Пакет из магазина — отличная улика. Донос... простите, свидетельства капрала Коико еще приложите. Не мне вам объяснять, как всё преподнести моему и вашему командованию. А у меня, простите, еще дела есть. Честь имею.
Как это часто бывает с отягощенными хорошим образованием и воспитанием людьми, капитан Маэда весь оставшийся вечер продолжал вести мысленный спор с особистом.
Обиды он не чувствовал, лишь глухое раздражение и досаду. За то, что приходится оправдываться и объяснять на пальцах прописные, казалось бы, истины. Что у каждого народа своя история, традиции и правила. Что признание этого факта не делает из человека,к тому же офицера, давшего присягу, предателя. Что времена, когда врага ненавидели уже просто за чужой фасон штанов, миновали вместе с двумя Большими Войнами. Или не миновали?
Потом Кай вспомнил про пропавшую девушку Миёй и решил заглянуть в её дневник, раз уж не удалось расспросить Яно.
Слова популярных песен, анкеты друзей, «мудрые» цитаты из девичьих романчиков про первые чувства — всё как и должно быть в личном альбоме юной девочки. Сплошная милота верхом на милоте и милотой погоняет. Но что в этом плохого-то? Арайнские девушки ничем не отличаются. У той славной барышни-первокурсницы, которая подрабатывала секретарем у них на кафедре был такой же альбом. Как её звали? Айки? Она так смешно смущалась в присутствии молодого ассистента...
В Арайне все мужчины от 15 до 55 — военнообязанные, все проходят подготовку и регулярно (примерно раз в два года) ездят на сборы резервистов. Маэда Кай тоже отправился в такой лагерь и не его вина, что в это же самое время случился инцидент на катайской границе, быстро переросший в вооруженные столкновения. Логично, что резервистов тоже отправили на передовую. Хотелось ему воевать? Совсем нет. И уж точно лейтенант Маэда меньше всего думал о медалях, когда очень четко рассчитал, что в успеет добежать до платформы с цистерной прежде, чем случится очередной акустический удар, а затем, отсидевшись ровно четыре минуты, сделает еще один бросок и донесет-таки бомбу под стену катайской цитадели. А о чем он тогда думал-то? Кажется, ни о чем особенном, тем паче о чем-то героическом. В животе бурчало, голова болела, сопли текли. Умудрился же подхватить накануне дурацкую простуду. Но насморк всяко лучше смерти. Кто смог, тот и сделал, а то, что получился подвиг, само вышло.
Медаль свою Кай отдал отцу, чтобы он положил её в ларец к остальным семейным...эээ... Сокровищам? Реликвиям? Короче, в придачу к старинному родовому мечу и университетским дипломам нескольких поколений учителей родного языка и — да, ситторийского тоже.
А потом его как-то отыскал генерал Найто и пригласил в аналитический отдел на ситторийское направление. И рекомендацию в академию дал, а там стипендия в три раза больше, чем самая хорошая зарплата в Университете. А еще возможность жить в столице и куча разных житейских «плюшек», о которых цивильный преподаватель может только мечтать. И это всё, кроме того, что Маэда Кай всегда считал себя патриотом.
«Меч и свиток», сказал капитан Яно. В Ситтори всегда говорили наоборот: «свиток и меч». Ученый почти всегда был воином, чтобы не только отбиться от грабителей во время странствий, но и чтобы оппоненты в философском диспуте не пытались навязать свою правоту силой оружия. Дело всегда важнее слов, ученый муж - воина, крестьянин и ремесленник, то бишь те кто производит благо — торгаша-перекупщика, народ превыше правителя. И в этой формуле вся суть ситтори.
Он не заметил, как заснул, но во сне искал девушку по имени Миёй, бродя по коридорам и анфиладам пустого дворца императрицы. Скрипели половицы под мягкими подошвами туфель, шуршали раздвижные панели и вдалеке то и дело мелькал край шелкового платья. Но Кай не сдавался и, когда догнал-таки беглянку, у неё оказалось лицо точь-в-точь как у той куклы, что забрала себе императрица Химара.
