Перепачкав лоб и висок, случайно захватила прядь волос, и, потянув, увидела. Волосы были восхитительные: шелковистые, гладкие, черные, длинные, а ведь еще вчера старая Жатна была полностью седой. Попятившись, Жатна побледнела и резко закричала.
— Аа-а-а! — изрекла она, и с выражением дикого ужаса вытаращилась на незнакомца. Не предполагая, насколько вся перепачкалась, смотрела в удивленные красивые зеленые глаза мужчины так, будто искала в них ответ, что происходит? Незнакомец тоже застыл не в силах отвести ошеломленного взгляда. Настолько ошеломленного, что Жатна почувствовала дурноту. Не от его взгляда, а от ощущения, что все происходит наяву. Вся, дрожа, еще раз взглянула на руки, поднесла поближе к глазам и,… схватившись за голову, закричав, бросилась вперед. Чуть не сбив с ног незнакомца, и перевернув ящик с апельсинами стоящий на прилавке, побежала, нелепо поднимая ноги в огромных стоптанных ботах. Апельсины рассыпались по полу, продавщица взбеленилась:
— Припадочная! — завопила она. — Психопатка чертова! Только сунься еще! — и, кинувшись собирать апельсины, дополнила угрозу: — Получишь картошечки!
Кирилл, - незнакомец, предложивший помощь, в недоумении смотрел вслед убегающей Жатне. Он всегда сочувственно относился к нищим. Редко мог пройти мимо бродяги, не подав денег или даже не предложив помощь. И он хорошо знал, что от них частенько можно ожидать какой-нибудь выходки, но эта нищенка превзошла его представления о данной публике. Но главное ему показалось, что где-то совсем недавно он видел что-то похожее…?
— Вы знаете ее? — обратился к продавщице Кирилл, пытаясь вспомнить, где же он видел то, что его поразило.
— Да пес ее знает, — взвизгнула продавщица, продолжая собирать апельсины. — Мало ли всяких оборванок! Нацепят на себя всякую дрань, им в психушке лежать, а они по улице шастают!
— Да уж, пальто у нее действительно жуткое, гадкое, такое еще поискать! — поддакнула, качая головой, пожилая покупательница, и, поймав взгляд продавщицы, закончившей собирать апельсины и вернувшейся за прилавок, проговорила:
— Кило морковки свешай, доченька, — продавщица, поджав губы, стала набирать морковь.
Слушая покупательницу, Кирилл неожиданно вспомнил то, что поразило его в этом происшествии: «Пальто! Точно такое же! Вчера!». Вчерашний день был не из приятных. Кирилл разочаровался в девушке, в которую, как ему казалось, был почти влюблен. Они познакомились на светской вечеринке, и Оксана, так звали девушку, очень понравилась ему. Несколько раз они общались, бродя по парку, возле дома Оксаны, где она выгуливала свою крохотную избалованную собачку. Оксана представлялась ему элегантной блестящей и экстравагантной, и нравилась с каждым днем все сильнее. Однако Кирилл обычно сдержанный с женщинами, не спешил вступить в отношения, и поначалу его вполне устраивали не к чему не обязывающие кратковременные прогулки. Уже почти месяц, он провожал Оксану до ее квартиры и, несмотря на приглашения зайти, сославшись на дела, ретировался. И вот вчера, наконец, решился, и ему захотелось сделать избраннице подарок. Купить цветы представилось банальным, и в поисках оригинального подарка Кирилл заехал в супермаркет. Там увидел аквариум, - декоративный, с разноцветными камушками на дне, пестрыми водорослями и одной золотой рыбкой. Аквариум был маленький, примерно двухлитровый, круглый, выглядел эффектно, и Кирилл, прикинув, решил подарить его. Он мог купить и более дорогой подарок, но их отношения еще не начались, и Кирилл решил, что для начала подарок подходящий и должен понравиться Оксане. Купив аквариум, приехал к девушке немного раньше их запланированной прогулки с собачкой. Долго мысленно настраивался и причесывался сидя в машине, прежде чем взяв аквариум, поднялся к Оксане на этаж. Позвонил в дверь. Оксана открыла, но была полуодета, а увидев Кирилла, замялась и, кусая губы, попыталась объяснить, что занята, и до прогулки еще час. Затем растерявшийся Кирилл услышал из комнаты густой бас, спросивший: кто пришел? Оксана, оправдавшись приходом соседки, торопливо захлопнула дверь. На аквариум девушка не взглянула. Ситуация была однозначна. Кирилл повернулся и ушел. Удивляясь, что так обманулся, приехал домой. Сожалея о несостоявшемся свидании и легкомысленности Оксаны, припарковав Вольво, понес аквариум домой, не слишком пока задумываясь, нужен ли он ему.
