То есть просто проигнорировал неугодную часть и перешел к делу.
- Нисаль, Аизе известна часть заклинания, которое использовалось для контрабанды рабов, - сообщил он и самолично наполнил себе кубок. Я благовоспитанно дождалась, пока господин не сделает первый глоток, и тут же выхлебала полную чашу прохладного лимонного шербета, с нескрываемым одобрением прислушиваясь к приятно потяжелевшему животу. – Если она перенесет заклинание на свиток, ты сможешь определить школу, к которой принадлежал маг, создавший его?
- Сделаю все возможное, мой господин, - склонил голову Нисаль-ага и тоже пригубил шербет.
Рашед-тайфа поморщился, невольно выдавая, что такая раболепная почтительность его слуге обычно не свойственна, но одергивать его не стал. А вот я растерянно перевела взгляд с одного на другого и все-таки рискнула напомнить:
- Но я обещала это заклинание Сабиру-бею!
- Сабир-бей своего обещания, очевидно, не сдержал, - заметил тайфа с усмешкой. – Но, думаю, будет мудро поделиться с ним всем, что станет известно. Тебе не о чем волноваться. Утром ты посетишь мастерскую Нисаля, он исследует свиток и отошлет к чорваджи-баши слугу с письмом.
Нисаль-ага снова склонил голову, приняв к сведению не озвученный напрямую приказ, и Рашед-тайфа раздраженно махнул рукой, позволив слуге удалиться. Я дернулась было следом, но поняла, что как раз ко мне жест не относился, и напряженно скомкала и без того измятую юбку.
- А теперь рассказывай, о чем ты не успела договорить, - рассеянно велел господин, отщипнув себе самую соблазнительную веточку винограда.
Я заставила себя отвести взгляд и не смотреть, как он лениво перекатывает в пальцах ягоду перед тем, как отправить ее в рот.
- Я вольная горожанка, Рашед-тайфа, - призналась я, старательно глядя на кувшин с шербетом, - у меня есть дом и хозяйство. Они пропадут без присмотра.
В округлом боку серебряного кувшина отражался искаженный тайфа, сосредоточенно изучающий очередную виноградинку.
- Ты должна была понимать, чем рискуешь, когда согласилась изобразить рабыню, - без особого выражения заметил он, не поднимая взгляда, и зачем-то принюхался.
- До сих пор Сабир-бей не давал ни малейшего повода сомневаться в своем слове, - обреченно сказала я, уже понимая, что к желанной свободе этот разговор не приведет: у тайфы имелась совершенно законная купчая, и выход с женской половины его дворца теперь лежал только через милость чорваджи-баши. – Прошу, господин, в доме остался раб. Без хозяйки его посчитают беглым и убьют!
Теперь отражение в кувшине смотрело на меня с какой-то нехорошей задумчивостью.
- Я слышал о мастере-свиточнике Мади с Ремесленной улицы, - сообщил тайфа, будто не услышав последних слов. – Ты его вдова?
- Падчерица, - я нервно качнула головой. – Он выкупил меня у караванщика, когда я была совсем маленькой, и удочерил. Надеялся, что я вырасту магом, и он сможет не просто копировать чужие заклинания на свитки, а создавать свои собственные с моей помощью, но… - я развела руками, позволив тайфе додумать историю самому.
Много ли новых заклинаний создашь с помощью «зеркала», которое само ни на что не способно? Но к тому моменту, когда стало ясно, что полноценного дара у меня никогда не будет, я уже десять лет как считалась дочерью одинокого мастера, и отчим, хоть и вздыхал порой об упущенной выгоде, и не помышлял о том, чтобы избавиться от бесполезного приобретения.
- Раб, о котором я говорила, - это бывший подмастерье отчима, - созналась я. – Малих – из потомственных рабов, и ему невозможно даровать свободу, иначе я бы не стала держать его. Но он талантлив и добр, и никак не заслуживает такого предательства от хозяйки.
- Свиточник? – без особого интереса уточнил Рашед-тайфа. – Не маг?
