«Разве вам не обидно? - полюбопытствовал тогда капитан Маэда. - Вас, по сути, лишили любого выбора. Вы могли бы стать... не знаю, с вашими способностями... известным ученым, или просто выйти замуж за хорошего человека, родить детей. Но у вас всё это отняли. Не жалеете?»
В ответ она рассмеялась: «Вы всё не так поняли. Я никогда не хотела променять свою жизнь на принятое именовать «жизнью обычной женщины». Не будь вы мужчиной, я бы сказала, что вы начитались бульварных романов. Там героиня обязательно горюет, что не родилась в простой семье. Я, между прочим, росла в деревне. Мои благороднейшие предки умудрились профукать всё, кроме уродливого домишки и огорода. Так что я умею и козу подоить, и точно знаю, какая она «обычная женская жизнь» на самом деле. А кроме того, никто ведь не выбирает в какой семье появиться на свет, у каких родителей или в каком веке»
Сумеет ли эта женщина однажды перестать быть императрицей? Возможно ли это вообще, в принципе?
Телефон зазвонил точно в назначенное время, но сначала в окне кабинета, что на первом этаже появился кинеримский посол с трубкой возле уха и постучал в стекло.
- Добрый день! - прожурчала государыня светским тоном, с той ноткой непринужденности, которая зачастую шлифуется годами. - Рада слышать ваш голос. О! Взаимно. Спасибо большое. Да, это я — императрица Ситтори, государыня Химара. Узнаете мой голос? - она прикрыла веки, словно услышала редкий комплимент. - Да, конечно. Чем я могу подтвердить? Да, да, я помню. Это - стриж. Разумеется, я полностью осознаю последствия своих поступков. Да, я согласна. Всего хорошего... господин Вайерд.
И она с силой положила трубку на рычаг. В последней фразе имелась странная пауза, но капитана Яно встревожило иное.
- Что такое «стриж»? - спросил он резко.
- Стихотворение, - не задумываясь ответила императрица. - Его однажды написал юнго Шэнли, мой муж.
Яно недоверчиво прищурился.
- Вот ты, допустим, обычный стриж, один из тысяч, из сотен тысяч, из южных далей всегда летишь, куда стремился всем сердцем птичьим. Огромный город тебя зовет, приходит лето не понарошку, ведь там над морем огней и крыш, такое небо, такие мошки. Там дом, гнездо, летящий пух ,асфальта жар, цветы и кошки. Там только встречи, без разлук... ну да, и мошки, куда ж без мошек? - без запинки прочитала она по памяти.
- И зачем оно вдруг понадобилось послу?
- Только мы втроем, а теперь уже вдвоем — я и господин Вайерд, помним эти слова. Своего рода — общая тайна.
- Тайна, говорите? Понятно, - буркнул недовольно особист, больше всего в жизни не любивший чужие тайны. - Теперь, давайте, попозируйте им.
Отказываться государыня Химара не стала. Она не столько позировала, сколько демонстрировала себя в разных ракурсах. Поворачивалась то в профиль, то в анфас, поправляла перчатки, перекладывала сумочку из одно руки в другую. И всё так естественно, как бы невзначай, только успевай снимать.
- Шла бы с самого начала в манекенщицы, целее была бы, - прокомментировал импровизированную фотосессию капитан Яно и деловито посмотрел на часы. - Так. Пора заканчивать представление.
- Я скажу ей, потороплю.
С одной стороны, Каю было неприятно наблюдать, как эта женщина самозабвенно вертится под прицелами объективов. Словно она не в полушаге от крушения всех надежд, словно нет ничего важнее еще одной возможности показать себя миру. А с другой стороны, государыня так искренне наслаждалась моментом, что жаль было её прерывать.
- Пора уже, - напомнил он, подойдя ближе.
И был захвачен ею, как парусник ураганом.
- Давайте вместе сфотографируемся, а? Ну что вам стоит! - азартно воскликнула без пяти минут отрекшаяся императрица.
