Когда он понял, что окружён, было уже поздно.
Багровые шары в их руках зажглись разом — все тринадцать. Вязкий потусторонний свет не разгонял тьму, но хотя бы разбавлял её до грязно-серого цвета.
Стоящие вокруг Кира оказались малы ростом, едва ли ему по пояс. Тела их скрывали чёрные плащи в пол, но отброшенные назад капюшоны позволяли видеть лица. Все они выглядели вызывающе уродливыми, и каждый в своём уродстве был неповторим.
Один из них, державшийся особняком от прочих, горделиво смерил Кира взглядом и забасил, обращаясь к соплеменникам:
— Обратите внимание, братья: потерялся, но пока не потерян. Досадное упущение. Наставим юношу на путь истинный?
Карлики энергично закивали головами.
— Кто вы? — Страха Кир не чувствовал, но тягостное ощущение появилось.
Гордец ещё выше задрал нос и важно повёл головой, демонстрируя орлиный профиль. Глаза его смотрели холодно, а глубоких глазницах густели тени, выдающие снедающую карлика страсть.
Он поднял зажатый в короткопалых ладонях шар и сказал:
— Мы — носители света. Это же очевидно. Меня зовут Вельз, и я решаю всё.
От внимательного взгляда Кира не укрылось, как один из карликов, сухопарый и узколицый, скривил губы в секундной гримасе. Вельз тоже это заметил, глаза его недобро сузились, а ноздри, напротив, раздулись. Он отрывисто гаркнул: «Ляд!», и тощий карлик мгновенно съежился.
— Тщеславный дурак! Считай, что это последнее предупреждение!
Ляд покорно кивнул, опасаясь смотреть Вельзу в глаза.
Предводитель уродцев картинно развёл руками:
— Увы, персонал нужно контролировать денно и нощно, такова цена власти. Однако, лирику прочь. Поговорим о твоих ближайших перспективах. Ты отстал от своего света и теперь пользуешься нашим — значит, наш должник. Предупреждаю, что догнать тот свет ты не сможешь. Ну, разве что найдёшь новый. Но это вряд ли. Так что прислушайся к тому, что я скажу.
Карлики — все, кроме Вельза, принялись медленно ходить по кругу, бормоча едва слышно: «...должни-ик... прислуша-айся... прислушаайся... потерян... свет у нас... у на-ас...должни-ик...». Шары в их ладонях мерно мерцали в такт шагам.
Внезапно навалилась апатия, душная, смердящая безнадёжностью.
Кир потряс головой, изгоняя наваждение. Посмотрел на Вельза в упор:
— Выслушаю. Но прислушиваться или нет, решу сам.
Физиономия Вельза искривилась в саркастической гримасе:
— Ох-х. Ка-акой большо-ой мальчик! Возможно, ты даже знаешь, куда и зачем идёшь?
— Знаю. Чувствую.
— Так знаешь или чувствуешь? Одно другому не равно, знаешь ли.
— Сначала чувствую. Потом знаю. Сейчас уже чувствую. Значит, скоро буду знать.
Вельз язвительно ухмыльнулся:
— Я ошибся. Ты не большой, ты смешной мальчик! Что ты знаешь о чувствах, ребёнок! Вот они чувства, смотри! Зайздро!
По щелчку его пальцев хоровод замер, и из круга вышел тощий карлик с болезненным блеском в косящих глазах. Желчный цвет лица и мелко дрожащие руки, пальцы которых были сведены на манер птичьей лапы, могли бы рассказать о многом, но Кир не особо преуспел в физиогномике.
Вельз царственно повёл рукой, указывая на Зайздро:
— Зависть. Прекрасное чувство, очень хорошо стимулирует. С ним можно горы свернуть! Зайздро, ты отлично простимулирован, я надеюсь?
Карлик низко поклонился:
— Благодаря гордыне, повелитель!
Вельз отослал его взмахом руки.
— Рогай!
Крепко сбитый уродец с воинственным лицом решительно сделал шаг вперёд.
Гордец продолжил:
— Гнев. Согласись, он привносит в скучную обыденность массу неожиданных сюрпризов. — После, слегка понизив голос, добавил словно бы только для Кира: — Рогай, к сожалению, не очень умён, но зато скор на реакцию.