Я удрученно покачала головой. На магов папе не везло.
- Ясно, - тайфа отложил виноград и выпрямился. – Тогда поступим так: ты напишешь записку с приказом, и утром слуга отнесет ее твоему рабу. Он поступит в распоряжение к Нисалю и, если покажет себя хорошим работником, то получит покровительство гильдии и дозволение создать свою мастерскую. Он по-прежнему будет твоей собственностью, я не стану требовать купчую. Вы оба сможете покинуть дворец, как только сеть контрабандистов будет уничтожена.
Тайфа говорил со спокойной уверенностью, не спрашивая моего согласия, словно других вариантов не было и быть не могло, и это раздражало, пожалуй, даже сильнее, чем то, с какой легкостью он нашел правильную мотивацию – для нас обоих.
Если бы у Малиха было гильдейское дозволение создавать свитки, мне и в страшном сне не привиделась бы игра в невинную жертву и работа на чорваджи-баши. Но гильдия за свое покровительство требовала столько, что нам пришлось бы продать дом, чтобы оплатить взнос, и на первоначальную покупку материалов и инструментов уже ничего не осталось бы – а в долг бы уже никто не дал. С чего бы, если мне даже в качестве залога было бы нечего предложить?..
Предложение тайфы оказалось даже щедрее, чем плата чорваджи-баши. Никому в здравом уме и в голову не пришло бы отказываться или с подозрением смотреть в зубы этому роскошному дареному коню.
Но я на здравый ум никогда не претендовала – иначе бы уж точно не оказалась в таком положении.
- А я, выходит, должна буду жить на женской половине? – хмуро уточнила я.
Рашед-тайфа расслабленно пожал плечами.
- Не на мужской же.
Я подавилась дурацким нервным смешком.
- Нет, в смысле – мне нельзя будет выходить из дворца?
- Нет, - твердо ответил тайфа и впервые за весь разговор будто бы весь подобрался, напрягшись, как перед схваткой. – Тахир-ага останется в Старом городе еще на несколько месяцев, пока не продаст всех девушек из последней партии. Если ты попадешься ему на глаза где-нибудь на базаре, он поймет, что я купил тебя не просто как очередное украшение для гарема, и наверняка расскажет об этом своим поставщикам – а те затаятся, и обнаружить всю сеть станет в разы сложнее.
- Но это будет проблемой янычаров султана, - заметила я.
Он вдруг усмехнулся – остро, быстро и кривовато – и снова расслабился, откинувшись на подушки. Белоснежная простыня, и без того державшаяся на честном слове, сползла почти до пояса, занятно контрастируя со смуглой кожей.
- Это будет всеобщей проблемой, - возразил он и оперся на локоть. – Люди – создания стайные; если кто-то наглядно продемонстрирует, что можно нарушить закон, хорошо на этом нажиться и убраться восвояси, оставив янычаров ни с чем, то у него очень быстро появятся последователи, и постепенно их будет становиться все больше. Не обязательно именно в работорговле. Если закон слаб, то зачем ему следовать? – он пожал свободным плечом. – А я чрезвычайно ленив, Аиза, и терпеть не могу делать лишнюю работу, не говоря уже о том, чтобы доказывать какому-нибудь преступному сброду, что моему слову надлежит повиноваться. Да, я всего лишь один из градоправителей, а не султан, но незаконная работорговля процветает здесь, на моей земле, в Старом городе, и если ее не пресечь немедленно, то брожение нравов тоже начнет распространение отсюда. Мне проще вмешаться сейчас, нежели дожидаться чьих-то успехов, которые могут изрядно запоздать. В конце концов, речь идет не о мелком воровстве на ярмарочной площади, а о попытке очернить султана и заставить наших новых союзников сомневаться в твердости его слова. После затяжной войны этого допускать никак нельзя, потому что сейчас никто не поручится, что мы выстоим в следующем конфликте.
