Выйти меня убедила старая камеристка, вежливо намекнувшая, что леди, конечно, должна кушать как птичка и весить как перышко, но это вовсе не повод бурчать голодным животом на престижной выставке. Пришлось прислушаться к голосу разума и спуститься к ланчу, чтобы лишний раз убедиться: одна небезызвестная леди в минуты стресса ест вовсе не как птичка, и компания за столом ей просто необходима, чтобы не терять лицо (и фигуру). К счастью, тетушка и Джоана знали меня как облупленную, и сразу после чая мы с кузиной без лишних разговоров отправились на Оплавленную Аллею.
Выставка уже открылась; художники расставили свои картины вдоль прогулочных дорожек, в тени деревьев, и солнце и листва рисовали поверх готовых изображений свое собственное творение. Художники из Гильдии никогда не выставлялись на открытом воздухе именно из-за причуд естественного освещения. По их мнению, картины нужно рассматривать в том же свете, в котором они были нарисованы.
Свободные художники же никогда не выставляли свои творения в галереях – потому что картины должны быть прекрасны в любой обстановке.
Мы с Джоаной скоро остановились, очарованные танцем солнечных зайчиков на полотне с изображением королевского дворца с гигантским перепускным каналом между башен. Настоящие блики на нарисованном водопаде, низвергающемся с желоба на крыше древнего строения, оказались настолько к месту, что, пожалуй, достигнуть подобного эффекта нарочно не удалось бы даже самому талантливому художнику.
Чрезвычайно довольный собой творец дежурил у своего полотна и рассказывал всем желающим историю строительства королевского дворца и все те хитрости, которые пришлось применить строителям, чтобы пустить горный ручей прямо по кровле. Когда он пошел по второму кругу, мы с Джоаной опомнились и отправились дальше. Картина, что говорить, была сказочно хороша – на солнце, с резными тенями листвы и золотистыми бликами на воде; но в сдержанном свете комнат особняка она смотрелась бы совершенно по-другому. Да и тетушка вряд ли бы сочла уместным вешать на стену изображение того, на что можно преспокойно полюбоваться из окон третьего этажа.
Слегка охрипший художник поглядел нам вслед с откровенной досадой, но окликать не решился.
Вдоль южного окончания аллеи выстроились пейзажи Нальмы – не всей, разумеется, а исключительно верхних районов. Площадь со спиральными фонтанами со всех ракурсов, десяток изображений королевского дворца, Государственного Драматического театра, Королевской оперы и Национального музея Ирейи – и я поймала себя на внезапной мысли, что маленькой принцессе здесь было бы скучно. Все это Ее Высочество видела изо дня в день, и оттого, что привычная архитектура оказалась перенесена на полотно, она не стала ни загадочней, ни красивее. Всего лишь изображения, вызывающие не больше чувств, чем обычные голограммы – просто предмет интерьера. Ничего нового, ничего действительно интересного.
Но в гостиных приличных домов другого и не вешали, и художники привычно реагировали на спрос.
- Мама решит, что мы ее обманули и гуляли с Эрданом и Аиданом, если вернемся без картины, - уныло прокомментировала Джоана, отвернувшись от очередного изображения школы Изящных Искусств.
В малой гостиной, граничащей с библиотекой, у нас уже висело очень похожее полотно – разве что автор был куда как именит.
- Если не найдем ничего интереснее, вернемся к виду на спиральные фонтаны с верхней точки Облачного района, - вздохнула я – и тут же резко остановилась, встревоженная и еще не до конца понимающая, что привлекло мое внимание.
Этот художник был вопиюще молод и хорош собой; он определенно напоминал мне кого-то, но в первое мгновение я лишь скользнула по нему взглядом и застыла, как привороженная, перед его триптихом.
Для своего творения он выбрал не привычное полотно, не дешевую бумагу и не экзотичные папирусы. Это было толстое стекло с легким голубовато-зеленым отливом на срезе.
Сюжет отсутствовал как таковой. На трех витражах радужной волной взлетали ввысь десятки, сотни бабочек – и ни одна не повторялась, не совпадала ни оттенком, ни рисунком на крылышках, ни их формой; но что-то общее пронизывало всю картину, заставляя ее казаться цельной, завершенной и невероятно волнующей в своем стремлении вверх.
Солнечный свет беспрепятственно проходил сквозь изображение и падал на траву многоцветными лучами.