Около своего подъезда, увидел бабку. Вернее бабка увидела его, и даже не его, а злосчастный аквариум. Тот переливался всеми цветами радуги, и произвел на старуху невероятное впечатление. Старая карга застыла, открыв рот, а когда Кирилл приблизился, протянула к аквариуму руки. Так словно хотела поймать птицу удачи. У бабки было такое непередаваемое выражение счастья на лице, что Кирилл, не успев подумать, отдал аквариум ей. И все еще предаваясь мыслям о ветреной Оксане, на секунду представил себя Иванушкой-дурачком, из сказки о царевне лягушке. Вроде как понес подарок молодой принцессе, а его старания оценила лишь старая перечница в зеленом заплатанном пальто.
Кирилл недавно переехал в этот дом, и еще не знал никого из жильцов, но ту бабку вчера запомнил хорошо. Он даже открыл ей дверь в подъезд, и долго ждал пока она подойдет, так как старуха двигалась буквально черепашьими шашками. А еще запомнил, что она живет на первом этаже, поскольку пропустил ее вперед, и, доставая счета из почтового ящика расположенного на нулевом этаже, наблюдал, как она зашла к себе. Кирилл немного пожалел, что отдал ей аквариум - бабка была слишком старая, и было непонятно, осознает ли она что у нее в руках живое существо. Сможет ли адекватно ухаживать за рыбкой, но и отобрать аквариум тоже не представлялось возможным. Неся аквариум, бабка вся светилась от какого-то непонятного счастья. Наблюдая за ней, Кирилл в задумчивости кусал губы: «Ведь знал же что дарить живое существо - грех!», — беспокоился он, но назад пятками идти было поздно.
Его мысли прервал телефонный звонок.
— Кирилл Евгеньевич, — затараторила взволнованная секретарша, — презентация вот-вот начнется, все в сборе, ждем только Вас.
— Да, хорошо! — вспомнив, что опаздывает, Кирилл, отбросив все мысли, поспешил к Вольво.
В несказанном ужасе Жатна бежала домой. С каждым мгновением все явственнее осознавая, что с ней что-то не так. Одновременно она и наслаждалась бегом, и в страхе рассматривала изменившиеся руки: «Это не может быть правдой, это сон, чудовищный кошмар, галлюцинация, я умерла!» — беспрестанно твердила она. Забежав в квартиру, не отдышавшись и не раздевшись, бросилась в панике искать зеркало.
