Зато у нас был запоздалый, но полноценный медовый месяц. А потом спустя десять лет после школы, мы ещё и на вечер встречи выпускников в наш посёлок съездили, где оторвались по полной.
        И время шло. Наша фирма влилась в состав небольшой строительной компании, где однажды Никита Александрович Савинов получил часть акций и стал совладельцем. И рос вместе с этой же компанией.
       Он изменился к тридцати годам. Стал жёстче. От полного деспотизма его спасала религия. Вспоминал, как не верил в Бога и смеялся над собой. Много говорил, много делал. А я молчала, тихо стояла за его спиной, берегла его крылья. Успокоилась и стала осуществлять его мечту – пять детей.
       Любимая и нужная.
       Одно оставалось неизменным, это наша любовь и страх разлуки. Панический страх. Мы не расставались больше чем на сутки, и всё время звонили друг другу. Даже рожать, он со мной увязался.
       Зная Никиту, я ни разу не пожалела, что разрешила себя любить. Да, именно так, как говорят: «Один любит, другой разрешает себя любить».
       И вся наша жизнь строилась на тех самых словах, что он однажды мне сказал: «Нет! Я никогда не прикоснусь к другой! Нет! Я тебя не обижу! Нет! Я не дам, мелкой, глупой кошке испортить наши отношения. Да! Я безумно люблю тебя!»
       Бонус
       Санузел был шикарным. Никита сам его проектировал, и сам плитку выложил. Душевая, ванна. Большая стиральная машина, встроенная в столешницу, где красовались две широкие раковины из нежно-голубого камня. Я стояла у крайней, ближе к двери и смотрела на себя в зеркало.
       На восемнадцать не тянула, но двадцать с небольшим точно. Хотя мне уже тридцатник. Папа наш выглядит старше, поэтому я на его фоне, просто юна и прекрасна.
       Поправила тёмные волосы, потрогала грудь под белой футболкой.
       Налита. Ведь налита!!!
       А глаза боялась опустить.
       Двенадцать лет совместной жизни с Никитой Савиновым пролетели незаметно. Они изобиловали яркими событиями, и мы с трудом замедлили «бег». Я вроде наконец-то успокоилась, всё у нас в жизни устаканилось.
       Мы с мужем так и не узнали, что такое контрацептивы. Никита наотрез отказался предохраняться, потому что у нас должен быть младенец.
        А его не было.
       Постоянные стрессы, борьба за жизнь и мои переживания выливались в неспособность понести ребёнка.
        Набравшись смелости, я опустила глаза. Быстро закрыла рот ладонью, чтобы не закричать от восторга.
       Две полоски на тесте.
       Вначале я продышалась, смахнула слёзы. Решила вернуться в квартиру.
       Как и мечтал Никита, квартира наша с шестью комнатами. В просторном светлом коридоре играли два великовозрастных кота. Персик и Снежок. Рыжий и пушистый принадлежал Эвелине, а белый гладкошёрстный - Элеоноре. У котов только мячик один на двоих, остальное всё раздельно, даже комнаты.
       Я обошла играющих котиков и прошла в гостиную, что была соединена с кухней.
       У панорамного окна на маленьком диване сидела Лида и читала что-то религиозное.
       Отношения со свекровью не склеились, поэтому она для меня - пустое место.
       Вначале совместной жизни, Лида упорно лезла в наши отношения. Считала, что Никита весь такой замечательный благодаря ей. Она даже невесту ему одно время подыскивала.
       А я её предупреждала, что Никита такие вещи не простит. Так что бабушка наша чуть пару раз не вылетела из семьи со скандалом. Одно время даже жила отдельно. Одумалась и решила, как сын в церковь пойти.
        Стало ещё хуже.
       Как истинная неофитка, она начала меня задевать. То я не молюсь, то я крашусь, то я неправильно одеваюсь и опять недостойна её сына. При очередном скандале, я ей всё высказала. И то, что Никита по её вине голодал, что её хахаль Никиту бил, что мой любимый котик скитался по притонам. Пробило меня на воспоминания. И помахали бы мы бабке рукой за такие наезды, потому что Никита однажды реально сорвался и вместе со шмотками выкинул её из квартиры, но Лиду хватил удар. Четыре года беспробудного пьянства даром не прошли, здоровье подкосилось почти мгновенно.
        Теперь она вроде божий одуванчик. Но старается втайне от Никиты, накапать мне на мозг, что я пустышка бездетная и для настоящего мужчины негодная.
       То, что я бремена, она узнает последней.