И пока Маэда колебался, дерзко взяла его под руку, как приятеля, одарив улыбкой одновременно сдержанной и милой. Арайнец поправил фуражку, накрыл ладонью тонкую кисть государыни и посмотрел прямо перед собой, открыто и честно, как человек с чистой совестью.
- Отличная выйдет фотография, уж поверьте мне, - едва слышно шепнула императрица. - Ну же, улыбнитесь им. У вас такая красивая улыбка, Кай.
В утренних газетах и новостях по радио уже во всю обсуждали грядущее отречение, а следовательно и окончательный закат империи Ситтори. В арайнских газетах, естественно. Местные, за исключением рекламных листков, были давно закрыты. Что творилось в остальном мире Маэда мог себе примерно вообразить. Кинерим, тот почти наверняка выразил серьезную озабоченность, единогласно поддержанную его политическими и военными союзниками. Но не более. Остальным мировым лидерам было откровенно плевать. Век империй ушел безвозвратно, да и было бы о чем жалеть. А вот насчет реакции обывателей-ситтори судить было и сложно, и рано. Вполне вероятно, что они воспримут решение государыни как предательство. И кто знает, может солдаты армии маршала Ердины, в конце концов, сложат оружие. На то, видимо, и был расчет, когда в штабном пресс-центре репортерам в красках расписывались роскошные условия, в которых будет жить отрекшаяся императрица.
Вряд ли государыне успели показать передовицу свежей газеты, но завтракать она отказалась наотрез. Оставила себе только хлеб и безбожно разбавленный водой яблочный сок. Остальная еда вернулась на кухню нетронутой. Охранник, поставив поднос, тут же примчался жаловаться капитану Яно.
-Я занят! - раздраженно рявкнул тот и обратился к Каю. - Разберетесь с этим, Маэда? У вас все равно получится лучше. Как главный спец по императрицам, а?
Свою порцию похвал Кай уже получил. Не лично от генерала Найто, но от его адъютанта, что тоже ценно.
- Сейчас к вам привлечено слишком много внимания прессы, - попытался извиниться молодой человек.
- Я просто выполнял приказ, ничего такого особенного не сделал.
Так уж повелось, что каждый солдат делает лишь то, что ему приказано, и не требует аплодисментов от командования.
Но странный утренний демарш государыни в картину идеально выполненного задания не вписывался никак.
Маэда хотел было забрать тарелку и отнести её обратно, но посмотрел на вылепленную из картофельного пюре половинку яблока и передумал. Целое яблоко символизировало у ситтори бессмертие, половина — человеческую смертную жизнь.
- Почему вы сделали именно такую подачу? - спросил Кай у господина Гираны — у старшего из поваров.
- День сегодня подходящий, - как бы нехотя ответил он, не переставая чистить морковку. - Видимо, государыне нездоровится, если даже пробовать не стала.
Шеф Гирана выглядел опечаленным не на шутку, его помощник вообще отвернулся к Каю спиной, чтобы тот не видел его слёз.
- Это же просто пища, - разозлился Маэда. - К обеду она обязательно проголодается.
Можно подумать, она им родная, чтоб так переживать! За время проведенное во дворце он еще раз убедился, что пропаганда не врет, когда на все лады склоняет пресловутое ситторийское чинопочитание. Оно у них не вместе, а вместо крови, не иначе.
Ладно, поварам и прачкам сами боги велели глядеть на власть имущих снизу вверх. И, допустим, барышне Лоули с детства вбивали в голову идею пожизненного служения государыне Ситтори, но теперь-то она взрослый, живущий своим умом человек. Или нет? Или титул правительницы заслоняет все недостатки женщины, оказавшейся на хлипком троне догнивающей империи лишь из-за малочисленности и слабости своего аристократического семейства?
