«Призрак» — одновременно мелькнула догадка у девушек. Так просто и неожиданно на лесной дороге встретить дух девочки, которая на их памяти передвигалась только ползком, было настолько страшно, что это парализовало волю. Ту же вспомнились события годичной давности, когда её в лесу едва отыскали. Она тогда говорила, что ходила по лесу ножками, а потом угостила мать сосновой шишкой.
Не дойдя нескольких шагов, Хыля тоже остановилась и молча переводила взгляд с Агнии на Ярину, пытаясь понять, что же вдвоём они здесь делают.
Ясно, что ничего хорошего. Опять Агния какую-то гадость задумала. Испугались… Хыле стало немного смешно. Особенно приятно было видеть почти круглые от ужаса глаза Агнии. Внезапно, она ощутила в душе небывалый подъём и уверенность, ей захотелось проучить Агнию, посмеяться над её коварством и чуть больше разыграть ту непонятную роль, в которой неожиданно оказалась.
Хыля медленно подошла к Ярине (ходить быстро она ещё не научилась) и хотела взять её за руку. Та вздрогнула и отдёрнула кисть. Хыля посмотрела в её перепуганные глаза, стараясь взглядом успокоить девушку. Получилось, вроде. Ярина опустила руку. Хыля её взяла. Теплая ладонь ещё больше успокоила Ярину.
— Не ходи с ней, — сказала она девушке.
Потом повернула хмурое лицо к Агнии. Та отшатнулась.
— Уходи, — Хыля постаралась произнести это слово как можно уверенней. Для пущего эффекта она протянула руку с вытянутым указательным пальцем. Совершенно случайно палец направление выбрал колдыбань.
Агнии этот жест был знаком. Когда-то волхв её вот также прогнал. Она почувствовала, что рядом с этой девочкой находиться в данный момент совсем невозможно. Дух она или не дух, но её пронзительные глаза прожигали насквозь. Силы стали куда-то стремительно уходить. На их смену пришли слабость и дурнота. Надо уйти отсюда. Надо подумать, что происходит.
Агния повернулась и быстро зашагала прочь, а потом и побежала, невольно повинуясь указанию вытянутой руки. Ну, конечно, надо к бабке Власе. Она поможет. Или объяснит, что происходит.
Ярина перевела взгляд с кустов, в которых скрылась Агния, на девочку и вновь отдёрнула руку.
— Хыля?
— Ну да, — Хыля заулыбалась во весь рот. Её переполняла радость. Как же хорошо на свете жить! Ходить по земле ногами!
— Но… но… Ты умеешь ходить?
— Да только недавно научилась. Вот пробую домой дойти.
— А в селе тебя опять потеряли. Тиша ревёт целыми днями. А где ты была? — Ярина медленно приходила в себя. — Как же ты пошла? И почему ты в одной рубахе?
— Как пошла? Долго рассказывать… Да и сама толком не знаю. А была у волхва. Это он мне рубаху дал. Видишь, она мне большая, пришлось обрезать снизу и рукава. Ой, мне надо идти, там, наверное, все переживают. Пошли вместе домой?
— Нет, я к Глебу.
— Ты знаешь, где Глеб?
— Да, на лесном озере у болота. Мы с Агнией как раз туда направлялись.
— Нет там Глеба. Агния тебя обманула.
— Нет? — разочарование Ярины было огромным.
— Ну да, он у волхва. Я только что оттуда.
— Так он жив? Как он?
— Нормально, вроде. Скоро выздоровеет, наверное.
— Ой, Хыля, побегу я. Ладно? Ты без меня дойдёшь?
— Дойду потихоньку. Беги.
Хыля медленно продолжила путь. Каждый шаг доставался ей нелегко, но приносил такое удовольствие, что ей казалось, она не идёт, а летит. Время от времени она делала остановки, садилась в придорожную траву на пригорках и отдыхала. Непривычно.
Во время одного такого отдыха мимо проскакал всадник. Она только мельком увидела его, так он спешил. Ей показалось, что это Ярослав. Всадник её не заметил.
