и отливает живой бирюзой), потом возникла длинная коса пляжа, даже в темноте отсвечивающая белым песком, после пошла растительность — поначалу редкими очагами, но при дальнейшем продвижении к центру острова густеющая на глазах. Вскоре внизу замелькали большие массивы деревьев — похоже, парки или сады.
Дом возник среди буйства зелени неожиданно и поначалу показался неуместным — настолько гармоничным выглядел остров без очевидных следов человека. Но, едва проявившись, дом уже не отпускал, и Эви смотрела на него во все глаза.
Да и было на что посмотреть!
Огромная, ярко освещённая изнутри полусфера с прозрачной крышей, опоясанная снаружи замкнутой цепью полностью застеклённых обзорных площадок, несмотря на внушающие уважение размеры казалась парящей в воздухе. Возможно, это ощущение возникало из-за полной открытости дома свету. Немногочисленные заметные глазу несущие конструкции кипенно-белого цвета лишь усиливали общее впечатление лёгкости и простора.
Заметив, с каким восторгом Эви рассматривает дом, Тадеаш улыбнулся — не без самодовольства, следует признать.
— Нравится? Это мой проект — с отправной точки, с идеи начиная.
Эви перевела дыхание.
— Да, очень хорош. Представляю, как там... свободно. — Она сделала неопределённый жест ладонью, подбирая слова. — А... крыша всегда прозрачная?
— О, это по желанию. Я люблю, когда ночью звёзды в спальню заглядывают, вот дом и сохраняет настройки. Можно и полностью матовой делать, и даже имитацию любого материала включить. Варианты ограничены только полётом фантазии. Я надеюсь, ты привьёшь дому свои вкусы, и он станет ещё лучше. — Тад поднёс к губам её ладонь и нежно поцеловал кончики пальцев.
Эвика, увлечённая зрелищем, не отреагировала на ласку. Тадеаш предпочёл счесть это добрым знаком — до сих пор сигналы её тела говорили об отчуждении.
— Тад, а почему так далеко от моря? Почему не на побережье? Всегда мечтала жить прямо на берегу моря...
Она мечтательно улыбнулась, провоцируя в Тадеаше желание немедленно переселить её на берег ближайшего земного моря. Ну, как минимум.
— Видишь ли, тут дело в том, что раз в полгода несколько дней жить на побережье бывает опасно. Ребел, спутник Зимара, вращается по сильно вытянутой орбите и в перигее вызывает огромные приливные волны, которые заливают берега на приличное расстояние. Если бы я показал тебе дневную «картинку», ты бы сама заметила, что полоса отчуждения хорошо выражена — там свежая зелень, высоких деревьев нет, только молодая поросль. Конечно, при большом желании можно было бы строиться и на побережье, но траты на поддержание защитного поля в активном состоянии превысили бы все возможные пределы.
Заметив огорчение Эви, он продолжил чуть быстрее обычного:
— Не огорчайся, любимая. У дома есть много обзорных площадок, технически не представляет проблемы «приблизить» любой вид в пределах... эмм... — Тадеаш задумался, пересчитывая в уме, — ... ну, ста километров. Детализация будет совершенно реалистичная, ты не заметишь даже. В безопасные периоды можно бывать на побережье сколько захочешь, это же секундное расстояние для инмоба. И вообще — я могу построить отдельный сезонный дом! Дорогая, да что угодно, только бы ты была счастлива!
Он привлёк к себе Эви, горячо надеясь, что теперь она отзовётся. Но, почувствовав, как мгновенно напряглось её тело, понял, что поторопился. Признаться, он уже исчерпал немудрящий запас идей для примирения, поскольку в прежние времена в таковых не нуждался. Поссориться с галмой невозможно, ведь они созданы не для споров с мужчиной. Опыт кратких размолвок с друзьями или даже яростных противостояний с конкурентами оказался бесполезен в таком деликатном деле, как выяснение отношений с — подумать только! — любимой женщиной. Да и что можно было выяснить, если Эви замкнулась в себе, похоже, вынашивая какое-то решение? Если бы она плакала, кричала, задавала вопросы — да пусть даже обвиняла! — он мог бы ответить. Он мог бы действенно реагировать. А тут... Тадеаш четко осознавал, что исход дела зависит от решения Эвики. И впервые в своей жизни не знал, что делать дальше.
