Как показывает практика, три дня строго поста для молодого крепкого организма - неопасный пустяк. Пищевод Клодия наотрез отказывался пропускать в желудок хоть что-то существеннее воды, но Гай Ювенций не придал особого значения прихоти воспитанника, ограничившись шутливым вопросом:
- Уж не влюбился ли ты в ту гетеру?
Юноша нервно затряс головой и отвел затравленный взгляд.
Мысленно учитель непедагогично выругался. Топорные методы Гая Клавдия в вопросах сексуального воспитания ни он лично, ни наука не одобряли. Почему любой плебей-Кассий сначала получит безболезненный опыт в вирт-поле, а юного патриция живьем запихнут к гетере? Гай Ювенций попытался разговорить подопечного, но Клодий еще сильнее замкнулся в себе.
«Теперь придется держать ответ перед Тиберием и Корнелией, - с легкой тревогой подумал педагог. - Но голодание ему не повредит. Округлые детские щеки не к лицу мужчине».
- Не хочешь перед стартом погулять по Остии? Кроме порта там есть на что посмотреть.
- Нет, - отрезал Клодий.
В его ближайшие планы входило забиться в самый дальний угол, лучше лицом вниз или к стене, и дождаться мига, когда объявят посадку. И прочь, прочь, прочь от проклятого деда, от ненавистного Лация. И умереть на Аррии Приме, если уж нет другого способа отомстить Гаю Клавдию.
- Вот вы где! - с облегчением воскликнула матрона, настигнув цель. - Ювенций. И юноша.
Играть в догонялки патрицианка не любила, не потому, что не смогла бы выдержать темп погони, а просто по причине несолидности такого занятия.
- Госпожа Семпрония, - педагог поклонился не только из вежливости, но и чтобы скрыть беспокойство. Внезапные появления супруги Гая Клавдия обычно не предвещали ничего доброго. Матрона обладала определенной репутацией, негласной, но оттого еще более пугающей.
Клодий застыл на месте, словно его парализовало. Только и мог, что во все глаза смотреть на... Бабушку? На человека, его сотворившего? На... монстра? Хотя ничего монструозного в благообразной немолодой женщине и под микроскопом не сыскать — ни клыков, ни волос-змей.
- Ювенций, - повелительно качнула головой Семпрония. - Дальнейший путь до Аррии Примы ты проделаешь в одиночестве. Передавай мой привет и пожелания благополучия моему сыну и невестке. Юноша, - она перевела взгляд на Клодия, - полагаю, тебе стоит отправиться со мной. Нам прежде не доводилось общаться, вот и удачный случай узнать получше моего столь многообещающего внука.
- Но, госпожа... – несмотря на приказ, педагог все-таки решился возразить. - Тиберий Клавдий дал мне четкие указания касательно его сына. И его юный возраст... Мне жаль, но отпустить юношу без сопровождения в столь дальний путь я просто не могу.
Но Семпрония не собиралась препираться с плебеем.
- Я не вижу на нем детской буллы, - прищурилась она. - Зато прекрасно могу разглядеть мужскую тогу. Если ты так цепляешься за традиции, Ювенций, предоставь моему внуку самому решать, с кем и куда он отправится. Публий, - женщина чуть повела рукой в сторону Клодия, - я прошу тебя сопровождать меня в поездке.
Несмотря на поразивший все его существо столбняк, Клодий простенькую бабкину хитрость оценил мгновенно и по достоинству. Взрослый мужчина обязан помочь женщине из своего рода, если она об этом попросила. Он - мужчина, а значит, обязан. Ловко!
- Позволь... кхм... мне тебя сопроводить, - просипел юноша и, тщательно взвесив все "за" и "против", добавил: - Бабушка.
И уже без колебаний подал руку.
Семпрония милостиво оперлась о подставленный локоть и улыбнулась, демонстрируя безупречные зубы.
- Моя унирема ждет нас на орбите, внук. Полагаю, ты никогда не бывал на Путеоле? Конечно, не бывал. А там есть, на что посмотреть. В конце концов, тамошний исследовательский центр – моя часть семейного достояния, и как знать, возможно, я решу завещать его именно тебе? Ювенций, тебя я более не задерживаю. Поторопись, если не хочешь пропустить свой рейс.
