Ямадо, спасибо ему, поняв наши опасения, первым делом направился туда и лично присутствовал при обыске, который прошел быстро и поверхностно, хоть самураи губернатора и вели себя безобразно, особенно в больничных палатах с теми немногими пациентами, что отважились лечиться у нас. Грубо, даже угрожающе, давая понять, что ни во что не ставят тех, кто пошел на такой шаг и что судьба их предрешена, а некоторых только что не побили.
Губернатор казалось, вовсе не замечал бесчинства своих солдат, попустительствуя возмутительному безобразию своим молчанием. И если бы не солдаты Ямады, бог знает, чтобы приключилось с пациентами и нами, а так досталось лишь хлипкому брату больной девчушки. Пока родители их жались в уголке, его попинали в отместку за то, что посмели остаться в больнице. Я тем временем, успокоившись, что лаборатории ничего не угрожает, поднялась к больной девочке и обнаружила рядом с девочкой плачущую Мияим. Встревожилась было, что ее обидели, но подоспевший Алексей, объяснившись с ней, заверил меня, что вреда ей не причинили, просто она очень напугана. Зато лицо у брата девочки было побито изрядно: бровь рассечена, губа разбита, а под глазом набухал сочный синяк. Ощупав его руки и ноги, я убедилась, что ничего не сломано. Он стойко перенес все необходимые медицинские процедуры, но делать укол сыворотки под лопатку отказался, как прежде отказались его родители. Закончив с ним заниматься и убедившись, что девочка в порядке, и состояние ее боле менее стабильно, вышла из палаты. В коридоре Артем, заворачивал обратно от лаборатории Миями с ведром и тряпками, уверяя, что ничего там прибирать не нужно. Миями, покорившись, ушла.
- Зря вы отослали Миями, - заметила я ему. – Там все ужасно натоптано.
- Любовь Сергеевна, - взял меня под локоть, отводя в сторонку, Артем. – Вы ничего в последнее время в лаборатории не замечали?
Я задумалась.
- Нет, - покачала головой. – Ничего такого не примечала, а что вас так встревожило?
- Ну… - неуверенно начал Артем, оглянувшись по сторонам. – Может у меня паранойя началась, со всеми этими разговорами о вакцине… В свое оправдание лишь скажу, что не охоч до шпионских романов. Но вам-то ведь известна моя педантичность?
Я кивнула, подтверждая, что это так.
- И вы знаете, что люблю порядок, особенно на своем столе. Только в последнее время начал замечать, что оставив бумаги и приборы в определенном порядке, вдруг на утро заставал их уже в другом. То же касается бумаг в ящиках стола… будто просматривал их кто… Я, конечно, намерен обо всем доложить профессору и Ямаде, только хотелось, что-то более веское предоставить им. Понимаете?
Конечно, я понимала, как понимала и то, что и мне следовало быть настороже, а не вести себя столь беспечно, когда вокруг творится подобное.
- К тому же, не кажется вам странно, что отчего-то пошли искать мифического хитокари и в лабораторию тоже?
Оставшись одна в своей комнате, припомнила все обстоятельства этого странного обыска. Странного потому что, будто бы искали не спрятавшегося человека и будто бы солдаты определенно точно знали что искать нужно какую-то определенную вещь.
21 мая 1870 г.
Все же, несмотря на бесславный конец Лунных демонов, люди не торопились к нам. У меня появилось время вечерами играть на пианино, что примиряло вечно спорящих Артема и Александра к удовольствию Валерия Ивановича, тихо работавшего в своем излюбленном углу гостиной. Я вышла на свежий вечерний воздух, ветер доносил аромат цветущих яблонь и слив. Было темно, стрекотали цикады в молодой траве. И, закрыв глаза, я унеслась в подмосковный вечер к перезвону колоколов Спасского монастыря и пению девушек у реки. Ах, как хорошо, боже мой! Возвращаться в больницу с ее резким запахом дезинфекции не хотелось, как не хотелось, чтобы исчезало видение родной стороны.
