Мама сейчас бы расспросила, как прошёл день, потом они бы пили чай, и Ульяна, смеясь, рассказывала про то, как полдня искала в маленьком городке нужный адрес, про смешного улыбающегося Мишу. И сознание, что мамы в её жизни больше нет и никогда не будет, захлестнуло, накрыло тяжелой волной отчаяния. Какая разница: родная, чужая. Почему-то вспомнилась давняя поездка на дачу, они шли от станции, пятилетняя Уля сидела у отца на плечах, мама, хохоча, что-то говорила, отец смеялся, смеялась Ульяна. Над речкой кружили стрекозы, облако, похожее на слона, висело в голубом небе, в воздухе плыл аромат летнего счастья… Правильно сказала ей сегодня заведующая о том, что неважно биологические или небиологические родители, они её растили, они научили всему тому, что сегодня она знает, умеет, чувствует, и не станет она никогда искать «бабу, которой малютка новорождённая девятнадцать лет назад не нужна была».
Через неделю Ульяна защитила диплом и отправилась в Москву, помогать готовиться к школе внуку Федулова. Всю неделю она пыталась дозвониться по номеру, оставленному Викой, но трубку никто не брал. Однако Уля всё равно решила ехать, ведь у неё был адрес дома, в котором ждали гувернантку из Конашова.
В Москве она бывала и раньше – приезжала с родителями на каникулах, чтобы побывать в Третьяковской галерее, Историческом музее, в столичных театрах. В Москве жила двоюродная сестра отца, одинокая, энергичная, резкая в суждениях, редактор крупного издательства, родители вечерами подолгу сидели с ней на уютной кухне, что-то обсуждали, спорили, смеялись... Ульяна подумала, что надо бы навестить родственницу, и тут же вспомнила: она теперь никакая не родственница, наверняка, двоюродная тётка знала, что Уля – приемыш, и терпела её из уважения к брату. Теперь родителей нет, значит, и не нужна московской тётке посторонняя девчонка. Ульяна, как ни старалась, не могла прогнать чувство стыда от непонятного ей самой сознания, что она удочеренная. Думала о том, как Миша спокойно говорил, что родители взяли его из детдома, и всё было нормально, но сама Ульяна продолжала стыдится своего удочерения, словно не только её обманули, скрывая правду, но и она всем лгала, выдавая себя за родную внучку, племянницу, за дочь достойных людей. Вспомнился как-то случайно услышанный в транспорте разговор двух женщин: «Не вздумай из детдома ребёнка брать. Там только дети алкашей и наркоманов с плохой наследственностью. Нормальные родители от ребёнка не откажутся». Получается, что Ульяна – ребёнок с плохой наследственностью, и все окружающие в течение девятнадцати лет только и делали, что ожидали, когда её гадкие гены заявят о себе.
Адрес, указанный Викой, оказался за городом. Таксист назвал сумму, за которую можно было неделю кататься по всему Конашову, но деваться Ульяне было некуда, она согласилась, и они поехали на Новую Ригу. Такси остановилось перед кирпичным забором, из-за которого возвышалась крыша трехэтажного особняка. После долгих переговоров через домофон Ульяна была пущена во двор. А после повторённых уже во дворе объяснений её проводили в дом. По представлению Ульяны, она попала во дворец. Огромный зал, почему-то названный прихожей («В прихожей подождите. К Вам сейчас спустятся»), украшала красивейшая изогнутая лестница, по стенам висели картины, изображающие сцены из средневековой жизни.
– Это Вы пришли устраиваться гувернанткой к Юре? – статная блондинка строго рассматривала девушку.
Ульяна вздрогнула, она так засмотрелась на полотна, что не слышала, как незнакомка появилась.
– Да. Я от Дениса Петровича. Я по образованию учитель начальных классов. Я окончила педколледж в Конашове.
– Это от Дена, приятеля Кира, – пояснила так же бесшумно появившаяся немолодая изящная женщина. – Помнишь, они приезжали зимой, и ты тогда с ним говорила о нашей проблеме.