Когда солнце перевалило за полдень, Хыля, наконец, вышла из леса. Остановилась. Вот он, родной Берёзовый Кут. Ещё немного — и она войдёт. Войдёт! Удивительно!!! Такие чудеса случились с ней! Войдёт, как человек! Сколько радости она принесёт с собою! Отец! Как он будет счастлив. А Калина как удивится! А братья и сёстры! А Тиша не удивится! Она, наверное, знает. Ой, все же думают, что я пропала. Может даже, погибла. Нет! Не хочу! Хочу жить!
Хыля пошла. Справа паслись коровы и прочая скотина. Хыля краем глаза наблюдала за пастухом. Дед Яшма смотрел на неё, прижав ладонь ко лбу. Не выдержала:
— Доброго здоровья, — поклонилась.
— Доброго здоровья, — услышала в ответ.
Не узнал.
Загадала: кого первого увижу в Берёзовом Куте, у того тоже скоро будет радость. Первой навстречу Хыле бежала Лябзя.
Вернувшись домой после долгого отсутствия, первое, что увидела Лябзя в своём дворе — это та самая злополучная кубышка, которую она когда-то спрятала под крыльцом, а потом её утянула собака. А теперь она, эта кубышка, лежала на самом видном месте, и только каким-то чудом глаза многочисленной родни, которая вместе с ней радостно протискивалась с улицы в родной двор, были устремлены куда угодно, но не на кубышку. И Лябзя поняла, что это ненадолго, поэтому надо было срочно что-то предпринять.
Но не такой она человек, чтобы растеряться в момент, когда теряться никак нельзя.
— Гляньте-ка, крыша-то, крыша, — удивлённая Лябзя указала рукой вверх, в сторону крыши. И пока родня стояла и пыталась что-то там, на крыше, рассмотреть, Лябзя ловко нагнулась, подхватила кубышку и спрятала за пазуху.
— Да что с крышей? — наконец, не выдержал отец. — Что ты там увидела?
— Показалось мне, — смиренно произнесла Лябзя.
— Тьфу ты, забубённая. Следующий раз покажется — молча любуйся.
Остальные члены семьи с неодобрением посмотрели на свою непутёвую родственницу. Да… похоже, дуреет с каждым днём. И так с большим прибабахом была, а на покосе, стыдно людям в глаза смотреть, связалась с дитём малым, подружку себе нашла, Миланю, Михея дочку. И кашу с ней варила, и по ягоды бегала, и косички плела. Лучше бы за своими так смотрела. Нет, не дождёшься. Наоборот, у Хомки так и норовила рыбу утянуть и «подружке» отнести, чтобы та в уху погуще добавляла.
Были подозрения, что Лябзя хочет через малую к Михею подобраться, понравиться ему, чтобы в жёны взял, но, по правде сказать, на кой она ему нужна. Он мужик уважаемый, работящий, за него любая, ну, или почти любая, пойдёт. А Лябзя что? Ни рожи, ни кожи, ни приданного особого. Что было — мыши сгрызли, да моль поела. А то и сама пораздавала немало. С дурью девка! Так что, если на Михея Лябзя рассчитывает — напрасен её расчёт.
Но, может, и нет у неё в голове таких мыслей. Потому как, с другой стороны если посмотреть, боится она его, вроде. Он мужик добрый, иной раз и обратится к ней, а тут она, словно язык проглотила, стоит, ни мычит, ни телится. А потом и вовсе норовит улизнуть куда-нибудь подальше. Разве порядочные бабы так себя ведут? Тьфу.
Словом, Лябзя привыкла, что в её сторону родня слишком часто плевалась, поэтому к отцовскому неодобрению отнеслась с привычным спокойствием.
По приезду все взялись за многочисленные хлопоты. Легко сказать, месяц почти дома не были. Тут только успевай поворачиваться, пока всё не утрясётся в привычный вид. Вот Лябзя и поворачивалась, а кубышка за пазухой поворачивалась вместе с ней, обжигая грудь. Зелье, всё-таки, приворотное.
— Беги, хоть корову в стадо отгони. Слышь, Лябзя, — донёсся голос матери.
— Что, матушка? Звала?
— Да говорю, сходи корову отгони на пастбище, пусть попасётся. Что она во дворе стоит, мычит. Солнце ещё высоко.
Лябзе только это и надо. Не успела мать оглянуться, как ворота закрылись за коровьим хвостом.
