Она собирала газетные вырезки, журнальные статьи и открытки, а в девичьей спальне – неслыханная дерзость для юной аристократки – поселился красочный плакат с кумиром и сделанная на заказ статуэтка из бронзы и слоновой кости за авторством (кто бы сомневался?) Джейдена Старра. Саффрон даже хотела познакомиться с Натаном Райтом лично и, впервые не получив отцовского одобрения, начала самостоятельно откладывать деньги на путешествие в далекий Вайтон.
А Натан Райт, властелин женских сердец и король экрана, не выдержал постоянного внимания толпы – и полез в петлю. После известия о его гибели по Вайтону прокатилась волна самоубийств среди юных девушек, которые не видели смысла в жизни без своей звезды, и смерть Саффрон на этом фоне не удивила никого – за исключением Линдсей.
Она-то знала, что «безумная» страсть подруги имела вполне четкие границы. Саффрон хотела встретиться и держала коллекцию изображений, о да, но, в отличие от безумных поклонниц, не лелеяла потаенную мечту однажды выйти за него замуж и никогда не воображала себя на месте его экранных партнерш, охваченных внезапной любовью и окруженных кинематографично прекрасными ухаживаниями. Актер ей нравился, но она прекрасно видела грань между ним настоящим и его ролями.
На экране Натан Райт неизменно представал мускулистым героем, которому были одинаково покорны морские волны, скоростные автомобили и тяжелые револьверы, а путь его устилали тела врагов и разбитые сердца красавиц. В жизни он выплачивал кредит за двухэтажный особняк на окраине столицы и долгие годы безуспешно добивался руки виконтессы Тарнитон, чей отец рассчитывал на куда более приличную партию для дочери – и в конце концов нашел именно то, что искал. Виконтесса вышла замуж за человека своего круга, а Натана, оставшегося с разбитым, как у экранной красотки, сердцем атаковали журналисты и фанатки, и это оказалось последней каплей.
Что характерно, безумные поклонницы тоже предпочитали петлю. А Саффрон нашли со вскрытыми венами и заляпанной кровью до полной нечитаемости предсмертной запиской – с чего бы вдруг? К эпистолярному жанру покойная не тяготела совершенно, да и безголовая сентиментальность – не ее стиль. С горя Саффрон могла умчаться на ферму, кататься на слонах, или провести целый день в бутиках Лонгтауна, или интереса ради сунуться в порт и, подпоив главу таможни отцовским виски, порыться в конфискате… но уж точно не стала бы резать вены!
- Если я спрошу, кто убил ее, гадание ведь не даст точного ответа? – помолчав, чтобы не расплакаться, спросила Линдсей.
- Нет, - не стала обнадеживать ее я. – Глифы смотрят в будущее. Для прошлого у людей есть и свои глаза. Придумай другой вопрос и тяни фишку.
Линдсей судорожно вздохнула и запустила руку в мешочек.
- Адж, - немало удивилась я, когда она выложила передо мной фишку с короной из тростника, оскалившегося острыми срезами. – Знак поддержки от кого-то, облеченного реальной властью, силы, объединяющей единомышленников, но лишенной официальных регалий.
Линдсей кивнула так невозмутимо, словно именно этого и ожидала, и снова потянулась к мешочку. На этот раз глиф она достала вверх ногами и нахмурилась, выложив его передо мной.
- Тз’Икин, - озадаченно хмыкнула я. – Парящий орел. Перевернутый, он ассоциируется с закатом, окончанием чего-то светлого и доброго, нехваткой мудрости и лишением власти.
Гадание нравилось мне все меньше, и я почему-то совершенно не удивилась, когда третьим глифом оказался творческий Т’Чуен, который теперь прочно ассоциировался у меня с Джейденом, чтоб его, Старром. И, как и в прошлый раз, я затруднялась сказать, считать этот знак добрым или нет, но все-таки попыталась собрать толкования в одно – и испытала непреодолимое желание еще разок позвонить папе и нажаловаться на жизнь и несознательных подозреваемых, которые ну как не пишут чистосердечное даже при виде замученной ведьмы.