- Павеллийские самшитовые крылатки, - прокомментировал художник, заметив наш интерес, - в течение своей жизни постоянно меняют окрас. Их миграция – просто невероятное зрелище.
- Они ведь ядовитые, - тихо сказала Джоана и чуть сильнее сжала пальцы на моем предплечье.
- Леди прекрасно эрудирована, - ослепительно улыбнулся художник. – Крылатки становятся ядовиты, как только превращаются в бабочек.
Я наконец смогла оторвать взгляд от смертельной радужной волны на стекле – и снова прикипела.
Пожалуй, я впервые в жизни видела мужчину, способного поспорить красотой с Третьим.
То есть… менее похожие типажи было еще поискать. Его Высочество собрал в себе лучшие черты старой ирейской аристократии: изящное телосложение, точеное лицо, великолепные манеры и поставленная самыми именитыми хореографами пластика движений. Вся его внешность – сдержанная, исполненная достоинства; над его образом работал не один десяток человек. Перед принцем хотелось склониться, признавая его превосходство.
Стоящий передо мной мужчина чем-то ассоциировался с нарисованной им волной. Легкая небрежность в одежде – воротник рубашки, распахнутый чуть сильнее, чем следовало бы, свободно развевающийся конец пестрого шелкового шарфа, торчащая из кармана узких брюк тонкая перчатка; невозможного оттенка глаза – темно-голубые, как небо над морем перед грозой, - темные брови вразлет, будто он всегда немного хмурится, и асимметричная улыбка, наполняющая все черты лица каким-то неуловимым внутренним светом, отличающим действительно красивых от рождения людей.
Склоняться перед ним не хотелось определенно. Он вызывал совершенно ошеломительное желание прижаться губами к его вечно приподнятому левому уголку рта или хотя бы немедленно сменить старое платье, сшитое по эскизу для дам, готовящихся в скором времени снять траур, на что-нибудь более светлое и подходящее молодой леди.
- В этот период жизни они ярче всего, - продолжил художник, вежливо не замечая моей реакции, и указал на первый витраж – действительно самый яркий, розово-рыже-сиреневый, как закат над водой. – Через две-три недели крылатки переходят в цвета холодного спектра, - плавный жест, привлекающий внимание к второму изображению триптиха, - и утрачивают ядовитые свойства. Из чешуек на крыльях синих и голубых бабочек делают основу для укрепляющих средств по уходу за волосами. А к концу жизни, - художник перешел к последнему витражу, - крылатки выцветают до бледно-сиреневого цвета и прячутся. Бледно-сиреневые крылатки больше всего ценятся коллекционерами, поскольку их очень сложно найти.
- Вы рисовали с голограммы? – спросила я и сама не узнала свой голос.
- Нет, миледи, - художник улыбнулся чуть шире, левый уголок его рта приподнялся еще выше – и на щеке обозначилась сногсшибательная ямочка. – Я имел счастье побывать в Павеллийском Национальном заповеднике, где лично наблюдал за самшитовыми крылатками. Впрочем, должен признаться, что первую, ядовитую, фазу видел исключительно через стекло скафандра.
Я поспешно отвела взгляд от углубившейся ямочки на его левой щеке и вдруг поняла, что не имею ни малейшего представления, о чем говорить дальше.
К счастью, рядом со мной была Джоана, прочно и надежно влюбленная в сына баронета Сайерз и твердо уверенная, что мужчины слегка за тридцать – второсортный товар. Ее ничуть не тронула ни красота художника, ни его манеры, и настрой кузина сохраняла чрезвычайно деловой.
- Сколько вы хотите за триптих, господин?..
- Крейг Ривз, - понятливо представился художник и назвал цену, явно завышенную в расчете на торг.
Что ж, сегодня ему повезло вдвойне.
- Надеюсь, в цену включена доставка? – вклинился в наш разговор великолепно поставленный баритон, при звуках которого я будто очнулась ото сна – и мир стал четче, резче и ярче еще до того, как я обернулась, чтобы увидеть, как Его Высочество собственной персоной любезно улыбается всем окружающим. – Леди Альгринн, леди Джоана…
У него никаких ямочек не было, а улыбка выглядела скорее отработанной и машинальной, чем искренней, но у меня сразу от сердца отлегло. Эта красота – достигнутая ежедневным трудом и многолетними тренировками – казалась куда более привычной, понятной и родной, чем варварские краски художниковых глаз.