Рогай набычился, но, повинуясь взгляду повелителя, вернулся в круг, где и выместил раздражение увесистой затрещиной первому подвернувшемуся под руку. Неопрятный, похожий на квашню карлик с длинным унылым лицом моментально накуксился и заныл, потирая затылок. Он был настолько неприятен, что даже взгляд на него вызывал тоскливую дурноту.
— А, кстати! Мокуль! — Вельз указал на ушибленного. — Уныние! Дивное чувство, с ним никогда и ничем не будешь доволен. И вот, с ним по соседству, взгляни — Охер. Равнодушие. Очень удобно, живёт себе с краю, добропорядочно и прилично, никуда не лезет, не мешает. Побольше бы таких.
Охер бесстрастно глянул на стенающего соседа и отвернулся.
— А, или вот ещё! — Вельз вошёл во вкус. — Бруто, наш дорогой Бруто, соль земли — причём в буквальном смысле! Кровь и соль ведь едины. Жестокость. Да на его широких плечах, можно сказать, мир держится!
Атлетически сложённый Бруто довольно осклабился и пролаял:
— Служу гор-р-рдыне!
Вернувшись в круг, он выписал увесистый пинок тщедушному карлику, случайно занявшему его место. Тот отскочил в сторону, мелко дрожа. Рядом стоящий угрюмец с волчьим взглядом склонился к нему и принялся нашептывать что-то на ухо.
Вельз погрозил пальцем:
— Эшта, оставь свои фокусы, Мельк слишком труслив, чтобы мстить. Однако ход твоих мыслей мне нравится. Когда Сатта научит тебя виртуозно лгать, цены тебе не будет. Сатта, займись им.
Сатта, самый молодой из них, подобострастно поклонился, тая лукавую улыбку:
— Счастлив служить гордыне.
Повелитель широко улыбнулся и проговорил, обращаясь к Киру:
— Чисто семейная идиллия! Моя школа! Горжусь ими.
Киру, насмотревшемуся на «идиллию» лет на сто вперёд, захотелось срочно принять душ.
— Не вижу повода для гордости. Да и не гордыне говорить об этом. Мерзость. Мерзость! Вы все до единого порочны.
Вельз скептически искривил губы:
— Неумно. А ведь ты должен мыслить стратегически. Порок — это зло? Ну, допустим. Это с одной стороны. А с другой — благо. Для тебя как руководителя. Это же превосходный инструмент управления! Сам посуди: достаточно лишь однажды понять, какой страстью одержим человек, и ты уже управляешь его жизнью. Вот тебе наглядный пример.
Он выудил из кармана плаща несколько сухариков и, положив их на ладонь, негромко позвал:
— Жрот, ко мне!
В ту же секунду из круга выступил невероятно толстый карлик с лунообразным лицом и, колыша жировыми складками, устремился к повелителю. Пал на колени и принялся жадно пожирать лакомство, довольно урча и похрустывая. Когда ладонь дающего опустела, он замер, потом искательно заглянул в глаза Вельза. Тот достал из кармана ещё один хлебец, бросил на траву, после чего щедро харкнул на него.
Кира передёрнуло.
— Ешь.
Жрот, не колеблясь, слизал с земли харкоту вместе с едой, после чего, заняв своё место в круге, принялся выклянчивать сухарик у приземистого угрюмого соседа, но скупой Щема, спешно пережёвывающий припасённый харч, поднёс ему здоровенный кукиш и отошёл подальше.
Кир почувствовал, как к горлу подступает тошнота.
— Эти твои... чувства мне не нравятся. Они отвратительны, если честно. Начиная с тебя.
Вельз глумливо ухмыльнулся.
— А каких чувств ты ищешь, недобог? Все, что я тебе показал, в природе человека. Хочешь поспорить?
— В природе человека, говоришь? А где же любовь?
— Любовь? Что ты знаешь о ней, наивный? — Вельз расхохотался. — Ерох, пришло твоё время, говори!
Из круга выступил очередной уродец. Багровая лампа бросала густые тени на его лицо, но даже они не могли скрыть сладострастной гримасы, навсегда исказившей его черты. Он то и дело алчно облизывал мясистые потрескавшиеся губы, но они сразу же пересыхали и ещё больше растрескивались от неутолимого внутреннего жара. Глаза его, как застарелая рана — гноем, сочились похотью, которая не нуждалась в адресате, потому что Ерох сам был воплощенная похоть.