Следующим утром, снежным и пасмурным, все дружно решили забыть о событиях предыдущих дней. Сначала капитан Яно без лишних церемоний подсел за стол к Каю в столовой, поздоровался и принялся живописать, как повара-ситтори извращались, предавая овсяной каше подходящий для глаз Её величества вид. Императрица, в свою очередь, явила Маэде свою светлую сторону. И, кто знает, может быть тут тоже была заслуга поваров и подобающе оформленной овсянки.
- Доброе утро, капитан Маэда, - первой поздоровалась она, когда верная камеристка объявила о приходе арайнского офицера.
Оранжевый свитер, белая юбка и причудливое плетение атласных лент в волосах – хоть сейчас на обложку модного журнала. Императрица сидела за большим рабочим столом, обложенная со всех сторон стопами словарей и монографиями. На ковре у её ног громоздились альбомы с примерами каллиграфического письма.
«Узницей и страдалицей эту женщину при всем желании не назовешь, - подумалось Каю. - Уже хорошо» Выглядеть тюремщиком в глазах ситтори — тоже не хотелось.
- Рад новой встрече с государыней…
- Садитесь, я кое-что вам покажу.
Стул был рядом, ещё теплый после барышни Лоули, которая тут же одарила пришельца ненавидящим взглядом. На святое же покусился – на место подле небожительницы!
А между тем, государыня занималась делом. Перед ней лежала раскрытая рукописная книга, не просто старая, а древняя, судя по состоянию бумаги и записям, сделанным письменными знаками, а не буквами.
- Дворцовые хроники Багряной эпохи. Видите, бумага местами голубоватая из-за остатков чернил. Её изготовляли из другой, ранее уже использованной бумаги.
- Как-то уж слишком экономно.
- Скорее это делалось по религиозным соображениям, - поправила государыня Химара. – Записи о внутренней жизни дворца назывались... хм... «Десять тысяч добродетелей» и бумагу для них делали монахи исключительно из покаянных записок, оставленных в храмах Тишины.
- Любопытная практика, - усмехнулся Кай.
Императрица понимающе улыбнулась в ответ.
- Да, да, с добродетелями во дворце во все времена было непросто. Тут есть такие описания, что я не рискнула бы цитировать их при детях. Да и при некоторых взрослых тоже.
Что-что, а ситтори знали толк в извращениях и в прямом, и в переносном смысле. Чтобы избежать неловкости, Маэда вгляделся в хитросплетения кривых линий и точек. Чернила немного вылиняли, но полностью цвет не утратили. Кай в свое время выучил примерно сто древних ситторийских письменных знаков – самых распространенных, но в этих записях не нашел ни одной знакомой комбинации.
- Даже не пытайтесь, это архаичные знаки, некоторые вообще придумывались летописцами на ходу. Вот этот, скажем… - государыня занесла лупу над причудливым клубком идеограмм, – я считаю, что автор хотел создать слово означающее духовную близость, полностью избавленную от телесной интимности. Такое возвышенное чувство, возникающее между близкими по духу людьми. И по контексту подходит. «Столь редко встречаемая среди роскоши дворцовых палат радость». Звучит красноречиво, не находите?
- Хотите сказать, что уникальностью комбинации идеограмм писец дополнительно подчеркивал исключительность знака.
- Да, именно! - она искренне обрадовалась, что встретила понимание у собеседника. - Посмотрите-ка на толщину и наклон штрихов. Это нетипично для Багряной эпохи, это еще более ранний стиль письма. То есть мы видим как бы скрытое сетование, что подобные отношения и чувства остались в далеком, идеализируемом прошлом.
Маэда невольно восхитился. И изяществом намеков неведомого писца, и глубокими познаниями государыни Химары.
- Три смысла в одном знаке.