Выходя из села, Лябзя всё больше по сторонам смотрела, лихорадочно раздумывая, куда на этот раз кубышку припрятать, корова же увидела родное стадо, по которому за месяц разлуки соскучилась изрядно, ускорила шаг, поэтому на идущую навстречу девочку обе обратили внимание не сразу.
А когда почти поравнялись, от коровы внимания не прибавилось, а вот Лябзя застыла с разинутым ртом и прижатыми к груди руками.
— Не бойся, тётка Лябзя, это я, а не мой неуспокоенный дух, — засмеялась Хыля.
Но Лябзю это не особо взбодрило.
Хыля остановилась. Происходящее перестало её забавлять. Если дела так и дальше пойдут, можно и домой не попасть. Каждому встречному и поперечному придётся доказывать, что она не призрак.
Впервые подумала, что, может, было бы лучше вернуться домой в сумерках, но вспомнила, что сам волхв так распорядился. И время выбрал, и одежду, и научил, что сказать, когда чужие спрашивать начнут. Одной Тише разрешил рассказать всё, как было. Вот только Ярине едва не проговорилась от радости.
— Да не бойся ты, тётка Лябзя, это я.
— А как же ты…, — Лябзя не смогла высказать свою мысль до конца и молча указала на ноги.
— Колдовство было. Но теперь всё прошло. Вот от волхва иду, он мне помог. Пока вы были на покосе, он меня лечил. Теперь и я могу ходить.
Колдовство! Не, ну это было понятно с самого начала. И Кисеиха то же говорила. Вот только чудно, что Хыля смогла от него избавиться. Нечасто так случается. Лябзя почувствовала, что рада. Так рада, что глаза защипали, и горло сжалось.
Девочка улыбнулась тётке и побрела дальше. Но не таковская эта тётка, чтобы пропустить самое интересное. Даже не оглянулась на свою корову, хотя, правду сказать, никуда она не денется эта корова, до стада дойдёт, цела будет, повернулась и вместе с Хылей пошла в село.
А в селе Хыля поняла, насколько полезной оказалась эта неожиданная попутчица. Потому что все многочисленные объяснения добровольно на себя взяла тётка Лябзя.
Шли они вдвоём по селу: медленно и чуть вперевалочку Хыля, а рядом также медленно и тоже почему-то немного вперевалочку тётка Лябзя, переживая, как бы девочка не споткнулась, и готовая тут же кинуться ей на помощь. А на улицах народу не сказать, что полно, это потом уже ребятишки помчались по всем дворам оповещать население, а сначала было не очень много. И сперва Лябзя успевала втолковать ошеломлённым односельчанам каждому в отдельности, что произошло. Но на подходе к Хылиному дому толпа стала такой, что Лябзя решилась прокричать сразу всем:
— Радость у нас в селе. Чудо! Девочка пошла. Сколько лет ползала, а нынче пошла, — Лябзя остановилась на несколько мгновений, пытаясь точнее посчитать, сколько лет прошло, но народ зашумел. Поэтому она решила не отвлекаться пока на второстепенное. — Эта какая же паскуда такое сделала с девочкой? Змеищ-ща! Но заклятие ещё вернётся. Попомните моё слово! Худо будет той, кто навёл тогда порчу. Потому как вернётся оно к хозяйке и ударит её! — Пыря почувствовала, что разошлась, но остановиться уже не могла. А народ замер, слушает. И непонятно, почему в такой жаркий день многих стала пробирать дрожь. – Теперь мы подождём… И посмотрим, кто без ног останется… Или без рук.
Выскочили Кисей, Кисеиха, Калина и остальная многочисленная родня. Кто плачет, кто обнимается, кто в ноги к Хыле упал и встать не может. Потом опомнились, раскрыли настежь ворота, расступились. И впервые за долгие годы Хыля медленно вошла в них. Домой.
Долго народ ещё не расходился, стоял, дивовался.
