- Как получилось, что Матвей тебя послушал? Расскажи, сделай милость, - опять повторила бабка Репка.
Дуняша покраснела. Раз - оттого, что за такой вот милостью пришли к ней, а кто она? Она Матвеюшке никто. А то ещё люди начнут что зря говорить. Два - а в чём признаваться? Что она сердитая наругалась на парня и даже ногой затопала?
Эти две неловкости и привели Дуняшу в замешательство. Что из перечисленного помогло - она не в курсе, а признаваться во всём не хотелось. Не к лицу девице на парня ругаться, пусть даже на дурачка деревенского. Ещё подумают, что сварливая, никто замуж не возьмёт.
Но и обманывать Дуняша не умела. Совсем. Поэтому и не знала, что сказать.
- Соседушки добрые, вот рассудите, - бабка Репка повернулась за поддержкой к Дуняшиной родне, - вот уже десять лет, как молчит Матвей, словно как и не слышит. Как будто глухой какой. А не глухой. Грюкнет что - он вздрагивает. А тут люди сказали, что ты с ним поладила, - бабка вновь повернулась к Дуняше, - забор вместе делали. Сказали, что ты ему указывала, он всё понимал. Правда это, ай не?
- Ну... не сказать, что он меня совсем слушался. Но дыру коликами мы заделали.
- Видел, как вы заделали, - подал свой голос из угла отец. - Нормально... я подправил кое-где. А так - сойдёт.
Дядька Фёдор всегда был добрым и снисходительным, и строго судить чужую работу он никогда не мог.
Дуняша помолчала, надеясь, что на этом её признания можно закончить. Но бабка Репка тоже умела держать паузу. Ждала, с надеждой заглядывая в глаза девушке.
Наконец Дуняша сдалась и со вздохом сказала:
- Ладно, завтра опять что-нибудь попробую.
Обрадованная бабка Репка засобиралась домой.
Сели ужинать. Молча поглядывали на Дуняшу. У той кусок не лез в горло.
- Тять, а Матвеюшка раньше, получается разговаривал? - заинтересовался Ванятка. - Бабка его сказала, что десять лет молчит. А ему же больше. Он, наверное, нашей Дуняшке ровесник, или старше.
- Да нормальным он был мальцом. Обыкновенным. Я к нему тогда не особо приглядывался, но носился с другими ребятами не хуже их. А потом, когда ему годков... Сколько, мать? Такой же, как ты был, - Фёдор кивнул Ванятке, - вот тогда-то и произошло...
- Что?
- Да не знает никто. И бабка его не знает. В лесу заблудился. И то ли кто напугал, то ли ещё что, но, когда его нашли, он уже был не в себе. Не разговаривал. Молчал. И до сих пор молчит. А дурак он или нет - я не знаю.
Все обдумывали случившееся, пытались определить своё к этому отношение. Наконец, дед высказал мнение, с которым все так же молча согласились:
- Ну что ж, помоги, внучка. Так испокон веков идёт, что нужно помогать друг другу. По-другому жить на свете нельзя. Нас бы уже не было, кабы кажный за себя только думал.
Вот так и получилось, что на следующий день Дуняша, поздоровавшись с Матвеюшкой, не прошла мимо, а остановилась. Да она и дошла почти туда, куда направлялась. На опушке леса щавелю хотела собрать, а тут и Матвеюшкино любимое место. От людей далеко, ко всяким букашкам-цветочкам близко, вот парень и облюбовал. Это Дуняша тоже знала.
Кричать и топотать больше она не собиралась. А что собиралась? Да ничего. Просто проследила за его взглядом в небесную высь. Долго ничего не могла разглядеть, а потом поняла, куда он смотрит. Высоко-высоко в синеве летела птица. Может, жаворонок. И, насколько она разглядела, птица кувыркалась в воздухе и солнце серебрило её бока.
Что он там ещё увидел? Ну, птица. И зачем на неё смотреть так долго? Это же скучно. Может, кроме птицы ангелы ему ещё что-нибудь показывают?
Дуняша перевела взгляд на небесный купол. Лазоревый и глубокий. Она представила, как оторвавшись от земли можно долго-долго падать туда. В этот голубой океан. Страшно. Дуняше захотелось присесть и ухватиться руками за матушку-землю. Села на прогнившее, едва заметное в траве бревно. Ну и чудачка она. Испугалась, что с земли в небо упадёт.
