Решил испытать её и попробовать. Несколько дней крутился по улицам, дожидаясь Лютого. Дождался. Пошли навстречу друг другу. Ванятка прищурил глаза, мол, близко моё ухо, а не ухватишься теперь. Потому как не имеешь на него никакого права. Свободное оно. Лютый глянул, отвернулся.
«Но вот! - торжествовал Ванятка, - то-то же».
И вот теперь, когда казалось, что управляющий к ним никогда больше не явится, он и пришёл.
- Девки, ну что вы сидите, пойдёмте послушаем, - звал Ванятка своих замешкавшихся сестёр.
- Я не пойду, - покачала головой Дуняша.
- Нет, Ванятка, иди, потом нам расскажешь. Мы не пойдём.
- У, какие нелюбопытные, - подивился братик и вышел из горницы.
- Что же ты у нас его ищешь? У него свой дом есть, - Фёдор не смотрел в глаза Лютому. Не мог.
- Так Акулина сказал, что они в городе с Матвеем.
- Ну, в городе.
- Слыхал я, что переезжаете вы. Что Андрей и Матвей поехали дома в городе смотреть.
- Ну, это как получится. Может, ещё не скоро переедем. Коли не найдут чего на продажу, будут строиться. А это не так быстро.
- Слыхал, как будто они дело своё наладить хотят.
Фёдор не выдержал:
- Ты мне всё пересказывать будешь, что слыхал?
- А? Не... Тут такое дело... Я же без работы теперь. Уволил меня новый хозяин... Ну, так, может, Андрею управляющий нужен? Я могу...
Фёдор удивлённо взглянул на гостя:
- Ты же и Андрея, и Ерину готов был убить плетью, а теперь в управляющие к ним?
- А? Да не... Я просто подумал... А вдруг?
- Не... иди...
Вскоре сведения о сбежавшем зяте посыпались на мамашу Горобец со всех сторон. Вначале она им с жадностью внимала, потом... хоть уши затыкай.
Полицейские чины показали себя бравыми ребятами, когда докопались до самых зачатков этой истории, тут уж ищейский нюх усатого полицмейстера не подвёл. Но, с другой стороны, это ведь тоже умудриться надо было - упустить преступников из-под своего носа, когда, казалось, что и дитёнок справился бы с задачей. За это усатый чуть не лишился своей должности. И теперь был готов землю перерыть, но найти лиходеев.
Началась эта история в соседней губернии почти шестьдесят лет назад.
Влюбилась дворянская дочь в молодого пригожего крестьянина и сбежала от родителей под крепостной венец.
О чём её головушка думала? Может, расчёт имела - родители посердятся-посердятся, да и простят виноватую дочь, примут вместе с мужем под своё дворянское крыло. А, может, и не было у неё в головушке никаких расчётов, всё любовь затмила. Но об этом доподлинно узнать уже не было возможности.
Но случилось по-другому. Дворянское семейство вычеркнуло непутёвую дочь из всех поминальных книг и из своих расстроенных сердец.
Вот и стало на свете одной крепостной семьёй больше. А вскоре та семья обросла новыми членами. Один за другим родились три сына.
Отец сызмальства приучал сыновей к крестьянскому труду, а мать всё ещё надеялась. Воспитывала у крепостных мальцов манеры, обучала наукам и этикету. По этой же причине и рассказала сыновьям, когда они стали в разуме укрепляться, о своей, и, получается их тоже, дворянской стороне.
С того рассказа и разделился их разум на две половины. Одна стала ненавидеть крепостную неволю ещё сильнее, а вторая строить планы.
Один из этих планов подросшие отроки и попытались воплотить, когда сбежали из родного дома и явились незваные к дому дворянскому, мол, принимайте нас, любите и жалуйте, мы – ваша родня.
То, что не они первые, не они последние обманулись в силе родственного снисхождения, это было ещё полбеды. Не пустила бы дворянские родичи на порог, может, и вернулись бы они в отчий дом, и зажили бы дальше, как могли.
Но богатые родственники посчитали, что прогнать - это слишком просто. Встречу осложнили тем, что спустили собак на незадачливых визитёров. Как на охоте. Травили с азартом и без снисхождения.