– Мам, у тебя не память, а стальной капкан, – хмыкнула блондинка и снова сурово посмотрела на Ульяну: – У нас уже работает человек, и мы ею довольны. Вы бы прежде, чем приезжать, позвонили, выяснили бы ситуацию.
– Я звонила, но никто трубку не брал.
– Естественно, никто не станет отвечать незнакомому номеру. Вам надо было написать сообщение, а не ехать сразу в Москву.
– Злат, ты заметила, какие конашовцы все прыткие, – произнесла немолодая, словно Ульяны рядом с ними не было.
– Это ты про Андрея? – фыркнула Злата.
– И про него тоже.
Женщины, обсуждая каких-то известных им конашовцев, ушли из прихожей, бросив Ульяне: «Что Вы стоите. Можете идти. Вам всё было сказано».
Ульяна спускалась по широким ступеням мраморного крыльца и чувствовала, как по щекам покатились слёзы. Усталость от бессонной ночи в поезде, потеря самого близкого человека, которого она считала родной мамой, сиротство, неожиданно оказавшееся у неё с рождения, Матвей, целующийся с Викой, отчаяние от своей ненужности – всё было в этих слезах.
– Девушка, Вы хоть иногда не плачете? – перед Ульяной стояла дама, именно дама, а не женщина, и тем более не тётка. Дама, так определила её Ульяна, была в элегантном длинном белом плаще и широкополой, как из фильма, шляпе.
– Я только сейчас расплакалась, – всхлипнула Ульяна.
– Я Вас вижу второй раз, и оба раза Вы в слезах. Вы ведь из Конашова?
– Из Конашова, – подтвердила Ульяна, – сегодня в семь утра в Москву приехала.
– Пензенским ехала?
– Пензенским. Я должна была гувернанткой здесь работать с мальчиком-первоклассником. А они уже другого человека взяли.
– А плакать зачем? Это что единственный первоклассник в стране? – иронично улыбнулась дама. – Деньги на обратный билет есть?
– Остались. Но я обратно не поеду.
– Так Москва понравилась?
– Нет, просто в Конашов не хочу возвращаться.
– Подожди меня у машины, – дама кивнула в сторону припаркованного белого автомобиля, – освобожусь, договорим.
Незнакомка лёгкой походкой взбежала по ступенькам и скрылась за высокой дверью, а Ульяна пошла к белой ауди ждать неизвестно для неё кого и зачем.
Кира припарковалась на гостевой площадке для машин и огляделась. Во дворе почти ничего не изменилось, только дом уже на казался ей таким величественным, как двадцать лет назад. За это время видела и получше. Лестница с перилами каслинского литья теперь не производила впечатление входа во дворец, просто качественная дорогая лестница. По ступенькам спускалась плачущая девушка. Кира вздрогнула: что это ещё за знак судьбы? Эту девчонку она видела осенью в Конашове и запомнила из-за редкого, медового с красным отливом цвета волос, как у покойного Кириного отца. И вот на крыльце федуловского дома опять эта рыжая девчонка, и опять в слезах.
– Девушка, Вы хоть иногда не плачете?
Кира расспрашивала девчушку о причине слёз, но признавалась себе, что таким образом малодушно оттягивает визит в дом Федуловых. После того, случайного, посещения родного Конашова обида, казалось, давным-давно забытая, заявила о себе с новой силой. И Кира решила, чтобы прекратить бесконечно вспоминать, как бежала от позора, неизвестно за что на неё обрушившегося, чтобы не видеть в снах мёртворождённого, непонятно почему чернокожего ребёнка, чтобы прекратить это страдание, надо не пытаться прятаться от воспоминаний, а наоборот, осмыслить то, что с ней случилось девятнадцать лет назад. Надо ещё раз прожить ситуацию, а не прятаться от неё. И будто узнав её решение, судьба тут же направила её в дом Федуловых. Фирму «Цветочная симфония» пригласили оформить особняк к юбилею главы семейства. Конечно, у Киры в штате были флористы-декораторы, но она решила вспомнить былой опыт работы и самой поехать к заказчикам. Если решила не прятать «голову в песок», значит, надо войти ещё раз в тот дом и поговорить с людьми, перекроившими её судьбу.