       У плиты стояли мои лошадки. Элли и Веля шаманили у столов, готовили папе завтрак.
       В свои тринадцать, они с меня ростом и уже шире. Все в Егора. Внешность у них разная, но характером похожи. Как их папаша, ведомы. Егор всю свою жизнь подстраивался под жён, и мои сладкие девочки тоже так умеют. Куда я, туда и они. Навязать свои мысли им, не проблема. Вот только мама Света тоже иногда появляется в моих сёстрах.
       Совсем недавно в разговоре промелькнуло слово «нищеброд». Никита отреагировал почти неадекватно и велел мне рассказать нашу историю любви. Девочки прибывали в шоке и притихли. Они были не в курсе, что богатенький папа, сам себя сделал. Шокотерапия сработала, дочери наши перестали вести себя, как мажорки.
       Вообще Никита отец строгий. Приходится сдерживать и сглаживать его ершистый характер. На то я ему и дана, чтобы сдерживать.
       О том, что дети нам не родные, девочки знали. Благодаря Лиде. Долго мы детей обрабатывали, чтобы сильно не переживали. Вроде сжились с этой мыслью.
       – Мам, папе понравится французский омлет? – спросила Веля, которая заглядывается на профессию ресторатора.
       – Сегодня папе понравится всё, – с улыбкой пообещала я, залезая в холодильник, где взяла себе кусочек копчёной колбаски и маленький маринованный огурчик.
       – Мама, не порти аппетит, мы тут стараемся! – возмутилась Элли и подошла ко мне целоваться.
       – Старайтесь, папа всё съест, – я обняла её и пошла к нам в спальню, всё также игнорируя бабку.
       Спальня у нас огромная. Разделена на секторы. Слева от входа дверь в гардероб. За ней во всю стену резные деревянный дверцы, прикрывающие папин иконостас. Ник не выставляет своё вероисповедание на показ. И ни разу в жизни не заставлял меня ходить в церковь. В отличие от долбанной бабули.
       Дальше шла наша двуспальная низкая кровать, над которой висел чёрный шнурок с деревянным котёнком. От времени подвеска почернела, и я, боясь, что она испортится, решила её на стену повесить и не носить.
       Рядом с кроватью – рабочая зона с длинным столом. На нём два компьютера и ворох бумаг. Это уже мои личные тараканы. Обожала засыпать, глядя, как муж работает. Он спал гораздо меньше меня. Поздно ложился, рано вставал.
       Ближе к окнам была установлена беговая дорожка.
       На ней бежал Никита.
       Любимый мой метр девяносто ростом и сто с лишнем килограмм живого веса. Но никакой вибрации по полу и тряски. Это здание строила наша фирма и квартиры здесь элитные.
       Ник сам следил за строительством. Он сразу определил себе тихую роль среди держателей акций. Входил в состав директоров, но не душил конкурентов и не участвовал в экономических битвах. На нём было именно качество.
       Обожала его! Его обалденное мускулистое тело, его белозубую улыбку. Он в одних шортах, в ушах наушники. Мышцы напрягались, и потное тело так и влекло.
       Никита подмигнул мне, а я прошла к окну и приоткрыла его. Наполненный запахом весеннего парка, в комнату ворвался приятный ветерок.
       Муж вытащил наушники. Не сбавляя темп бега, вскинув бровь и спросил:
       – Зачем окно открыла?
       – Потом воняет, – хитро прищурилась я.
       Меня действительно стало подташнивать от его запаха.
       – С каких пор ты мой пот не переносишь? – усмехнулся Трэш.
       Я показала ему тест, даже поближе поднесла и руку протянула, потому что он итак высокий, ещё стоял на подъёме.
       Он резко отключил тренажёр. Дорожка медленно останавливалась.
       Вид у Никиты был ужасающий. Я знаю этот взгляд. Когда у него куча идей, которые он любой ценой будет осуществлять.
       Он подошёл ко мне и внимательно рассмотрел тест на беременность.
       – Ник, только без фанатизма, – нахмурилась я, глядя на его хищную улыбку.
       – Теперь точно дом буду строить, – выдохнул он и подхватил меня на руки. – А ты боялась! Всё в порядке!
       Я действительно боялась, что не смогу забеременеть. Наморщилась, когда он прижал меня к себе.
       – Всё, всё, – рассмеялся Никита. – В душ идём, не будем тебе атмосферу портить.
       – Вдвоём? – рассмеялась я уже набегу. – Девочки не в школе!