А Лябзя повернула к Русе. Медленно шла по её высокому берегу, вниз по реке, любуясь солнечными зелёными далями, слушая радостные песни птиц. Когда остался далеко позади Берёзовый Кут, остановилась, вытащила из-за пазухи кубышку, положила её на толстый ивовый ствол, что клонился горизонтально к самой воде и ахнула по кубышке камнем изо всей моченьки. Брызнули осколки кубышки, брызнуло зелье в разные стороны. Смахнула Лябзя в воду всё, что осталось на стволе и пошла домой.
Еремей молчал всю дорогу. Не гадал о том, куда ведут его эти люди, не думал, что ждёт его впереди. Сейчас не это его интересовало. Перед мысленным взором стояли скользящие с глинистого берега Василисины следы, чёрная неподвижная вода и палка, лежащая на её поверхности. Жуткий лесной рассказ, финал которого неизвестен. Но то, что случилось, уже произошло, и он ничего не сможет поправить. Оставалось ждать. Скоро он узнает. Вот только хочет ли он знать?
С надеждой смотрел на дорогу. Может, увидит какой-нибудь знак? Не увидел.
Неприятно потянуло гарью. Вскоре открылась неприглядная картина. На поляне несколько мужчин разбирали остатки сгоревших полуземлянок. Над руинами ещё вился дымок.
«Ночью случилось, — подумал Еремей. — Сразу несколько хат. Но это неудивительно, сейчас жара. Удивительно, как ещё лес не загорелся!».
Но далее, за одной из хат, прямо на земле лежали тела. Много, может, десяток. Женщины плакали над ними, выполняя печальный ритуал. Цепким взглядом поискал тело той, которую ни за что не хотел бы тут обнаружить. Нет, всё мужики.
«Неужели сгорели? Как же так, ведь не дети малые».
Мельком увидел раны.
«Или тут битва была?»
Вожак не стал останавливаться, сразу направился в добротную высокую полуземлянку, огонь которой не коснулся. Так же, как и нескольких других.
— Иди, — толкнул замешкавшегося Еремея сопровождающий. Но толкнул не злобно, скорее добродушно, пытаясь вывести его из замешательства. Еремей уловил внимательный взгляд, который хорт задержал на его лице чуть дольше, чем следовало. Тут только и осознал, что всю дорогу сопровождающие на него поглядывали с непонятным любопытством.
«Что они так смотрят?» — мелькнуло лёгкое удивление, но послушно пошёл в указанную землянку следом за вожаком. То, что всю дорогу он шёл за самым главным, было ясно по одежде, по особой осанке, по твёрдости в движениях и во взгляде. Но было неясно, почему ему оказана такая честь. Еремея довели бы и обычные хорты.
В помещении стояла высокая красивая женщина. Увидев его, она побледнела, продолжила стоять некоторое время, но силы, казалось, оставили её, и она резко села, почти упала, на стоящую позади лавку.
— Зови меня Валк, — произнёс, наконец, вожак и кивнул хортам. Те вышли.
Наступило долгое молчание. Еремей огляделся. Обычная хата. Василисы не видать. Валк тоже сел.
— Куда путь держишь? — спросил он.
— Послушайте, хозяин с хозяюшкой. Я иду по следу своей невесты. Почти догнал. У болота видел её следы. Недавние. Всего лишь день назад она подошла к болоту.
— Василиса? — спросила женщина.
Еремей пристально взглянул на женщину. Надежда на благополучный исход вновь зажглась в его сердце. Вряд ли бы имя его невесты было бы известно, если бы она не перешла то болото.
— Она жива? — и не дожидаясь ответа, бросился к женщине, но коснуться не посмел. — Жива?
Женщина не шелохнулась, лишь глаза расширились, словно от страха и побледнела ещё больше.
— Сядь на лавку, не прыгай, словно заяц, — Валк махнул рукой, но увидев, что Еремей напряжённо ждёт ответа, добавил, — не знаем.
Еремей сел у порога.
— Не знаем. Но прежде, чем начинать отвечать на твои вопросы, нам надо понять, кто ты. Разуйся.
Еремей понял, чего от него хотят, стал снимать обувь с той ноги, на которой у него был рисунок.
И исподняя одежда, в которой девки не гуляют по улице или по лесу, распущенные волосы — тоже не к месту, медленная походка чуть вперевалку. Всё это насторожило девушек. Они замедлили шаги, и с приближением к странной путнице, шли всё медленнее. Стало страшно – кто это?