Всю дорогу Кира размышляла: нужен ли этот эксперимент над собой? Может быть, стоило ещё походить к психологу, помогал же он прежде избегать негативных эмоций. Она несколько раз тормозила машину, решая вернуться, но, уняв волнение, все-таки взяла себя в руки, и автомобиль привез её к дому Андрея Юрьевича Федулова. Кира была уверена, что её узнают, вспомнят события девятнадцатилетней давности и спокойно обсудят то, что тогда произошло. Распустить по Конашову порочащие слухи о ней могла только Елена, она часто ездила с мужем на его родину, постоянно общалась с его родными, даже приятельниц в Конашове завела. Ну, что теперь на эту болтливость обижаться? Возможно, она с кем-то поделилась, что ребёнок родился мёртвым, а остальное молва дописала – и наркотики, и развратные связи. Но Елена разговаривала с врачом, принимавшим роды, и должна что-то знать, что не стала говорить Кире, не стала тогда, девятнадцать лет назад, а сегодня должна рассказать. Так думала Кира, заходя в дом Федулова. Она приготовилась к возгласам изумления, но Злата, встретившая её в холе, вежливо поздоровалась и повела по дому, показывая, где будет проходить торжество. Стало очевидно: Киру не узнали, хотя на её визитке были указаны имя и фамилия.
– Мы разработаем персональный дизайн оформления Вашего праздника. Оформление интерьера живыми цветами – это очень кропотливый процесс, который требует внимательного отношения, – произносила Кира заученные фразы, занося в планшет нужную информацию о предстоящем юбилее.
– Юрочка, что ты тут делаешь? – Злата обратилась к розовощёкому мальчику, сидящему на подоконнике в малой гостиной. – Вы же с Марией Игоревной полчаса назад собирались идти гулять.
– Я не хочу гулять, – ребёнок уставился в окно.
– Ну, начинается, – Злата обречённо вздохнула. – Я сейчас про дедушкин юбилей с тётей поговорю, и ты мне расскажешь, что теперь у тебя случилось.
Они перешли в большую гостиную, Кира выясняла, каким образом будут стоять столы, но Злата её перебила: «Минутку подождите» и набрала номер на мобильном:
– Мария Игоревна, почему Юра не гуляет, а сидит в гостиной на первом этаже? Да уж пожалуйста! – потом пояснила Кире: – С поздними детьми всегда хлопотно, они и огромная радость, и огромная проблема.
Кира понимающе кивнула, хотя детская тема была для неё закрыта. После кесарева, проведённого в дорогой закрытой клинике, куда её определила Елена Федулова, возможность повторных родов была исключена. Редкий случай при хирургическом варианте родов, говорили врачи, но возможность повторной беременности снижена, надо лечиться, надо серьёзно заниматься этой проблемой. Но Кира серьёзно этим заниматься не собиралась: их отношения с Георгием детей не подразумевали, а темп её жизни и вовсе не допускал длительных остановок.
Подписав все необходимые бумаги на оказание услуг флористов, Кира завершила первый после многолетнего перерыва визит к Федуловым. Хотя переговорить о прошлом не удалось, но Кира была собой довольна: держалась спокойно, не нервничала, не устроила истерики, как осенью в конашовской автомастерской. «Кто молодец? Я молодец!» – мысленно похвалила себя Кира. Странно, что Злата её не узнала. Хотя, удивляться особо нечему – Елена узнала бы сразу, а Злата как была дурой с памятью аквариумной рыбки, так дурой и осталась. Даже двадцать лет назад, как ни была Кира восхищена семьёй любимого человека, но то, что у Златы мозги в район задницы переместились, и тогда видела. Впрочем, своими весёлыми мозгами Злата догадалась не только старшего Андреем (наверное, уже университет закончил) в честь отчима назвать, но и младшего Юрием – именем сегодня непопулярным, зато в честь отца Андрея Юрьевича. И похоже перебралась в дом отчима вместе с наследниками. Двадцать лет назад только наездами бывала. Интересно, а у Кирилла дети появились или никто семье Златы конкуренции на наследство не составляет? При мысли о Кирилле на душе стало пасмурно, за столько лет равнодушно думать о нём у Киры не получалось.
