In sickness and health, В добром здравии и болезни,
In riches and poverty, В богатстве и бедности,
Till death do us part До тех пор, пока нас не разлучит смерть
And there too И даже тогда
I ask Thear to close us. Я прошу тебя. Господи, соедини нас.
Любовалась Князевым, как он с завораживающей звериной грацией двигался по дому, как улыбался, лучился голубыми глазами, и думала, как я расскажу Мише из Петербурга о том, что есть настоящая счастливая любовь. Он поймет, он все правильно понимает.
А потом мы гуляли по заснеженному поселку. В Москве было слякотно, хлюпало под ногами, повсюду стояли грязные лужи, а здесь царила зима с сугробами и деревьями в белоснежных шапках.
– Мишенька, а когда ты понял, что я тебе нравлюсь?
– В первом классе.
– Не ври, ты на меня ни в первом, ни в пятом, ни в десятом не смотрел.
– Марусь, дай поцелую!
И мы целовались посреди улицы, а на нас, плавно кружа под неслышный вальс, нежно опускались крохотные снежинки.
Вечером сидели у камина, обнявшись, пили какой-то удивительно вкусный напиток, и Князев рассказывал о том, как мы поедем на океан, как не похож океан на море, как завораживающе прекрасна его гладь. Я слушала, боясь пропустить хоть одно слово, и при этом думала о своем счастье. Я была абсолютно счастлива. У меня счастье всегда в прошедшем времени: вот, например, сидела с маленькой Дашкой на даче, стирала, готовила, а теперь понимаю, что это было самое что ни на есть безоблачное счастье. Но в тот вечер, прижавшись к Князеву, чувствуя его сильную руку на плече, вдыхая его запах, я растворилась в счастье.
В понедельник на работе я летала, шутила, смеялась, искрилась. Я любима и люблю, я счастлива, я счастлива, я счаст-ли-ва! Не зря я ждала, знала, что должно было ко мне прийти счастье, и я его дождалась и сумею сберечь.
– Маш, ты Новый год где встречаешь? – Ира ждала приглашения. Макс на каникулах у бабушки, а Хлебодаров Вова уезжает на праздники к армейскому другу, причем, уезжает один, без Ирины. Вова купил новый ноутбук, провел интернет и прекрасно почувствовал себя у матери. Ира была уверена: свистни Вове – он тотчас прибежит, а оказалось, что не Ира страдала рядом с обнаглевшим тунеядцем, а Вова терпел её истерики и нудеж. И теперь Ирина, растерянная, смотрит на моё сияющее лицо, и мне вновь стыдно перед ней за свою откровенную радость, но я ничего не могу с собой поделать. И Новый год мы с Князевым встречать будем вместе. Где, пока не решили, в Сочи не поедем, Князева не пускают какие-то его дела, но это неважно. У меня и здесь будет настоящий праздник – я буду встречать Новый год с любимым человеком!
Перед обедом (вот умеет он задержать на рабочем месте) в отдел пришел Андрей Петрович, солнце играло на стеклах очков, придавая ему неожиданно забавный вид. Он стал сопоставлять свою документацию с бумагами Алевтины, причем, сумел даже её, непробиваемую, заставить занервничать, а потом, как всегда, переключился на меня.
– Вы сегодня такая праздничная. Что планируете делать на праздники?
– Генеральную уборку, а если успею, то и ремонт начать, – конечно, резковато ответила, но ведь он мне сейчас какую-нибудь работенку на последние дни отыщет, причем, такую, что мало не покажется. Но Петрович – вот действительно, начались чудеса в моей жизни – улыбнулся:
– У Вас такой неподражаемый юмор, Мария. Всегда теряюсь, что Вам отвечать.
И с этой безумной улыбкой на устах вышел.
– Нравишься ты ему, – прокомментировала Алевтина из своего угла.
– Да он сам себе-то, поди, не всякий день нравится, – изумилась я такому заявлению. Невозможно вообразить, что Андрею Петровичу было бы что-то человеческое не чуждо.
