Тот еле стоял на ногах, сжимая кулаки, и скрипел зубами, однако дверь снес. И что ему понадобилось? Хотя предположить могу. Соскакиваю с кровати и пытаюсь выбежать из комнаты, он делает выпад вперед, хватает меня и бросает на пол. От удара об пол в глазах вспыхивают искры, тяжелое тело ложится на меня и, прежде чем потерять сознание, я вижу, как в дверном проеме появляется отец, он подхватывает дверь и приставляет её к косяку. Родитель сдал не только свой бизнес семье партнера, он и меня им отдал, видимо в качестве гарантий своей лояльности. И как хорошо, что в моей голове отключили свет, спасибо!
На этот раз я проснулась в светлой теплой палате, кровать не продавленная, рядом приборы пищат в руке капельница, чистая ширма создает иллюзию уединения, а вот за окном светло. Сколько же я провалялась? Ничего не помню. Болит голова и низ живота, значит, все случилось, вот так и не знаешь, где тебя испортят. На улице этого не сделали, так у папаши случилось.
- Ты пролежала в коме три дня, - молодой доктор в чистом халате, поставил около моей кровати стул и, присев на него, виновато посмотрел. И в чем же ты так виноват, доктор?
- У тебя старая травма головы и ты не принимала лекарства, - тихо говорит он.
- В то время у меня был выбор либо поесть, либо выпить дешевое лекарство, я выбирала первое. Я так понимаю, что в милицию вы о моих травмах не заявите? - Доктор отрицательно покачал головой, так вот в чем ты провинился, заплатили тебе за молчание, а ты не смог отказаться, только зачем винить себя? Осознано взял деньги, что уж теперь каяться?
- Я оставлю тебе телефон одной женщины, - говорит доктор и кладет на тумбочку визитку, - она найдет других твоих родственников, и ты сможешь переехать к ним. Ты только позвони, она хоть и в органах работает, но многим помогла, - доктор встает и быстро уходит.
- Вину замаливает доктор, только я его ни в чем не виню, партнер папаши – бандит, на нем клейма ставить негде, он может не только платить, но и убивать, да и зарплата у медиков копеечная, а я позвоню, вот только не уверена, что у меня есть ещё родственники. Мамашины родители умерли, когда мне было 8 лет ушли друг за другом, я плохо их помню, они редко приходили к нам, болели, а родительница всегда занята, все жалела себя, ей были чужды дочерние чувства.
Мелодия седьмая – три дня спустя.
Сразу, как только разрешили встать и дойти до поста медсестры, я позвонила по оставленному врачом телефону. Сотрудник органов Таисия Александровна не стала разводить политес, а прямо спросила, чтобы я хотела получить в итоге и когда я ответила, что желаю жить подальше от папаши, ну и закончить учебу, она сказала, что приедет ко мне вечером и положила трубку.
Вечером, мы сидели в коридоре на жестком диване, и я рассказала все обстоятельства своей жизни, не наводя ужас и панику, только факты, про родительницу кратко, о папаше пару слов, хотя формально он мне никто, ни в одном документе не упоминается. Таисия Александровна слушала, молча, ни головой не кивала, ни губы не поджимала, взгляд безучастный, но я знала, что она внимательно слушает.
- Я поняла твою ситуацию, - сказала женщина, когда я закончила рассказ, - свяжусь с одним благотворительным фондом, они поищут твоих родственников, может и есть такие, только ты о них не знаешь, а если не найдем, то только детдом, фонд может подобрать. Но если тебе не понравится, ты же сбежишь и опять попрошайничать пойдешь?
- Пойду, я не особо привередливая, но если будут те ужасы, что пишут в газетах, то сбегу, уж лучше умереть на улице от холода, чем…. Ну вы понимаете…
- Газеты читать вредно для здоровья, - только и ответила Таисия Александровна и встала, - доктор подержит тебя в больнице ещё пару недель, а может больше, тебе будет лучше вдали от родственников, может за это время все решится.
- Спасибо, - ответила я, - а почему вы помогаете?
- Потому, что обещала одному человеку, всем конечно помочь не могу, но кого-то спасу обязательно… .