В ванной было зеркало, - старое, покрытое патиной, паутиной и грязью, - ринувшись в ванную и взглянув в него, Жатна не увидела ничего. Она много лет не смотрелась в зеркала, поэтому, никогда не протирала его. Схватив тряпку, стала тереть в надежде увидеть отражение, но тщетно, и, бросив эту затею, кинулась в комнату: «Где же зеркало?» — металась она, смутно припоминая, что в квартире было еще зеркало. Сориентировавшись, кинулась к шкафу и, раскрыв, нашла маленькое квадратное зеркало на дверке внутри. Хотела взглянуть, но резко отскочила, - стало страшно. Несколько секунд глубоко дышала, собираясь с духом, потом отважилась, а взглянув, сразу отпрянула:
— Господи! — вырвался у нее душераздирающий крик. — Это ужасно! — Так может закричать женщина, увидевшая на своем лице что-нибудь неожиданное и безобразное, Жатна же увидела как раз обратное, но это, на ее взгляд, и было самое ужасное. Еще с минуту, в испуге дышала как сумасшедшая, и слышала стук собственного сердца. Рискнула-таки снова посмотреть, и… застыла, не в силах отвести глаз. Из зеркала на нее смотрела, казалось, прекраснейшая из женщин. Нежная белая бархатная кожа, изысканные черты, великолепный точеный нос, ясные выразительные большие серо-голубые глаза, красивые скулы, чувственные прелестные губы. Платок, повязанный на голове, закрывал волосы. Жатна лихорадочно сорвала его и вскрикнула:
— Это ужасно! — волосы тоже были великолепны: черные, гладкие, блестящие. Отражение в зеркале было столь прекрасным, что Жатна поддалась обаянию нового облика и продолжила созерцание, несмотря на то, что от осознания перевоплощения, была на гране обморока:
— Нет! Это сумасшествие! Невозможно! Я умерла! Или сошла с ума?! — как в горячке твердила она, отказываясь верить очевидному. Однако приобретать что-либо хорошее, - не терять, и постепенно, повинуясь очарованию красоты, успокоилась.
— Неужели это я? — тщательно вглядываясь, шептала она. — Я ведь никогда не была такой?! — Хорошо помня, что в молодости не была даже симпатичной. Хотя некоторые параметры внешности совпадали. Цвет глаз, например, только прежние глаза Жатны были блеклыми и невзрачными, а эти новые - великолепны, да еще с такими же отменными длинными черными ресницами. Также совпадал рост, когда-то Жатна была довольно высокой, сильно сгорбилась под старость, а сейчас, снова была прежнего роста, но и только. Все остальное, не подходило, ни под какое сравнение.
Вся, дрожа, скинула пальто и… оглядела ново-обретенную фигуру. Та тоже была безупречной: грациозная, с округлыми формами и тонкой талией.
— Вот это да! — Жатна была окончательно сражена, помня, какой была плоской и неуклюжей в молодости.
Залюбовавшись, рассмотрела себя в зеркале со всех сторон и прошептала:
— Как же хороша! — однако страх не прошел, и, опомнившись, снова запаниковала:
— Но почему это со мной?! — не находя ответа, в смятении стала ходить по комнате. — Такого не бывает! Никогда и не с кем! — пытаясь найти хоть какое-то объяснение, но вместо этого лишь с каждым шагом все острее постигала убогость собственного жилья.
Комната и правда была жуткой, повсюду валялись грязные, рваные вещи, деревянная кровать перекосилась и провалилась. На столе, под огромным слоем пыли, завал всевозможного мусора: банок, пакетов, газет, пузырьков из-под лекарств. Почти черный закопченный потолок, такие же закопченные, покрытые плесенью, отставшие от стен обои.
— Неужели я здесь живу? — воскликнула девушка, глядя на грязные рваные вещи, разбросанные по комнате, запах от которых был невыносим… — Это же хлев какой-то! А как воняет! Фу! Ужас!
— А эти боты! — разглядывая обувку, неизвестно кому жаловалась Жатна, ступая по засохшей глине на полу, и невольно любовалась бархатным тембром нового голоса. — Как же они трут! А еще вчера были впору! — удивлялась она.
Ничего удивительного не было, еще вчера Жатне было девяносто девять лет, и что можно было ожидать от такой древней старухи? У нее не хватало сил для уборки, и для ухода за собой. Она многое забывала, многое ее не интересовало и не волновало. Последние годы ее сознание стало немного блаженным, и она не замечала убогости своей жизни и окружающих вещей, не обращала на них внимания. Была почти счастлива, в угасающей, пусть немного голодной, но спокойной жизни, в которой словно шла своим путем к смерти, тихо и неторопливо. Но сейчас, с неожиданно обретенной молодостью, ее сознание стало другим: ярким, живым, цепким, а обстановка осталась прежней.
Ощущая брезгливость от пакостной обстановки комнаты, Жатна машинально прошла на кухню. Муки голода, прекратившиеся с перепуга, неожиданно снова заявили о себе, и на этот раз острее.
