Даже у маркизы Дессеншаль, которая больше других была недовольна идеей с кастратом, на глазах выступили слезы восхищения. Лилиан забыла обо всем на свете. Пение будоражило её, возносило на самые небеса. Ничего больше не существовало в этом мире, лишь этот удивительный человек, то ли мужчина, то ли женщина и его чудесный голос.
Графиня представила себя сидящей на облаке, рядом сидело чудесное существо ангельской внешности. В руке оно держало длинное белоснежное перо, кончик которого легко касался тела Лилиан. Перо скользило то по огромным грудям графини, задерживаясь особо на розовых сосках, по спускались к животу, то чуть ниже, нежно щекоча клитор. Лилиан изнемогала и млела от удовольствия. Правой ступней она гладила существо по лицу, кожа была нежно и атласной.
Кончик пера слегка раздвинул колечко ее заднего прохода. Тем временем длинные пальцы небожителя осторожно раздвинули половые губы Лилиан. Графиня сжала колени в предвкушении, из розовой глубины выступило несколько прозрачных капелек. Существо надуло щеки, будто херувим с картинок и стало дуть. Сильная и нежная, чуть прохладная, но такая упругая струя воздуха проникали в неё, достигали самой её глубины. Ангел то прекращал, то вновь надувал щеки, это создавало иллюзию двигающегося в Лилиан фаллоса. В то же время все было так легко и без нажима. Ветер скользил в ней, не встречая сопротивления. Графиня кричала, извивалась, пыталась ногтями впиться в облака, но ловила лишь воздух. Она словно задыхалась, когда ветер входил в неё, и одновременно легкое перышко проникало в анус, не причиняя никакой боли, одно лишь невыносимое удовольствие. Похожее чувство, но не такое сильное, графиня испытывала, когда качалась на качелях. Он ка бы входил в неё, но в то же время, будто что-то из неё вытягивал. Каждое движение становилось все невыносимее, Лилиан не выдержала, её розовая глубина запульсировала, в голове взорвались сотни фейервеков.
Графиня пришла в себя. Опера закончилась, ночное небо и вправду расцветилось фейеверками. Анжинелли ушел, сорвав неистовые овации. Лилиан же теперь не было покоя. Она жаждала увидеть лично, поговорить с этим удивительным человеком. Гости начинали потихоньку расходиться в отведенные им покои. Графиня раскланялась с принцем, который уже клевал носом, и незаметно скрылась в своих апартаментах. Она вызвала служанок и велела срочно её переодеть. Она избавилась от тяжелого неудобного платья, убрала украшения с прически, надела более неприметную и практичную одежду, лицо скрыла шляпкой с темной вуалью.
Легкой тенью Лилиан выскользнула в предрассветные сумерки. Вскоре она достигла домика возле амфитеатра, который был выделен кастрату в качестве жилья. Там горел свет, Анжинелли еще не спал. Она вошла без стука и иных церемоний. Кастрат сидел перед зеркалом по-прежнему в женской одежде, избавившись только от громоздкой юбки. Его длинные стройные ноги ничем не отличались от женских, то же изящество и приятные формы. Особенно удивительно было лицо, которое графиня теперь могла видеть вблизи. Оно сочетало в себе как мужские, так и женские черты. Обладатель подобного лица в обществе сошел бы и за красивую женщину, и не менее красивого мужчину. Анжинелли повернул голову в её сторону. Их взгляды снова встретились.
- Я знал, что, Вы придете — сказал он хрустальным голосом.
- Вы знаете, кто я? - удивилась Лилиан.
- Нет! Но какая разница. После выступления ко мне всегда кто-нибудь приходит. Чаще женщины, хотя бывает и мужчины. Им нужно лишь одно.
- И что же это?
Сердце графини забилось, грудь сжалась в сладкой истоме.
- Им нужно приобщиться к моему безмерному таланту. А поскольку они все глупцы, им известен лишь один способ это сделать. Проникнуть в меня, или сделать так, чтобы я проник в них. Иначе говоря обменяться со мной соками своего организма, попытаться выпить мой талант, будто бокал кьянти. Пустышки, что хотят получить хоть толику моей полноты.