Возле машины стояла рыжеволосая девочка. Кира про неё уже забыла, зачем надо было её оставлять? Может, то, что уехала из Конашова пензенским поездом, как Кира когда-то, заставило на минуту посмотреть на девчонку повнимательнее? Ладно, чего теперь про это думать – надо подвезти девочку до ближайшей станции метро, раз ждать заставила.
– Ну, садись, поедем, – Кира приветливо распахнула дверцу автомобиля.
Девушка молча смотрела в окно, не досаждая разговорами, а расспросы начала Кира. Заговорила не потому, что ей была интересна попутчица, просто надо было переключиться с размышлений о встрече со Златой, о том, что надо будет ещё встретиться с Еленой и с ней уже вести разговор, и перестать думать о том, что до сих пор страшно увидеть Кирилла, испытать боль, узнав, что он про Киру забыл.
– Значит, тебе надо сейчас искать недорогое жильё и работу в школе, желательно поблизости. В Конашове кто из близких остался?
– Тётя, мамина сестра.
– То есть, как я поняла, тебя не огни большого города манят, а лишь из-за того, что твой парень спит с другими, ты решила не возвращаться.
– Я боюсь с ним опять начну отношения. А он опять предаст.
– Разумная ты какая! – усмехнулась Кира.
Она разумной не была, всё время ждала Кирилла, в каждую минуту казалось, что это его шаги на лестнице, это звук колёс его машины под окнами. Широкоплечая фигура Кира мерещилась на улице в толпе прохожих. И пусть бы опять предал, лишь бы вернулся. Сейчас, после сеансов психолога, после отношений с другими мужчинами, поняла, что тосковала не по нему, а то тем эмоциям, что давал ей Кирилл, по тому градусу отношений. Но даже понимая это, сегодня особенно тщательно собиралась к Федулову: вдруг встретится в доме его сын.
– Пока место ищешь, можешь у меня остановиться. Приючу на пару дней.
Слова эти вырвались у Киры сами собой. Сказала и удивилась: зачем ей в доме эта рыжая? Как говорит Георгий, «мы в ответе за тех, кого вовремя не послали». Но девчонка ей чем-то неуловимым нравилась. «Пусть поживёт денёк-другой, с матерью про Конашов поговорит», – успокоила себя Кира. Людмила Михайловна переехала к дочери, но в родной город ездила регулярно, Кире поехать с собой не предлагала, зная, что получит отказ, но порассуждать о конашовских событиях любила.
В машине зазвучал «Вальс цветов» Чайковского – звонок с работы. Кира включила телефон, преобразилась, в голосе зазвучали ледяные нотки:
– Почему я должна тебе повторять: мы не берём эустомы! Даже по такой цене. Ира, мы торгуем всем, вплоть до кактусов, а эустомами не торгуем. Да, такая вот концепция!
Кира раздраженно бросила телефон в сумку и остановила ауди перед подъездом новой многоэтажки:
– Ульяна, выходи. Приехали.
Ульяна не понимала, кто эта дама в белом плаще, просто представившаяся ей Кирой. Зашла за незнакомкой в стеклянный подъезд, прошла мимо консьержки к серебристым дверям лифта – всё такое шикарное, как и дама, которая здесь живёт. И квартира у дамы была такая же белоснежно-элегантная, как и хозяйка. В огромном зеркале светлой прихожей Ульяна увидела себя – рыжие взлохмаченные волосы, круги под глазами – как не соответствовало её отражение интерьеру квартиры!