— Как же хочется жрать! — простонала Жатна, чувствуя, что желание кушать, заглушает остальные ощущения.
На кухне тоже было мрачно: грязная, черная, закоптелая посуда, как и само помещение кухни. Поискав съестное, Жатна не нашла ничего, кроме сухого заплесневелого куска хлеба, закатившегося под стол. Подняв его, попыталась срезать ножом плесень. Однако нож был безнадежно тупой. Безрезультатно поскребя хлеб, немножко откусила… и, чуть не подавилась, обнаружив, что у нее снова есть зубы. Кинулась в комнату, взглянула в зеркало и остолбенела, открыв рот. Да, зубы были: белые, ровные великолепные целые шикарные зубки.
— Офигеть! — неожиданно использовав молодежный сленг, выдохнула старая Жатна, вернее теперь уже молодая, рассматривая в зеркало новые роскошные зубы. — Вот это да! — с отвращением вспомнив, как мучилась с прежними, которые даже в молодости были кривыми, гнилыми и некрасивыми. Не успев испытать восторг от происшедших перемен, почувствовала себя плохо. Теперь чисто физически - заплесневелый хлеб, который не замечая лихорадочно грызла, начал проситься обратно. Задержав дыхание и стиснув зубы, девушка жалобно процедила, зажав рукой рот:
— Что же мне со всем этим делать? — пытаясь удержать подступившую к выходу еду.
Положение было скверным, много лет она жила одна, не с кем особо не общаясь, поэтому обратиться теперь было не к кому.
Все немногочисленные друзья, знакомые и родственники давно умерли, а новых знакомств она не завела. Была слишком старой и замкнутой для общения, все путала, забывала и мало чем интересовалась. Давно перезабыла всех соседей, а многих и не знала вовсе. Был один дед Семен, с которым она иногда разговаривала на улице, но он тоже последний месяц не появлялся, ни возле подъезда, ни возле овощного магазина. Одно время к ней захаживала женщина из собеса, приносила продукты, но Жатна с ней не поладила, как впрочем, и с другими работниками собеса, поэтому к ней давно никто не приходил. Собес же толи в отместку, толи случайно неожиданно втрое сократил ей и без того крохотную пенсию. Жатна в тот момент сильно болела и не поняла, что нужно восстановить утраченные деньги. Решила, что с возрастом пенсия уменьшается. Была слишком старой, чтобы разобраться в ситуации, а подсказать было некому. Поэтому от нехватки средств, теперь частенько питалась гнилыми овощами, и редко (была гордой) побиралась. Денег на черный день не отложила, а те, что отложила, давно закончились. Последние лет двадцать Жатна, сломленная потерей мужа и болезнями, соображала не слишком хорошо, поэтому бедствовала.
А сейчас помолодев, села на кровать, с ужасом созерцая жилище, и вспоминая прежнюю жизнь. Пока была старой, она не видела ни закопченных ободравшихся стен, ни нищенской обстановки, ни жуткого хлама, ни покосившейся мебели. Даже надевая очки, не видела этого, потому что это не волновало. Наоборот, в душе гордилась своим домом, как убежищем, да и крышей над головой. Раньше она не очень хорошо видела даже в очках, и неожиданно прозрев, поражалась, как могла довести квартиру до такого жуткого состояния.
— А раньше здесь было хорошо! — недоумевала она, не связывая осознание убогости жилья, с переменой своего сознания.
После внезапного перевоплощения она почти освоилась в новом теле, не успев задуматься об этом, просто ощущала себя по-другому и все. Однако во всем произошедшем чувствовалась какая-то мистика, которая периодически накатывая, заставляла с ужасом озираться по сторонам. Пару раз показалось, что кто-то заглянул в окно. Но больше всего мучил голод, заглушая все мысли, не давал трезво оценить ситуацию.
Жатна хоть и мечтала в молодости быть красивой, но сейчас, не обрадовалась, а скорее наоборот. Свалившись, как снег на голову, реализованная мечта казалось теперь огромной, неразрешимой проблемой.