Вглядывались в лицо, и издали оно казалось смутно знакомым, когда же поняли, что это лицо пропавшей калеки Хыли, остановились в растерянности и ужасе. Теперь девица шла одна.
«Призрак» — одновременно мелькнула догадка у девушек. Так просто и неожиданно на лесной дороге встретить дух девочки, которая на их памяти передвигалась только ползком, было настолько страшно, что это парализовало волю. Ту же вспомнились события годичной давности, когда её в лесу едва отыскали. Она тогда говорила, что ходила по лесу ножками, а потом угостила мать сосновой шишкой.
Не дойдя нескольких шагов, Хыля тоже остановилась и молча переводила взгляд с Агнии на Ярину, пытаясь понять, что же вдвоём они здесь делают.
Ясно, что ничего хорошего. Опять Агния какую-то гадость задумала. Испугались… Хыле стало немного смешно. Особенно приятно было видеть почти круглые от ужаса глаза Агнии. Внезапно, она ощутила в душе небывалый подъём и уверенность, ей захотелось проучить Агнию, посмеяться над её коварством и чуть больше разыграть ту непонятную роль, в которой неожиданно оказалась.
Хыля медленно подошла к Ярине (ходить быстро она ещё не научилась) и хотела взять её за руку. Та вздрогнула и отдёрнула кисть. Хыля посмотрела в её перепуганные глаза, стараясь взглядом успокоить девушку. Получилось, вроде. Ярина опустила руку. Хыля её взяла. Теплая ладонь ещё больше успокоила Ярину.
— Не ходи с ней, — сказала она девушке.
Потом повернула хмурое лицо к Агнии. Та отшатнулась.
— Уходи, — Хыля постаралась произнести это слово как можно уверенней. Для пущего эффекта она протянула руку с вытянутым указательным пальцем. Совершенно случайно палец направление выбрал колдыбань.
Агнии этот жест был знаком. Когда-то волхв её вот также прогнал. Она почувствовала, что рядом с этой девочкой находиться в данный момент совсем невозможно. Дух она или не дух, но её пронзительные глаза прожигали насквозь. Силы стали куда-то стремительно уходить. На их смену пришли слабость и дурнота. Надо уйти отсюда. Надо подумать, что происходит.
Агния повернулась и быстро зашагала прочь, а потом и побежала, невольно повинуясь указанию вытянутой руки. Ну, конечно, надо к бабке Власе. Она поможет. Или объяснит, что происходит.
Ярина перевела взгляд с кустов, в которых скрылась Агния, на девочку и вновь отдёрнула руку.
— Хыля?
— Ну да, — Хыля заулыбалась во весь рот. Её переполняла радость. Как же хорошо на свете жить! Ходить по земле ногами!
— Но… но… Ты умеешь ходить?
— Да только недавно научилась. Вот пробую домой дойти.
— А в селе тебя опять потеряли. Тиша ревёт целыми днями. А где ты была? — Ярина медленно приходила в себя. — Как же ты пошла? И почему ты в одной рубахе?
— Как пошла? Долго рассказывать… Да и сама толком не знаю. А была у волхва. Это он мне рубаху дал. Видишь, она мне большая, пришлось обрезать снизу и рукава. Ой, мне надо идти, там, наверное, все переживают. Пошли вместе домой?
— Нет, я к Глебу.
— Ты знаешь, где Глеб?
— Да, на лесном озере у болота. Мы с Агнией как раз туда направлялись.
— Нет там Глеба. Агния тебя обманула.
— Нет? — разочарование Ярины было огромным.
— Ну да, он у волхва. Я только что оттуда.
— Так он жив? Как он?
— Нормально, вроде. Скоро выздоровеет, наверное.
— Ой, Хыля, побегу я. Ладно? Ты без меня дойдёшь?
— Дойду потихоньку. Беги.
Хыля медленно продолжила путь. Каждый шаг доставался ей нелегко, но приносил такое удовольствие, что ей казалось, она не идёт, а летит. Время от времени она делала остановки, садилась в придорожную траву на пригорках и отдыхала. Непривычно.
Во время одного такого отдыха мимо проскакал всадник. Она только мельком увидела его, так он спешил. Ей показалось, что это Ярослав. Всадник её не заметил.