Посмотрела по сторонам.
Самый чудесный месяц май уже заканчивался. А она его и не рассмотрела как следует. И не понюхала ни одного цветочка. А листики на деревьях уже не такие сочно-зелёные, то ли пыль их покрыла, то ли изнутри краски стали выцветать.
- Мне кажется, я поняла тебя немного.
Матвеюшка не шелохнулся. Казалось, он не слышит.
- Ты разделил жизнь на две части: хорошую и плохую, - Дуняша говорила медленно. Непривычно пытаться понять внутренний мир другого человека, когда и в своём толком не разобралась. - И стал жить только в хорошей. А от плохой закрылся, как дверь захлопнул, и оставил всё плохое там, за дверью. Я иногда тоже так делала, правда, ненадолго. Надолго не получалось. Сестрица Ерина врывалась и от моей двери одни щепки оставались. А у тебя, наверное, в трудную минуту никого не оказалось рядом. Вот и врослась та дверь - теперь не раскрыть, не отодрать.
Ветерок приятно обдувал лицо. Хорошо Дуняше было сидеть. Посмотрела на Матвеюшку - стоит, в небо смотрит. Ну и пусть смотрит, раз ему нравится. Бабушка его хочет, чтобы он стал как все. А как хочет Матвеюшка? Наверное, не хочет выходить из-за своей двери. Хотел бы - вышел.
- Эй, красна ягодка, спишь, что ли?
Дуняша перепугано вскочила, оглянулась. Недалеко стояли два барина. Одного сразу узнала, тот самый Овчаков, за которого их барыня девкам все косы выдрала, второй - незнакомый.
Дуняша поспешно поклонилась.
- А ты и вправду ягодка, - Овчаков повторил уже медленнее, с улыбкой.
Но второй нахмурился, даже толкнул Овчакова рукой, словно заставляя замолчать.
- Эта дорога выведет на Сонное озеро? - махнул незнакомец вдоль колеи.
- Выведет, барин, - подтвердила Дуняша, хотя совсем не была в этом уверена. На Сонное озеро она никогда не ходила, а дороги эти в лесу так петляли, что правильным ответом было бы: «Может, выведет, а может и нет. Смотря куда вам повернуть посчастливиться!». Но Дуняша забоялась дать такое сомнительное уточнение после того, как с перепугу ляпнула первое, что пришло в голову.
Овчаков хотел ещё что-то сказать, но незнакомец хлопнул его по плечу:
- Пошли!
И уже повернул на указанную тропинку, но раздражение на невнимательность парня не дало спокойно уйти. Обернулся, сказал недовольно Матвеюшке:
- А ты чего как в рот воды набрал? Не слышишь, невежа, что люди к тебе обращаются? Или не знаешь, что, когда спрашивают, надо отвечать? Просыпайся!
Дуняша перепугано постаралась загородить Матвеюшку от сурового взгляда незнакомца. Но тот уже утратил интерес, повернул в сторону леса.
Овчаков с неохотой оторвал от Дуняши липкий взгляд и пошёл следом за товарищем. Девушка глядела им в спины, пока те не скрылись за первой лесной зеленью.
А когда вновь посмотрела на Матвеюшку, то почувствовала, как озноб пробежал по спине, прогоняя майское тепло.
Тот стоял, обхватив голову руками. Лицо его исказилось. Казалось, его терзала невыносимая мука.
- Что ты? Что случилось? - Дуняша не знала, как помочь своему приятелю.
И тут Матвеюшка произнёс слова. Он их произнёс вместе со стоном и невнятно, но девушке показалось, что она разобрала:
- Больно... Больно... Не надо! Не бе-е-ейте её!
Девушку Николай увидел, как только выехал на небольшую полянку, в центре которой и торчала дряхлая с виду полуземлянка Несупы. Агаша сидела на пеньке и смотрела в никуда. У Николая сжалось сердце, настолько она казалась худенькой и одинокой.
- Здравия вам и мир вашему дому! - Николай поприветствовал издалека, не желая подходить к девушке незамеченным.
Агаша посмотрела перепугано и привычно вскочила. Нечего девке сидеть, коли к ней обращается кто-то посторонний. Это Агаша усвоила с раннего детства.