Надеясь найти хоть сколько-нибудь денег, Жатна обшарила комнату, но не обнаружила ничего.
— Аа-а-а! — изрекла она, и с выражением дикого ужаса вытаращилась на незнакомца. Не предполагая, насколько вся перепачкалась, смотрела в удивленные красивые зеленые глаза мужчины так, будто искала в них ответ, что происходит? Незнакомец тоже застыл не в силах отвести ошеломленного взгляда. Настолько ошеломленного, что Жатна почувствовала дурноту. Не от его взгляда, а от ощущения, что все происходит наяву. Вся, дрожа, еще раз взглянула на руки, поднесла поближе к глазам и,… схватившись за голову, закричав, бросилась вперед. Чуть не сбив с ног незнакомца, и перевернув ящик с апельсинами стоящий на прилавке, побежала, нелепо поднимая ноги в огромных стоптанных ботах. Апельсины рассыпались по полу, продавщица взбеленилась:
— Припадочная! — завопила она. — Психопатка чертова! Только сунься еще! — и, кинувшись собирать апельсины, дополнила угрозу: — Получишь картошечки!
Кирилл, - незнакомец, предложивший помощь, в недоумении смотрел вслед убегающей Жатне. Он всегда сочувственно относился к нищим. Редко мог пройти мимо бродяги, не подав денег или даже не предложив помощь. И он хорошо знал, что от них частенько можно ожидать какой-нибудь выходки, но эта нищенка превзошла его представления о данной публике. Но главное ему показалось, что где-то совсем недавно он видел что-то похожее…?
— Вы знаете ее? — обратился к продавщице Кирилл, пытаясь вспомнить, где же он видел то, что его поразило.
— Да пес ее знает, — взвизгнула продавщица, продолжая собирать апельсины. — Мало ли всяких оборванок! Нацепят на себя всякую дрань, им в психушке лежать, а они по улице шастают!
— Да уж, пальто у нее действительно жуткое, гадкое, такое еще поискать! — поддакнула, качая головой, пожилая покупательница, и, поймав взгляд продавщицы, закончившей собирать апельсины и вернувшейся за прилавок, проговорила:
— Кило морковки свешай, доченька, — продавщица, поджав губы, стала набирать морковь.
Слушая покупательницу, Кирилл неожиданно вспомнил то, что поразило его в этом происшествии: «Пальто! Точно такое же! Вчера!». Вчерашний день был не из приятных. Кирилл разочаровался в девушке, в которую, как ему казалось, был почти влюблен. Они познакомились на светской вечеринке, и Оксана, так звали девушку, очень понравилась ему. Несколько раз они общались, бродя по парку, возле дома Оксаны, где она выгуливала свою крохотную избалованную собачку. Оксана представлялась ему элегантной блестящей и экстравагантной, и нравилась с каждым днем все сильнее. Однако Кирилл обычно сдержанный с женщинами, не спешил вступить в отношения, и поначалу его вполне устраивали не к чему не обязывающие кратковременные прогулки. Уже почти месяц, он провожал Оксану до ее квартиры и, несмотря на приглашения зайти, сославшись на дела, ретировался. И вот вчера, наконец, решился, и ему захотелось сделать избраннице подарок. Купить цветы представилось банальным, и в поисках оригинального подарка Кирилл заехал в супермаркет. Там увидел аквариум, - декоративный, с разноцветными камушками на дне, пестрыми водорослями и одной золотой рыбкой. Аквариум был маленький, примерно двухлитровый, круглый, выглядел эффектно, и Кирилл, прикинув, решил подарить его. Он мог купить и более дорогой подарок, но их отношения еще не начались, и Кирилл решил, что для начала подарок подходящий и должен понравиться Оксане. Купив аквариум, приехал к девушке немного раньше их запланированной прогулки с собачкой. Долго мысленно настраивался и причесывался сидя в машине, прежде чем взяв аквариум, поднялся к Оксане на этаж. Позвонил в дверь. Оксана открыла, но была полуодета, а увидев Кирилла, замялась и, кусая губы, попыталась объяснить, что занята, и до прогулки еще час. Затем растерявшийся Кирилл услышал из комнаты густой бас, спросивший: кто пришел? Оксана, оправдавшись приходом соседки, торопливо захлопнула дверь. На аквариум девушка не взглянула. Ситуация была однозначна. Кирилл повернулся и ушел. Удивляясь, что так обманулся, приехал домой. Сожалея о несостоявшемся свидании и легкомысленности Оксаны, припарковав Вольво, понес аквариум домой, не слишком пока задумываясь, нужен ли он ему.