- Заговор, - обреченно констатировала я. – Кто-то из неофициальных лидеров Ньямаранга хочет пошатнуть Вайтонский престол. И выбрал для этого престранный инструмент… у мистера Старра ведь нет никаких связей с оппозицией?
- Я бы тоже не отказалась это знать, - задумчиво сказала Линдсей и ссыпала фишки обратно в мешочек. – Видишь ли, я не загадывала ни одного вопроса о нем. Я хотела знать, кто выиграл от смерти Саффрон, кому она угрожает в первую очередь и на кого следует обратить внимание, чтобы минимизировать последствия. Так что, - она подняла взгляд и приложила все усилия, чтобы скрытое торжество таким и оставалось, - тебе действительно стоит вызвать на откровенность Джейдена. Если, конечно, ты уверена в своем гадании.
- Гадание – на то и гадание, что уверенной на все сто в нем быть нельзя, - справедливости ради отозвалась я и обернула мешочек платком с монограммой. – Но я в любом случае пообещала, что попытаюсь, так? Загадывай вопросы про Джейдена.
Линдсей с готовностью кивнула… и без промедления вытащила из мешочка Т’Чуен.
Впервые за всю мою жизнь отстраненное выражение морды высеченной в коралле обезьяны показалось мне глумливым. Даже звезды в ее лапах подмигивали как-то злорадно: что, рассчитывала на прямой ответ и легкое решение поставленной задачи, ведьма? Как бы не так! Вот он, твой объект, творческий и противоречивый, не надейся на подсказки, пока сама не поймешь больше!
- Глифы плохо перемешались? – с наигранной вежливостью удивилась Линдсей.
- Нет, - я забрала у нее фишку, - просто они не скажут ничего нового, пока что-то новое не узнаешь ты или я сама. Повторяющиеся знаки означают, что мы не видим всей исходной картины и потому задаем неправильные вопросы. Боюсь, гадание на Джейдена придется отложить. Позвонишь мистеру Хайнсу? Я подожду здесь.
Линдсей покосилась на стойки с нарядами и с показным равнодушием кивнула, тут же поднявшись на ноги. Воспитание не позволяло ей открыто демонстрировать разочарование, но огромный опыт светских игрищ давно научил транслировать свое настроение, ни на гран не отступая от правил этикета, и ее молчание рассказало куда больше, чем могли бы любые слова. Я с притворным смирением склонила голову и, когда за высокородной леди закрылась дверь, вдумчиво перебрала пузырьки и флакончики в ряду, выбрала еще одну маленькую бутылочку пульке и опустошила за один глоток.
Хозяйственно прибрав платок Джейдена обратно в сумочку, я уселась прямо на пол, скрестила ноги и выдохнула и закрыла глаза.
Мама и бабушка почему-то всегда воспринимали призраков как холод или тепло – ощутимое, невидимое и чрезвычайно назойливое. Прабабушка не чувствовала их вовсе; зато она лучше всех в семье принимала роды и выхаживала младенцев – меня к этому делу по понятным причинам старались не допускать.
Но мертвые приходили ко мне, как старые друзья.
Вот и неунывающая хохотушка Саффрон – сгусток энергии в юбке, а не женщина! – легкомысленно уселась на начищенный паркет рядом со мной, поджав под себя босые ноги, и мокрая ночная сорочка задралась, обнажая округлые коленки. На щеке отпечаталась подушка, темно-каштановые волосы на затылке спутались и торчали дыбом со сна, а на обескровленных синеватых губах сияла такая радостная улыбка, словно покойница только и ждала, когда же я позову ее поболтать посреди чужой гардеробной.
Я протянула руку, и она с готовностью вложила в нее призрачные пальцы. Порезы шли от середины предплечья, заходя на ладонь; их было много, разной длины и глубины, словно Саффрон в истерике резала себя снова и снова… но она растерянно пожимала полупрозрачными плечами, и на ее лице расплывалось недоумение.