- Я тоже хочу бабочек! – с нехарактерной ей капризной интонацией заявила маленькая принцесса, выступая из-за отцовской спины. – В игровую, там как раз три окна!
Его Высочество едва заметно дернул бровью.
- Эти витражи уже выбрала леди Альгринн, милая, - сказал он и повернулся к господину Ривзу. – Возможно, вы продадите Короне права на изготовление копий?
- Не хочу копию, мне нужны именно эти бабочки! – решительно сообщила принцесса и стиснула в маленькой ручке фирменный пластиковый стакан с трубочкой – кажется, такие продавались на входе на выставку. – Папа! Неужели леди не уступит витражи принцессе?!
- О, разумеется, Ваше Высочество, я… - начала я и осеклась, потому как Третий вдруг резко повернулся к дочери и повысил голос:
- Не капризничай! Принцессе не подобает злоупотреблять своим положением! Ты вполне можешь подождать несколько дней, и…
Господин Ривз побледнел и отступил назад, не решаясь ответить даже на заданный непосредственно ему вопрос. Это его и спасло: маленькая принцесса надула губы, топнула ногой, скривилась – и закричала:
- Я принцесса, ты подождешь! – и сердито махнула на нас с Джоаной пластиковым стаканчиком.
Выплеснувшийся нам на руки и юбки светло-коричневый состав действительно напоминал сладкую газированную воду, которую продавали у входа, но пах совершенно по-другому.
- Ох, Эмори!.. – возмущенно воскликнул принц, отобрал у дочери стакан и перешел на хелльский язык: – Госпожа Риана, будьте добры, уведите Ее Высочество. Сегодня она больше не покинет дворец. Проследите, чтобы принцесса поняла, чем это вызвано.
- Папа, витраж! – заканючила маленькая принцесса, но няня неумолимо утянула ее в портал.
А Третий превзошел сам себя, рассыпаясь в извинениях перед нами с Джоаной, выторговывая право на копирование витражей и доставку оригиналов в особняк Джейгоров. Приглашение во дворец прозвучало как-то мимоходом, явно не подразумевая отказа, будто не было ничего естественнее, чем явиться ко двору в грязных перчатках и мокрой юбке, чтобы переодеться во что-нибудь готовое из последних творений королевских портных. Кузина поглядывала на меня с удивлением, но не возражала, и спустя четверть часа мы уже вышли из портала прямиком в гардеробную комнату.
Я несколько смутилась, сообразив, чья она, но Его Высочество преспокойно выделил нам с Джоаной заранее приготовленные платья, позвал горничную и деликатно вышел.
- Вега, - со скрытой угрозой в голосе окликнула кузина, - ты не хочешь объяснить мне что-нибудь еще?
- Леди Джейгор будет в восторге! – невпопад сказала я ей, указав взглядом на горничную, которой совершенно ни к чему было знать лишние подробности. – Мы обязательно должны рассказать ей о визите во дворец!
Джоана понятливо подхватила бессмысленный треп о радостях незамужних леди и поддерживала его до тех пор, пока горничная не проводила нас до покоев маленькой принцессы, где нас дожидался Третий, по общепринятой версии занятый воспитанием дочери.
У игровой комнаты горничная сделала книксен и вышла, а я, наконец, оценила всю иронию ситуации: витражи здесь уже были, и стильные серебристо-голубые изображения зубчатой передачи идеально вписывались в интерьер.
- Ваше Высочество, вы были великолепны, - сдержанно улыбаясь, сообщила я.
- Благодарю, - церемонно кивнула маленькая принцесса и тут же нетерпеливо обернулась к столу, где няня уже разложила карандаши и теперь с опаской открывала готовальню, будто та могла укусить.
- Вега? – с нажимом окликнула Джоана. – Это было запланировано, поэтому ты так настоятельно советовала надеть старое платье?
- Именно так, - обреченно призналась я и покосилась на Его Высочество. Принц немедленно просиял обаятельно-вежливой улыбкой и пригласил нас к чайному столику, пообещав все объяснить, но я без промедления сбежала к маленькой принцессе.
Она отлично помогала отгонять мысль о том, что в какое-то ослепительно бесстыдное мгновение я всерьез хотела подарить свое благоволение какому-то низкородному ремесленнику, которого видела впервые в жизни, и только личное появление Третьего смогло вернуть все на свои места.