- Четыре. Писала явно женщина. Тут везде проставлен женский значок – «ри», чтобы подчеркнуть именно женский взгляд на происходящее.
- Одна из оставленных императором женщин?
В Империи Ситтори не было института наложниц, как во многих близких культурах, но это не мешало владыке собирать во дворце множество приглянувшихся ему женщин. И это, кроме тех девушек, которых присылали влиятельные семейства. Все они считались личными служанками императора, но рожденные ими дети — его детьми от императрицы. Когда в хрониках императрице Гутайе (всё из той же Багряной эпохи) приписывалось сорок сыновей и двадцать семь дочерей, то это вовсе не означало, что бедняжка сама их родила.
- Скорее чиновница. Слишком много формальных оборотов речи. Императорские красавицы как правило владели высоким слогом, сочиняли стихи и песни, а тут суховатое изложение фактов и немного личного отношения. Но, - императрица воздела указательный палец, - никакой критики в адрес императора. Очень лояльная была дама.
Она еще раз полюбовалась через лупу редчайшим знаком, похожим на стилизованный рисунок насекомого. Так ювелир наслаждается гармонией огранки редкого драгоценного камня.
- Я представляю, как эта женщина сидела с тоненькой кисточкой в руках, обдумывала каждую строчку, старалась. Надеялась, что её размышления, оставшись на бумаге, будут прочитаны, поняты, осмыслены. Но император Юнсон внезапно умирает, а его наследнику совсем не хочется натыкаться на истории о похождениях его родной мамаши и он отправляет очередные «десять тысяч добродетелей» в хранилище. На шесть столетий. Разве это справедливо?
Государыня посмотрела на собеседника снова-таки через лупу. Черная точка зрачка, янтарная радужка, немного туши на ресницах и пока еще крошечные морщинки у внешнего угла. Со временем они превратятся в «гусиные лапки», как живое доказательство того, что хозяйка часто смеется.
- Выходит, вы — первый человек, кто прочел истории спустя шестьсот лет? Всё же мечты придворной чиновницы сбылись. Так или иначе.
- Сбудутся, когда я переведу всё это на современный язык до конца и смогу издать.
Загадывать наперед у государыни Химары не получалось, как она ни старалась. Её будущее, как ни крути, было неясным и смутным.
- Я вам точно не помешаю, Ваше величество.
- Очень на это рассчитываю, капитан Маэда, - вздохнула императрица. - Хотите почитать то, что я уже перевела?
- Очень, - признался он.
- А у вас крепкие нервы?
- Неужели в «добродетелях» описываются казни и пытки?
- Еще какие! - азартно воскликнула государыня. - Кровь в жилах стынет!
И звонко рассмеялась, увидев как вытягивается лицо арайнца.
- Времена были жестокие, нравы суровые, а потому такие обыденные вещи, как разрывание преступника лошадьми, никому в голову не приходило описывать. Эка невидаль! Вот хорошая интрига — другое дело. Некоторые эпизоды читаются лучше иного детективного романа.
- В дворцовых хрониках открываются подробности тайных козней? - справедливо не поверил Кай. - Быть не может.
- Конечно, нет! Как вы могли подумать такое? Надо читать между строк.
Химара быстро пролистала толстую школьную тетрадь в клеточку от корки до корки исписанную каллиграфическим (в буквальном смысле) почерком в поисках подходящего примера.
- Вот смотрите, капитан, тут написано: «прекрасная госпожа Сиана, чье имя было Тифей, всегда пользовавшаяся расположением вдовствующей императрицы, после беседы с императором третьего дня первого весеннего месяца уединилась в своих покоях и там, внезапно заболев сухой горячкой, скоропостижно скончалась». Слова «прекрасная госпожа» написаны низкими знаками, то бишь госпожа Сиана пребывала в опале. А мы знаем, что у императора Юнсона был затяжной конфликт с матерью, точнее сказать, мачехой, - азартно объясняла государыня. - Юнсон как-то выясняет, что Сиана шпионит на мамашу, допрашивает её и затем приказывает умереть. «Сухая горячка» - эвфемизм для самоубийства. А дальше читаем: «Горе вдовствующей императрицы было столь велико, что та заперлась в Малом Храме Тишины на сто дней, вышив при этом десять белых шелковых шарфов». Это означает, что юнго поплатился за устранение её протеже потерей десяти очень важных для себя людей. Белыми шарфами в то время закрывали лица сосланные в политическую ссылку.