Николай посмотрел на лицо. Всё ещё черным-черно. Но хоть не окровавлено, уже лучше. На голове платок, на глазу повязка. Николай сдержал тяжёлый вздох.
- Где хозяин?
- Куда-то ушёл, сказал, что скоро будет.
- Ну и хорошо, что ушёл. Я ведь не сколько к деду, сколько к тебе.
- Ко мне? - Агаша смотрела настороженно, ожидая только плохих вестей. Откуда взяться хорошим?
- Но позволь мне представиться, - Николай назвал себя. - А ты Агаша, верно?
- Верно, - девушка тревожно оглянулась, готовая убежать.
- Ты только не волнуйся, тебе не надо меня бояться, - Николай не знал, как погасить страх девушки. - Ты была без чувств, поэтому не знаешь, но, когда Варвара Сергеевна тебя сюда везла, я тоже был с вами. По дороге встретились и вместе к Несупе приехали.
- Варвара Сергеевна? Барин, миленький, скажи, как она?
Николай расстроился. Он сам надеялся что-нибудь про неё узнать.
- Не знаю. Она не приходила?
- Нет. Давно уже не приходила.
Оживление Агаши ушла, печальная, она вновь на опустилась на свой пенёк. Николай огляделся в поисках сиденья для себя. Не увидел ничего подходящего, сел на траву.
- Но я попробую выяснить.
Внезапно Николай понял, что теперь он может с полным правом искать встречи с Варварой Сергеевной, и настроение его поднялось. Ему захотелось тут же отправиться на эти поиски.
- Знаешь, Агаша, я обещаю, что вскоре привезу тебе весточку от неё.
Озадаченная Агаша посмотрела на барина. С чего бы такая милость? Она почувствовала неловкость, что затруднила хлопотами почти незнакомого человека, но слишком довольный был вид у барина. И неловкость так и не успела набрать силу.
А Николай уже вскочил, желая скорее исполнить оставшиеся цели своего приезда.
- Вот, Агаша, тебе мешок. Тут припасы всякие. Даже не знаю, что моя ключница сюда положила. Она у меня толковая старушка, думаю, всё пригодится.
Агаша машинально взяла то, что ей протянули.
- А вот деньги. Передай их Несупе. Всё же лекарь. Это, сама понимаешь, дорогого стоит. Не каждый сможет людей лечить. А по работе должна быть и награда.
Агаша взяла и деньги. И теперь растерянно держала в вытянутых руках подарки, не понимая, что с ними делать.
- Ну, прощай, Агаша, - Николай вскочил на коня. - Не волнуйся за Варвару Сергеевну. Я её найду.
Николай поехал. Но прежде, чем зелень окончательно скрыла его, оглянулся. Агаша всё ещё стояла ошарашенная с вытянутыми руками. Николай на прощание махнул рукой и весело усмехнулся.
Перед отъездом Татьяна Владимировна уделила несколько минут разговору с Варей.
- Милая моя, если бы я не знала твоих дорогих родителей, особенно маменьку, если бы я не сделала скидку на твою молодость и неопытность, я бы обвинила тебя в самой отвратительной вещи на свете - неблагодарности. Может быть, причина твоего заблуждения в том, что тебе не с кем посоветоваться, нет старшего и мудрого наставника. Поэтому скажу тебе я, с позиции женщины, которая прожила уже долгую жизнь - прекрати. Чтобы я больше от тебя этого не слышала!
Варя молчала. Она поняла. Она больше не будет спорить и добиваться, чтобы её услышали. Тем более, в словах Татьяны Владимировны есть правда. Она неблагодарная. Это так.
- Глафира Никитична управляет огромным имением. Такое не всякому мужчине под силу, а она женщина. И уже не молодая. Для того, чтобы держать всё под контролем, нужны не только огромные силы и воля, но и строгость. Иначе всё рассыплется прахом и пропадёт.
И тут Варе нечего было возразить, даже если бы ей предоставили такую возможность.
- А крепостные... Вот вырастешь - поймёшь. Не стоят они того, чтобы о них проявлять лишнее беспокойство.
На этих словах Варя резко вскинула глаза на собеседницу. Вот тут она была не согласна.
«Дорогая Татьяна Владимировна, плохо вы всё же знали моих родителей!» - подумала Варя и вновь опустила глаза.