Он снова отвратно провёл кончиком толстого языка по губам и проговорил, хрипло и тягуче:
— Любви нет. Ты ещё слишком юн, чтобы это знать, поэтому просто поверь опытному сердцееду, — с этими словами Ерох вытащил из кармана маленький комок сокращающейся плоти и отправил его в рот. На секунду в приоткрывшейся пасти блеснули зубы хищника — в два ряда, как у акулы. Из уголка рта потекла тёмно-вишнёвая струйка. — Есть основной инстинкт, мальчик. Слушай его, он плохого не посоветует. Ты мужчина, и по определению имеешь право брать. Подчинять. А то можно и помучить. — Кончик языка мелькнул в разъявшейся щели рта — уже раздвоенный, змеиный. — Лома-а-ать. Та-а-ак. Сла-а-адко-о. — Карлик мерзко хихикнул. — В мирах так много смачных девочек — уверяю тебя, на любой вкус и цвет. И кроме того, ты ведь ещё не пробовал... м-м-м... ма-альчиков. Маленьких, наивных... почти как ты.
— Сгинь! — прошептал Кир побелевшими от ярости губами.
Ерох, всё ещё хихикая, отступил и слился с темнотой. Лишь багровый шар продолжал тускло мерцать, обозначая его присутствие.
Вскоре карлики снова завели свой безумный хоровод, но Кира больше не беспокоило их бормотание.
Вельз стоял напротив, задрав голову, и смотрел — недобро, с прищуром. После затянувшейся паузы обронил:
— Конечно, я не особо заблуждался насчёт твоего спасения. Но не мог не попробовать. Что ж, не хочешь по-хорошему — научим плохому. Братья, взять его!
Карлы, бросив лампы на траву, кинулись сворой, визжа и сквернословя на разные голоса. Навалились жаркой толпой, душно и шумно дыша, но сходу сбить с ног не сумели, поскольку действовали не слаженно и скорее мешали друг другу, чем помогали.
Кир почувствовал, как его заполняет холодная белая ярость. Кровь бросилась в лицо — пульс скакнул, дыхание участилось, а руки сами сжались в кулаки. Восприятие ускорилось в разы. Движения противников замедлились настолько, что он без труда мог просчитать их перемещения. Тело реагировало, вспоминая уроки Агнира: подбородок прижат к груди, ноги согнуты в коленях, левое плечо вперёд, стопы пружинят, легко перемещая центр тяжести с одной ноги на другую.
Кир играючи принял на бок яростно орущего Бруто, перекатил его через спину, после чего тот рухнул оземь, смешно хекнув на выдохе и неловко подвернув под себя правую руку. Бить его далее не имело смысла — он даже не успел подняться, как орава бестолковых собратьев едва не затоптала его. Карлики беспорядочно размахивали руками, прыгали, отдавливая друг другу ноги, и верещали на все лады. Рогай, попытавшийся было прорваться к Киру, нарвался на жёсткий хук и, закатив глаза, кулём сполз вниз, в компанию к уже изрядно истоптанному Бруто. Жрот, в силу невообразимых своих размеров отставший от ударной группы, добраться до Кира не смог, но преисполнившись воинствующего духа, толкался огромным брюхом, уже не разбирая, кто где. Первой его жертвой пал Мельк — неудачно подвернулся и был отправлен в полёт случайным толчком жирного плеча. После этого началась куча-мала, и Кир, разом утративший к бестолковой потасовке всякий интерес, выбрался оттуда, походя пиная обезумевших карл.
Вельз, сорвавший голос ещё в начале этой бездарной свалки, стоял поодаль и, угрюмо насупившись, смотрел на своё Ватерлоо. Шары за его спиной парили, едва покачиваясь и источая тёмный, добавляющий искажений свет.
Кир остановился, не доходя до него несколько шагов. Говорить было не о чем, но прояснить свою позицию всё же имело смысл.
— И вот этим убожеством ты хотел меня прельстить? — не оглядываясь, он повёл рукой, указывая на продолжающуюся драку. — Вы тут точно больные все. А ты — самый безнадёжный.
Потемневшее от злости лицо Вельда перекосила гримаса.
— Они идиоты! Тупые исполнители. Далее я обойдусь без них.
— Ой ли? — Кир иронично усмехнулся. — Да кто ты есть без них? А прогонишь — кем станешь, оставшись в одиночестве, в полной темноте? Кто ж тебе дифирамбы споёт, пусть и отчаянно фальшивые? Кого ж ты пинать будешь, чтобы хоть ненадолго возвыситься? Пороки, говоришь, используй? Руководитель... Предводитель дураков, вот ты кто. Да ну вас всех!