Господи, какая же я счастливая, что мне можно не задумываться, нравлюсь я Андрею Петровичу или нет, и вообще ни о ком не думать. Я люблю и любима Мишей Князевым, Мишенькой…
Потом я обсуждала по телефону с Людочкой, что одеть на Новый год, затем эту же тему рассмотрела с Чумой, и, наконец, вяло пожевала с Ириной вопрос выбора праздничного наряда. После работы, находясь под впечатлением от услышанного в обсуждениях, пошла по магазинам, но ничего подходящего не могла найти. Так, нарядного продавалось предостаточно, но, представив, что в этом мне встречать Новый год с Князевым, я сразу отвергала возможность покупки.
До праздника оставалось четыре дня, надо было успеть убрать квартиру, нарядить ёлку, отвезти подарки и Дашку маме. Дашка хотела идти встречать Новый год по-взрослому у подружки Насти, родители которой собирались в какое-то модное заведение и готовы были взять с собой не только свою, но и мою дочь. Но я отправляю Дашку к бабушке, поскольку та болеет и одной ей будет грустно. По логике, это я должна была встретить с мамой Новый год, но я буду с Князевым. При одной этой мысли во мне всё ликовало.
Дни завертелись в стремительном водовороте. На работе уже началось повсеместное отмечалово и поздравлялово. Ящики столов были забиты всякой подарочной чепухой: фигурками Дедов-Морозов, новогодними свечками, полотенчиками, тюбиками кремов и шампуней. Но главным предпраздничным событием в нашем отделе стало появление Андрея Петровича с серебряными подарочными сумочками.
– Поздравляю с наступающим Новым годом, желаю здоровья и успехов!
А затем раздал нам эти самые сумочки с подарками. Мы шумно обрадовались, стали засыпать Петровича поздравлениями, но он, смущенно благодаря, быстро ретировался.
– Надо было ему на подарок скинуться. Если Инга не выйдет, нас ему могут передать, – высказалась Алевтина.
– Инга – это птица Феникс. После праздников появится как миленькая, – возразила Алёна, и по её интонации нельзя было понять, осуждает она Ингу Олеговну или восхищается её несгибаемостью. Никогда бы не подумала, что Алёна знает про символ бессмертия и возрождения, может, она какое-нибудь кино смотрела с упоминанием легендарной птицы, хотя прежде я думала, что подобная информация Алёну не цепляет.
А затем мы стали шуршать принесенными Петровичем подарками. Подарил, конечно, ерунду – упаковка дороже. Какие-то ёлочные пластмассовые гномы и шариковые ручки, чтоб не забывали о работе. Но это лежало у всех, в моём же подарке, завернутая в шуршащую бумагу, была коробка французских духов. Настоящие, дорогие, запечатанные слюдяной бумагой французские духи.
– Не фига ж себе! – обалдела Алёна. – Ну, теперь хочешь не хочешь, а придётся.
– Может, он чего перепутал, собирался начальство поздравить, а принёс мне, – с надеждой в голосе высказала я свою трактовку событий.
– Именно, начальству нёс. Вот Вам Пал Палыч и Сергей Иваныч подарочек – женские духи, – съязвила Алевтина. Никогда раньше не думала, что у неё есть чувство юмора. Видимо, подарок Петровича, всколыхнув, поднял со дна её души все сокрытые там чувства, в том числе и умение иронизировать.
Следующим откровением судьбы был звонок от Анатолия.
– Машенька, на праздники я уеду, поэтому поздравляю заранее. Чтобы наступающий год принёс тебе и твоим родным только радость.
– Спасибо, тебя также! И твоих родных! – машинально ответила я.
– И ещё, какие бы недоразумения не возникли между нами, я хочу, чтобы ты знала, что ты мне очень дорога, и в любой ситуации ты можешь обратиться ко мне. Я всегда буду рад тебе помочь, – торжественно завершил поздравление Анатолий.