Спор не принесёт ни результата, ни пользы. Варя была, конечно, молода, но кое-какой опыт у неё появился. И она им воспользуется - промолчит.
Татьяна Владимировна в общем осталась довольна разговором и вскоре отпустила девушку.
Конечно, она была несколько разочарована тем, как в пансионе воспитывают девиц. После его окончания приходиться дело иметь с какой-то непокорностью и упрямством. Что причина этому: пороки характера или естественные заблуждения юности?
Татьяна Владимировна вздохнула. Как некстати приходится уезжать. Василию Ивановичу доктор назначил серьёзное лечение, и она должна всё проконтролировать. София и Варя остаются под присмотром Ольги.
Но хоть одной заботой стало меньше - похоже, Сонечка и Ливасов потеряли друг к другу интерес.
После завтрака довольный Владимир Осипович ловко усаживал тёщу и тестя в дорожную карету.
- Прощайте, дорогие, - махнула рукой Татьяна Владимировна.
- Прощайте, маменька, прощайте, папаша, прощайте… - слышались в ответ голоса провожающих.
Через пару минут карета покатила по деревенской дороге.
«Наконец...» - подумал зять.
- Что ж ты вечером во двор не выходишь? - Андрей прижал в тёмных сенцах Ерину и жарко зашептал ей в шею.
- Отпусти, - рассердилась девушка.
- Да ладно тебе ломаться. А то я не вижу, какими глазами на меня смотришь!
Ерина замерла. Её тайна на деле оказалась и не тайной вовсе, и теперь стала поводом для насмешек. Но тут наглые руки парня оказались у неё под рубахой.
Ерина едва сдержалась, чтобы не завизжать. От злости и от бессилия. Не таким представлялись ей встречи с Андреем.
Звонкая пощёчина остудила парня. Он вмиг оставил девушку и сделал шаг назад. Несколько секунд они с лютой ненавистью смотрели друг на друга, готовые к драке. Андрей едва сдерживался, чтобы не ударить Ерину. Ещё ни одна девка не смела так его унижать. Да, если кто узнает, его на смех поднимут.
Но и Ерина желала каких-либо действий. Каких-то злых, недобрых действий, которые бы погасили её разочарование. Казалось, она может лопнуть, словно бычий пузырь, если злость не найдёт выхода. Мысленно она прицеливала ногти к лицу парня. Вот уж не пожалеет ногтей.
- Ты дура? С тобой пошутить нельзя? - первым не выдержал Андрей, меняя тактику.
- Со мной шутить вообще нельзя, - медленно процедила Ерина и, наконец, повернулась. Пошла дальше.
Андрей тоже пошёл. В другую сторону. Чувствуя себя дураком. Полным.
Ночью в одиночестве вертелся на соломе без сна. И на смену злости пришёл... смех. Он лежал в темноте, смотрел в ночное звёздное небо через открытую дверцу и тихо прыскал со смеху. Вот так получил. Такого приключения с ним ещё не случалось. Ай, да девка! Вот за такую... А глаза какие злющие. И это она ещё не вцепилась, как кошка. А ведь хотела… Настроение его непонятно почему было самое распрекрасное. Вот, оказывается, кого он всю жизнь искал! Он и не думал, что когда-нибудь встретит ту, что войдёт в его сердце. Цыганка, похоже, процарапала туда путь.
- Ишь ты, - произнёс он тихо, - Ерина.
Утром, чуть свет, наполненный какой-то бурной энергией, хоть и провёл ночь без сна, он помчался за село. Там, у леса пестрел разнотравьем луг. Бросил коня, стал рвать цветы. Синие васильки и бело-жёлтые ромашки. Одурманенный ароматом наступающего лета, а может быть, весной, что наступила нежданно в сердце, он чувствовал себя немного пьяным.
Возвращаясь в село, остановился на околице. Новая мысль изменила настроение. Нет, тут букет не поможет. К Ерине с ним лучше не соваться. А вот один цветок сгодится.
Андрей выбрал синий василёк, остальные цветы выбросил.
В людской народ уже сидел за столом, ели из общего котла кашу. Ерина сидела от края. Увидев его, сощурила глаза и продолжила есть с каменным лицом.
- Андрей, где ты ходишь? Давай садись к нам, - позвали сразу несколько голосов.