Тем временем, на центральной лестнице случилось целое столпотворение. Ситторийские милицианты таскали какие-то ящики со второго этажа в подвал. Очень много ящиков, тяжелых и не очень, с неясной целью, но зато по прямому приказу особиста. Оружие у коллаборантов, конечно же, отобрали. И потому что сабли мешают работе, и просто на всякий случай. Маэду же теперь все знали в лицо, а ему совсем не хотелось лишний раз показываться этим людям на глаза, так что он пошел к императрице «черным» ходом. Черным в прямом смысле слова. Это была вотчина истопника - господина Варады: ящики с углем, совки и всякие приспособления для прочистки дымоходов. Тут, в каморке под лестничным пролетом он и жил — бесшумный, как нетопырь, и скрытный, как краб.
Сейчас старичок сидел весь скрючившись и старательно вырезал что-то ножницами. Больные руки его не очень-то слушались.
- Доброе утро, господин Варада. Что вы тут делаете?
Тот не стал таиться, доверчиво протянув Каю фото из газеты, на котором были запечатлены они с императрицей.
- Хороший картинк, мой господин. Красивый. Мой будет хранить-охранять на память.
Маэда снова почувствовал себя крайне неловко. Проклятая известность.
- Капитан теперь начальник... большой... крупный, - старик старательно подбирал слова на арайнском. - Газета написан... главный и важный... для переговоров. Это хороший. Я просить капитан один раз. Всего один. Можно?
- Вы хотите попросить меня о чем-то? - догадался Кай. - Да, я слушаю. Можете говорить на родном языке, я его хорошо знаю.
- Да, спасибо, у меня просьба большая есть к вам, мой добрый господин, - зашептал истопник встав на цыпочки, чтобы дотянуться до уха рослого собседника. - Говорят, вы теперь будете главным во дворце.
Затянутый бельмом глаз его слезился, дед нервничал и всё пытался вытереть ладони об штанины брюк. К слову, господин Варада всегда одевался очень чисто, каждый день меняя рубашки. Сегодня на нем была фланелевая рубаха в красно-черную клетку.
- Вы бы распорядились девочку похоронить по-людски, а? Ну закопали же дитя, как собачку какую. Видят боги, нельзя же так. Я понимаю, что война. Всякое бывает на войне-то, грабят-насильничают. Но нельзя же вот так, совсем без уважения к смерти.
- Какую девочку? - спросил Кай, цепенея от очень плохого предчувствия.
- Миёйку нашу, какую ж еще. Лежит за сараем, говорю, как собака. Вы ж теперь за главного, вы же можете. И человек добрый, я ж вижу. Да? Прикажете, да? Мы сами выкопаем и сами похороним. Там, где монахи, с монахами, оно почти как в родовом склепе.
Голос у старика был скрипучий, но говорил он вполне разборчиво, чтобы капитану Маэде не пришлось сомневаться всё ли он верно понял.
- Когда господин капитан Яно уедет, мы по-быстрому всё сделаем. Только вы разрешите, пожалуйста, уже не откажите в милости. Все ж таки дитя невинное.
- Я же вас уже спрашивал про неё, почему вы молчали?
Дед заскулил и заискивающе подергал Маэду за рукав кителя.
- Страшно было. Очень страшно. Вдруг вы такой же как... - он испуганно оглянулся. - Не нужно злиться, мой господин, уже ведь ничего не исправишь. Вы теперь главный, в газете прям так и написано.
- Хорошо, я разберусь, - отрезал Кай и побежал вверх по лестнице. Хотя истопник был прав — уже ничего нельзя было исправить. Ничего совсем.
Она сидела на диване-подоконнике, холодная как день, что начинался за окном. Смотрела сквозь стекло на заснеженные деревья и крыши дворцов, прижимая к груди куклу в белых вязанных носочках. Тут самую, с лицом барышни Хагуты. Миёйки, как назвал её истопник.
- Почему вы мне не рассказали сразу?! - крикнул Кай с порога. - Это - военное преступление. Я бы обратился к генералу, виновников бы строго наказали. Расстреляли бы, возможно. Зачем были эти вопросы от посла? Он что, тоже в курсе? Тогда зачем? Я не понимаю.
Императрица даже пальцем не пошевелила. Кай присел на корточки рядом, чтобы заглянуть ей в лицо, чтобы не сверху вниз, а на одном уровне — глаза в глаза. Как равный, как тот, кому не всё равно.