Но оно развеялось от едва приметного в темноте движения рядом, к которому я живо развернулась. С земли поднялась фигура и поклонилась мне. С облегчением выдохнув, я узнала паренька, старшего брата больной девчушки. Парень отступил в темноту. Меня его присутствие не устраивало, и я пошла подальше от него в сторону ворот. Он, двинулся за мной, держась поодаль, а после и вовсе заступил мне дорогу. Я показала рукой, велев, что бы отошел, и попыталась обойти его, но он молча преградили мне путь. Да что же это такое? Тут же подумалось, что возможно малышке, его сестре, нужна помощь. Неужели ей стало хуже? Видно, паренек, таким образом, пытался вернуть меня в больницу. И я повернула обратно. Но пройдя в ее палату, увидела, что ребенок спокойно спал, а у ее постели бодрствовали родители. Утром видела, как наша застенчивая Миями подносит пареньку чай. Как по мне, так его неплохо откормить пирогами да кашей. Он почтительно принял глиняную кружку чая, а меня стало занимать: добьется ли Миями его симпатии и выйдет ли у них роман?
К хорошему и покойному быстро привыкаешь. Сегодня, как только девочке стало лучше, родители заторопились унести ее. Мы выбежали в коридор на крики. Оказалось, что сын яростно спорил с ними не давая унести сестру. Не знаю почему, меня мало интересовал этот спор, такое происходило у нас постоянно, меня удивила Миями. Она с каким-то напряжением следила за разразившимся скандалом. Нам ли вмешиваться? Закончилось тем, что родители все же унесли девочку, а мятежный сын в отместку, остался в больнице. Миями, присев рядом, принялась тихо утешать его. Нам с Артемом только и осталось, что со вздохом головой качать. Что мы, гендзин, могли тут что-то запрещать? Как бы хуже не вышло. Нас не просто боялись, но и подозревали во всех несчастьях, что свалились на этот неприметный городок.
За поспешным обедом, видели, как неторопливо попивает чай в своем углу этот парень в обнимку со своей неизменной палкой, видимо и он не сегодня завтра нас покинет.
- Скажите на милость, - ревниво возмущается Александр. – Обычный оборванец, не много ли внимания к такому…
Похоже, этот паренек стал его больным местом. Александр ведь у нас душка, дамы в нем души не чают, в частности маленькая японочка Миями, так он считает. И видеть, как она вьется вокруг этого мальчишки ему невыносимо.
- Надо бы, что б Ямадо пригляделся к этому парню, - заметил Артем.
- Да с чего бы еще внимание и Ямады к этому нищеброду, - тут же взвился Александр, будто ткнули его в больное место. - Тебя-то, что в нем тревожит?
- Не нравится он мне.
- Ну ты учудил, - развел руками Александр. – Да кому ж сей прохвост понравиться может? Что за мужчина, что похож на девку? Патлат и с палкой своей не расстается. Об антисанитарии, что он тут разводит, я уж помолчу.
- Дело даже не в его виде. Он старше, чем тебе представляется, Саша. Должно быть из-за того, что худ, не очень высок и целый хвост волос имеет, только взгляд у него как у человека много пережившего.
- Ну, да, - недовольно согласился Александр. – Маленькая собачка до старости щенок.
- Дело даже не в этом. Он словно бы здесь все высматривает. К нам интереса ни на грош, зато вокруг глядит цепко. И взгляд какой-то ускользающий, но ты попробуй издали посмотреть на него не отрываясь хотя бы минуту другую, и увидишь, как он глянет на тебя. И палка эта… Для чего она ему? Добро бы хромал, а то ведь куда как резвый, но без нее никуда.
А наутро до нас дошла ужасающая новость: девочка со своими родителями были хладнокровно и жестоко зарезаны. Но как же так… Ведь Лунные демоны уничтожены… тогда кто мог сотворить такое? Сына, единственного кто выжил из сего несчастного семейства, благодаря своему упрямому неповиновению, в больнице не оказалось. По-видимому, покинул он ее сразу, как дошло до него страшное известие. Собственно мы потому заметили его исчезновение, что о нем спросил Ямадо. Но, когда посланный за парнем солдат, так и не нашел парня, а мы лишь развели руками, нахмурился и развернувшись, молча поспешил к двери, где его и перехватил встревоженный Александр.