Но братья выжили. Даже почти без ран вырвались из той заварушки. Но вот сердца кровоточили от ненависти.
Отдышались, успокоились и поклялись отблагодарить.
Забыли дворянские родственники, когда провожали с собаками незваных гостей, что долг платежом красен.
Сначала братья задумались о документах. Разбойным путём добыли дворянские жалованные грамоты и приступили к своим клятвам и обещаниям.
И всё у них ловко получалось, так, что они сами удивлялись своему везению. Попутно осуществлялись уже и другие планы.
Старший женился, в светском обществе обрёл интерес, средний любил путешествовать, места новые узнавал, а младший стал строить своё уютное гнёздышко, выбирая, кого бы из женского роду усадить в него.
Но всё испортила жадность, когда подвернулся удобный случай ограбить невинную девицу, не имеющую к их ненавистной родне никакого отношения. Вот с того часа и ушло их везение, а жизнь полетела кувырком.
До отца первого дошло:
- Это что же получается? Зять наш - беглый крепостной?
И мамаша Горобец мигом уловила недосказанное. Доченька их теперь кто? Язык не поворачивался сказать.
- Что теперь делать? - вытаращила на мужа ошарашенные глаза.
- Н... не знаю.
- Как не знаешь? - завизжала, словно ошпаренная, помещица. - Мигом собирайся. Езжай в город. Спрашивай у знающий людей. Едь к тем... откуда родом... наш... зятёк. Что хочешь делай!
И папаша Горобец уехал.
Немного отдышавшись от последних неприятностей, мамаша вызвала горничную:
- Где Мария Никифоровна?
- В саду, барыня.
- А Татьяна?
- В комнате своей были-с.
- Иди.
Мамаша вздохнула. И раньше дочери не особо дружили, теперь же между ними словно кошка пробежала. Хотя, какая кошка?
Тогда, после случившегося, она попыталась примирить девочек. Но всё без толку. И всегда снисходительная и добродушная Таня упёрлась, как баран.
- Да пойми ты, - пыталась мать её образумить, - Маша случайно заварила тогда в чай ядовитые ягоды. Ей показалось, что это брусника.
Но Таня молчала.
Не знала мамаша, что сёстры уже говорили между собой об этом. И Маша про своё «перепутала» тоже втолковывала сестре. Пока Таня не обрезала:
- Не ври! Этот чай ты приготовила для одной лишь Вари. Отчего же не всем? И почему так испугалась, когда я его выпила?
Маша на это долго что-то юлила.
- Уйди, - попросила младшая сестра.
Больше Маша к ней не подходила.
Госпожа Горобец вышла в сад. Прошла по садовым дорожкам, увидела на скамейке Машу. Резко остановилась. Как она изменилась. Куда подевалась её молодость и миловидность? Теперь угрюмая сидела одна и смотрела в пустоту. А ведь недавно казалось, что её ждёт блестящее будущее. В какой момент она свернула не туда?
Вздохнув, пошла обратно в дом.
Приблизившись к комнате младшей дочери, услышала радостные возгласы. Удивлённая остановилась, прислушалась. С кем она веселится? Господин Миланов только недавно отъехал. Больше, насколько она знает, никто не приходил. Чуть открыла дверь, заглядывая в щель.
Татьяна кружилась по комнате со своим котом. Госпожа Горобец наблюдала. Дочкино настроение медленно вытесняло из сердца гнетущую тоску. Вскоре лёгкая улыбка тронула и её скорбно сжатый рот.
Тут Таня заметила мать.
- Ой, матушка! Ура! Варя и господин Думинский прислали приглашение! В воскресенье они обвенчаются! Будут лишь самые близкие!
«А ты чего так радуешься, дурочка?», - вопрос вертелся на языке, но госпожа Горобец не произнесла его вслух. А потом неясно подумала: может быть... её младшая дочь самая мудрая из их семьи.
Столько времени мечталось уйти из этого дома, а вот и взгрустнулось, когда время пришло. Варя в последний раз оглядела свою комнату. Провела рукой по оконной раме, по столу.
«Прощайте, - мысленно говорила она всем предметам. - Больше не коснутся мои руки вашей прохладной поверхности».
