— Мой дорогой, вы — ходячая бомба, понимаете вы это? Процедура перерождения для неофита с таким потенциалом никогда прежде не проводилась — во всяком случае, в рамках действующей реальности. К слову, я не поручусь так же и за то, что сама реальность устоит. Процент риска настолько велик, что я лично... — тут он обвёл собрание подозрительным взглядом, словно ожидал, что ему начнут возражать, но желающих рискнуть не нашлось, и он продолжил: — ...так вот, я лично настоятельно рекомендую вам отказаться от инициации. В противном случае... — энергично жестикулируя, Ламд попытался найти бронебойные аргументы, но понял, что ситуацией не владеет, и раздражённо закончил: — Впрочем, что я могу? Мне останется только сожалеть.
Ламд сел, демонстративно сплетя руки-веточки на груди. Вопреки неубедительной фактуре, бойцовский дух горел в нём так ярко, что Кир с уважением склонил голову.
— Благодарю.
Ламд в ответ лишь пожал узкими плечами и скептически вздёрнул брови, уже предвидя ответ.
Кир обвёл глазами собравшихся и заговорил — не спеша, взвешивая каждое слово:
— Я признателен каждому из вас: и тем, кто, здраво оценивая риски, пытается меня остановить, и тем, кто разделяет моё намерение и не отговаривает. Хочу, чтобы вы понимали: я осознаю, что моя инициация потенциально опасна. В спорах пора поставить точку — и я её ставлю. Инициация будет. Я хочу пройти её как можно скорее.
Собрание снова загудело, но Кир не вслушивался. Он воспринимал происходящее уже со стороны, приглушённо.
То чувство, что владело им сейчас, можно было охарактеризовать одним словом: предопределённость. Она вступила в силу сразу после его слов, и Кир чётко осознавал, что назад дороги нет.
Конечно, в отличие от какого-нибудь астрономического объекта, который после вовлечения в орбиту притяжения чёрной дыры и приближения к точке невозврата может только падать, утрачивая свою природу в разрушительном растяжении, выбор у Кира был. И он знал об этом. Но также он знал, что не отступит, потому что вела его не только длинная цепь событий, лишь на первый взгляд не связанных между собой, но и его собственная воля — воля нового, уже вступившего в фазу необратимой метаморфозы существа. Во внешнем мире сейчас не нашлось бы никого, кто смог бы повлиять на его решение. Он обратился в себя в поисках опоры. Самое важное сейчас происходило в нём — значит, и силу он мог обрести только в себе.
После заявления Кира дальнейшее обсуждение утратило всякую актуальность, и вскоре участники разошлись. Разгорячённые спорщики, покинув кабинет, всего вероятнее, продолжили диспуты кулуарно, уже чисто из научного интереса, а технари, теоретические выкладки научников рассматривавшие исключительно с практической точки зрения, занялись последними проверками оборудования.
В кабинете остались только Кир и Хард.
Хард, за прошедшие несколько суток спавший в лучшем случае часа четыре, с силой потёр ладонями лицо, потом взъерошил волосы и сказал, гвоздя Кира тяжёлым взглядом:
— Ты действительно понимаешь, на что идёшь?
Тот даже не успел заговорить, как Хард продолжил:
— Погоди. Выслушай. Я не собираюсь тебя отговаривать. Я хочу знать наверняка, что ты не отступишь в последнюю минуту — там, на входе в Сферу. Потому что если ты струсишь, я тебя собственноручно размажу. Буквально. Прими это во внимание и хорошенько подумай ещё раз. Пока ты можешь уйти. Ещё можешь. Конечно, многие не поймут, но мы будем тебя прятать до последнего — даже в ущерб своим.
Как бы случайно обронённое «своим» могло бы больно задеть ещё сутки назад. Кир подумал об этом, но без эмоций. Не хотелось ничего доказывать. Его решение уже было принято и не подлежало отмене. Но Хард ждал гарантий, поэтому он сказал просто:
— Я не отступлю.
Насупив густые брови, Хард долго вглядывался в его лицо. Кир смотрел прямо, глаз не отводил. Реакция Харда его не волновала.