Около своего подъезда, увидел бабку. Вернее бабка увидела его, и даже не его, а злосчастный аквариум. Тот переливался всеми цветами радуги, и произвел на старуху невероятное впечатление. Старая карга застыла, открыв рот, а когда Кирилл приблизился, протянула к аквариуму руки. Так словно хотела поймать птицу удачи. У бабки было такое непередаваемое выражение счастья на лице, что Кирилл, не успев подумать, отдал аквариум ей. И все еще предаваясь мыслям о ветреной Оксане, на секунду представил себя Иванушкой-дурачком, из сказки о царевне лягушке. Вроде как понес подарок молодой принцессе, а его старания оценила лишь старая перечница в зеленом заплатанном пальто.
Кирилл недавно переехал в этот дом, и еще не знал никого из жильцов, но ту бабку вчера запомнил хорошо. Он даже открыл ей дверь в подъезд, и долго ждал пока она подойдет, так как старуха двигалась буквально черепашьими шашками. А еще запомнил, что она живет на первом этаже, поскольку пропустил ее вперед, и, доставая счета из почтового ящика расположенного на нулевом этаже, наблюдал, как она зашла к себе. Кирилл немного пожалел, что отдал ей аквариум - бабка была слишком старая, и было непонятно, осознает ли она что у нее в руках живое существо. Сможет ли адекватно ухаживать за рыбкой, но и отобрать аквариум тоже не представлялось возможным. Неся аквариум, бабка вся светилась от какого-то непонятного счастья. Наблюдая за ней, Кирилл в задумчивости кусал губы: «Ведь знал же что дарить живое существо - грех!», — беспокоился он, но назад пятками идти было поздно.
Его мысли прервал телефонный звонок.
— Кирилл Евгеньевич, — затараторила взволнованная секретарша, — презентация вот-вот начнется, все в сборе, ждем только Вас.
— Да, хорошо! — вспомнив, что опаздывает, Кирилл, отбросив все мысли, поспешил к Вольво.
глава 4
В несказанном ужасе Жатна бежала домой. С каждым мгновением все явственнее осознавая, что с ней что-то не так. Одновременно она и наслаждалась бегом, и в страхе рассматривала изменившиеся руки: «Это не может быть правдой, это сон, чудовищный кошмар, галлюцинация, я умерла!» — беспрестанно твердила она. Забежав в квартиру, не отдышавшись и не раздевшись, бросилась в панике искать зеркало.
В ванной было зеркало, - старое, покрытое патиной, паутиной и грязью, - ринувшись в ванную и взглянув в него, Жатна не увидела ничего. Она много лет не смотрелась в зеркала, поэтому, никогда не протирала его. Схватив тряпку, стала тереть в надежде увидеть отражение, но тщетно, и, бросив эту затею, кинулась в комнату: «Где же зеркало?» — металась она, смутно припоминая, что в квартире было еще зеркало. Сориентировавшись, кинулась к шкафу и, раскрыв, нашла маленькое квадратное зеркало на дверке внутри. Хотела взглянуть, но резко отскочила, - стало страшно. Несколько секунд глубоко дышала, собираясь с духом, потом отважилась, а взглянув, сразу отпрянула:
— Господи! — вырвался у нее душераздирающий крик. — Это ужасно! — Так может закричать женщина, увидевшая на своем лице что-нибудь неожиданное и безобразное, Жатна же увидела как раз обратное, но это, на ее взгляд, и было самое ужасное. Еще с минуту, в испуге дышала как сумасшедшая, и слышала стук собственного сердца. Рискнула-таки снова посмотреть, и… застыла, не в силах отвести глаз. Из зеркала на нее смотрела, казалось, прекраснейшая из женщин. Нежная белая бархатная кожа, изысканные черты, великолепный точеный нос, ясные выразительные большие серо-голубые глаза, красивые скулы, чувственные прелестные губы. Платок, повязанный на голове, закрывал волосы. Жатна лихорадочно сорвала его и вскрикнула:
— Это ужасно! — волосы тоже были великолепны: черные, гладкие, блестящие. Отражение в зеркале было столь прекрасным, что Жатна поддалась обаянию нового облика и продолжила созерцание, несмотря на то, что от осознания перевоплощения, была на гране обморока:
— Нет! Это сумасшествие! Невозможно! Я умерла! Или сошла с ума?! — как в горячке твердила она, отказываясь верить очевидному. Однако приобретать что-либо хорошее, - не терять, и постепенно, повинуясь очарованию красоты, успокоилась.