Это объяснение пришлось проглотить; я еще помнила ощущение беспомощной паники, когда наступление Свободных княжеств накатывало на империю штормовой волной, погребая под собой город за городом, и не докатилась до нас только благодаря пустыне. Если увеличение числа преступников, нарушивших запрет султана, может привести к чему-то подобному, то я уж как-нибудь перетерплю несколько дней взаперти.
- Надеюсь, ты понимаешь, что я не могу позволить чорваджи-баши выкупить тебя, - продолжил Рашед-тайфа. – Слишком много людей видели, как ты вошла в мои покои и провела здесь вечер; слуги будут считать тебя моей наложницей, и, если я вздумаю продать тебя так скоро, заподозрят неладное – а там уже пересуды не остановит ничто.
Я поджала губы и выпустила из пальцев скомканный подол. Это я прекрасно понимала и сама – и отчего-то не могла отделаться от мысли, что тайфа вполне мог обставить эту беседу совсем по-другому. Отправить меня к прислужницам, например, а потом велеть прислать меня для уборки в каком-нибудь кабинете, где по случайному стечению обстоятельств оказался бы Нисаль-ага, а то и сам господин… да мало ли вариантов?
Но спрашивать об этом я поостереглась. У него наверняка нашлось бы какое-нибудь оскорбительно логичное объяснение и для того, чтобы сделать из меня постельную игрушку, а мне совершенно не хотелось портить отношения с человеком, который фактически пообещал Малиху блестящее будущее – которое не могла дать я.
- Понятно, - коротко отозвалась я. – Могу я быть свободна?
- Нет, - невозмутимо ответил Рашед-тайфа и фыркнул, как невоспитанный жеребец. – Но ты можешь уйти к себе. Я отдам распоряжение, чтобы тебе подготовили комнату.
Я недоверчиво выгнула бровь, но возражать не стала.
Берегись, чтобы твой язык не отрезал твою голову!
- арабская пословица
Отчим часто повторял, что спокойствие - это волшебная сила, расставляющая все по своим местам.
Если ты спокоен, то для тебя не составит труда правильно расставить приоритеты, выработать порядок действий и планомерно двигаться к цели, пока не достигнешь желаемого. Спокойствие очищает разум и делает мир вокруг проще и яснее.
Мой разум, следовало признать, нуждался не просто в очищении, а в генеральной уборке. Здравого смысла хватило разве что на то, чтобы молча проследовать за хмурой заспанной Лин на женскую половину дворца и придержать при себе комментарии, когда я обнаружила, что гарем, несмотря на поздний (или уже ранний?) час, вовсе не спит.
Простые рабыни и свободные служанки размещались в общей комнате на первом этаже, на одинаковых узких кроватях-лежанках. Извечное женское любопытство не позволяло обитательницам гарема как следует отдохнуть после долгого трудового дня, а присутствие надзирательницы заставляло оставаться на местах и не соваться с расспросами к «новенькой», и они так диковато сверкали глазами из-под тонких одеял, словно и сами опасались, что это противоречие разорвет их пополам.
- Всех на рассвете подниму, - проворчала Лин, вроде бы ни к кому не обращаясь, но глаза и любопытные носы моментально попрятались.
Призвать наложниц к порядку оказалось куда сложнее. Они выглядывали из крошечных комнаток с галереи второго этажа, вовсе не таясь, и угрозу раннего подъема встретили, не дрогнув: кажется, не спать ночь напролет для них было не внове.
А еще их почему-то было всего две – куда меньше, чем я ожидала.
- И тебя на рассвете подниму, - хмуро пригрозила Лин, заметив мой ошарашенный взгляд. – Нисаль-ага всегда рано встает, как раз после завтрака и поработаешь.
Я тоже оставила угрозу без внимания. После такого насыщенного переживаниями дня все равно едва ли получилось бы заснуть; кроме того, наблюдать за наложницами оказалось даже интереснее, чем за ярмарочным представлением, такие выразительные у них были лица. Если упоминание Нисаля-аги повергло их в легкий шок – что за интерес у придворного чародея может быть к новой невольнице?! – то волшебное слово «поработаешь» принесло им несказанное облегчение.