Щеки Лилиан вспыхнули румянцем. Никто еще не был с ней столь дерзок и высокомерен.
- Идите сюда, раз пришли — сказал кастрат, - я никогда не отказываю в этом. Это своего рода кульминация, завершение моей партии.
Он достал свой фаллос из панталон, длинный, узкий, чуть загнутый кверху. Чем-то похож на него самого. Лилиан не могла отвести от него глаз. Завороженная она подошла к нему.
- На колени перед великим Анжинелли! - сказал кастрат. Его голос будоражил, заставлял беспрекословно подчиняться.
Графиня опустилась на колени перед сидящим в кресле кастратом. Она немного приподняла вуаль, её полные губы заскользили по фаллосу Анжинелли. Кастрат откинулся на спинку, ноздри его раздувались.
- Да... - говорил он, - так я люблю. Нежно и шелково.
Лилиан сжимала губами его член так, будто и правда надеялась высосать всю его силу. Она то нежно щекотала языком самый кончик, то заглатывала его целиком. Иногда она надувала щеки, как то существо из фантазии, но лишь затем, чтобы её любовник почувствовал невыносимо приятные ощущения. В эти моменты ноги Анжинелли судорожно сжимались в коленях, ему невероятно нравилось то, что с ним делала незнакомка, которая так и не сняла вуали. Когда Лилиан взяла в нежную ладонь его мошонку, он не выдержал. Издав стон, он начал извергаться ей в рот. Графиня даже не успела удивиться, она полагала, что кастраты не способны к извержениям. Но доказательство обратного сейчас наполняло её рот, стекало по подбородку.
- Глотайте! - сказал кастрат, - глотайте мою сущность!
Лилиан подчинилась, едва не подавившись.
- А теперь я попробую Вас.
Он встал с кресла, навис над ней. Член его несмотря на опустошение оставался торчать. Анжинелли бросил Лилиан на кровать, задрал юбку, сорвал с неё панталоны. Замер, любуясь её лобком, заросшим светлыми волосами, бесстыдной розовой пещеркой. Он прильнул к ней, заскользил языком. Графиня раскинула ноги в стороны, один из туфлей упал с её ступни, второй продолжал держаться. Его длинный язык бесцеремонно проникал в глубины, носом он щекотал клитор. Графиня под вуалью вся раскраснелась, у неё давно не было близости, она двигала бедрами ему навстречу. К тому же эта бесцеремонность делала все ощущения острее. Его язык вынырнул из вагины и устремился к заднему проходу. Графиня прижала его маленькую женскую голову к себе ногой.
- Чудесно... чудесно... - шептала она.
- Да! Великий человек велик во всем! - согласился Анжинелли, убирая лицо от её промежности. Между его губами и анусом Лилиан все еще оставалась ниточка слюны.
- А теперь я проникну в Вас! - заявил он торжественно, - запомните это мгновение навсегда. И вечно храните в своем сердце.
Он прижал головку к её промежности, провел по половым губам, потом ниже и неожиданно с силой стал проникать в анус.
- Что Вы делаете? - задохнулась Лилиан.