Она не знала, что произошло. Надеялась, что я смогу внести хоть какую-то ясность, - а мне нечем было ее утешить.
Порезы на руках и действительно располагались так, словно она ранила себя сама, это ни с чем не спутать. Но как можно распороть себе все предплечье – и не повредить сухожилия, чтобы потом повторить на другой руке! – и ничего из этого не запомнить?! А ведь до этого нужно было наполнить ванну, написать предсмертную записку, выбрать нож… и долго лежать в остывающей воде, которая окрашивается в алый, пока слабость не заставит закрыть глаза.
Слишком много планирования и осмысленных действий для истерики. Больше похоже на затяжную беспросветность, когда лишенные смысла дни тянутся один за другим, неотличимые друг от друга, серые и пустые, и кажется, что смерть принесет облегчение, - только вот не вязалось это с Саффрон, которая даже в посмертии явилась к ведьме с широкой улыбкой на губах!
- Тебя все-таки убили, - с сожалением сказала я ей, и Саффрон с сомнением нахмурила идеально очерченные брови. Кому она могла помешать, легкая и счастливая?.. – Наверное, даже не из-за тебя самой, а…
Она сосредоточенно кивнула, и намертво закрученные кудряшки пружинисто подскочили от движения. «Папа», - беззвучно шевельнулись обескровленные губы, и Саффрон резко подалась вперед, хватая меня за протянутую руку.
Прикосновение было холодным и мокрым.
- Ему грустно, - сказала я, накрыв ее ладонь своей, - очень грустно. Но я не позволю навредить ему. Ты можешь спасть спокойно, Саффрон Кроуфорд, отпускаю тебя.
Она еще пыталась донести что-то еще, сосредоточенно стискивала бесплотные пальцы, - как же, такое интересное дело – и без нее?! – и таяла, исчезала. Я с сожалением улыбнулась ей вслед.
Неудивительно, что ее отец так убивается. Саффрон и сама стала для него путеводной звездой, и расчетливый и властный лорд Кроуфорд был готов весь мир бросить к ее ногам, лишь бы дочь была счастлива. Ему казалось, что без нее жизнь лишена смысла, сера и затянута, - но что делать с этим я, по счастью, примерно представляла.
- Марион! – ахнула от дверей Линдсей, тут же прижав пальцы к губам. – Что случилось?!
Я проследила за ее взглядом и тоже вздрогнула. На моих руках расплывались темно-алые пятна: смазанные отпечатки ладоней, суматошных касаний окровавленных пальцев и уродливых глубоких порезов, словно Саффрон побывала здесь во плоти, а не полупрозрачным видением, вырванным из объятий потустороннего ради короткой беседы.
- Все в порядке, - солгала я и полезла в сумочку за платком Джейдена. – Что сказал мистер Хайнс?
- Боюсь, пока он ничем не может помочь, - отмахнулась Линдсей, не позволив отвлечь себя от самой животрепещущей темы. – Это что, кровь?
- Не моя, - честно призналась я, не слишком прояснив ситуацию, и протерла руки платком Джейдена, тут же спрятав его обратно в сумку. – Еще пульке?..
* * *
Окончания ужина я ждала с нетерпением. Неудавшееся гадание и туманные пророчества порядком действовали на нервы, и я здорово подозревала, что если Джейден вздумает стесняться, то сама подойду к нему с непристойным предложением, лишь бы поскорее вытрясти из него хоть какие-нибудь сведения. К счастью, он и сам ел торопливо, то и дело оглядываясь на закуток для слуг, – когда только успел выяснить его расположение? – и моему чувству собственного достоинства ничего не угрожало.
Правда, ровно до того момента, как ко мне подскочила взволнованная Грейс и быстро зашептала:
- Там мистер Хайнс спрашивает о тебе!