Через неделю доктор передал мне листок с адресом и телефоном моей неизвестной родственницы. У меня, оказывается, есть бабушка Полина, младшая сестра умершей бабушки, она живет в другом городе и после смерти сестры потеряла с родственниками связь. А я о ней не знаю: или никто не говорил, или не помню - маленькая была. Мне разрешили позвонить по межгороду вечером из ординаторской, как же обрадовалась пожилая женщина, сразу вылила на меня тонну информации, я её понимаю, она не надеялась, что после стольких лет объявятся родственники. О смерти сестры и мужа, ей сообщили соседи. Она хотела приехать, но слегла с давлением, а потом было незачем, родительница своих мать и отца похоронила быстро, и трех дней не прошло, соседям попрощаться не дала, а когда вступила в права наследства, продала родительский дом. Он находился рядом с новым поселком богачей, и земля там дорого стоит. Были у родительницы деньги, она жить хотела, думала, что сейчас оплатит лечение, и будет жить долго, но видимо наверху кому-то сильно задолжала, так и пролежала в больнице три года, и деньги не помогли, только агонию продлила. Но самое радостное, что бабушка Полина ждет меня и готова приютить, а значит, у меня будет то будущее, которое я сама построю.
Мелодия восьмая – две недели спустя.
Уже три дня, я нахожусь у бабушки Полины, мой переезд был стремительным, не успела выписаться, как меня посадили в поезд и отправили к родственнице. После звонка родственницы прошла неделя, в понедельник вечером доктор прямо в больничном халате и тапочках посадил меня в скорую помощь, которая отвезла в благотворительный фонд. Там я привела себя в порядок, меня переодели, вручили сумку с необходимой мне на первое время одеждой, документы, билеты на поезд и скрипку. И как её достали из папашиного дома? Мое дело уже переслали в отдел соцзащиты города, где живет моя родственница, и строго наказали посетить это заведение сразу по приезде. Потом со мной говорил юрист фонда, формально я сирота и должна знать свои права, мне и пособие положено, и некоторые льготы, и не стоит стесняться их требовать. А поздно ночью, вручив на дорогу немного денег, меня посадили в поезд, и через 12 часов я приехала в большой промышленный город. Улицу и дом, где проживает родственница, нашла быстро, встреча состоялась теплая, бабушка Полина хоть и храбрилась, но, судя по количеству лекарств в холодильнике, старушке тяжело. Жила она в деревянном одноэтажном доме, из удобств туалет, центральное отопление и холодная вода. Это бывший барак, который местные власти немного перестроили, утеплили стены, отремонтировали крышу, сделали отдельные выходы и установили перегородки, получились довольно просторные однокомнатные квартиры с небольшой кухней, отдельным выходом, крыльцом с навесом, небольшим палисадником и участком земли за домом. Все, кто жил в этом бараке надеялись получить отдельное жилье ещё при Советском Союзе, но годы шли, а очередь не двигалась, хорошо, что эти бараки, коих на улице было три, отремонтировали и перестроили и люди наконец-то получили свой отдельный угол. У бабушки Полины обстановка скромная, в комнате просторно, но мебель крепкая, старинная, подобная на аукционах продается и служит она очень долго.
В отделе социальной защиты, я побывала на следующий день, начальница приняла меня сразу и объяснила перспективы. Либо я иду доучиваться в школу, либо меня, как сироту, могут определить в профессиональное училище, где я получу образование и профессию, в том училище мне положено трехразовое питание и койко-место в общежитии. От койки я отказалась, бабушке требуется помощь по хозяйству, а вот трехразовое питание прекрасно, профессия хорошо и поэтому я выбрала училище. Сейчас же сижу у кабинета директора училища и жду, пока закончится мини совещание этого самого директора со старшим мастером. Так как учебный год уже начался, мне придется догонять не только теорию, но и практику, и ещё есть какие-то преграды, но отказать социальной службе директор не может, это единственное училище в городе, где учатся сироты, и за это оно получает дополнительное финансирование, откажешь – отнимут часть денег.
Что касается города, то он довольно большой, хотя и меньше того, где я родилась. Несколько крупных промышленных предприятий, которые работали на оборонное ведомство и чудо, что два из них остались на плаву в годы дикого капитализма. Не без потерь, конечно, но функционируют, потому и училище здесь имеется с хорошей производственной базой и не одно, и работа будет, нужно только профессию получить, а будут деньги - буду планировать будущее.