И если бабушка заранее планировала произвести на внука впечатление, то у неё, определенно, всё получилось. Была она благородно худощавой, с хищным профилем безжалостной птицы и длинными пальцами хирурга.
- У тебя есть вопросы, конечно, - негромко говорила матрона, пока увлекала внука в сторону причального дока. - И я, возможно, отвечу на некоторые. Но, прежде всего... Я читаю в твоих глазах, Публий, следы общения с моим супругом. И полагаю, что избавиться от Ювенция - свидетеля твоего унижения - следовало прежде всего. Согласен?
- Мы с Гаем Клавдием говорили наедине, - мрачно сообщил Клодий. - К счастью. Иначе я бы свел счеты с жизнью прямо здесь. Но пусть Ювенций возвращается домой, а то.... - Он испуганно замолк. Взрослый же мужчина не должен переживать, что мама волнуется, верно?
Встреча с бабкой неожиданно развеяла его похоронное настроение. От этой женщины всего можно ожидать, это сразу видно. Так может быть, в её силах что-то исправить?
- И Гай Клавдий, без сомнения, смешал тебя с грязью, - хмыкнула она. - Поверь, я знаю, как он умеет ломать людей. Хотя до его собственного родителя Гаю в этом смысле далеко… - Семпрония тряхнула головой, отгоняя воспоминания: - Не тревожься о Корнелии - я здесь по ее просьбе. Я не могу засунуть тебя обратно в репликатор, мое маленькое чудовище, но научить противостоять Гаю Клавдию, и не только ему - это я могу. А со временем - и отомстить ему. Заинтересован?
- Почему чудовище? - прошептал Клодий, в смертельном ужасе вообразив, что к его внешности амикуса прилагаются еще более предосудительные генетические модификации. Как будто идеальных черт лица, невозможных для живорожденного, мало!
- А тебе больше нравится "выродок"? - усмехнулась она. – Модифицированный патриций из репликатора! Именно так тебя и будут называть за глаза. Именно чудовищем и будут считать, вне зависимости от твоего желания, личных качеств или поступков. И вот первый урок - лучше быть, чем казаться. Гай Клавдий, - продолжала Семпрония, - заставил твоих родителей пойти на это. Ты знаешь, как теперь говорят? "Покорна, как Корнелия Арвина"! Хуже того, он заставил меня заняться этим проектом. Сотворить чудовище. Он уже лишил меня сыновей, превратив их в слизняков, Публий. Но в тебя я вложила все свои знания - и всю ненависть тоже. Ты сильный, ты гибкий, ты выживешь. И однажды Гай Клавдий напорется на собственный меч, фигурально выражаясь. Я хочу дожить до этого дня. Поэтому, - она до боли стиснула его руку, - прежде чем отправиться на растерзание юным патрициям в Кампус Марция(9) , ты получишь от меня прививку и пару уроков выживания. О! Мы пришли. Поднимайся на борт, а затем - ты расскажешь мне без утайки обо всем, что сделал с тобой Гай Клавдий.
Гетера по имени Астра, к слову, была самым лучшим, что случилось с Публием Клодием Пульхром на Лации. А вот про последовавший откровенный разговор с дедом лучше бы забыть навсегда, ибо эти минуты стали худшими в недолгой жизни юноши. Гай Клавдий в самых простых и доступных выражениях объяснил внуку, кто он такой, кем его видит глава рода и как глава рода поступит с Публием в случае неповиновения. Дедов резкий голос до сих пор звучал в ушах у Клодия.
"На станции Капуя всегда нужны амикусы. Там работает и служит множество плебеек, которых ты сможешь ублажать каждый день всю оставшуюся жизнь. Тебе это будет нравиться, поверь! Запомни, Клодий, либо ты с самого начала стремишься к должности Народного Трибуна и делаешь всё от себя зависящее, либо ты будешь трудиться на благо этого народа в рекреационном секторе. Старайся. Это в твоих интересах. Понял меня?" Да куда уж понятнее! Тем более, на Капуе юноша успел побывать и заметить, что тамошние женщины, все до одной, смотрели на него с огромным интересом.
