- Хочешь, чтобы это сделал я или сделаешь сама?
- Лучше ты.
Его глаза вспыхнули, словно ею невольно было подтверждено нечто такое, что не давало ему покоя. Он кивнул и зашептал что-то на незнакомом, шипящем языке. Подняв палец, очертил над их головами круг, с усилием прошептав: "Шаш-ш". Вслед за его пальцем потянулась белесая дрожащая полоса. Дымчатый круг опустился на них, заключая эльфа и Нику в свои зыбкие границы, а когда достиг пола, истаял у их ног. Все это время Ника смотрела на матовую гладкую кожу груди Доргана, борясь с искушением прикоснуться к ней. И еще она боялась каким-нибудь неправильным действием нарушить ход ритуала, тем самым выдав себя.
Когда круг исчез на каменных плитах, Дорган опустился перед нею на колени и, склонившись, прижался лбом сначала к одной ее ноге, потом к другой. То же самое он проделал с ее руками, прижимаясь лбом к ее ладоням. Потом, поклонился и отошел. Ника пребывала в каком-то ступоре, не в силах пошевелиться, пока с кровати не раздалось требовательное:
- Посмотри на меня!
Она подняла было глаза, и тут же снова опустила их, поплотнее запахнув на себе разодранную сорочку. Ее щеки горели. Конечно, за этот час она прошла через все, что только может пройти женщина, и ей было не по себе. Дорган стоял у кровати, приподняв одеяло, готовясь лечь. Скорей бы уж он улегся и укрылся.
- Ты видишь перед собой покорного раба. Хочешь ли взять его к себе и властвовать над ним? – сказал он так, как будто предлагал ей кусок пиццы. Так он ей муж или раб? Если раб, почему так поступил с ней? Чтобы она сделала его своим рабом? Ника почувствовала, что еще немного и сойдет с ума.
- Фиселла? – требовательно напомнил о себе ее раб.
Не отводя взгляда от выщербленной плитки пола, рабовладелица робко кивнула. Неужели этот ужас никогда не кончится?
- Ты должна произнести это вслух, - мягко настаивал он.
- Да, - прошептала Ника, теребя балахон на груди.
- Подойди ко мне, - позвал он требовательно.
Ника подошла, и он, придвинувшись к ней, взял ее за подбородок, подняв ее лицо к себе.
- Ты должна сказать это громко, глядя на меня, - прошептал он и тихо спросил: - Ты согласна принять меня в свою постель?
- Да, - кое-как произнесла Ника пересохшим ртом, глядя ему в лицо и удивляясь, как мужчины дроу могут добровольно проходить через столь унизительный брачный обряд.
- Не думал я, что сам по своей воле скажу эти слова, которых избегал произносить ценой собственной жизни. Но вот сейчас говорю их и готов повторить еще раз: Возьми меня, я - твой раб.
Он лег в постель и протянул к ней руки.
- Иди сюда
Ника смотрела на него во все глаза, не двигаясь с места, потом поежилась. Вообще-то, она никогда не стремилась стать рабовладельцем, и все это было так неуместно, после того, как он совершил насилие над ней. Эти мысли видимо отразились на ее лице, а может Дорган, угадал их.
- Я был недопустимо груб с тобой, прости. Потом ты поймешь, что мною двигал страх за тебя. Это необходимо было сделать, а теперь иди ко мне, нам нужно завершить брачный обряд.
- Да-а... но твоя рука? Нужно перевязать ее...
- Ах, это... - лорд посмотрел на руку по которой, из глубоких порезов продолжала течь кровь.
- Ну, хорошо, - сказал он равнодушно, - перевяжи ее, но поторопись, у нас немного времени.
Пока Ника перевязывала ему руку, Дорган пристально смотрел на нее. Потом, нетерпеливо помог взойти на кровать и усадив на себя, стянул с нее остатки балахона. Положив ладони ей на плечи, он удерживал Нику, ласково успокаивая ее.
- Ты очень красива... Не останавливайся... – убирая с ее плеча за спину пряди волос, оголяя и чувственно гладя ее грудь. - Отныне я - твой муж. Помни это. Я знаю, что ты еще не склонна доверять мне, но все же скажи мне... кто ты?