Когда солнце перевалило за полдень, Хыля, наконец, вышла из леса. Остановилась. Вот он, родной Берёзовый Кут. Ещё немного — и она войдёт. Войдёт! Удивительно!!! Такие чудеса случились с ней! Войдёт, как человек! Сколько радости она принесёт с собою! Отец! Как он будет счастлив. А Калина как удивится! А братья и сёстры! А Тиша не удивится! Она, наверное, знает. Ой, все же думают, что я пропала. Может даже, погибла. Нет! Не хочу! Хочу жить!
Хыля пошла. Справа паслись коровы и прочая скотина. Хыля краем глаза наблюдала за пастухом. Дед Яшма смотрел на неё, прижав ладонь ко лбу. Не выдержала:
— Доброго здоровья, — поклонилась.
— Доброго здоровья, — услышала в ответ.
Не узнал.
Загадала: кого первого увижу в Берёзовом Куте, у того тоже скоро будет радость. Первой навстречу Хыле бежала Лябзя.
Глава 95
Вернувшись домой после долгого отсутствия, первое, что увидела Лябзя в своём дворе — это та самая злополучная кубышка, которую она когда-то спрятала под крыльцом, а потом её утянула собака. А теперь она, эта кубышка, лежала на самом видном месте, и только каким-то чудом глаза многочисленной родни, которая вместе с ней радостно протискивалась с улицы в родной двор, были устремлены куда угодно, но не на кубышку. И Лябзя поняла, что это ненадолго, поэтому надо было срочно что-то предпринять.
Но не такой она человек, чтобы растеряться в момент, когда теряться никак нельзя.
— Гляньте-ка, крыша-то, крыша, — удивлённая Лябзя указала рукой вверх, в сторону крыши. И пока родня стояла и пыталась что-то там, на крыше, рассмотреть, Лябзя ловко нагнулась, подхватила кубышку и спрятала за пазуху.
— Да что с крышей? — наконец, не выдержал отец. — Что ты там увидела?
— Показалось мне, — смиренно произнесла Лябзя.
— Тьфу ты, забубённая. Следующий раз покажется — молча любуйся.
Остальные члены семьи с неодобрением посмотрели на свою непутёвую родственницу. Да… похоже, дуреет с каждым днём. И так с большим прибабахом была, а на покосе, стыдно людям в глаза смотреть, связалась с дитём малым, подружку себе нашла, Миланю, Михея дочку. И кашу с ней варила, и по ягоды бегала, и косички плела. Лучше бы за своими так смотрела. Нет, не дождёшься. Наоборот, у Хомки так и норовила рыбу утянуть и «подружке» отнести, чтобы та в уху погуще добавляла.
Были подозрения, что Лябзя хочет через малую к Михею подобраться, понравиться ему, чтобы в жёны взял, но, по правде сказать, на кой она ему нужна. Он мужик уважаемый, работящий, за него любая, ну, или почти любая, пойдёт. А Лябзя что? Ни рожи, ни кожи, ни приданного особого. Что было — мыши сгрызли, да моль поела. А то и сама пораздавала немало. С дурью девка! Так что, если на Михея Лябзя рассчитывает — напрасен её расчёт.
Но, может, и нет у неё в голове таких мыслей. Потому как, с другой стороны если посмотреть, боится она его, вроде. Он мужик добрый, иной раз и обратится к ней, а тут она, словно язык проглотила, стоит, ни мычит, ни телится. А потом и вовсе норовит улизнуть куда-нибудь подальше. Разве порядочные бабы так себя ведут? Тьфу.
Словом, Лябзя привыкла, что в её сторону родня слишком часто плевалась, поэтому к отцовскому неодобрению отнеслась с привычным спокойствием.
По приезду все взялись за многочисленные хлопоты. Легко сказать, месяц почти дома не были. Тут только успевай поворачиваться, пока всё не утрясётся в привычный вид. Вот Лябзя и поворачивалась, а кубышка за пазухой поворачивалась вместе с ней, обжигая грудь. Зелье, всё-таки, приворотное.
— Беги, хоть корову в стадо отгони. Слышь, Лябзя, — донёсся голос матери.