Маэда сделал над собой усилие, чтобы не рассыпаться в ученических восторгах. Такая огромная работа проделана! Право слово, императрица заслужила свое место в ряду почетных академиков.
- В вашей будущей книге ссылок и пояснений будет вдвое больше, чем переводного текста, - это единственное, что смог выдавить из себя Кай, жадно всматриваясь в ровные предельно аккуратные строчки.
- Хорошо, что нужные мне книги всегда со мной. Вряд ли капитан Яно стал бы таскать тома из библиотеки, - тут же посетовала государыня.
- Хотите, чтобы я принес вам оттуда какую-то книгу? - напрямик спросил он.
- Вовсе нет, - с притворной легкостью отмахнулась его собеседница. - Я знаю, библиотека тоже опечатана. Не берите в голову, капитан.
И тут вмешалась барышня Лоули:
- Вряд ли они, - она кивнула в сторону Маэды, - отнесли ваш «Ларец» в библиотеку. Скорее всего, он так и лежит в спальне почившего императора.
Камеристка справедливо решила, что разбрасываться тонкими намеками на варварскую грубость арайнцев бессмысленно, капитан Маэда все равно половины не поймет. Тот в свою очередь не стал прикидываться, что знает о какой книге идет речь. Зачем же всё усложнять?
- «Ларец пяти смыслов». И ты зря возмущаешься, Шиффей, в Арайне эту книгу никогда не издавали.
Шесть столетий назад, в конце царствования того же юнго Юнсона был написан самый первый том «Ларца». Есть версия, что император самолично придумал его как лекарство для своей императрицы Энару, страдавшей недугом печени. Тогда считалось, что исцелению подлежит не только тело, но и разум с душой. Пациентам вместе с пилюлями, порошками и отварами частенько прописывали загадки и стихи. Раз в неделю, вечером император приходил в покои своей венценосной супруги и читал вслух страницу или две. О том, как некий юноша отправился в странствие по выдуманной стране, кого встретил в пути, с какими опасностями столкнулся.
- На первый взгляд «Ларец» обычный приключенческий роман, каких и в те времена сочинялось во множестве. Но одновременно это и философия последователей Дороги Тишины, и политический обзор, и поэзия. Некоторые части можно понять лишь... - императрица в задумчивости поцокала языком, подбирая нужные слова, - восстанавливая последовательность событий в обратном порядке. От следствия - к причине. Или, скажем, диалог, если его прочитать... э... задом наперед раскроет историю с совершенно неожиданной стороны.
- Зачем?
- В основном, чтобы дать пищу уму, повод поразмыслить или даже найти ответы в других книгах.
- Очень интересно...
Читать «Ларец» принцы-ситтори начинали еще в детстве, сначала как занимательную сказку, затем, по мере взросления и при помощи учителей, открывая все новые и новые грани повествования - те самые «смыслы». Некоторые, уже став юнго (далеко не все и даже не сказать чтобы многие), дописывали продолжения. Иной раз этим занимались императрицы, порой — принцессы, отказавшиеся от замужества и оставшиеся во дворце. За столетия вымышленный императором Юнсоном мир расширился, оброс персонажами и стал такой же неотъемлемой частью дворцовой жизни как сложные церемонии дня рождения императора. Ещё одной маленькой сладкой тайной «для своих».