Кир обошёл застывшего в недоумении Вельза, отбил рукой пару-тройку прилипчивых шаров и пошёл в темноту, с удовольствием ощущая, как пружинит под босыми стопами покрывшаяся росой трава. За спиной приглушённо, мерно тупало — видимо, Вельз увязался следом, но Киру было всё равно, и он не стал оглядываться. Удобные штаны из мягкой ткани, которые он сотворил и даже не заметил, как и когда, по низу промокли, липли к ногам, и в этом ощущении было так много простой, настоящей жизни, что Кир неожиданно для себя подпрыгнул — да так и завис в воздухе.
После с лёгкостью, просто потянувшись всем телом, толкнул себя вверх, прямиком в темнеющее небо. С высоты луг выглядел чёрным пятном, только шары, без присмотра разлетевшиеся на приличные расстояния друг от друга, багровели тусклыми бутонами выморочных цветов. Оценив новое умение, он рассмеялся и плавно опустился на землю.
Вельз стоял, разинув рот. Вот буквально так, без метафор. Киру стало его немного жаль — такие проигрывать не умеют. Хотя... Да ну его к шедам. Пустое.
— Неужели ты вот так и уйдёшь?
Голос Вельза, погасший, надтреснутый, ничуть не походил на недавний самоуверенный бас.
Кир пожал плечами:
— Конечно, уйду. Уже ушёл, собственно.
— Но ты же там будешь совсем один! Нет твоего света, ты понимаешь, нет! Не догонишь! Кому ты нужен, кроме меня?
— Стоп. Давай-ка проясним кое-что. Это ты у себя один. Это ты никому не нужен. Ты, а не я. А у меня своих — много. Я в тех, кто меня любит. А они — во мне. Шав, Тали, ребята из подполья.
Кир сделал паузу, словно сомневаясь, но потом произнёс твёрдо:
— Отец.
Снова запнулся:
— М-мама... И они все мне очень нужны. И я им — тоже, уверен. Мы неизбежно притянем друг друга, как магнит притягивает металл. И когда придёт время, я открою новый свет. Да оно уже приходит, не слышишь?
Он чувствовал, что дерево Шав, поначалу едва слышно шелестевшее листвой, сейчас уже вовсю шумело, будто на предгрозовом ветру. Это не предвещало опасности; оно... ну, словом, входило в силу. Цветы сияли чистым, золотым светом без примесей. Вскоре свет прошил контуры тела, пробился наружу и окружил Кира лучистым ореолом.
Понимание, как совсем недавно — умение левитировать, возникло само собой — словно открылось что-то, до срока спавшее под спудом.
Кир повернулся лицом к тьме и плавным взмахом правой руки изобразил широкую арку. Мрак поплыл густыми грязными потёками, не в силах удержать рвущийся с той стороны ослепительный свет. Кир, сияющий немногим меньше, практически растворился в нём. Бушующие в чистом свете энергии прорывались в тёмный мир низкочастотным гулом.
Вельз, заслоняя ладонью глаза, завопил:
— Нет! Не делай этого! Не уходи! Ты без меня — никто!
— Я без тебя? — Кир улыбнулся. — А разве я был с тобой, гордыня?
Вельз в отчаянии стукнул себя по голове кулаком: не то, не то!
— Не был. Твоя правда. Но это поправимо. Возьми меня с собой! Мы же горы свернём, если вместе, миры перекроим! Забери меня! Не оставл-я-я-яй! — Вельз почти сорвался на визг.
Кир покачал головой:
— Нет. Прости, но никак. О тебе же забочусь. Там, — преодолев лёгкое сопротивление, плавно ввёл ладонь в свет, — ты не выживешь. Твоё место здесь, в темноте.
Последнее, что он услышал, шагая в портал, был низкий утробный вой.
Похоже, с патетичным уходом не задалось.
__________
1 Ёлупень — белорус. — олух
И не было ничего, и всё было светом.
Поначалу Кир парил в нём, как зародыш в амниотических водах. Возможно, он падал или же, напротив, летел вверх — словом, куда-то перемещался, но определить это, даже до предела напрягая все органы чувств, не представлялось возможным, поэтому Кир просто принял происходящее как данность.