- София проходи в кабинет, - из приемной директора вышла секретарь и улыбнулась мне.
В кабинете обстановка напряженная, старший мастер сидит надувшись, губы сжаты, пальцы подрагивают, а глаза мечут молнии.
- Присаживайся София, - говорит директор, - у старшего мастера к тебе разговор, - поворачивается к мужчине и твердо произносит, - она слушает вас, Никандр Матвеевич.
- Мест в группе продавцов и поваров нет, - глухо произносит мужчина, глядя на меня, - и так приняли лишних. Все учащиеся уже распределены к мастерам, дополнительного ученика никто не возьмет, и так перебор, а за вами, подростками, глаз да глаз нужен, да ещё и опоздала ты почти на полгода с тобой нужно отдельно заниматься, чтобы программу нагнала и не только теорию, мы уже к практике приступили….
Мужчина замолчал, видимо собирался с мыслями, а я ждала, мне пока непонятно, что он хочет предложить.
- В общем, возможно определить только в группу к токарям, там есть место, но ни один мастер тебя не возьмет, они мужчины пожилые, им дополнительно заниматься здоровье не позволит, хорошо, что вообще работают, и я даже просить их не буду, у них контингент ещё тот, шпана дворовая, гопники и невоспитанные детдомовцы, работы выше головы. И поэтому ты будешь моим единственным учеником, вот только я ума не приложу, как из высокой, худой девушки с пальцами скрипачки, сделать хорошего токаря?
- А вес и рост имеет принципиальное значение? – Удивилась я, за годы сытной жизни у папаши, я вытянулась, немного округлилась, выгляжу почти как модель (это я преувеличила, но хочется так думать), ноги длинные, грудь небольшая попа тоже, живот плоский, ну а пальцы у меня всегда были длинными, это генетика и никуда от неё не денешься.
- Вес и рост не имеет значение, но работа токаря, это грязь, постоянные занозы от металла, мелкие ожоги от раскаленной стружки, многочисленные мелкие колотые и резаные травмы и работа на ногах.
- А у поваров нетяжелая работа, они отдыхают на рабочем месте, и у продавцов ноги после рабочей смены не гудят от напряжения?
- Все так, - отвечает Никандр Матвеевич, - но они не работают со сложными механизмами и металлом и хотя у нас равноправие, но токарь все-таки мужская профессия.
- В войну не смотрели, кто у станка стоит, лишь бы норму выполнял, - мне надоело хождение вокруг да около. Он зачем меня отговаривает? Чтобы я отказалась от училища и пошла в школу? Так после школы все равно сюда вернусь, ВУЗ мне не светит, а профессия нужна, уж лучше получить её одновременно с образованием, чтобы времени не терять, и сразу пойти работать.
- Ну, раз ты про войну вспомнила, тогда готовься к тому, что учиться будешь по выходным, пока не нагонишь программу, практику проходить дольше чем все остальные, и я не посмотрю, что ты молодая девушка и хочешь развлекаться по вечерам.
- По этому поводу можете не беспокоиться, - ответила я, - развлечения можно и отложить, вся жизнь впереди.
- Пока мне нравится твой подход, а дальше посмотрим, завтра у тебя сначала теория, потом практика в нашей мастерской под моим руководством, в перерывах прием пищи, по ходу дела, я составлю расписание, но работать будем на пределе.
- Хорошо, - только и ответила я, вставая, раз у меня сегодня выходной, то схожу в магазин и сделаю запас продуктов, бабушке Полине тяжести носить нельзя, - тогда я пойду готовиться к тяжелым будням?
- Сначала получи у завхоза спецодежду, - сказал директор, тоже вставая, - я провожу тебя, - а завтра с утра к секретарю за талонами на питание и ученическим билетом.
Мелодия девятая – полгода спустя.
Первый день производственной практики, у нас ознакомительная экскурсия по предприятию и цеху, где мы будем работать. Молодой менеджер с воодушевлением рассказывает о продукции предприятия, грамотно расхваливает товар, вот только его речь не несет никакой полезной информации, и поэтому я слушаю в пол-уха, в основном разглядываю оборудование, станки, работников, нам здесь работать полтора месяца и даже денег обещают заплатить, только предупредили чтобы на большие суммы не рассчитывали, так мы вроде не наивные и вообще на это не надеялись.