Что характерно, первая мысль, которая пришла мне в голову, была вовсе не о гаданиях, не о Саффрон и не об интересе помощника детектива к мистеру Хантингтону. Богатая семейная история неприятностей и скелетов в шкафах привела к тому, что сначала я подумала о Сириле, - и опрометью бросилась вниз, на служебный этаж. Грейс побежала следом, прямо на ходу вещая, что миссис Уайтглоу наверняка усадила нежданного гостя в маленькой столовой, где прислуга обычно собиралась за завтраком.
Она не ошиблась. Я, увы, тоже.
- Миз Марион, мистер Сирил Кантуэлл – ваш кузен, если не ошибаюсь? – привстал из-за стола Элиас Хайнс, которого уже успели оделить чаем и булочками: должно быть, не мне одной он казался болезненно тощим. Впрочем, судя по полупустой корзинке для выпечки, ему все равно в прок не шло. – О, вижу, вам часто задают этот вопрос.
Я выдохнула и вернула себе нормальное выражение лица. Вопрос я и впрямь слышала чрезмерно часто, причем, как правило, либо от сослуживцев Элиаса, либо ото всяких маргинальных личностей вроде той же Нарит – причем опиумная пророчица, если задуматься, была еще ничего. Ей-то от меня ничего не требовалось.
- Сирил довольно популярен, - с чувством подтвердила я и достала из узкого углового шкафчика чистую чайную пару. – Надеюсь, он не попал в сферу ваших профессиональных интересов? Его родители сейчас где-то в Фурминте, если мне не изменяет память. Тетушка Ламаи находит какое-то особое удовольствие в гастролях, а ее муж во всем ей потакает.
Мистер Хайнс задумчиво покачал полупустой чашечкой с чаем. Я вежливо подлила ему еще и помахала рукой миссис Уайтглоу, выглянувшей с кухни. Не прошло и минуты, как корзинку с булочками сменила миска с коричными улитками из сдобного теста, которые, кажется, вообще-то готовились на завтрак для господ, но мистер Хайнс обладал каким-то почти гипнотическим влиянием на кухарку и поистине бездонным желудком – чрезвычайно удачное для него сочетание, если задуматься.
- Не знаю, как сказать… - вздохнул он и посмотрел на меня в упор.
Мне стоило изрядных усилий не отвести взгляд. На усыпанном темно-рыжими веснушками лице светлые до полупрозрачности глаза отчего-то казались до неуместности жутковатыми – Джейден с его мясницкими замашками и рядом не стоял!
- Говорите прямо, - посоветовала я и утащила коричную улитку. Последнюю. Как он вообще ухитряется оставаться таким тощим? – Меня не слишком легко шокировать.
- Мистер Кантуэлл ввязался в драку в портовом пабе и сейчас сидит под стражей, - воспользовался советом мистер Хайнс.
Я едва не подавилась.
- Сирил? В драку?!
- А говорили, что вас нелегко шокировать, - проворчал Элиас, поедая глазами половинку моей коричной улитки.
Я демонстративно проигнорировала его безмолвную просьбу и откашлялась, выравнивая взвинтившийся голос.
Самое смешное в Сириле – он всем нравился. Вот такой, как есть, коротышка и метис, слегка не от мира сего. По-моему, он даже в школе ни разу не дрался – все конфликты удавалось решать миром или сразу, или чуть попозже, с привлечением разнообразных «друзей» из самых неожиданных слоев общества. Друзьями Сирил обзаводился виртуозно – и виртуозно же распределял между ними удобные роли, да так, что никто не оставался в обиде или в накладе.
Чтобы Сирил – да не нашел кого-нибудь, кто ввяжется в кабацкую драку вместо него, и полез марать руки лично?! В лесу что-то крупное сдохло, не иначе.
- Сирил обычно находит способ-другой, - вынужденно призналась я Элиасу и отставила чай. Коричная улитка разом растеряла половину притягательности. – Я готова поручиться за него, но, к сожалению, еще не успела получить оплату за работу. Может быть, вас устроит…
- Оплату? Я могу помочь? – мягко спросили от дверей, и на этот раз я все-таки подскочила от неожиданности, опрокинув полупустой заварник.