Избегать общения с ним мне удавалось примерно четверть часа – ровно столько понадобилось Его Высочеству, чтобы объяснить Джоане произошедшее, принести ей извинения, поздравить с помолвкой и распорядиться касательно индивидуального портала в особняк Джейгор и сопровождающих, способных внушить доверие тетушке. Затем принц чинно допил чай и радостно включился в процесс рисования Расселиновой системы перепускных труб.
Где-то на этом этапе выяснилось, что цвета Его Высочество чувствует куда хуже дочери, зато обладает поистине реликтовым в наше время навыком – чертить вручную – и даже способен научить маленькую девочку изображать эллипс при помощи циркуля и линейки, пока гостья отдает должное чаю с королевской фабрики.
Няня с философской меланхолией на лице сидела в углу детской, читая какой-то роман на родном языке, и даже не пыталась вмешиваться. Третий наследник престола Ирейи с азартом крутился возле стола, явно с трудом сдерживаясь, чтобы не вычертить трубопроводы самостоятельно. А маленький беспощадный тиран, к моему бурному восторгу, ухитрялся строить и припахивать даже высокопоставленного папашу, не допуская и мысли о том, что кто-то тоже может разорять готовальню.
Меня, разумеется, руководство тоже не обошло вниманием, и вскоре я покорно штриховала первую радугу над озером, то и дело сталкиваясь плечами с Третьим, занятым облаками на небе. Ее Высочество чертила ось поврежденного разгрузочного байпаса, высунув от усердия язычок.
Увы, завершить картину мы не успели. Нас прервал паж – по виду немногим старше маленькой принцессы – но уже преисполненный чувства собственной значимости.
- Ваше Высочество, леди Альглинн, - говорил он не так чисто, как Ее Высочество, но очень старался. – Его Величество вылазил желание видеть вас в своей плиемной, но лекомендовал воспользоваться системой потайных ходов.
Его Высочество выпрямился, отложил синий карандаш и серьезно кивнул.
- Хорошо, Дарт. Мы отправимся немедленно.
Паж чинно поклонился и выскочил, и я тоже отложила карандаши. Принц повернулся к дочери, явно собираясь объяснить причины своего решения, но та его опередила:
- Понимаю, нужды короля превыше всего, поскольку они есть отражение нужд королевства, - заученно вздохнула она. – Надеюсь, леди Альгринн, вы сумеете уделить мне время в другой ваш визит. Леди надлежит завершать начатое.
Я едва справилась с неуместной улыбкой.
Выставка уже открылась; художники расставили свои картины вдоль прогулочных дорожек, в тени деревьев, и солнце и листва рисовали поверх готовых изображений свое собственное творение. Художники из Гильдии никогда не выставлялись на открытом воздухе именно из-за причуд естественного освещения. По их мнению, картины нужно рассматривать в том же свете, в котором они были нарисованы.
Свободные художники же никогда не выставляли свои творения в галереях – потому что картины должны быть прекрасны в любой обстановке.
Мы с Джоаной скоро остановились, очарованные танцем солнечных зайчиков на полотне с изображением королевского дворца с гигантским перепускным каналом между башен. Настоящие блики на нарисованном водопаде, низвергающемся с желоба на крыше древнего строения, оказались настолько к месту, что, пожалуй, достигнуть подобного эффекта нарочно не удалось бы даже самому талантливому художнику.
Чрезвычайно довольный собой творец дежурил у своего полотна и рассказывал всем желающим историю строительства королевского дворца и все те хитрости, которые пришлось применить строителям, чтобы пустить горный ручей прямо по кровле. Когда он пошел по второму кругу, мы с Джоаной опомнились и отправились дальше. Картина, что говорить, была сказочно хороша – на солнце, с резными тенями листвы и золотистыми бликами на воде; но в сдержанном свете комнат особняка она смотрелась бы совершенно по-другому. Да и тетушка вряд ли бы сочла уместным вешать на стену изображение того, на что можно преспокойно полюбоваться из окон третьего этажа.
Слегка охрипший художник поглядел нам вслед с откровенной досадой, но окликать не решился.