Разумеется, пересказ у Клодия получился весьма кратким, но очень ёмким, чтобы бабушка поверила.
- Он, правда, может так сделать? - спросил молодой человек.
- Ты же изучал законы Республики, Публий, - вздохнула Семпрония. - Он - глава фамилии, он может еще и не такое. Например, приказать твоему отцу развестись с матерью. Или - убить себя. Или казнить тебя собственноручно. Знаешь, почему он давно уже не связывается со мной? - она хитро прищурилась. - Несмотря на то, что я женщина и заведомо в худшем положении, чем даже ты, мой репликаторный внук? Я умнее, - Семпрония постучала себя пальцем по лбу, а потом легонько стукнула внука. - И ты тоже. Народный трибун, о да. Прекрасный пост. Он таит в себе такие возможности... При умелой игре можно обыграть и Гая Клавдия. Не сразу, но можно. У него полно слабостей, множество мест, куда можно ударить. Пусть думает, что ты играешь по его правилам, но, поверь мне, это будет твоя собственная игра. Летим, мое чудовище. На Путеолу он не сунется, и у нас будет время выковать прочный щит для этого нежного сердечка. Только не вздумай говорить мне о том, что это несправедливо. Я - женщина, помнишь? Я могу быть умнее, отважней и лучше сотни Гаев Клавдиев, но я все равно женщина, а значит – существо второго сорта. Справедливости нет, есть только сила и воля. Мне никогда не войти в сенатскую курию, но ты туда войдешь. И тогда сила окажется на твоей стороне.
Клодий в ответ лишь молча кивнул. Семпрония предложила ему кое-что получше пошлого самоубийства. Он же не дурак - отказываться от возможности обрести силу? Раз уж справедливости нет...
Первый полноценный отпуск для кадетов Кампуса Марция — это событие. Нет, не так! Это — Событие! Как ни верти, а мысль о том, что когда-то он наступит, была единственным утешением в течение последнего года для большинства замордованных муштрой первогодков. Никто об этом не говорил вслух, но думали, пожалуй, абсолютно все. Даже самые успешные, даже... даже Гай Ацилий Курион.
- Я хочу домой. Очень. Считаю часы, - честно признался он Публию Клодию, когда они остались одни в просторном атриуме жилого корпуса. - Ни о чем другом думать не могу.
- Ты поэтому не пошел вместе со всеми к гетерам? - усмехнулся тот.
- А ты — чтобы еще раз подчеркнуть, насколько ты другой?
- Я и есть — другой. Забыл?
Крыть было нечем. В Кампусе Марция среди сотен юношей был только один плебей. Пусть формально, пусть из патрицианской семьи, но Клодий появился на свет из репликатора, а его геном подвергся преднамеренному усовершенствованию. Этого достаточно.
К обычному усыновленному плебею относились бы несколько иначе, но ведь, с другой стороны, он никогда не оказался бы в Кампусе Марция.
- И все же ты не должен открыто пренебрегать обществом людей, которые тебе ничего плохого не сделали.
Легко сказать! Когда эти люди зарабатывают на тебе свой первый политический капитал, их обществом сложно наслаждаться.
- А ты почему остался? - перевел разговор Клодий.
- Нет настроения. Но я послал Селене цветы и подарок. Она очень хотела те серьги с аметистами. Она будет счастлива.
Похоже, Ацилий тоже не был расположен к откровенности. Но ему можно, он же — патриций. Плебеям же присуща открытость, это все знают.
- Если она вспомнит, у кого именно выпрашивала свой подарок, - не удержался от сарказма Клодий.
- Она все прекрасно помнит. Она такой же человек, как я и ты.
- Да, тут ты прав! Мы с ней одинаковые.
Улыбка сползла с губ Куриона. Он воинственно выдвинул челюсть и уставился на Клодия с вызовом:
- Селена — человек, она - личность, она — талантливая художница. Единственное её отличие в том, что она искусственно лишена чувства ревности, собственничества и зависти. Она просто не знает, что это такое, потому что в каждом встречном видит только лучшее.