А дальше... дальше случилось именно то, о чем Кая предупреждал капитан Яно. Есть моменты, когда быть хоть сто раз предупрежденным вовсе не означает готовности противостоять.
Как это часто бывает с отягощенными хорошим образованием и воспитанием людьми, капитан Маэда весь оставшийся вечер продолжал вести мысленный спор с особистом.
Обиды он не чувствовал, лишь глухое раздражение и досаду. За то, что приходится оправдываться и объяснять на пальцах прописные, казалось бы, истины. Что у каждого народа своя история, традиции и правила. Что признание этого факта не делает из человека,к тому же офицера, давшего присягу, предателя. Что времена, когда врага ненавидели уже просто за чужой фасон штанов, миновали вместе с двумя Большими Войнами. Или не миновали?
Потом Кай вспомнил про пропавшую девушку Миёй и решил заглянуть в её дневник, раз уж не удалось расспросить Яно.
Слова популярных песен, анкеты друзей, «мудрые» цитаты из девичьих романчиков про первые чувства — всё как и должно быть в личном альбоме юной девочки. Сплошная милота верхом на милоте и милотой погоняет. Но что в этом плохого-то? Арайнские девушки ничем не отличаются. У той славной барышни-первокурсницы, которая подрабатывала секретарем у них на кафедре был такой же альбом. Как её звали? Айки? Она так смешно смущалась в присутствии молодого ассистента...
В Арайне все мужчины от 15 до 55 — военнообязанные, все проходят подготовку и регулярно (примерно раз в два года) ездят на сборы резервистов. Маэда Кай тоже отправился в такой лагерь и не его вина, что в это же самое время случился инцидент на катайской границе, быстро переросший в вооруженные столкновения. Логично, что резервистов тоже отправили на передовую. Хотелось ему воевать? Совсем нет. И уж точно лейтенант Маэда меньше всего думал о медалях, когда очень четко рассчитал, что в успеет добежать до платформы с цистерной прежде, чем случится очередной акустический удар, а затем, отсидевшись ровно четыре минуты, сделает еще один бросок и донесет-таки бомбу под стену катайской цитадели. А о чем он тогда думал-то? Кажется, ни о чем особенном, тем паче о чем-то героическом. В животе бурчало, голова болела, сопли текли. Умудрился же подхватить накануне дурацкую простуду. Но насморк всяко лучше смерти. Кто смог, тот и сделал, а то, что получился подвиг, само вышло.
Медаль свою Кай отдал отцу, чтобы он положил её в ларец к остальным семейным...эээ... Сокровищам? Реликвиям? Короче, в придачу к старинному родовому мечу и университетским дипломам нескольких поколений учителей родного языка и — да, ситторийского тоже.
А потом его как-то отыскал генерал Найто и пригласил в аналитический отдел на ситторийское направление. И рекомендацию в академию дал, а там стипендия в три раза больше, чем самая хорошая зарплата в Университете. А еще возможность жить в столице и куча разных житейских «плюшек», о которых цивильный преподаватель может только мечтать. И это всё, кроме того, что Маэда Кай всегда считал себя патриотом.
«Меч и свиток», сказал капитан Яно. В Ситтори всегда говорили наоборот: «свиток и меч». Ученый почти всегда был воином, чтобы не только отбиться от грабителей во время странствий, но и чтобы оппоненты в философском диспуте не пытались навязать свою правоту силой оружия. Дело всегда важнее слов, ученый муж - воина, крестьянин и ремесленник, то бишь те кто производит благо — торгаша-перекупщика, народ превыше правителя. И в этой формуле вся суть ситтори.
Он не заметил, как заснул, но во сне искал девушку по имени Миёй, бродя по коридорам и анфиладам пустого дворца императрицы. Скрипели половицы под мягкими подошвами туфель, шуршали раздвижные панели и вдалеке то и дело мелькал край шелкового платья. Но Кай не сдавался и, когда догнал-таки беглянку, у неё оказалось лицо точь-в-точь как у той куклы, что забрала себе императрица Химара.