В учебу я втянулась, отставание ликвидировала, тяжело было первые три месяца, училась до позднего вечера, в выходные, отдыхала полдня в воскресенье, и с понедельника все по новой. Не скажу, что понимала все с первого раза, но я не стеснялась переспрашивать, уточнять и так далее, иногда вопросами доводила старшего мастера чуть ли не до истерики, хотя большую часть учебы мы понимали друг друга. В группе одни парни разной степени наглости, есть с которыми вполне можно контактировать, если не углублять общение, спросил, как прошел вечер, посочувствовал головной боли после пьянки и хватит. Но есть и наглые, беспардонные хамы, с ними лучше вообще не сталкиваться, не контактировать, да и вообще одним воздухом не дышать, но приходится сидеть в одном помещении. Меня восприняли по-разному, некоторые смеялись, некоторые хамили и морально издевались, я же, сцепив зубы, на провокации не поддавалась и, спустя пару месяцев, от меня отстали, даже иногда подсказывали теорию, чем очень удивляли.
Наконец нас привели в цех и предложили мастерам распределить к опытным рабочим, они на время практики станут нашими наставниками. Меня распределили к пожилому и, судя по первым фразам, угрюмому и ворчливому мужчине.
- Сложную работу не доверю, - грозно высказался он, - молодая, да ещё и девушка.
- Это дискриминация, - ответила я.
- Ух ты, какая умная, - возмутился мужчина, - начнем сначала, меня зовут Антон Алексеевич, а ты, как я понял, София и, если так настаиваешь, то сначала я спрошу у тебя теорию, а только потом подпущу к станку, но пока я в тебе сильно сомневаюсь.
- Как скажете, наставник, - придется работать с тем, что есть, главное, чтобы научил, а уж его угрюмость и ворчливость я переживу.
Мелодия десятая – две недели спустя.
За стенкой опять гремит ужасная музыка, у соседа совсем нет вкуса, как можно слушать эти басы, будто кувалдой по голове. Я взяла скрипку и начала играть одну мелодию за другой. Наше противостояние с соседом началось три месяца назад. До этого соседа просто не было, молодой парень заселился в квартиру за стеной и начался ремонт, сверлили, пилили, стучали молотком с утра до позднего вечера. Бабушка Полина не могла отдыхать, и на третий день я не выдержала, на скрипке можно извлекать разные звуки, в том числе и звуки строительных инструментов. Отправив бабушку на улицу, я надела наушники и начала сольный концерт плохого музыканта.
***
На этот раз я проснулась в светлой теплой палате, кровать не продавленная, рядом приборы пищат в руке капельница, чистая ширма создает иллюзию уединения, а вот за окном светло. Сколько же я провалялась? Ничего не помню. Болит голова и низ живота, значит, все случилось, вот так и не знаешь, где тебя испортят. На улице этого не сделали, так у папаши случилось.
- Ты пролежала в коме три дня, - молодой доктор в чистом халате, поставил около моей кровати стул и, присев на него, виновато посмотрел. И в чем же ты так виноват, доктор?
- У тебя старая травма головы и ты не принимала лекарства, - тихо говорит он.
- В то время у меня был выбор либо поесть, либо выпить дешевое лекарство, я выбирала первое. Я так понимаю, что в милицию вы о моих травмах не заявите? - Доктор отрицательно покачал головой, так вот в чем ты провинился, заплатили тебе за молчание, а ты не смог отказаться, только зачем винить себя? Осознано взял деньги, что уж теперь каяться?
- Я оставлю тебе телефон одной женщины, - говорит доктор и кладет на тумбочку визитку, - она найдет других твоих родственников, и ты сможешь переехать к ним. Ты только позвони, она хоть и в органах работает, но многим помогла, - доктор встает и быстро уходит.
- Вину замаливает доктор, только я его ни в чем не виню, партнер папаши – бандит, на нем клейма ставить негде, он может не только платить, но и убивать, да и зарплата у медиков копеечная, а я позвоню, вот только не уверена, что у меня есть ещё родственники. Мамашины родители умерли, когда мне было 8 лет ушли друг за другом, я плохо их помню, они редко приходили к нам, болели, а родительница всегда занята, все жалела себя, ей были чужды дочерние чувства.
Мелодия седьмая – три дня спустя.