Если мне предстояло проводить дни в трудах, пока они могли посвятить время своей красоте, танцам и учебе, то какая из меня соперница? Я тоже выдохнула: одно дело – потерпеть гаремные порядки до освобождения, и совсем другое – погрязнуть в разборках с настоящими наложницами, которые знать не знали, как и зачем я очутилась во дворце.
А потом Лин почему-то прошла мимо галереи наложниц и стала подниматься выше, на третий этаж, и тут-то лица и вытянулись – что у меня, что у красавиц, обласканных вниманием тайфы.
- А разве здесь не… - робко начала было я, когда надзирательница уверенно распахнула тяжелые деревянные двери, покрытые затейливой резьбой.
Было довольно сложно не заметить, что на нижних этажах двери отсутствовали в принципе. Колонны, ширмы, занавеси – но ни единого замка или засова. Рабыни принадлежали тайфе, и личное пространство им не полагалось. А здесь… я замерла на пороге, недоверчиво рассматривая уходящий вдаль коридор, освещенный лампами из цветного стекла.
- Приказы тайфы не обсуждаются, - отрезала Лин, не дослушав, и подтолкнула меня вперед. – Он велел приготовить комнату для почетной гостьи.
- Те девушки внизу, - хмуро напомнила я, перескочив через порог и снова остановившись, - наложницы. Они же меня со свету сживут, если меня в первый же день во дворце поселить этажом выше них!
Лин тяжело вздохнула и закрыла двери за собой. В коридоре стало заметно темнее: лампы из цветного стекла скорее создавали настроение, нежели светили. Они должны были казаться праздничными фонариками из сказки про волшебных джиннов, но сейчас я никак не могла отделаться от ощущения, что ко мне со всех сторон подступают причудливо изогнутые тени, подрагивающие при каждом движении.
- Тайфа дал тебе работу, - ответила Лин совсем другим тоном, заметив перемену моего настроения, - пока ты будешь заниматься ей, тебе будет не до наложниц, а им – не до тебя. Но если они попытаются что-нибудь сделать, расскажи мне. Я разберусь.
Лично я предпочла бы разобраться сразу, но уже догадывалась, что услышу в ответ на просьбу позволить ночевать этажом ниже. Да хоть двумя!
Приказы тайфы, слово тайфы, тайфа, тайфа, тайфа…
Я вдруг осознала, что сам он не мог не догадываться, какое впечатление произведет его распоряжение в гареме, - все-таки на наивного мальчика Рашед-тайфа не тянул. Кажется, господин и сам рассчитывал, что, пока я буду работать на Нисаля-агу, меня не тронут, - а значит, я буду работать как можно дольше, прилежней и старательней, чтобы придворный чародей не гнушался снова и снова звать меня в свою мастерскую.
Это здорово напоминало о том, с какой легкостью тайфа нашел подход ко мне самой, сходу предложив за мои труды именно то, чего я хотела больше всего: гильдейское дозволение для Малиха и свободу – для меня. Это отлично объясняло, почему все встреченные мной слуги вели себя так, будто приказы тайфы были весомее слов самого султана.
Это раздражало так, что я невольно сжала кулаки и стиснула зубы, - но каким-то чудом все-таки сдержалась и не сорвалась ни в крик, ни в слезы. И запоздало поняла, что на такую реакцию тайфа, должно быть, и рассчитывал.
Я слишком привыкла к тому, что спокойствие, пусть даже и напускное, может быть для женщины иллюзорными доспехами – куда более надежными, чем красота и грация; но человека, который умудрился рассмотреть это во мне, я встретила впервые.
- Сюда, - устало велела Лин, выдергивая меня из размышлений, и отперла первую же боковую дверь в длинном коридоре. – Только не вздумай здесь шуметь: соседнюю комнату занимает старшая сестра тайфы, а у нее очень чуткий сон.
- Нисаль, Аизе известна часть заклинания, которое использовалось для контрабанды рабов, - сообщил он и самолично наполнил себе кубок. Я благовоспитанно дождалась, пока господин не сделает первый глоток, и тут же выхлебала полную чашу прохладного лимонного шербета, с нескрываемым одобрением прислушиваясь к приятно потяжелевшему животу. – Если она перенесет заклинание на свиток, ты сможешь определить школу, к которой принадлежал маг, создавший его?
- Сделаю все возможное, мой господин, - склонил голову Нисаль-ага и тоже пригубил шербет.
Рашед-тайфа поморщился, невольно выдавая, что такая раболепная почтительность его слуге обычно не свойственна, но одергивать его не стал. А вот я растерянно перевела взгляд с одного на другого и все-таки рискнула напомнить:
- Но я обещала это заклинание Сабиру-бею!
- Сабир-бей своего обещания, очевидно, не сдержал, - заметил тайфа с усмешкой. – Но, думаю, будет мудро поделиться с ним всем, что станет известно. Тебе не о чем волноваться. Утром ты посетишь мастерскую Нисаля, он исследует свиток и отошлет к чорваджи-баши слугу с письмом.
Нисаль-ага снова склонил голову, приняв к сведению не озвученный напрямую приказ, и Рашед-тайфа раздраженно махнул рукой, позволив слуге удалиться. Я дернулась было следом, но поняла, что как раз ко мне жест не относился, и напряженно скомкала и без того измятую юбку.
- А теперь рассказывай, о чем ты не успела договорить, - рассеянно велел господин, отщипнув себе самую соблазнительную веточку винограда.
Я заставила себя отвести взгляд и не смотреть, как он лениво перекатывает в пальцах ягоду перед тем, как отправить ее в рот.
- Я вольная горожанка, Рашед-тайфа, - призналась я, старательно глядя на кувшин с шербетом, - у меня есть дом и хозяйство. Они пропадут без присмотра.
В округлом боку серебряного кувшина отражался искаженный тайфа, сосредоточенно изучающий очередную виноградинку.
- Ты должна была понимать, чем рискуешь, когда согласилась изобразить рабыню, - без особого выражения заметил он, не поднимая взгляда, и зачем-то принюхался.
- До сих пор Сабир-бей не давал ни малейшего повода сомневаться в своем слове, - обреченно сказала я, уже понимая, что к желанной свободе этот разговор не приведет: у тайфы имелась совершенно законная купчая, и выход с женской половины его дворца теперь лежал только через милость чорваджи-баши. – Прошу, господин, в доме остался раб. Без хозяйки его посчитают беглым и убьют!
Теперь отражение в кувшине смотрело на меня с какой-то нехорошей задумчивостью.
- Я слышал о мастере-свиточнике Мади с Ремесленной улицы, - сообщил тайфа, будто не услышав последних слов. – Ты его вдова?
- Падчерица, - я нервно качнула головой. – Он выкупил меня у караванщика, когда я была совсем маленькой, и удочерил. Надеялся, что я вырасту магом, и он сможет не просто копировать чужие заклинания на свитки, а создавать свои собственные с моей помощью, но… - я развела руками, позволив тайфе додумать историю самому.
Много ли новых заклинаний создашь с помощью «зеркала», которое само ни на что не способно? Но к тому моменту, когда стало ясно, что полноценного дара у меня никогда не будет, я уже десять лет как считалась дочерью одинокого мастера, и отчим, хоть и вздыхал порой об упущенной выгоде, и не помышлял о том, чтобы избавиться от бесполезного приобретения.
- Раб, о котором я говорила, - это бывший подмастерье отчима, - созналась я. – Малих – из потомственных рабов, и ему невозможно даровать свободу, иначе я бы не стала держать его. Но он талантлив и добр, и никак не заслуживает такого предательства от хозяйки.
- Свиточник? – без особого интереса уточнил Рашед-тайфа. – Не маг?