Я поблагодарила за поздравление, но, лишь нажав отбой, задумалась о том, что было названо недоразумениями, возникшими между нами. Вот умеет Анатолий грамотно сказать. И тут осознала, что больше не обижаюсь на него, мне просто стал безразличен его обман. Все это не имеет теперь никакого отношения к моей жизни, у меня совсем другой сюжет. Я встречаю Новый год на даче у Князева, куда приедут его друзья и, может быть, даже родные. Какая же я счастливая!
Вот здесь и пришло сообщение от Князева: «Вынужден уехать по делам. Вернусь после праздников». И всё – ни целую, ни обнимаю, ни люблю. Я начала набирать текст ответного сообщения о том, что буду ждать и скучать, но слова находились какие-то неудачные. Прямо хоть Анатолия проси текст составить. Наконец, всё написалось, отправилось, но ответа не последовало.
Новый год я встречала с мамой. Дашке после многократных моих созвонов с родителями Насти было разрешено провести праздник с подругой. Перед уходом дочь протянула мне сверточек с сереньким медвежонком и трогательной открыткой «Дорогой мамочке!». Я же вынула огромный подарочный пакет с белой кожаной курткой. Дашка изумленно смотрела на дорогую вещь, гладила мех, трогала пуговицы.
– Ты примерь, – не выдержала я.
Дашка осторожно надела обновку, пошла к зеркалу – и началось кружение, гримасничанье, весёлое щебетание. Я смотрела на Дашку и переполнялась счастьем. Да может ли быть что-то дороже, чем радость ребенка! Спасибо, Мишенька, спасибо тебе большое!
– Мам, можно я в ней к Насте пойду?
– С ума сошла, сейчас столько пьяных на улице! А гулять пойдете – петарда какая-нибудь упадет.
– Мамочка, какие пьяные? Я в соседний подъезд!
Как и всегда, Людочка была права: лучше было купить для девочки менее дорогую, но более практичную вещь.
– Ладно, иди. Только аккуратно. И от Насти мне сразу позвони, что дошла.
Дашка радостно завизжала, расцеловала меня и умчалась. А я вновь посмотрела на мобильный: принимает ли? От Князева третий день никаких известий. Ну, ничего, в двенадцать ровно позвонит, под бой курантов.
Перед уходом включила компьютер. Конечно, меня ждало поздравление из Петербурга:
Михаил
Маша, поздравляю тебя с наступающим Новым Годом. Пусть сбудутся все твои мечты и желания. Здоровья, счастья, удачи в Новом году тебе и твоим близким.
Захотелось написать что-нибудь очень теплое, но вместо этого наскоро вывела:
Спасибо большое!
Тебя и твоих близких тоже с Новым годом! С Новым счастьем!
У мамы всё было как всегда. На часах почти одиннадцать, а она, ещё в халате, забыв, что всю неделю жаловалась на давление и головные боли, натирает овощи для очередного салата.
– Мам, обязательно на Маланьину свадьбу готовить? Всё же останется. Иди одевайся. Скоро старый год провожать.
Но мою маму не собьешь с пути.
– Новогодний стол должен символизировать изобилие, чтобы наступающий год был бы сытным во всех отношениях.
– Да у тебя любой стол символизирует изобилие. Надо же рассчитывать, сколько нормальный человек может съесть.
Наши препинания о целесообразности приготовления этой обжираловки заканчиваются, как и обычно:
– Мама, мне не продуктов, а тебя, твоего труда жаль.
– Тогда помоги, если жаль.
Я повязываю фартук и принимаюсь шинковать овощи для какого-то восточного блюда. Это могло продолжаться до полуночи, но на счастье приехала мамина подруга Валентина и прогнала нас с кухни:
– Я тороплюсь, переживаю, что вы за столом меня ждете, а у них ещё дым коромыслом. Вера, прекращай этот пищевой разврат готовить. Давайте бегом под ёлку.
Без десяти двенадцать мама, красивая, в новой кофте, в лакированных на высоченных каблуках туфлях приглашает нас за ломящийся от блюд и салатников стол. Мы торопливо провожаем старый год, благодаря его за всё хорошее. Я очень благодарна уходящему году за подарок, который он мне преподнес под самый свой занавес.