Сразу, как только разрешили встать и дойти до поста медсестры, я позвонила по оставленному врачом телефону. Сотрудник органов Таисия Александровна не стала разводить политес, а прямо спросила, чтобы я хотела получить в итоге и когда я ответила, что желаю жить подальше от папаши, ну и закончить учебу, она сказала, что приедет ко мне вечером и положила трубку.
Вечером, мы сидели в коридоре на жестком диване, и я рассказала все обстоятельства своей жизни, не наводя ужас и панику, только факты, про родительницу кратко, о папаше пару слов, хотя формально он мне никто, ни в одном документе не упоминается. Таисия Александровна слушала, молча, ни головой не кивала, ни губы не поджимала, взгляд безучастный, но я знала, что она внимательно слушает.
- Я поняла твою ситуацию, - сказала женщина, когда я закончила рассказ, - свяжусь с одним благотворительным фондом, они поищут твоих родственников, может и есть такие, только ты о них не знаешь, а если не найдем, то только детдом, фонд может подобрать. Но если тебе не понравится, ты же сбежишь и опять попрошайничать пойдешь?
- Пойду, я не особо привередливая, но если будут те ужасы, что пишут в газетах, то сбегу, уж лучше умереть на улице от холода, чем…. Ну вы понимаете…
- Газеты читать вредно для здоровья, - только и ответила Таисия Александровна и встала, - доктор подержит тебя в больнице ещё пару недель, а может больше, тебе будет лучше вдали от родственников, может за это время все решится.
- Спасибо, - ответила я, - а почему вы помогаете?
- Потому, что обещала одному человеку, всем конечно помочь не могу, но кого-то спасу обязательно… .
***
Через неделю доктор передал мне листок с адресом и телефоном моей неизвестной родственницы. У меня, оказывается, есть бабушка Полина, младшая сестра умершей бабушки, она живет в другом городе и после смерти сестры потеряла с родственниками связь. А я о ней не знаю: или никто не говорил, или не помню - маленькая была. Мне разрешили позвонить по межгороду вечером из ординаторской, как же обрадовалась пожилая женщина, сразу вылила на меня тонну информации, я её понимаю, она не надеялась, что после стольких лет объявятся родственники. О смерти сестры и мужа, ей сообщили соседи. Она хотела приехать, но слегла с давлением, а потом было незачем, родительница своих мать и отца похоронила быстро, и трех дней не прошло, соседям попрощаться не дала, а когда вступила в права наследства, продала родительский дом. Он находился рядом с новым поселком богачей, и земля там дорого стоит. Были у родительницы деньги, она жить хотела, думала, что сейчас оплатит лечение, и будет жить долго, но видимо наверху кому-то сильно задолжала, так и пролежала в больнице три года, и деньги не помогли, только агонию продлила. Но самое радостное, что бабушка Полина ждет меня и готова приютить, а значит, у меня будет то будущее, которое я сама построю.
Мелодия восьмая – две недели спустя.
Уже три дня, я нахожусь у бабушки Полины, мой переезд был стремительным, не успела выписаться, как меня посадили в поезд и отправили к родственнице. После звонка родственницы прошла неделя, в понедельник вечером доктор прямо в больничном халате и тапочках посадил меня в скорую помощь, которая отвезла в благотворительный фонд. Там я привела себя в порядок, меня переодели, вручили сумку с необходимой мне на первое время одеждой, документы, билеты на поезд и скрипку. И как её достали из папашиного дома? Мое дело уже переслали в отдел соцзащиты города, где живет моя родственница, и строго наказали посетить это заведение сразу по приезде. Потом со мной говорил юрист фонда, формально я сирота и должна знать свои права, мне и пособие положено, и некоторые льготы, и не стоит стесняться их требовать. А поздно ночью, вручив на дорогу немного денег, меня посадили в поезд, и через 12 часов я приехала в большой промышленный город. Улицу и дом, где проживает родственница, нашла быстро, встреча состоялась теплая, бабушка Полина хоть и храбрилась, но, судя по количеству лекарств в холодильнике, старушке тяжело. Жила она в деревянном одноэтажном доме, из удобств туалет, центральное отопление и холодная вода. Это бывший барак, который местные власти немного перестроили, утеплили стены, отремонтировали крышу, сделали отдельные выходы и установили перегородки, получились довольно просторные однокомнатные квартиры с небольшой кухней, отдельным выходом, крыльцом с навесом, небольшим палисадником и участком земли за домом. Все, кто жил в этом бараке надеялись получить отдельное жилье ещё при Советском Союзе, но годы шли, а очередь не двигалась, хорошо, что эти бараки, коих на улице было три, отремонтировали и перестроили и люди наконец-то получили свой отдельный угол. У бабушки Полины обстановка скромная, в комнате просторно, но мебель крепкая, старинная, подобная на аукционах продается и служит она очень долго.