- Господин Ямадо, - не давая ему обойти себя, заговорил он. – Миями уже с ночи нет. Может, заболела? С утра она всегда здесь, как штык… А ведь мы даже не знаем где она живет.
- Не волнуйтесь, узнать, где она живет в моих силах, - успокоил его Ямадо выйдя за порог.
Вечером к нам в лабораторию вдруг ворвался солдат Ямадо и начал что-то кричать, показывая на окно в сторону города. Мы не понимали его. Александр только и разобрал, что слова: губернатор, Ямадо-сан и люди. Нам и этого хватило, чтобы встревожиться…»
На этом записи дневника обрываются из-за развернувшихся дальнейших событий.
2. Бегство
Еще с утра по городу пополз опасный слух, что врачи-эбису специально распространяют губительную заразу, которую привезли с собой, чтобы испытать ее гибельность на доверчивых японцах. Ямадо с несколькими солдатами бросился искать источник этой устойчивой сплетни.
А к вечеру жители города, подстрекаемые людьми губернатора, заволновались и с зажженными факелами потянулись к больнице, чтобы вершить над эбису свой непреклонный, праведный суд. Больницу окружили. В подступающих сумерках, зловеще пылали факелы, отбрасывая багровые отблески на безжалостные лица людей полных решимости мстить. Пока Аркадий и Алексей жгли бумаги, Валерий Иванович сунул в руки Любе плоскую фляжку из-под коньяка, в которой была запаяна мензурка с сывороткой.
- Не уверен, что тебе удастся добраться до Реппо, - сказал он, выглядывая в окно, видя, как солдаты Ямадо пытаются удержать и оттеснить от ворот, напиравшую, воинственно настроенную толпу. - Просто дОлжно тебе спастись. Держись Ямадо, он поможет выбраться отсюда. Ступай и да хранит тебя Господь!
Пока в воротах разбирались с солдатами, кто-то из толпы начал перелезать через решетку ограды. Больницу брали штурмом. Артем вдруг сорвался и выбежал из кабинета.
- Куда?! – закричал ему вслед Александр и кинулся за ним.
- Ну с богом, - распахнул окно перед Любой Валерий Иванович. – Если представится возможность, отдай сыворотку Делажье. Только ему… ни в коем случае не японцу. Любой из них может оказаться подосланным сегунатом. Если попадешь к ним, они убьют тебя, чтобы ни сыворотка, ни формула не попала нынешней власти… - напутствовал он, помогая ей ступить с подоконника на карниз.
А толпа тем временем, смяв солдат, уже заняла двор больницы и теперь толкалась на крыльце. Раздался звон разбитых стекол, с грохотом упала выбитая дверь. В коридорах раздался топот множества ног, злые выкрики и выстрелы.
- Артема застрелили! – вбежал в кабинет потрясенный, перепуганный Александр и, схватившись за тяжелый двух тумбовый стол, принялся двигать его к двери. – Нужно забаррикадироваться до прихода Ямадо с солдатами.
Валерий Иванович не ответил. Перегнувшись через подоконник, он держал Любу за руку, пока она другой тянулась к водосточной трубе. Дверь выломали в тот момент, когда Люба уже крепко обняла водосток, а Валерий Иванович выпрямившись, поспешно задернул плотные гардины.