- Ваше императорское величество! Государыня, я же к вам обращаюсь. Вы правда хотели, чтобы я узнал обо всём самым последним? - в отчаянии спрашивал он, всматриваясь в неподвижное лицо-маску.
В мировоззрении ситтори не существовало такой этической концепции как прощение. Никогда — ни в древности, ни сейчас. За преступление полагалось наказание, за обиду — неотвратимое отмщение, и только после их свершения появлялась возможность отпущения вины. Может быть, но не обязательно. Месть же оправдывала любые уловки и закрывала все счета. Справедливо мстящий, с точки зрения любого ситтори, всегда в своем праве. В праве хитрить, обманывать, подставлять и наносить удар в спину.
- То есть, весь наш договор ничтожен? Ваши обещания были обманом, уступки — ловушкой. Но ради чего? Ведь всё придется начинать сначала. Я не понимаю. Вы не хотите, чтобы наказали преступников?
Кай сам от себя не ожидал такой жалкой истерики. Но как же ему было обидно, просто до соплей обидно. Вся работа насмарку, все усилия втуне, ведь она не подпишет это проклятое отречение даже под пыткой.
- Да, я ничего подписывать не стану, - молвила она, точно угадав мысли арайнца, и осторожно погладила куклу по волосам. - Мой подарок Миёй на шестнадцатилетие.
- Но почему вы не рассказали мне сразу? Почему?
- А что вы могли сделать с офицером Особого отдела, который вами же и командует, по сути? - парировала императрица.
- Яно? Это он сделал?
- Почем мне знать, может и он... хм... поучаствовал, - пожала она плечами равнодушно. - Но он мог, но не остановил остальных, тех, других ваших солдат. Я должна была рассказать вам, как она кричала всю ночь? Могу сейчас, хотите? Или как мы с Шиффей пытались выломать запертые снаружи двери? Был ли там Яно, не знаю. Но это он вытащил её утром на улицу — растерзанную, голую, дрожащую — приставил к голове пистолет и выстрелил, глядя в мои окна.
- Он не...
- Не мог? Уверены? Конечно же, у меня нет никаких доказательств. Ваши вояки будут молчать, ситтори же никто не станет слушать. Так есть ли смысл в моем рассказе?
- А монахи? - вспомнил Кай.
- А что монахи? Их тоже убили. Не знаю уж, насиловали их или нет, мне же под окна приносили их головы. Головы отдельно, отрезанные языки отдельно. Две кучки. Вы еще помните как сильно пахло хлоркой в храме Тишины? Его, по всей видимости, пришлось тщательно отмывать от засохшей крови.
- Этого быть не может! - воскликнул капитан Маэда и тут же вспомнил как было дело, как особист предварительно отправил солдат убраться в храме. И — да, хлоркой там воняло безбожно.
Императрица снова пожала плечами. Она ни разу не посмотрела на собеседника. Небо, облака и кроны её интересовали гораздо больше какого-то ненавистного завоевателя.
- Миёй была для меня как дочь, я знала её с младенчества, любила, растила, помогала, мечтала... - она вздохнула. - Тут есть и моя вина. Не уследила, не поняла, что она не уехала со всеми, а спряталась в своей комнате. Но свою вину я сама и буду искупать.
- Я доложу генералу Найто. Он найдет управу на Яно и всех остальных. Их накажут, верьте мне, - горячо пообещал Маэда, желая лишь одного — чтобы она ему верила.
- Конечно, - неожиданно легко согласилась государыня. - Доложите своему генералу, накажите насильников и убийц. Это будет самый правильный поступок.
Её тихий голос звучал вовсе не издевательски, как можно было ожидать.
- Я поеду к нему прямо сейчас. Я заставлю его начать расследование. Напишите бумагу... заявление... обвинение. Срочно! Оно необходимо.
- Уже написала. И кое-что приложила в качестве доказательства, - сказала государыня подавая запечатанный конверт. - Вот, тут показания моих слуг-ситтори, если это поможет.
- Спасибо, ваше величество.
- Не за что. Езжайте, офицер Маэда Кай.