– Машуля, у тебя роман. Вся светишься. Рассказывай, не томи, ¬– улыбается Валентина, весёлая, бесшабашная, я её всегда только такой и помню.
Мама считала свою подругу Вальку излишне легкомысленной: два мужа и несколько основательных романов для нашего времени – почти девственность, а для поколения семидесятых – это порноистория. Только недавно я стала понимать, что Валентина очень сильный человек, все трагедии своей женской биографии она не перекладывала на окружающих, не винила судьбу, а справлялась с обстоятельствами и, главное, с собой. И подруги не утирали ей безутешные слезы, а слышали: «нафиг он мне сдался» про изменившего с секретаршей мужа или «без него не пропаду» про любовника, уехавшего в Америку. Кстати, в Америку он и Валентину звал, но у неё была больная мать, и всё завершилось само собой. А история с директором завода из Сибири… Ну, это в другой раз, а тогда весь новогодний праздник прошёл для меня в ожидании ответа на моё сообщение Князеву, поскольку не удержалась и ещё дома отправила ему поздравление с наступающим. Ответа не было, и я слушала рассуждения мамы и Валентины об их общем друге молодости Леше, до старости менявшим жен, чтобы теперь медленно загибаться в доме престарелых, куда его дружно сдали дети от множественных браков. История Лёши служила маме и Валентине трамплином, оттолкнувшись от которого, можно обсуждать основной вопрос мироздания – как следовало строить отношения полов. То же, что и у меня с подругами, только угол зрения немножко другой, более созерцательный.
– Лёшка, конечно, сам виноват: для себя жил – вот и получил. Но жены его тоже дуры порядочные! Да и все мы, бабы, дуры. Мы не думаем о себе, думаем о других. Когда ради детей идем на жертвы – это понятно. Они слабые, беспомощные, мы обязаны о них заботиться. Но для мужиков мы сами должны стать слабыми и беспомощными, они должны нас опекать. А мы с ними, как с детьми. Мужики не берут на себя ответственность за близких, а мы с ними нянчимся. Не они нам, а мы им – и считаем это в порядке вещей. А потом результат – вкладывались в ничтожество. Есть умные бабы, которые четко строят отношения: я забочусь о детях, мужчина – обо мне, – увлеченно философствует Валентина.
– Это не женщины так себя ведут, а мужчины изначально им попадаются такие, способные отвечать за себя и близких, – возражает мама.
– Что значит попадаются! А посмотреть нельзя что к тебе приплыло? Лёшкины женам, когда с ним судьбу связывали, надо было просто задуматься, почему мужик из брака в брак прыгает и никак свою судьбу не встретит. Может, не предшественницы плохие, а сам не может на уступки идти, только о себе, любимом, думает. То, что Лёшка ни за что ответственность брать на себя не хотел, ещё в институте видно было,
– Прекращай, чего там видно было! Красивый, весёлый, а на гитаре как играл! – вспоминает мама. Видно любвеобильный однокурсник Лёша нравился и ей.
Телефон продолжал молчать. «Позвони мне, позвони, позвони мне, ради бога», – мысленно заклинаю я Князева, но мобильник не подает признаков жизни. Я вновь включаюсь в беседу, но разговор о легкомысленном Лёше уже плавно перешел в обсуждение семейных предательств и обманов.
– Когда Балабанов ушел, я три месяца не могла ни есть, ни пить, а только плакала и постоянно думала о нём, и вот тогда я решила, что никогда не позволю себе войти в отношения, которые надо отрывать вместе с кожей, – завершает свои воспоминания Валентина.
Смешная Валентина – а если такие отношения, как у меня с Князевым? Неужели можно смотреть в его голубые, женщинам на погибель, глаза и при этом не привязываться, взвешивать каждое слово, анализировать каждый поступок. Хотя, вот он не звонит, а я уже растерялась, может, и не надо так включаться в любимого человека? Но тогда это уже не любимый человек, а не знаю кто… Я запуталась в своих рассуждениях. Звонков не было, сообщения не приходили, и новогодняя ночь постепенно стала терять своё сказочное очарование.
Праздничная неделя тянулась бесконечно.