Джейден как ни в чем не бывало поймал его на полпути к полу, но чайник отплатил ему черной неблагодарностью, щедро выплеснув остатки заварки на отутюженные брюки. Крышечка влепилась куда-то под колено, отскочила и со звоном разлетелась на три части.
А Натан Райт, властелин женских сердец и король экрана, не выдержал постоянного внимания толпы – и полез в петлю. После известия о его гибели по Вайтону прокатилась волна самоубийств среди юных девушек, которые не видели смысла в жизни без своей звезды, и смерть Саффрон на этом фоне не удивила никого – за исключением Линдсей.
Она-то знала, что «безумная» страсть подруги имела вполне четкие границы. Саффрон хотела встретиться и держала коллекцию изображений, о да, но, в отличие от безумных поклонниц, не лелеяла потаенную мечту однажды выйти за него замуж и никогда не воображала себя на месте его экранных партнерш, охваченных внезапной любовью и окруженных кинематографично прекрасными ухаживаниями. Актер ей нравился, но она прекрасно видела грань между ним настоящим и его ролями.
На экране Натан Райт неизменно представал мускулистым героем, которому были одинаково покорны морские волны, скоростные автомобили и тяжелые револьверы, а путь его устилали тела врагов и разбитые сердца красавиц. В жизни он выплачивал кредит за двухэтажный особняк на окраине столицы и долгие годы безуспешно добивался руки виконтессы Тарнитон, чей отец рассчитывал на куда более приличную партию для дочери – и в конце концов нашел именно то, что искал. Виконтесса вышла замуж за человека своего круга, а Натана, оставшегося с разбитым, как у экранной красотки, сердцем атаковали журналисты и фанатки, и это оказалось последней каплей.
Что характерно, безумные поклонницы тоже предпочитали петлю. А Саффрон нашли со вскрытыми венами и заляпанной кровью до полной нечитаемости предсмертной запиской – с чего бы вдруг? К эпистолярному жанру покойная не тяготела совершенно, да и безголовая сентиментальность – не ее стиль. С горя Саффрон могла умчаться на ферму, кататься на слонах, или провести целый день в бутиках Лонгтауна, или интереса ради сунуться в порт и, подпоив главу таможни отцовским виски, порыться в конфискате… но уж точно не стала бы резать вены!
- Если я спрошу, кто убил ее, гадание ведь не даст точного ответа? – помолчав, чтобы не расплакаться, спросила Линдсей.
- Нет, - не стала обнадеживать ее я. – Глифы смотрят в будущее. Для прошлого у людей есть и свои глаза. Придумай другой вопрос и тяни фишку.
Линдсей судорожно вздохнула и запустила руку в мешочек.
- Адж, - немало удивилась я, когда она выложила передо мной фишку с короной из тростника, оскалившегося острыми срезами. – Знак поддержки от кого-то, облеченного реальной властью, силы, объединяющей единомышленников, но лишенной официальных регалий.
Линдсей кивнула так невозмутимо, словно именно этого и ожидала, и снова потянулась к мешочку. На этот раз глиф она достала вверх ногами и нахмурилась, выложив его передо мной.
- Тз’Икин, - озадаченно хмыкнула я. – Парящий орел. Перевернутый, он ассоциируется с закатом, окончанием чего-то светлого и доброго, нехваткой мудрости и лишением власти.
Гадание нравилось мне все меньше, и я почему-то совершенно не удивилась, когда третьим глифом оказался творческий Т’Чуен, который теперь прочно ассоциировался у меня с Джейденом, чтоб его, Старром. И, как и в прошлый раз, я затруднялась сказать, считать этот знак добрым или нет, но все-таки попыталась собрать толкования в одно – и испытала непреодолимое желание еще разок позвонить папе и нажаловаться на жизнь и несознательных подозреваемых, которые ну как не пишут чистосердечное даже при виде замученной ведьмы.
- Заговор, - обреченно констатировала я. – Кто-то из неофициальных лидеров Ньямаранга хочет пошатнуть Вайтонский престол. И выбрал для этого престранный инструмент… у мистера Старра ведь нет никаких связей с оппозицией?