— Что, матушка? Звала?
— Да говорю, сходи корову отгони на пастбище, пусть попасётся. Что она во дворе стоит, мычит. Солнце ещё высоко.
Лябзе только это и надо. Не успела мать оглянуться, как ворота закрылись за коровьим хвостом.
Выходя из села, Лябзя всё больше по сторонам смотрела, лихорадочно раздумывая, куда на этот раз кубышку припрятать, корова же увидела родное стадо, по которому за месяц разлуки соскучилась изрядно, ускорила шаг, поэтому на идущую навстречу девочку обе обратили внимание не сразу.
А когда почти поравнялись, от коровы внимания не прибавилось, а вот Лябзя застыла с разинутым ртом и прижатыми к груди руками.
— Не бойся, тётка Лябзя, это я, а не мой неуспокоенный дух, — засмеялась Хыля.
Но Лябзю это не особо взбодрило.
Хыля остановилась. Происходящее перестало её забавлять. Если дела так и дальше пойдут, можно и домой не попасть. Каждому встречному и поперечному придётся доказывать, что она не призрак.
Впервые подумала, что, может, было бы лучше вернуться домой в сумерках, но вспомнила, что сам волхв так распорядился. И время выбрал, и одежду, и научил, что сказать, когда чужие спрашивать начнут. Одной Тише разрешил рассказать всё, как было. Вот только Ярине едва не проговорилась от радости.
— Да не бойся ты, тётка Лябзя, это я.
— А как же ты…, — Лябзя не смогла высказать свою мысль до конца и молча указала на ноги.
— Колдовство было. Но теперь всё прошло. Вот от волхва иду, он мне помог. Пока вы были на покосе, он меня лечил. Теперь и я могу ходить.
Колдовство! Не, ну это было понятно с самого начала. И Кисеиха то же говорила. Вот только чудно, что Хыля смогла от него избавиться. Нечасто так случается. Лябзя почувствовала, что рада. Так рада, что глаза защипали, и горло сжалось.
Девочка улыбнулась тётке и побрела дальше. Но не таковская эта тётка, чтобы пропустить самое интересное. Даже не оглянулась на свою корову, хотя, правду сказать, никуда она не денется эта корова, до стада дойдёт, цела будет, повернулась и вместе с Хылей пошла в село.
А в селе Хыля поняла, насколько полезной оказалась эта неожиданная попутчица. Потому что все многочисленные объяснения добровольно на себя взяла тётка Лябзя.
Шли они вдвоём по селу: медленно и чуть вперевалочку Хыля, а рядом также медленно и тоже почему-то немного вперевалочку тётка Лябзя, переживая, как бы девочка не споткнулась, и готовая тут же кинуться ей на помощь. А на улицах народу не сказать, что полно, это потом уже ребятишки помчались по всем дворам оповещать население, а сначала было не очень много. И сперва Лябзя успевала втолковать ошеломлённым односельчанам каждому в отдельности, что произошло. Но на подходе к Хылиному дому толпа стала такой, что Лябзя решилась прокричать сразу всем:
— Радость у нас в селе. Чудо! Девочка пошла. Сколько лет ползала, а нынче пошла, — Лябзя остановилась на несколько мгновений, пытаясь точнее посчитать, сколько лет прошло, но народ зашумел. Поэтому она решила не отвлекаться пока на второстепенное. — Эта какая же паскуда такое сделала с девочкой? Змеищ-ща! Но заклятие ещё вернётся. Попомните моё слово! Худо будет той, кто навёл тогда порчу. Потому как вернётся оно к хозяйке и ударит её! — Пыря почувствовала, что разошлась, но остановиться уже не могла. А народ замер, слушает. И непонятно, почему в такой жаркий день многих стала пробирать дрожь. – Теперь мы подождём… И посмотрим, кто без ног останется… Или без рук.
Выскочили Кисей, Кисеиха, Калина и остальная многочисленная родня. Кто плачет, кто обнимается, кто в ноги к Хыле упал и встать не может. Потом опомнились, раскрыли настежь ворота, расступились. И впервые за долгие годы Хыля медленно вошла в них. Домой.
Долго народ ещё не расходился, стоял, дивовался.