Он уже бросился к двери, но знакомая пауза между фамилией и именем заставила остановиться и обернуться:
В ответ она рассмеялась: «Вы всё не так поняли. Я никогда не хотела променять свою жизнь на принятое именовать «жизнью обычной женщины». Не будь вы мужчиной, я бы сказала, что вы начитались бульварных романов. Там героиня обязательно горюет, что не родилась в простой семье. Я, между прочим, росла в деревне. Мои благороднейшие предки умудрились профукать всё, кроме уродливого домишки и огорода. Так что я умею и козу подоить, и точно знаю, какая она «обычная женская жизнь» на самом деле. А кроме того, никто ведь не выбирает в какой семье появиться на свет, у каких родителей или в каком веке»
Сумеет ли эта женщина однажды перестать быть императрицей? Возможно ли это вообще, в принципе?
Телефон зазвонил точно в назначенное время, но сначала в окне кабинета, что на первом этаже появился кинеримский посол с трубкой возле уха и постучал в стекло.
- Добрый день! - прожурчала государыня светским тоном, с той ноткой непринужденности, которая зачастую шлифуется годами. - Рада слышать ваш голос. О! Взаимно. Спасибо большое. Да, это я — императрица Ситтори, государыня Химара. Узнаете мой голос? - она прикрыла веки, словно услышала редкий комплимент. - Да, конечно. Чем я могу подтвердить? Да, да, я помню. Это - стриж. Разумеется, я полностью осознаю последствия своих поступков. Да, я согласна. Всего хорошего... господин Вайерд.
И она с силой положила трубку на рычаг. В последней фразе имелась странная пауза, но капитана Яно встревожило иное.
- Что такое «стриж»? - спросил он резко.
- Стихотворение, - не задумываясь ответила императрица. - Его однажды написал юнго Шэнли, мой муж.
Яно недоверчиво прищурился.
- Вот ты, допустим, обычный стриж, один из тысяч, из сотен тысяч, из южных далей всегда летишь, куда стремился всем сердцем птичьим. Огромный город тебя зовет, приходит лето не понарошку, ведь там над морем огней и крыш, такое небо, такие мошки. Там дом, гнездо, летящий пух ,асфальта жар, цветы и кошки. Там только встречи, без разлук... ну да, и мошки, куда ж без мошек? - без запинки прочитала она по памяти.
- И зачем оно вдруг понадобилось послу?
- Только мы втроем, а теперь уже вдвоем — я и господин Вайерд, помним эти слова. Своего рода — общая тайна.
- Тайна, говорите? Понятно, - буркнул недовольно особист, больше всего в жизни не любивший чужие тайны. - Теперь, давайте, попозируйте им.
Отказываться государыня Химара не стала. Она не столько позировала, сколько демонстрировала себя в разных ракурсах. Поворачивалась то в профиль, то в анфас, поправляла перчатки, перекладывала сумочку из одно руки в другую. И всё так естественно, как бы невзначай, только успевай снимать.
- Шла бы с самого начала в манекенщицы, целее была бы, - прокомментировал импровизированную фотосессию капитан Яно и деловито посмотрел на часы. - Так. Пора заканчивать представление.
- Я скажу ей, потороплю.
С одной стороны, Каю было неприятно наблюдать, как эта женщина самозабвенно вертится под прицелами объективов. Словно она не в полушаге от крушения всех надежд, словно нет ничего важнее еще одной возможности показать себя миру. А с другой стороны, государыня так искренне наслаждалась моментом, что жаль было её прерывать.
- Пора уже, - напомнил он, подойдя ближе.
И был захвачен ею, как парусник ураганом.
- Давайте вместе сфотографируемся, а? Ну что вам стоит! - азартно воскликнула без пяти минут отрекшаяся императрица.
И пока Маэда колебался, дерзко взяла его под руку, как приятеля, одарив улыбкой одновременно сдержанной и милой. Арайнец поправил фуражку, накрыл ладонью тонкую кисть государыни и посмотрел прямо перед собой, открыто и честно, как человек с чистой совестью.