Ника остановилась и, резко выпрямившись, сделала попытку соскочить с него. Но руки и бедра Доргана держали крепко, хотя Ника рванулась изо всей силы, пытаясь высвободиться из его хватки. И тут Дорган закричал, выгнувшись так, что сам сбросил ее с себя. Его разрядка была настолько мощной, что больше походила на агонию. Он, задыхался, сотрясаясь всем телом. Но, даже будучи в подобном состоянии, удерживал Нику возле себя, чуть не вывихнув ей руку. Потом повернувшись, навалился на нее сверху, придавил к постели и затих. Было, похоже, что дроу впал в беспамятство. Прерывистое дыхание эльфа постепенно успокаивалось. Ника пошевелилась и Дорган, чуть подвинувшись, глухо попросил:
- Скажи мне свое имя.
Ника повернулась к нему, взглянув ему в лицо.
- Еще на Совете я понял, что ты не Фиселла... Я не выдал тебя до сих пор и неужели выдам сейчас? Но я не хочу называть тебя ненавистным именем. Как тебя зовут?
- Ника.
Он приподнялся, и передвинувшись лег рядом. Какое-то время оба лежали молча, голова к голове. Их волосы, рассыпавшиеся по темному шелку подушек, перемешались.
- Ника, - медленно проговорил он, с блаженной улыбкой вслушиваясь в его звучание. - Очень красивое имя. Оно, что-то должно означать?
- Насколько мне известно, кажется — победа...
- Охотно верю. Ты сумела победить меня и я безоговорочно принял поражение от тебя.
- Я человек, - сама не зная зачем, сказала Ника, ожидая очередной вспышки страстей, но он молчал и после недолгого раздумья, печально произнес:
- Я надолго переживу тебя...
- Мне нужна помощь...
- Я уже помогаю тебе.
- Тогда, зачем ты так поступил со мной?
- Так было нужно. Ты все поймешь потом...
- Потом? Сейчас я отправлюсь к Ллос
- Сейчас ты будешь спать.
- Но...
- Спи, - сказал он
- Не могу, - покачала головой на подушке Ника.
Он улыбнулся, с чувством погладил ее грудь и, приподнявшись на локте, положил теплую узкую ладонь ей на глаза. Последнее, что она услышала, прежде чем погрузиться в глубокий сон, был его шепот: "Спи."
- Госпожа, - коснулись ее плеча, и Ника вынырнула из сна, словно из темного непроницаемого омута. Сознание, чувство, мысли - все вдруг разом вернулись к ней. Она села в постели и огляделась:
- А где… он?
- Здесь никого не было кроме вас.
Ника недоверчиво смотрела на стоящую перед ней с опущенными глазами Вифеллу, сжимающую ладони под широкими рукавами своего балахона.
- Госпожа, нам нужно собираться, иначе своей задержкой вы вызовете гнев богини, - объявила она приглашение на казнь.
Выбравшись из постели, Ника по привычке направилась было к туалетному столику, но остановилась и, отвернувшись от него, подошла к большому зеркалу, резко отдернув с него гобелен. Вифелла с любопытством покосилась на разоренный столик, вокруг которого валялись раскрытые шкатулки, чье высыпавшееся содержимое: пудра и порошки, перемешались с осколками разбитых флаконов. Взглянув в лицо Нике, она поспешно отвела глаза. Беспорядок в покоях, разодранный балахон, как и состояние сестры, она объяснила страшным отчаянием и гневом от бессилия, что-либо изменить, которым та предавалась в минуты отчаяния.
Все, то время, пока Вифелла одевала ее, Фиселла казалась отрешенной, будто в ней шла какая-то борьба, занимавшая сестру настолько, что она даже не осознавала, что, возможно, Нарбондель отсчитывает последние мгновения ее жизни. Вифелла терялась, не зная, что и думать, замечая, как ее сестра, пыталась сдерживать подступившие слезы, но отчего-то была уверена, что она переживает не приближение своего смертного часа на алтаре Ллос, а нечто совсем другое. За все это время, обе не сказали друг другу ни слова. Ника покорно выполняла односложные требования Вифеллы: повернуться или нагнуть голову и, к сожалению, поглощенная своими переживаниями, не заметила что-то похожее на сочувствие, промелькнувшее на лице Вифеллы.
Из троих сестер она, самая младшая, тихая и неприметная. Свои чувства и мысли Вифелла научилась держать при себе, с детства привыкая к тому, что ей так и придется жить в тени своих сестер. Она не обладала волей и страстностью Тиреллы, красотой и цинизмом Фиселлы, но зато умела слушать и подлаживаться к происходящему, говорить и поступать так, как от нее ожидали. Зная своих сестер, она отлично уживалась с ними. Старшую сестру она поддерживала в ее властолюбивых мечтаниях, средней - льстила, зная, что та глупа, чтобы желать знать истинное положение вещей. Только вот со злобной и глупой Фиселлой в последнее время что-то случилось. Она выказала характер и обнаружила обаяние, которому Вифелла не могла не подастся.
Вдумчивая Вифелла видела, как Фиселла невольно меняла все вокруг себя. Если раньше младшую сестру подчиняла себе воля Тиреллы, и она держала ее сторону из страха перед ней, уверенная, что рано или поздно та возьмет вверх, то теперь она помимо воли сочувствовала Фиселле, даже не смотря на то, что дни ее были сочтены. В отличие от старшей сестры, занятой своими честолюбивыми планами, она заметила, как сильно изменилась Фиселла.
Теперь, одевая и собирая ее, Вифелла страстно желала, чтобы Ллос пощадила сестру. Сейчас Фиселла была прекрасна, как никогда. И дело вовсе не в роскошном серебряном платье, расшитым белым шелком в виде мелких пауков, плетущих из нитей сложные узоры. И не в ожерелье из крошечных бриллиантов, нанизанных на серебряную нить так, что это напоминало капли росы, лежащей на ажурной паутине. И не в том, что волосы Фиселлы убраны под тончайшую алмазную сетку, а в каком-то особом выражении лица и глаз. Уже третий день она не проявляла свойственной ей жесткости и надменности, их сменила печаль и задумчивость. Пока Вифелла мучилась, стараясь объяснить себе подобное преображение, Ника тихо страдала.
И вот, "приуготовленная" Ника в сопровождение Вифеллы навсегда покинула свои покои. Шествуя по извилистым гулким коридорам Дома, она отмечала, что уж что-то часто на ее пути попадались домочадцы Дома де Наль: стража, воины и разбредшаяся по дворцу свита. Они словно провожали ее в последний путь. Выйдя на ступени крыльца, она взошла на, тут же повисший перед ней в воздухе, диск. Вифелла и несколько солдат охраны последовали за ней дисках, вскакивая на них почти на ходу. Когда миновали храм Ллос, то взяв в сторону от него, промчались вдоль глухого, темного квартала населенного магами и их учениками. Ника увидела костер, неожиданный в городе, где жители едва переносили живой свет. Пролетая над ним, она разглядела, как два юных дроу сжигают на нем визжащего гоблина, привязанного к каменному столбу. Это был самый худший день в жизни Ники, и он станет ее последним днем.
Поравнявшись с ней, Вифелла знаком показала, что надо снизиться. Они влетели под низкий свод широкой пещеры, уходящей вниз. Ход был освещен редкими магическими сгустками огня подсвечивающих свисающие сталактиты, отчего вид вокруг создавался жутковатый и фантастический. Впереди замаячил светящийся диск. Ника сбавила ход и, приблизившись, увидела, дожидавшуюся ее Верховную Жрицу со свитой младших жриц.
- Ты, чуть было, не заставила ждать саму Ллос, - с нескрываемым раздражением встретила ее старуха.
Опираясь на посох и больше не оборачиваясь, она, дав знак сойти с дисков, пошла к узкому, похожим на нору, входу в Храм Средней Пещеры. Жрицы в темных балахонах с глубоко опущенными на лицо капюшонами сопровождали ее до входа, у которого остановились, не смея преступить порог святая святых без ее повеления. Но одна из них знаками показала Нике следовать за ней. Ника неуверенно оглянулась на Вифеллу, остававшуюся у входа. Между тем, жрица исчезла в тесном ходе и Ника, подобрав платье и пригнувшись, вошла за ней, пробираясь вперед по узкому земляному коридору, пока не вышла в широкую пещеру, чей нависший свод давил, а стены терялись во тьме. Посреди пещеры возвышался искусно вырезанный из черного камня паук. Перед ним на алтаре горел живой огонь, и его дрожащий свет отражался в свирепых, рубиновых глазках идола.