Наконец визави перевёл взгляд на свои сжатые кулаки и обронил:
— Добро.
Но вслед за этим лицо его перекосила гримаса, он пристукнул увесистым кулаком и заговорил — горячо, зло:
— Шед! Вот хоть убей, но я тебе не верю! Ну кто ты есть, а? Папенькин сынок, выскочка, недоучка! За что тебе такая сила? Что ты можешь с ней сделать — ты, сосунок, жизни не видевший?!
Он ещё продолжал говорить — тёмные слова, прорвавшие плотину подсознательного, сложно было перенаправить в русло благоразумия, — но Кир его не слышал.
Внезапно ему открылось какое-то иное зрение, сродни тому, что недавно при очистке Фаэра активировал отец. Но если тогда Кир видел суть физических тел вплоть до атомарной сетки, то сейчас он начал различать эмоциональный фон Харда. Красный туман, истекающий из горла и окружающий его голову, выдавал яростный, но неправедный гнев — потому что багровое пульсирующее облако перевивали мутно-зелёные жирные щупальца, выходящие из сердца.
Повинуясь внезапному импульсу, Кир встал и простёр левую руку. По ней из середины груди мгновенно побежали ручейки тепла, кончики пальцев начало покалывать. Кир с удивлением увидел, что рука подобием перчатки окружена плотным золотистым мерцанием.
Он лишь слегка двинул ладонью — мерцающее облако стекло с пальцев и поплыло к Харду. При соприкосновении с тёмным туманом, заволокшим его голову, облако немного дрогнуло, но не распалось — напротив, через секунду загустело и интенсивно замерцало. Грязные цвета, окружавшие Харда, начали светлеть. Красный вскоре сошёл на нет, а болотно-зелёный сменился ярким и чистым оттенком сочной травы.
Хард громко выдохнул и умолк на полуслове. Он выглядел донельзя озадаченным и смущённым.
Кир подбадривающе кивнул:
— Всё нормально, забудь. Я понимаю, что тебя побудило сказать это. Все мы люди. Я бы тоже завидовал... Наверное.
— Я... — Хард закрыл глаза широкой ладонью. — Шед, ну я и сука... Сам не понимаю, откуда всё это. Хотя нет, понимаю. Завидую, да. Злюсь дико.
Он отвёл руку от лица, посмотрел в упор. Взгляд у него был усталый.
— Знаешь, до твоего появления я тут самый потенциальный был. Понимал, что никогда не реализуюсь, но знал, что первый — и могу. Это грело. А ты, пацан, не успел появиться, как в два счёта меня сделал. И теперь дальше пойдёшь, а я — до конца жизни здесь. Так-то вот. Жизнь по-прежнему несправедлива.
— С этим не поспоришь. — Кир сел в кресло напротив Харда. — Потому и говорю, что понимаю тебя. Может, ты не в курсе, но я свой дар не просил. Я с ним родился. Меня, знаешь ли, не спросили. И что будет после, не очень-то представляю. Вот, говоришь, дальше пойду. Куда? Кем я выйду из Сферы? Если выйду, конечно...
— Прости, — угрюмо проронил Хард. — Сорвался я. Вот так, нечаянно, в собственное нутро заглянешь — а там мерзости столько, что жить потом тошно.
Кир пожал плечами:
— Ну так это же хорошо, что заглянул. Нарыв проще вскрывать, когда границы его чётко обозначены. Ты умный, справишься.
Хард криво ухмыльнулся:
— Ладно, док, можешь не лечить мне мозги, у меня для этого Эрин есть. Правда, она сейчас Тали утешать примется, но ничего, и на меня сил хватит.
При упоминании имени Тали Кира ожгло. Сам не ожидал, что так остро придётся. В груди мгновенно вспыхнул карминовый цветок — Кир видел его столь же явственно, как и собственные руки. Вот хрупкий стебель, с трудом удерживающий крупную головку бутона, вот многочисленные лирообразные лепестки, которые начали раскрываться, медленно обнажая бледно-розовую сердцевину с тонкими тычинками, роняющими золотую пудру пыльцы. Живой. Красивый... Жаль, что придётся сорвать.