В отделе социальной защиты, я побывала на следующий день, начальница приняла меня сразу и объяснила перспективы. Либо я иду доучиваться в школу, либо меня, как сироту, могут определить в профессиональное училище, где я получу образование и профессию, в том училище мне положено трехразовое питание и койко-место в общежитии. От койки я отказалась, бабушке требуется помощь по хозяйству, а вот трехразовое питание прекрасно, профессия хорошо и поэтому я выбрала училище. Сейчас же сижу у кабинета директора училища и жду, пока закончится мини совещание этого самого директора со старшим мастером. Так как учебный год уже начался, мне придется догонять не только теорию, но и практику, и ещё есть какие-то преграды, но отказать социальной службе директор не может, это единственное училище в городе, где учатся сироты, и за это оно получает дополнительное финансирование, откажешь – отнимут часть денег.
Что касается города, то он довольно большой, хотя и меньше того, где я родилась. Несколько крупных промышленных предприятий, которые работали на оборонное ведомство и чудо, что два из них остались на плаву в годы дикого капитализма. Не без потерь, конечно, но функционируют, потому и училище здесь имеется с хорошей производственной базой и не одно, и работа будет, нужно только профессию получить, а будут деньги - буду планировать будущее.
- София проходи в кабинет, - из приемной директора вышла секретарь и улыбнулась мне.
В кабинете обстановка напряженная, старший мастер сидит надувшись, губы сжаты, пальцы подрагивают, а глаза мечут молнии.
- Присаживайся София, - говорит директор, - у старшего мастера к тебе разговор, - поворачивается к мужчине и твердо произносит, - она слушает вас, Никандр Матвеевич.
- Мест в группе продавцов и поваров нет, - глухо произносит мужчина, глядя на меня, - и так приняли лишних. Все учащиеся уже распределены к мастерам, дополнительного ученика никто не возьмет, и так перебор, а за вами, подростками, глаз да глаз нужен, да ещё и опоздала ты почти на полгода с тобой нужно отдельно заниматься, чтобы программу нагнала и не только теорию, мы уже к практике приступили….
Мужчина замолчал, видимо собирался с мыслями, а я ждала, мне пока непонятно, что он хочет предложить.
- В общем, возможно определить только в группу к токарям, там есть место, но ни один мастер тебя не возьмет, они мужчины пожилые, им дополнительно заниматься здоровье не позволит, хорошо, что вообще работают, и я даже просить их не буду, у них контингент ещё тот, шпана дворовая, гопники и невоспитанные детдомовцы, работы выше головы. И поэтому ты будешь моим единственным учеником, вот только я ума не приложу, как из высокой, худой девушки с пальцами скрипачки, сделать хорошего токаря?
- А вес и рост имеет принципиальное значение? – Удивилась я, за годы сытной жизни у папаши, я вытянулась, немного округлилась, выгляжу почти как модель (это я преувеличила, но хочется так думать), ноги длинные, грудь небольшая попа тоже, живот плоский, ну а пальцы у меня всегда были длинными, это генетика и никуда от неё не денешься.
- Вес и рост не имеет значение, но работа токаря, это грязь, постоянные занозы от металла, мелкие ожоги от раскаленной стружки, многочисленные мелкие колотые и резаные травмы и работа на ногах.
- А у поваров нетяжелая работа, они отдыхают на рабочем месте, и у продавцов ноги после рабочей смены не гудят от напряжения?
- Все так, - отвечает Никандр Матвеевич, - но они не работают со сложными механизмами и металлом и хотя у нас равноправие, но токарь все-таки мужская профессия.