Я удрученно покачала головой. На магов папе не везло.
- Ясно, - тайфа отложил виноград и выпрямился. – Тогда поступим так: ты напишешь записку с приказом, и утром слуга отнесет ее твоему рабу. Он поступит в распоряжение к Нисалю и, если покажет себя хорошим работником, то получит покровительство гильдии и дозволение создать свою мастерскую. Он по-прежнему будет твоей собственностью, я не стану требовать купчую. Вы оба сможете покинуть дворец, как только сеть контрабандистов будет уничтожена.
Тайфа говорил со спокойной уверенностью, не спрашивая моего согласия, словно других вариантов не было и быть не могло, и это раздражало, пожалуй, даже сильнее, чем то, с какой легкостью он нашел правильную мотивацию – для нас обоих.
Если бы у Малиха было гильдейское дозволение создавать свитки, мне и в страшном сне не привиделась бы игра в невинную жертву и работа на чорваджи-баши. Но гильдия за свое покровительство требовала столько, что нам пришлось бы продать дом, чтобы оплатить взнос, и на первоначальную покупку материалов и инструментов уже ничего не осталось бы – а в долг бы уже никто не дал. С чего бы, если мне даже в качестве залога было бы нечего предложить?..
Предложение тайфы оказалось даже щедрее, чем плата чорваджи-баши. Никому в здравом уме и в голову не пришло бы отказываться или с подозрением смотреть в зубы этому роскошному дареному коню.
Но я на здравый ум никогда не претендовала – иначе бы уж точно не оказалась в таком положении.
- А я, выходит, должна буду жить на женской половине? – хмуро уточнила я.
Рашед-тайфа расслабленно пожал плечами.
- Не на мужской же.
Я подавилась дурацким нервным смешком.
- Нет, в смысле – мне нельзя будет выходить из дворца?
- Нет, - твердо ответил тайфа и впервые за весь разговор будто бы весь подобрался, напрягшись, как перед схваткой. – Тахир-ага останется в Старом городе еще на несколько месяцев, пока не продаст всех девушек из последней партии. Если ты попадешься ему на глаза где-нибудь на базаре, он поймет, что я купил тебя не просто как очередное украшение для гарема, и наверняка расскажет об этом своим поставщикам – а те затаятся, и обнаружить всю сеть станет в разы сложнее.
- Но это будет проблемой янычаров султана, - заметила я.
Он вдруг усмехнулся – остро, быстро и кривовато – и снова расслабился, откинувшись на подушки. Белоснежная простыня, и без того державшаяся на честном слове, сползла почти до пояса, занятно контрастируя со смуглой кожей.
- Это будет всеобщей проблемой, - возразил он и оперся на локоть. – Люди – создания стайные; если кто-то наглядно продемонстрирует, что можно нарушить закон, хорошо на этом нажиться и убраться восвояси, оставив янычаров ни с чем, то у него очень быстро появятся последователи, и постепенно их будет становиться все больше. Не обязательно именно в работорговле. Если закон слаб, то зачем ему следовать? – он пожал свободным плечом. – А я чрезвычайно ленив, Аиза, и терпеть не могу делать лишнюю работу, не говоря уже о том, чтобы доказывать какому-нибудь преступному сброду, что моему слову надлежит повиноваться. Да, я всего лишь один из градоправителей, а не султан, но незаконная работорговля процветает здесь, на моей земле, в Старом городе, и если ее не пресечь немедленно, то брожение нравов тоже начнет распространение отсюда. Мне проще вмешаться сейчас, нежели дожидаться чьих-то успехов, которые могут изрядно запоздать. В конце концов, речь идет не о мелком воровстве на ярмарочной площади, а о попытке очернить султана и заставить наших новых союзников сомневаться в твердости его слова. После затяжной войны этого допускать никак нельзя, потому что сейчас никто не поручится, что мы выстоим в следующем конфликте.