Багровые шары в их руках зажглись разом — все тринадцать. Вязкий потусторонний свет не разгонял тьму, но хотя бы разбавлял её до грязно-серого цвета.
Стоящие вокруг Кира оказались малы ростом, едва ли ему по пояс. Тела их скрывали чёрные плащи в пол, но отброшенные назад капюшоны позволяли видеть лица. Все они выглядели вызывающе уродливыми, и каждый в своём уродстве был неповторим.
Один из них, державшийся особняком от прочих, горделиво смерил Кира взглядом и забасил, обращаясь к соплеменникам:
— Обратите внимание, братья: потерялся, но пока не потерян. Досадное упущение. Наставим юношу на путь истинный?
Карлики энергично закивали головами.
— Кто вы? — Страха Кир не чувствовал, но тягостное ощущение появилось.
Гордец ещё выше задрал нос и важно повёл головой, демонстрируя орлиный профиль. Глаза его смотрели холодно, а глубоких глазницах густели тени, выдающие снедающую карлика страсть.
Он поднял зажатый в короткопалых ладонях шар и сказал:
— Мы — носители света. Это же очевидно. Меня зовут Вельз, и я решаю всё.
От внимательного взгляда Кира не укрылось, как один из карликов, сухопарый и узколицый, скривил губы в секундной гримасе. Вельз тоже это заметил, глаза его недобро сузились, а ноздри, напротив, раздулись. Он отрывисто гаркнул: «Ляд!», и тощий карлик мгновенно съежился.
— Тщеславный дурак! Считай, что это последнее предупреждение!
Ляд покорно кивнул, опасаясь смотреть Вельзу в глаза.
Предводитель уродцев картинно развёл руками:
— Увы, персонал нужно контролировать денно и нощно, такова цена власти. Однако, лирику прочь. Поговорим о твоих ближайших перспективах. Ты отстал от своего света и теперь пользуешься нашим — значит, наш должник. Предупреждаю, что догнать тот свет ты не сможешь. Ну, разве что найдёшь новый. Но это вряд ли. Так что прислушайся к тому, что я скажу.
Карлики — все, кроме Вельза, принялись медленно ходить по кругу, бормоча едва слышно: «...должни-ик... прислуша-айся... прислушаайся... потерян... свет у нас... у на-ас...должни-ик...». Шары в их ладонях мерно мерцали в такт шагам.
Внезапно навалилась апатия, душная, смердящая безнадёжностью.
Кир потряс головой, изгоняя наваждение. Посмотрел на Вельза в упор:
— Выслушаю. Но прислушиваться или нет, решу сам.
Физиономия Вельза искривилась в саркастической гримасе:
— Ох-х. Ка-акой большо-ой мальчик! Возможно, ты даже знаешь, куда и зачем идёшь?
— Знаю. Чувствую.
— Так знаешь или чувствуешь? Одно другому не равно, знаешь ли.
— Сначала чувствую. Потом знаю. Сейчас уже чувствую. Значит, скоро буду знать.
Вельз язвительно ухмыльнулся:
— Я ошибся. Ты не большой, ты смешной мальчик! Что ты знаешь о чувствах, ребёнок! Вот они чувства, смотри! Зайздро!
По щелчку его пальцев хоровод замер, и из круга вышел тощий карлик с болезненным блеском в косящих глазах. Желчный цвет лица и мелко дрожащие руки, пальцы которых были сведены на манер птичьей лапы, могли бы рассказать о многом, но Кир не особо преуспел в физиогномике.
Вельз царственно повёл рукой, указывая на Зайздро:
— Зависть. Прекрасное чувство, очень хорошо стимулирует. С ним можно горы свернуть! Зайздро, ты отлично простимулирован, я надеюсь?
Карлик низко поклонился:
— Благодаря гордыне, повелитель!
Вельз отослал его взмахом руки.
— Рогай!
Крепко сбитый уродец с воинственным лицом решительно сделал шаг вперёд.
Гордец продолжил:
— Гнев. Согласись, он привносит в скучную обыденность массу неожиданных сюрпризов. — После, слегка понизив голос, добавил словно бы только для Кира: — Рогай, к сожалению, не очень умён, но зато скор на реакцию.
Рогай набычился, но, повинуясь взгляду повелителя, вернулся в круг, где и выместил раздражение увесистой затрещиной первому подвернувшемуся под руку. Неопрятный, похожий на квашню карлик с длинным унылым лицом моментально накуксился и заныл, потирая затылок. Он был настолько неприятен, что даже взгляд на него вызывал тоскливую дурноту.
— А, кстати! Мокуль! — Вельз указал на ушибленного. — Уныние! Дивное чувство, с ним никогда и ничем не будешь доволен. И вот, с ним по соседству, взгляни — Охер. Равнодушие. Очень удобно, живёт себе с краю, добропорядочно и прилично, никуда не лезет, не мешает. Побольше бы таких.
Охер бесстрастно глянул на стенающего соседа и отвернулся.
— А, или вот ещё! — Вельз вошёл во вкус. — Бруто, наш дорогой Бруто, соль земли — причём в буквальном смысле! Кровь и соль ведь едины. Жестокость. Да на его широких плечах, можно сказать, мир держится!
Атлетически сложённый Бруто довольно осклабился и пролаял:
— Служу гор-р-рдыне!
Вернувшись в круг, он выписал увесистый пинок тщедушному карлику, случайно занявшему его место. Тот отскочил в сторону, мелко дрожа. Рядом стоящий угрюмец с волчьим взглядом склонился к нему и принялся нашептывать что-то на ухо.
Вельз погрозил пальцем:
— Эшта, оставь свои фокусы, Мельк слишком труслив, чтобы мстить. Однако ход твоих мыслей мне нравится. Когда Сатта научит тебя виртуозно лгать, цены тебе не будет. Сатта, займись им.
Сатта, самый молодой из них, подобострастно поклонился, тая лукавую улыбку:
— Счастлив служить гордыне.
Повелитель широко улыбнулся и проговорил, обращаясь к Киру:
— Чисто семейная идиллия! Моя школа! Горжусь ими.
Киру, насмотревшемуся на «идиллию» лет на сто вперёд, захотелось срочно принять душ.
— Не вижу повода для гордости. Да и не гордыне говорить об этом. Мерзость. Мерзость! Вы все до единого порочны.
Вельз скептически искривил губы:
— Неумно. А ведь ты должен мыслить стратегически. Порок — это зло? Ну, допустим. Это с одной стороны. А с другой — благо. Для тебя как руководителя. Это же превосходный инструмент управления! Сам посуди: достаточно лишь однажды понять, какой страстью одержим человек, и ты уже управляешь его жизнью. Вот тебе наглядный пример.
Он выудил из кармана плаща несколько сухариков и, положив их на ладонь, негромко позвал:
— Жрот, ко мне!
В ту же секунду из круга выступил невероятно толстый карлик с лунообразным лицом и, колыша жировыми складками, устремился к повелителю. Пал на колени и принялся жадно пожирать лакомство, довольно урча и похрустывая. Когда ладонь дающего опустела, он замер, потом искательно заглянул в глаза Вельза. Тот достал из кармана ещё один хлебец, бросил на траву, после чего щедро харкнул на него.
Кира передёрнуло.
— Ешь.
Жрот, не колеблясь, слизал с земли харкоту вместе с едой, после чего, заняв своё место в круге, принялся выклянчивать сухарик у приземистого угрюмого соседа, но скупой Щема, спешно пережёвывающий припасённый харч, поднёс ему здоровенный кукиш и отошёл подальше.
Кир почувствовал, как к горлу подступает тошнота.
— Эти твои... чувства мне не нравятся. Они отвратительны, если честно. Начиная с тебя.
Вельз глумливо ухмыльнулся.
— А каких чувств ты ищешь, недобог? Все, что я тебе показал, в природе человека. Хочешь поспорить?
— В природе человека, говоришь? А где же любовь?
— Любовь? Что ты знаешь о ней, наивный? — Вельз расхохотался. — Ерох, пришло твоё время, говори!
Из круга выступил очередной уродец. Багровая лампа бросала густые тени на его лицо, но даже они не могли скрыть сладострастной гримасы, навсегда исказившей его черты. Он то и дело алчно облизывал мясистые потрескавшиеся губы, но они сразу же пересыхали и ещё больше растрескивались от неутолимого внутреннего жара. Глаза его, как застарелая рана — гноем, сочились похотью, которая не нуждалась в адресате, потому что Ерох сам был воплощенная похоть.
Он снова отвратно провёл кончиком толстого языка по губам и проговорил, хрипло и тягуче:
— Любви нет. Ты ещё слишком юн, чтобы это знать, поэтому просто поверь опытному сердцееду, — с этими словами Ерох вытащил из кармана маленький комок сокращающейся плоти и отправил его в рот. На секунду в приоткрывшейся пасти блеснули зубы хищника — в два ряда, как у акулы. Из уголка рта потекла тёмно-вишнёвая струйка. — Есть основной инстинкт, мальчик. Слушай его, он плохого не посоветует. Ты мужчина, и по определению имеешь право брать. Подчинять. А то можно и помучить. — Кончик языка мелькнул в разъявшейся щели рта — уже раздвоенный, змеиный. — Лома-а-ать. Та-а-ак. Сла-а-адко-о. — Карлик мерзко хихикнул. — В мирах так много смачных девочек — уверяю тебя, на любой вкус и цвет. И кроме того, ты ведь ещё не пробовал... м-м-м... ма-альчиков. Маленьких, наивных... почти как ты.
— Сгинь! — прошептал Кир побелевшими от ярости губами.
Ерох, всё ещё хихикая, отступил и слился с темнотой. Лишь багровый шар продолжал тускло мерцать, обозначая его присутствие.
Вскоре карлики снова завели свой безумный хоровод, но Кира больше не беспокоило их бормотание.
Вельз стоял напротив, задрав голову, и смотрел — недобро, с прищуром. После затянувшейся паузы обронил:
— Конечно, я не особо заблуждался насчёт твоего спасения. Но не мог не попробовать. Что ж, не хочешь по-хорошему — научим плохому. Братья, взять его!
Карлы, бросив лампы на траву, кинулись сворой, визжа и сквернословя на разные голоса. Навалились жаркой толпой, душно и шумно дыша, но сходу сбить с ног не сумели, поскольку действовали не слаженно и скорее мешали друг другу, чем помогали.
Кир почувствовал, как его заполняет холодная белая ярость. Кровь бросилась в лицо — пульс скакнул, дыхание участилось, а руки сами сжались в кулаки. Восприятие ускорилось в разы. Движения противников замедлились настолько, что он без труда мог просчитать их перемещения. Тело реагировало, вспоминая уроки Агнира: подбородок прижат к груди, ноги согнуты в коленях, левое плечо вперёд, стопы пружинят, легко перемещая центр тяжести с одной ноги на другую.
Кир играючи принял на бок яростно орущего Бруто, перекатил его через спину, после чего тот рухнул оземь, смешно хекнув на выдохе и неловко подвернув под себя правую руку. Бить его далее не имело смысла — он даже не успел подняться, как орава бестолковых собратьев едва не затоптала его. Карлики беспорядочно размахивали руками, прыгали, отдавливая друг другу ноги, и верещали на все лады. Рогай, попытавшийся было прорваться к Киру, нарвался на жёсткий хук и, закатив глаза, кулём сполз вниз, в компанию к уже изрядно истоптанному Бруто. Жрот, в силу невообразимых своих размеров отставший от ударной группы, добраться до Кира не смог, но преисполнившись воинствующего духа, толкался огромным брюхом, уже не разбирая, кто где. Первой его жертвой пал Мельк — неудачно подвернулся и был отправлен в полёт случайным толчком жирного плеча. После этого началась куча-мала, и Кир, разом утративший к бестолковой потасовке всякий интерес, выбрался оттуда, походя пиная обезумевших карл.
Вельз, сорвавший голос ещё в начале этой бездарной свалки, стоял поодаль и, угрюмо насупившись, смотрел на своё Ватерлоо. Шары за его спиной парили, едва покачиваясь и источая тёмный, добавляющий искажений свет.
Кир остановился, не доходя до него несколько шагов. Говорить было не о чем, но прояснить свою позицию всё же имело смысл.
— И вот этим убожеством ты хотел меня прельстить? — не оглядываясь, он повёл рукой, указывая на продолжающуюся драку. — Вы тут точно больные все. А ты — самый безнадёжный.
Потемневшее от злости лицо Вельда перекосила гримаса.
— Они идиоты! Тупые исполнители. Далее я обойдусь без них.
— Ой ли? — Кир иронично усмехнулся. — Да кто ты есть без них? А прогонишь — кем станешь, оставшись в одиночестве, в полной темноте? Кто ж тебе дифирамбы споёт, пусть и отчаянно фальшивые? Кого ж ты пинать будешь, чтобы хоть ненадолго возвыситься? Пороки, говоришь, используй? Руководитель... Предводитель дураков, вот ты кто. Да ну вас всех!
Кир обошёл застывшего в недоумении Вельза, отбил рукой пару-тройку прилипчивых шаров и пошёл в темноту, с удовольствием ощущая, как пружинит под босыми стопами покрывшаяся росой трава. За спиной приглушённо, мерно тупало — видимо, Вельз увязался следом, но Киру было всё равно, и он не стал оглядываться. Удобные штаны из мягкой ткани, которые он сотворил и даже не заметил, как и когда, по низу промокли, липли к ногам, и в этом ощущении было так много простой, настоящей жизни, что Кир неожиданно для себя подпрыгнул — да так и завис в воздухе.
После с лёгкостью, просто потянувшись всем телом, толкнул себя вверх, прямиком в темнеющее небо. С высоты луг выглядел чёрным пятном, только шары, без присмотра разлетевшиеся на приличные расстояния друг от друга, багровели тусклыми бутонами выморочных цветов. Оценив новое умение, он рассмеялся и плавно опустился на землю.
Вельз стоял, разинув рот. Вот буквально так, без метафор. Киру стало его немного жаль — такие проигрывать не умеют. Хотя... Да ну его к шедам. Пустое.
— Неужели ты вот так и уйдёшь?
Голос Вельза, погасший, надтреснутый, ничуть не походил на недавний самоуверенный бас.
Кир пожал плечами:
— Конечно, уйду. Уже ушёл, собственно.
— Но ты же там будешь совсем один! Нет твоего света, ты понимаешь, нет! Не догонишь! Кому ты нужен, кроме меня?
— Стоп. Давай-ка проясним кое-что. Это ты у себя один. Это ты никому не нужен. Ты, а не я. А у меня своих — много. Я в тех, кто меня любит. А они — во мне. Шав, Тали, ребята из подполья.
Кир сделал паузу, словно сомневаясь, но потом произнёс твёрдо:
— Отец.
Снова запнулся:
— М-мама... И они все мне очень нужны. И я им — тоже, уверен. Мы неизбежно притянем друг друга, как магнит притягивает металл. И когда придёт время, я открою новый свет. Да оно уже приходит, не слышишь?
Он чувствовал, что дерево Шав, поначалу едва слышно шелестевшее листвой, сейчас уже вовсю шумело, будто на предгрозовом ветру. Это не предвещало опасности; оно... ну, словом, входило в силу. Цветы сияли чистым, золотым светом без примесей. Вскоре свет прошил контуры тела, пробился наружу и окружил Кира лучистым ореолом.
Понимание, как совсем недавно — умение левитировать, возникло само собой — словно открылось что-то, до срока спавшее под спудом.
Кир повернулся лицом к тьме и плавным взмахом правой руки изобразил широкую арку. Мрак поплыл густыми грязными потёками, не в силах удержать рвущийся с той стороны ослепительный свет. Кир, сияющий немногим меньше, практически растворился в нём. Бушующие в чистом свете энергии прорывались в тёмный мир низкочастотным гулом.
Вельз, заслоняя ладонью глаза, завопил:
— Нет! Не делай этого! Не уходи! Ты без меня — никто!
— Я без тебя? — Кир улыбнулся. — А разве я был с тобой, гордыня?
Вельз в отчаянии стукнул себя по голове кулаком: не то, не то!
— Не был. Твоя правда. Но это поправимо. Возьми меня с собой! Мы же горы свернём, если вместе, миры перекроим! Забери меня! Не оставл-я-я-яй! — Вельз почти сорвался на визг.
Кир покачал головой:
— Нет. Прости, но никак. О тебе же забочусь. Там, — преодолев лёгкое сопротивление, плавно ввёл ладонь в свет, — ты не выживешь. Твоё место здесь, в темноте.
Последнее, что он услышал, шагая в портал, был низкий утробный вой.
Похоже, с патетичным уходом не задалось.
__________
1 Ёлупень — белорус. — олух
ГЛАВА 8. ЖЕНСКИЙ МИР
И не было ничего, и всё было светом.
Поначалу Кир парил в нём, как зародыш в амниотических водах. Возможно, он падал или же, напротив, летел вверх — словом, куда-то перемещался, но определить это, даже до предела напрягая все органы чувств, не представлялось возможным, поэтому Кир просто принял происходящее как данность.