Но Анжинелли уже проник почти на всю длину. Член его был довольно узок, к тому же обильно смазан, ему не составило труда проникнуть туда. Лилиан замерла от острого непривычного чувства. Анжинелли начал медленно двигаться, наращивая темп. Его длинные пальцы одновременно скользили в её вагине, указательный и средний проникали внутрь, большой скользил по клитору. Это все вызывало непривычные ощущения, чем-то схожие с теми, что она мысленно испытала на облаке. Кастрат проникал в неё, но в то же время, будто что-то вытягивал. Каждое его движение было все невыносимее и все приятнее. Графиня подняла глаза к потолку. Кровать в домике для кастрата не была завешена балдахином, лежа на ней можно было увидеть потолок. Но на потолке была одна деталь, которой раньше не было. Там висело огромное зеркало, видимо Анжинелли въезжая, распорядился его повесить сюда. Лилиан впервые увидела себя со стороны, в момент совокупления. Она лежала на спине, её лицо по прежнему закрыто вуалью, но даже сквозь неё видно, как блестят глаза, как шевелятся губы, будто в воздушной поцелуе, как прыгают две огромные груди в корсете, как ритмично движутся пышные бедра. Анжинелли двигался, стоя перед ней на коленях, будто стараясь не загораживать открывшегося вида. Сам он был неотличим от женщины, высокой, нескладной, но невероятно волнующей и красивой. Его округлые небольшие ягодицы были такие же прекрасные, как у Мадлен. Сама мысль, что она сейчас совокупляется с женщиной у которой член сводила Лилиан с ума. Когда Анжинелли в очередной раз проник на всю длину, графиня пришла к пику наслаждения. Она жадно смотрела на себя в этот момент. Лицо её исказилось, губы приоткрылись, издавая нежный протяжный стон, руками они впилась в ягодицы кастрата, яростно насаживая его на себя, ноги сжались в коленях, сминая простыни на кровати. Пространство вокруг сжалось и запульсировало. В этот момент не выдержал и Анжинелли. С криком он кончил во второй раз. Графиня же не могла остановиться, оргазм сотрясал её, особенно когда она видела, как вытекает из её заднего прохода семя.
- Это был чудесный последний аккорд — сказал кастрат отдышавшись, - а теперь оставьте меня, великому Анжинелли требуется отдых!
Лилиан такие ясные и спокойные дни, что бывают ранней осенью, любила посвящать рисованию. Она и до замужества проявляла интерес к этому занятию и даже достигла некоторого успеха, особенно в рисованию пастелью. Конечно, её рисунки нельзя было сравнить с пастелями непревзойденной Розальбы Каррьеры, но многие находили их приятными глазу и не лишенными изящества.
Именно благодаря этим скромным умениям, Лилиан и вышла замуж за графа де Шомбара. Одной из её работ был автопортрет. Она изобразила себя, тогда ещё юную девушку в роли пастушки, что отдыхала под раскидистым дубом в компании двух милых овечек. Эта картина пользовалась определенной популярностью и однажды её увидел граф, и потерял покой и сон. Целый год он искал по всей округе ту самую пастушку, она грезилась ему повсюду. Он уже собирался отправить гонцов во все концы Франции с копиями этого рисунка, когда встретил свою прекрасную пастушку на балу в своем собственном замке!
Граф, конечно уже тогда был довольно стар, но эта поздняя любовь, словно на какое-то мгновение вернула ему прежнюю молодость и силу. Лилиан до сих пор помнила свою первую брачную ночь во всех подробностях. Дрожа от страсти и нетерпения, граф покрывал её поцелуями с ног до головы. Это было щекотно, но приятно. Особенно когда граф брал в руки её миниатюрные ступни с маленькими пальчиками и начинал их целовать каждый по отдельности, называя каждый своим собственным ласковым именем.
Лилиан смотрела на его покрасневшее, словно от натуги лицо, а потом на внушительный бугор на панталонах, и сама чувствовала, если не возбуждение, то какое-то волнение, страх перед неизвестным. Конечно, ей было известно во всех подробностях, что должно было произойти, и не только из рассказов камеристок, но также из фривольных картинок на одной табакерке. Но все же, лежа в постели, девушка, вся напряглась. Она вскрикнула от боли, когда упругая трость, что была между ног графа проникла в её лоно. Выступила кровь. Но боль оказалась мимолетна, граф на удивление оказался осторожен и деликатен. Он двигался нежно и настойчиво. Лилиан было даже приятно это трение, там внутри неё.
- Ах, моя дорогая… - шептал граф, достигая самой глубины.
- Ах, моя милая…
- Моя голубка...