Дуняша покраснела. Раз - оттого, что за такой вот милостью пришли к ней, а кто она? Она Матвеюшке никто. А то ещё люди начнут что зря говорить. Два - а в чём признаваться? Что она сердитая наругалась на парня и даже ногой затопала?
Эти две неловкости и привели Дуняшу в замешательство. Что из перечисленного помогло - она не в курсе, а признаваться во всём не хотелось. Не к лицу девице на парня ругаться, пусть даже на дурачка деревенского. Ещё подумают, что сварливая, никто замуж не возьмёт.
Но и обманывать Дуняша не умела. Совсем. Поэтому и не знала, что сказать.
- Соседушки добрые, вот рассудите, - бабка Репка повернулась за поддержкой к Дуняшиной родне, - вот уже десять лет, как молчит Матвей, словно как и не слышит. Как будто глухой какой. А не глухой. Грюкнет что - он вздрагивает. А тут люди сказали, что ты с ним поладила, - бабка вновь повернулась к Дуняше, - забор вместе делали. Сказали, что ты ему указывала, он всё понимал. Правда это, ай не?
- Ну... не сказать, что он меня совсем слушался. Но дыру коликами мы заделали.
- Видел, как вы заделали, - подал свой голос из угла отец. - Нормально... я подправил кое-где. А так - сойдёт.
Дядька Фёдор всегда был добрым и снисходительным, и строго судить чужую работу он никогда не мог.
Дуняша помолчала, надеясь, что на этом её признания можно закончить. Но бабка Репка тоже умела держать паузу. Ждала, с надеждой заглядывая в глаза девушке.
Наконец Дуняша сдалась и со вздохом сказала:
- Ладно, завтра опять что-нибудь попробую.
Обрадованная бабка Репка засобиралась домой.
Сели ужинать. Молча поглядывали на Дуняшу. У той кусок не лез в горло.
- Тять, а Матвеюшка раньше, получается разговаривал? - заинтересовался Ванятка. - Бабка его сказала, что десять лет молчит. А ему же больше. Он, наверное, нашей Дуняшке ровесник, или старше.
- Да нормальным он был мальцом. Обыкновенным. Я к нему тогда не особо приглядывался, но носился с другими ребятами не хуже их. А потом, когда ему годков... Сколько, мать? Такой же, как ты был, - Фёдор кивнул Ванятке, - вот тогда-то и произошло...
- Что?
- Да не знает никто. И бабка его не знает. В лесу заблудился. И то ли кто напугал, то ли ещё что, но, когда его нашли, он уже был не в себе. Не разговаривал. Молчал. И до сих пор молчит. А дурак он или нет - я не знаю.
Все обдумывали случившееся, пытались определить своё к этому отношение. Наконец, дед высказал мнение, с которым все так же молча согласились:
- Ну что ж, помоги, внучка. Так испокон веков идёт, что нужно помогать друг другу. По-другому жить на свете нельзя. Нас бы уже не было, кабы кажный за себя только думал.
Вот так и получилось, что на следующий день Дуняша, поздоровавшись с Матвеюшкой, не прошла мимо, а остановилась. Да она и дошла почти туда, куда направлялась. На опушке леса щавелю хотела собрать, а тут и Матвеюшкино любимое место. От людей далеко, ко всяким букашкам-цветочкам близко, вот парень и облюбовал. Это Дуняша тоже знала.
Кричать и топотать больше она не собиралась. А что собиралась? Да ничего. Просто проследила за его взглядом в небесную высь. Долго ничего не могла разглядеть, а потом поняла, куда он смотрит. Высоко-высоко в синеве летела птица. Может, жаворонок. И, насколько она разглядела, птица кувыркалась в воздухе и солнце серебрило её бока.
Что он там ещё увидел? Ну, птица. И зачем на неё смотреть так долго? Это же скучно. Может, кроме птицы ангелы ему ещё что-нибудь показывают?
Дуняша перевела взгляд на небесный купол. Лазоревый и глубокий. Она представила, как оторвавшись от земли можно долго-долго падать туда. В этот голубой океан. Страшно. Дуняше захотелось присесть и ухватиться руками за матушку-землю. Села на прогнившее, едва заметное в траве бревно. Ну и чудачка она. Испугалась, что с земли в небо упадёт.