Накануне вечером прошлась по аллеям парка, сходила в людскую, подарила всем девушкам нехитрые украшения, всё, что осталось от наследства Глафиры Никитичны, оставила здесь же в маленьких подарках. Всё, кроме подвенечного платья. В нём она уйдёт.
Агаша и дед Пётр уже уехали в новую жизнь. Она следом. Она сейчас.
Посмотрела на милых подружек. Сидят притихшие, смотрят на неё грустно. Всё понимают. Глаза защипали от благодарности и нежности. Как хорошо, что она не одна. Как хорошо, что рядом любимые Соня и Таня.
- Девочки, пора!
У храма увидела его.
«Как мне повезло! Ведь рядом столько достойных девушек, но он полюбил меня. Я постараюсь сделать счастливым каждый его день».
Николай Кузьмич подошёл к экипажу, потянулся навстречу своей невесте. Хрупкая девичья рука и сильная, надёжная мужская соединились. Навсегда.
После венчания Соня задумчивая возвращалась в поместье Ночаевых. Всё. Ей тоже пора возвращаться к родителям. Жизнь с семьёй сестры стала невыносимой. Девушка дожидалась лишь свадьбы подруги. Дождалась.
Какая же Варя красивая! Всегда была такой. Но сегодня особенно. Не удивительно, что господин Думинский с неё глаз не сводил. Соня легко улыбнулась, вспоминая молодожёнов.
Найдёт ли и она когда-нибудь своё счастье? Счастье...
На сердце легла тоска.
Когда-то и старшая сестра была полна радостных ожиданий. И в день своего венчания её счастье было не меньшим. А теперь?
То, что происходит с Владимиром Осиповичем - это одно. Это непонятно, но это - его дело. Почему же её умная и добрая сестра опускается до того же уровня?
Оплеухи сенным девушкам становятся обыденным делом. Но это прислуга. Далеко не каждой под силу стать доброй хозяйкой. Это Соня уже усвоила.
Но женой!
Когда Соня впервые услышала от Ольги: «Подите прочь, болван», она заплакала.
Побитой собакой Владимир Осипович заковылял в свою комнату. И незваная жалость тихой сапой проникла в сердце Сони и больно кольнула его. Оставалось утешиться тем, что угасающий разум молодого помещика не помнит долго неприятности, а весёлое настроение скоро возвращается, храня необъяснимую верность.
Но Ольга! Как она могла забыть свои клятвы быть в горе и в радости. И если уж над чувствами человек зачастую не властен, то не опускаться до открытого презрения всё же в его силах. Ольга не должна так унижать своего мужа.
Быть может, Соня слишком строга к сестре? И будь она на её месте, вела бы себя точно также?
Но что тут гадать? Решено. Завтра Соня начнёт готовиться к отъезду.
Случилось не так, как она планировала по дороге.
Войдя в дом, не переодеваясь, Соня сразу пошла в половину сестры сообщить ей о своём решении.
Позже она пыталась вспомнить, а постучалась ли она, входя в комнату? Стучалась же, как иначе? Просто её не услышали, а шок от увиденного стёр и её воспоминания о том, как она заходила. Потом что...
Сестра, задравши юбки, лежала на кушетке, а над ней нависала длинная фигура нового управляющего.
Эти двое так были увлечены собой и друг другом, что совсем не заметили, что в комнате уже не одни.
Соня вышла. Тошнило. В висках стучало. Казалось, она вот-вот потеряет сознание.
Скорее во двор, в доме оставаться невозможно.
Конюх уже стал распрягать лошадь из коляски, в которой она только что вернулась.
- Постой, - Соня смотрела на него, не понимая, чего сама хочет. Уехать. К матери. Сейчас. - Запрягай снова.
Тот послушно стал делать, что ему велели.
- Скажи Ольге Павловне, что я возвращаюсь к родителям.
Тот равнодушно кивнул:
- Передам, барышня.
Соня села на место возничего, дёрнула вожжи:
- Пошла!
Домой. Только где её дом? Всю жизнь в пансионе. Даже дорогу к родителям почти не помнит. Вёрст двадцать, наверное. Куда-то по полям и лесам.