Следующим утром, снежным и пасмурным, все дружно решили забыть о событиях предыдущих дней. Сначала капитан Яно без лишних церемоний подсел за стол к Каю в столовой, поздоровался и принялся живописать, как повара-ситтори извращались, предавая овсяной каше подходящий для глаз Её величества вид. Императрица, в свою очередь, явила Маэде свою светлую сторону. И, кто знает, может быть тут тоже была заслуга поваров и подобающе оформленной овсянки.
- Доброе утро, капитан Маэда, - первой поздоровалась она, когда верная камеристка объявила о приходе арайнского офицера.
Оранжевый свитер, белая юбка и причудливое плетение атласных лент в волосах – хоть сейчас на обложку модного журнала. Императрица сидела за большим рабочим столом, обложенная со всех сторон стопами словарей и монографиями. На ковре у её ног громоздились альбомы с примерами каллиграфического письма.
«Узницей и страдалицей эту женщину при всем желании не назовешь, - подумалось Каю. - Уже хорошо» Выглядеть тюремщиком в глазах ситтори — тоже не хотелось.
- Рад новой встрече с государыней…
- Садитесь, я кое-что вам покажу.
Стул был рядом, ещё теплый после барышни Лоули, которая тут же одарила пришельца ненавидящим взглядом. На святое же покусился – на место подле небожительницы!
А между тем, государыня занималась делом. Перед ней лежала раскрытая рукописная книга, не просто старая, а древняя, судя по состоянию бумаги и записям, сделанным письменными знаками, а не буквами.
- Дворцовые хроники Багряной эпохи. Видите, бумага местами голубоватая из-за остатков чернил. Её изготовляли из другой, ранее уже использованной бумаги.
- Как-то уж слишком экономно.
- Скорее это делалось по религиозным соображениям, - поправила государыня Химара. – Записи о внутренней жизни дворца назывались... хм... «Десять тысяч добродетелей» и бумагу для них делали монахи исключительно из покаянных записок, оставленных в храмах Тишины.
- Любопытная практика, - усмехнулся Кай.
Императрица понимающе улыбнулась в ответ.
- Да, да, с добродетелями во дворце во все времена было непросто. Тут есть такие описания, что я не рискнула бы цитировать их при детях. Да и при некоторых взрослых тоже.
Что-что, а ситтори знали толк в извращениях и в прямом, и в переносном смысле. Чтобы избежать неловкости, Маэда вгляделся в хитросплетения кривых линий и точек. Чернила немного вылиняли, но полностью цвет не утратили. Кай в свое время выучил примерно сто древних ситторийских письменных знаков – самых распространенных, но в этих записях не нашел ни одной знакомой комбинации.
- Даже не пытайтесь, это архаичные знаки, некоторые вообще придумывались летописцами на ходу. Вот этот, скажем… - государыня занесла лупу над причудливым клубком идеограмм, – я считаю, что автор хотел создать слово означающее духовную близость, полностью избавленную от телесной интимности. Такое возвышенное чувство, возникающее между близкими по духу людьми. И по контексту подходит. «Столь редко встречаемая среди роскоши дворцовых палат радость». Звучит красноречиво, не находите?
- Хотите сказать, что уникальностью комбинации идеограмм писец дополнительно подчеркивал исключительность знака.
- Да, именно! - она искренне обрадовалась, что встретила понимание у собеседника. - Посмотрите-ка на толщину и наклон штрихов. Это нетипично для Багряной эпохи, это еще более ранний стиль письма. То есть мы видим как бы скрытое сетование, что подобные отношения и чувства остались в далеком, идеализируемом прошлом.
Маэда невольно восхитился. И изяществом намеков неведомого писца, и глубокими познаниями государыни Химары.
- Три смысла в одном знаке.
- Четыре. Писала явно женщина. Тут везде проставлен женский значок – «ри», чтобы подчеркнуть именно женский взгляд на происходящее.