Это объяснение пришлось проглотить; я еще помнила ощущение беспомощной паники, когда наступление Свободных княжеств накатывало на империю штормовой волной, погребая под собой город за городом, и не докатилась до нас только благодаря пустыне. Если увеличение числа преступников, нарушивших запрет султана, может привести к чему-то подобному, то я уж как-нибудь перетерплю несколько дней взаперти.
- Надеюсь, ты понимаешь, что я не могу позволить чорваджи-баши выкупить тебя, - продолжил Рашед-тайфа. – Слишком много людей видели, как ты вошла в мои покои и провела здесь вечер; слуги будут считать тебя моей наложницей, и, если я вздумаю продать тебя так скоро, заподозрят неладное – а там уже пересуды не остановит ничто.
Я поджала губы и выпустила из пальцев скомканный подол. Это я прекрасно понимала и сама – и отчего-то не могла отделаться от мысли, что тайфа вполне мог обставить эту беседу совсем по-другому. Отправить меня к прислужницам, например, а потом велеть прислать меня для уборки в каком-нибудь кабинете, где по случайному стечению обстоятельств оказался бы Нисаль-ага, а то и сам господин… да мало ли вариантов?
Но спрашивать об этом я поостереглась. У него наверняка нашлось бы какое-нибудь оскорбительно логичное объяснение и для того, чтобы сделать из меня постельную игрушку, а мне совершенно не хотелось портить отношения с человеком, который фактически пообещал Малиху блестящее будущее – которое не могла дать я.
- Понятно, - коротко отозвалась я. – Могу я быть свободна?
- Нет, - невозмутимо ответил Рашед-тайфа и фыркнул, как невоспитанный жеребец. – Но ты можешь уйти к себе. Я отдам распоряжение, чтобы тебе подготовили комнату.
Я недоверчиво выгнула бровь, но возражать не стала.
ГЛАВА 3. Скрытые мотивы
Берегись, чтобы твой язык не отрезал твою голову!
- арабская пословица
Отчим часто повторял, что спокойствие - это волшебная сила, расставляющая все по своим местам.
Если ты спокоен, то для тебя не составит труда правильно расставить приоритеты, выработать порядок действий и планомерно двигаться к цели, пока не достигнешь желаемого. Спокойствие очищает разум и делает мир вокруг проще и яснее.
Мой разум, следовало признать, нуждался не просто в очищении, а в генеральной уборке. Здравого смысла хватило разве что на то, чтобы молча проследовать за хмурой заспанной Лин на женскую половину дворца и придержать при себе комментарии, когда я обнаружила, что гарем, несмотря на поздний (или уже ранний?) час, вовсе не спит.
Простые рабыни и свободные служанки размещались в общей комнате на первом этаже, на одинаковых узких кроватях-лежанках. Извечное женское любопытство не позволяло обитательницам гарема как следует отдохнуть после долгого трудового дня, а присутствие надзирательницы заставляло оставаться на местах и не соваться с расспросами к «новенькой», и они так диковато сверкали глазами из-под тонких одеял, словно и сами опасались, что это противоречие разорвет их пополам.
- Всех на рассвете подниму, - проворчала Лин, вроде бы ни к кому не обращаясь, но глаза и любопытные носы моментально попрятались.
Призвать наложниц к порядку оказалось куда сложнее. Они выглядывали из крошечных комнаток с галереи второго этажа, вовсе не таясь, и угрозу раннего подъема встретили, не дрогнув: кажется, не спать ночь напролет для них было не внове.
А еще их почему-то было всего две – куда меньше, чем я ожидала.
- И тебя на рассвете подниму, - хмуро пригрозила Лин, заметив мой ошарашенный взгляд. – Нисаль-ага всегда рано встает, как раз после завтрака и поработаешь.
Я тоже оставила угрозу без внимания. После такого насыщенного переживаниями дня все равно едва ли получилось бы заснуть; кроме того, наблюдать за наложницами оказалось даже интереснее, чем за ярмарочным представлением, такие выразительные у них были лица. Если упоминание Нисаля-аги повергло их в легкий шок – что за интерес у придворного чародея может быть к новой невольнице?! – то волшебное слово «поработаешь» принесло им несказанное облегчение.