— Передай Тали, что я... я благодарен ей за всё.
— Да иди ты! — Хард заиграл желваками. — Сам такое передавай! Не понимаешь, что ли, что в такой ситуации женщина другое хочет слышать? Соврать мог хотя бы?
Кир поморщился.
— Да. Конечно, мог бы и соврать. Но она всё равно не поверит. Я же ухожу — и от неё в том числе. И каким вернусь — если вернусь, никто не скажет.
— Так. Хватит. Куда ты денешься. Каким надо, таким и вернёшься! — хлопком ладони о стол Хард поставил точку в разговоре. — А теперь слушай внимательно, о деле говорить будем.
Он сцепил ладони в «замок» и принялся постукивать ими по столешнице. Потом вперил взгляд в Кира.
— Я вот почему так напрягаюсь... Мы с ребятами... Короче, время пришло выходить из тени и показывать системе, что? мы есть. Твоя инициация — наилучший момент для этого. Что-то мне подсказывает, что после неё элоимское устройство утратит как минимум три из четырёх основополагающих столпов...
Предвосхищая реплику, поднял вверх правую ладонь.
— Сейчас объясню. В общем, с началом инициации интели внедрятся в Айкон и забьют все потоки нашей трансляцией. Сам понимаешь, с учётом этого отступить ты никакого права не имеешь. Не знаю, как надолго парни сумеют удержаться, но основную часть мы в любом случае залить успеем. Должны, — поправился он и продолжил: — Снимать будем «мухами»: для экстремальной съёмки самое то — «фасеточный взгляд», масса обзорных точек, мобильность, опять же. На тебя тоже «букашку» прицепим. Она, конечно, в Сфере с началом излучения в момент сдохнет, но хоть что-то передать успеет. Подорвём основы, как думаешь?
Хард уставился на Кира и хмыкнул:
— Бомба ходячая!
Взгляд у него был нехороший, с лёгкой сумасшедшинкой. Похоже, грядущие перспективы его весьма впечатляли. Но и пугали, не без того.
Кир неожиданно для себя улыбнулся. Странное состояние отрешённости не отпускало, но полной отстранённости от происходящего уже не было. Что-то происходило в нём и с ним помимо воли — так плод в материнской утробе незадолго до родов переворачивается головой вниз, а немного позже продвигается в тесный родовой канал, повинуясь закону, одинаковому для всех живых. Внутри себя он ощущал нарастающую готовность действовать, это будоражило, раздражало, мешало рассуждать. Впрочем, возможно, и к лучшему, что мешало: рассудок — известный паникёр. А отступать нельзя. Даже сейчас — уже нельзя.
Хард встал и с наслаждением потянулся.
— Оставлю тебя — дела. Ты посиди пока, Шав должна подойти. Успеете попрощаться. По плану часа через три начинаем. Если не передумаешь...
Последняя фраза, сказанная пусть и вполне беззлобно, означала, кажется, не только шутку, но Кир предпочёл не углубляться в вербальные и смысловые оттенки. Известие о скорой встрече с Шав всколыхнуло в нём недавно улёгшиеся эмоции.
В ожидании её прихода он мерил шагами огромный кабинет, пытаясь определиться, как себя держать. Плотность происходящего была очень высока, Кир не успевал осознанно переживать череду знаковых изменений. В последнее время он только и делал, что с огромной скоростью нёсся вперёд по течению бурной событийной реки. Именно сейчас, поставленный перед фактом свидания, он осознал, что и пострадать толком из-за ушата ледяной воды, вылитого Шав на костёр его юношеской страсти, не успел. Впрочем, как и ожесточиться по тому же поводу. Кроме того, появилась Тали, тонко разбавившая горечь и превратившая поражение в победу...
Нет, обиды на Шав не было. Бутон яркого карминового цветка, сорвать который рука не поднималась, раскрылся на ветке того самого дерева, что посадила и вырастила в нём Шав. Да что там, сама Шав была этим деревом — со жгутообразным перевитым стволом, с тонкими ветвями, без колебания колющими грубые чужие руки. И, как цветок Тали, все последующие цветы будут распускаться на нём: изящном гранатовом дереве с мощными корнями, имя которому — Женщина...