Эви села в кресло, перечитала письмо и, решительно захлопнув книгу, подошла к нему вплотную, встала лицом к лицу.
— Тадеаш... или же теперь будет правильнее звать тебя Аш-Шер? Закрой, пожалуйста, это окно, портал — в общем, убери море и оставь меня одну. Я буду думать. У меня сейчас каша в голове и эмоциональный разброд, поэтому я приму успокоительное и лягу спать. Одна. Думаю, ты неплохо устроишься в гостевой комнате. А завтра — прошу тебя снять номер в гостинице. — Она в упор взглянула на резко побледневшего Тадеаша и добавила чуть мягче: — Я ещё ничего не решила. Но твоё присутствие будет мне очень мешать, пойми правильно. Мне нужно многое переосмыслить. Я непозволительно долго не думала.
Тадеаш не знал, спала ли в эту ночь Эви, но он точно не сомкнул глаз. Едва рассвело, собрал вещи, вызвал такси и, постоянно меняя маршрут, долго катался по пробуждающейся Праге, пока ещё свободной от машин. Таксист удивлённо косился на него в зеркало заднего вида, но вопросов не задавал, согреваемый прирастающими цифрами на электронном табло.
Тадеаш чувствовал, как внутри разрастается шипастый ком потери и ворочается в груди, царапая недавно проснувшуюся душу. Мысль о том, что так болеть будет ещё долго, ввергала в уныние. Но ведь и это — мучительное, колючее, муторное — тоже часть любви? Наверное. Другая грань чувства. Нижняя точка синусоиды. Ниже некуда. Хотелось бы верить.
Проезжая подземный тоннель, горько усмехнулся своему отражению в стекле: «Добро пожаловать в реальность, демиург!»
...Как люди живут с этим?
Из дневника Эвики Н.
Прага
Не помню числа, июнь 2000
Тадеаш ушёл. Три дня назад... кажется... Я перестала фиксировать время. Много сплю. Потом лежу, смотрю в потолок. Он белый, пустой, на нём можно написать любую картину. А после обратно закрасить белым. Чис-то-та... Да, так лучше. Есть не хочется, мутит, но заставляю себя — малыш страдать не должен. Нареветься бы, а? Нету слёз, нету. Пусто на душе. Мысли тусклые, ничего не хочу делать. Сплю.
Прага
29 июня 2000
Целую неделю сидела дома безвылазно. Ем мало. Но Дали не страдает отсутствием аппетита, так что пришлось выбираться из скорлупы. Только выйдя на улицу и окунувшись в дневной ритм города, поняла, насколько близка к очередному депрессивному срыву. Это недопустимо. Я уже не одна. Маленький мой, прости. Обещаю, что всё будет хорошо.
Прага
03 июля 2000
Ввела строгий распорядок дня. Ложусь спать не позже 23, просыпаюсь в 8. Зарядка, завтрак, прогулка. Домашние дела. Обед. Новая картина. Новая картина. Новая картина. Вечерняя прогулка. Ужин. Сон. Никаких книг. Ни-ка-ких. Главное, не думать о нём. Держусь.
Прага
7 июля 2000
Тошнота до сих пор не прошла. Закончились волшебные пастилки пана Хронака. Что ж, хороший повод повидаться, решила я, и отправилась в аптеку. Однако не нашла не только пана Хронака, но и самой аптеки. Каково? Чертовщина какая-то. Пришлось перейти на мятные леденцы. Не особо помогают.
Снился Тадеаш...
Прага
8 июля 2000
Сорвалась. Ревела всю ночь. Писала стихи. Дикая чушь. Порвала всё. К чёрту! Не могу без него! Но и забыть то, что он сделал, не могу!! Чувствую себя униженной. Мне больно. Горько. Как он мог таким быть? Но я же знаю его другим? Запуталась. Измучилась. Не знаю, что делать.