- В войну не смотрели, кто у станка стоит, лишь бы норму выполнял, - мне надоело хождение вокруг да около. Он зачем меня отговаривает? Чтобы я отказалась от училища и пошла в школу? Так после школы все равно сюда вернусь, ВУЗ мне не светит, а профессия нужна, уж лучше получить её одновременно с образованием, чтобы времени не терять, и сразу пойти работать.
- Ну, раз ты про войну вспомнила, тогда готовься к тому, что учиться будешь по выходным, пока не нагонишь программу, практику проходить дольше чем все остальные, и я не посмотрю, что ты молодая девушка и хочешь развлекаться по вечерам.
- По этому поводу можете не беспокоиться, - ответила я, - развлечения можно и отложить, вся жизнь впереди.
- Пока мне нравится твой подход, а дальше посмотрим, завтра у тебя сначала теория, потом практика в нашей мастерской под моим руководством, в перерывах прием пищи, по ходу дела, я составлю расписание, но работать будем на пределе.
- Хорошо, - только и ответила я, вставая, раз у меня сегодня выходной, то схожу в магазин и сделаю запас продуктов, бабушке Полине тяжести носить нельзя, - тогда я пойду готовиться к тяжелым будням?
- Сначала получи у завхоза спецодежду, - сказал директор, тоже вставая, - я провожу тебя, - а завтра с утра к секретарю за талонами на питание и ученическим билетом.
Глава 4
Мелодия девятая – полгода спустя.
Первый день производственной практики, у нас ознакомительная экскурсия по предприятию и цеху, где мы будем работать. Молодой менеджер с воодушевлением рассказывает о продукции предприятия, грамотно расхваливает товар, вот только его речь не несет никакой полезной информации, и поэтому я слушаю в пол-уха, в основном разглядываю оборудование, станки, работников, нам здесь работать полтора месяца и даже денег обещают заплатить, только предупредили чтобы на большие суммы не рассчитывали, так мы вроде не наивные и вообще на это не надеялись.
В учебу я втянулась, отставание ликвидировала, тяжело было первые три месяца, училась до позднего вечера, в выходные, отдыхала полдня в воскресенье, и с понедельника все по новой. Не скажу, что понимала все с первого раза, но я не стеснялась переспрашивать, уточнять и так далее, иногда вопросами доводила старшего мастера чуть ли не до истерики, хотя большую часть учебы мы понимали друг друга. В группе одни парни разной степени наглости, есть с которыми вполне можно контактировать, если не углублять общение, спросил, как прошел вечер, посочувствовал головной боли после пьянки и хватит. Но есть и наглые, беспардонные хамы, с ними лучше вообще не сталкиваться, не контактировать, да и вообще одним воздухом не дышать, но приходится сидеть в одном помещении. Меня восприняли по-разному, некоторые смеялись, некоторые хамили и морально издевались, я же, сцепив зубы, на провокации не поддавалась и, спустя пару месяцев, от меня отстали, даже иногда подсказывали теорию, чем очень удивляли.
Наконец нас привели в цех и предложили мастерам распределить к опытным рабочим, они на время практики станут нашими наставниками. Меня распределили к пожилому и, судя по первым фразам, угрюмому и ворчливому мужчине.
- Сложную работу не доверю, - грозно высказался он, - молодая, да ещё и девушка.
- Это дискриминация, - ответила я.
- Ух ты, какая умная, - возмутился мужчина, - начнем сначала, меня зовут Антон Алексеевич, а ты, как я понял, София и, если так настаиваешь, то сначала я спрошу у тебя теорию, а только потом подпущу к станку, но пока я в тебе сильно сомневаюсь.
- Как скажете, наставник, - придется работать с тем, что есть, главное, чтобы научил, а уж его угрюмость и ворчливость я переживу.
Мелодия десятая – две недели спустя.
За стенкой опять гремит ужасная музыка, у соседа совсем нет вкуса, как можно слушать эти басы, будто кувалдой по голове. Я взяла скрипку и начала играть одну мелодию за другой. Наше противостояние с соседом началось три месяца назад. До этого соседа просто не было, молодой парень заселился в квартиру за стеной и начался ремонт, сверлили, пилили, стучали молотком с утра до позднего вечера. Бабушка Полина не могла отдыхать, и на третий день я не выдержала, на скрипке можно извлекать разные звуки, в том числе и звуки строительных инструментов. Отправив бабушку на улицу, я надела наушники и начала сольный концерт плохого музыканта.