       – У меня звукоизоляция отличная, – ответил мой сладкий нахалюга и затащил меня в ванную комнату.
       Любим мы с Никитой это дело. Люди говорят о кризисах семейных, а мы только жить начинаем. Как малолетки по углам ныкаемся и таем друг от друга.
        Завтракать пришли довольные и счастливые. Элли с Велей нас обслуживали, как в лучших ресторанах Европы. Бабка притащила свой зад за стол и ворчала что-то своё.
       – Так все слушаем! – у Никиты улыбка не сползала с лица.
       – Только не при Лиде, – прошептала я, но было поздно.
       – Мама у нас беременна, – он опустил широкую ладонь на мой крохотный животик, который десять минут назад зацеловывал.
       Лошадки мои повскакивали с мест и заверещали от восторга. Сколько я пыталась их отучить, так эмоционально реагировать, не получилось.
       Меня целовали и обнимали. А я смотрела в синие глаза свекрови. Она неожиданно заплакала. Женщина, подарившая мне самого любимого человека на свете. И Ник унаследовал её черты: неуступчивость, нелюбовь к чужим людям, принципиальность. Трансформировал в себе доставшийся от матери характер, как я черты Светы. И мы уже другие люди.
       Матерей не выбирают.
       – К врачу сейчас поедем, – сказал он Никита, влюблённо глядя в глаза.
       Он начал планировать нашу поездку. И это очень хорошо, что когда планы задуманные не срабатывают, он способен адаптироваться к ситуации и достаточно ловко «лавирует» по этой жизни.
       В дверь позвонили.
       Нежданно-негаданно, на мониторе домофона появились две тёти, ужасно мне не понравившиеся.
       – Здравствуйте, мы к Савиновой Екатерине Николаевне, – сказала одна из женщин.
       – С какой целью? – рявкнул Никита за моей спиной.
       – Ваша мать Светлана Сергеевна Тугарина умерла три недели назад.
       Я тут же открыла им дверь и обеспокоенно посмотрела на своих девочек. Они замерли. Знали про свою маму. Не всё. Я предпочла рассказывать исключительно самое лучшее.
       – Мам, ты же сказала, что она умерла, – замогильным голосом прошептала Веля.
       – Она вас бросила, – сообщила Лида, любительница правды-матки. Никита открыл дверь в квартиру.
       Женщины вошли в огромную прихожую. Одна протянула мне документы.
       – Вы из опеки? – зло пробасил Никита, заглядывая в бумаги.
       Он на дух не выносил опеку. И это не касалось того, что его в семнадцать лет от меня оторвали. Дело было в том, что когда мы взяли себе девочек, к нам повадились с проверками приходить. Мы даже однажды в прокуратуру писали, чтобы отвяли от нашей семьи. А потом, когда заработок стал позволять, Никита удочерил их. И через свои каналы договорился, чтобы никто не приходил. Поэтому Веля и Элли у нас Никитичны Савиновы.
       – У вас есть брат, – пояснила представительница опеки. – Сейчас он в городе. Максим Валентинович Чернов. Ему год и два месяца. Никого, кроме вас у него нет.
       Всё!
       – Ник! – выкрикнула я.
       – Да, Кис, – обеспокоено обнял меня сзади муж. Я почти никогда не повышала голос. Поэтому он так болезненно реагировал.
       – У меня ребёнок в детском доме!!!
       – Нет, котёнок, – он развернул меня к себе и обнял. – Мы его немедленно забираем домой.
       Ник потёрся носом об мою шею и прошёлся градом поцелуев по лицу. Мне стало жарко в его объятиях. Положил подбородок на мою макушку и тихо сказал:
       – Но ты не расслабляйся, Киса. Пять детей по плану рожаем.
       Я тихо рассмеялась, смотрела, как танцуют мои девочки. Их братик вот-вот приедет домой и не надо девять месяцев ждать. А через девять месяцев ещё ребёнок… Вот эта жизнь предстоит! Не соскучишься.
       – Я люблю тебя, Киса, – сказал мне мой самый любимый мужчина на свете, заменивший мне отца, мать и всех друзей.
       – И я.
       – И мы!!! – запрыгали вокруг наши дочери. – Папа, а вдруг наши котики не смогут с ребёнком? Куда наших котов?
       Совершенно правильный подход. Ребёнок поставлен выше котов.
       – На шапки, – усмехнулся Никита.
       – Трэш!
       – Ладно, ладно, – отпрянул от меня Трэш, когда девчонки недовольно стали виснуть на его сильных руках. – На рукавицы…