А Лябзя повернула к Русе. Медленно шла по её высокому берегу, вниз по реке, любуясь солнечными зелёными далями, слушая радостные песни птиц. Когда остался далеко позади Берёзовый Кут, остановилась, вытащила из-за пазухи кубышку, положила её на толстый ивовый ствол, что клонился горизонтально к самой воде и ахнула по кубышке камнем изо всей моченьки. Брызнули осколки кубышки, брызнуло зелье в разные стороны. Смахнула Лябзя в воду всё, что осталось на стволе и пошла домой.
Глава 96
Еремей молчал всю дорогу. Не гадал о том, куда ведут его эти люди, не думал, что ждёт его впереди. Сейчас не это его интересовало. Перед мысленным взором стояли скользящие с глинистого берега Василисины следы, чёрная неподвижная вода и палка, лежащая на её поверхности. Жуткий лесной рассказ, финал которого неизвестен. Но то, что случилось, уже произошло, и он ничего не сможет поправить. Оставалось ждать. Скоро он узнает. Вот только хочет ли он знать?
С надеждой смотрел на дорогу. Может, увидит какой-нибудь знак? Не увидел.
Неприятно потянуло гарью. Вскоре открылась неприглядная картина. На поляне несколько мужчин разбирали остатки сгоревших полуземлянок. Над руинами ещё вился дымок.
«Ночью случилось, — подумал Еремей. — Сразу несколько хат. Но это неудивительно, сейчас жара. Удивительно, как ещё лес не загорелся!».
Но далее, за одной из хат, прямо на земле лежали тела. Много, может, десяток. Женщины плакали над ними, выполняя печальный ритуал. Цепким взглядом поискал тело той, которую ни за что не хотел бы тут обнаружить. Нет, всё мужики.
«Неужели сгорели? Как же так, ведь не дети малые».
Мельком увидел раны.
«Или тут битва была?»
Вожак не стал останавливаться, сразу направился в добротную высокую полуземлянку, огонь которой не коснулся. Так же, как и нескольких других.
— Иди, — толкнул замешкавшегося Еремея сопровождающий. Но толкнул не злобно, скорее добродушно, пытаясь вывести его из замешательства. Еремей уловил внимательный взгляд, который хорт задержал на его лице чуть дольше, чем следовало. Тут только и осознал, что всю дорогу сопровождающие на него поглядывали с непонятным любопытством.
«Что они так смотрят?» — мелькнуло лёгкое удивление, но послушно пошёл в указанную землянку следом за вожаком. То, что всю дорогу он шёл за самым главным, было ясно по одежде, по особой осанке, по твёрдости в движениях и во взгляде. Но было неясно, почему ему оказана такая честь. Еремея довели бы и обычные хорты.
В помещении стояла высокая красивая женщина. Увидев его, она побледнела, продолжила стоять некоторое время, но силы, казалось, оставили её, и она резко села, почти упала, на стоящую позади лавку.
— Зови меня Валк, — произнёс, наконец, вожак и кивнул хортам. Те вышли.
Наступило долгое молчание. Еремей огляделся. Обычная хата. Василисы не видать. Валк тоже сел.
— Куда путь держишь? — спросил он.
— Послушайте, хозяин с хозяюшкой. Я иду по следу своей невесты. Почти догнал. У болота видел её следы. Недавние. Всего лишь день назад она подошла к болоту.
— Василиса? — спросила женщина.
Еремей пристально взглянул на женщину. Надежда на благополучный исход вновь зажглась в его сердце. Вряд ли бы имя его невесты было бы известно, если бы она не перешла то болото.
— Она жива? — и не дожидаясь ответа, бросился к женщине, но коснуться не посмел. — Жива?
Женщина не шелохнулась, лишь глаза расширились, словно от страха и побледнела ещё больше.
— Сядь на лавку, не прыгай, словно заяц, — Валк махнул рукой, но увидев, что Еремей напряжённо ждёт ответа, добавил, — не знаем.
Еремей сел у порога.
— Не знаем. Но прежде, чем начинать отвечать на твои вопросы, нам надо понять, кто ты. Разуйся.
Еремей понял, чего от него хотят, стал снимать обувь с той ноги, на которой у него был рисунок.