А солнце склонилось над горизонтом. И где-то вдали заворчало небо.
Кто выбирал дорогу, было непонятно. То ли Соня машинально натягивала одну из вожжей чуть сильнее, то ли лошадь сворачивала в понравившиеся ей повороты, то ли было и то, и другое.
Прошло немало времени, прежде чем увиденная, отвратительная для невинной девушки, картина стала хоть чуть меркнуть, и Соня хмуро поглядела по сторонам.
Деревня какая-то. Тогда, в начале лета, когда она впервые ехала в поместье сестры, на пути тоже была деревня. Даже не одна. Соня попыталась узнать какую-нибудь деталь. Ведь должно же быть что-то, что тогда привлекло её внимание и осталось в памяти, и теперь это было бы знаком, что она на верном пути. Но взгляд ни за что не цеплялся.
Серые кособокие хаты, обнесённые плетёнными заборами с кувшинами и горшками на длинных коликах. Такие же, как и тысячи других.
Барский дом на пригорке. Может, там знакомые. Наверняка знакомые. Соня не успела за лето побывать в гостях у всех. Не знала, кто где живёт, поэтому поспешила скорее проехать мимо. Не хватало ещё ненужного интереса и расспросов.
А тогда, в начале лета, по дороге больше глядела на матушку, чем по сторонам. Всё слушала её наставления и житейские советы, которые пока не пригодились. Лучше бы она дорогу запоминала.
Вскоре деревня осталась позади.
Поля. Крестьянские работы на них закончились. Никого. Лишь однажды мелькнула над несжатой полосой одинокая женская фигура. Крестьянка выпрямилась, поглядела на Соню, давая минутный отдых уставшей спине, и снова склонилась над колосьями.
Далековато. И Соня вновь упустила случай спросить дорогу.
Село. Большое.
«Ну уж его я объеду стороной», - решила девушка, страшась нежелательной встречи со знакомыми помещиками.
Свернула в сторону, потом ещё раз.
Дальше лес. Мелькнула трусливая мыслишка, может, повернуть назад? Но воспоминание об увиденном в кабинете сестры вызывало тошноту. Вернуться невозможно. И совсем непонятно, как теперь общаться с Ольгой. Может, со временем как-нибудь. Когда всё сгладится и забудется. Но точно не теперь. Поэтому хлопнула лошадь вожжами по крупу, подгоняя её мерный шаг.
Посмотрела оценивающе вперёд.
«Если уж дорога ведёт в лес, то она же должна и вывести из него», - мысль показалась ей здравой. Но ненадолго. Лесная дорога петляла, разделялась, объединялась с другими и было уже непонятно, на том ли пути Соня, или предательница-дорога давно уже передала её своим коварным подружкам и те, в свою очередь, пытались запутать девушку ещё сильнее.
«Не бойся, - уговаривала себя Соня. - Вспомни про Варю. Ей тоже было страшно. Тем более, она шла ночью».
«А я?»
Сентябрьский закат короткий. И солнце уже едва алело за тёмными стволами деревьев. Соне стало понятно, что времени у неё немного.
- Пошла! Пошла! - погоняла кобылу.
Вдалеке загрохотало. Соне смутно вспомнилось такое же грохотанье, когда отъезжала от сестры. Потом оно пропало и вот - опять. Может... может снова уйдёт в сторону?
Сентябрьские грозы обещают тёплую осень и снежную зиму, не к месту ей вспомнилась народная примета.
«Ай, какая я глупая. Надо было сделать не так», - вдруг поняла свою ошибку.
- Тпру, - остановила лошадь.
«Назад. Надо попросить какого-нибудь крестьянина или крестьянку, чтобы показали путь в Камышовку. Можно зайти в любой дом. А в награду... Да хоть серёжки свои отдать».
Соня стала разворачивать коляску. Но дорога узкая. Деревья, кусты, какие-то ямы. Не получалось. Соня чувствовала, как силы оставляют, как близко отчаяние.
- Но, пошла, - тянула за уздцы заупрямившуюся кобылу.
Оглянулась на закат. Солнца уже не видно. Стало темнеть.
- Но! Давай, милая, пропадём же мы тут с тобой, - и лошадь рванула.