In riches and poverty, В богатстве и бедности,
Till death do us part До тех пор, пока нас не разлучит смерть
And there too И даже тогда
I ask Thear to close us. Я прошу тебя. Господи, соедини нас.
Любовалась Князевым, как он с завораживающей звериной грацией двигался по дому, как улыбался, лучился голубыми глазами, и думала, как я расскажу Мише из Петербурга о том, что есть настоящая счастливая любовь. Он поймет, он все правильно понимает.
А потом мы гуляли по заснеженному поселку. В Москве было слякотно, хлюпало под ногами, повсюду стояли грязные лужи, а здесь царила зима с сугробами и деревьями в белоснежных шапках.
– Мишенька, а когда ты понял, что я тебе нравлюсь?
– В первом классе.
– Не ври, ты на меня ни в первом, ни в пятом, ни в десятом не смотрел.
– Марусь, дай поцелую!
И мы целовались посреди улицы, а на нас, плавно кружа под неслышный вальс, нежно опускались крохотные снежинки.
Вечером сидели у камина, обнявшись, пили какой-то удивительно вкусный напиток, и Князев рассказывал о том, как мы поедем на океан, как не похож океан на море, как завораживающе прекрасна его гладь. Я слушала, боясь пропустить хоть одно слово, и при этом думала о своем счастье. Я была абсолютно счастлива. У меня счастье всегда в прошедшем времени: вот, например, сидела с маленькой Дашкой на даче, стирала, готовила, а теперь понимаю, что это было самое что ни на есть безоблачное счастье. Но в тот вечер, прижавшись к Князеву, чувствуя его сильную руку на плече, вдыхая его запах, я растворилась в счастье.
В понедельник на работе я летала, шутила, смеялась, искрилась. Я любима и люблю, я счастлива, я счастлива, я счаст-ли-ва! Не зря я ждала, знала, что должно было ко мне прийти счастье, и я его дождалась и сумею сберечь.
– Маш, ты Новый год где встречаешь? – Ира ждала приглашения. Макс на каникулах у бабушки, а Хлебодаров Вова уезжает на праздники к армейскому другу, причем, уезжает один, без Ирины. Вова купил новый ноутбук, провел интернет и прекрасно почувствовал себя у матери. Ира была уверена: свистни Вове – он тотчас прибежит, а оказалось, что не Ира страдала рядом с обнаглевшим тунеядцем, а Вова терпел её истерики и нудеж. И теперь Ирина, растерянная, смотрит на моё сияющее лицо, и мне вновь стыдно перед ней за свою откровенную радость, но я ничего не могу с собой поделать. И Новый год мы с Князевым встречать будем вместе. Где, пока не решили, в Сочи не поедем, Князева не пускают какие-то его дела, но это неважно. У меня и здесь будет настоящий праздник – я буду встречать Новый год с любимым человеком!
Перед обедом (вот умеет он задержать на рабочем месте) в отдел пришел Андрей Петрович, солнце играло на стеклах очков, придавая ему неожиданно забавный вид. Он стал сопоставлять свою документацию с бумагами Алевтины, причем, сумел даже её, непробиваемую, заставить занервничать, а потом, как всегда, переключился на меня.
– Вы сегодня такая праздничная. Что планируете делать на праздники?
– Генеральную уборку, а если успею, то и ремонт начать, – конечно, резковато ответила, но ведь он мне сейчас какую-нибудь работенку на последние дни отыщет, причем, такую, что мало не покажется. Но Петрович – вот действительно, начались чудеса в моей жизни – улыбнулся:
– У Вас такой неподражаемый юмор, Мария. Всегда теряюсь, что Вам отвечать.
И с этой безумной улыбкой на устах вышел.
– Нравишься ты ему, – прокомментировала Алевтина из своего угла.
– Да он сам себе-то, поди, не всякий день нравится, – изумилась я такому заявлению. Невозможно вообразить, что Андрею Петровичу было бы что-то человеческое не чуждо.