Верховная Жрица благоговейно склонилась перед алтарем, положив посох на землю и воздев к нему руки. Жрица, сопровождавшая Нику, остановилась. Рубины, вставленные в глаза паука, замерцали внутренним огнем, и Нику непреодолимо потянуло к изваянию. Верховная Жрица подобрала посох, и тяжело опираясь на него, поднялась. Она едва успела отковылять от идола, как из его каменных жвал вырвались белые струи, опутывая Нику с головы до ног. Рубины глаз разгорались ярким кровавым светом. Запеленатую в кокон паутины Нику подтащило к алтарю, вздернуло вверх и кинуло на его камень. Глаза паука прожигали жертву насквозь, а со стороны казалось, что бесформенный кокон лежащий на алтаре охвачен алым ореолом. Слюна паука, застывая, туго стягивала тело, и Ника заплакала. Она разом вспомнила свою недолгую жизнь. Особенно яркой была картина двора, в котором она росла, и тополиный пух, летящий по нему, и голос мамы зовущий домой. Эти воспоминания были смяты жгучей болью, нараставшей внутри ее тела, так что Ника задергалась в своих путах, не в силах терпеть ее. И вдруг в какой-то момент боль разом утихла, ушла. Вспыхнул огонь жертвенника. Нике стало плохо, и она потеряла сознание.
В себя, ее привели гневные крики Верховной Жрицы:
- Нет! Нет, ты не можешь отказываться от этой жертвы! Она не выполнила свой обет! Возьми ее!
Послышался резкий, громкий свист, и Верховная Жрица умоляющим голосом, в котором звучал страх, торопливо произнесла:
- Прости мне, твоей преданной рабе, если я была дерзка с тобой. Я лишь пекусь о славе твоей, ибо ты моя жизнь и мое дыхание. Твоя воля - закон для дроу. Будет так, как велишь ты.
Ника с трудом открыла глаза. Смотреть было больно, дышать тоже, чувствовать и даже существовать было больно. Первое, что она увидела: потухающие глаза идола. Верховная Жрица, стеная поднялась с колен и, повернувшись к младшей жрице, стоящей в стороне, показала на Нику, лежавшей на алтаре в коконе паутины:
- Убей ее!
Младшая жрица не шевельнулась, продолжая стоять, как изваяние, спрятав руки в широкие рукава балахона, низко опустив голову. Только из-под капюшона, по уставу, спадали на грудь длинные белые волосы.
- Убей ее! – истерично потребовала Верховная Жрица.
Жрица не двигалась.
- Богиня ошиблась, и я исправлю ее ошибку. Тебе ничего не будет, - вкрадчиво объяснила Верховная Жрица. - Ллос спросит за это только с меня.
Младшая жрица, перестав колебаться, направилась к алтарю. Ника с ужасом увидела, что из ее широкого рукава, медленно, как змея, скользнул в ладонь, узкий стилет. Не в силах кричать Ника широко раскрытыми глазами смотрела, как жрица заносит клинок над нею. Долгие доли секунды на его лезвие играли отблески жертвенного огня. Безликая жрица точными ударами вспорола кокон, освобождая пленницу от пут. Ника хотела подняться, но была так слаба, что могла только беспомощно смотреть на нее.
- Чего же ты медлишь?! - визжала тем временем, выходя из себя, Верховная Жрица. - Убей ее! Я приказываю тебе! Вонзи кинжал в ее черное сердце, окропи алтарь Ллос кровью, и она примет эту жертву, от которой отказалась сейчас.
Младшая жрица повернулась к Берн и откинула с головы капюшон.
- Ты... ты... - задыхаясь от гнева, прохрипела Верховная Жрица. - Ты осквернил святилище Ллос, явившись сюда! - и сорвалась на визг: - Теперь тебя ничто не спасет от казни за подобное кощунство!!!