Коляска накренилась, что-то затрещало, а потом всё рухнуло на бок. Не сразу девушка поняла, что колесо отвалилось.
«Но вот! - торжествовал Ванятка, - то-то же».
И вот теперь, когда казалось, что управляющий к ним никогда больше не явится, он и пришёл.
- Девки, ну что вы сидите, пойдёмте послушаем, - звал Ванятка своих замешкавшихся сестёр.
- Я не пойду, - покачала головой Дуняша.
- Нет, Ванятка, иди, потом нам расскажешь. Мы не пойдём.
- У, какие нелюбопытные, - подивился братик и вышел из горницы.
- Что же ты у нас его ищешь? У него свой дом есть, - Фёдор не смотрел в глаза Лютому. Не мог.
- Так Акулина сказал, что они в городе с Матвеем.
- Ну, в городе.
- Слыхал я, что переезжаете вы. Что Андрей и Матвей поехали дома в городе смотреть.
- Ну, это как получится. Может, ещё не скоро переедем. Коли не найдут чего на продажу, будут строиться. А это не так быстро.
- Слыхал, как будто они дело своё наладить хотят.
Фёдор не выдержал:
- Ты мне всё пересказывать будешь, что слыхал?
- А? Не... Тут такое дело... Я же без работы теперь. Уволил меня новый хозяин... Ну, так, может, Андрею управляющий нужен? Я могу...
Фёдор удивлённо взглянул на гостя:
- Ты же и Андрея, и Ерину готов был убить плетью, а теперь в управляющие к ним?
- А? Да не... Я просто подумал... А вдруг?
- Не... иди...
Глава 151
Вскоре сведения о сбежавшем зяте посыпались на мамашу Горобец со всех сторон. Вначале она им с жадностью внимала, потом... хоть уши затыкай.
Полицейские чины показали себя бравыми ребятами, когда докопались до самых зачатков этой истории, тут уж ищейский нюх усатого полицмейстера не подвёл. Но, с другой стороны, это ведь тоже умудриться надо было - упустить преступников из-под своего носа, когда, казалось, что и дитёнок справился бы с задачей. За это усатый чуть не лишился своей должности. И теперь был готов землю перерыть, но найти лиходеев.
Началась эта история в соседней губернии почти шестьдесят лет назад.
Влюбилась дворянская дочь в молодого пригожего крестьянина и сбежала от родителей под крепостной венец.
О чём её головушка думала? Может, расчёт имела - родители посердятся-посердятся, да и простят виноватую дочь, примут вместе с мужем под своё дворянское крыло. А, может, и не было у неё в головушке никаких расчётов, всё любовь затмила. Но об этом доподлинно узнать уже не было возможности.
Но случилось по-другому. Дворянское семейство вычеркнуло непутёвую дочь из всех поминальных книг и из своих расстроенных сердец.
Вот и стало на свете одной крепостной семьёй больше. А вскоре та семья обросла новыми членами. Один за другим родились три сына.
Отец сызмальства приучал сыновей к крестьянскому труду, а мать всё ещё надеялась. Воспитывала у крепостных мальцов манеры, обучала наукам и этикету. По этой же причине и рассказала сыновьям, когда они стали в разуме укрепляться, о своей, и, получается их тоже, дворянской стороне.
С того рассказа и разделился их разум на две половины. Одна стала ненавидеть крепостную неволю ещё сильнее, а вторая строить планы.
Один из этих планов подросшие отроки и попытались воплотить, когда сбежали из родного дома и явились незваные к дому дворянскому, мол, принимайте нас, любите и жалуйте, мы – ваша родня.
То, что не они первые, не они последние обманулись в силе родственного снисхождения, это было ещё полбеды. Не пустила бы дворянские родичи на порог, может, и вернулись бы они в отчий дом, и зажили бы дальше, как могли.
Но богатые родственники посчитали, что прогнать - это слишком просто. Встречу осложнили тем, что спустили собак на незадачливых визитёров. Как на охоте. Травили с азартом и без снисхождения.
Но братья выжили. Даже почти без ран вырвались из той заварушки. Но вот сердца кровоточили от ненависти.
Отдышались, успокоились и поклялись отблагодарить.