Этому шепоту вторило непристойное чмоканье её нижних губ, словно они пытались поглотить предложенное им угощение. Было приятно, но не так. Не так, как на той картинке. Лилиан закрыла глаза, и та миниатюра с табакерки предстала перед ней, как наяву. Там тоже была кровать с балдахином, на её краю лежала дама с обнаженными ногами. На левой ноге была туфелька, на правой она упала. Перед ней на коленях стоял кавалер с внушительным фаллосом с огромной красной головкой. На первой картинке, он лишь готовился проникнуть в сокровенную пещерку, его жезл торчал чуть вверх. Дама смотрела на него с таким вожделением, что даже высунула кончик языка. На второй картинке кавалер уже засунул свой фаллос примерно на треть в разгоряченную глубину своей любовницы, та откинулась на подушку, её лицо было искажено от неземного блаженства. Лилиан на мгновение представила себя этой дамой и почувствовала как каждое новое движение фаллоса внутри неё приближают её к пику удовольствия.
- Ах, моя прекрасная пастушка… - прошептал граф, загоняя свой посох так глубоко, что Лилиан дернулась. Но в тот же момент она вспомнила лицо той дамы в сладостной муке и её настиг первый в её жизни пик блаженства. Граф же видя свою новую жену, страстно стонущую в оргазме, сам не выдержал и залил её лоно горячим семенем. А после рухнул без сил рядом на постель. А разгоряченная Лилиан не могла уснуть всю ночь.
Графиня помотала головой. Сколько она стояла перед холстом, погрузившись в воспоминания? Меж тем рисунка ещё не было, лишь несколько легких штрихов, едва различимых. Она пыталась нарисовать девушку на качелях. Согласно задумке Лилиан, эта девушка должна была воплощать в себе легкость, грацию, саму силу молодости и свежесть весенней природы. Но что-то сегодня шло не так. Лилиан то и дело погружалась в грезы, служанка Мелисса, юная, с лукавыми зелеными глазами, курносым вздернутым носиком, красными маленькими губками, и медового цвета волосами, качаясь на качелях, явно скучала. Её совсем не радовали ни освобождение от работы на сегодня, ни чудесное персиковое платье и изящная шляпка, в которые она была одета ради создания нужного графине образа. Все не то… не то. Графиня закрыла глаза,пытаясь воссоздать в своем воображении тот образ, но вместо него отчетливо увидела то самое изображение с табакерки.
Лилиан вздохнула. С времен приема в честь принца Субиза у неё не было близости ни с кем, даже со служанкой Мари, которая иногда согревала её постель по ночам. Кстати, эта Мелисса, умытая, с чистыми волосами, напомаженная и напудренная, в чудесном платье, очень даже ничего…
Послышался шорох, кто-то шел мимо по тропинке из гравия. Взгляд Мелиссы неожиданно стал осмысленным, блеснул интерес, щеки покрыл легкий румянец. Графиня обернулась, кто же там? А, всего лишь Пьер, один из графских лакеев. Молодой, с наглыми серыми глазами, широкими плечами, солдатской выправкой, волевым квадратным подбородком. Все служанки были от него без ума. И Мелисса туда же. Лилиан буквально обдало жаром, с такой страстью её натурщица смотрела на Пьера. Лилиан снова представила себе те рисунки с табакерки, только вместо тех условных мужчины и женщины там были эти двое… Лилиан почувствовала, как заныло у неё в низу живота, как сладкая мука свела её бедра.
- Пьер! - позвала графиня лакея, - подойди-ка сюда!
Пьер улыбнулся без тени смущения и подобострастия, глянул своими наглыми глазами на графиню. Это был взгляд вовсе не почтительного слуги. Однако, он склонил голову в белоснежном парике, что с него посыпалась пудра, затем подошел к Лилиан, ожидая приказаний.
Графиня поманила его ближе, так что его ухо едва не коснулось её губ. Быстро и страстно Лилиан нашептывала ему свои инструкции. Лицо Пьера с каждым словом менялось, глаза становились все круглее. Мелисса, не слыша о чем шепчется графиня с её ненаглядным, вся напряглась, лицо её стало напоминать гипсовую маску, что снимают с мертвецов.