- Лучше ты.
Его глаза вспыхнули, словно ею невольно было подтверждено нечто такое, что не давало ему покоя. Он кивнул и зашептал что-то на незнакомом, шипящем языке. Подняв палец, очертил над их головами круг, с усилием прошептав: "Шаш-ш". Вслед за его пальцем потянулась белесая дрожащая полоса. Дымчатый круг опустился на них, заключая эльфа и Нику в свои зыбкие границы, а когда достиг пола, истаял у их ног. Все это время Ника смотрела на матовую гладкую кожу груди Доргана, борясь с искушением прикоснуться к ней. И еще она боялась каким-нибудь неправильным действием нарушить ход ритуала, тем самым выдав себя.
Когда круг исчез на каменных плитах, Дорган опустился перед нею на колени и, склонившись, прижался лбом сначала к одной ее ноге, потом к другой. То же самое он проделал с ее руками, прижимаясь лбом к ее ладоням. Потом, поклонился и отошел. Ника пребывала в каком-то ступоре, не в силах пошевелиться, пока с кровати не раздалось требовательное:
- Посмотри на меня!
Она подняла было глаза, и тут же снова опустила их, поплотнее запахнув на себе разодранную сорочку. Ее щеки горели. Конечно, за этот час она прошла через все, что только может пройти женщина, и ей было не по себе. Дорган стоял у кровати, приподняв одеяло, готовясь лечь. Скорей бы уж он улегся и укрылся.
- Ты видишь перед собой покорного раба. Хочешь ли взять его к себе и властвовать над ним? – сказал он так, как будто предлагал ей кусок пиццы. Так он ей муж или раб? Если раб, почему так поступил с ней? Чтобы она сделала его своим рабом? Ника почувствовала, что еще немного и сойдет с ума.
- Фиселла? – требовательно напомнил о себе ее раб.
Не отводя взгляда от выщербленной плитки пола, рабовладелица робко кивнула. Неужели этот ужас никогда не кончится?
- Ты должна произнести это вслух, - мягко настаивал он.
- Да, - прошептала Ника, теребя балахон на груди.
- Подойди ко мне, - позвал он требовательно.
Ника подошла, и он, придвинувшись к ней, взял ее за подбородок, подняв ее лицо к себе.
- Ты должна сказать это громко, глядя на меня, - прошептал он и тихо спросил: - Ты согласна принять меня в свою постель?
- Да, - кое-как произнесла Ника пересохшим ртом, глядя ему в лицо и удивляясь, как мужчины дроу могут добровольно проходить через столь унизительный брачный обряд.
- Не думал я, что сам по своей воле скажу эти слова, которых избегал произносить ценой собственной жизни. Но вот сейчас говорю их и готов повторить еще раз: Возьми меня, я - твой раб.
Он лег в постель и протянул к ней руки.
- Иди сюда
Ника смотрела на него во все глаза, не двигаясь с места, потом поежилась. Вообще-то, она никогда не стремилась стать рабовладельцем, и все это было так неуместно, после того, как он совершил насилие над ней. Эти мысли видимо отразились на ее лице, а может Дорган, угадал их.
- Я был недопустимо груб с тобой, прости. Потом ты поймешь, что мною двигал страх за тебя. Это необходимо было сделать, а теперь иди ко мне, нам нужно завершить брачный обряд.
- Да-а... но твоя рука? Нужно перевязать ее...
- Ах, это... - лорд посмотрел на руку по которой, из глубоких порезов продолжала течь кровь.
- Ну, хорошо, - сказал он равнодушно, - перевяжи ее, но поторопись, у нас немного времени.
Пока Ника перевязывала ему руку, Дорган пристально смотрел на нее. Потом, нетерпеливо помог взойти на кровать и усадив на себя, стянул с нее остатки балахона. Положив ладони ей на плечи, он удерживал Нику, ласково успокаивая ее.
- Ты очень красива... Не останавливайся... – убирая с ее плеча за спину пряди волос, оголяя и чувственно гладя ее грудь. - Отныне я - твой муж. Помни это. Я знаю, что ты еще не склонна доверять мне, но все же скажи мне... кто ты?