Господи, какая же я счастливая, что мне можно не задумываться, нравлюсь я Андрею Петровичу или нет, и вообще ни о ком не думать. Я люблю и любима Мишей Князевым, Мишенькой…
Потом я обсуждала по телефону с Людочкой, что одеть на Новый год, затем эту же тему рассмотрела с Чумой, и, наконец, вяло пожевала с Ириной вопрос выбора праздничного наряда. После работы, находясь под впечатлением от услышанного в обсуждениях, пошла по магазинам, но ничего подходящего не могла найти. Так, нарядного продавалось предостаточно, но, представив, что в этом мне встречать Новый год с Князевым, я сразу отвергала возможность покупки.
До праздника оставалось четыре дня, надо было успеть убрать квартиру, нарядить ёлку, отвезти подарки и Дашку маме. Дашка хотела идти встречать Новый год по-взрослому у подружки Насти, родители которой собирались в какое-то модное заведение и готовы были взять с собой не только свою, но и мою дочь. Но я отправляю Дашку к бабушке, поскольку та болеет и одной ей будет грустно. По логике, это я должна была встретить с мамой Новый год, но я буду с Князевым. При одной этой мысли во мне всё ликовало.
Дни завертелись в стремительном водовороте. На работе уже началось повсеместное отмечалово и поздравлялово. Ящики столов были забиты всякой подарочной чепухой: фигурками Дедов-Морозов, новогодними свечками, полотенчиками, тюбиками кремов и шампуней. Но главным предпраздничным событием в нашем отделе стало появление Андрея Петровича с серебряными подарочными сумочками.
– Поздравляю с наступающим Новым годом, желаю здоровья и успехов!
А затем раздал нам эти самые сумочки с подарками. Мы шумно обрадовались, стали засыпать Петровича поздравлениями, но он, смущенно благодаря, быстро ретировался.
– Надо было ему на подарок скинуться. Если Инга не выйдет, нас ему могут передать, – высказалась Алевтина.
– Инга – это птица Феникс. После праздников появится как миленькая, – возразила Алёна, и по её интонации нельзя было понять, осуждает она Ингу Олеговну или восхищается её несгибаемостью. Никогда бы не подумала, что Алёна знает про символ бессмертия и возрождения, может, она какое-нибудь кино смотрела с упоминанием легендарной птицы, хотя прежде я думала, что подобная информация Алёну не цепляет.
А затем мы стали шуршать принесенными Петровичем подарками. Подарил, конечно, ерунду – упаковка дороже. Какие-то ёлочные пластмассовые гномы и шариковые ручки, чтоб не забывали о работе. Но это лежало у всех, в моём же подарке, завернутая в шуршащую бумагу, была коробка французских духов. Настоящие, дорогие, запечатанные слюдяной бумагой французские духи.
– Не фига ж себе! – обалдела Алёна. – Ну, теперь хочешь не хочешь, а придётся.
– Может, он чего перепутал, собирался начальство поздравить, а принёс мне, – с надеждой в голосе высказала я свою трактовку событий.
– Именно, начальству нёс. Вот Вам Пал Палыч и Сергей Иваныч подарочек – женские духи, – съязвила Алевтина. Никогда раньше не думала, что у неё есть чувство юмора. Видимо, подарок Петровича, всколыхнув, поднял со дна её души все сокрытые там чувства, в том числе и умение иронизировать.
Следующим откровением судьбы был звонок от Анатолия.
– Машенька, на праздники я уеду, поэтому поздравляю заранее. Чтобы наступающий год принёс тебе и твоим родным только радость.
– Спасибо, тебя также! И твоих родных! – машинально ответила я.
– И ещё, какие бы недоразумения не возникли между нами, я хочу, чтобы ты знала, что ты мне очень дорога, и в любой ситуации ты можешь обратиться ко мне. Я всегда буду рад тебе помочь, – торжественно завершил поздравление Анатолий.
Я поблагодарила за поздравление, но, лишь нажав отбой, задумалась о том, что было названо недоразумениями, возникшими между нами. Вот умеет Анатолий грамотно сказать. И тут осознала, что больше не обижаюсь на него, мне просто стал безразличен его обман. Все это не имеет теперь никакого отношения к моей жизни, у меня совсем другой сюжет. Я встречаю Новый год на даче у Князева, куда приедут его друзья и, может быть, даже родные. Какая же я счастливая!