Вдоль южного окончания аллеи выстроились пейзажи Нальмы – не всей, разумеется, а исключительно верхних районов. Площадь со спиральными фонтанами со всех ракурсов, десяток изображений королевского дворца, Государственного Драматического театра, Королевской оперы и Национального музея Ирейи – и я поймала себя на внезапной мысли, что маленькой принцессе здесь было бы скучно. Все это Ее Высочество видела изо дня в день, и оттого, что привычная архитектура оказалась перенесена на полотно, она не стала ни загадочней, ни красивее. Всего лишь изображения, вызывающие не больше чувств, чем обычные голограммы – просто предмет интерьера. Ничего нового, ничего действительно интересного.
Но в гостиных приличных домов другого и не вешали, и художники привычно реагировали на спрос.
- Мама решит, что мы ее обманули и гуляли с Эрданом и Аиданом, если вернемся без картины, - уныло прокомментировала Джоана, отвернувшись от очередного изображения школы Изящных Искусств.
В малой гостиной, граничащей с библиотекой, у нас уже висело очень похожее полотно – разве что автор был куда как именит.
- Если не найдем ничего интереснее, вернемся к виду на спиральные фонтаны с верхней точки Облачного района, - вздохнула я – и тут же резко остановилась, встревоженная и еще не до конца понимающая, что привлекло мое внимание.
Этот художник был вопиюще молод и хорош собой; он определенно напоминал мне кого-то, но в первое мгновение я лишь скользнула по нему взглядом и застыла, как привороженная, перед его триптихом.
Для своего творения он выбрал не привычное полотно, не дешевую бумагу и не экзотичные папирусы. Это было толстое стекло с легким голубовато-зеленым отливом на срезе.
Сюжет отсутствовал как таковой. На трех витражах радужной волной взлетали ввысь десятки, сотни бабочек – и ни одна не повторялась, не совпадала ни оттенком, ни рисунком на крылышках, ни их формой; но что-то общее пронизывало всю картину, заставляя ее казаться цельной, завершенной и невероятно волнующей в своем стремлении вверх.
Солнечный свет беспрепятственно проходил сквозь изображение и падал на траву многоцветными лучами.
- Павеллийские самшитовые крылатки, - прокомментировал художник, заметив наш интерес, - в течение своей жизни постоянно меняют окрас. Их миграция – просто невероятное зрелище.
- Они ведь ядовитые, - тихо сказала Джоана и чуть сильнее сжала пальцы на моем предплечье.
- Леди прекрасно эрудирована, - ослепительно улыбнулся художник. – Крылатки становятся ядовиты, как только превращаются в бабочек.
Я наконец смогла оторвать взгляд от смертельной радужной волны на стекле – и снова прикипела.
Пожалуй, я впервые в жизни видела мужчину, способного поспорить красотой с Третьим.
То есть… менее похожие типажи было еще поискать. Его Высочество собрал в себе лучшие черты старой ирейской аристократии: изящное телосложение, точеное лицо, великолепные манеры и поставленная самыми именитыми хореографами пластика движений. Вся его внешность – сдержанная, исполненная достоинства; над его образом работал не один десяток человек. Перед принцем хотелось склониться, признавая его превосходство.
Стоящий передо мной мужчина чем-то ассоциировался с нарисованной им волной. Легкая небрежность в одежде – воротник рубашки, распахнутый чуть сильнее, чем следовало бы, свободно развевающийся конец пестрого шелкового шарфа, торчащая из кармана узких брюк тонкая перчатка; невозможного оттенка глаза – темно-голубые, как небо над морем перед грозой, - темные брови вразлет, будто он всегда немного хмурится, и асимметричная улыбка, наполняющая все черты лица каким-то неуловимым внутренним светом, отличающим действительно красивых от рождения людей.
Склоняться перед ним не хотелось определенно. Он вызывал совершенно ошеломительное желание прижаться губами к его вечно приподнятому левому уголку рта или хотя бы немедленно сменить старое платье, сшитое по эскизу для дам, готовящихся в скором времени снять траур, на что-нибудь более светлое и подходящее молодой леди.
- В этот период жизни они ярче всего, - продолжил художник, вежливо не замечая моей реакции, и указал на первый витраж – действительно самый яркий, розово-рыже-сиреневый, как закат над водой. – Через две-три недели крылатки переходят в цвета холодного спектра, - плавный жест, привлекающий внимание к второму изображению триптиха, - и утрачивают ядовитые свойства. Из чешуек на крыльях синих и голубых бабочек делают основу для укрепляющих средств по уходу за волосами. А к концу жизни, - художник перешел к последнему витражу, - крылатки выцветают до бледно-сиреневого цвета и прячутся. Бледно-сиреневые крылатки больше всего ценятся коллекционерами, поскольку их очень сложно найти.
- Вы рисовали с голограммы? – спросила я и сама не узнала свой голос.
- Нет, миледи, - художник улыбнулся чуть шире, левый уголок его рта приподнялся еще выше – и на щеке обозначилась сногсшибательная ямочка. – Я имел счастье побывать в Павеллийском Национальном заповеднике, где лично наблюдал за самшитовыми крылатками. Впрочем, должен признаться, что первую, ядовитую, фазу видел исключительно через стекло скафандра.
Я поспешно отвела взгляд от углубившейся ямочки на его левой щеке и вдруг поняла, что не имею ни малейшего представления, о чем говорить дальше.
К счастью, рядом со мной была Джоана, прочно и надежно влюбленная в сына баронета Сайерз и твердо уверенная, что мужчины слегка за тридцать – второсортный товар. Ее ничуть не тронула ни красота художника, ни его манеры, и настрой кузина сохраняла чрезвычайно деловой.
- Сколько вы хотите за триптих, господин?..
- Крейг Ривз, - понятливо представился художник и назвал цену, явно завышенную в расчете на торг.
Что ж, сегодня ему повезло вдвойне.
- Надеюсь, в цену включена доставка? – вклинился в наш разговор великолепно поставленный баритон, при звуках которого я будто очнулась ото сна – и мир стал четче, резче и ярче еще до того, как я обернулась, чтобы увидеть, как Его Высочество собственной персоной любезно улыбается всем окружающим. – Леди Альгринн, леди Джоана…
У него никаких ямочек не было, а улыбка выглядела скорее отработанной и машинальной, чем искренней, но у меня сразу от сердца отлегло. Эта красота – достигнутая ежедневным трудом и многолетними тренировками – казалась куда более привычной, понятной и родной, чем варварские краски художниковых глаз.
- Я тоже хочу бабочек! – с нехарактерной ей капризной интонацией заявила маленькая принцесса, выступая из-за отцовской спины. – В игровую, там как раз три окна!
Его Высочество едва заметно дернул бровью.
- Эти витражи уже выбрала леди Альгринн, милая, - сказал он и повернулся к господину Ривзу. – Возможно, вы продадите Короне права на изготовление копий?
- Не хочу копию, мне нужны именно эти бабочки! – решительно сообщила принцесса и стиснула в маленькой ручке фирменный пластиковый стакан с трубочкой – кажется, такие продавались на входе на выставку. – Папа! Неужели леди не уступит витражи принцессе?!
- О, разумеется, Ваше Высочество, я… - начала я и осеклась, потому как Третий вдруг резко повернулся к дочери и повысил голос:
- Не капризничай! Принцессе не подобает злоупотреблять своим положением! Ты вполне можешь подождать несколько дней, и…
Господин Ривз побледнел и отступил назад, не решаясь ответить даже на заданный непосредственно ему вопрос. Это его и спасло: маленькая принцесса надула губы, топнула ногой, скривилась – и закричала:
- Я принцесса, ты подождешь! – и сердито махнула на нас с Джоаной пластиковым стаканчиком.
Выплеснувшийся нам на руки и юбки светло-коричневый состав действительно напоминал сладкую газированную воду, которую продавали у входа, но пах совершенно по-другому.
- Ох, Эмори!.. – возмущенно воскликнул принц, отобрал у дочери стакан и перешел на хелльский язык: – Госпожа Риана, будьте добры, уведите Ее Высочество. Сегодня она больше не покинет дворец. Проследите, чтобы принцесса поняла, чем это вызвано.
- Папа, витраж! – заканючила маленькая принцесса, но няня неумолимо утянула ее в портал.
А Третий превзошел сам себя, рассыпаясь в извинениях перед нами с Джоаной, выторговывая право на копирование витражей и доставку оригиналов в особняк Джейгоров. Приглашение во дворец прозвучало как-то мимоходом, явно не подразумевая отказа, будто не было ничего естественнее, чем явиться ко двору в грязных перчатках и мокрой юбке, чтобы переодеться во что-нибудь готовое из последних творений королевских портных. Кузина поглядывала на меня с удивлением, но не возражала, и спустя четверть часа мы уже вышли из портала прямиком в гардеробную комнату.
Я несколько смутилась, сообразив, чья она, но Его Высочество преспокойно выделил нам с Джоаной заранее приготовленные платья, позвал горничную и деликатно вышел.
- Вега, - со скрытой угрозой в голосе окликнула кузина, - ты не хочешь объяснить мне что-нибудь еще?
- Леди Джейгор будет в восторге! – невпопад сказала я ей, указав взглядом на горничную, которой совершенно ни к чему было знать лишние подробности. – Мы обязательно должны рассказать ей о визите во дворец!
Джоана понятливо подхватила бессмысленный треп о радостях незамужних леди и поддерживала его до тех пор, пока горничная не проводила нас до покоев маленькой принцессы, где нас дожидался Третий, по общепринятой версии занятый воспитанием дочери.
У игровой комнаты горничная сделала книксен и вышла, а я, наконец, оценила всю иронию ситуации: витражи здесь уже были, и стильные серебристо-голубые изображения зубчатой передачи идеально вписывались в интерьер.
- Ваше Высочество, вы были великолепны, - сдержанно улыбаясь, сообщила я.
- Благодарю, - церемонно кивнула маленькая принцесса и тут же нетерпеливо обернулась к столу, где няня уже разложила карандаши и теперь с опаской открывала готовальню, будто та могла укусить.
- Вега? – с нажимом окликнула Джоана. – Это было запланировано, поэтому ты так настоятельно советовала надеть старое платье?
- Именно так, - обреченно призналась я и покосилась на Его Высочество. Принц немедленно просиял обаятельно-вежливой улыбкой и пригласил нас к чайному столику, пообещав все объяснить, но я без промедления сбежала к маленькой принцессе.
Она отлично помогала отгонять мысль о том, что в какое-то ослепительно бесстыдное мгновение я всерьез хотела подарить свое благоволение какому-то низкородному ремесленнику, которого видела впервые в жизни, и только личное появление Третьего смогло вернуть все на свои места.
Избегать общения с ним мне удавалось примерно четверть часа – ровно столько понадобилось Его Высочеству, чтобы объяснить Джоане произошедшее, принести ей извинения, поздравить с помолвкой и распорядиться касательно индивидуального портала в особняк Джейгор и сопровождающих, способных внушить доверие тетушке. Затем принц чинно допил чай и радостно включился в процесс рисования Расселиновой системы перепускных труб.
Где-то на этом этапе выяснилось, что цвета Его Высочество чувствует куда хуже дочери, зато обладает поистине реликтовым в наше время навыком – чертить вручную – и даже способен научить маленькую девочку изображать эллипс при помощи циркуля и линейки, пока гостья отдает должное чаю с королевской фабрики.
Няня с философской меланхолией на лице сидела в углу детской, читая какой-то роман на родном языке, и даже не пыталась вмешиваться. Третий наследник престола Ирейи с азартом крутился возле стола, явно с трудом сдерживаясь, чтобы не вычертить трубопроводы самостоятельно. А маленький беспощадный тиран, к моему бурному восторгу, ухитрялся строить и припахивать даже высокопоставленного папашу, не допуская и мысли о том, что кто-то тоже может разорять готовальню.
Меня, разумеется, руководство тоже не обошло вниманием, и вскоре я покорно штриховала первую радугу над озером, то и дело сталкиваясь плечами с Третьим, занятым облаками на небе. Ее Высочество чертила ось поврежденного разгрузочного байпаса, высунув от усердия язычок.
Увы, завершить картину мы не успели. Нас прервал паж – по виду немногим старше маленькой принцессы – но уже преисполненный чувства собственной значимости.
- Ваше Высочество, леди Альглинн, - говорил он не так чисто, как Ее Высочество, но очень старался. – Его Величество вылазил желание видеть вас в своей плиемной, но лекомендовал воспользоваться системой потайных ходов.
Его Высочество выпрямился, отложил синий карандаш и серьезно кивнул.
- Хорошо, Дарт. Мы отправимся немедленно.
Паж чинно поклонился и выскочил, и я тоже отложила карандаши. Принц повернулся к дочери, явно собираясь объяснить причины своего решения, но та его опередила:
- Понимаю, нужды короля превыше всего, поскольку они есть отражение нужд королевства, - заученно вздохнула она. – Надеюсь, леди Альгринн, вы сумеете уделить мне время в другой ваш визит. Леди надлежит завершать начатое.
Я едва справилась с неуместной улыбкой.