- Одна из оставленных императором женщин?
В Империи Ситтори не было института наложниц, как во многих близких культурах, но это не мешало владыке собирать во дворце множество приглянувшихся ему женщин. И это, кроме тех девушек, которых присылали влиятельные семейства. Все они считались личными служанками императора, но рожденные ими дети — его детьми от императрицы. Когда в хрониках императрице Гутайе (всё из той же Багряной эпохи) приписывалось сорок сыновей и двадцать семь дочерей, то это вовсе не означало, что бедняжка сама их родила.
- Скорее чиновница. Слишком много формальных оборотов речи. Императорские красавицы как правило владели высоким слогом, сочиняли стихи и песни, а тут суховатое изложение фактов и немного личного отношения. Но, - императрица воздела указательный палец, - никакой критики в адрес императора. Очень лояльная была дама.
Она еще раз полюбовалась через лупу редчайшим знаком, похожим на стилизованный рисунок насекомого. Так ювелир наслаждается гармонией огранки редкого драгоценного камня.
- Я представляю, как эта женщина сидела с тоненькой кисточкой в руках, обдумывала каждую строчку, старалась. Надеялась, что её размышления, оставшись на бумаге, будут прочитаны, поняты, осмыслены. Но император Юнсон внезапно умирает, а его наследнику совсем не хочется натыкаться на истории о похождениях его родной мамаши и он отправляет очередные «десять тысяч добродетелей» в хранилище. На шесть столетий. Разве это справедливо?
Государыня посмотрела на собеседника снова-таки через лупу. Черная точка зрачка, янтарная радужка, немного туши на ресницах и пока еще крошечные морщинки у внешнего угла. Со временем они превратятся в «гусиные лапки», как живое доказательство того, что хозяйка часто смеется.
- Выходит, вы — первый человек, кто прочел истории спустя шестьсот лет? Всё же мечты придворной чиновницы сбылись. Так или иначе.
- Сбудутся, когда я переведу всё это на современный язык до конца и смогу издать.
Загадывать наперед у государыни Химары не получалось, как она ни старалась. Её будущее, как ни крути, было неясным и смутным.
- Я вам точно не помешаю, Ваше величество.
- Очень на это рассчитываю, капитан Маэда, - вздохнула императрица. - Хотите почитать то, что я уже перевела?
- Очень, - признался он.
- А у вас крепкие нервы?
- Неужели в «добродетелях» описываются казни и пытки?
- Еще какие! - азартно воскликнула государыня. - Кровь в жилах стынет!
И звонко рассмеялась, увидев как вытягивается лицо арайнца.
- Времена были жестокие, нравы суровые, а потому такие обыденные вещи, как разрывание преступника лошадьми, никому в голову не приходило описывать. Эка невидаль! Вот хорошая интрига — другое дело. Некоторые эпизоды читаются лучше иного детективного романа.
- В дворцовых хрониках открываются подробности тайных козней? - справедливо не поверил Кай. - Быть не может.
- Конечно, нет! Как вы могли подумать такое? Надо читать между строк.
Химара быстро пролистала толстую школьную тетрадь в клеточку от корки до корки исписанную каллиграфическим (в буквальном смысле) почерком в поисках подходящего примера.
- Вот смотрите, капитан, тут написано: «прекрасная госпожа Сиана, чье имя было Тифей, всегда пользовавшаяся расположением вдовствующей императрицы, после беседы с императором третьего дня первого весеннего месяца уединилась в своих покоях и там, внезапно заболев сухой горячкой, скоропостижно скончалась». Слова «прекрасная госпожа» написаны низкими знаками, то бишь госпожа Сиана пребывала в опале. А мы знаем, что у императора Юнсона был затяжной конфликт с матерью, точнее сказать, мачехой, - азартно объясняла государыня. - Юнсон как-то выясняет, что Сиана шпионит на мамашу, допрашивает её и затем приказывает умереть. «Сухая горячка» - эвфемизм для самоубийства. А дальше читаем: «Горе вдовствующей императрицы было столь велико, что та заперлась в Малом Храме Тишины на сто дней, вышив при этом десять белых шелковых шарфов». Это означает, что юнго поплатился за устранение её протеже потерей десяти очень важных для себя людей. Белыми шарфами в то время закрывали лица сосланные в политическую ссылку.