— Неужели это я? — тщательно вглядываясь, шептала она. — Я ведь никогда не была такой?! — Хорошо помня, что в молодости не была даже симпатичной. Хотя некоторые параметры внешности совпадали. Цвет глаз, например, только прежние глаза Жатны были блеклыми и невзрачными, а эти новые - великолепны, да еще с такими же отменными длинными черными ресницами. Также совпадал рост, когда-то Жатна была довольно высокой, сильно сгорбилась под старость, а сейчас, снова была прежнего роста, но и только. Все остальное, не подходило, ни под какое сравнение.
Вся, дрожа, скинула пальто и… оглядела ново-обретенную фигуру. Та тоже была безупречной: грациозная, с округлыми формами и тонкой талией.
— Вот это да! — Жатна была окончательно сражена, помня, какой была плоской и неуклюжей в молодости.
Залюбовавшись, рассмотрела себя в зеркале со всех сторон и прошептала:
— Как же хороша! — однако страх не прошел, и, опомнившись, снова запаниковала:
— Но почему это со мной?! — не находя ответа, в смятении стала ходить по комнате. — Такого не бывает! Никогда и не с кем! — пытаясь найти хоть какое-то объяснение, но вместо этого лишь с каждым шагом все острее постигала убогость собственного жилья.
Комната и правда была жуткой, повсюду валялись грязные, рваные вещи, деревянная кровать перекосилась и провалилась. На столе, под огромным слоем пыли, завал всевозможного мусора: банок, пакетов, газет, пузырьков из-под лекарств. Почти черный закопченный потолок, такие же закопченные, покрытые плесенью, отставшие от стен обои.
— Неужели я здесь живу? — воскликнула девушка, глядя на грязные рваные вещи, разбросанные по комнате, запах от которых был невыносим… — Это же хлев какой-то! А как воняет! Фу! Ужас!
— А эти боты! — разглядывая обувку, неизвестно кому жаловалась Жатна, ступая по засохшей глине на полу, и невольно любовалась бархатным тембром нового голоса. — Как же они трут! А еще вчера были впору! — удивлялась она.
Ничего удивительного не было, еще вчера Жатне было девяносто девять лет, и что можно было ожидать от такой древней старухи? У нее не хватало сил для уборки, и для ухода за собой. Она многое забывала, многое ее не интересовало и не волновало. Последние годы ее сознание стало немного блаженным, и она не замечала убогости своей жизни и окружающих вещей, не обращала на них внимания. Была почти счастлива, в угасающей, пусть немного голодной, но спокойной жизни, в которой словно шла своим путем к смерти, тихо и неторопливо. Но сейчас, с неожиданно обретенной молодостью, ее сознание стало другим: ярким, живым, цепким, а обстановка осталась прежней.
Ощущая брезгливость от пакостной обстановки комнаты, Жатна машинально прошла на кухню. Муки голода, прекратившиеся с перепуга, неожиданно снова заявили о себе, и на этот раз острее.
— Как же хочется жрать! — простонала Жатна, чувствуя, что желание кушать, заглушает остальные ощущения.