- Я бы тоже не отказалась это знать, - задумчиво сказала Линдсей и ссыпала фишки обратно в мешочек. – Видишь ли, я не загадывала ни одного вопроса о нем. Я хотела знать, кто выиграл от смерти Саффрон, кому она угрожает в первую очередь и на кого следует обратить внимание, чтобы минимизировать последствия. Так что, - она подняла взгляд и приложила все усилия, чтобы скрытое торжество таким и оставалось, - тебе действительно стоит вызвать на откровенность Джейдена. Если, конечно, ты уверена в своем гадании.
- Гадание – на то и гадание, что уверенной на все сто в нем быть нельзя, - справедливости ради отозвалась я и обернула мешочек платком с монограммой. – Но я в любом случае пообещала, что попытаюсь, так? Загадывай вопросы про Джейдена.
Линдсей с готовностью кивнула… и без промедления вытащила из мешочка Т’Чуен.
Впервые за всю мою жизнь отстраненное выражение морды высеченной в коралле обезьяны показалось мне глумливым. Даже звезды в ее лапах подмигивали как-то злорадно: что, рассчитывала на прямой ответ и легкое решение поставленной задачи, ведьма? Как бы не так! Вот он, твой объект, творческий и противоречивый, не надейся на подсказки, пока сама не поймешь больше!
- Глифы плохо перемешались? – с наигранной вежливостью удивилась Линдсей.
- Нет, - я забрала у нее фишку, - просто они не скажут ничего нового, пока что-то новое не узнаешь ты или я сама. Повторяющиеся знаки означают, что мы не видим всей исходной картины и потому задаем неправильные вопросы. Боюсь, гадание на Джейдена придется отложить. Позвонишь мистеру Хайнсу? Я подожду здесь.
Линдсей покосилась на стойки с нарядами и с показным равнодушием кивнула, тут же поднявшись на ноги. Воспитание не позволяло ей открыто демонстрировать разочарование, но огромный опыт светских игрищ давно научил транслировать свое настроение, ни на гран не отступая от правил этикета, и ее молчание рассказало куда больше, чем могли бы любые слова. Я с притворным смирением склонила голову и, когда за высокородной леди закрылась дверь, вдумчиво перебрала пузырьки и флакончики в ряду, выбрала еще одну маленькую бутылочку пульке и опустошила за один глоток.
Хозяйственно прибрав платок Джейдена обратно в сумочку, я уселась прямо на пол, скрестила ноги и выдохнула и закрыла глаза.
Мама и бабушка почему-то всегда воспринимали призраков как холод или тепло – ощутимое, невидимое и чрезвычайно назойливое. Прабабушка не чувствовала их вовсе; зато она лучше всех в семье принимала роды и выхаживала младенцев – меня к этому делу по понятным причинам старались не допускать.
Но мертвые приходили ко мне, как старые друзья.
Вот и неунывающая хохотушка Саффрон – сгусток энергии в юбке, а не женщина! – легкомысленно уселась на начищенный паркет рядом со мной, поджав под себя босые ноги, и мокрая ночная сорочка задралась, обнажая округлые коленки. На щеке отпечаталась подушка, темно-каштановые волосы на затылке спутались и торчали дыбом со сна, а на обескровленных синеватых губах сияла такая радостная улыбка, словно покойница только и ждала, когда же я позову ее поболтать посреди чужой гардеробной.
Я протянула руку, и она с готовностью вложила в нее призрачные пальцы. Порезы шли от середины предплечья, заходя на ладонь; их было много, разной длины и глубины, словно Саффрон в истерике резала себя снова и снова… но она растерянно пожимала полупрозрачными плечами, и на ее лице расплывалось недоумение.
Она не знала, что произошло. Надеялась, что я смогу внести хоть какую-то ясность, - а мне нечем было ее утешить.