Маэда сделал над собой усилие, чтобы не рассыпаться в ученических восторгах. Такая огромная работа проделана! Право слово, императрица заслужила свое место в ряду почетных академиков.
- В вашей будущей книге ссылок и пояснений будет вдвое больше, чем переводного текста, - это единственное, что смог выдавить из себя Кай, жадно всматриваясь в ровные предельно аккуратные строчки.
- Хорошо, что нужные мне книги всегда со мной. Вряд ли капитан Яно стал бы таскать тома из библиотеки, - тут же посетовала государыня.
- Хотите, чтобы я принес вам оттуда какую-то книгу? - напрямик спросил он.
- Вовсе нет, - с притворной легкостью отмахнулась его собеседница. - Я знаю, библиотека тоже опечатана. Не берите в голову, капитан.
И тут вмешалась барышня Лоули:
- Вряд ли они, - она кивнула в сторону Маэды, - отнесли ваш «Ларец» в библиотеку. Скорее всего, он так и лежит в спальне почившего императора.
Камеристка справедливо решила, что разбрасываться тонкими намеками на варварскую грубость арайнцев бессмысленно, капитан Маэда все равно половины не поймет. Тот в свою очередь не стал прикидываться, что знает о какой книге идет речь. Зачем же всё усложнять?
- «Ларец пяти смыслов». И ты зря возмущаешься, Шиффей, в Арайне эту книгу никогда не издавали.
Шесть столетий назад, в конце царствования того же юнго Юнсона был написан самый первый том «Ларца». Есть версия, что император самолично придумал его как лекарство для своей императрицы Энару, страдавшей недугом печени. Тогда считалось, что исцелению подлежит не только тело, но и разум с душой. Пациентам вместе с пилюлями, порошками и отварами частенько прописывали загадки и стихи. Раз в неделю, вечером император приходил в покои своей венценосной супруги и читал вслух страницу или две. О том, как некий юноша отправился в странствие по выдуманной стране, кого встретил в пути, с какими опасностями столкнулся.
- На первый взгляд «Ларец» обычный приключенческий роман, каких и в те времена сочинялось во множестве. Но одновременно это и философия последователей Дороги Тишины, и политический обзор, и поэзия. Некоторые части можно понять лишь... - императрица в задумчивости поцокала языком, подбирая нужные слова, - восстанавливая последовательность событий в обратном порядке. От следствия - к причине. Или, скажем, диалог, если его прочитать... э... задом наперед раскроет историю с совершенно неожиданной стороны.
- Зачем?
- В основном, чтобы дать пищу уму, повод поразмыслить или даже найти ответы в других книгах.
- Очень интересно...
Читать «Ларец» принцы-ситтори начинали еще в детстве, сначала как занимательную сказку, затем, по мере взросления и при помощи учителей, открывая все новые и новые грани повествования - те самые «смыслы». Некоторые, уже став юнго (далеко не все и даже не сказать чтобы многие), дописывали продолжения. Иной раз этим занимались императрицы, порой — принцессы, отказавшиеся от замужества и оставшиеся во дворце. За столетия вымышленный императором Юнсоном мир расширился, оброс персонажами и стал такой же неотъемлемой частью дворцовой жизни как сложные церемонии дня рождения императора. Ещё одной маленькой сладкой тайной «для своих».
А дальше... дальше случилось именно то, о чем Кая предупреждал капитан Яно. Есть моменты, когда быть хоть сто раз предупрежденным вовсе не означает готовности противостоять.