- Ну да, ну да. И любит всех без мужчин разбора.
- Это не делает её неполноценным человеком! - вскричал Ацилий. - Ни её, ни амикусов, ни...
- Да, да, я помню, и Публия Клодия тоже.
Никто не удивился, когда яростный популяр и предводитель юношества от своей партии Гай Ацилий Курион первым предложил плебею Публию Клодию Пульхру свою дружбу и поддержку. Было бы странно, если бы Курион этого не сделал. Популярам положено проявлять снисхождение к плебеям, они всегда так поступают. Клодий тоже не удивился.
Правда, он никогда не верил, что Курион действительно видит личность в гетере Селене. И ценит не только экзотическую внешность, не только высокую... хм... профессиональную подготовку, но и её талант, причем настолько, что ходит на художественные выставки, на эти безумные сборища экзальтированных гетер, амикусов и их заботливых психокорректоров. Клодий предпочитал думать, что у друга-Ацилия просто пунктик на бронзовокожих крепких брюнетках. Бывает. Особенно с живорожденными парнями.
- Публий, я прошу тебя, не язви, - Ацилий грустно поморщился и примирительно раскрыл ладони. Демонстрировал фамильную проницательность, настоящую, естественную, а не тщательно вылущенную в процессе контролируемой мутации в чане репликатора. - Я не сравниваю тебя с гетерой, это ты себя сравниваешь. Понимаешь? Только ты. Хвала богам, я не девушка и не данаец, чтобы придавать большое значение твоей внешности. Ты, разумеется, мне не поверишь, однако позволь просто наслаждаться нашей дружбой, пока мы еще можем это делать. Публий, - продолжал он, - все знают, что ты однажды станешь народным трибуном. Ты будешь продвигать в сенате интересы Клавдиев, интересы оптиматов, и однажды мы можем стать противниками в курии. Но во имя всех богов, до этого еще так далеко! Почему ты уже сейчас отказываешь мне в искренности, друг мой?
Клодий захотелось еще разок подколоть Ацилия, напомнив, что искренность свойственна плебеям в большей степени, чем живорожденным, в силу генетических изменений, но вовремя передумал. Не нужно так сильно перегибать палку и впадать в самоуничижение. Уж кому-кому, а Гаю Ацилию не в чем себя упрекнуть. Он - популяр до мозга костей во всём — что говорит, то и делает. Другой вопрос: что Курион при этом думает? Но чужая душа, как известно, потемки, а душа политика тем паче.
«Неужели он и в самом деле... И если это так, то...»
- Извини, дружище, - вдруг примирительно молвил Клодий. - Для меня тема рекреационного персонала, как серпом по... Болезненная тема, прямо скажем.
И посмотрел на Ацилия тем самым взглядом, который они полгода неустанно репетировали с бабкой: лучистые синие глаза, распахнутые в немой мольбе пощадить чувства безвинной жертвы.
И Гай Ацилий, разумеется, немедленно устыдился. Жестоко толкать в спину падающего, омерзительно расковыривать пальцем свежую рану, да и вообще… А младший из Курионов жестоким не был. Не успел пока стать.
- Не бери в голову, - неловко отмахнулся он. - Я сам виноват. Да и в конце концов, что мы забыли у тех гетер?
Ацилию меньше всего хотелось признаваться в том, что свидание с Селеной сорвалось именно потому, что он не хотел оставлять друга в одиночестве. Еще заподозрит в сентиментальности неуместной, чего доброго, или в чем похуже. Клодий отличался болезненной подозрительностью, внешне почти незаметной, но Гай Ацилий успел хорошо его узнать. И не хотел ранить гордость друга еще сильнее.
- Кстати! Мне тут предложили отменную забаву. Как насчет гонок на "интерцепторах"? Есть одна…м-м… летунья из Фуриев, она может нам это устроить. Ты в деле?
Мысленно Клодий сам себя одновременно поздравил и обругал, причем за одно и то же - за удачную манипуляцию чувствами друга.