Графиня представила себя сидящей на облаке, рядом сидело чудесное существо ангельской внешности. В руке оно держало длинное белоснежное перо, кончик которого легко касался тела Лилиан. Перо скользило то по огромным грудям графини, задерживаясь особо на розовых сосках, по спускались к животу, то чуть ниже, нежно щекоча клитор. Лилиан изнемогала и млела от удовольствия. Правой ступней она гладила существо по лицу, кожа была нежно и атласной.
Кончик пера слегка раздвинул колечко ее заднего прохода. Тем временем длинные пальцы небожителя осторожно раздвинули половые губы Лилиан. Графиня сжала колени в предвкушении, из розовой глубины выступило несколько прозрачных капелек. Существо надуло щеки, будто херувим с картинок и стало дуть. Сильная и нежная, чуть прохладная, но такая упругая струя воздуха проникали в неё, достигали самой её глубины. Ангел то прекращал, то вновь надувал щеки, это создавало иллюзию двигающегося в Лилиан фаллоса. В то же время все было так легко и без нажима. Ветер скользил в ней, не встречая сопротивления. Графиня кричала, извивалась, пыталась ногтями впиться в облака, но ловила лишь воздух. Она словно задыхалась, когда ветер входил в неё, и одновременно легкое перышко проникало в анус, не причиняя никакой боли, одно лишь невыносимое удовольствие. Похожее чувство, но не такое сильное, графиня испытывала, когда качалась на качелях. Он ка бы входил в неё, но в то же время, будто что-то из неё вытягивал. Каждое движение становилось все невыносимее, Лилиан не выдержала, её розовая глубина запульсировала, в голове взорвались сотни фейервеков.
Графиня пришла в себя. Опера закончилась, ночное небо и вправду расцветилось фейеверками. Анжинелли ушел, сорвав неистовые овации. Лилиан же теперь не было покоя. Она жаждала увидеть лично, поговорить с этим удивительным человеком. Гости начинали потихоньку расходиться в отведенные им покои. Графиня раскланялась с принцем, который уже клевал носом, и незаметно скрылась в своих апартаментах. Она вызвала служанок и велела срочно её переодеть. Она избавилась от тяжелого неудобного платья, убрала украшения с прически, надела более неприметную и практичную одежду, лицо скрыла шляпкой с темной вуалью.
Легкой тенью Лилиан выскользнула в предрассветные сумерки. Вскоре она достигла домика возле амфитеатра, который был выделен кастрату в качестве жилья. Там горел свет, Анжинелли еще не спал. Она вошла без стука и иных церемоний. Кастрат сидел перед зеркалом по-прежнему в женской одежде, избавившись только от громоздкой юбки. Его длинные стройные ноги ничем не отличались от женских, то же изящество и приятные формы. Особенно удивительно было лицо, которое графиня теперь могла видеть вблизи. Оно сочетало в себе как мужские, так и женские черты. Обладатель подобного лица в обществе сошел бы и за красивую женщину, и не менее красивого мужчину. Анжинелли повернул голову в её сторону. Их взгляды снова встретились.
- Я знал, что, Вы придете — сказал он хрустальным голосом.
- Вы знаете, кто я? - удивилась Лилиан.
- Нет! Но какая разница. После выступления ко мне всегда кто-нибудь приходит. Чаще женщины, хотя бывает и мужчины. Им нужно лишь одно.
- И что же это?
Сердце графини забилось, грудь сжалась в сладкой истоме.
- Им нужно приобщиться к моему безмерному таланту. А поскольку они все глупцы, им известен лишь один способ это сделать. Проникнуть в меня, или сделать так, чтобы я проник в них. Иначе говоря обменяться со мной соками своего организма, попытаться выпить мой талант, будто бокал кьянти. Пустышки, что хотят получить хоть толику моей полноты.
Щеки Лилиан вспыхнули румянцем. Никто еще не был с ней столь дерзок и высокомерен.
- Идите сюда, раз пришли — сказал кастрат, - я никогда не отказываю в этом. Это своего рода кульминация, завершение моей партии.
Он достал свой фаллос из панталон, длинный, узкий, чуть загнутый кверху. Чем-то похож на него самого. Лилиан не могла отвести от него глаз. Завороженная она подошла к нему.
- На колени перед великим Анжинелли! - сказал кастрат. Его голос будоражил, заставлял беспрекословно подчиняться.
Графиня опустилась на колени перед сидящим в кресле кастратом. Она немного приподняла вуаль, её полные губы заскользили по фаллосу Анжинелли. Кастрат откинулся на спинку, ноздри его раздувались.
- Да... - говорил он, - так я люблю. Нежно и шелково.
Лилиан сжимала губами его член так, будто и правда надеялась высосать всю его силу. Она то нежно щекотала языком самый кончик, то заглатывала его целиком. Иногда она надувала щеки, как то существо из фантазии, но лишь затем, чтобы её любовник почувствовал невыносимо приятные ощущения. В эти моменты ноги Анжинелли судорожно сжимались в коленях, ему невероятно нравилось то, что с ним делала незнакомка, которая так и не сняла вуали. Когда Лилиан взяла в нежную ладонь его мошонку, он не выдержал. Издав стон, он начал извергаться ей в рот. Графиня даже не успела удивиться, она полагала, что кастраты не способны к извержениям. Но доказательство обратного сейчас наполняло её рот, стекало по подбородку.
- Глотайте! - сказал кастрат, - глотайте мою сущность!
Лилиан подчинилась, едва не подавившись.
- А теперь я попробую Вас.
Он встал с кресла, навис над ней. Член его несмотря на опустошение оставался торчать. Анжинелли бросил Лилиан на кровать, задрал юбку, сорвал с неё панталоны. Замер, любуясь её лобком, заросшим светлыми волосами, бесстыдной розовой пещеркой. Он прильнул к ней, заскользил языком. Графиня раскинула ноги в стороны, один из туфлей упал с её ступни, второй продолжал держаться. Его длинный язык бесцеремонно проникал в глубины, носом он щекотал клитор. Графиня под вуалью вся раскраснелась, у неё давно не было близости, она двигала бедрами ему навстречу. К тому же эта бесцеремонность делала все ощущения острее. Его язык вынырнул из вагины и устремился к заднему проходу. Графиня прижала его маленькую женскую голову к себе ногой.
- Чудесно... чудесно... - шептала она.
- Да! Великий человек велик во всем! - согласился Анжинелли, убирая лицо от её промежности. Между его губами и анусом Лилиан все еще оставалась ниточка слюны.
- А теперь я проникну в Вас! - заявил он торжественно, - запомните это мгновение навсегда. И вечно храните в своем сердце.
Он прижал головку к её промежности, провел по половым губам, потом ниже и неожиданно с силой стал проникать в анус.
- Что Вы делаете? - задохнулась Лилиан.
Но Анжинелли уже проник почти на всю длину. Член его был довольно узок, к тому же обильно смазан, ему не составило труда проникнуть туда. Лилиан замерла от острого непривычного чувства. Анжинелли начал медленно двигаться, наращивая темп. Его длинные пальцы одновременно скользили в её вагине, указательный и средний проникали внутрь, большой скользил по клитору. Это все вызывало непривычные ощущения, чем-то схожие с теми, что она мысленно испытала на облаке. Кастрат проникал в неё, но в то же время, будто что-то вытягивал. Каждое его движение было все невыносимее и все приятнее. Графиня подняла глаза к потолку. Кровать в домике для кастрата не была завешена балдахином, лежа на ней можно было увидеть потолок. Но на потолке была одна деталь, которой раньше не было. Там висело огромное зеркало, видимо Анжинелли въезжая, распорядился его повесить сюда. Лилиан впервые увидела себя со стороны, в момент совокупления. Она лежала на спине, её лицо по прежнему закрыто вуалью, но даже сквозь неё видно, как блестят глаза, как шевелятся губы, будто в воздушной поцелуе, как прыгают две огромные груди в корсете, как ритмично движутся пышные бедра. Анжинелли двигался, стоя перед ней на коленях, будто стараясь не загораживать открывшегося вида. Сам он был неотличим от женщины, высокой, нескладной, но невероятно волнующей и красивой. Его округлые небольшие ягодицы были такие же прекрасные, как у Мадлен. Сама мысль, что она сейчас совокупляется с женщиной у которой член сводила Лилиан с ума. Когда Анжинелли в очередной раз проник на всю длину, графиня пришла к пику наслаждения. Она жадно смотрела на себя в этот момент. Лицо её исказилось, губы приоткрылись, издавая нежный протяжный стон, руками они впилась в ягодицы кастрата, яростно насаживая его на себя, ноги сжались в коленях, сминая простыни на кровати. Пространство вокруг сжалось и запульсировало. В этот момент не выдержал и Анжинелли. С криком он кончил во второй раз. Графиня же не могла остановиться, оргазм сотрясал её, особенно когда она видела, как вытекает из её заднего прохода семя.
- Это был чудесный последний аккорд — сказал кастрат отдышавшись, - а теперь оставьте меня, великому Анжинелли требуется отдых!
Глава 8. Графиня рисует
Лилиан такие ясные и спокойные дни, что бывают ранней осенью, любила посвящать рисованию. Она и до замужества проявляла интерес к этому занятию и даже достигла некоторого успеха, особенно в рисованию пастелью. Конечно, её рисунки нельзя было сравнить с пастелями непревзойденной Розальбы Каррьеры, но многие находили их приятными глазу и не лишенными изящества.
Именно благодаря этим скромным умениям, Лилиан и вышла замуж за графа де Шомбара. Одной из её работ был автопортрет. Она изобразила себя, тогда ещё юную девушку в роли пастушки, что отдыхала под раскидистым дубом в компании двух милых овечек. Эта картина пользовалась определенной популярностью и однажды её увидел граф, и потерял покой и сон. Целый год он искал по всей округе ту самую пастушку, она грезилась ему повсюду. Он уже собирался отправить гонцов во все концы Франции с копиями этого рисунка, когда встретил свою прекрасную пастушку на балу в своем собственном замке!
Граф, конечно уже тогда был довольно стар, но эта поздняя любовь, словно на какое-то мгновение вернула ему прежнюю молодость и силу. Лилиан до сих пор помнила свою первую брачную ночь во всех подробностях. Дрожа от страсти и нетерпения, граф покрывал её поцелуями с ног до головы. Это было щекотно, но приятно. Особенно когда граф брал в руки её миниатюрные ступни с маленькими пальчиками и начинал их целовать каждый по отдельности, называя каждый своим собственным ласковым именем.
Лилиан смотрела на его покрасневшее, словно от натуги лицо, а потом на внушительный бугор на панталонах, и сама чувствовала, если не возбуждение, то какое-то волнение, страх перед неизвестным. Конечно, ей было известно во всех подробностях, что должно было произойти, и не только из рассказов камеристок, но также из фривольных картинок на одной табакерке. Но все же, лежа в постели, девушка, вся напряглась. Она вскрикнула от боли, когда упругая трость, что была между ног графа проникла в её лоно. Выступила кровь. Но боль оказалась мимолетна, граф на удивление оказался осторожен и деликатен. Он двигался нежно и настойчиво. Лилиан было даже приятно это трение, там внутри неё.
- Ах, моя дорогая… - шептал граф, достигая самой глубины.
- Ах, моя милая…
- Моя голубка...
Этому шепоту вторило непристойное чмоканье её нижних губ, словно они пытались поглотить предложенное им угощение. Было приятно, но не так. Не так, как на той картинке. Лилиан закрыла глаза, и та миниатюра с табакерки предстала перед ней, как наяву. Там тоже была кровать с балдахином, на её краю лежала дама с обнаженными ногами. На левой ноге была туфелька, на правой она упала. Перед ней на коленях стоял кавалер с внушительным фаллосом с огромной красной головкой. На первой картинке, он лишь готовился проникнуть в сокровенную пещерку, его жезл торчал чуть вверх. Дама смотрела на него с таким вожделением, что даже высунула кончик языка. На второй картинке кавалер уже засунул свой фаллос примерно на треть в разгоряченную глубину своей любовницы, та откинулась на подушку, её лицо было искажено от неземного блаженства. Лилиан на мгновение представила себя этой дамой и почувствовала как каждое новое движение фаллоса внутри неё приближают её к пику удовольствия.
- Ах, моя прекрасная пастушка… - прошептал граф, загоняя свой посох так глубоко, что Лилиан дернулась. Но в тот же момент она вспомнила лицо той дамы в сладостной муке и её настиг первый в её жизни пик блаженства. Граф же видя свою новую жену, страстно стонущую в оргазме, сам не выдержал и залил её лоно горячим семенем. А после рухнул без сил рядом на постель. А разгоряченная Лилиан не могла уснуть всю ночь.
Графиня помотала головой. Сколько она стояла перед холстом, погрузившись в воспоминания? Меж тем рисунка ещё не было, лишь несколько легких штрихов, едва различимых. Она пыталась нарисовать девушку на качелях. Согласно задумке Лилиан, эта девушка должна была воплощать в себе легкость, грацию, саму силу молодости и свежесть весенней природы. Но что-то сегодня шло не так. Лилиан то и дело погружалась в грезы, служанка Мелисса, юная, с лукавыми зелеными глазами, курносым вздернутым носиком, красными маленькими губками, и медового цвета волосами, качаясь на качелях, явно скучала. Её совсем не радовали ни освобождение от работы на сегодня, ни чудесное персиковое платье и изящная шляпка, в которые она была одета ради создания нужного графине образа. Все не то… не то. Графиня закрыла глаза,пытаясь воссоздать в своем воображении тот образ, но вместо него отчетливо увидела то самое изображение с табакерки.
Лилиан вздохнула. С времен приема в честь принца Субиза у неё не было близости ни с кем, даже со служанкой Мари, которая иногда согревала её постель по ночам. Кстати, эта Мелисса, умытая, с чистыми волосами, напомаженная и напудренная, в чудесном платье, очень даже ничего…
Послышался шорох, кто-то шел мимо по тропинке из гравия. Взгляд Мелиссы неожиданно стал осмысленным, блеснул интерес, щеки покрыл легкий румянец. Графиня обернулась, кто же там? А, всего лишь Пьер, один из графских лакеев. Молодой, с наглыми серыми глазами, широкими плечами, солдатской выправкой, волевым квадратным подбородком. Все служанки были от него без ума. И Мелисса туда же. Лилиан буквально обдало жаром, с такой страстью её натурщица смотрела на Пьера. Лилиан снова представила себе те рисунки с табакерки, только вместо тех условных мужчины и женщины там были эти двое… Лилиан почувствовала, как заныло у неё в низу живота, как сладкая мука свела её бедра.
- Пьер! - позвала графиня лакея, - подойди-ка сюда!
Пьер улыбнулся без тени смущения и подобострастия, глянул своими наглыми глазами на графиню. Это был взгляд вовсе не почтительного слуги. Однако, он склонил голову в белоснежном парике, что с него посыпалась пудра, затем подошел к Лилиан, ожидая приказаний.
Графиня поманила его ближе, так что его ухо едва не коснулось её губ. Быстро и страстно Лилиан нашептывала ему свои инструкции. Лицо Пьера с каждым словом менялось, глаза становились все круглее. Мелисса, не слыша о чем шепчется графиня с её ненаглядным, вся напряглась, лицо её стало напоминать гипсовую маску, что снимают с мертвецов.