Ника остановилась и, резко выпрямившись, сделала попытку соскочить с него. Но руки и бедра Доргана держали крепко, хотя Ника рванулась изо всей силы, пытаясь высвободиться из его хватки. И тут Дорган закричал, выгнувшись так, что сам сбросил ее с себя. Его разрядка была настолько мощной, что больше походила на агонию. Он, задыхался, сотрясаясь всем телом. Но, даже будучи в подобном состоянии, удерживал Нику возле себя, чуть не вывихнув ей руку. Потом повернувшись, навалился на нее сверху, придавил к постели и затих. Было, похоже, что дроу впал в беспамятство. Прерывистое дыхание эльфа постепенно успокаивалось. Ника пошевелилась и Дорган, чуть подвинувшись, глухо попросил:
- Скажи мне свое имя.
Ника повернулась к нему, взглянув ему в лицо.
- Еще на Совете я понял, что ты не Фиселла... Я не выдал тебя до сих пор и неужели выдам сейчас? Но я не хочу называть тебя ненавистным именем. Как тебя зовут?
- Ника.
Он приподнялся, и передвинувшись лег рядом. Какое-то время оба лежали молча, голова к голове. Их волосы, рассыпавшиеся по темному шелку подушек, перемешались.
- Ника, - медленно проговорил он, с блаженной улыбкой вслушиваясь в его звучание. - Очень красивое имя. Оно, что-то должно означать?
- Насколько мне известно, кажется — победа...
- Охотно верю. Ты сумела победить меня и я безоговорочно принял поражение от тебя.
- Я человек, - сама не зная зачем, сказала Ника, ожидая очередной вспышки страстей, но он молчал и после недолгого раздумья, печально произнес:
- Я надолго переживу тебя...
- Мне нужна помощь...
- Я уже помогаю тебе.
- Тогда, зачем ты так поступил со мной?
- Так было нужно. Ты все поймешь потом...
- Потом? Сейчас я отправлюсь к Ллос
- Сейчас ты будешь спать.
- Но...
- Спи, - сказал он
- Не могу, - покачала головой на подушке Ника.
Он улыбнулся, с чувством погладил ее грудь и, приподнявшись на локте, положил теплую узкую ладонь ей на глаза. Последнее, что она услышала, прежде чем погрузиться в глубокий сон, был его шепот: "Спи."
- Госпожа, - коснулись ее плеча, и Ника вынырнула из сна, словно из темного непроницаемого омута. Сознание, чувство, мысли - все вдруг разом вернулись к ней. Она села в постели и огляделась:
- А где… он?
- Здесь никого не было кроме вас.
Ника недоверчиво смотрела на стоящую перед ней с опущенными глазами Вифеллу, сжимающую ладони под широкими рукавами своего балахона.
- Госпожа, нам нужно собираться, иначе своей задержкой вы вызовете гнев богини, - объявила она приглашение на казнь.
Выбравшись из постели, Ника по привычке направилась было к туалетному столику, но остановилась и, отвернувшись от него, подошла к большому зеркалу, резко отдернув с него гобелен. Вифелла с любопытством покосилась на разоренный столик, вокруг которого валялись раскрытые шкатулки, чье высыпавшееся содержимое: пудра и порошки, перемешались с осколками разбитых флаконов. Взглянув в лицо Нике, она поспешно отвела глаза. Беспорядок в покоях, разодранный балахон, как и состояние сестры, она объяснила страшным отчаянием и гневом от бессилия, что-либо изменить, которым та предавалась в минуты отчаяния.
Все, то время, пока Вифелла одевала ее, Фиселла казалась отрешенной, будто в ней шла какая-то борьба, занимавшая сестру настолько, что она даже не осознавала, что, возможно, Нарбондель отсчитывает последние мгновения ее жизни. Вифелла терялась, не зная, что и думать, замечая, как ее сестра, пыталась сдерживать подступившие слезы, но отчего-то была уверена, что она переживает не приближение своего смертного часа на алтаре Ллос, а нечто совсем другое. За все это время, обе не сказали друг другу ни слова. Ника покорно выполняла односложные требования Вифеллы: повернуться или нагнуть голову и, к сожалению, поглощенная своими переживаниями, не заметила что-то похожее на сочувствие, промелькнувшее на лице Вифеллы.