- Отличная выйдет фотография, уж поверьте мне, - едва слышно шепнула императрица. - Ну же, улыбнитесь им. У вас такая красивая улыбка, Кай.
Прода от 20.06.2019, 07:24
Глава 10
В утренних газетах и новостях по радио уже во всю обсуждали грядущее отречение, а следовательно и окончательный закат империи Ситтори. В арайнских газетах, естественно. Местные, за исключением рекламных листков, были давно закрыты. Что творилось в остальном мире Маэда мог себе примерно вообразить. Кинерим, тот почти наверняка выразил серьезную озабоченность, единогласно поддержанную его политическими и военными союзниками. Но не более. Остальным мировым лидерам было откровенно плевать. Век империй ушел безвозвратно, да и было бы о чем жалеть. А вот насчет реакции обывателей-ситтори судить было и сложно, и рано. Вполне вероятно, что они воспримут решение государыни как предательство. И кто знает, может солдаты армии маршала Ердины, в конце концов, сложат оружие. На то, видимо, и был расчет, когда в штабном пресс-центре репортерам в красках расписывались роскошные условия, в которых будет жить отрекшаяся императрица.
Вряд ли государыне успели показать передовицу свежей газеты, но завтракать она отказалась наотрез. Оставила себе только хлеб и безбожно разбавленный водой яблочный сок. Остальная еда вернулась на кухню нетронутой. Охранник, поставив поднос, тут же примчался жаловаться капитану Яно.
-Я занят! - раздраженно рявкнул тот и обратился к Каю. - Разберетесь с этим, Маэда? У вас все равно получится лучше. Как главный спец по императрицам, а?
Свою порцию похвал Кай уже получил. Не лично от генерала Найто, но от его адъютанта, что тоже ценно.
- Сейчас к вам привлечено слишком много внимания прессы, - попытался извиниться молодой человек.
- Я просто выполнял приказ, ничего такого особенного не сделал.
Так уж повелось, что каждый солдат делает лишь то, что ему приказано, и не требует аплодисментов от командования.
Но странный утренний демарш государыни в картину идеально выполненного задания не вписывался никак.
Маэда хотел было забрать тарелку и отнести её обратно, но посмотрел на вылепленную из картофельного пюре половинку яблока и передумал. Целое яблоко символизировало у ситтори бессмертие, половина — человеческую смертную жизнь.
- Почему вы сделали именно такую подачу? - спросил Кай у господина Гираны — у старшего из поваров.
- День сегодня подходящий, - как бы нехотя ответил он, не переставая чистить морковку. - Видимо, государыне нездоровится, если даже пробовать не стала.
Шеф Гирана выглядел опечаленным не на шутку, его помощник вообще отвернулся к Каю спиной, чтобы тот не видел его слёз.
- Это же просто пища, - разозлился Маэда. - К обеду она обязательно проголодается.
Можно подумать, она им родная, чтоб так переживать! За время проведенное во дворце он еще раз убедился, что пропаганда не врет, когда на все лады склоняет пресловутое ситторийское чинопочитание. Оно у них не вместе, а вместо крови, не иначе.
Ладно, поварам и прачкам сами боги велели глядеть на власть имущих снизу вверх. И, допустим, барышне Лоули с детства вбивали в голову идею пожизненного служения государыне Ситтори, но теперь-то она взрослый, живущий своим умом человек. Или нет? Или титул правительницы заслоняет все недостатки женщины, оказавшейся на хлипком троне догнивающей империи лишь из-за малочисленности и слабости своего аристократического семейства?
Тем временем, на центральной лестнице случилось целое столпотворение. Ситторийские милицианты таскали какие-то ящики со второго этажа в подвал. Очень много ящиков, тяжелых и не очень, с неясной целью, но зато по прямому приказу особиста. Оружие у коллаборантов, конечно же, отобрали. И потому что сабли мешают работе, и просто на всякий случай. Маэду же теперь все знали в лицо, а ему совсем не хотелось лишний раз показываться этим людям на глаза, так что он пошел к императрице «черным» ходом. Черным в прямом смысле слова. Это была вотчина истопника - господина Варады: ящики с углем, совки и всякие приспособления для прочистки дымоходов. Тут, в каморке под лестничным пролетом он и жил — бесшумный, как нетопырь, и скрытный, как краб.