Посмотрела по сторонам.
Самый чудесный месяц май уже заканчивался. А она его и не рассмотрела как следует. И не понюхала ни одного цветочка. А листики на деревьях уже не такие сочно-зелёные, то ли пыль их покрыла, то ли изнутри краски стали выцветать.
- Мне кажется, я поняла тебя немного.
Матвеюшка не шелохнулся. Казалось, он не слышит.
- Ты разделил жизнь на две части: хорошую и плохую, - Дуняша говорила медленно. Непривычно пытаться понять внутренний мир другого человека, когда и в своём толком не разобралась. - И стал жить только в хорошей. А от плохой закрылся, как дверь захлопнул, и оставил всё плохое там, за дверью. Я иногда тоже так делала, правда, ненадолго. Надолго не получалось. Сестрица Ерина врывалась и от моей двери одни щепки оставались. А у тебя, наверное, в трудную минуту никого не оказалось рядом. Вот и врослась та дверь - теперь не раскрыть, не отодрать.
Ветерок приятно обдувал лицо. Хорошо Дуняше было сидеть. Посмотрела на Матвеюшку - стоит, в небо смотрит. Ну и пусть смотрит, раз ему нравится. Бабушка его хочет, чтобы он стал как все. А как хочет Матвеюшка? Наверное, не хочет выходить из-за своей двери. Хотел бы - вышел.
- Эй, красна ягодка, спишь, что ли?
Дуняша перепугано вскочила, оглянулась. Недалеко стояли два барина. Одного сразу узнала, тот самый Овчаков, за которого их барыня девкам все косы выдрала, второй - незнакомый.
Дуняша поспешно поклонилась.
- А ты и вправду ягодка, - Овчаков повторил уже медленнее, с улыбкой.
Но второй нахмурился, даже толкнул Овчакова рукой, словно заставляя замолчать.
- Эта дорога выведет на Сонное озеро? - махнул незнакомец вдоль колеи.
- Выведет, барин, - подтвердила Дуняша, хотя совсем не была в этом уверена. На Сонное озеро она никогда не ходила, а дороги эти в лесу так петляли, что правильным ответом было бы: «Может, выведет, а может и нет. Смотря куда вам повернуть посчастливиться!». Но Дуняша забоялась дать такое сомнительное уточнение после того, как с перепугу ляпнула первое, что пришло в голову.
Овчаков хотел ещё что-то сказать, но незнакомец хлопнул его по плечу:
- Пошли!
И уже повернул на указанную тропинку, но раздражение на невнимательность парня не дало спокойно уйти. Обернулся, сказал недовольно Матвеюшке:
- А ты чего как в рот воды набрал? Не слышишь, невежа, что люди к тебе обращаются? Или не знаешь, что, когда спрашивают, надо отвечать? Просыпайся!
Дуняша перепугано постаралась загородить Матвеюшку от сурового взгляда незнакомца. Но тот уже утратил интерес, повернул в сторону леса.
Овчаков с неохотой оторвал от Дуняши липкий взгляд и пошёл следом за товарищем. Девушка глядела им в спины, пока те не скрылись за первой лесной зеленью.
А когда вновь посмотрела на Матвеюшку, то почувствовала, как озноб пробежал по спине, прогоняя майское тепло.
Тот стоял, обхватив голову руками. Лицо его исказилось. Казалось, его терзала невыносимая мука.
- Что ты? Что случилось? - Дуняша не знала, как помочь своему приятелю.
И тут Матвеюшка произнёс слова. Он их произнёс вместе со стоном и невнятно, но девушке показалось, что она разобрала:
- Больно... Больно... Не надо! Не бе-е-ейте её!
Глава 41
Девушку Николай увидел, как только выехал на небольшую полянку, в центре которой и торчала дряхлая с виду полуземлянка Несупы. Агаша сидела на пеньке и смотрела в никуда. У Николая сжалось сердце, настолько она казалась худенькой и одинокой.
- Здравия вам и мир вашему дому! - Николай поприветствовал издалека, не желая подходить к девушке незамеченным.
Агаша посмотрела перепугано и привычно вскочила. Нечего девке сидеть, коли к ней обращается кто-то посторонний. Это Агаша усвоила с раннего детства.
Николай посмотрел на лицо. Всё ещё черным-черно. Но хоть не окровавлено, уже лучше. На голове платок, на глазу повязка. Николай сдержал тяжёлый вздох.
- Где хозяин?
- Куда-то ушёл, сказал, что скоро будет.
- Ну и хорошо, что ушёл. Я ведь не сколько к деду, сколько к тебе.
- Ко мне? - Агаша смотрела настороженно, ожидая только плохих вестей. Откуда взяться хорошим?
- Но позволь мне представиться, - Николай назвал себя. - А ты Агаша, верно?
- Верно, - девушка тревожно оглянулась, готовая убежать.
- Ты только не волнуйся, тебе не надо меня бояться, - Николай не знал, как погасить страх девушки. - Ты была без чувств, поэтому не знаешь, но, когда Варвара Сергеевна тебя сюда везла, я тоже был с вами. По дороге встретились и вместе к Несупе приехали.
- Варвара Сергеевна? Барин, миленький, скажи, как она?
Николай расстроился. Он сам надеялся что-нибудь про неё узнать.
- Не знаю. Она не приходила?
- Нет. Давно уже не приходила.
Оживление Агаши ушла, печальная, она вновь на опустилась на свой пенёк. Николай огляделся в поисках сиденья для себя. Не увидел ничего подходящего, сел на траву.
- Но я попробую выяснить.
Внезапно Николай понял, что теперь он может с полным правом искать встречи с Варварой Сергеевной, и настроение его поднялось. Ему захотелось тут же отправиться на эти поиски.
- Знаешь, Агаша, я обещаю, что вскоре привезу тебе весточку от неё.
Озадаченная Агаша посмотрела на барина. С чего бы такая милость? Она почувствовала неловкость, что затруднила хлопотами почти незнакомого человека, но слишком довольный был вид у барина. И неловкость так и не успела набрать силу.
А Николай уже вскочил, желая скорее исполнить оставшиеся цели своего приезда.
- Вот, Агаша, тебе мешок. Тут припасы всякие. Даже не знаю, что моя ключница сюда положила. Она у меня толковая старушка, думаю, всё пригодится.
Агаша машинально взяла то, что ей протянули.
- А вот деньги. Передай их Несупе. Всё же лекарь. Это, сама понимаешь, дорогого стоит. Не каждый сможет людей лечить. А по работе должна быть и награда.
Агаша взяла и деньги. И теперь растерянно держала в вытянутых руках подарки, не понимая, что с ними делать.
- Ну, прощай, Агаша, - Николай вскочил на коня. - Не волнуйся за Варвару Сергеевну. Я её найду.
Николай поехал. Но прежде, чем зелень окончательно скрыла его, оглянулся. Агаша всё ещё стояла ошарашенная с вытянутыми руками. Николай на прощание махнул рукой и весело усмехнулся.
Глава 42
Перед отъездом Татьяна Владимировна уделила несколько минут разговору с Варей.
- Милая моя, если бы я не знала твоих дорогих родителей, особенно маменьку, если бы я не сделала скидку на твою молодость и неопытность, я бы обвинила тебя в самой отвратительной вещи на свете - неблагодарности. Может быть, причина твоего заблуждения в том, что тебе не с кем посоветоваться, нет старшего и мудрого наставника. Поэтому скажу тебе я, с позиции женщины, которая прожила уже долгую жизнь - прекрати. Чтобы я больше от тебя этого не слышала!
Варя молчала. Она поняла. Она больше не будет спорить и добиваться, чтобы её услышали. Тем более, в словах Татьяны Владимировны есть правда. Она неблагодарная. Это так.
- Глафира Никитична управляет огромным имением. Такое не всякому мужчине под силу, а она женщина. И уже не молодая. Для того, чтобы держать всё под контролем, нужны не только огромные силы и воля, но и строгость. Иначе всё рассыплется прахом и пропадёт.
И тут Варе нечего было возразить, даже если бы ей предоставили такую возможность.
- А крепостные... Вот вырастешь - поймёшь. Не стоят они того, чтобы о них проявлять лишнее беспокойство.
На этих словах Варя резко вскинула глаза на собеседницу. Вот тут она была не согласна.
«Дорогая Татьяна Владимировна, плохо вы всё же знали моих родителей!» - подумала Варя и вновь опустила глаза.