Порезы на руках и действительно располагались так, словно она ранила себя сама, это ни с чем не спутать. Но как можно распороть себе все предплечье – и не повредить сухожилия, чтобы потом повторить на другой руке! – и ничего из этого не запомнить?! А ведь до этого нужно было наполнить ванну, написать предсмертную записку, выбрать нож… и долго лежать в остывающей воде, которая окрашивается в алый, пока слабость не заставит закрыть глаза.
Слишком много планирования и осмысленных действий для истерики. Больше похоже на затяжную беспросветность, когда лишенные смысла дни тянутся один за другим, неотличимые друг от друга, серые и пустые, и кажется, что смерть принесет облегчение, - только вот не вязалось это с Саффрон, которая даже в посмертии явилась к ведьме с широкой улыбкой на губах!
- Тебя все-таки убили, - с сожалением сказала я ей, и Саффрон с сомнением нахмурила идеально очерченные брови. Кому она могла помешать, легкая и счастливая?.. – Наверное, даже не из-за тебя самой, а…
Она сосредоточенно кивнула, и намертво закрученные кудряшки пружинисто подскочили от движения. «Папа», - беззвучно шевельнулись обескровленные губы, и Саффрон резко подалась вперед, хватая меня за протянутую руку.
Прикосновение было холодным и мокрым.
- Ему грустно, - сказала я, накрыв ее ладонь своей, - очень грустно. Но я не позволю навредить ему. Ты можешь спасть спокойно, Саффрон Кроуфорд, отпускаю тебя.
Она еще пыталась донести что-то еще, сосредоточенно стискивала бесплотные пальцы, - как же, такое интересное дело – и без нее?! – и таяла, исчезала. Я с сожалением улыбнулась ей вслед.
Неудивительно, что ее отец так убивается. Саффрон и сама стала для него путеводной звездой, и расчетливый и властный лорд Кроуфорд был готов весь мир бросить к ее ногам, лишь бы дочь была счастлива. Ему казалось, что без нее жизнь лишена смысла, сера и затянута, - но что делать с этим я, по счастью, примерно представляла.
- Марион! – ахнула от дверей Линдсей, тут же прижав пальцы к губам. – Что случилось?!
Я проследила за ее взглядом и тоже вздрогнула. На моих руках расплывались темно-алые пятна: смазанные отпечатки ладоней, суматошных касаний окровавленных пальцев и уродливых глубоких порезов, словно Саффрон побывала здесь во плоти, а не полупрозрачным видением, вырванным из объятий потустороннего ради короткой беседы.
- Все в порядке, - солгала я и полезла в сумочку за платком Джейдена. – Что сказал мистер Хайнс?
- Боюсь, пока он ничем не может помочь, - отмахнулась Линдсей, не позволив отвлечь себя от самой животрепещущей темы. – Это что, кровь?
- Не моя, - честно призналась я, не слишком прояснив ситуацию, и протерла руки платком Джейдена, тут же спрятав его обратно в сумку. – Еще пульке?..
* * *
Окончания ужина я ждала с нетерпением. Неудавшееся гадание и туманные пророчества порядком действовали на нервы, и я здорово подозревала, что если Джейден вздумает стесняться, то сама подойду к нему с непристойным предложением, лишь бы поскорее вытрясти из него хоть какие-нибудь сведения. К счастью, он и сам ел торопливо, то и дело оглядываясь на закуток для слуг, – когда только успел выяснить его расположение? – и моему чувству собственного достоинства ничего не угрожало.
Правда, ровно до того момента, как ко мне подскочила взволнованная Грейс и быстро зашептала:
- Там мистер Хайнс спрашивает о тебе!
Что характерно, первая мысль, которая пришла мне в голову, была вовсе не о гаданиях, не о Саффрон и не об интересе помощника детектива к мистеру Хантингтону. Богатая семейная история неприятностей и скелетов в шкафах привела к тому, что сначала я подумала о Сириле, - и опрометью бросилась вниз, на служебный этаж. Грейс побежала следом, прямо на ходу вещая, что миссис Уайтглоу наверняка усадила нежданного гостя в маленькой столовой, где прислуга обычно собиралась за завтраком.