— Привет!
Кир пропустил её появление. За доли секунды, что поворачивался к ней, сердце успело сбиться с ритма. А когда увидел — пустилось вскачь, навёрстывая пропущенные удары.
Она улыбалась. Сияла. Когда она так улыбалась, миру можно было простить любые несовершенства.
— Тали... Я... Я боялся, что уже не увидимся. И... что увидимся — тоже.
Она порывисто шагнула навстречу. Обняла. Всей собой обняла. Приняла такого, как есть, — и отступила. Отпустила. Ушла. Только и осталось, что запах её тающий, едва уловимый, с тонкой горчинкой, да ощущение рук нежных, обнимающих шею. Была — и нет. Нет? Неверно. Есть. Цветок остался. Пусть он никогда не станет плодом, но цвести будет, сколько сил ему отпущено.
Когда через несколько минут появилась Шав, он уже смог взять себя в руки. Эмоции улеглись, вернулось недавнее спокойствие.
Объятие Шав — дружеское, крепкое — одарило теплом. Ни нервного жара, ни тяжкого вожделения, ни спазма во внезапно пересохшем горле... Маета осталась в прошлом. Всё названо, определено и уже находится на своих местах. И это хорошо.
— Рад тебе. Как отец?
Шав приподняла правую бровь и кивнула:
— Замечательно. Ты растёшь буквально на глазах. Отец... в порядке. С учётом известных тебе обстоятельств — более чем. Держит оборону. Думаю, сутки у нас ещё есть.
— А ты, надо думать, уже начала новую жизнь? — Кир улыбнулся. — С удовольствием отмечаю, что ты в ней не менее прекрасна, чем в прошлой.
— Ого... Ты и науку тонких комплиментов успел освоить? — Она ответила сдержанной улыбкой. — Здорово, что ты и Тали... Ну... Она очень тебе подходит.
— Могла бы подойти... — выражение его лица изменилось, стало собранным и серьёзным. — Но я рад, что у нас было хотя бы пару дней.
Шав провела рукой по его волосам. Знакомая с младенчества ласка больше не плавила Кира на медленном огне желания.
— Да. Хорошо, что получилось так. Тебе будет легче... пройти. И когда пройдёшь, — а ты пройдёшь, я уверена, — изменится абсолютно всё.
Он потёр лоб.
— Я, наверно, чего-то не понимаю. Если в ходе инициации никто, как оказалось, не умирает, с чего разгорелся сегодняшний сыр-бор на совещании? Почему они опасаются за мою жизнь?
— Знала, что спросишь. А ты подумай. Все ответы есть в тебе. Спроси себя, на что похожи Сферы элоимов. Ведь ты уже видел их... со стороны.
Шав согнула в локте левую руку и кисть таким образом, словно собиралась принять на ладонь маленький поднос... например, для фруктов...
— Виноград! Виноградная гроздь, да? — мгновенное озарение высветило воспоминание, подавленное после зачистки Фаэра. — Ты хочешь сказать...
— Я много чего хочу сказать, но не имею права. Ты должен всё найти в себе. И ответы, и — что намного важнее — правильные вопросы. И... выход.
Она нахмурилась и сложила руки на груди.
— Риск, бесспорно, есть. И немалый. Здесь я разделяю опасения Ламда и других аналитиков. Ты не прошёл полный цикл подготовки, многого не знаешь. Даже с... воображаемым пространством практически не работал. Но выбор невелик: либо отчаянный разбег, толчок и... взлёт, только взлёт!.. Либо... Если Совет до тебя доберётся... Не хочу пугать, но в этом случае для тебя будет лучше умереть сразу.
— Не доберётся. — Голос Кира звучал твёрдо и уверенно. — Я уже говорил и тебе повторю: инициации — быть. Я сам знаю, что мне это нужно.
На запястье Шав ярко вспыхнул экран браслета-коммуникатора, и, не дожидаясь ответа, Аш-Шер быстро заговорил:
— Шави, меня сейчас сопроводят на ментал-допрос. У вас остаётся от силы час.