Спор не принесёт ни результата, ни пользы. Варя была, конечно, молода, но кое-какой опыт у неё появился. И она им воспользуется - промолчит.
Татьяна Владимировна в общем осталась довольна разговором и вскоре отпустила девушку.
Конечно, она была несколько разочарована тем, как в пансионе воспитывают девиц. После его окончания приходиться дело иметь с какой-то непокорностью и упрямством. Что причина этому: пороки характера или естественные заблуждения юности?
Татьяна Владимировна вздохнула. Как некстати приходится уезжать. Василию Ивановичу доктор назначил серьёзное лечение, и она должна всё проконтролировать. София и Варя остаются под присмотром Ольги.
Но хоть одной заботой стало меньше - похоже, Сонечка и Ливасов потеряли друг к другу интерес.
После завтрака довольный Владимир Осипович ловко усаживал тёщу и тестя в дорожную карету.
- Прощайте, дорогие, - махнула рукой Татьяна Владимировна.
- Прощайте, маменька, прощайте, папаша, прощайте… - слышались в ответ голоса провожающих.
Через пару минут карета покатила по деревенской дороге.
«Наконец...» - подумал зять.
Глава 43
- Что ж ты вечером во двор не выходишь? - Андрей прижал в тёмных сенцах Ерину и жарко зашептал ей в шею.
- Отпусти, - рассердилась девушка.
- Да ладно тебе ломаться. А то я не вижу, какими глазами на меня смотришь!
Ерина замерла. Её тайна на деле оказалась и не тайной вовсе, и теперь стала поводом для насмешек. Но тут наглые руки парня оказались у неё под рубахой.
Ерина едва сдержалась, чтобы не завизжать. От злости и от бессилия. Не таким представлялись ей встречи с Андреем.
Звонкая пощёчина остудила парня. Он вмиг оставил девушку и сделал шаг назад. Несколько секунд они с лютой ненавистью смотрели друг на друга, готовые к драке. Андрей едва сдерживался, чтобы не ударить Ерину. Ещё ни одна девка не смела так его унижать. Да, если кто узнает, его на смех поднимут.
Но и Ерина желала каких-либо действий. Каких-то злых, недобрых действий, которые бы погасили её разочарование. Казалось, она может лопнуть, словно бычий пузырь, если злость не найдёт выхода. Мысленно она прицеливала ногти к лицу парня. Вот уж не пожалеет ногтей.
- Ты дура? С тобой пошутить нельзя? - первым не выдержал Андрей, меняя тактику.
- Со мной шутить вообще нельзя, - медленно процедила Ерина и, наконец, повернулась. Пошла дальше.
Андрей тоже пошёл. В другую сторону. Чувствуя себя дураком. Полным.
Ночью в одиночестве вертелся на соломе без сна. И на смену злости пришёл... смех. Он лежал в темноте, смотрел в ночное звёздное небо через открытую дверцу и тихо прыскал со смеху. Вот так получил. Такого приключения с ним ещё не случалось. Ай, да девка! Вот за такую... А глаза какие злющие. И это она ещё не вцепилась, как кошка. А ведь хотела… Настроение его непонятно почему было самое распрекрасное. Вот, оказывается, кого он всю жизнь искал! Он и не думал, что когда-нибудь встретит ту, что войдёт в его сердце. Цыганка, похоже, процарапала туда путь.
- Ишь ты, - произнёс он тихо, - Ерина.
Утром, чуть свет, наполненный какой-то бурной энергией, хоть и провёл ночь без сна, он помчался за село. Там, у леса пестрел разнотравьем луг. Бросил коня, стал рвать цветы. Синие васильки и бело-жёлтые ромашки. Одурманенный ароматом наступающего лета, а может быть, весной, что наступила нежданно в сердце, он чувствовал себя немного пьяным.
Возвращаясь в село, остановился на околице. Новая мысль изменила настроение. Нет, тут букет не поможет. К Ерине с ним лучше не соваться. А вот один цветок сгодится.
Андрей выбрал синий василёк, остальные цветы выбросил.
В людской народ уже сидел за столом, ели из общего котла кашу. Ерина сидела от края. Увидев его, сощурила глаза и продолжила есть с каменным лицом.
- Андрей, где ты ходишь? Давай садись к нам, - позвали сразу несколько голосов.