Прага
10 июля 2000
Вчера весь день думала. Старалась отстраниться от ситуации. Информацию о его иномирности и прочей чудесности намеренно исключила — если ещё и об этом думать, можно тронуться умом. Я должна понять, хочу/могу ли быть с ним после всего? Если бы это произошло с моей подругой, что бы я посоветовала?
Ох, ну и фигня! Такое не обсуждают с подругами. Разве что с лечащим психиатром...
Дело в том, что я не вижу в Тадеаше признаков мизогина. Хорошо чувствую, что он искренен. И восхищается мною. И ведёт его не только страсть. Он нежен со мной, невероятно нежен, он направлен исключительно на меня. Возникает вопрос: несмотря на среду и окружение, может ли он настолько отличаться от стандартов своего социума? И если да, то почему он не такой, как они? Или же... Возможно, что он не одинок? В любой авторитарной среде, подавляющей инакомыслие, находятся сопротивляющиеся. Всякая закрытая система несёт в себе как гарант своей стабильности — бесформенное большинство, так и зерно, из которого поднимается росток, пробивающий асфальт традиционных установок. Тадеаш много читал, он вырос на нашей, земной, в том числе и классической литературе — ведь элите доступно разнообразие. И ведь есть ещё его мать, о которой неизвестно ничего, кроме того, что она была эмоциональной и яркой... Всё это, конечно, могло повлиять. Однако он всё же пришёл сюда, чтобы получить то, что принадлежит мне. Взять. Использовать. Меня, выходит, использовать. Ох, как много сомнений, как мало я знаю о нём...
Почему он не звонит?
Прага
11 июля 2000
Я идиотка. Весь день вчера терзалась по поводу молчания Тадеаша и только к ночи удосужилась проверить телефон. Он оказался выключен. Видимо, разрядился аккумулятор. Или я сама его отключила? Не помню. Кошмар. Пора брать себя в руки. Зарядила — и посыпались сообщения одно за другим. «Вам звонил абонент...» — его номер, конечно, — 59 раз. Голосовой ящик: «Эви, ответь. Прошу тебя. Не могу, истосковался. Вижу, что ты каждый день выходишь из дома. Надеюсь, вы с малышом в порядке. Люблю тебя. Нет без тебя радости ни в чём. Пожалуйста, поговори со мной».
Родной мой. Тревожится. Слушаю его голос — и теряю голову. Ужасно соскучилась.
Проверила почту. Точно, и письмо есть.
«Прости меня, Эви. Я всё понял. Стал на твоё место и многое увидел. Мне сейчас так стыдно, что я не могу смотреть в глаза даже посторонним женщинам — любая из них могла быть донором. Любую могли использовать. Или используют в будущем. Галма — это ведь не только Зимар. Галма — это то, что в голове почти каждого мужчины, ищущего женщину. Но у меня в голове сейчас только ты, Эви. Единственная. Настоящая, живая, любимая. Если не ты — никого не нужно. Не знаю, что ещё сказать. Мне сложно говорить, я привык делать. Что бы ты ни решила, позволь мне о тебе заботиться, пока я могу. А когда не смогу — всё равно что-нибудь придумаю. И смогу».
Разревелась опять. Душу перевернул.
Да, пора поговорить.
Прага
12 июля 2000
Мы встретились! Мы объяснились! Были вместе весь день! Боже-боже-боже, я переполнена им, но мне так легко, так светло, мне хочется жить! Понимаю, что выгляжу смешно — одни восклицательные чего стоят — но до чего же мне хорошо... Люблю его. Как бы ни было, люблю. И верю, что он действительно изменился и продолжает меняться. Я нужна ему — безотносительно недавних целей, безусловно. Как один — свой, родной, близкий — человек нужен другому человеку.
Пора принять решение.
То есть я уже знаю, чего хочу. Но — страшно. Меняется абсолютно всё. Точнее сказать, у меня не останется ничего, к чему я привыкла. Что считала основательным и нерушимым. Не будет любимого города, друзей, подруг, мамы, финансовой независимости, уютной квартиры, аренда за которую уплачена на год вперёд, — а это немаловажно, это стабильность и моя уверенность. Даже Дали придётся оставить, на Зимаре нет кошек...
Зато будет Тадеаш. И малыш. И картины — возможно.