Сейчас старичок сидел весь скрючившись и старательно вырезал что-то ножницами. Больные руки его не очень-то слушались.
- Доброе утро, господин Варада. Что вы тут делаете?
Тот не стал таиться, доверчиво протянув Каю фото из газеты, на котором были запечатлены они с императрицей.
- Хороший картинк, мой господин. Красивый. Мой будет хранить-охранять на память.
Маэда снова почувствовал себя крайне неловко. Проклятая известность.
- Капитан теперь начальник... большой... крупный, - старик старательно подбирал слова на арайнском. - Газета написан... главный и важный... для переговоров. Это хороший. Я просить капитан один раз. Всего один. Можно?
- Вы хотите попросить меня о чем-то? - догадался Кай. - Да, я слушаю. Можете говорить на родном языке, я его хорошо знаю.
- Да, спасибо, у меня просьба большая есть к вам, мой добрый господин, - зашептал истопник встав на цыпочки, чтобы дотянуться до уха рослого собседника. - Говорят, вы теперь будете главным во дворце.
Затянутый бельмом глаз его слезился, дед нервничал и всё пытался вытереть ладони об штанины брюк. К слову, господин Варада всегда одевался очень чисто, каждый день меняя рубашки. Сегодня на нем была фланелевая рубаха в красно-черную клетку.
- Вы бы распорядились девочку похоронить по-людски, а? Ну закопали же дитя, как собачку какую. Видят боги, нельзя же так. Я понимаю, что война. Всякое бывает на войне-то, грабят-насильничают. Но нельзя же вот так, совсем без уважения к смерти.
- Какую девочку? - спросил Кай, цепенея от очень плохого предчувствия.
- Миёйку нашу, какую ж еще. Лежит за сараем, говорю, как собака. Вы ж теперь за главного, вы же можете. И человек добрый, я ж вижу. Да? Прикажете, да? Мы сами выкопаем и сами похороним. Там, где монахи, с монахами, оно почти как в родовом склепе.
Голос у старика был скрипучий, но говорил он вполне разборчиво, чтобы капитану Маэде не пришлось сомневаться всё ли он верно понял.
- Когда господин капитан Яно уедет, мы по-быстрому всё сделаем. Только вы разрешите, пожалуйста, уже не откажите в милости. Все ж таки дитя невинное.
- Я же вас уже спрашивал про неё, почему вы молчали?
Дед заскулил и заискивающе подергал Маэду за рукав кителя.
- Страшно было. Очень страшно. Вдруг вы такой же как... - он испуганно оглянулся. - Не нужно злиться, мой господин, уже ведь ничего не исправишь. Вы теперь главный, в газете прям так и написано.
- Хорошо, я разберусь, - отрезал Кай и побежал вверх по лестнице. Хотя истопник был прав — уже ничего нельзя было исправить. Ничего совсем.
Она сидела на диване-подоконнике, холодная как день, что начинался за окном. Смотрела сквозь стекло на заснеженные деревья и крыши дворцов, прижимая к груди куклу в белых вязанных носочках. Тут самую, с лицом барышни Хагуты. Миёйки, как назвал её истопник.
- Почему вы мне не рассказали сразу?! - крикнул Кай с порога. - Это - военное преступление. Я бы обратился к генералу, виновников бы строго наказали. Расстреляли бы, возможно. Зачем были эти вопросы от посла? Он что, тоже в курсе? Тогда зачем? Я не понимаю.
Императрица даже пальцем не пошевелила. Кай присел на корточки рядом, чтобы заглянуть ей в лицо, чтобы не сверху вниз, а на одном уровне — глаза в глаза. Как равный, как тот, кому не всё равно.
- Ваше императорское величество! Государыня, я же к вам обращаюсь. Вы правда хотели, чтобы я узнал обо всём самым последним? - в отчаянии спрашивал он, всматриваясь в неподвижное лицо-маску.
