Возвращаюсь к своей давнишней привычке вести дневник. Некоторое время было совсем не до него, но мысли и чувства копились. Всё-таки обращение к невидимому собеседнику — лучший вид разговора для интроверта.
Прошёл год, как я покинула Землю. Пишу — и себе не верю. Вся эта путаница с летоисчислением (мне до сих пор привычнее пользоваться земным), и самое главное, масса событий, произошедших с прошлого лета, никак не укладываются в обыденные категории. Год, стоящий целой жизни. Год новой жизни. Год настоящей жизни — потому что раньше я только думала, что живу.
Мальчик очень быстро развивается, думаю, вот-вот пойдёт. На прошлой неделе ему исполнилось девять месяцев. Аккурат в эту маленькую дату у него прорезался четвёртый зуб. Аш, который две недели каждую ночь носил хнычущего малыша на руках, так радовался, что едва не устроил праздник с фейерверками, еле отговорила. Я настолько погружена в своё счастье, что только в такие вот моменты, когда слегка отстраняюсь и записываю (или рисую), понимаю, как же мне невероятно повезло. Мой муж, мой сын, наш Дом. Мой мир замкнулся на Аше и ребёнке — но я больше никого и не хочу допускать сюда. Наш тройственный союз совершенен. Мы вместе — жизнь. А порознь — нет ни одного из нас. Умру без них. Просто не станет воздуха и смысла.
Аш творит без устали новые миры и меняет к лучшему старые. Говорит, что ему понравилось быть добрым богом. Часто смеётся. Обожаю, когда он смеётся. Сыночек, глядя на него, начинает смеяться следом, и получается у него настолько забавно, что в результате мы все хохочем. Люблю их. Очень сильно люблю. Никогда не думала, что в человеке может вмещаться так много любви. Хотя я и не любила никого до встречи с Ашем — заблуждалась, принимала симпатию за настоящее чувство. Прошло, забыто, и вспоминать не о чем. Ничего от тех увлечений не осталось. А вот любовь не перестаёт. Она прибывает, как молоко — чем больше отдаёшь, тем больше образуется. Ох, как кстати о молоке — мальчик уже проснулся, подаёт голос, требует своё. Вернусь позже, мне ещё многое хочется записать.
ГЛАВА 8. КОГДА ЗАКОНЧИЛСЯ ВОЗДУХ
— Это что за язык вообще? Буквы вроде знаю, но ничего понять не могу! — Одетый в тёмно-зелёную униформу молодой элоим перебросил второму функционалу группы зачистки общую тетрадь в сине-жёлтой обложке.
Тот, поймав тетрадь на лету, раскрыл её примерно на середине, долго читал, шевеля губами и серьёзно насупив брови.
— Шед знает. Явно один из земных, вроде бы этой, как её... славянской группы — во всяком случае, часть слов я немного понимаю. «Многое...» ... «хочу» ... нет, не так, «хочется»! ... «хочется за-пи-сать». — Последнее слово элоим произнёс нараспев, словно желая подчеркнуть его. — «Дневник Эвики Н.». Имя какое-то идиотское... Это ж додуматься нужно было, а? Галму учить земному языку! Зачем? Для чего ещё эта кукла пригодна, кроме как для койки?!
— Пасть захлопни, недоумок! — взмахом руки «растворив» дверь, в комнату вошёл статный элоим.
Одет он был в свободном стиле, свойственном молодым представителям элиты, но волевое лицо и властный взгляд говорили сами за себя.
Функционалы разом вытянулись во весь рост, руки по швам, и замерли, задрав головы. Их поза, с глазами, якобы устремлёнными в небо, должна была убедить высшего элоима в непоколебимости долга и святой верности идеалам Неназываемого.
Высший брезгливо дёрнул левой щекой. «Старательные бездари. Явный шлак, но приходится терпеть — кто-то же должен заниматься выгребными ямами». Он сделал неопределённый жест рукой, подзывая к себе функционала, который всё ещё держал в руке дневник Эвики. Тот резво подскочил, всем естеством своим выражая служебное рвение.
— Кор-Лан, к вашим услугам, господин!
Элоим деланно зевнул, демонстрируя скуку.
— За каким шедом мне твоё имя, недалёкий? Сесть подай.
Кор-Лан мгновенно налился гневливым бурачным цветом. Но, тем не менее, покорно склонил голову, затолкал тетрадь за пояс форменных брюк и метнулся за удобным креслом. Поднял легко, без усилия, поднёс и расположил за спиной высшего.
— Прошу вас, господин, всё, что пожелаете.
Элоим подобрал широкую тунику и сел, откинувшись на мягкую спинку.
— Вон пошли. Оба.
Функционалы послушно развернулись, демонстрируя полную слаженность как в движениях, так и в мыслях.
Уже у самого выхода их догнало небрежное:
— Эй, как там тебя... Кот? Тетрадь оставь.
Кор-Лан, уязвлённый при свидетеле уже во второй раз, сжал челюсти так, что на скулах побелела кожа. Однако в тот момент, когда он развернулся лицом к высшему элоиму, оно уже выражало внешнюю безмятежность и услужливость.
— Прошу прощения, господин. Отвлёкся. Впредь такое не повторится.
Элоим принял дневник и отослал функционала раздражённым жестом руки.
— Шагай. Дверь не забудь закрыть.
Оставшись в одиночестве, он поднёс к лицу тетрадь в пёстрой обложке, сделал глубокий вдох. Надолго задумался. Потом раскрыл дневник и принялся читать — судя по скорости, с которой переворачивались страницы, более чем бегло. Чтение его так увлекло, что он не сразу заметил, как посреди комнаты в считанные секунды соткалась из воздуха объёмная голограмма. Когда же увидел, разом вскочил на ноги, украдкой бросив в кресло дневник.
Склонил голову в знак почтения, однако недостаточно поспешно — так, словно имел право на свою игру.
— Какая честь, Высший Член Совета! Чем обязан такому счастью, благословенный Слак-Поц?
Тучный пожилой демиург, стоящий в середине светового столба, нахмурился.
— Поязви мне ещё, так я тебе быстро объясню, кто ты есть, щенок, и где твоё место! Ты в курсе, что наша операция провалилась, да с таким треском, что ещё долго будем последствия разгребать?
Молодой элоим передёрнул плечами.
— Да, конечно. Иначе меня бы здесь не было. Возникла непредвиденная ситуация. Шер-Тап, сотни лет не общавшийся с сыном, решил-таки нанести визит в связи с рождением внука. Нежданно, что называется, негаданно. И застал женщину за кормлением грудью. Если бы она просто играла с ребёнком, мы бы внушили ему, что это всего лишь усовершенствованная галма — но грудное молоко... Шер-Тап был настолько шокирован этим зрелищем, что прямо из дома открыл портал в одну из Сфер. Благо, хоть тот не продержался и пары секунд, иначе долго бы нам пришлось разыскивать тело импульсивного патриарха. Тут разве что коррекция памяти могла бы помочь...
— Тан, ты что, идиот? Какая коррекция, он уже растрезвонил всем! Собрал экстренное заседание Совета и предал всё огласке! Совет был вынужден инициировать программу зачистки. И я тоже проголосовал «за» — а что ещё оставалось?! Снова нас консерваторы уделали!
Слак-Поц картинно развёл руками.
— Всё. Просрали такой шанс!
Тан вздрогнул — просторечная брань в исполнении высшего демиурга резала ухо. Похоже, старый хрыч на пределе. Конечно, не стоило надеяться, что он прямо сейчас откинет копыта и отчалит в нерукотворные миры, но помечтать-то можно хоть иногда?
Слак-Поц шумно выдохнул, возвращая себе контроль над эмоциями.
— Тема закрыта. Твоя задача сейчас по максимуму нивелировать наше участие в этом скандальном деле. По большому счёту, мы загодя предусмотрели и такой исход, все договоренности совершались от лица Аш-Шера, так что всерьёз влип только он. Ты знаешь, что делать. Топи его.
Слак, устав разыгрывать из себя божество вещающее, щёлкнул пальцами, материализуя кресло. Уселся, вальяжно вытянул ноги. По второму щелчку в воздухе завис поднос, на котором оказались бокал с опалесцирующей жидкостью и блюдце с отборными масляными орешками.
Тан невольно сглотнул слюну — этот баснословно дорогой и невероятно вкусный деликатес перепадал ему крайне редко. Не говоря уже об ориго пятисотлетней выдержки. Что ни говори, а до такого уровня благоденствия ему ещё очень далеко...
Слак-Поц небрежно закинул орешек в рот, блаженно закатил глаза.
Сделал глоток ориго и продолжил:
— И всё же прискорбно, что наш эксперимент так бесславно закончился. Ещё бы от силы десяток лет, и мы могли бы предъявить Совету результат: нормально развивающегося естественнорождённого. Ортодоксам ничего не оставалось бы, как сглотнуть, не морщась. И тогда бы мы эксклюзивно, самым заслуженным элоимам, поставляли живых женщин — для деторождения... ну, и не только. Вот это был бы бизнес! Мой индекс элитарности взлетел бы на сотни пунктов! Эх, что уж теперь... Тот-Тех, благословен он будь ещё тысячи тысяч веков, крайне... э-э... огорчён таким поворотом, — при упоминании имени заместителя главы Совета Слак-Поц благоговейно возвел очи горе.
Тан-Дарк с трудом подавил усмешку. «Старая обезьяна, перед кем ты кривляешься, можно подумать, я не знаю, что при случае первым вцепишься ему в глотку!». Но крамольные мысли никак не отразились на его лице. Тан от природы имел мышление стратега и все свои «многоходовки» тщательно просчитывал. Однако на этот раз, похоже, он потерпел личный крах. Конечно, не смертельно, но осознавать проигрыш было неприятно. Хотя... Оставался ещё, пусть и призрачный, но шанс, и его стоило не упустить.
Напустив на себя деловитую озабоченность, он спросил, стараясь, чтобы голос звучал как можно безразличнее:
— Патрон, а что делать с его «подстилкой»? С этой... как её... с Эви?
Слак пошло гоготнул и закинул в рот ещё один орешек.
— А что, ты на неё запал? С каким интересом спрашиваешь?
Тан мотнул головой — как будто отрицая предположение, хотя на самом деле желая скрыть растерянность. «Вот же тварь, пронюхал-таки! Неужели и за мной следили?»
— Сдалась она мне. Любых галм имею, каких пожелаю. Всегда и на всё готовых. А от этой какой толк?
Взмахом руки отправив в небытие и поднос, и опустевшую посуду, Слак-Поц подался вперёд и проговорил, сверля подчинённого тяжёлым взглядом:
— А такой толк, что живая она. Непредсказуемая. Без программы в голове. Живую-то ломать куда как слаще. Только не по тебе такой кусок, сопляк. Подавишься. Я бы её взял, конечно. Да и кто бы отказался? Но теперь нечего слюной исходить — процесс мы уже не контролируем, а процедура зачистки предусматривает возврат биоматериала в мир изъятия. Не знаешь как будто.
Слак-Поц неожиданно легко встал из низкого кресла.
— Ну, поболтали — и будет. Ты тут обтекай пока, но сильно рефлексиями не увлекайся. Чтобы разрулить это щекотливое дело, нужна предельная концентрация. Разбирайся, короче. На связь со мной выходи только в крайнем случае.
Доселе чёткая голограмма пошла волнами, цвета смешались. Канал связи закрылся.
Взбешённый Тан-Дарк пнул кресло так, что оно завалилось набок. Дневник упал на пол и раскрылся. След обуви Тана пришелся аккурат на запись от 22 сентября.
В опустевшей комнате осталась только распластанная на полу тетрадь, со страницами которой принялся играть ветер, да сиротеющая в углу ярко-синяя пинетка, связанная Эви. Программа зачистки продолжалась.
Эвика сидела в углу, поджав ноги, и медленно раскачивалась из стороны в сторону. Где-то плакал Кир. Она не слышала этого, но знала наверняка, потому что сердце то и дело тревожно сжималось, а грудь распирало от прилившего молока. Разлучённая с сыном вот уже больше пяти часов, она пропустила одно кормление, и не было никакой уверенности, что не пропустит и второе. Уверенность в чём бы то ни было таяла с каждой минутой. Рассудок отказывался верить в реальность происходящего.
Начиная с момента внезапного появления незнакомого мужчины, не явно, но жестами и порывистостью движений похожего на Аша, всё происходящее казалось дурным сном. Нежданный визитёр, возникший в спальне, с таким отвращением уставился на неё, кормившую в тот момент ребёнка, что Эви мгновенно захолодела от плохого предчувствия.
Кир, почувствовав эмоциональное состояние матери, бросил грудь и захныкал, а потом и расплакался в голос. Она нежно прижала к себе малыша, стараясь успокоить и заодно привести свои мысли в порядок. Появление в доме чужого человека было необъяснимо: систему охраны Аш давно довёл до совершенства, пройти через защитное поле, куполом укрывающее Дом и значительную часть сада, могли только те люди, чьи геномы находились в разрешительном списке. Раз этому элоиму с лёгкостью удалось открыть портал прямо в спальню Аша и Эви, он наверняка был близким родственником. Точнее сказать, ближайшим и, вероятнее всего, единственным, то есть... отцом Аша!
Эви, наслышанная об их давнишнем и так и не разрешившемся конфликте, внутренне обмерла. Ничего хорошего его визит явно не предвещал.
Сейчас, оглядываясь на недавние события, Эви горько скривила рот — знать бы, насколько плохо в итоге получится, ногтями бы процарапала выход из купола защиты!
Однако год, прожитый в любви и уюте, отучил её от мгновенных реакций, интуиция сладко дремала, точно заласканная кошка. Что и говорить, ещё сегодняшним утром она была уверена в незыблемой прочности собственного Эдема. Но вот появился незваный гость — и это стало началом конца.
Полыхая от негодования, элоим гневно заговорил, затем перешёл на крик. Эвика не поняла его, хотя уже неплохо говорила на элоимском — видимо, Шер использовал какое-то древнее наречие. Тем не менее, она чётко уловила, что в голосе его звучала неприкрытая угроза. Она не знала, что делать, растерялась, да и сын плакал, не переставая. Прижавшись к матери, обхватив её за шею правой ручонкой, левой махал на вошедшего в раж деда: убери, убери его, мамочка, он страшный!
Не переставая возмущённо кричать, Шер резким рубленым движением открыл портал, за которым клубилась тьма чужого мира. Дом отреагировал мгновенно, включив аварийную систему, которая отсекла Эви с сыном от возникшей опасности. Мелкие предметы, находящиеся поблизости, утянуло в портал, как мусор в трубу пылесоса. Волосы на голове Шера встали дыбом. Руками, воздетыми к небу, он производил какие-то пассы, но говорить уже не мог — воздух из помещения с гудением высасывало в чернеющий зев враждебного пространства.
Внезапно портал схлопнулся. Вслед за этим раскрылся другой, и Шер, бросив на Эви очередной ненавидящий взгляд, шагнул в него.
Дом около часа держал купол аварийной системы, не принимая во внимание приказы Эвики. Талдычил монотонным голосом: экстремальная ситуация, экстремальная ситуация, план «Алеф» активирован! А когда наконец-то снял блокаду, бежать было поздно — Дом взяли в осаду функционалы.
Он долго сопротивлялся нашествию чужаков, включал блокирующие программы, но потом его вырубили — в буквальном смысле. Ворвались в дом, сына отобрали, а её, не реагируя на просьбы и крики, заперли в одной из дальних комнат. Сейчас искусственный интеллект не отзывался ни на один запрос Эви, и даже микроботы-обслуга, обычно то и дело снующие по углам в поисках несуществующей пыли, стояли, застыв, там и тут — где застал их сигнал аварийного отключения.
Эви судорожно цеплялась за одну-единственную мысль, пока ещё вселявшую в неё надежду: вот-вот вернётся с инспекции Аш и всё решит. Вероятно, это какое-то недоразумение. Да, конечно, это ошибка! Всё будет хорошо. Всё непременно будет хорошо, и никак иначе. Так говорил разум. Но поднятая по тревоге интуиция заполошно бормотала «хватай ребёнка и беги!», порождая звериную тоску.
Тан, ведомый уже осознанным намерением, двигался с целеустремлённостью самонаводящейся ракеты. Функционалы, готовящие улики к отправке через порталы, благоразумно расступились.