Будет жизнь. Будет другая жизнь. А без Тадеаша мне всё равно где быть.
Прага
15 июля 2000
Всё невероятно ускорилось. Я дала своё согласие. Сказала «да» — и сразу всё стало на свои места. Увидела, как просветлело лицо Тадеаша, и перспектива переезда смены мира ой, ну не знаю, как это вообще назвать! жизни на Зимаре уже не так пугает. Когда Тад рядом, вообще ничего не пугает, так точнее. Он надёжный.
Очень много сложностей. Времени практически не осталось. Тад сказал, что если бы я не решилась в ближайшие дни, он бы меня выкрал. Конечно, пошутил, но выглядел весьма решительно настроенным. Ох, нет, стоит только подумать о нём, как в голове не остаётся ни одной связной мысли. Нельзя отвлекаться. У меня есть от силы три дня, а решить необходимо массу дел. Нужно составить краткий план.
1. Дали!!! Надеюсь, возьмёт Марика, она очень его любит. Её кот недавно умер от старости. Пожалуйста, пусть возьмёт. Буду уговаривать.
2. Мама. Тут вообще никаких идей. Не знаю, как ей объяснить мой внезапный переезд, да ещё туда, где не будет никакой связи. Тад заверил меня, что я смогу бывать на Земле, конечно, не часто, но раз в несколько лет точно. Вот только как это донести до мамы, какое место на Земле может быть настолько обособлено от остального мира? Гималаи, что ли? Про ребёнка боюсь и говорить, она, того и гляди, сорвётся из Гоа, бросит своего англичанина и примется меня опекать со всем тщанием. И Тадеашу достанется. Нет, пока ничего не скажу. А потом... Всё. Не буду сейчас думать об этом, мозг и без того закипает.
3. С квартирой пока всё более-менее ясно — есть предоплата больше чем на год вперёд. Значит, есть куда вернуться, если что-то пойдёт не так... Не хочу об этом думать, всё будет замечательно.
4. Ближайшие выставки. Придётся отменить. Меня, конечно, быстро забудут. Но это не главное. Кое-что, предложенное художественным салонам, будет ещё продаваться. Хорошо. Счета я не закрываю, пусть идёт хоть малый приток денег. Кстати, оставлю распоряжение, чтобы по истечении срока аренды уплатили за продление на новый год. Так и сделаю, пожалуй. Мне будет спокойнее.
Ничего из вещей ни продавать, ни раздаривать не буду. Это в любом случае не к спеху. После рождения малыша я обязательно вернусь на Землю, пробуду столько, сколько понадобится, чтобы решить все эти второстепенные дела. Тадеш сказал, что всю беременность мне не стоит проходить через портал между мирами, это слишком опасно для маленького. На нынешнем семинедельном сроке риски минимальны, но чем дальше, тем опаснее. Я вынуждена поторопиться, другого варианта нет. Поначалу думала остаться здесь до родов, но Тад отговорил. Сказал, что всего его состояния не хватит, чтобы заткнуть рты свидетелям. Во-первых, ребёнок, рождённый на Земле, уже часть земного социума. Останутся следы: записи регистрации, роддом, люди, видевшие меня беременной. Всё это — лишние вопросы и возможности раскрутить всю логическую цепочку. То есть дополнительный риск нашего предприятия. Кроме того, объяснить наличие новорождённого при прохождении через портал крайне непросто. Если меня ещё можно представить галмой Тада (мало ли какая придурь у демиурга, таскает за собой любимую куклу, и пусть его, лишь бы платил), но младенец — это уже открытый вызов. А свидетели в любом случае будут: демиурги, курирующие порталы, и техники-трибы, без них никак. Договориться с последними Тадеашу помогает его друг, Тан, кажется, его зовут. Скоро познакомлюсь с ним.
Всё ещё Прага
20 июля 2000
Пристроила Дали, как и планировала, к Марике. Она с радостью ухватилась за моё предложение, и уговаривать не пришлось. Ночь накануне я проревела, да и Дали тревожился, бродил по дому и заунывно мяукал. Отдала котёна прямо в переноске, даже не посмотрела, как он освоился на новом месте. Сбежала. Ревела, сидя в машине. Знаю, что у Марики ему будет хорошо, но чувствую себя предательницей.
Дом возник среди буйства зелени неожиданно и поначалу показался неуместным — настолько гармоничным выглядел остров без очевидных следов человека. Но, едва проявившись, дом уже не отпускал, и Эви смотрела на него во все глаза.
Да и было на что посмотреть!
Огромная, ярко освещённая изнутри полусфера с прозрачной крышей, опоясанная снаружи замкнутой цепью полностью застеклённых обзорных площадок, несмотря на внушающие уважение размеры казалась парящей в воздухе. Возможно, это ощущение возникало из-за полной открытости дома свету. Немногочисленные заметные глазу несущие конструкции кипенно-белого цвета лишь усиливали общее впечатление лёгкости и простора.
Заметив, с каким восторгом Эви рассматривает дом, Тадеаш улыбнулся — не без самодовольства, следует признать.
— Нравится? Это мой проект — с отправной точки, с идеи начиная.
Эви перевела дыхание.
— Да, очень хорош. Представляю, как там... свободно. — Она сделала неопределённый жест ладонью, подбирая слова. — А... крыша всегда прозрачная?
— О, это по желанию. Я люблю, когда ночью звёзды в спальню заглядывают, вот дом и сохраняет настройки. Можно и полностью матовой делать, и даже имитацию любого материала включить. Варианты ограничены только полётом фантазии. Я надеюсь, ты привьёшь дому свои вкусы, и он станет ещё лучше. — Тад поднёс к губам её ладонь и нежно поцеловал кончики пальцев.
Эвика, увлечённая зрелищем, не отреагировала на ласку. Тадеаш предпочёл счесть это добрым знаком — до сих пор сигналы её тела говорили об отчуждении.
— Тад, а почему так далеко от моря? Почему не на побережье? Всегда мечтала жить прямо на берегу моря...
Она мечтательно улыбнулась, провоцируя в Тадеаше желание немедленно переселить её на берег ближайшего земного моря. Ну, как минимум.
— Видишь ли, тут дело в том, что раз в полгода несколько дней жить на побережье бывает опасно. Ребел, спутник Зимара, вращается по сильно вытянутой орбите и в перигее вызывает огромные приливные волны, которые заливают берега на приличное расстояние. Если бы я показал тебе дневную «картинку», ты бы сама заметила, что полоса отчуждения хорошо выражена — там свежая зелень, высоких деревьев нет, только молодая поросль. Конечно, при большом желании можно было бы строиться и на побережье, но траты на поддержание защитного поля в активном состоянии превысили бы все возможные пределы.
Заметив огорчение Эви, он продолжил чуть быстрее обычного:
— Не огорчайся, любимая. У дома есть много обзорных площадок, технически не представляет проблемы «приблизить» любой вид в пределах... эмм... — Тадеаш задумался, пересчитывая в уме, — ... ну, ста километров. Детализация будет совершенно реалистичная, ты не заметишь даже. В безопасные периоды можно бывать на побережье сколько захочешь, это же секундное расстояние для инмоба. И вообще — я могу построить отдельный сезонный дом! Дорогая, да что угодно, только бы ты была счастлива!
Он привлёк к себе Эви, горячо надеясь, что теперь она отзовётся. Но, почувствовав, как мгновенно напряглось её тело, понял, что поторопился. Признаться, он уже исчерпал немудрящий запас идей для примирения, поскольку в прежние времена в таковых не нуждался. Поссориться с галмой невозможно, ведь они созданы не для споров с мужчиной. Опыт кратких размолвок с друзьями или даже яростных противостояний с конкурентами оказался бесполезен в таком деликатном деле, как выяснение отношений с — подумать только! — любимой женщиной. Да и что можно было выяснить, если Эви замкнулась в себе, похоже, вынашивая какое-то решение? Если бы она плакала, кричала, задавала вопросы — да пусть даже обвиняла! — он мог бы ответить. Он мог бы действенно реагировать. А тут... Тадеаш четко осознавал, что исход дела зависит от решения Эвики. И впервые в своей жизни не знал, что делать дальше.