Если мне предстояло проводить дни в трудах, пока они могли посвятить время своей красоте, танцам и учебе, то какая из меня соперница? Я тоже выдохнула: одно дело – потерпеть гаремные порядки до освобождения, и совсем другое – погрязнуть в разборках с настоящими наложницами, которые знать не знали, как и зачем я очутилась во дворце.
А потом Лин почему-то прошла мимо галереи наложниц и стала подниматься выше, на третий этаж, и тут-то лица и вытянулись – что у меня, что у красавиц, обласканных вниманием тайфы.
- А разве здесь не… - робко начала было я, когда надзирательница уверенно распахнула тяжелые деревянные двери, покрытые затейливой резьбой.
Было довольно сложно не заметить, что на нижних этажах двери отсутствовали в принципе. Колонны, ширмы, занавеси – но ни единого замка или засова. Рабыни принадлежали тайфе, и личное пространство им не полагалось. А здесь… я замерла на пороге, недоверчиво рассматривая уходящий вдаль коридор, освещенный лампами из цветного стекла.
- Приказы тайфы не обсуждаются, - отрезала Лин, не дослушав, и подтолкнула меня вперед. – Он велел приготовить комнату для почетной гостьи.
- Те девушки внизу, - хмуро напомнила я, перескочив через порог и снова остановившись, - наложницы. Они же меня со свету сживут, если меня в первый же день во дворце поселить этажом выше них!
Лин тяжело вздохнула и закрыла двери за собой. В коридоре стало заметно темнее: лампы из цветного стекла скорее создавали настроение, нежели светили. Они должны были казаться праздничными фонариками из сказки про волшебных джиннов, но сейчас я никак не могла отделаться от ощущения, что ко мне со всех сторон подступают причудливо изогнутые тени, подрагивающие при каждом движении.
- Тайфа дал тебе работу, - ответила Лин совсем другим тоном, заметив перемену моего настроения, - пока ты будешь заниматься ей, тебе будет не до наложниц, а им – не до тебя. Но если они попытаются что-нибудь сделать, расскажи мне. Я разберусь.
Лично я предпочла бы разобраться сразу, но уже догадывалась, что услышу в ответ на просьбу позволить ночевать этажом ниже. Да хоть двумя!
Приказы тайфы, слово тайфы, тайфа, тайфа, тайфа…
Я вдруг осознала, что сам он не мог не догадываться, какое впечатление произведет его распоряжение в гареме, - все-таки на наивного мальчика Рашед-тайфа не тянул. Кажется, господин и сам рассчитывал, что, пока я буду работать на Нисаля-агу, меня не тронут, - а значит, я буду работать как можно дольше, прилежней и старательней, чтобы придворный чародей не гнушался снова и снова звать меня в свою мастерскую.
Это здорово напоминало о том, с какой легкостью тайфа нашел подход ко мне самой, сходу предложив за мои труды именно то, чего я хотела больше всего: гильдейское дозволение для Малиха и свободу – для меня. Это отлично объясняло, почему все встреченные мной слуги вели себя так, будто приказы тайфы были весомее слов самого султана.
Это раздражало так, что я невольно сжала кулаки и стиснула зубы, - но каким-то чудом все-таки сдержалась и не сорвалась ни в крик, ни в слезы. И запоздало поняла, что на такую реакцию тайфа, должно быть, и рассчитывал.
Я слишком привыкла к тому, что спокойствие, пусть даже и напускное, может быть для женщины иллюзорными доспехами – куда более надежными, чем красота и грация; но человека, который умудрился рассмотреть это во мне, я встретила впервые.
- Сюда, - устало велела Лин, выдергивая меня из размышлений, и отперла первую же боковую дверь в длинном коридоре. – Только не вздумай здесь шуметь: соседнюю комнату занимает старшая сестра тайфы, а у нее очень чуткий сон.