Вот здесь и пришло сообщение от Князева: «Вынужден уехать по делам. Вернусь после праздников». И всё – ни целую, ни обнимаю, ни люблю. Я начала набирать текст ответного сообщения о том, что буду ждать и скучать, но слова находились какие-то неудачные. Прямо хоть Анатолия проси текст составить. Наконец, всё написалось, отправилось, но ответа не последовало.
ГЛАВА 8
Новый год я встречала с мамой. Дашке после многократных моих созвонов с родителями Насти было разрешено провести праздник с подругой. Перед уходом дочь протянула мне сверточек с сереньким медвежонком и трогательной открыткой «Дорогой мамочке!». Я же вынула огромный подарочный пакет с белой кожаной курткой. Дашка изумленно смотрела на дорогую вещь, гладила мех, трогала пуговицы.
– Ты примерь, – не выдержала я.
Дашка осторожно надела обновку, пошла к зеркалу – и началось кружение, гримасничанье, весёлое щебетание. Я смотрела на Дашку и переполнялась счастьем. Да может ли быть что-то дороже, чем радость ребенка! Спасибо, Мишенька, спасибо тебе большое!
– Мам, можно я в ней к Насте пойду?
– С ума сошла, сейчас столько пьяных на улице! А гулять пойдете – петарда какая-нибудь упадет.
– Мамочка, какие пьяные? Я в соседний подъезд!
Как и всегда, Людочка была права: лучше было купить для девочки менее дорогую, но более практичную вещь.
– Ладно, иди. Только аккуратно. И от Насти мне сразу позвони, что дошла.
Дашка радостно завизжала, расцеловала меня и умчалась. А я вновь посмотрела на мобильный: принимает ли? От Князева третий день никаких известий. Ну, ничего, в двенадцать ровно позвонит, под бой курантов.
Перед уходом включила компьютер. Конечно, меня ждало поздравление из Петербурга:
Михаил
Маша, поздравляю тебя с наступающим Новым Годом. Пусть сбудутся все твои мечты и желания. Здоровья, счастья, удачи в Новом году тебе и твоим близким.
Захотелось написать что-нибудь очень теплое, но вместо этого наскоро вывела:
Спасибо большое!
Тебя и твоих близких тоже с Новым годом! С Новым счастьем!
У мамы всё было как всегда. На часах почти одиннадцать, а она, ещё в халате, забыв, что всю неделю жаловалась на давление и головные боли, натирает овощи для очередного салата.
– Мам, обязательно на Маланьину свадьбу готовить? Всё же останется. Иди одевайся. Скоро старый год провожать.
Но мою маму не собьешь с пути.
– Новогодний стол должен символизировать изобилие, чтобы наступающий год был бы сытным во всех отношениях.
– Да у тебя любой стол символизирует изобилие. Надо же рассчитывать, сколько нормальный человек может съесть.
Наши препинания о целесообразности приготовления этой обжираловки заканчиваются, как и обычно:
– Мама, мне не продуктов, а тебя, твоего труда жаль.
– Тогда помоги, если жаль.
Я повязываю фартук и принимаюсь шинковать овощи для какого-то восточного блюда. Это могло продолжаться до полуночи, но на счастье приехала мамина подруга Валентина и прогнала нас с кухни:
– Я тороплюсь, переживаю, что вы за столом меня ждете, а у них ещё дым коромыслом. Вера, прекращай этот пищевой разврат готовить. Давайте бегом под ёлку.
Без десяти двенадцать мама, красивая, в новой кофте, в лакированных на высоченных каблуках туфлях приглашает нас за ломящийся от блюд и салатников стол. Мы торопливо провожаем старый год, благодаря его за всё хорошее. Я очень благодарна уходящему году за подарок, который он мне преподнес под самый свой занавес.
– Машуля, у тебя роман. Вся светишься. Рассказывай, не томи, ¬– улыбается Валентина, весёлая, бесшабашная, я её всегда только такой и помню.
Мама считала свою подругу Вальку излишне легкомысленной: два мужа и несколько основательных романов для нашего времени – почти девственность, а для поколения семидесятых – это порноистория. Только недавно я стала понимать, что Валентина очень сильный человек, все трагедии своей женской биографии она не перекладывала на окружающих, не винила судьбу, а справлялась с обстоятельствами и, главное, с собой. И подруги не утирали ей безутешные слезы, а слышали: «нафиг он мне сдался» про изменившего с секретаршей мужа или «без него не пропаду» про любовника, уехавшего в Америку. Кстати, в Америку он и Валентину звал, но у неё была больная мать, и всё завершилось само собой. А история с директором завода из Сибири… Ну, это в другой раз, а тогда весь новогодний праздник прошёл для меня в ожидании ответа на моё сообщение Князеву, поскольку не удержалась и ещё дома отправила ему поздравление с наступающим. Ответа не было, и я слушала рассуждения мамы и Валентины об их общем друге молодости Леше, до старости менявшим жен, чтобы теперь медленно загибаться в доме престарелых, куда его дружно сдали дети от множественных браков. История Лёши служила маме и Валентине трамплином, оттолкнувшись от которого, можно обсуждать основной вопрос мироздания – как следовало строить отношения полов. То же, что и у меня с подругами, только угол зрения немножко другой, более созерцательный.
– Лёшка, конечно, сам виноват: для себя жил – вот и получил. Но жены его тоже дуры порядочные! Да и все мы, бабы, дуры. Мы не думаем о себе, думаем о других. Когда ради детей идем на жертвы – это понятно. Они слабые, беспомощные, мы обязаны о них заботиться. Но для мужиков мы сами должны стать слабыми и беспомощными, они должны нас опекать. А мы с ними, как с детьми. Мужики не берут на себя ответственность за близких, а мы с ними нянчимся. Не они нам, а мы им – и считаем это в порядке вещей. А потом результат – вкладывались в ничтожество. Есть умные бабы, которые четко строят отношения: я забочусь о детях, мужчина – обо мне, – увлеченно философствует Валентина.
– Это не женщины так себя ведут, а мужчины изначально им попадаются такие, способные отвечать за себя и близких, – возражает мама.
– Что значит попадаются! А посмотреть нельзя что к тебе приплыло? Лёшкины женам, когда с ним судьбу связывали, надо было просто задуматься, почему мужик из брака в брак прыгает и никак свою судьбу не встретит. Может, не предшественницы плохие, а сам не может на уступки идти, только о себе, любимом, думает. То, что Лёшка ни за что ответственность брать на себя не хотел, ещё в институте видно было,
– Прекращай, чего там видно было! Красивый, весёлый, а на гитаре как играл! – вспоминает мама. Видно любвеобильный однокурсник Лёша нравился и ей.
Телефон продолжал молчать. «Позвони мне, позвони, позвони мне, ради бога», – мысленно заклинаю я Князева, но мобильник не подает признаков жизни. Я вновь включаюсь в беседу, но разговор о легкомысленном Лёше уже плавно перешел в обсуждение семейных предательств и обманов.
– Когда Балабанов ушел, я три месяца не могла ни есть, ни пить, а только плакала и постоянно думала о нём, и вот тогда я решила, что никогда не позволю себе войти в отношения, которые надо отрывать вместе с кожей, – завершает свои воспоминания Валентина.
Смешная Валентина – а если такие отношения, как у меня с Князевым? Неужели можно смотреть в его голубые, женщинам на погибель, глаза и при этом не привязываться, взвешивать каждое слово, анализировать каждый поступок. Хотя, вот он не звонит, а я уже растерялась, может, и не надо так включаться в любимого человека? Но тогда это уже не любимый человек, а не знаю кто… Я запуталась в своих рассуждениях. Звонков не было, сообщения не приходили, и новогодняя ночь постепенно стала терять своё сказочное очарование.
Праздничная неделя тянулась бесконечно.