Эви села в кресло, перечитала письмо и, решительно захлопнув книгу, подошла к нему вплотную, встала лицом к лицу.
— Тадеаш... или же теперь будет правильнее звать тебя Аш-Шер? Закрой, пожалуйста, это окно, портал — в общем, убери море и оставь меня одну. Я буду думать. У меня сейчас каша в голове и эмоциональный разброд, поэтому я приму успокоительное и лягу спать. Одна. Думаю, ты неплохо устроишься в гостевой комнате. А завтра — прошу тебя снять номер в гостинице. — Она в упор взглянула на резко побледневшего Тадеаша и добавила чуть мягче: — Я ещё ничего не решила. Но твоё присутствие будет мне очень мешать, пойми правильно. Мне нужно многое переосмыслить. Я непозволительно долго не думала.
Тадеаш не знал, спала ли в эту ночь Эви, но он точно не сомкнул глаз. Едва рассвело, собрал вещи, вызвал такси и, постоянно меняя маршрут, долго катался по пробуждающейся Праге, пока ещё свободной от машин. Таксист удивлённо косился на него в зеркало заднего вида, но вопросов не задавал, согреваемый прирастающими цифрами на электронном табло.
Тадеаш чувствовал, как внутри разрастается шипастый ком потери и ворочается в груди, царапая недавно проснувшуюся душу. Мысль о том, что так болеть будет ещё долго, ввергала в уныние. Но ведь и это — мучительное, колючее, муторное — тоже часть любви? Наверное. Другая грань чувства. Нижняя точка синусоиды. Ниже некуда. Хотелось бы верить.
Проезжая подземный тоннель, горько усмехнулся своему отражению в стекле: «Добро пожаловать в реальность, демиург!»
...Как люди живут с этим?
ГЛАВА 7. ГОД СВОБОДНОГО ДЫХАНИЯ
Из дневника Эвики Н.
Прага
Не помню числа, июнь 2000
Тадеаш ушёл. Три дня назад... кажется... Я перестала фиксировать время. Много сплю. Потом лежу, смотрю в потолок. Он белый, пустой, на нём можно написать любую картину. А после обратно закрасить белым. Чис-то-та... Да, так лучше. Есть не хочется, мутит, но заставляю себя — малыш страдать не должен. Нареветься бы, а? Нету слёз, нету. Пусто на душе. Мысли тусклые, ничего не хочу делать. Сплю.
Прага
29 июня 2000
Целую неделю сидела дома безвылазно. Ем мало. Но Дали не страдает отсутствием аппетита, так что пришлось выбираться из скорлупы. Только выйдя на улицу и окунувшись в дневной ритм города, поняла, насколько близка к очередному депрессивному срыву. Это недопустимо. Я уже не одна. Маленький мой, прости. Обещаю, что всё будет хорошо.
Прага
03 июля 2000
Ввела строгий распорядок дня. Ложусь спать не позже 23, просыпаюсь в 8. Зарядка, завтрак, прогулка. Домашние дела. Обед. Новая картина. Новая картина. Новая картина. Вечерняя прогулка. Ужин. Сон. Никаких книг. Ни-ка-ких. Главное, не думать о нём. Держусь.
Прага
7 июля 2000
Тошнота до сих пор не прошла. Закончились волшебные пастилки пана Хронака. Что ж, хороший повод повидаться, решила я, и отправилась в аптеку. Однако не нашла не только пана Хронака, но и самой аптеки. Каково? Чертовщина какая-то. Пришлось перейти на мятные леденцы. Не особо помогают.
Снился Тадеаш...
Прага
8 июля 2000
Сорвалась. Ревела всю ночь. Писала стихи. Дикая чушь. Порвала всё. К чёрту! Не могу без него! Но и забыть то, что он сделал, не могу!! Чувствую себя униженной. Мне больно. Горько. Как он мог таким быть? Но я же знаю его другим? Запуталась. Измучилась. Не знаю, что делать.
Прага
10 июля 2000
Вчера весь день думала. Старалась отстраниться от ситуации. Информацию о его иномирности и прочей чудесности намеренно исключила — если ещё и об этом думать, можно тронуться умом. Я должна понять, хочу/могу ли быть с ним после всего? Если бы это произошло с моей подругой, что бы я посоветовала?
Ох, ну и фигня! Такое не обсуждают с подругами. Разве что с лечащим психиатром...
Дело в том, что я не вижу в Тадеаше признаков мизогина. Хорошо чувствую, что он искренен. И восхищается мною. И ведёт его не только страсть. Он нежен со мной, невероятно нежен, он направлен исключительно на меня. Возникает вопрос: несмотря на среду и окружение, может ли он настолько отличаться от стандартов своего социума? И если да, то почему он не такой, как они? Или же... Возможно, что он не одинок? В любой авторитарной среде, подавляющей инакомыслие, находятся сопротивляющиеся. Всякая закрытая система несёт в себе как гарант своей стабильности — бесформенное большинство, так и зерно, из которого поднимается росток, пробивающий асфальт традиционных установок. Тадеаш много читал, он вырос на нашей, земной, в том числе и классической литературе — ведь элите доступно разнообразие. И ведь есть ещё его мать, о которой неизвестно ничего, кроме того, что она была эмоциональной и яркой... Всё это, конечно, могло повлиять. Однако он всё же пришёл сюда, чтобы получить то, что принадлежит мне. Взять. Использовать. Меня, выходит, использовать. Ох, как много сомнений, как мало я знаю о нём...
Почему он не звонит?
Прага
11 июля 2000
Я идиотка. Весь день вчера терзалась по поводу молчания Тадеаша и только к ночи удосужилась проверить телефон. Он оказался выключен. Видимо, разрядился аккумулятор. Или я сама его отключила? Не помню. Кошмар. Пора брать себя в руки. Зарядила — и посыпались сообщения одно за другим. «Вам звонил абонент...» — его номер, конечно, — 59 раз. Голосовой ящик: «Эви, ответь. Прошу тебя. Не могу, истосковался. Вижу, что ты каждый день выходишь из дома. Надеюсь, вы с малышом в порядке. Люблю тебя. Нет без тебя радости ни в чём. Пожалуйста, поговори со мной».
Родной мой. Тревожится. Слушаю его голос — и теряю голову. Ужасно соскучилась.
Проверила почту. Точно, и письмо есть.
«Прости меня, Эви. Я всё понял. Стал на твоё место и многое увидел. Мне сейчас так стыдно, что я не могу смотреть в глаза даже посторонним женщинам — любая из них могла быть донором. Любую могли использовать. Или используют в будущем. Галма — это ведь не только Зимар. Галма — это то, что в голове почти каждого мужчины, ищущего женщину. Но у меня в голове сейчас только ты, Эви. Единственная. Настоящая, живая, любимая. Если не ты — никого не нужно. Не знаю, что ещё сказать. Мне сложно говорить, я привык делать. Что бы ты ни решила, позволь мне о тебе заботиться, пока я могу. А когда не смогу — всё равно что-нибудь придумаю. И смогу».
Разревелась опять. Душу перевернул.
Да, пора поговорить.
Прага
12 июля 2000
Мы встретились! Мы объяснились! Были вместе весь день! Боже-боже-боже, я переполнена им, но мне так легко, так светло, мне хочется жить! Понимаю, что выгляжу смешно — одни восклицательные чего стоят — но до чего же мне хорошо... Люблю его. Как бы ни было, люблю. И верю, что он действительно изменился и продолжает меняться. Я нужна ему — безотносительно недавних целей, безусловно. Как один — свой, родной, близкий — человек нужен другому человеку.
Пора принять решение.
То есть я уже знаю, чего хочу. Но — страшно. Меняется абсолютно всё. Точнее сказать, у меня не останется ничего, к чему я привыкла. Что считала основательным и нерушимым. Не будет любимого города, друзей, подруг, мамы, финансовой независимости, уютной квартиры, аренда за которую уплачена на год вперёд, — а это немаловажно, это стабильность и моя уверенность. Даже Дали придётся оставить, на Зимаре нет кошек...
Зато будет Тадеаш. И малыш. И картины — возможно.
Будет жизнь. Будет другая жизнь. А без Тадеаша мне всё равно где быть.
Прага
15 июля 2000
Всё невероятно ускорилось. Я дала своё согласие. Сказала «да» — и сразу всё стало на свои места. Увидела, как просветлело лицо Тадеаша, и перспектива переезда смены мира ой, ну не знаю, как это вообще назвать! жизни на Зимаре уже не так пугает. Когда Тад рядом, вообще ничего не пугает, так точнее. Он надёжный.
Очень много сложностей. Времени практически не осталось. Тад сказал, что если бы я не решилась в ближайшие дни, он бы меня выкрал. Конечно, пошутил, но выглядел весьма решительно настроенным. Ох, нет, стоит только подумать о нём, как в голове не остаётся ни одной связной мысли. Нельзя отвлекаться. У меня есть от силы три дня, а решить необходимо массу дел. Нужно составить краткий план.
1. Дали!!! Надеюсь, возьмёт Марика, она очень его любит. Её кот недавно умер от старости. Пожалуйста, пусть возьмёт. Буду уговаривать.
2. Мама. Тут вообще никаких идей. Не знаю, как ей объяснить мой внезапный переезд, да ещё туда, где не будет никакой связи. Тад заверил меня, что я смогу бывать на Земле, конечно, не часто, но раз в несколько лет точно. Вот только как это донести до мамы, какое место на Земле может быть настолько обособлено от остального мира? Гималаи, что ли? Про ребёнка боюсь и говорить, она, того и гляди, сорвётся из Гоа, бросит своего англичанина и примется меня опекать со всем тщанием. И Тадеашу достанется. Нет, пока ничего не скажу. А потом... Всё. Не буду сейчас думать об этом, мозг и без того закипает.
3. С квартирой пока всё более-менее ясно — есть предоплата больше чем на год вперёд. Значит, есть куда вернуться, если что-то пойдёт не так... Не хочу об этом думать, всё будет замечательно.
4. Ближайшие выставки. Придётся отменить. Меня, конечно, быстро забудут. Но это не главное. Кое-что, предложенное художественным салонам, будет ещё продаваться. Хорошо. Счета я не закрываю, пусть идёт хоть малый приток денег. Кстати, оставлю распоряжение, чтобы по истечении срока аренды уплатили за продление на новый год. Так и сделаю, пожалуй. Мне будет спокойнее.
Ничего из вещей ни продавать, ни раздаривать не буду. Это в любом случае не к спеху. После рождения малыша я обязательно вернусь на Землю, пробуду столько, сколько понадобится, чтобы решить все эти второстепенные дела. Тадеш сказал, что всю беременность мне не стоит проходить через портал между мирами, это слишком опасно для маленького. На нынешнем семинедельном сроке риски минимальны, но чем дальше, тем опаснее. Я вынуждена поторопиться, другого варианта нет. Поначалу думала остаться здесь до родов, но Тад отговорил. Сказал, что всего его состояния не хватит, чтобы заткнуть рты свидетелям. Во-первых, ребёнок, рождённый на Земле, уже часть земного социума. Останутся следы: записи регистрации, роддом, люди, видевшие меня беременной. Всё это — лишние вопросы и возможности раскрутить всю логическую цепочку. То есть дополнительный риск нашего предприятия. Кроме того, объяснить наличие новорождённого при прохождении через портал крайне непросто. Если меня ещё можно представить галмой Тада (мало ли какая придурь у демиурга, таскает за собой любимую куклу, и пусть его, лишь бы платил), но младенец — это уже открытый вызов. А свидетели в любом случае будут: демиурги, курирующие порталы, и техники-трибы, без них никак. Договориться с последними Тадеашу помогает его друг, Тан, кажется, его зовут. Скоро познакомлюсь с ним.
Всё ещё Прага
20 июля 2000
Пристроила Дали, как и планировала, к Марике. Она с радостью ухватилась за моё предложение, и уговаривать не пришлось. Ночь накануне я проревела, да и Дали тревожился, бродил по дому и заунывно мяукал. Отдала котёна прямо в переноске, даже не посмотрела, как он освоился на новом месте. Сбежала. Ревела, сидя в машине. Знаю, что у Марики ему будет хорошо, но чувствую себя предательницей.