Кир почувствовал, как обрывается сердце.
Отец кашлянул и после секундной заминки добавил:
— Обними... нашего балбеса за меня, — и отключился.
Шав, не успевшая ответить, досадливо поморщилась и перевела взгляд на Кира. Глаза её, потемневшие из-за расширившихся зрачков, выражали тревогу, но голос звучал сдержанно:
Ламд сел, демонстративно сплетя руки-веточки на груди. Вопреки неубедительной фактуре, бойцовский дух горел в нём так ярко, что Кир с уважением склонил голову.
— Благодарю.
Ламд в ответ лишь пожал узкими плечами и скептически вздёрнул брови, уже предвидя ответ.
Кир обвёл глазами собравшихся и заговорил — не спеша, взвешивая каждое слово:
— Я признателен каждому из вас: и тем, кто, здраво оценивая риски, пытается меня остановить, и тем, кто разделяет моё намерение и не отговаривает. Хочу, чтобы вы понимали: я осознаю, что моя инициация потенциально опасна. В спорах пора поставить точку — и я её ставлю. Инициация будет. Я хочу пройти её как можно скорее.
Собрание снова загудело, но Кир не вслушивался. Он воспринимал происходящее уже со стороны, приглушённо.
То чувство, что владело им сейчас, можно было охарактеризовать одним словом: предопределённость. Она вступила в силу сразу после его слов, и Кир чётко осознавал, что назад дороги нет.
Конечно, в отличие от какого-нибудь астрономического объекта, который после вовлечения в орбиту притяжения чёрной дыры и приближения к точке невозврата может только падать, утрачивая свою природу в разрушительном растяжении, выбор у Кира был. И он знал об этом. Но также он знал, что не отступит, потому что вела его не только длинная цепь событий, лишь на первый взгляд не связанных между собой, но и его собственная воля — воля нового, уже вступившего в фазу необратимой метаморфозы существа. Во внешнем мире сейчас не нашлось бы никого, кто смог бы повлиять на его решение. Он обратился в себя в поисках опоры. Самое важное сейчас происходило в нём — значит, и силу он мог обрести только в себе.
После заявления Кира дальнейшее обсуждение утратило всякую актуальность, и вскоре участники разошлись. Разгорячённые спорщики, покинув кабинет, всего вероятнее, продолжили диспуты кулуарно, уже чисто из научного интереса, а технари, теоретические выкладки научников рассматривавшие исключительно с практической точки зрения, занялись последними проверками оборудования.
В кабинете остались только Кир и Хард.
Хард, за прошедшие несколько суток спавший в лучшем случае часа четыре, с силой потёр ладонями лицо, потом взъерошил волосы и сказал, гвоздя Кира тяжёлым взглядом:
— Ты действительно понимаешь, на что идёшь?
Тот даже не успел заговорить, как Хард продолжил:
— Погоди. Выслушай. Я не собираюсь тебя отговаривать. Я хочу знать наверняка, что ты не отступишь в последнюю минуту — там, на входе в Сферу. Потому что если ты струсишь, я тебя собственноручно размажу. Буквально. Прими это во внимание и хорошенько подумай ещё раз. Пока ты можешь уйти. Ещё можешь. Конечно, многие не поймут, но мы будем тебя прятать до последнего — даже в ущерб своим.
Как бы случайно обронённое «своим» могло бы больно задеть ещё сутки назад. Кир подумал об этом, но без эмоций. Не хотелось ничего доказывать. Его решение уже было принято и не подлежало отмене. Но Хард ждал гарантий, поэтому он сказал просто:
— Я не отступлю.
Насупив густые брови, Хард долго вглядывался в его лицо. Кир смотрел прямо, глаз не отводил. Реакция Харда его не волновала.
Наконец визави перевёл взгляд на свои сжатые кулаки и обронил:
— Добро.
Но вслед за этим лицо его перекосила гримаса, он пристукнул увесистым кулаком и заговорил — горячо, зло:
— Шед! Вот хоть убей, но я тебе не верю! Ну кто ты есть, а? Папенькин сынок, выскочка, недоучка! За что тебе такая сила? Что ты можешь с ней сделать — ты, сосунок, жизни не видевший?!