Забыли дворянские родственники, когда провожали с собаками незваных гостей, что долг платежом красен.
Сначала братья задумались о документах. Разбойным путём добыли дворянские жалованные грамоты и приступили к своим клятвам и обещаниям.
И всё у них ловко получалось, так, что они сами удивлялись своему везению. Попутно осуществлялись уже и другие планы.
Старший женился, в светском обществе обрёл интерес, средний любил путешествовать, места новые узнавал, а младший стал строить своё уютное гнёздышко, выбирая, кого бы из женского роду усадить в него.
Но всё испортила жадность, когда подвернулся удобный случай ограбить невинную девицу, не имеющую к их ненавистной родне никакого отношения. Вот с того часа и ушло их везение, а жизнь полетела кувырком.
До отца первого дошло:
- Это что же получается? Зять наш - беглый крепостной?
И мамаша Горобец мигом уловила недосказанное. Доченька их теперь кто? Язык не поворачивался сказать.
- Что теперь делать? - вытаращила на мужа ошарашенные глаза.
- Н... не знаю.
- Как не знаешь? - завизжала, словно ошпаренная, помещица. - Мигом собирайся. Езжай в город. Спрашивай у знающий людей. Едь к тем... откуда родом... наш... зятёк. Что хочешь делай!
И папаша Горобец уехал.
Немного отдышавшись от последних неприятностей, мамаша вызвала горничную:
- Где Мария Никифоровна?
- В саду, барыня.
- А Татьяна?
- В комнате своей были-с.
- Иди.
Мамаша вздохнула. И раньше дочери не особо дружили, теперь же между ними словно кошка пробежала. Хотя, какая кошка?
Тогда, после случившегося, она попыталась примирить девочек. Но всё без толку. И всегда снисходительная и добродушная Таня упёрлась, как баран.
- Да пойми ты, - пыталась мать её образумить, - Маша случайно заварила тогда в чай ядовитые ягоды. Ей показалось, что это брусника.
Но Таня молчала.
Не знала мамаша, что сёстры уже говорили между собой об этом. И Маша про своё «перепутала» тоже втолковывала сестре. Пока Таня не обрезала:
- Не ври! Этот чай ты приготовила для одной лишь Вари. Отчего же не всем? И почему так испугалась, когда я его выпила?
Маша на это долго что-то юлила.
- Уйди, - попросила младшая сестра.
Больше Маша к ней не подходила.
Госпожа Горобец вышла в сад. Прошла по садовым дорожкам, увидела на скамейке Машу. Резко остановилась. Как она изменилась. Куда подевалась её молодость и миловидность? Теперь угрюмая сидела одна и смотрела в пустоту. А ведь недавно казалось, что её ждёт блестящее будущее. В какой момент она свернула не туда?
Вздохнув, пошла обратно в дом.
Приблизившись к комнате младшей дочери, услышала радостные возгласы. Удивлённая остановилась, прислушалась. С кем она веселится? Господин Миланов только недавно отъехал. Больше, насколько она знает, никто не приходил. Чуть открыла дверь, заглядывая в щель.
Татьяна кружилась по комнате со своим котом. Госпожа Горобец наблюдала. Дочкино настроение медленно вытесняло из сердца гнетущую тоску. Вскоре лёгкая улыбка тронула и её скорбно сжатый рот.
Тут Таня заметила мать.
- Ой, матушка! Ура! Варя и господин Думинский прислали приглашение! В воскресенье они обвенчаются! Будут лишь самые близкие!
«А ты чего так радуешься, дурочка?», - вопрос вертелся на языке, но госпожа Горобец не произнесла его вслух. А потом неясно подумала: может быть... её младшая дочь самая мудрая из их семьи.
Глава 152
Столько времени мечталось уйти из этого дома, а вот и взгрустнулось, когда время пришло. Варя в последний раз оглядела свою комнату. Провела рукой по оконной раме, по столу.
«Прощайте, - мысленно говорила она всем предметам. - Больше не коснутся мои руки вашей прохладной поверхности».
Накануне вечером прошлась по аллеям парка, сходила в людскую, подарила всем девушкам нехитрые украшения, всё, что осталось от наследства Глафиры Никитичны, оставила здесь же в маленьких подарках. Всё, кроме подвенечного платья. В нём она уйдёт.
Агаша и дед Пётр уже уехали в новую жизнь. Она следом. Она сейчас.
Посмотрела на милых подружек. Сидят притихшие, смотрят на неё грустно. Всё понимают. Глаза защипали от благодарности и нежности. Как хорошо, что она не одна. Как хорошо, что рядом любимые Соня и Таня.
- Девочки, пора!
У храма увидела его.
«Как мне повезло! Ведь рядом столько достойных девушек, но он полюбил меня. Я постараюсь сделать счастливым каждый его день».
Николай Кузьмич подошёл к экипажу, потянулся навстречу своей невесте. Хрупкая девичья рука и сильная, надёжная мужская соединились. Навсегда.
После венчания Соня задумчивая возвращалась в поместье Ночаевых. Всё. Ей тоже пора возвращаться к родителям. Жизнь с семьёй сестры стала невыносимой. Девушка дожидалась лишь свадьбы подруги. Дождалась.
Какая же Варя красивая! Всегда была такой. Но сегодня особенно. Не удивительно, что господин Думинский с неё глаз не сводил. Соня легко улыбнулась, вспоминая молодожёнов.
Найдёт ли и она когда-нибудь своё счастье? Счастье...
На сердце легла тоска.
Когда-то и старшая сестра была полна радостных ожиданий. И в день своего венчания её счастье было не меньшим. А теперь?
То, что происходит с Владимиром Осиповичем - это одно. Это непонятно, но это - его дело. Почему же её умная и добрая сестра опускается до того же уровня?
Оплеухи сенным девушкам становятся обыденным делом. Но это прислуга. Далеко не каждой под силу стать доброй хозяйкой. Это Соня уже усвоила.
Но женой!
Когда Соня впервые услышала от Ольги: «Подите прочь, болван», она заплакала.
Побитой собакой Владимир Осипович заковылял в свою комнату. И незваная жалость тихой сапой проникла в сердце Сони и больно кольнула его. Оставалось утешиться тем, что угасающий разум молодого помещика не помнит долго неприятности, а весёлое настроение скоро возвращается, храня необъяснимую верность.
Но Ольга! Как она могла забыть свои клятвы быть в горе и в радости. И если уж над чувствами человек зачастую не властен, то не опускаться до открытого презрения всё же в его силах. Ольга не должна так унижать своего мужа.
Быть может, Соня слишком строга к сестре? И будь она на её месте, вела бы себя точно также?
Но что тут гадать? Решено. Завтра Соня начнёт готовиться к отъезду.
Случилось не так, как она планировала по дороге.
Войдя в дом, не переодеваясь, Соня сразу пошла в половину сестры сообщить ей о своём решении.
Позже она пыталась вспомнить, а постучалась ли она, входя в комнату? Стучалась же, как иначе? Просто её не услышали, а шок от увиденного стёр и её воспоминания о том, как она заходила. Потом что...
Сестра, задравши юбки, лежала на кушетке, а над ней нависала длинная фигура нового управляющего.
Эти двое так были увлечены собой и друг другом, что совсем не заметили, что в комнате уже не одни.
Соня вышла. Тошнило. В висках стучало. Казалось, она вот-вот потеряет сознание.
Скорее во двор, в доме оставаться невозможно.
Конюх уже стал распрягать лошадь из коляски, в которой она только что вернулась.
- Постой, - Соня смотрела на него, не понимая, чего сама хочет. Уехать. К матери. Сейчас. - Запрягай снова.
Тот послушно стал делать, что ему велели.
- Скажи Ольге Павловне, что я возвращаюсь к родителям.
Тот равнодушно кивнул:
- Передам, барышня.
Соня села на место возничего, дёрнула вожжи:
- Пошла!
Домой. Только где её дом? Всю жизнь в пансионе. Даже дорогу к родителям почти не помнит. Вёрст двадцать, наверное. Куда-то по полям и лесам.
А солнце склонилось над горизонтом. И где-то вдали заворчало небо.
Глава 153
Кто выбирал дорогу, было непонятно. То ли Соня машинально натягивала одну из вожжей чуть сильнее, то ли лошадь сворачивала в понравившиеся ей повороты, то ли было и то, и другое.
Прошло немало времени, прежде чем увиденная, отвратительная для невинной девушки, картина стала хоть чуть меркнуть, и Соня хмуро поглядела по сторонам.
Деревня какая-то. Тогда, в начале лета, когда она впервые ехала в поместье сестры, на пути тоже была деревня. Даже не одна. Соня попыталась узнать какую-нибудь деталь. Ведь должно же быть что-то, что тогда привлекло её внимание и осталось в памяти, и теперь это было бы знаком, что она на верном пути. Но взгляд ни за что не цеплялся.
Серые кособокие хаты, обнесённые плетёнными заборами с кувшинами и горшками на длинных коликах. Такие же, как и тысячи других.
Барский дом на пригорке. Может, там знакомые. Наверняка знакомые. Соня не успела за лето побывать в гостях у всех. Не знала, кто где живёт, поэтому поспешила скорее проехать мимо. Не хватало ещё ненужного интереса и расспросов.
А тогда, в начале лета, по дороге больше глядела на матушку, чем по сторонам. Всё слушала её наставления и житейские советы, которые пока не пригодились. Лучше бы она дорогу запоминала.
Вскоре деревня осталась позади.
Поля. Крестьянские работы на них закончились. Никого. Лишь однажды мелькнула над несжатой полосой одинокая женская фигура. Крестьянка выпрямилась, поглядела на Соню, давая минутный отдых уставшей спине, и снова склонилась над колосьями.
Далековато. И Соня вновь упустила случай спросить дорогу.
Село. Большое.
«Ну уж его я объеду стороной», - решила девушка, страшась нежелательной встречи со знакомыми помещиками.
Свернула в сторону, потом ещё раз.
Дальше лес. Мелькнула трусливая мыслишка, может, повернуть назад? Но воспоминание об увиденном в кабинете сестры вызывало тошноту. Вернуться невозможно. И совсем непонятно, как теперь общаться с Ольгой. Может, со временем как-нибудь. Когда всё сгладится и забудется. Но точно не теперь. Поэтому хлопнула лошадь вожжами по крупу, подгоняя её мерный шаг.
Посмотрела оценивающе вперёд.
«Если уж дорога ведёт в лес, то она же должна и вывести из него», - мысль показалась ей здравой. Но ненадолго. Лесная дорога петляла, разделялась, объединялась с другими и было уже непонятно, на том ли пути Соня, или предательница-дорога давно уже передала её своим коварным подружкам и те, в свою очередь, пытались запутать девушку ещё сильнее.
«Не бойся, - уговаривала себя Соня. - Вспомни про Варю. Ей тоже было страшно. Тем более, она шла ночью».
«А я?»
Сентябрьский закат короткий. И солнце уже едва алело за тёмными стволами деревьев. Соне стало понятно, что времени у неё немного.
- Пошла! Пошла! - погоняла кобылу.
Вдалеке загрохотало. Соне смутно вспомнилось такое же грохотанье, когда отъезжала от сестры. Потом оно пропало и вот - опять. Может... может снова уйдёт в сторону?
Сентябрьские грозы обещают тёплую осень и снежную зиму, не к месту ей вспомнилась народная примета.
«Ай, какая я глупая. Надо было сделать не так», - вдруг поняла свою ошибку.
- Тпру, - остановила лошадь.
«Назад. Надо попросить какого-нибудь крестьянина или крестьянку, чтобы показали путь в Камышовку. Можно зайти в любой дом. А в награду... Да хоть серёжки свои отдать».
Соня стала разворачивать коляску. Но дорога узкая. Деревья, кусты, какие-то ямы. Не получалось. Соня чувствовала, как силы оставляют, как близко отчаяние.
- Но, пошла, - тянула за уздцы заупрямившуюся кобылу.
Оглянулась на закат. Солнца уже не видно. Стало темнеть.
- Но! Давай, милая, пропадём же мы тут с тобой, - и лошадь рванула.
Коляска накренилась, что-то затрещало, а потом всё рухнуло на бок. Не сразу девушка поняла, что колесо отвалилось.