Из троих сестер она, самая младшая, тихая и неприметная. Свои чувства и мысли Вифелла научилась держать при себе, с детства привыкая к тому, что ей так и придется жить в тени своих сестер. Она не обладала волей и страстностью Тиреллы, красотой и цинизмом Фиселлы, но зато умела слушать и подлаживаться к происходящему, говорить и поступать так, как от нее ожидали. Зная своих сестер, она отлично уживалась с ними. Старшую сестру она поддерживала в ее властолюбивых мечтаниях, средней - льстила, зная, что та глупа, чтобы желать знать истинное положение вещей. Только вот со злобной и глупой Фиселлой в последнее время что-то случилось. Она выказала характер и обнаружила обаяние, которому Вифелла не могла не подастся.
Вдумчивая Вифелла видела, как Фиселла невольно меняла все вокруг себя. Если раньше младшую сестру подчиняла себе воля Тиреллы, и она держала ее сторону из страха перед ней, уверенная, что рано или поздно та возьмет вверх, то теперь она помимо воли сочувствовала Фиселле, даже не смотря на то, что дни ее были сочтены. В отличие от старшей сестры, занятой своими честолюбивыми планами, она заметила, как сильно изменилась Фиселла.
Теперь, одевая и собирая ее, Вифелла страстно желала, чтобы Ллос пощадила сестру. Сейчас Фиселла была прекрасна, как никогда. И дело вовсе не в роскошном серебряном платье, расшитым белым шелком в виде мелких пауков, плетущих из нитей сложные узоры. И не в ожерелье из крошечных бриллиантов, нанизанных на серебряную нить так, что это напоминало капли росы, лежащей на ажурной паутине. И не в том, что волосы Фиселлы убраны под тончайшую алмазную сетку, а в каком-то особом выражении лица и глаз. Уже третий день она не проявляла свойственной ей жесткости и надменности, их сменила печаль и задумчивость. Пока Вифелла мучилась, стараясь объяснить себе подобное преображение, Ника тихо страдала.
И вот, "приуготовленная" Ника в сопровождение Вифеллы навсегда покинула свои покои. Шествуя по извилистым гулким коридорам Дома, она отмечала, что уж что-то часто на ее пути попадались домочадцы Дома де Наль: стража, воины и разбредшаяся по дворцу свита. Они словно провожали ее в последний путь. Выйдя на ступени крыльца, она взошла на, тут же повисший перед ней в воздухе, диск. Вифелла и несколько солдат охраны последовали за ней дисках, вскакивая на них почти на ходу. Когда миновали храм Ллос, то взяв в сторону от него, промчались вдоль глухого, темного квартала населенного магами и их учениками. Ника увидела костер, неожиданный в городе, где жители едва переносили живой свет. Пролетая над ним, она разглядела, как два юных дроу сжигают на нем визжащего гоблина, привязанного к каменному столбу. Это был самый худший день в жизни Ники, и он станет ее последним днем.
Поравнявшись с ней, Вифелла знаком показала, что надо снизиться. Они влетели под низкий свод широкой пещеры, уходящей вниз. Ход был освещен редкими магическими сгустками огня подсвечивающих свисающие сталактиты, отчего вид вокруг создавался жутковатый и фантастический. Впереди замаячил светящийся диск. Ника сбавила ход и, приблизившись, увидела, дожидавшуюся ее Верховную Жрицу со свитой младших жриц.
- Ты, чуть было, не заставила ждать саму Ллос, - с нескрываемым раздражением встретила ее старуха.
Опираясь на посох и больше не оборачиваясь, она, дав знак сойти с дисков, пошла к узкому, похожим на нору, входу в Храм Средней Пещеры. Жрицы в темных балахонах с глубоко опущенными на лицо капюшонами сопровождали ее до входа, у которого остановились, не смея преступить порог святая святых без ее повеления. Но одна из них знаками показала Нике следовать за ней. Ника неуверенно оглянулась на Вифеллу, остававшуюся у входа. Между тем, жрица исчезла в тесном ходе и Ника, подобрав платье и пригнувшись, вошла за ней, пробираясь вперед по узкому земляному коридору, пока не вышла в широкую пещеру, чей нависший свод давил, а стены терялись во тьме. Посреди пещеры возвышался искусно вырезанный из черного камня паук. Перед ним на алтаре горел живой огонь, и его дрожащий свет отражался в свирепых, рубиновых глазках идола.
Верховная Жрица благоговейно склонилась перед алтарем, положив посох на землю и воздев к нему руки. Жрица, сопровождавшая Нику, остановилась. Рубины, вставленные в глаза паука, замерцали внутренним огнем, и Нику непреодолимо потянуло к изваянию. Верховная Жрица подобрала посох, и тяжело опираясь на него, поднялась. Она едва успела отковылять от идола, как из его каменных жвал вырвались белые струи, опутывая Нику с головы до ног. Рубины глаз разгорались ярким кровавым светом. Запеленатую в кокон паутины Нику подтащило к алтарю, вздернуло вверх и кинуло на его камень. Глаза паука прожигали жертву насквозь, а со стороны казалось, что бесформенный кокон лежащий на алтаре охвачен алым ореолом. Слюна паука, застывая, туго стягивала тело, и Ника заплакала. Она разом вспомнила свою недолгую жизнь. Особенно яркой была картина двора, в котором она росла, и тополиный пух, летящий по нему, и голос мамы зовущий домой. Эти воспоминания были смяты жгучей болью, нараставшей внутри ее тела, так что Ника задергалась в своих путах, не в силах терпеть ее. И вдруг в какой-то момент боль разом утихла, ушла. Вспыхнул огонь жертвенника. Нике стало плохо, и она потеряла сознание.
В себя, ее привели гневные крики Верховной Жрицы:
- Нет! Нет, ты не можешь отказываться от этой жертвы! Она не выполнила свой обет! Возьми ее!
Послышался резкий, громкий свист, и Верховная Жрица умоляющим голосом, в котором звучал страх, торопливо произнесла:
- Прости мне, твоей преданной рабе, если я была дерзка с тобой. Я лишь пекусь о славе твоей, ибо ты моя жизнь и мое дыхание. Твоя воля - закон для дроу. Будет так, как велишь ты.
Ника с трудом открыла глаза. Смотреть было больно, дышать тоже, чувствовать и даже существовать было больно. Первое, что она увидела: потухающие глаза идола. Верховная Жрица, стеная поднялась с колен и, повернувшись к младшей жрице, стоящей в стороне, показала на Нику, лежавшей на алтаре в коконе паутины:
- Убей ее!
Младшая жрица не шевельнулась, продолжая стоять, как изваяние, спрятав руки в широкие рукава балахона, низко опустив голову. Только из-под капюшона, по уставу, спадали на грудь длинные белые волосы.
- Убей ее! – истерично потребовала Верховная Жрица.
Жрица не двигалась.
- Богиня ошиблась, и я исправлю ее ошибку. Тебе ничего не будет, - вкрадчиво объяснила Верховная Жрица. - Ллос спросит за это только с меня.
Младшая жрица, перестав колебаться, направилась к алтарю. Ника с ужасом увидела, что из ее широкого рукава, медленно, как змея, скользнул в ладонь, узкий стилет. Не в силах кричать Ника широко раскрытыми глазами смотрела, как жрица заносит клинок над нею. Долгие доли секунды на его лезвие играли отблески жертвенного огня. Безликая жрица точными ударами вспорола кокон, освобождая пленницу от пут. Ника хотела подняться, но была так слаба, что могла только беспомощно смотреть на нее.
- Чего же ты медлишь?! - визжала тем временем, выходя из себя, Верховная Жрица. - Убей ее! Я приказываю тебе! Вонзи кинжал в ее черное сердце, окропи алтарь Ллос кровью, и она примет эту жертву, от которой отказалась сейчас.
Младшая жрица повернулась к Берн и откинула с головы капюшон.
- Ты... ты... - задыхаясь от гнева, прохрипела Верховная Жрица. - Ты осквернил святилище Ллос, явившись сюда! - и сорвалась на визг: - Теперь тебя ничто не спасет от казни за подобное кощунство!!!