Обдирая и обжигая ладони о цинковую трубу, которая, слава богу, выдерживала вес девушки, Люба, спускаясь со второго этажа, слышала, как ворвавшиеся в кабинет кричали на профессора и Александра. Слишком часто повторялось слово «кэссэн» - сыворотка. До нее доносились умоляющие выкрики Александра, а потом два коротких выстрела…
Люба остановилась спускаться и подняла голову к окну, с ужасом поняв, что означают эти выстрелы. Валерия Ивановича и Александра убили. И в этот момент она сорвалась. Ей не следовало долго висеть на водосточной трубе на одном месте, хлипкая труба разъединилась и, заскрипев, опасно накренилась. Но Люба уже преодолела большую половину высоты, достигнув начала первого этажа, так что ее падение в рыхлый газон вышло удачным, хотя сама она вряд ли сознавала свое везение. В ушах еще стояли звуки роковых выстрелов.
В кустах, к которым она, поднявшись, устремилась, кто-то коротко вскрикнул и замолк, так что насторожившаяся было Люба, решила, что ей попросту померещилось, и у нее шалят нервы. Однако эта задержка спасла ее. Едва она отшатнулась к стене, вспугнутая непонятным вскриком, гардины в окне кабинета Захарова отдернулись и на землю упал желтый квадрат окна. В него высунулось сразу несколько голов, что виднелись темными пятнами на желтом квадрате лежащим на земле. Вжавшись в стену, Люба, зажмурившись, слышала, как громко переговаривались и спорили над ней. Она закусила губу, чтобы не потерять самообладание и не закричать от страха, ей казалось, что она видна как на ладони. Как только головы скрылись в глубине комнаты, тут же бросилась через газон в кусты. Ей нужно было выбраться за ограду больницы, но как ни торопилась, понимая, что промедление будет стоить ей жизни, все же остановилась и обернулась к окну, откуда, только что выбралась.
Оттуда доносился грохот ломаемой мебели, звон бьющихся медицинских склянок, издевательски довольный смех, деловитые выкрики и раздраженные команды. Искали сыворотку, а значит, сейчас хватятся и женщины-врача. Утерев от слез лицо грязными ободранными ладонями, Люба ринулась к ограде и едва успела упасть на землю, как по ту сторону решетки пробежало несколько человек с палками наперевес, воинственно крича. Что такого нужно было сказать людям, что бы они превратились в полных безумцев?
Влезть здесь на решетку, похожую на ряд пик, было невозможно и девушка, пригибаясь, побежала вдоль нее, прячась за кустами дикой розы и жасмина к отлитой виньетке, что украшали ограду через каждые три метра. По ней можно было перебраться через пики решеток. Люба, подобрав длинную юбку, взобралась на каменное основание, схватилась за чугунные завитки и подтянулась.
Позади грохнул выстрел, рядом вжикнула пуля, и Люба, разжав руки, упала на землю. Ее заметили! Она обречена! О том, чтобы перелезть ограду не могло быть и речи. Но, как же быть? Приподнявшись, она быстро огляделась, ища, куда бы спрятаться и пытаясь определить, откуда в нее стреляли и опять прижалась к земле с гулко бившимся сердцем. Неясный звук, который она различила в кустах, был похож на свист ножа, потом клокотание захлебывающегося человека и тяжелое падение.
Кто там? Кто это? Кого-то убили? У нее еще есть шанс выбраться или она обречена?
Время на раздумья не было, либо сейчас, либо никогда. И Люба, дрожа от дикого напряжения и страха, в ожидании, что ей вот-вот выстрелят в спину, вскарабкалась на ограду, цепляясь длинным подолом о концы виньеток и с сильно бьющимся сердцем, спустилась по другую ее сторону.
Куда теперь? Где спрятаться в этом чужом враждебном городе она понятия не имела, а потому остановилась в секундном замешательстве. Но нужно было как можно скорее покинуть опасно пустынную улицу и обезумевший в жажде расправы город. И она неуверенно побежала через дорогу, когда сзади кто-то перемахнул через ограду вслед за нею и Люба, замирая от ужаса, оглянулась. Это был строптивый старший брат девочки-пациентки, растрепанный и в крови. Мягко приземлившись на мостовую, он, пригнувшись, помчался к ней, положив руку на палку, что была заткнута за его пояс. Не останавливаясь, пронесся мимо Любы, по пути схватив ее за руку и увлекая за собой, заставляя бежать изо всех сил. Она даже подумать не успела стоит ей опасаться его или нет.
Едва они завернули за первый же дом, как парень остановился и осторожно выглянул из-за угла.
Губернатор казалось, вовсе не замечал бесчинства своих солдат, попустительствуя возмутительному безобразию своим молчанием. И если бы не солдаты Ямады, бог знает, чтобы приключилось с пациентами и нами, а так досталось лишь хлипкому брату больной девчушки. Пока родители их жались в уголке, его попинали в отместку за то, что посмели остаться в больнице. Я тем временем, успокоившись, что лаборатории ничего не угрожает, поднялась к больной девочке и обнаружила рядом с девочкой плачущую Мияим. Встревожилась было, что ее обидели, но подоспевший Алексей, объяснившись с ней, заверил меня, что вреда ей не причинили, просто она очень напугана. Зато лицо у брата девочки было побито изрядно: бровь рассечена, губа разбита, а под глазом набухал сочный синяк. Ощупав его руки и ноги, я убедилась, что ничего не сломано. Он стойко перенес все необходимые медицинские процедуры, но делать укол сыворотки под лопатку отказался, как прежде отказались его родители. Закончив с ним заниматься и убедившись, что девочка в порядке, и состояние ее боле менее стабильно, вышла из палаты. В коридоре Артем, заворачивал обратно от лаборатории Миями с ведром и тряпками, уверяя, что ничего там прибирать не нужно. Миями, покорившись, ушла.
- Зря вы отослали Миями, - заметила я ему. – Там все ужасно натоптано.
- Любовь Сергеевна, - взял меня под локоть, отводя в сторонку, Артем. – Вы ничего в последнее время в лаборатории не замечали?
Я задумалась.
- Нет, - покачала головой. – Ничего такого не примечала, а что вас так встревожило?
- Ну… - неуверенно начал Артем, оглянувшись по сторонам. – Может у меня паранойя началась, со всеми этими разговорами о вакцине… В свое оправдание лишь скажу, что не охоч до шпионских романов. Но вам-то ведь известна моя педантичность?
Я кивнула, подтверждая, что это так.
- И вы знаете, что люблю порядок, особенно на своем столе. Только в последнее время начал замечать, что оставив бумаги и приборы в определенном порядке, вдруг на утро заставал их уже в другом. То же касается бумаг в ящиках стола… будто просматривал их кто… Я, конечно, намерен обо всем доложить профессору и Ямаде, только хотелось, что-то более веское предоставить им. Понимаете?
Конечно, я понимала, как понимала и то, что и мне следовало быть настороже, а не вести себя столь беспечно, когда вокруг творится подобное.
- К тому же, не кажется вам странно, что отчего-то пошли искать мифического хитокари и в лабораторию тоже?
Оставшись одна в своей комнате, припомнила все обстоятельства этого странного обыска. Странного потому что, будто бы искали не спрятавшегося человека и будто бы солдаты определенно точно знали что искать нужно какую-то определенную вещь.
21 мая 1870 г.
Все же, несмотря на бесславный конец Лунных демонов, люди не торопились к нам. У меня появилось время вечерами играть на пианино, что примиряло вечно спорящих Артема и Александра к удовольствию Валерия Ивановича, тихо работавшего в своем излюбленном углу гостиной. Я вышла на свежий вечерний воздух, ветер доносил аромат цветущих яблонь и слив. Было темно, стрекотали цикады в молодой траве. И, закрыв глаза, я унеслась в подмосковный вечер к перезвону колоколов Спасского монастыря и пению девушек у реки. Ах, как хорошо, боже мой! Возвращаться в больницу с ее резким запахом дезинфекции не хотелось, как не хотелось, чтобы исчезало видение родной стороны.
Но оно развеялось от едва приметного в темноте движения рядом, к которому я живо развернулась. С земли поднялась фигура и поклонилась мне. С облегчением выдохнув, я узнала паренька, старшего брата больной девчушки. Парень отступил в темноту. Меня его присутствие не устраивало, и я пошла подальше от него в сторону ворот. Он, двинулся за мной, держась поодаль, а после и вовсе заступил мне дорогу. Я показала рукой, велев, что бы отошел, и попыталась обойти его, но он молча преградили мне путь. Да что же это такое? Тут же подумалось, что возможно малышке, его сестре, нужна помощь. Неужели ей стало хуже? Видно, паренек, таким образом, пытался вернуть меня в больницу. И я повернула обратно. Но пройдя в ее палату, увидела, что ребенок спокойно спал, а у ее постели бодрствовали родители. Утром видела, как наша застенчивая Миями подносит пареньку чай. Как по мне, так его неплохо откормить пирогами да кашей. Он почтительно принял глиняную кружку чая, а меня стало занимать: добьется ли Миями его симпатии и выйдет ли у них роман?
К хорошему и покойному быстро привыкаешь. Сегодня, как только девочке стало лучше, родители заторопились унести ее. Мы выбежали в коридор на крики. Оказалось, что сын яростно спорил с ними не давая унести сестру. Не знаю почему, меня мало интересовал этот спор, такое происходило у нас постоянно, меня удивила Миями. Она с каким-то напряжением следила за разразившимся скандалом. Нам ли вмешиваться? Закончилось тем, что родители все же унесли девочку, а мятежный сын в отместку, остался в больнице. Миями, присев рядом, принялась тихо утешать его. Нам с Артемом только и осталось, что со вздохом головой качать. Что мы, гендзин, могли тут что-то запрещать? Как бы хуже не вышло. Нас не просто боялись, но и подозревали во всех несчастьях, что свалились на этот неприметный городок.
За поспешным обедом, видели, как неторопливо попивает чай в своем углу этот парень в обнимку со своей неизменной палкой, видимо и он не сегодня завтра нас покинет.
- Скажите на милость, - ревниво возмущается Александр. – Обычный оборванец, не много ли внимания к такому…
Похоже, этот паренек стал его больным местом. Александр ведь у нас душка, дамы в нем души не чают, в частности маленькая японочка Миями, так он считает. И видеть, как она вьется вокруг этого мальчишки ему невыносимо.
- Надо бы, что б Ямадо пригляделся к этому парню, - заметил Артем.
- Да с чего бы еще внимание и Ямады к этому нищеброду, - тут же взвился Александр, будто ткнули его в больное место. - Тебя-то, что в нем тревожит?
- Не нравится он мне.
- Ну ты учудил, - развел руками Александр. – Да кому ж сей прохвост понравиться может? Что за мужчина, что похож на девку? Патлат и с палкой своей не расстается. Об антисанитарии, что он тут разводит, я уж помолчу.
- Дело даже не в его виде. Он старше, чем тебе представляется, Саша. Должно быть из-за того, что худ, не очень высок и целый хвост волос имеет, только взгляд у него как у человека много пережившего.
- Ну, да, - недовольно согласился Александр. – Маленькая собачка до старости щенок.
- Дело даже не в этом. Он словно бы здесь все высматривает. К нам интереса ни на грош, зато вокруг глядит цепко. И взгляд какой-то ускользающий, но ты попробуй издали посмотреть на него не отрываясь хотя бы минуту другую, и увидишь, как он глянет на тебя. И палка эта… Для чего она ему? Добро бы хромал, а то ведь куда как резвый, но без нее никуда.
А наутро до нас дошла ужасающая новость: девочка со своими родителями были хладнокровно и жестоко зарезаны. Но как же так… Ведь Лунные демоны уничтожены… тогда кто мог сотворить такое? Сына, единственного кто выжил из сего несчастного семейства, благодаря своему упрямому неповиновению, в больнице не оказалось. По-видимому, покинул он ее сразу, как дошло до него страшное известие. Собственно мы потому заметили его исчезновение, что о нем спросил Ямадо. Но, когда посланный за парнем солдат, так и не нашел парня, а мы лишь развели руками, нахмурился и развернувшись, молча поспешил к двери, где его и перехватил встревоженный Александр.
- Господин Ямадо, - не давая ему обойти себя, заговорил он. – Миями уже с ночи нет. Может, заболела? С утра она всегда здесь, как штык… А ведь мы даже не знаем где она живет.
- Не волнуйтесь, узнать, где она живет в моих силах, - успокоил его Ямадо выйдя за порог.
Вечером к нам в лабораторию вдруг ворвался солдат Ямадо и начал что-то кричать, показывая на окно в сторону города. Мы не понимали его. Александр только и разобрал, что слова: губернатор, Ямадо-сан и люди. Нам и этого хватило, чтобы встревожиться…»
На этом записи дневника обрываются из-за развернувшихся дальнейших событий.
2. Бегство
Еще с утра по городу пополз опасный слух, что врачи-эбису специально распространяют губительную заразу, которую привезли с собой, чтобы испытать ее гибельность на доверчивых японцах. Ямадо с несколькими солдатами бросился искать источник этой устойчивой сплетни.
А к вечеру жители города, подстрекаемые людьми губернатора, заволновались и с зажженными факелами потянулись к больнице, чтобы вершить над эбису свой непреклонный, праведный суд. Больницу окружили. В подступающих сумерках, зловеще пылали факелы, отбрасывая багровые отблески на безжалостные лица людей полных решимости мстить. Пока Аркадий и Алексей жгли бумаги, Валерий Иванович сунул в руки Любе плоскую фляжку из-под коньяка, в которой была запаяна мензурка с сывороткой.
- Не уверен, что тебе удастся добраться до Реппо, - сказал он, выглядывая в окно, видя, как солдаты Ямадо пытаются удержать и оттеснить от ворот, напиравшую, воинственно настроенную толпу. - Просто дОлжно тебе спастись. Держись Ямадо, он поможет выбраться отсюда. Ступай и да хранит тебя Господь!
Пока в воротах разбирались с солдатами, кто-то из толпы начал перелезать через решетку ограды. Больницу брали штурмом. Артем вдруг сорвался и выбежал из кабинета.
- Куда?! – закричал ему вслед Александр и кинулся за ним.
- Ну с богом, - распахнул окно перед Любой Валерий Иванович. – Если представится возможность, отдай сыворотку Делажье. Только ему… ни в коем случае не японцу. Любой из них может оказаться подосланным сегунатом. Если попадешь к ним, они убьют тебя, чтобы ни сыворотка, ни формула не попала нынешней власти… - напутствовал он, помогая ей ступить с подоконника на карниз.
А толпа тем временем, смяв солдат, уже заняла двор больницы и теперь толкалась на крыльце. Раздался звон разбитых стекол, с грохотом упала выбитая дверь. В коридорах раздался топот множества ног, злые выкрики и выстрелы.
- Артема застрелили! – вбежал в кабинет потрясенный, перепуганный Александр и, схватившись за тяжелый двух тумбовый стол, принялся двигать его к двери. – Нужно забаррикадироваться до прихода Ямадо с солдатами.
Валерий Иванович не ответил. Перегнувшись через подоконник, он держал Любу за руку, пока она другой тянулась к водосточной трубе. Дверь выломали в тот момент, когда Люба уже крепко обняла водосток, а Валерий Иванович выпрямившись, поспешно задернул плотные гардины.
Обдирая и обжигая ладони о цинковую трубу, которая, слава богу, выдерживала вес девушки, Люба, спускаясь со второго этажа, слышала, как ворвавшиеся в кабинет кричали на профессора и Александра. Слишком часто повторялось слово «кэссэн» - сыворотка. До нее доносились умоляющие выкрики Александра, а потом два коротких выстрела…
Люба остановилась спускаться и подняла голову к окну, с ужасом поняв, что означают эти выстрелы. Валерия Ивановича и Александра убили. И в этот момент она сорвалась. Ей не следовало долго висеть на водосточной трубе на одном месте, хлипкая труба разъединилась и, заскрипев, опасно накренилась. Но Люба уже преодолела большую половину высоты, достигнув начала первого этажа, так что ее падение в рыхлый газон вышло удачным, хотя сама она вряд ли сознавала свое везение. В ушах еще стояли звуки роковых выстрелов.
В кустах, к которым она, поднявшись, устремилась, кто-то коротко вскрикнул и замолк, так что насторожившаяся было Люба, решила, что ей попросту померещилось, и у нее шалят нервы. Однако эта задержка спасла ее. Едва она отшатнулась к стене, вспугнутая непонятным вскриком, гардины в окне кабинета Захарова отдернулись и на землю упал желтый квадрат окна. В него высунулось сразу несколько голов, что виднелись темными пятнами на желтом квадрате лежащим на земле. Вжавшись в стену, Люба, зажмурившись, слышала, как громко переговаривались и спорили над ней. Она закусила губу, чтобы не потерять самообладание и не закричать от страха, ей казалось, что она видна как на ладони. Как только головы скрылись в глубине комнаты, тут же бросилась через газон в кусты. Ей нужно было выбраться за ограду больницы, но как ни торопилась, понимая, что промедление будет стоить ей жизни, все же остановилась и обернулась к окну, откуда, только что выбралась.
Оттуда доносился грохот ломаемой мебели, звон бьющихся медицинских склянок, издевательски довольный смех, деловитые выкрики и раздраженные команды. Искали сыворотку, а значит, сейчас хватятся и женщины-врача. Утерев от слез лицо грязными ободранными ладонями, Люба ринулась к ограде и едва успела упасть на землю, как по ту сторону решетки пробежало несколько человек с палками наперевес, воинственно крича. Что такого нужно было сказать людям, что бы они превратились в полных безумцев?
Влезть здесь на решетку, похожую на ряд пик, было невозможно и девушка, пригибаясь, побежала вдоль нее, прячась за кустами дикой розы и жасмина к отлитой виньетке, что украшали ограду через каждые три метра. По ней можно было перебраться через пики решеток. Люба, подобрав длинную юбку, взобралась на каменное основание, схватилась за чугунные завитки и подтянулась.
Позади грохнул выстрел, рядом вжикнула пуля, и Люба, разжав руки, упала на землю. Ее заметили! Она обречена! О том, чтобы перелезть ограду не могло быть и речи. Но, как же быть? Приподнявшись, она быстро огляделась, ища, куда бы спрятаться и пытаясь определить, откуда в нее стреляли и опять прижалась к земле с гулко бившимся сердцем. Неясный звук, который она различила в кустах, был похож на свист ножа, потом клокотание захлебывающегося человека и тяжелое падение.
Кто там? Кто это? Кого-то убили? У нее еще есть шанс выбраться или она обречена?
Время на раздумья не было, либо сейчас, либо никогда. И Люба, дрожа от дикого напряжения и страха, в ожидании, что ей вот-вот выстрелят в спину, вскарабкалась на ограду, цепляясь длинным подолом о концы виньеток и с сильно бьющимся сердцем, спустилась по другую ее сторону.
Куда теперь? Где спрятаться в этом чужом враждебном городе она понятия не имела, а потому остановилась в секундном замешательстве. Но нужно было как можно скорее покинуть опасно пустынную улицу и обезумевший в жажде расправы город. И она неуверенно побежала через дорогу, когда сзади кто-то перемахнул через ограду вслед за нею и Люба, замирая от ужаса, оглянулась. Это был строптивый старший брат девочки-пациентки, растрепанный и в крови. Мягко приземлившись на мостовую, он, пригнувшись, помчался к ней, положив руку на палку, что была заткнута за его пояс. Не останавливаясь, пронесся мимо Любы, по пути схватив ее за руку и увлекая за собой, заставляя бежать изо всех сил. Она даже подумать не успела стоит ей опасаться его или нет.
Едва они завернули за первый же дом, как парень остановился и осторожно выглянул из-за угла.