Она не ошиблась. Я, увы, тоже.
- Миз Марион, мистер Сирил Кантуэлл – ваш кузен, если не ошибаюсь? – привстал из-за стола Элиас Хайнс, которого уже успели оделить чаем и булочками: должно быть, не мне одной он казался болезненно тощим. Впрочем, судя по полупустой корзинке для выпечки, ему все равно в прок не шло. – О, вижу, вам часто задают этот вопрос.
Я выдохнула и вернула себе нормальное выражение лица. Вопрос я и впрямь слышала чрезмерно часто, причем, как правило, либо от сослуживцев Элиаса, либо ото всяких маргинальных личностей вроде той же Нарит – причем опиумная пророчица, если задуматься, была еще ничего. Ей-то от меня ничего не требовалось.
- Сирил довольно популярен, - с чувством подтвердила я и достала из узкого углового шкафчика чистую чайную пару. – Надеюсь, он не попал в сферу ваших профессиональных интересов? Его родители сейчас где-то в Фурминте, если мне не изменяет память. Тетушка Ламаи находит какое-то особое удовольствие в гастролях, а ее муж во всем ей потакает.
Мистер Хайнс задумчиво покачал полупустой чашечкой с чаем. Я вежливо подлила ему еще и помахала рукой миссис Уайтглоу, выглянувшей с кухни. Не прошло и минуты, как корзинку с булочками сменила миска с коричными улитками из сдобного теста, которые, кажется, вообще-то готовились на завтрак для господ, но мистер Хайнс обладал каким-то почти гипнотическим влиянием на кухарку и поистине бездонным желудком – чрезвычайно удачное для него сочетание, если задуматься.
- Не знаю, как сказать… - вздохнул он и посмотрел на меня в упор.
Мне стоило изрядных усилий не отвести взгляд. На усыпанном темно-рыжими веснушками лице светлые до полупрозрачности глаза отчего-то казались до неуместности жутковатыми – Джейден с его мясницкими замашками и рядом не стоял!
- Говорите прямо, - посоветовала я и утащила коричную улитку. Последнюю. Как он вообще ухитряется оставаться таким тощим? – Меня не слишком легко шокировать.
- Мистер Кантуэлл ввязался в драку в портовом пабе и сейчас сидит под стражей, - воспользовался советом мистер Хайнс.
Я едва не подавилась.
- Сирил? В драку?!
- А говорили, что вас нелегко шокировать, - проворчал Элиас, поедая глазами половинку моей коричной улитки.
Я демонстративно проигнорировала его безмолвную просьбу и откашлялась, выравнивая взвинтившийся голос.
Самое смешное в Сириле – он всем нравился. Вот такой, как есть, коротышка и метис, слегка не от мира сего. По-моему, он даже в школе ни разу не дрался – все конфликты удавалось решать миром или сразу, или чуть попозже, с привлечением разнообразных «друзей» из самых неожиданных слоев общества. Друзьями Сирил обзаводился виртуозно – и виртуозно же распределял между ними удобные роли, да так, что никто не оставался в обиде или в накладе.
Чтобы Сирил – да не нашел кого-нибудь, кто ввяжется в кабацкую драку вместо него, и полез марать руки лично?! В лесу что-то крупное сдохло, не иначе.
- Сирил обычно находит способ-другой, - вынужденно призналась я Элиасу и отставила чай. Коричная улитка разом растеряла половину притягательности. – Я готова поручиться за него, но, к сожалению, еще не успела получить оплату за работу. Может быть, вас устроит…
- Оплату? Я могу помочь? – мягко спросили от дверей, и на этот раз я все-таки подскочила от неожиданности, опрокинув полупустой заварник.
Джейден как ни в чем не бывало поймал его на полпути к полу, но чайник отплатил ему черной неблагодарностью, щедро выплеснув остатки заварки на отутюженные брюки. Крышечка влепилась куда-то под колено, отскочила и со звоном разлетелась на три части.