– Мам, я тебе землячку привела. У Федулова встретились. Поживет у нас, пока с жильем не определится.
Востроносая старуха критически, как показалось Ульяне, рассмотрела гостью:
– Ну, обувай тапки, проходи на кухню, – и сразу повернулась к дочери: – Это чего тебя к Федулову понесло? Кирилка твой объявился?
Через неделю Ульяна защитила диплом и отправилась в Москву, помогать готовиться к школе внуку Федулова. Всю неделю она пыталась дозвониться по номеру, оставленному Викой, но трубку никто не брал. Однако Уля всё равно решила ехать, ведь у неё был адрес дома, в котором ждали гувернантку из Конашова.
В Москве она бывала и раньше – приезжала с родителями на каникулах, чтобы побывать в Третьяковской галерее, Историческом музее, в столичных театрах. В Москве жила двоюродная сестра отца, одинокая, энергичная, резкая в суждениях, редактор крупного издательства, родители вечерами подолгу сидели с ней на уютной кухне, что-то обсуждали, спорили, смеялись... Ульяна подумала, что надо бы навестить родственницу, и тут же вспомнила: она теперь никакая не родственница, наверняка, двоюродная тётка знала, что Уля – приемыш, и терпела её из уважения к брату. Теперь родителей нет, значит, и не нужна московской тётке посторонняя девчонка. Ульяна, как ни старалась, не могла прогнать чувство стыда от непонятного ей самой сознания, что она удочеренная. Думала о том, как Миша спокойно говорил, что родители взяли его из детдома, и всё было нормально, но сама Ульяна продолжала стыдится своего удочерения, словно не только её обманули, скрывая правду, но и она всем лгала, выдавая себя за родную внучку, племянницу, за дочь достойных людей. Вспомнился как-то случайно услышанный в транспорте разговор двух женщин: «Не вздумай из детдома ребёнка брать. Там только дети алкашей и наркоманов с плохой наследственностью. Нормальные родители от ребёнка не откажутся». Получается, что Ульяна – ребёнок с плохой наследственностью, и все окружающие в течение девятнадцати лет только и делали, что ожидали, когда её гадкие гены заявят о себе.
Адрес, указанный Викой, оказался за городом. Таксист назвал сумму, за которую можно было неделю кататься по всему Конашову, но деваться Ульяне было некуда, она согласилась, и они поехали на Новую Ригу. Такси остановилось перед кирпичным забором, из-за которого возвышалась крыша трехэтажного особняка. После долгих переговоров через домофон Ульяна была пущена во двор. А после повторённых уже во дворе объяснений её проводили в дом. По представлению Ульяны, она попала во дворец. Огромный зал, почему-то названный прихожей («В прихожей подождите. К Вам сейчас спустятся»), украшала красивейшая изогнутая лестница, по стенам висели картины, изображающие сцены из средневековой жизни.
– Это Вы пришли устраиваться гувернанткой к Юре? – статная блондинка строго рассматривала девушку.
Ульяна вздрогнула, она так засмотрелась на полотна, что не слышала, как незнакомка появилась.
– Да. Я от Дениса Петровича. Я по образованию учитель начальных классов. Я окончила педколледж в Конашове.
– Это от Дена, приятеля Кира, – пояснила так же бесшумно появившаяся немолодая изящная женщина. – Помнишь, они приезжали зимой, и ты тогда с ним говорила о нашей проблеме.
– Мам, у тебя не память, а стальной капкан, – хмыкнула блондинка и снова сурово посмотрела на Ульяну: – У нас уже работает человек, и мы ею довольны. Вы бы прежде, чем приезжать, позвонили, выяснили бы ситуацию.
– Я звонила, но никто трубку не брал.
– Естественно, никто не станет отвечать незнакомому номеру. Вам надо было написать сообщение, а не ехать сразу в Москву.
– Злат, ты заметила, какие конашовцы все прыткие, – произнесла немолодая, словно Ульяны рядом с ними не было.
– Это ты про Андрея? – фыркнула Злата.
– И про него тоже.
Женщины, обсуждая каких-то известных им конашовцев, ушли из прихожей, бросив Ульяне: «Что Вы стоите. Можете идти. Вам всё было сказано».
Ульяна спускалась по широким ступеням мраморного крыльца и чувствовала, как по щекам покатились слёзы. Усталость от бессонной ночи в поезде, потеря самого близкого человека, которого она считала родной мамой, сиротство, неожиданно оказавшееся у неё с рождения, Матвей, целующийся с Викой, отчаяние от своей ненужности – всё было в этих слезах.
– Девушка, Вы хоть иногда не плачете? – перед Ульяной стояла дама, именно дама, а не женщина, и тем более не тётка. Дама, так определила её Ульяна, была в элегантном длинном белом плаще и широкополой, как из фильма, шляпе.
– Я только сейчас расплакалась, – всхлипнула Ульяна.
– Я Вас вижу второй раз, и оба раза Вы в слезах. Вы ведь из Конашова?
– Из Конашова, – подтвердила Ульяна, – сегодня в семь утра в Москву приехала.
– Пензенским ехала?
– Пензенским. Я должна была гувернанткой здесь работать с мальчиком-первоклассником. А они уже другого человека взяли.
– А плакать зачем? Это что единственный первоклассник в стране? – иронично улыбнулась дама. – Деньги на обратный билет есть?
– Остались. Но я обратно не поеду.
– Так Москва понравилась?
– Нет, просто в Конашов не хочу возвращаться.
– Подожди меня у машины, – дама кивнула в сторону припаркованного белого автомобиля, – освобожусь, договорим.
Незнакомка лёгкой походкой взбежала по ступенькам и скрылась за высокой дверью, а Ульяна пошла к белой ауди ждать неизвестно для неё кого и зачем.
ГЛАВА 7. КИРА
Кира припарковалась на гостевой площадке для машин и огляделась. Во дворе почти ничего не изменилось, только дом уже на казался ей таким величественным, как двадцать лет назад. За это время видела и получше. Лестница с перилами каслинского литья теперь не производила впечатление входа во дворец, просто качественная дорогая лестница. По ступенькам спускалась плачущая девушка. Кира вздрогнула: что это ещё за знак судьбы? Эту девчонку она видела осенью в Конашове и запомнила из-за редкого, медового с красным отливом цвета волос, как у покойного Кириного отца. И вот на крыльце федуловского дома опять эта рыжая девчонка, и опять в слезах.
– Девушка, Вы хоть иногда не плачете?
Кира расспрашивала девчушку о причине слёз, но признавалась себе, что таким образом малодушно оттягивает визит в дом Федуловых. После того, случайного, посещения родного Конашова обида, казалось, давным-давно забытая, заявила о себе с новой силой. И Кира решила, чтобы прекратить бесконечно вспоминать, как бежала от позора, неизвестно за что на неё обрушившегося, чтобы не видеть в снах мёртворождённого, непонятно почему чернокожего ребёнка, чтобы прекратить это страдание, надо не пытаться прятаться от воспоминаний, а наоборот, осмыслить то, что с ней случилось девятнадцать лет назад. Надо ещё раз прожить ситуацию, а не прятаться от неё. И будто узнав её решение, судьба тут же направила её в дом Федуловых. Фирму «Цветочная симфония» пригласили оформить особняк к юбилею главы семейства. Конечно, у Киры в штате были флористы-декораторы, но она решила вспомнить былой опыт работы и самой поехать к заказчикам. Если решила не прятать «голову в песок», значит, надо войти ещё раз в тот дом и поговорить с людьми, перекроившими её судьбу.
Всю дорогу Кира размышляла: нужен ли этот эксперимент над собой? Может быть, стоило ещё походить к психологу, помогал же он прежде избегать негативных эмоций. Она несколько раз тормозила машину, решая вернуться, но, уняв волнение, все-таки взяла себя в руки, и автомобиль привез её к дому Андрея Юрьевича Федулова. Кира была уверена, что её узнают, вспомнят события девятнадцатилетней давности и спокойно обсудят то, что тогда произошло. Распустить по Конашову порочащие слухи о ней могла только Елена, она часто ездила с мужем на его родину, постоянно общалась с его родными, даже приятельниц в Конашове завела. Ну, что теперь на эту болтливость обижаться? Возможно, она с кем-то поделилась, что ребёнок родился мёртвым, а остальное молва дописала – и наркотики, и развратные связи. Но Елена разговаривала с врачом, принимавшим роды, и должна что-то знать, что не стала говорить Кире, не стала тогда, девятнадцать лет назад, а сегодня должна рассказать. Так думала Кира, заходя в дом Федулова. Она приготовилась к возгласам изумления, но Злата, встретившая её в холе, вежливо поздоровалась и повела по дому, показывая, где будет проходить торжество. Стало очевидно: Киру не узнали, хотя на её визитке были указаны имя и фамилия.
– Мы разработаем персональный дизайн оформления Вашего праздника. Оформление интерьера живыми цветами – это очень кропотливый процесс, который требует внимательного отношения, – произносила Кира заученные фразы, занося в планшет нужную информацию о предстоящем юбилее.
– Юрочка, что ты тут делаешь? – Злата обратилась к розовощёкому мальчику, сидящему на подоконнике в малой гостиной. – Вы же с Марией Игоревной полчаса назад собирались идти гулять.
– Я не хочу гулять, – ребёнок уставился в окно.
– Ну, начинается, – Злата обречённо вздохнула. – Я сейчас про дедушкин юбилей с тётей поговорю, и ты мне расскажешь, что теперь у тебя случилось.
Они перешли в большую гостиную, Кира выясняла, каким образом будут стоять столы, но Злата её перебила: «Минутку подождите» и набрала номер на мобильном:
– Мария Игоревна, почему Юра не гуляет, а сидит в гостиной на первом этаже? Да уж пожалуйста! – потом пояснила Кире: – С поздними детьми всегда хлопотно, они и огромная радость, и огромная проблема.
Кира понимающе кивнула, хотя детская тема была для неё закрыта. После кесарева, проведённого в дорогой закрытой клинике, куда её определила Елена Федулова, возможность повторных родов была исключена. Редкий случай при хирургическом варианте родов, говорили врачи, но возможность повторной беременности снижена, надо лечиться, надо серьёзно заниматься этой проблемой. Но Кира серьёзно этим заниматься не собиралась: их отношения с Георгием детей не подразумевали, а темп её жизни и вовсе не допускал длительных остановок.
Подписав все необходимые бумаги на оказание услуг флористов, Кира завершила первый после многолетнего перерыва визит к Федуловым. Хотя переговорить о прошлом не удалось, но Кира была собой довольна: держалась спокойно, не нервничала, не устроила истерики, как осенью в конашовской автомастерской. «Кто молодец? Я молодец!» – мысленно похвалила себя Кира. Странно, что Злата её не узнала. Хотя, удивляться особо нечему – Елена узнала бы сразу, а Злата как была дурой с памятью аквариумной рыбки, так дурой и осталась. Даже двадцать лет назад, как ни была Кира восхищена семьёй любимого человека, но то, что у Златы мозги в район задницы переместились, и тогда видела. Впрочем, своими весёлыми мозгами Злата догадалась не только старшего Андреем (наверное, уже университет закончил) в честь отчима назвать, но и младшего Юрием – именем сегодня непопулярным, зато в честь отца Андрея Юрьевича. И похоже перебралась в дом отчима вместе с наследниками. Двадцать лет назад только наездами бывала. Интересно, а у Кирилла дети появились или никто семье Златы конкуренции на наследство не составляет? При мысли о Кирилле на душе стало пасмурно, за столько лет равнодушно думать о нём у Киры не получалось.
Возле машины стояла рыжеволосая девочка. Кира про неё уже забыла, зачем надо было её оставлять? Может, то, что уехала из Конашова пензенским поездом, как Кира когда-то, заставило на минуту посмотреть на девчонку повнимательнее? Ладно, чего теперь про это думать – надо подвезти девочку до ближайшей станции метро, раз ждать заставила.
– Ну, садись, поедем, – Кира приветливо распахнула дверцу автомобиля.
Девушка молча смотрела в окно, не досаждая разговорами, а расспросы начала Кира. Заговорила не потому, что ей была интересна попутчица, просто надо было переключиться с размышлений о встрече со Златой, о том, что надо будет ещё встретиться с Еленой и с ней уже вести разговор, и перестать думать о том, что до сих пор страшно увидеть Кирилла, испытать боль, узнав, что он про Киру забыл.
– Значит, тебе надо сейчас искать недорогое жильё и работу в школе, желательно поблизости. В Конашове кто из близких остался?
– Тётя, мамина сестра.
– То есть, как я поняла, тебя не огни большого города манят, а лишь из-за того, что твой парень спит с другими, ты решила не возвращаться.
– Я боюсь с ним опять начну отношения. А он опять предаст.
– Разумная ты какая! – усмехнулась Кира.
Она разумной не была, всё время ждала Кирилла, в каждую минуту казалось, что это его шаги на лестнице, это звук колёс его машины под окнами. Широкоплечая фигура Кира мерещилась на улице в толпе прохожих. И пусть бы опять предал, лишь бы вернулся. Сейчас, после сеансов психолога, после отношений с другими мужчинами, поняла, что тосковала не по нему, а то тем эмоциям, что давал ей Кирилл, по тому градусу отношений. Но даже понимая это, сегодня особенно тщательно собиралась к Федулову: вдруг встретится в доме его сын.
– Пока место ищешь, можешь у меня остановиться. Приючу на пару дней.
Слова эти вырвались у Киры сами собой. Сказала и удивилась: зачем ей в доме эта рыжая? Как говорит Георгий, «мы в ответе за тех, кого вовремя не послали». Но девчонка ей чем-то неуловимым нравилась. «Пусть поживёт денёк-другой, с матерью про Конашов поговорит», – успокоила себя Кира. Людмила Михайловна переехала к дочери, но в родной город ездила регулярно, Кире поехать с собой не предлагала, зная, что получит отказ, но порассуждать о конашовских событиях любила.
В машине зазвучал «Вальс цветов» Чайковского – звонок с работы. Кира включила телефон, преобразилась, в голосе зазвучали ледяные нотки:
– Почему я должна тебе повторять: мы не берём эустомы! Даже по такой цене. Ира, мы торгуем всем, вплоть до кактусов, а эустомами не торгуем. Да, такая вот концепция!
Кира раздраженно бросила телефон в сумку и остановила ауди перед подъездом новой многоэтажки:
– Ульяна, выходи. Приехали.
ГЛАВА 8. УЛЬЯНА
Ульяна не понимала, кто эта дама в белом плаще, просто представившаяся ей Кирой. Зашла за незнакомкой в стеклянный подъезд, прошла мимо консьержки к серебристым дверям лифта – всё такое шикарное, как и дама, которая здесь живёт. И квартира у дамы была такая же белоснежно-элегантная, как и хозяйка. В огромном зеркале светлой прихожей Ульяна увидела себя – рыжие взлохмаченные волосы, круги под глазами – как не соответствовало её отражение интерьеру квартиры!
– Мам, я тебе землячку привела. У Федулова встретились. Поживет у нас, пока с жильем не определится.
Востроносая старуха критически, как показалось Ульяне, рассмотрела гостью:
– Ну, обувай тапки, проходи на кухню, – и сразу повернулась к дочери: – Это чего тебя к Федулову понесло? Кирилка твой объявился?