На кухне тоже было мрачно: грязная, черная, закоптелая посуда, как и само помещение кухни. Поискав съестное, Жатна не нашла ничего, кроме сухого заплесневелого куска хлеба, закатившегося под стол. Подняв его, попыталась срезать ножом плесень. Однако нож был безнадежно тупой. Безрезультатно поскребя хлеб, немножко откусила… и, чуть не подавилась, обнаружив, что у нее снова есть зубы. Кинулась в комнату, взглянула в зеркало и остолбенела, открыв рот. Да, зубы были: белые, ровные великолепные целые шикарные зубки.
— Офигеть! — неожиданно использовав молодежный сленг, выдохнула старая Жатна, вернее теперь уже молодая, рассматривая в зеркало новые роскошные зубы. — Вот это да! — с отвращением вспомнив, как мучилась с прежними, которые даже в молодости были кривыми, гнилыми и некрасивыми. Не успев испытать восторг от происшедших перемен, почувствовала себя плохо. Теперь чисто физически - заплесневелый хлеб, который не замечая лихорадочно грызла, начал проситься обратно. Задержав дыхание и стиснув зубы, девушка жалобно процедила, зажав рукой рот:
— Что же мне со всем этим делать? — пытаясь удержать подступившую к выходу еду.
Положение было скверным, много лет она жила одна, не с кем особо не общаясь, поэтому обратиться теперь было не к кому.
Все немногочисленные друзья, знакомые и родственники давно умерли, а новых знакомств она не завела. Была слишком старой и замкнутой для общения, все путала, забывала и мало чем интересовалась. Давно перезабыла всех соседей, а многих и не знала вовсе. Был один дед Семен, с которым она иногда разговаривала на улице, но он тоже последний месяц не появлялся, ни возле подъезда, ни возле овощного магазина. Одно время к ней захаживала женщина из собеса, приносила продукты, но Жатна с ней не поладила, как впрочем, и с другими работниками собеса, поэтому к ней давно никто не приходил. Собес же толи в отместку, толи случайно неожиданно втрое сократил ей и без того крохотную пенсию. Жатна в тот момент сильно болела и не поняла, что нужно восстановить утраченные деньги. Решила, что с возрастом пенсия уменьшается. Была слишком старой, чтобы разобраться в ситуации, а подсказать было некому. Поэтому от нехватки средств, теперь частенько питалась гнилыми овощами, и редко (была гордой) побиралась. Денег на черный день не отложила, а те, что отложила, давно закончились. Последние лет двадцать Жатна, сломленная потерей мужа и болезнями, соображала не слишком хорошо, поэтому бедствовала.
А сейчас помолодев, села на кровать, с ужасом созерцая жилище, и вспоминая прежнюю жизнь. Пока была старой, она не видела ни закопченных ободравшихся стен, ни нищенской обстановки, ни жуткого хлама, ни покосившейся мебели. Даже надевая очки, не видела этого, потому что это не волновало. Наоборот, в душе гордилась своим домом, как убежищем, да и крышей над головой. Раньше она не очень хорошо видела даже в очках, и неожиданно прозрев, поражалась, как могла довести квартиру до такого жуткого состояния.
— А раньше здесь было хорошо! — недоумевала она, не связывая осознание убогости жилья, с переменой своего сознания.
После внезапного перевоплощения она почти освоилась в новом теле, не успев задуматься об этом, просто ощущала себя по-другому и все. Однако во всем произошедшем чувствовалась какая-то мистика, которая периодически накатывая, заставляла с ужасом озираться по сторонам. Пару раз показалось, что кто-то заглянул в окно. Но больше всего мучил голод, заглушая все мысли, не давал трезво оценить ситуацию.
Жатна хоть и мечтала в молодости быть красивой, но сейчас, не обрадовалась, а скорее наоборот. Свалившись, как снег на голову, реализованная мечта казалось теперь огромной, неразрешимой проблемой.
Надеясь найти хоть сколько-нибудь денег, Жатна обшарила комнату, но не обнаружила ничего.