В мировоззрении ситтори не существовало такой этической концепции как прощение. Никогда — ни в древности, ни сейчас. За преступление полагалось наказание, за обиду — неотвратимое отмщение, и только после их свершения появлялась возможность отпущения вины. Может быть, но не обязательно. Месть же оправдывала любые уловки и закрывала все счета. Справедливо мстящий, с точки зрения любого ситтори, всегда в своем праве. В праве хитрить, обманывать, подставлять и наносить удар в спину.
- То есть, весь наш договор ничтожен? Ваши обещания были обманом, уступки — ловушкой. Но ради чего? Ведь всё придется начинать сначала. Я не понимаю. Вы не хотите, чтобы наказали преступников?
Кай сам от себя не ожидал такой жалкой истерики. Но как же ему было обидно, просто до соплей обидно. Вся работа насмарку, все усилия втуне, ведь она не подпишет это проклятое отречение даже под пыткой.
- Да, я ничего подписывать не стану, - молвила она, точно угадав мысли арайнца, и осторожно погладила куклу по волосам. - Мой подарок Миёй на шестнадцатилетие.
- Но почему вы не рассказали мне сразу? Почему?
- А что вы могли сделать с офицером Особого отдела, который вами же и командует, по сути? - парировала императрица.
- Яно? Это он сделал?
- Почем мне знать, может и он... хм... поучаствовал, - пожала она плечами равнодушно. - Но он мог, но не остановил остальных, тех, других ваших солдат. Я должна была рассказать вам, как она кричала всю ночь? Могу сейчас, хотите? Или как мы с Шиффей пытались выломать запертые снаружи двери? Был ли там Яно, не знаю. Но это он вытащил её утром на улицу — растерзанную, голую, дрожащую — приставил к голове пистолет и выстрелил, глядя в мои окна.
- Он не...
- Не мог? Уверены? Конечно же, у меня нет никаких доказательств. Ваши вояки будут молчать, ситтори же никто не станет слушать. Так есть ли смысл в моем рассказе?
- А монахи? - вспомнил Кай.
- А что монахи? Их тоже убили. Не знаю уж, насиловали их или нет, мне же под окна приносили их головы. Головы отдельно, отрезанные языки отдельно. Две кучки. Вы еще помните как сильно пахло хлоркой в храме Тишины? Его, по всей видимости, пришлось тщательно отмывать от засохшей крови.
- Этого быть не может! - воскликнул капитан Маэда и тут же вспомнил как было дело, как особист предварительно отправил солдат убраться в храме. И — да, хлоркой там воняло безбожно.
Императрица снова пожала плечами. Она ни разу не посмотрела на собеседника. Небо, облака и кроны её интересовали гораздо больше какого-то ненавистного завоевателя.
- Миёй была для меня как дочь, я знала её с младенчества, любила, растила, помогала, мечтала... - она вздохнула. - Тут есть и моя вина. Не уследила, не поняла, что она не уехала со всеми, а спряталась в своей комнате. Но свою вину я сама и буду искупать.
- Я доложу генералу Найто. Он найдет управу на Яно и всех остальных. Их накажут, верьте мне, - горячо пообещал Маэда, желая лишь одного — чтобы она ему верила.
- Конечно, - неожиданно легко согласилась государыня. - Доложите своему генералу, накажите насильников и убийц. Это будет самый правильный поступок.
Её тихий голос звучал вовсе не издевательски, как можно было ожидать.
- Я поеду к нему прямо сейчас. Я заставлю его начать расследование. Напишите бумагу... заявление... обвинение. Срочно! Оно необходимо.
- Уже написала. И кое-что приложила в качестве доказательства, - сказала государыня подавая запечатанный конверт. - Вот, тут показания моих слуг-ситтори, если это поможет.
- Спасибо, ваше величество.
- Не за что. Езжайте, офицер Маэда Кай.
Он уже бросился к двери, но знакомая пауза между фамилией и именем заставила остановиться и обернуться:
