Глава 1. Прогулки и живопись

       
       Некто Пабло Пикассо разгуливал как-то по Петербургу предлагая встречным девушкам нарисовать их портрет. Тетя Аграфена согласилась на это предложение, и он нарисовал ее обнаженной, слегка взволнованной, но при этом очень отдаленно похожей на саму себя.
       - Послушайте господин Пикассо, у вас на портрете тетя Аграфена выглядит не слишком то похожей на себя.
       - Оставьте портрет в покое. Картинам необходимо время. Сейчас она появится.
       Поскольку тогда я мальчишкой много времени бывал во взрослых компаниях и нахватался разного из услышанных там разговоров, то взял, да и выпалил прямо в лицо молодому художнику:
       - Уважаемый, да вы ведь просто подражаете Репину, нашему русскому классику.
       - Катись отсюда сопляк.
       - Я племянник тети Аграфены.
       - Тем более, катись куда подальше.
       
       Пабло Пикассо имел внешность революционера и любил гулять с девушками в голубом и в розовом, что сильно взволновало в городе общественное мнение. Они подолгу гуляли рука об руку с тетей Аграфеной. Запирались вместе наедине в студии молодого художника в башне на Cадовой, проводили там время часами, а я тогда уже задавался вопросом, спит он с ней или нет. Похоже, что Пикассо все это время рисовал стройное, чахоточное тело тети Аграфены, от вида которого так и веяло лирикой. В городе только и разговоров было, что об этом.
       - Аграфена то теперь повадилась гулять в компании этого француза, художника, хулиганской внешности, который недавно приехал в Петербург.
       - Да не француз он, а немец.
       - Он из Голландии, скажу я вам, если хотите знать, как оно на самом деле.
       - И похоже мерзавец.
       - Говорят отец его был профессором живописи в Голландии.
       - Яблоко от яблоньки...
       - Ага.
       - В живописи он явно знает толк.
       - И охочий до голых баб.
       - Больше всего до Аграфены.
       
       По прошествии лет, веков, наблюдал я как металась моя тетя по картинным галереям и аукционам, по музеям, по частным и по публичным коллекциям, нагая, в том самом виде как Пикассо, революционер, когда-то и запечатлел ее, бедняжка, давно уже нет ее в живых, и сдается мне теперь, что на этом портрете так хорошо она вышла. Думаю, я еще, что ведь господин этот оказывается был как Илья Репин, только гораздо большего калибра чем сам Репин. Ведь великий русский художник Репин вечно стремился в своем творчестве достигнуть драматизма, а испанец Пикассо искал нечто иное, то что выходит за пределы драматизма, а именно: пустоту. Да вот разве тетя Аграфена — это пустота?
       
       В моей повести о ХХ веке будет гораздо нежели только это. Пикассо брал курсы живописи в Академии Художеств, и кроме того, как я уже говорил ранее, жил он в деревянном доме и имел студию в башенке на Сенной площади. Тетя Аграфена всегда рассказывала, что согласилась быть моделью у Пикассо по трем причинам, недаром ведь у нас говорится, что бог троицу любит: поскольку видела у Пикассо талант живописца, поскольку Пикассо ей нравился как мужчина и поскольку она хотела, чтобы ее портрет в обнаженном виде остался внукам, которых на самом деле у нее так потом не было.
       
       Впоследствии, когда нашему прадеду Максиму Максимычу показали картину, выставленную тогда на одной из витрин в центре города, с нашей обнаженной родственницей, изображенной в полный рост, он отметил с нескрываемой гордостью, что у его внучки великолепная внешность, и артистическая душа.
       
       Когда дедушка Николай увидел картину, он заявил, что это позор для всей нашей семьи, что это настоящее проклятье, и, оставив должность мелкого налогового служащего, заперся в своих частных апартаментах с четками, гравюрами, сушеным изюмом, пирожками с капустой, несколькими бутылками крымского вина и «Подражанием Христу» Фомы Кемпийского, своей любимой книгой, подаренной его маме воскресшим духом его отца, погибшим во время Февральской революции от рук восставших матросов или кто там теперь разберет чьих рук это было дело.
       
       Тетушка Аграфена и сеньор Пикассо занимались своими греховными делами в парке в Царском селе, где он рисовал ее кормящей крошками лебедей или гребущей веслами в лодке на прудах, с той особенной грацией, свойственной тете Аграфене: неизвестно откуда бралось столько силы в ее тощем теле, впрочем, я заметил эту особенность у всех тщедушных на вид людей.
       
       Пикассо имел привычку играть в наперсток с мелкими торговцами, и, видимо, поскольку цыгане в Испании гораздо породистее наших местных цыган, торгующих в парке, он всегда возвращался к тете Аграфене с огромным кульком, доверху набитым пирожками и сладостями, смахивавшим на огромный цветочный букет.
       
       Гуляли они также и по центральным улицам, на виду у изумленной богемной молодежи и у всей прочей публики, ломавшей себе голову вопросом, как такая благородная дама отдается в руки какого-то, никому не известного, заезжего молодого проходимца, который за свою жизнь не сумел еще продать ни одной из своих картин.
       
       Тетя Аграфена, окончательно покончив с неловкостью свойственной новому знакомству, решилась наконец представить юношу Пабло своим подругам, Марии Леонидовне, Марии Евгеньевне, Дарье, сестрам Коробейниковым и всем остальным какие у нее были.
       
       Мария Леонидовна, известная своей страстной натурой и огненно-рыжим цветом волос, без промедления обратилась к художнику с просьбой нарисовать ее обнаженной, как и тетушку Аграфену, на что юноша Пабло охотно согласился, поскольку Мария Леонидовна была ослепительно красива, хотя, на самом деле, тихие да скромные прелести тети Аграфены были ему куда больше по душе. Сама тетя Аграфена, несомненно, сильно ревновала из-за всей этой истории с рисованием обнаженной Марии Леонидовны, но при этом внешне она не подала и виду, держалась с обычной для себя иронией, оставалась холодна и безразлична ко всему. На мой вопрос мама не сказала мне по этому поводу ни да ни нет.
       
       Мария Евгеньевна была девственно милой, нежной и застенчивой грешницей. Она ни о чем на стала просить художника, но Пикассо сразу заметил ее, поскольку у нее был совершенный, готический овал лица, особенно прекрасный в обрамлении волнистых волос, и сам предложил ей написать ее портрет по грудь. Как-нибудь потом я расскажу, что вышло дальше из затеи с этим портретом.
       
       Дарья, наименее красивая и наиболее близкая из тетиных подружек, заявила наотрез, что этот Пикассо обычный жулик и что она не согласилась бы позировать молодому мужчине будь она даже мертвой. Теперь то я понимаю, что и у самого Пикассо тоже не было никакого интереса рисовать уродин.
       
       Относительно сестер Коробейниковых, их было трое: одна — толстая, замужняя и всезнающая, вторая — взбалмошная, покинутая ее мужем моряком, и третья — совсем еще девочка, которую все звали Сашей, прелестная в своей полноте и полная своими прелестями. Она была идеальной музой для Пикассо, женщиной кубизма в избытке, в самом цвете молодости, и потом, какие могут быть сомнения, что Пикассо использовал ее образ в своем полотне "Сеньориты из Авиньона", навсегда засвидетельствовавшем рождение кубизма, моделями для которого служили мои тетушки, их подруги и родственницы, хотя ошибочно принято считать, что на картине нарисованы Барселонские проститутки.
       
       Достаточно всего только раз взглянуть на это полотно, теперь уже легендарное, чтобы сразу увидеть, что таких изящных обнаженных тел никогда не встретишь у куртизанок Барселоны, они присущи только благородным девушкам северной столицы. И потом, я вам сейчас скажу, как все это было.
       
       Никогда мне не узнать спала или нет моя тетя Аграфена с Пикассо, которого теперь считают величайшим гением современности наравне с Эйнштейном. Кстати сказать, оба они носили подштаники, которые являются своего рода униформой для гениев. Теперь мне очень бы хотелось, чтобы моя тетя воспользовалась Пикассо, но, я не могу добавить этот славный эпизод в паноплию достижений нашей семьи, поскольку, к сожалению, здесь ничего нельзя утверждать с достоверностью.
       
       Таким образом, сегодня на многих полотнах кисти Пикассо, раннего периода, да и впоследствии, я нахожу у обнаженных женщин формы Саши Коробейниковой, пусть в искаженном кубизмом виде и явно увеличенные в размерах. Не осмелюсь утверждать с полной уверенностью, что это точно она, отчасти потому, что это не имеет никакого значения, ведь Пикассо специально выбирал себе модель для того что бы разрушить ее и впоследствии совсем забыть о ней.
       
       Пикассо с тетей Аграфеной, влюбленной парочкой гуляли по старому Петербургу, что он очень любил, и Пикассо делал зарисовки на Дворцовой площади, на Марсовом поле, на площади у Казанского собора и на набережной Мойки.
       — Тебе нравится Александрийская колонна, Пабло? — спрашивала тетушка Аграфена.
       — Да, мне она нравится.
       — Наши авангардисты находят ее вид избитым и устаревшим.
       — Как раз этим она и хороша.
       
       Те самые «Сеньориты из Авиньон», теперь уже легендарные, собрались как-то все вместе вечером в компании молодого Пабло в кафе на Итальянской улице — в нашем местном Латинском квартале.
       — Он скоро начнет лысеть.
       — Но его лысина будет чрезвычайно мило выглядеть.
       — Он гений.
       — Он соблазнитель.
       
       Именно поэтому с тех самых пор я называю моих тетушек и их подружек Авиньонскими барышнями. То было счастливое время, яркое и скоротечное, когда все они, в радости или в гневе, порхали вокруг Пабло Пикассо, неудачника и революционера, фанатично влюбленного в живопись, и еще настоящего мачо, воплотившего в себе всю силу и достоинство мужского пола. Я вспоминаю этот период моей жизни исключительно в розовых и в голубых тонах. У Пикассо на картинах в мальчике, одетом в костюм арлекина, я вижу самого себя. Понимаю, что это не так, но кто знает, может быть что-то и закралось в его творчество от моего тогдашнего детского взгляда, от моего благоговейного замирания перед мастером и от моей детской невинности.
       
       

Глава 2. Придворная дама

       
        Тетю Аграфену, непонятно каким образом, всегда приглашали на балы в высшее общество, и вплоть до того, что однажды ей посчастливилось танцевать с царем.
        - С Николаем II?
       - А с кем же еще?
       - Он тебя сам пригласил?
       - Не я же к нему первая подошла.
       - И как он танцует?
       - Я не успела разобрать, все это было как в сказке.
       В старообрядческих семьях монархистов, таких как мой прадед Максим Максимыч, царь Николай служил для женской половины предметом обожания, кумиром эротических фантазий, хотя вслух об этом у нас конечно никогда не говорилось. Легкий налет дендизма царя и его склонность к увлечению женским полом не могли оставить равнодушной никого из наших женщин, что, впрочем, было тогда характерно для подавляющего большинства женского населения в стране.
       - Говорят, что он лодырь.
       - А ты откуда знаешь?
       - У них это в крови.
       - В какой крови?
       - Императрица Екатерина тоже только и делала, что веселилась.
       В доме на стенах висели фотографии царя, вырезки его портретов из журналов и газет, и также большая гравюра с репродукцией известного портрета царя, изображенного во весь рост в военной форме, на фоне природы, в зеленых и золотых тонах, вероятнее всего в Царском селе.
       Царь постоянно занимал умы женщин нашего дома, того самого матриархата в котором я родился и вырос, далекого всякой политики, поскольку и моя мама, и мои бабушки с тетями, а также и их родственницы с подружками все до одной не были лишены легкомыслия на французский лад, ограничиваясь в своих пристрастиях канканом и анисовыми настойками.
       - Говорят, что он водит шашни с модистками
       - И с портнихами
       - И с белошвейками
       - И почему у нас так любят порочить хороших людей?
       - Подождите, мадам. Аграфена, на сегодняшний день, уже успела станцевать с ним.
       - И что она тебе сказала?
       - Что надо бы как-нибудь улучшить момент встретиться с ним приватно, в более спокойной обстановке, и что не пропустит ни одного бала.
       
       Тетушка Аграфена начинала собираться на бал за неделю, ровно с того момента, как получала пригласительный билет. Кисея, кружева, шляпки, побрякушки, полупрозрачные блузки, бесчисленные юбки, рукава-фонарики, золоченые туфельки. И весь женский клан в семье, со всеми подругами и свояченицами принимал в этом активное участие, словно тетя Аграфена была Золушкой и все ее будущее зависело от хрустальной туфельки.
       Для прадеда Максима Максимовича, старого монархиста, было предметом особой гордости, что его любимая внучка танцевала с царем. В глазах дедушки Николая и бабушке Елизаветы этот факт был позором для всей семьи и актом вероотступничества. Дедушка Николай вслух никогда не высказывал своих возмущений, в силу мягкости своего характера, и только еще глубже уходил в чтение своих мистически-религиозных книг, другое дело бабушка, та ворчала постоянно, что весь дом погряз во грехе, что в семье не хватает сильной мужской руки, что весь мир, со всей своей помпезностью и тщеславием, начал пускать свои греховные корни в праведных семействах и что все это катится к концу света. От таких настроений она вскоре начала сильно злоупотреблять красным вином, самого низкого качества, за которым я частенько бегал для нее в «Близнецы», так назвался кабак, находившийся по соседству с нашим домом/дворцом.
       Позднее выяснилось, что тетя Аграфена с царем, переодетым и загримированным чтобы не быть узнанным, встречались вечерами в парке в Царском селе и даже катались в лодке на пруде. Тетушка Аграфена конечно не стала говорить царю, что она позирует в обнаженном виде молодому испанскому художнику Пабло Пикассо, потому что не знала, как его высочество на это посмотрит.
       Но она рассказала, что у них в доме часто бывает отец Григорий, который состоит в близкой дружбе с ее дедушкой, и говорила, что царь ответил ей: «На отца Григория положен крест, который он заслуживает».
       
       Согласно нашим семейным хроникам, в подробности которых я здесь вдаваться не буду, похоже, что царь начал проводить время уединяясь с Аграфеной в небольшом особняке на Петроградской стороне, естественно, что все это держалось в большой тайне, и теперь я понимаю, спустя столетия, что по меньшей мере у них были любовные связи, однако тетя Аграфена, к моему великому сожалению, так никогда и не произвела на свет царевича, отпрыска династии Романовых, которых, по слухам, есть у нас не мало сегодня в России. Сдается мне также, что любовные связи тети Аграфены с царем длились очень недолго, но впоследствии слухи об этой связи быстро распространились по всему городу, как обычно бывает со слухами, и на тетю Аграфену в театрах смотрели с уважением и с восхищением, словно на герцогиню. На самом деле, ее отношения с царем равнозначны дворянскому титулу, как признак благородного происхождения и голубой крови на духовном уровне.
       
       Бабушка убрала в доме все портреты царя, руководствуясь больше своей интуицией нежели конкретными фактами, поскольку не было и нет никаких прямых доказательств любовной связи Аграфены с царем. Как я считаю, результатом каждой большой любви должно быть появление на свет ребенка, а для данной связи я никаких детей не видел. Мне бы очень хотелось засвидетельствовать рождение среди нас маленького Романова, дабы иметь удовольствие играть с принцами, но тетя Аграфена не дала мне в этой области ни каких возможностей.
       
       Достаточно вскоре после этого у нас в доме, среди прочих кавалеров наших девушек, появился один господин по внешности очень сильно напоминавший Николая II, но говоривший, что он социал-демократ.