Он ещё продолжал говорить — тёмные слова, прорвавшие плотину подсознательного, сложно было перенаправить в русло благоразумия, — но Кир его не слышал.
Внезапно ему открылось какое-то иное зрение, сродни тому, что недавно при очистке Фаэра активировал отец. Но если тогда Кир видел суть физических тел вплоть до атомарной сетки, то сейчас он начал различать эмоциональный фон Харда. Красный туман, истекающий из горла и окружающий его голову, выдавал яростный, но неправедный гнев — потому что багровое пульсирующее облако перевивали мутно-зелёные жирные щупальца, выходящие из сердца.
Повинуясь внезапному импульсу, Кир встал и простёр левую руку. По ней из середины груди мгновенно побежали ручейки тепла, кончики пальцев начало покалывать. Кир с удивлением увидел, что рука подобием перчатки окружена плотным золотистым мерцанием.
Он лишь слегка двинул ладонью — мерцающее облако стекло с пальцев и поплыло к Харду. При соприкосновении с тёмным туманом, заволокшим его голову, облако немного дрогнуло, но не распалось — напротив, через секунду загустело и интенсивно замерцало. Грязные цвета, окружавшие Харда, начали светлеть. Красный вскоре сошёл на нет, а болотно-зелёный сменился ярким и чистым оттенком сочной травы.
Хард громко выдохнул и умолк на полуслове. Он выглядел донельзя озадаченным и смущённым.
Кир подбадривающе кивнул:
— Всё нормально, забудь. Я понимаю, что тебя побудило сказать это. Все мы люди. Я бы тоже завидовал... Наверное.
— Я... — Хард закрыл глаза широкой ладонью. — Шед, ну я и сука... Сам не понимаю, откуда всё это. Хотя нет, понимаю. Завидую, да. Злюсь дико.
Он отвёл руку от лица, посмотрел в упор. Взгляд у него был усталый.
— Знаешь, до твоего появления я тут самый потенциальный был. Понимал, что никогда не реализуюсь, но знал, что первый — и могу. Это грело. А ты, пацан, не успел появиться, как в два счёта меня сделал. И теперь дальше пойдёшь, а я — до конца жизни здесь. Так-то вот. Жизнь по-прежнему несправедлива.
— С этим не поспоришь. — Кир сел в кресло напротив Харда. — Потому и говорю, что понимаю тебя. Может, ты не в курсе, но я свой дар не просил. Я с ним родился. Меня, знаешь ли, не спросили. И что будет после, не очень-то представляю. Вот, говоришь, дальше пойду. Куда? Кем я выйду из Сферы? Если выйду, конечно...
— Прости, — угрюмо проронил Хард. — Сорвался я. Вот так, нечаянно, в собственное нутро заглянешь — а там мерзости столько, что жить потом тошно.
Кир пожал плечами:
— Ну так это же хорошо, что заглянул. Нарыв проще вскрывать, когда границы его чётко обозначены. Ты умный, справишься.
Хард криво ухмыльнулся:
— Ладно, док, можешь не лечить мне мозги, у меня для этого Эрин есть. Правда, она сейчас Тали утешать примется, но ничего, и на меня сил хватит.
При упоминании имени Тали Кира ожгло. Сам не ожидал, что так остро придётся. В груди мгновенно вспыхнул карминовый цветок — Кир видел его столь же явственно, как и собственные руки. Вот хрупкий стебель, с трудом удерживающий крупную головку бутона, вот многочисленные лирообразные лепестки, которые начали раскрываться, медленно обнажая бледно-розовую сердцевину с тонкими тычинками, роняющими золотую пудру пыльцы. Живой. Красивый... Жаль, что придётся сорвать.
— Передай Тали, что я... я благодарен ей за всё.
— Да иди ты! — Хард заиграл желваками. — Сам такое передавай! Не понимаешь, что ли, что в такой ситуации женщина другое хочет слышать? Соврать мог хотя бы?
Кир поморщился.
— Да. Конечно, мог бы и соврать. Но она всё равно не поверит. Я же ухожу — и от неё в том числе. И каким вернусь — если вернусь, никто не скажет.
— Так. Хватит. Куда ты денешься. Каким надо, таким и вернёшься! — хлопком ладони о стол Хард поставил точку в разговоре. — А теперь слушай внимательно, о деле говорить будем.
Он сцепил ладони в «замок» и принялся постукивать ими по столешнице. Потом вперил взгляд в Кира.
— Я вот почему так напрягаюсь... Мы с ребятами... Короче, время пришло выходить из тени и показывать системе, что? мы есть. Твоя инициация — наилучший момент для этого. Что-то мне подсказывает, что после неё элоимское устройство утратит как минимум три из четырёх основополагающих столпов...
Предвосхищая реплику, поднял вверх правую ладонь.
— Сейчас объясню. В общем, с началом инициации интели внедрятся в Айкон и забьют все потоки нашей трансляцией. Сам понимаешь, с учётом этого отступить ты никакого права не имеешь. Не знаю, как надолго парни сумеют удержаться, но основную часть мы в любом случае залить успеем. Должны, — поправился он и продолжил: — Снимать будем «мухами»: для экстремальной съёмки самое то — «фасеточный взгляд», масса обзорных точек, мобильность, опять же. На тебя тоже «букашку» прицепим. Она, конечно, в Сфере с началом излучения в момент сдохнет, но хоть что-то передать успеет. Подорвём основы, как думаешь?
Хард уставился на Кира и хмыкнул:
— Бомба ходячая!
Взгляд у него был нехороший, с лёгкой сумасшедшинкой. Похоже, грядущие перспективы его весьма впечатляли. Но и пугали, не без того.
Кир неожиданно для себя улыбнулся. Странное состояние отрешённости не отпускало, но полной отстранённости от происходящего уже не было. Что-то происходило в нём и с ним помимо воли — так плод в материнской утробе незадолго до родов переворачивается головой вниз, а немного позже продвигается в тесный родовой канал, повинуясь закону, одинаковому для всех живых. Внутри себя он ощущал нарастающую готовность действовать, это будоражило, раздражало, мешало рассуждать. Впрочем, возможно, и к лучшему, что мешало: рассудок — известный паникёр. А отступать нельзя. Даже сейчас — уже нельзя.
Хард встал и с наслаждением потянулся.
— Оставлю тебя — дела. Ты посиди пока, Шав должна подойти. Успеете попрощаться. По плану часа через три начинаем. Если не передумаешь...
Последняя фраза, сказанная пусть и вполне беззлобно, означала, кажется, не только шутку, но Кир предпочёл не углубляться в вербальные и смысловые оттенки. Известие о скорой встрече с Шав всколыхнуло в нём недавно улёгшиеся эмоции.
В ожидании её прихода он мерил шагами огромный кабинет, пытаясь определиться, как себя держать. Плотность происходящего была очень высока, Кир не успевал осознанно переживать череду знаковых изменений. В последнее время он только и делал, что с огромной скоростью нёсся вперёд по течению бурной событийной реки. Именно сейчас, поставленный перед фактом свидания, он осознал, что и пострадать толком из-за ушата ледяной воды, вылитого Шав на костёр его юношеской страсти, не успел. Впрочем, как и ожесточиться по тому же поводу. Кроме того, появилась Тали, тонко разбавившая горечь и превратившая поражение в победу...
Нет, обиды на Шав не было. Бутон яркого карминового цветка, сорвать который рука не поднималась, раскрылся на ветке того самого дерева, что посадила и вырастила в нём Шав. Да что там, сама Шав была этим деревом — со жгутообразным перевитым стволом, с тонкими ветвями, без колебания колющими грубые чужие руки. И, как цветок Тали, все последующие цветы будут распускаться на нём: изящном гранатовом дереве с мощными корнями, имя которому — Женщина...
— Привет!
Кир пропустил её появление. За доли секунды, что поворачивался к ней, сердце успело сбиться с ритма. А когда увидел — пустилось вскачь, навёрстывая пропущенные удары.
Она улыбалась. Сияла. Когда она так улыбалась, миру можно было простить любые несовершенства.
— Тали... Я... Я боялся, что уже не увидимся. И... что увидимся — тоже.
Она порывисто шагнула навстречу. Обняла. Всей собой обняла. Приняла такого, как есть, — и отступила. Отпустила. Ушла. Только и осталось, что запах её тающий, едва уловимый, с тонкой горчинкой, да ощущение рук нежных, обнимающих шею. Была — и нет. Нет? Неверно. Есть. Цветок остался. Пусть он никогда не станет плодом, но цвести будет, сколько сил ему отпущено.
Когда через несколько минут появилась Шав, он уже смог взять себя в руки. Эмоции улеглись, вернулось недавнее спокойствие.
Объятие Шав — дружеское, крепкое — одарило теплом. Ни нервного жара, ни тяжкого вожделения, ни спазма во внезапно пересохшем горле... Маета осталась в прошлом. Всё названо, определено и уже находится на своих местах. И это хорошо.
— Рад тебе. Как отец?
Шав приподняла правую бровь и кивнула:
— Замечательно. Ты растёшь буквально на глазах. Отец... в порядке. С учётом известных тебе обстоятельств — более чем. Держит оборону. Думаю, сутки у нас ещё есть.
— А ты, надо думать, уже начала новую жизнь? — Кир улыбнулся. — С удовольствием отмечаю, что ты в ней не менее прекрасна, чем в прошлой.
— Ого... Ты и науку тонких комплиментов успел освоить? — Она ответила сдержанной улыбкой. — Здорово, что ты и Тали... Ну... Она очень тебе подходит.
— Могла бы подойти... — выражение его лица изменилось, стало собранным и серьёзным. — Но я рад, что у нас было хотя бы пару дней.
Шав провела рукой по его волосам. Знакомая с младенчества ласка больше не плавила Кира на медленном огне желания.
— Да. Хорошо, что получилось так. Тебе будет легче... пройти. И когда пройдёшь, — а ты пройдёшь, я уверена, — изменится абсолютно всё.
Он потёр лоб.
— Я, наверно, чего-то не понимаю. Если в ходе инициации никто, как оказалось, не умирает, с чего разгорелся сегодняшний сыр-бор на совещании? Почему они опасаются за мою жизнь?
— Знала, что спросишь. А ты подумай. Все ответы есть в тебе. Спроси себя, на что похожи Сферы элоимов. Ведь ты уже видел их... со стороны.
Шав согнула в локте левую руку и кисть таким образом, словно собиралась принять на ладонь маленький поднос... например, для фруктов...
— Виноград! Виноградная гроздь, да? — мгновенное озарение высветило воспоминание, подавленное после зачистки Фаэра. — Ты хочешь сказать...
— Я много чего хочу сказать, но не имею права. Ты должен всё найти в себе. И ответы, и — что намного важнее — правильные вопросы. И... выход.
Она нахмурилась и сложила руки на груди.
— Риск, бесспорно, есть. И немалый. Здесь я разделяю опасения Ламда и других аналитиков. Ты не прошёл полный цикл подготовки, многого не знаешь. Даже с... воображаемым пространством практически не работал. Но выбор невелик: либо отчаянный разбег, толчок и... взлёт, только взлёт!.. Либо... Если Совет до тебя доберётся... Не хочу пугать, но в этом случае для тебя будет лучше умереть сразу.
— Не доберётся. — Голос Кира звучал твёрдо и уверенно. — Я уже говорил и тебе повторю: инициации — быть. Я сам знаю, что мне это нужно.
На запястье Шав ярко вспыхнул экран браслета-коммуникатора, и, не дожидаясь ответа, Аш-Шер быстро заговорил:
— Шави, меня сейчас сопроводят на ментал-допрос. У вас остаётся от силы час.
Кир почувствовал, как обрывается сердце.
Отец кашлянул и после секундной заминки добавил:
— Обними... нашего балбеса за меня, — и отключился.
Шав, не успевшая ответить, досадливо поморщилась и перевела взгляд на Кира. Глаза её, потемневшие из-за расширившихся зрачков, выражали тревогу, но голос звучал сдержанно:
